Страница:
поспешные шаги за спиной, и чей-то знакомый голос негромко произнес
по-русски:
- Одну минутку, молодой человек!..
Джин резко обернулся. Это был Тео Костецкий, он же - Брудерак. Тень
иронической усмешки скользнула по губам Джина. Он не мог знать, что разговор
с Костецким будет чуть ли не самым важным в его жизни и что с Тверского
бульвара он уйдет другим человеком.
Костецкий жестом пригласил Грина присесть на пустую скамейку. Он тут же,
волнуясь, брызгая слюной, зашептал:
- Мы знаем о вашем задании под Полтавой. Тот сейф, контейнер, вы должны
отдать нам, мне... Мы вознаградим вас сверх всяких ваших ожиданий Вы сами
заполните чек, поставите сумму прописью... - Я не знаю, о чем вы говорите,
дядюшка Тео, - усмехнулся Джин, озираясь. - Как поживает милая Катя? Давно
из Готама?
Костецкий еще ближе придвинулся к Грину, зашептал еще горячей ему в ухо.
Лицо Грина передернулось, как от удара током. Это был момент истины.
Момент прозрения.
- Но доказательства.. Доказательства!.. - воскликнул он
- Все доказательства вы получите в обмен на полтавский клад!..
Джин Грин вскочил и почти побежал по бульвару, шатаясь как пьяный.
Лот потянул майку через голову.
- Постой, Лот! - вдруг сказал Джин. - Что это у тебя за шрам под мышкой?
Они сидели в полупустой раздевалке. В бассейне "Москва" оказалось
чересчур людно, и, поймав такси, Лот и Джин махнули на пляж в Серебряный
бор. Лот кольнул Джина острым взглядом.
- Это? - Он небрежно притронулся к небольшому красно-белому шраму. - Это
у меня с войны. Обычная штука в окопах. Фурункул. Так называемое "сучье
вымя"
- Вон что! - пробормотал Джин.
"Сучье вымя"? Отличное название. Там, на месте этого шрама, когда-то была
наколота специальным инструментом буква "а" или "о" Так метили эсэсовцев,
обозначая группу крови
Значит, Лоту сделали операцию, чтобы скрыть его эсэсовское прошлое.
Когда Лот разделся до трусов, опять пахнуло вдруг его любимым одеколоном
- кельнской водой э 4711, и внезапный приступ ненависти и отвращения
заставил Джина сцепить зубы и опустить голову, чтобы Лот не увидел его
глаза.
Лот натянул белые плавки на мощные чресла. Теперь он оказался без оружия,
все его вооружение осталось в карманах костюма. Впрочем, Лот, так же как и
Джин, владел всеми способами человекоубийства и без оружия.
Они не спеша двинулись к воде. Лот поглядывал на девушек. Чтобы выглядеть
стройней и моложе, Лот слегка втягивал немного располневший живот, напрягая
мышцы брюшного пресса. Джин не нуждался в таких ухищрениях: каждый мускул
тренированного тела выделялся не менее четко, чем в анатомическом атласе.
Заметно виднелись боевые шрамы: на правой ноге - от бамбуковой стрелы
вьетнамского партизана, а на правой руке и на спине - от пули и гранаты
Чака...
Джин принял решение, как только вошел в воду. Собственно, это было не
столько сознательное решение, сколько внезапное озарение, яркой ракетой
вспыхнувшее у него в мозгу. Теперь он знал, как он должен поступить со своим
шурином, своим "братом по закону".
И Джину вспомнился рассказ отца о дальнем родственнике Гриневых - графе
Федоре Толстом. Он был известным дуэлянтом. В Петербурге его звали
"американцем" после того, как он совершил путешествие на Аляску. Среди всех
его дуэлей самой интересной, пожалуй, была первая. Его оскорбил такой же,
как и он, морской офицер. Граф Федор вызвал его на дуэль. По праву выбора
оружия офицер, отличный пловец. предложил: "Обхватим друг друга и прыгнем в
море. Кто выплывет, тот победит". Граф Федор не умел плавать, но таков уж
был этот человек, что он согласился прыгнуть в объятиях врага в море. Борьба
шла не на живот, а на смерть. Секундантам пришлось спасать их из воды. Когда
граф Федор разжал руки, его противник был без сознания - он умер через
несколько дней...
И то, что Джин вспомнил сейчас, здесь, в Москве, эту историю,
рассказанную ему в детстве отцом, как бы услышал голос отца, увидел его,
показалось ему вещим предзнаменованием.
Он шел за Лотом и буравил его спину ненавидящим взглядом. Потом отвел
глаза, испугавшись, что Лот почувствует этот взгляд и насторожится.
Пляж и сосновый лес за ним остались позади. Впереди высился крутояр,
виднелась старинная церквушка на крутояре. Жара спала, и на середине реки
купающихся было немного.
Они плыли кролем, и Джин нарочно держался немного позади Лота, но потом
Лот нырнул, проплыл около десяти ярдов под водой и, вынырнув, оказался рядом
с Джином.
- Отличная водичка! - сказал он, отфыркиваясь. - А на французской Ривьере
сейчас плавать все равно что в супе с клецками: жарко, и народу прорва.
Джин заставил себя улыбнуться ему глазами.
Джин стал медленно ускорять темп. Лот не отставал, разрезая темную воду
могучими гребками.
Пятьдесят метров... Сто... Теперь они оставили позади большинство
ластоногих пловцов. Над речной волной стлались звуки мелодии из фильма
"Шербургские зонтики".
Дальше! Дальше!..
Они по-прежнему плыли рядом. Джин вдруг почувствовал шестым чувством, что
Лот вот-вот повернет назад.
- Так ты говоришь, что обгонишь меня на короткой дистанции? - бросил он
Лоту. - Ну что ж! Ставлю сотню долларов против десятки, что я оставлю тебя
позади!
Глаза Лота азартно вспыхнули.
- Идет! - Он приподнял голову над водой. - Плывем прямо вон к той церкви
на том берегу. Они рванулись вперед, вспенивая воду. Дальше! Дальше! На
самую большую глубину! "Значит, Лот - "белый" разведчик. А меня он сделал
"черным" разведчиком. Он - постоянный состав, а я - переменный. "Черные"
всегда проигрывают "белым". Как бы не так! Только не в этот раз!"
Чтобы раззадорить Лота, Джин сначала вышел вперед, а затем стал понемногу
сдавать.
До берега оставалось всего около сотни ярдов, когда Джин, чуть отстав от
Лота, вдруг сказал:
- Лот! Лот!
- Что? Сдаешься? - спросил Лот, оглядываясь, но по-прежнему напрягая все
силы, чтобы выиграть гонку.
- Лот! - сказал Джин громко и отчетливо. - Сегодня годовщина похорон
отца.
- Джин... Прими мои...
- И я знаю, кто его убил!
- Кто, Джин? - спросил Лот.
- Его убил Красная Маска!
- Красная Маска?!
- По твоему приказанию, Лот. И за это я убью тебя!
- Ты перегрелся на солнце, Джин.
Несколько мощных взмахов, и Джин легко догнал Лота, кинулся на него.
Лот мгновенно, как акула, повернулся на спину, подобрал ноги и, взбурлив
добела воду, отшвырнул Джина сдвоенным ударом ног в грудь.
Но в следующую минуту Джин подмял под себя Лота и, парируя опасный удар
коленкой в пах, ухватил Лота мертвой хваткой.
Лот головой расшиб Джину нос.
- Да! Да! - прохрипел он в дикой ярости, глотая воду! - Я убил твоего
отца и убью тебя, щенок!
Они дрались то над водой, то под водой, пуская в ход прием за приемом.
Вот Лот увернулся в воде от удара ребром ладони, перешибавшего трехдюймовую
жердь, и тут же попытался тремя пальцами разорвать аорту...
Джин ни на минуту не сомневался в победе. Его ненависть к этому человеку
была так бесконечно велика и страшна, что не оставляла места для сомнения.
Его гнев был холоден и расчетлив. А Лот, сознавая себя убийцей, дерясь за
свою шкуру, впадал во все большую ярость, совсем растеряв обычную свою
невозмутимость.
Джин видел, как бурно вздымается грудь Лота, как, задыхаясь, он отчаянно
выплевывает воду, видел, как стекленеют вытаращенные глаза Лота, чувствовал,
как слабеют его мышцы.
И, глотнув воздуха, Джин сжал Лота в железных объятиях, повис на нем
мертвым грузом и тащил все глубже и глубже под воду. Вода, вначале
светло-зеленая, пронизанная солнцем, стала серо-зеленой, потом темно-серой.
В ушах все громче стучало сердце, в спершейся груди горел воздух.
Минута, вторая, третья...
Теряя последние силы, Лот вырывался и не мог вырваться из смертельного
клинча. Он сознавал, что у него остаются секунды, и вложил весь остаток сил
в последнее бешеное усилие. Но тщетно. Он не смог разомкнуть мертвой хватки.
Ниже, глубже тянул его Джин. Он и сам уже изнемог, но в эти последние
секунды ему придало сил неожиданное и яркое воспоминание о том, как из-за
Лота чуть не утонул он под баржей в Ист-ривер, как по милости убийцы отца
готовился он к смерти в затопленном подвале штаба ЦРУ...
Лот оскалил зубы, норовя вцепиться в шейную артерию врага, но силы
изменили ему. Воздух вырвался, пузырясь из его груди, как из проколотой
шины. Крупная дрожь потрясла все его большое тело, и тело обмякло, обвисло,
пораженное, как ударом тока, этой судорогой. Застыли выкаченные глаза.
Джин выпустил, оттолкнул тело врага, и оно медленно поплыло вниз, в
неведомые потемки, а Джин стремительно, как выпущенный подводной лодкой буй,
взмыл вверх. Только очутившись на поверхности, понял он, чего стоила ему эта
схватка с Лотом. Он глянул в сторону берега и подумал, что вряд ли сможет
доплыть до него.
К нему подгребал в лодке странно знакомый человек в тельняшке. Джин,
мысленно возблагодарив небо, слабо крикнул и медленно, вяло поплыл к своему
спасителю, с мучительным трудом вбирая воздух в натруженные легкие.
Одной рукой он ухватился за весло, другую протянул человеку в тельняшке.
Но что это? Человек в мокрой тельняшке улыбнулся ему ослепительной - сто
ватт, не меньше - белозубой улыбкой. Это был Вася Снежный Человек. Джину
почудилось в последний миг перед тем, как потерять сознание, что и он стал
погружаться в бездонную и мрачную пучину.
Джин не сразу пришел в себя. Сначала, всплывая из густого
антрацитово-черного мрака в темно-зеленые подглубины сознания, он заново
пережил свою схватку с Лотом, вновь услышал его угрозу: "Я убил твоего отца
и убью тебя, щенок!" Вновь увидел выкаченные глаза Лота, когда тот, подобно
огромной дохлой медузе, стал плавно уходить на дно.
Он огляделся - белый потолок, белая койка, белые халаты кругом.
В комнату медпункта вошел, на ходу надевая пиджак, Вася Снежный Человек.
- Очнулся? Вот и хорошо, - сказал он. - Господин Грин, вы арестованы!..
Джин Грин взглянул на руку - родинка исчезла.
С той же закономерностью, с какой солдату снятся сны солдатские, шпиону
снятся сны шпионские. Джину в ночь после ареста снился сон необыкновенный -
многосерийный, цветной, широкоформатный... :
Первая серия
Это был экспресс новейшего типа с кондиционированным воздухом, с белыми
шторками, расшитыми украинским орнаментом; с голосистыми кареглазыми
проводниками и даже с ночным чаем:
Американская медицинская выставка переезжала в Киев. Джек Цадкин и Лестер
Бивер ехали вдвоем в одном купе. Джин ехал один. В международных вагонах
поездов такого класса купе рассчитаны максимально на двоих.
У Джина был хмурый, похмельный вид, и его приятели определили это
состояние как "недобор".
- У меня есть бутылка виски, - любезно предложил Джину Цадкин. - "Старый
дедушка"!
- А у меня русская водка, - устало сказал Джин.
- Что с вами, коллега?
- Набросался.
- Как это понять?
- Жаргон. По-русски это означает: набросал много рюмок спиртного в свою
топку.
- Вы, однако, смею сказать, безупречно подкованы, коллега, - съязвил
Цадкин.
- Вы мной недовольны, Джек? - В голосе Джина по-прежнему чувствовалась
усталость.
- Я, собственно, на выставке с вами почти что не встречался. У вас,
видимо, были дела поважней.
- Давайте лучше выпьем, Цадкин. Ваши корни, кажется, тоже уходят в эту
землю?
- В принципе да. Третье поколение.
- О'кэй! Предлагаю русский стол. Приглашайте Бивера.
Поезд тронулся. В глубине перрона рядом с выходом Джин заметил рослую
фигуру Лота. Мимо него с рюкзаком за плечами пробежал, по-видимому,
опоздавший.
Джин стоял у открытого окна. Он подался вперед и увидел, как человек с
огромным рюкзаком за плечами легко вскочил на подножку последнего вагона.
"Отчаянный парень", - подумал Джин и перевел взгляд на дверь, ведущую из
закрытого перрона в город, - Лота уже не было. Не было, естественно, на
перроне и Тони. Не было и не могло быть. Тони теперь не будет в его жизни
никогда.
"А я? Куда я еду? В какую ночь? Кому нужны тени прошлого в чужом
парке?.." "Тень, бросающая свет", - пришла на ум чья-то ироническая фраза.
"Луч мглы" - есть такая джазовая пьеса.
- Где же обещанное? - услышал Джин голос Бивера.
- Все будет.
Он накрыл стол, вывалил все свои запасы. Кроме "рашен водки", красной
икры и бородинского хлеба, была даже вобла в высокой жестяной банке.
- Ладно, давайте выпьем! - примирительно сказал Бивер.
- За Джина! За его сокрушительные "Эй-даблъю-оу-эл5"! - воскликнул Цадкин
и поднял руки.
- А я пью за его сверхурочную работу. За его неусыпную, неуемную
деятельность на выставке, - на полном серьезе произнес Бивер.
- За женщин Джека Цадкина! - Джин сделал вид, что воспринимает все как
должное.
- Пьем хоть за что-нибудь, - взмолился Бивер. А потом Джин попытался
приучить своих коллег к вобле.
- Икра лучше, - сказал Лестер.
- Может, эта вобла просто пересушенная, - смягчился Цадкин.
- Один знаменитый русский поэт сказал, что водка и вобла бывают только
хорошими или очень хорошими, - процитировал Джин.
- Мне это изречение понравилось, и я иду спать, - заявил Лестер. -
Бай-бай! Он вышел из купе
- Пойду, пожалуй, и я...
- Прошу вас задержаться на секунду. - Джин нахмурился. Стал серьезен.
Он выдержал небольшую паузу, как бы невзначай выглянул из купе, закрыл
дверь, налил себе и Цадкину.
- Я больше не пью, - сказал Цадкин.
- В таком случае пригубите. Джин включил вентилятор.
- Джек, со мной все может случится. Прошу вас не задавать мне вопросов и
ни при каких обстоятельствах не поднимать паники. Ни сейчас, ни потом. Вы
ничего не знаете, не знали и не узнаете. Вообще-то, не пугайтесь. Просто мне
захотелось посетить свое родовое гнездо - "Nest of the Gentry"; поклониться
праху предков. Другого такого случая может не быть. Это имение
Разумовских... Ваше здоровье, Джек!
Цадкин поглядел на Джина не то с тревогой, не то с сожалением.
- Вобла остается мне?
- Если хотите.
- Хочу.
- Она ваша.
Джин завел будильник крохотных часов, которые вставляются в ухо и звенят
тихо, закрыл купе, включил вентилятор и, не раздеваясь, уснул.
Вторая серия
В Харькове он сошел за пять минут до отхода поезда, в тот момент, когда
его проводника позвал к себе начальник поезда.
На перроне было пустынно
Уже разошлись пассажиры, и носильщики, и даже почтовики, обслуживающие
первые два вагона с посылками и почтой.
Ночной вокзал жил, как обычно в эти часы, тихо и дремотно. На скамейках
спали жители пригородов, ожидающие ранние поезда. Клевала носом буфетчица, в
служебной каморке ночного буфета охотилась во тьме кошка.
Джин долго уговаривал таксиста подвезти его в сторону Полтавы.
- Неужели не понимаешь, не положено ехать за черту области, - отбивался
таксист.
- Мать умирает, - уговаривал его Джин. - Ты ведь русский человек.
- А ты?
- И я русский.
Что ж ты тогда не понимаешь слова "не положено"! Тут проколом или талоном
не отделаешься. Тут права отдай, не греши.
- Может быть, вы повезете? - обратился Джин к другому таксисту. - Я вам
оплачу по счетчику обратный путь и еще десятку накину.
- Хоть золото давай - не поеду. Что мне, баранку, что ли, крутить
надоело. Вон частника уговори. Может, он поедет.
Частник согласился не сразу, но оговорил цену, попросил деньги вперед и,
главное, предупредил:
- Скажешь - брат, понял? К братану, скажешь, в отпуск приехал. А я его
корешок. Домами живем рядом... И на бензин прибавь...
Они долго ехали молча. Дорога была хорошая. Новое шоссе. Скорость
восемьдесят-сто километров в час.
- Спать хочешь? - спросил шофер.
- Да.
- Ну, спи. Я разбужу. В случае чего - скажешь, что тебе говорил. Бывает.
Иной раз троих клиентов везешь - обходится. А иной раз - сам едешь, не пил,
не ел. Остановят - и давай права качать. Все зависит от того, на кого
нарвешься. Да! Не слыхал, кто выиграл - "Шахтер" или "Пахтакор"?
- Не слыхал...
"Надо завязать узелок на память", - подумал Джин. Чему только не учили
его ньютоны ЦРУ; а про футбол забыли!..
Они проехали шесть километров по проселочной дороге и свернули к
райцентру
- Грайворон! - сказал шофер. - Райком направо, совхоз "Красный куст" -
налево. Богатый совхоз, сады, ставок с зеркальным карпом, а главное - парк,
Там теперь, в том парке, академический заповедник.
До революции, говорят, там имение было шикарное, каких-то дворян, сейчас
не помню..
- Гриневых-Разумовских, - проговорил Джин.
Вдали, над деревьями, висела круглая красноватая луна.
Машина уехала Пыль, взбитая шинами машины, осела.
А Джин все еще стоял с чемоданом на земле своих предков, один на один с
собою.
Третья серия
Быстрыми деловыми шагами Джин шел по шоссе Все вокруг, весь пейзаж, за
исключением этого бетонного шоссе да линии высоковольтной передачи,
соответствовали рассказам отца, снимкам, рисункам, его мысленным прогулкам
по "родине предков".
Поселок скоро остался позади. Впереди поблескивали под луной медленно
текущие воды. "Вот и Ворскла, - подумал Джин. - За мостом через сто метров
поворот к усадьбе. Что там сейчас?"
Деревья за мостом стояли плотной черной стеной. Может быть, теперь уже
нет здесь никакого поворота, а парк превратился в дикий лес? Поворот
оказался на месте. От шоссе отходила грунтовая дорога, петляющая среди
высоких деревьев.
Джин пошел по ней из тени в свет, из тени в свет и скоро увидел прямо
перед собой, словно выплывший из детского сна, ярко освещенный луной въезд в
родовое поместье: белые башенки, похожие на солдат в нахлобученных жестяных
касках, свернувшихся львов, чугунную решетку ворот.
Все это выглядело под луной как гигантский негатив знакомой с детства
фотографии из семейного альбома. Не хватало только фигуры молодого отца в
военном мундире и опершейся на его руку княжны Мещерской, его первой
невесты.
Джин осторожно приблизился. На воротах висела табличка: "Парк-заповедник
Академии наук Украинской ССР". За воротами начиналась широкая аллея. В
полусотне метров от аллеи среди стволов блестели стекла спящего домика.
Вокруг не было ни души. Стояло полное безмолвие, только из Грайворона
изредка доносился приглушенный расстоянием лай собак да шелестели под тихим
ветром деревья.
Он толкнул рукой ворота: они оказались незапертыми. Джин пошел по аллее.
Здесь должны быть скульптуры: Пан, Аполлон, две менады... Сколько раз в
детстве он мысленно проделывал этот путь от ворот к красивому дому с
колоннами и широкими окнами!...
Ни дома, ни скульптур не оказалось. В том месте, где, по расчетам Джина,
должен был быть дом или хотя бы остатки фундамента, были разбиты клумбы и
расставлены скамейки для отдыха экскурсантов. Был здесь также столб с
направленными в разные стороны фанерными стрелками: "В корабельную рощу",
"Итальянские сосны", "Кедры", "Исторический дуб", "К цепному мосту".
Джин сразу узнал этот цепной мост, перекинутый через один из рукавов
пруда. Он вступил на закачавшиеся доски, над головой тихо скрипнули цепи.
Середина моста была освещена луной, и, когда он вышел из тени, ему
показалось, что кто-то следит за ним из чащи парка. В два прыжка он пересек
мост, бросился на землю, уткнулся лицом в пахучий мох, замер. Над ним
поскрипывали ветви гигантских сосен, иногда вскрикивали ночные птицы...
подозрительных звуков не было, Он поднял голову, раздвинул папоротники.
Сосновая роща, вся в пятнах лунного света, проглядывалась насквозь. Она была
пустынна. Он знал и эту рощу и знал, что дальше за ней находится холм, а на
нем родовой некрополь Гриневых-Разумовских или то, что осталось от него.
На вершину холма вели стертые годами каменные ступени. За оградой
некрополя матово отсвечивали под луной массивные кресты из темного мрамора,
ясно различался контур скорбного ангела на крыше склепа.
Джин вошел в склеп, включил фонарик. Тонкий луч заскользил по стене.
"Сережа+ Марина = любовь, дружба, верность", "Здесь были мотоциклисты ХПИ",
"Мишка, ждем тебя на аэродроме к рейсу 17.30", - прочел Джин. Луч опустился
на надгробие. Ближе к входу были две темные плиты. На одной из них была
выбита надпись: "Его превосходительство генерал-майор кавалер Станислава и
Анны Николай Владимирович Гринев". Здесь лежал дед Джина Грина, агента э
014. На другой было начертано: "Анна Дмитриевна Гринева. урожденная графиня
Разумовская". Здесь лежала бабка Джина Грина, агента э 014. В головах у
могил этих людей, проживших вместе долгую счастливую жизнь, на бронзовой
доске Джин прочел, вернее вспомнил, полустертую надпись: "И затопили нас
волны времени, и участь наша была мгновенна". Дед увлекался поэзией, и эта
фраза была взята отцом из оставшихся после него тетрадей.
Джин шагнул в глубину склепа, пошарил фонариком и увидел в углу то, что
так интересовало его милого Друга Лота, - надгробную плиту своего прадеда
кирасирского полковника графа Ивана Разумовского, героя Крымской и
Балканской кампаний. Массивный бронзовый крест стоял в головах могилы. Джин
взялся за перекладины креста, попытался его повернуть. Крест был неподвижен.
Он вышел из склепа и отсчитал пятнадцать шагов точно на север.
Остановился он прямо возле ограды некрополя, между вторым и третьим
мраморными столбами. Здесь он вынул из сумки складную лопатку и начал
копать.
Через некоторое время лопатка стукнулась о металл. Джин посветил
фонариком и увидел ржавую железную скобу. Надев перчатки, он взялся за скобу
и потянул ее на себя. Послышался довольно сильный скрежет, скоба подалась.
Джин отвел ее до упора, прижался к ограде, огляделся - все было спокойно.
Тогда он побежал обратно к склепу. Скорее, скорее окончить это проклятое
дело, скорее выбраться отсюда, вернуться, подать заявление об отставке,
вырваться из под власти Лота, попытаться... Стоп, сначала закончи все,
потом... сейчас не время... как ты вырвешься?.. В конце концов Лот поймет...
ведь были же вы прежде друзьями... если ему нужен этот чертов тайник -
пожалуйста, а тебя пусть оставят в покое...
Он обхватил руками крест над гробом кирасирского полковника, нажал
плечом. Крест начал тяжело поворачиваться, а вместе с ним, только в другую
сторону, начала поворачиваться мраморная плита. Отвернув крест до упора,
Джин снова включил фонарик. Под ним на глубине двух метров лежали останки
графа. Тускло блеснули под лучом лежащий на груди скелета кирасирский шлем и
эфес сабли.
В полуметре от истлевшего гроба находилась небольшая ниша с металлической
заслонкой. Джин взялся за ручку заслонки - она была прикрыта липкой окисью.
Он отбросил заслонку, нащупал другую ручку и, напрягая все мускулы, вытащил
из тайника небольшой, но очень тяжелый сейф походного типа. Все оказалось
так, как рассказал Лот.
Джин извлек из своей сумки специально приготовленный брезентовый чехол с
кожаными ремнями, надел его на сейф, затянул ремни. Теперь сейф был похож на
обыкновенный увесистый чемодан в чехле.
Джин снова налег грудью на крест, повернул его, плита встала на свое
место. В склепе Гриневых-Разумовских вновь воцарилось спокойствие.
В последний раз он провел лучом по могилам предков, потом, движимый
каким-то неясным, незнакомым чувством, поклонился могилам как-то нелепо,
боком.
Он поднял чемодан, вышел из склепа, подошел к ограде, опустил скобу,
быстро забросал яму землей, положил сверху дерн, собрал охапку прошлогодних
листьев, и вдруг мгновенное предчувствие пронзило его. Он повернулся - прямо
за его спиной стоял бородатый верзила с поднятым для удара ножом. Джин
ударил человека ногой в живот, перехватил руку с ножом, изо всех сил рванул
на себя. Хрустнули суставы, раздался дикий вопль, тело верзилы тяжело
бухнулось на какую-то мраморную плиту за спиной Джина.
Тут же он заметил, что другой человек уже выбегает за калитку некрополя с
заветным чемоданом в руке
Он бросился за ним. Человек мелькал между сосен, раздирая кустарник,
катился под уклон холма. Обернувшись, он выстрелил в Джина. Джин бросился за
ствол сосны. Второй выстрел сорвал кору в пяти сантиметрах от его щеки.
Присев, Джин выглянул из-за ствола, увидел тень человека с чемоданом
внизу в лунном пятне, увидел, что он поднял руку с пистолетом и выстрелил
уже в другую сторону, прямо вперед, увидел мелькнувшую из кустов еще чью-то
тень, мгновенную рукопашную схватку, после которой пистолет отлетел в одну
сторону, чемодан в другую, одно тело бесчувственно рухнуло в траву, а второе
стремительно побежало вверх - к нему.
Не отдавая себе отчета в происходящем, зная лишь, что чемодан должен быть
в его руках, а помощи ему ждать неоткуда, Джин ринулся навстречу бегущему,
столкнулся с ним, сделал отвлекающий финт левой рукой, а правой ребром
ладони ударил по горлу. В этот же миг он почувствовал, что рука его попала в
стальные тиски, а тело отделилось от земли.
Пролетев несколько метров, Джин ударился головой о ствол сосны и потерял
сознание. Он не слышал топота многочисленных ног, криков команды, не видел,
как пронесли из некрополя стонущего бородача, как по аллее подъехала военная
машина, и очнулся только тогда, когда вокруг него собралась вся оперативная
группа...
- Очнулся, Марк? - спросил его знакомый голос, и он увидел прямо над
собой голубые глаза Васи Снежного Человека. - Что же ты не последовал моему
совету и взялся шарить по могилам? В горы надо было идти, старичок, в горы.
Только в горах можно до конца познать себя..
Потом он часто вспоминал эти допросы... Допрос вел Сергей Николаевич, он
же - Вася Снежный Человек.
- Ваше имя?
- Евгений Павлович Гринев.
- Год рождения?
- 1937-й.
по-русски:
- Одну минутку, молодой человек!..
Джин резко обернулся. Это был Тео Костецкий, он же - Брудерак. Тень
иронической усмешки скользнула по губам Джина. Он не мог знать, что разговор
с Костецким будет чуть ли не самым важным в его жизни и что с Тверского
бульвара он уйдет другим человеком.
Костецкий жестом пригласил Грина присесть на пустую скамейку. Он тут же,
волнуясь, брызгая слюной, зашептал:
- Мы знаем о вашем задании под Полтавой. Тот сейф, контейнер, вы должны
отдать нам, мне... Мы вознаградим вас сверх всяких ваших ожиданий Вы сами
заполните чек, поставите сумму прописью... - Я не знаю, о чем вы говорите,
дядюшка Тео, - усмехнулся Джин, озираясь. - Как поживает милая Катя? Давно
из Готама?
Костецкий еще ближе придвинулся к Грину, зашептал еще горячей ему в ухо.
Лицо Грина передернулось, как от удара током. Это был момент истины.
Момент прозрения.
- Но доказательства.. Доказательства!.. - воскликнул он
- Все доказательства вы получите в обмен на полтавский клад!..
Джин Грин вскочил и почти побежал по бульвару, шатаясь как пьяный.
Лот потянул майку через голову.
- Постой, Лот! - вдруг сказал Джин. - Что это у тебя за шрам под мышкой?
Они сидели в полупустой раздевалке. В бассейне "Москва" оказалось
чересчур людно, и, поймав такси, Лот и Джин махнули на пляж в Серебряный
бор. Лот кольнул Джина острым взглядом.
- Это? - Он небрежно притронулся к небольшому красно-белому шраму. - Это
у меня с войны. Обычная штука в окопах. Фурункул. Так называемое "сучье
вымя"
- Вон что! - пробормотал Джин.
"Сучье вымя"? Отличное название. Там, на месте этого шрама, когда-то была
наколота специальным инструментом буква "а" или "о" Так метили эсэсовцев,
обозначая группу крови
Значит, Лоту сделали операцию, чтобы скрыть его эсэсовское прошлое.
Когда Лот разделся до трусов, опять пахнуло вдруг его любимым одеколоном
- кельнской водой э 4711, и внезапный приступ ненависти и отвращения
заставил Джина сцепить зубы и опустить голову, чтобы Лот не увидел его
глаза.
Лот натянул белые плавки на мощные чресла. Теперь он оказался без оружия,
все его вооружение осталось в карманах костюма. Впрочем, Лот, так же как и
Джин, владел всеми способами человекоубийства и без оружия.
Они не спеша двинулись к воде. Лот поглядывал на девушек. Чтобы выглядеть
стройней и моложе, Лот слегка втягивал немного располневший живот, напрягая
мышцы брюшного пресса. Джин не нуждался в таких ухищрениях: каждый мускул
тренированного тела выделялся не менее четко, чем в анатомическом атласе.
Заметно виднелись боевые шрамы: на правой ноге - от бамбуковой стрелы
вьетнамского партизана, а на правой руке и на спине - от пули и гранаты
Чака...
Джин принял решение, как только вошел в воду. Собственно, это было не
столько сознательное решение, сколько внезапное озарение, яркой ракетой
вспыхнувшее у него в мозгу. Теперь он знал, как он должен поступить со своим
шурином, своим "братом по закону".
И Джину вспомнился рассказ отца о дальнем родственнике Гриневых - графе
Федоре Толстом. Он был известным дуэлянтом. В Петербурге его звали
"американцем" после того, как он совершил путешествие на Аляску. Среди всех
его дуэлей самой интересной, пожалуй, была первая. Его оскорбил такой же,
как и он, морской офицер. Граф Федор вызвал его на дуэль. По праву выбора
оружия офицер, отличный пловец. предложил: "Обхватим друг друга и прыгнем в
море. Кто выплывет, тот победит". Граф Федор не умел плавать, но таков уж
был этот человек, что он согласился прыгнуть в объятиях врага в море. Борьба
шла не на живот, а на смерть. Секундантам пришлось спасать их из воды. Когда
граф Федор разжал руки, его противник был без сознания - он умер через
несколько дней...
И то, что Джин вспомнил сейчас, здесь, в Москве, эту историю,
рассказанную ему в детстве отцом, как бы услышал голос отца, увидел его,
показалось ему вещим предзнаменованием.
Он шел за Лотом и буравил его спину ненавидящим взглядом. Потом отвел
глаза, испугавшись, что Лот почувствует этот взгляд и насторожится.
Пляж и сосновый лес за ним остались позади. Впереди высился крутояр,
виднелась старинная церквушка на крутояре. Жара спала, и на середине реки
купающихся было немного.
Они плыли кролем, и Джин нарочно держался немного позади Лота, но потом
Лот нырнул, проплыл около десяти ярдов под водой и, вынырнув, оказался рядом
с Джином.
- Отличная водичка! - сказал он, отфыркиваясь. - А на французской Ривьере
сейчас плавать все равно что в супе с клецками: жарко, и народу прорва.
Джин заставил себя улыбнуться ему глазами.
Джин стал медленно ускорять темп. Лот не отставал, разрезая темную воду
могучими гребками.
Пятьдесят метров... Сто... Теперь они оставили позади большинство
ластоногих пловцов. Над речной волной стлались звуки мелодии из фильма
"Шербургские зонтики".
Дальше! Дальше!..
Они по-прежнему плыли рядом. Джин вдруг почувствовал шестым чувством, что
Лот вот-вот повернет назад.
- Так ты говоришь, что обгонишь меня на короткой дистанции? - бросил он
Лоту. - Ну что ж! Ставлю сотню долларов против десятки, что я оставлю тебя
позади!
Глаза Лота азартно вспыхнули.
- Идет! - Он приподнял голову над водой. - Плывем прямо вон к той церкви
на том берегу. Они рванулись вперед, вспенивая воду. Дальше! Дальше! На
самую большую глубину! "Значит, Лот - "белый" разведчик. А меня он сделал
"черным" разведчиком. Он - постоянный состав, а я - переменный. "Черные"
всегда проигрывают "белым". Как бы не так! Только не в этот раз!"
Чтобы раззадорить Лота, Джин сначала вышел вперед, а затем стал понемногу
сдавать.
До берега оставалось всего около сотни ярдов, когда Джин, чуть отстав от
Лота, вдруг сказал:
- Лот! Лот!
- Что? Сдаешься? - спросил Лот, оглядываясь, но по-прежнему напрягая все
силы, чтобы выиграть гонку.
- Лот! - сказал Джин громко и отчетливо. - Сегодня годовщина похорон
отца.
- Джин... Прими мои...
- И я знаю, кто его убил!
- Кто, Джин? - спросил Лот.
- Его убил Красная Маска!
- Красная Маска?!
- По твоему приказанию, Лот. И за это я убью тебя!
- Ты перегрелся на солнце, Джин.
Несколько мощных взмахов, и Джин легко догнал Лота, кинулся на него.
Лот мгновенно, как акула, повернулся на спину, подобрал ноги и, взбурлив
добела воду, отшвырнул Джина сдвоенным ударом ног в грудь.
Но в следующую минуту Джин подмял под себя Лота и, парируя опасный удар
коленкой в пах, ухватил Лота мертвой хваткой.
Лот головой расшиб Джину нос.
- Да! Да! - прохрипел он в дикой ярости, глотая воду! - Я убил твоего
отца и убью тебя, щенок!
Они дрались то над водой, то под водой, пуская в ход прием за приемом.
Вот Лот увернулся в воде от удара ребром ладони, перешибавшего трехдюймовую
жердь, и тут же попытался тремя пальцами разорвать аорту...
Джин ни на минуту не сомневался в победе. Его ненависть к этому человеку
была так бесконечно велика и страшна, что не оставляла места для сомнения.
Его гнев был холоден и расчетлив. А Лот, сознавая себя убийцей, дерясь за
свою шкуру, впадал во все большую ярость, совсем растеряв обычную свою
невозмутимость.
Джин видел, как бурно вздымается грудь Лота, как, задыхаясь, он отчаянно
выплевывает воду, видел, как стекленеют вытаращенные глаза Лота, чувствовал,
как слабеют его мышцы.
И, глотнув воздуха, Джин сжал Лота в железных объятиях, повис на нем
мертвым грузом и тащил все глубже и глубже под воду. Вода, вначале
светло-зеленая, пронизанная солнцем, стала серо-зеленой, потом темно-серой.
В ушах все громче стучало сердце, в спершейся груди горел воздух.
Минута, вторая, третья...
Теряя последние силы, Лот вырывался и не мог вырваться из смертельного
клинча. Он сознавал, что у него остаются секунды, и вложил весь остаток сил
в последнее бешеное усилие. Но тщетно. Он не смог разомкнуть мертвой хватки.
Ниже, глубже тянул его Джин. Он и сам уже изнемог, но в эти последние
секунды ему придало сил неожиданное и яркое воспоминание о том, как из-за
Лота чуть не утонул он под баржей в Ист-ривер, как по милости убийцы отца
готовился он к смерти в затопленном подвале штаба ЦРУ...
Лот оскалил зубы, норовя вцепиться в шейную артерию врага, но силы
изменили ему. Воздух вырвался, пузырясь из его груди, как из проколотой
шины. Крупная дрожь потрясла все его большое тело, и тело обмякло, обвисло,
пораженное, как ударом тока, этой судорогой. Застыли выкаченные глаза.
Джин выпустил, оттолкнул тело врага, и оно медленно поплыло вниз, в
неведомые потемки, а Джин стремительно, как выпущенный подводной лодкой буй,
взмыл вверх. Только очутившись на поверхности, понял он, чего стоила ему эта
схватка с Лотом. Он глянул в сторону берега и подумал, что вряд ли сможет
доплыть до него.
К нему подгребал в лодке странно знакомый человек в тельняшке. Джин,
мысленно возблагодарив небо, слабо крикнул и медленно, вяло поплыл к своему
спасителю, с мучительным трудом вбирая воздух в натруженные легкие.
Одной рукой он ухватился за весло, другую протянул человеку в тельняшке.
Но что это? Человек в мокрой тельняшке улыбнулся ему ослепительной - сто
ватт, не меньше - белозубой улыбкой. Это был Вася Снежный Человек. Джину
почудилось в последний миг перед тем, как потерять сознание, что и он стал
погружаться в бездонную и мрачную пучину.
Джин не сразу пришел в себя. Сначала, всплывая из густого
антрацитово-черного мрака в темно-зеленые подглубины сознания, он заново
пережил свою схватку с Лотом, вновь услышал его угрозу: "Я убил твоего отца
и убью тебя, щенок!" Вновь увидел выкаченные глаза Лота, когда тот, подобно
огромной дохлой медузе, стал плавно уходить на дно.
Он огляделся - белый потолок, белая койка, белые халаты кругом.
В комнату медпункта вошел, на ходу надевая пиджак, Вася Снежный Человек.
- Очнулся? Вот и хорошо, - сказал он. - Господин Грин, вы арестованы!..
Джин Грин взглянул на руку - родинка исчезла.
С той же закономерностью, с какой солдату снятся сны солдатские, шпиону
снятся сны шпионские. Джину в ночь после ареста снился сон необыкновенный -
многосерийный, цветной, широкоформатный... :
Первая серия
Это был экспресс новейшего типа с кондиционированным воздухом, с белыми
шторками, расшитыми украинским орнаментом; с голосистыми кареглазыми
проводниками и даже с ночным чаем:
Американская медицинская выставка переезжала в Киев. Джек Цадкин и Лестер
Бивер ехали вдвоем в одном купе. Джин ехал один. В международных вагонах
поездов такого класса купе рассчитаны максимально на двоих.
У Джина был хмурый, похмельный вид, и его приятели определили это
состояние как "недобор".
- У меня есть бутылка виски, - любезно предложил Джину Цадкин. - "Старый
дедушка"!
- А у меня русская водка, - устало сказал Джин.
- Что с вами, коллега?
- Набросался.
- Как это понять?
- Жаргон. По-русски это означает: набросал много рюмок спиртного в свою
топку.
- Вы, однако, смею сказать, безупречно подкованы, коллега, - съязвил
Цадкин.
- Вы мной недовольны, Джек? - В голосе Джина по-прежнему чувствовалась
усталость.
- Я, собственно, на выставке с вами почти что не встречался. У вас,
видимо, были дела поважней.
- Давайте лучше выпьем, Цадкин. Ваши корни, кажется, тоже уходят в эту
землю?
- В принципе да. Третье поколение.
- О'кэй! Предлагаю русский стол. Приглашайте Бивера.
Поезд тронулся. В глубине перрона рядом с выходом Джин заметил рослую
фигуру Лота. Мимо него с рюкзаком за плечами пробежал, по-видимому,
опоздавший.
Джин стоял у открытого окна. Он подался вперед и увидел, как человек с
огромным рюкзаком за плечами легко вскочил на подножку последнего вагона.
"Отчаянный парень", - подумал Джин и перевел взгляд на дверь, ведущую из
закрытого перрона в город, - Лота уже не было. Не было, естественно, на
перроне и Тони. Не было и не могло быть. Тони теперь не будет в его жизни
никогда.
"А я? Куда я еду? В какую ночь? Кому нужны тени прошлого в чужом
парке?.." "Тень, бросающая свет", - пришла на ум чья-то ироническая фраза.
"Луч мглы" - есть такая джазовая пьеса.
- Где же обещанное? - услышал Джин голос Бивера.
- Все будет.
Он накрыл стол, вывалил все свои запасы. Кроме "рашен водки", красной
икры и бородинского хлеба, была даже вобла в высокой жестяной банке.
- Ладно, давайте выпьем! - примирительно сказал Бивер.
- За Джина! За его сокрушительные "Эй-даблъю-оу-эл5"! - воскликнул Цадкин
и поднял руки.
- А я пью за его сверхурочную работу. За его неусыпную, неуемную
деятельность на выставке, - на полном серьезе произнес Бивер.
- За женщин Джека Цадкина! - Джин сделал вид, что воспринимает все как
должное.
- Пьем хоть за что-нибудь, - взмолился Бивер. А потом Джин попытался
приучить своих коллег к вобле.
- Икра лучше, - сказал Лестер.
- Может, эта вобла просто пересушенная, - смягчился Цадкин.
- Один знаменитый русский поэт сказал, что водка и вобла бывают только
хорошими или очень хорошими, - процитировал Джин.
- Мне это изречение понравилось, и я иду спать, - заявил Лестер. -
Бай-бай! Он вышел из купе
- Пойду, пожалуй, и я...
- Прошу вас задержаться на секунду. - Джин нахмурился. Стал серьезен.
Он выдержал небольшую паузу, как бы невзначай выглянул из купе, закрыл
дверь, налил себе и Цадкину.
- Я больше не пью, - сказал Цадкин.
- В таком случае пригубите. Джин включил вентилятор.
- Джек, со мной все может случится. Прошу вас не задавать мне вопросов и
ни при каких обстоятельствах не поднимать паники. Ни сейчас, ни потом. Вы
ничего не знаете, не знали и не узнаете. Вообще-то, не пугайтесь. Просто мне
захотелось посетить свое родовое гнездо - "Nest of the Gentry"; поклониться
праху предков. Другого такого случая может не быть. Это имение
Разумовских... Ваше здоровье, Джек!
Цадкин поглядел на Джина не то с тревогой, не то с сожалением.
- Вобла остается мне?
- Если хотите.
- Хочу.
- Она ваша.
Джин завел будильник крохотных часов, которые вставляются в ухо и звенят
тихо, закрыл купе, включил вентилятор и, не раздеваясь, уснул.
Вторая серия
В Харькове он сошел за пять минут до отхода поезда, в тот момент, когда
его проводника позвал к себе начальник поезда.
На перроне было пустынно
Уже разошлись пассажиры, и носильщики, и даже почтовики, обслуживающие
первые два вагона с посылками и почтой.
Ночной вокзал жил, как обычно в эти часы, тихо и дремотно. На скамейках
спали жители пригородов, ожидающие ранние поезда. Клевала носом буфетчица, в
служебной каморке ночного буфета охотилась во тьме кошка.
Джин долго уговаривал таксиста подвезти его в сторону Полтавы.
- Неужели не понимаешь, не положено ехать за черту области, - отбивался
таксист.
- Мать умирает, - уговаривал его Джин. - Ты ведь русский человек.
- А ты?
- И я русский.
Что ж ты тогда не понимаешь слова "не положено"! Тут проколом или талоном
не отделаешься. Тут права отдай, не греши.
- Может быть, вы повезете? - обратился Джин к другому таксисту. - Я вам
оплачу по счетчику обратный путь и еще десятку накину.
- Хоть золото давай - не поеду. Что мне, баранку, что ли, крутить
надоело. Вон частника уговори. Может, он поедет.
Частник согласился не сразу, но оговорил цену, попросил деньги вперед и,
главное, предупредил:
- Скажешь - брат, понял? К братану, скажешь, в отпуск приехал. А я его
корешок. Домами живем рядом... И на бензин прибавь...
Они долго ехали молча. Дорога была хорошая. Новое шоссе. Скорость
восемьдесят-сто километров в час.
- Спать хочешь? - спросил шофер.
- Да.
- Ну, спи. Я разбужу. В случае чего - скажешь, что тебе говорил. Бывает.
Иной раз троих клиентов везешь - обходится. А иной раз - сам едешь, не пил,
не ел. Остановят - и давай права качать. Все зависит от того, на кого
нарвешься. Да! Не слыхал, кто выиграл - "Шахтер" или "Пахтакор"?
- Не слыхал...
"Надо завязать узелок на память", - подумал Джин. Чему только не учили
его ньютоны ЦРУ; а про футбол забыли!..
Они проехали шесть километров по проселочной дороге и свернули к
райцентру
- Грайворон! - сказал шофер. - Райком направо, совхоз "Красный куст" -
налево. Богатый совхоз, сады, ставок с зеркальным карпом, а главное - парк,
Там теперь, в том парке, академический заповедник.
До революции, говорят, там имение было шикарное, каких-то дворян, сейчас
не помню..
- Гриневых-Разумовских, - проговорил Джин.
Вдали, над деревьями, висела круглая красноватая луна.
Машина уехала Пыль, взбитая шинами машины, осела.
А Джин все еще стоял с чемоданом на земле своих предков, один на один с
собою.
Третья серия
Быстрыми деловыми шагами Джин шел по шоссе Все вокруг, весь пейзаж, за
исключением этого бетонного шоссе да линии высоковольтной передачи,
соответствовали рассказам отца, снимкам, рисункам, его мысленным прогулкам
по "родине предков".
Поселок скоро остался позади. Впереди поблескивали под луной медленно
текущие воды. "Вот и Ворскла, - подумал Джин. - За мостом через сто метров
поворот к усадьбе. Что там сейчас?"
Деревья за мостом стояли плотной черной стеной. Может быть, теперь уже
нет здесь никакого поворота, а парк превратился в дикий лес? Поворот
оказался на месте. От шоссе отходила грунтовая дорога, петляющая среди
высоких деревьев.
Джин пошел по ней из тени в свет, из тени в свет и скоро увидел прямо
перед собой, словно выплывший из детского сна, ярко освещенный луной въезд в
родовое поместье: белые башенки, похожие на солдат в нахлобученных жестяных
касках, свернувшихся львов, чугунную решетку ворот.
Все это выглядело под луной как гигантский негатив знакомой с детства
фотографии из семейного альбома. Не хватало только фигуры молодого отца в
военном мундире и опершейся на его руку княжны Мещерской, его первой
невесты.
Джин осторожно приблизился. На воротах висела табличка: "Парк-заповедник
Академии наук Украинской ССР". За воротами начиналась широкая аллея. В
полусотне метров от аллеи среди стволов блестели стекла спящего домика.
Вокруг не было ни души. Стояло полное безмолвие, только из Грайворона
изредка доносился приглушенный расстоянием лай собак да шелестели под тихим
ветром деревья.
Он толкнул рукой ворота: они оказались незапертыми. Джин пошел по аллее.
Здесь должны быть скульптуры: Пан, Аполлон, две менады... Сколько раз в
детстве он мысленно проделывал этот путь от ворот к красивому дому с
колоннами и широкими окнами!...
Ни дома, ни скульптур не оказалось. В том месте, где, по расчетам Джина,
должен был быть дом или хотя бы остатки фундамента, были разбиты клумбы и
расставлены скамейки для отдыха экскурсантов. Был здесь также столб с
направленными в разные стороны фанерными стрелками: "В корабельную рощу",
"Итальянские сосны", "Кедры", "Исторический дуб", "К цепному мосту".
Джин сразу узнал этот цепной мост, перекинутый через один из рукавов
пруда. Он вступил на закачавшиеся доски, над головой тихо скрипнули цепи.
Середина моста была освещена луной, и, когда он вышел из тени, ему
показалось, что кто-то следит за ним из чащи парка. В два прыжка он пересек
мост, бросился на землю, уткнулся лицом в пахучий мох, замер. Над ним
поскрипывали ветви гигантских сосен, иногда вскрикивали ночные птицы...
подозрительных звуков не было, Он поднял голову, раздвинул папоротники.
Сосновая роща, вся в пятнах лунного света, проглядывалась насквозь. Она была
пустынна. Он знал и эту рощу и знал, что дальше за ней находится холм, а на
нем родовой некрополь Гриневых-Разумовских или то, что осталось от него.
На вершину холма вели стертые годами каменные ступени. За оградой
некрополя матово отсвечивали под луной массивные кресты из темного мрамора,
ясно различался контур скорбного ангела на крыше склепа.
Джин вошел в склеп, включил фонарик. Тонкий луч заскользил по стене.
"Сережа+ Марина = любовь, дружба, верность", "Здесь были мотоциклисты ХПИ",
"Мишка, ждем тебя на аэродроме к рейсу 17.30", - прочел Джин. Луч опустился
на надгробие. Ближе к входу были две темные плиты. На одной из них была
выбита надпись: "Его превосходительство генерал-майор кавалер Станислава и
Анны Николай Владимирович Гринев". Здесь лежал дед Джина Грина, агента э
014. На другой было начертано: "Анна Дмитриевна Гринева. урожденная графиня
Разумовская". Здесь лежала бабка Джина Грина, агента э 014. В головах у
могил этих людей, проживших вместе долгую счастливую жизнь, на бронзовой
доске Джин прочел, вернее вспомнил, полустертую надпись: "И затопили нас
волны времени, и участь наша была мгновенна". Дед увлекался поэзией, и эта
фраза была взята отцом из оставшихся после него тетрадей.
Джин шагнул в глубину склепа, пошарил фонариком и увидел в углу то, что
так интересовало его милого Друга Лота, - надгробную плиту своего прадеда
кирасирского полковника графа Ивана Разумовского, героя Крымской и
Балканской кампаний. Массивный бронзовый крест стоял в головах могилы. Джин
взялся за перекладины креста, попытался его повернуть. Крест был неподвижен.
Он вышел из склепа и отсчитал пятнадцать шагов точно на север.
Остановился он прямо возле ограды некрополя, между вторым и третьим
мраморными столбами. Здесь он вынул из сумки складную лопатку и начал
копать.
Через некоторое время лопатка стукнулась о металл. Джин посветил
фонариком и увидел ржавую железную скобу. Надев перчатки, он взялся за скобу
и потянул ее на себя. Послышался довольно сильный скрежет, скоба подалась.
Джин отвел ее до упора, прижался к ограде, огляделся - все было спокойно.
Тогда он побежал обратно к склепу. Скорее, скорее окончить это проклятое
дело, скорее выбраться отсюда, вернуться, подать заявление об отставке,
вырваться из под власти Лота, попытаться... Стоп, сначала закончи все,
потом... сейчас не время... как ты вырвешься?.. В конце концов Лот поймет...
ведь были же вы прежде друзьями... если ему нужен этот чертов тайник -
пожалуйста, а тебя пусть оставят в покое...
Он обхватил руками крест над гробом кирасирского полковника, нажал
плечом. Крест начал тяжело поворачиваться, а вместе с ним, только в другую
сторону, начала поворачиваться мраморная плита. Отвернув крест до упора,
Джин снова включил фонарик. Под ним на глубине двух метров лежали останки
графа. Тускло блеснули под лучом лежащий на груди скелета кирасирский шлем и
эфес сабли.
В полуметре от истлевшего гроба находилась небольшая ниша с металлической
заслонкой. Джин взялся за ручку заслонки - она была прикрыта липкой окисью.
Он отбросил заслонку, нащупал другую ручку и, напрягая все мускулы, вытащил
из тайника небольшой, но очень тяжелый сейф походного типа. Все оказалось
так, как рассказал Лот.
Джин извлек из своей сумки специально приготовленный брезентовый чехол с
кожаными ремнями, надел его на сейф, затянул ремни. Теперь сейф был похож на
обыкновенный увесистый чемодан в чехле.
Джин снова налег грудью на крест, повернул его, плита встала на свое
место. В склепе Гриневых-Разумовских вновь воцарилось спокойствие.
В последний раз он провел лучом по могилам предков, потом, движимый
каким-то неясным, незнакомым чувством, поклонился могилам как-то нелепо,
боком.
Он поднял чемодан, вышел из склепа, подошел к ограде, опустил скобу,
быстро забросал яму землей, положил сверху дерн, собрал охапку прошлогодних
листьев, и вдруг мгновенное предчувствие пронзило его. Он повернулся - прямо
за его спиной стоял бородатый верзила с поднятым для удара ножом. Джин
ударил человека ногой в живот, перехватил руку с ножом, изо всех сил рванул
на себя. Хрустнули суставы, раздался дикий вопль, тело верзилы тяжело
бухнулось на какую-то мраморную плиту за спиной Джина.
Тут же он заметил, что другой человек уже выбегает за калитку некрополя с
заветным чемоданом в руке
Он бросился за ним. Человек мелькал между сосен, раздирая кустарник,
катился под уклон холма. Обернувшись, он выстрелил в Джина. Джин бросился за
ствол сосны. Второй выстрел сорвал кору в пяти сантиметрах от его щеки.
Присев, Джин выглянул из-за ствола, увидел тень человека с чемоданом
внизу в лунном пятне, увидел, что он поднял руку с пистолетом и выстрелил
уже в другую сторону, прямо вперед, увидел мелькнувшую из кустов еще чью-то
тень, мгновенную рукопашную схватку, после которой пистолет отлетел в одну
сторону, чемодан в другую, одно тело бесчувственно рухнуло в траву, а второе
стремительно побежало вверх - к нему.
Не отдавая себе отчета в происходящем, зная лишь, что чемодан должен быть
в его руках, а помощи ему ждать неоткуда, Джин ринулся навстречу бегущему,
столкнулся с ним, сделал отвлекающий финт левой рукой, а правой ребром
ладони ударил по горлу. В этот же миг он почувствовал, что рука его попала в
стальные тиски, а тело отделилось от земли.
Пролетев несколько метров, Джин ударился головой о ствол сосны и потерял
сознание. Он не слышал топота многочисленных ног, криков команды, не видел,
как пронесли из некрополя стонущего бородача, как по аллее подъехала военная
машина, и очнулся только тогда, когда вокруг него собралась вся оперативная
группа...
- Очнулся, Марк? - спросил его знакомый голос, и он увидел прямо над
собой голубые глаза Васи Снежного Человека. - Что же ты не последовал моему
совету и взялся шарить по могилам? В горы надо было идти, старичок, в горы.
Только в горах можно до конца познать себя..
Потом он часто вспоминал эти допросы... Допрос вел Сергей Николаевич, он
же - Вася Снежный Человек.
- Ваше имя?
- Евгений Павлович Гринев.
- Год рождения?
- 1937-й.