Губерман Игорь. Гарики предпоследние. Штрихи к портрету (сборник)

и там котят себе родил.
 

* * *

 
Меняются каноны и понятия,
вид мира и событий, в нем текущих,
одни только любовные объятия —
такие же, как были в райских кущах.
 

* * *

 
В беседе с дамой много проще
воспринимать ее на ощупь.
 

* * *

 
Когда мы видим лик прелестный
и слов уже плетется вязь,
то блекнет весь пейзаж окрестный,
туманным фоном становясь.
 

* * *

 
Порой грущу при свете лунном,
томясь душой перед рассветом,
что снюсь, возможно, девам юным,
но не присутствую при этом.
 

* * *

 
Под фиговым порой таится листиком
такое, что не снилось даже мистикам.
 

* * *

 
Пускай на старческой каталке
меня сей миг везут к врачу,
когда вакханку от весталки
я в первый раз не отличу.
 

* * *

 
Пройдет и канет час печальный,
и я меж ангелов небесных
увижу свет первоначальный
и грустно вспомню баб телесных.
 

* * *

 
Сыграет ангел мой на дудочке,
что мне пора пред Божье око,
и тут же я смотаю удочки,
и станет рыбкам одиноко.
 

* * *

 
С какой-нибудь
из дивно зрелых дам
пускай застигнет смерть
меня на ложе,
окликнет Бог меня:
– Ты где, Адам?
А я ему отвечу:
– Здесь я, Боже!
 

* * *

 
Всуе прах мой не тревожь,
а носи бутылки,
пусть ебется молодежь
на моей могилке.
 

Поскольку ни на что уже не годен, теперь я относительно свободен

 
Видя старческую прыть,
бабы разбегаются,
дед их дивно мог покрыть,
а они пугаются.
 

* * *

 
Время хворей и седин —
очень тяжкая проверка
утлых банок от сардин,
серых гильз от фейерверка.
 

* * *

 
Это враки, что выдохся я,
сочинялись бы книжка за книжкой,
но состарилась Муза моя
и стихи мне диктует с одышкой.
 

* * *

 
Хоть пыл мой возрастом уменьшен,
но я без понта и без фальши
смотрю на встречных юных женщин
глазами теми же, что раньше.
 

* * *

 
Сейчас, когда уже я старожил,
я верен обывательским пределам —
не то чтобы я жизнью дорожил,
но как-то к ней привык
душой и телом.
 

* * *

 
Хотя проходит небольшой
отрезок нашей биографии,
хоть мы такие же душой —
нас жутко старят фотографии.
 

* * *

 
Когда мы начинаем остывать
и жизнь уже почти что утекла,
мы ценим нашу ветхую кровать
как средство сохранения тепла.
 

* * *

 
Дряхлый турист повсеместно
льется густыми лавинами:
старым развалинам лестно
встретиться взглядом с руинами.
 

* * *

 
Старушке снятся дни погожие
из текших много лет назад,
когда кидались все прохожие
проситься к ней в нескучный сад.
 

* * *

 
Творец расчислил наперед
любое наше прекословье:
вторая молодость берет
у нас последнее здоровье.
 

* * *

 
Я вязну в тоскливых повторах,
как будто плывут миражи;
встречаются сутки, в которых
уже точно так же я жил.
 

* * *

 
От чего так устал?
Ведь не камни таскал.
А подвыпив,
еще порываюсь я петь;
но все время тоска,
и повсюду тоска —
помоги мне, Господь,
эту жизнь дотерпеть.
 

* * *

 
Если ближе присмотреться,
в самом хилом старикашке
упоенно бьется сердце
и шевелятся замашки.
 

* * *

 
Вместе со всеми впадая в балдеж
и на любые готовы падения,
вертятся всюду,
где есть молодежь,
дедушки легкого поведения.
 

* * *

 
Наше время ступает, ползет и идет
по утратам, потерям, пропажам,
в молодые годится любой идиот,
а для старости – нужен со стажем.
 

* * *

 
Да, молодые соловьи,
мое былое – в сером пепле,
зато все слабости мои
набрали силу и окрепли.
 

* * *

 
Уже не позавидует никто
былой моей
загульной бесноватости,
но я обрел на старости зато
все признаки святого,
кроме святости.
 

* * *

 
Не манят ни слава, ни власть,
с любовью – глухой перекур,
осталась последняя страсть —
охота на жареных кур.
 

* * *

 
Негоже до срока
свечу задувать,
нам это веками твердят,
однако тому,
чье пространство – кровать,
нет лучше лекарства, чем яд.
 

* * *

 
Я не только снаружи облез,
я уже и душевно такой,
моего сластолюбия бес
обленился и ценит покой.
 

* * *

 
Судьба ведет нас и волочит
на страх и риск, в огонь и в воду,
даруя ближе к вечной ночи
уже ненужную свободу.
 

* * *

 
Душа поет, хотя не птица,
и стать легка не по годам,
и глаз, как странствующий рыцарь,
прекрасных сыскивает дам.
 

* * *

 
Горизонт застилается тучами,
время явно уже на излете,
ибо стали печально докучливы
все волнения духа и плоти.
 

* * *

 
Провалился житейский балет
или лысина славой покрыта —
все равно мы на старости лет
у разбитого дремлем корыта.
 

* * *

 
Стал верить я глухой молве,
что, выйдя в возраст стариковский,
мы в печени и в голове
скопляем камень философский.
 

* * *

 
Годы создают вокруг безлюдие,
полон день пустотами густыми;
старческих любовей скудоблудие —
это еще бегство из пустыни.
 

* * *

 
Ходят цыпочки и лапочки —
словно звуки песнопений;
половина мне до лампочки,
остальные мне до фени.
 

* * *

 
Копчу зачем-то небо синее,
меняя слабость на усталость,
ежевечернее уныние —
на ежеутреннюю вялость.
 

* * *

 
Угрюмо сух и раздражителен,
еще я жгу свою свечу
и становиться долгожителем
уже боюсь и не хочу.
 

* * *

 
Еще несет нас по волнам,
еще сполна живем на свете,
но в паруса тугие нам
уже вчерашний дует ветер.
 

* * *

 
Не назло грядущим бедам,
не вкушая благодать,
а ебутся бабка с дедом,
чтобы внуков нагадать.
 

* * *

 
Дотла сгоревшее полено,
со мной бутыль распив под вечер,
гуняво шамкало, что тлена
по сути нет и дух наш вечен.
 

* * *

 
Меня спроси или Его —
у нас один ответ:
старенье – сумерки всего,
что составляло свет.
 

* * *

 
Уже немалые года
мой хер со мной
отменно дружен,
торча во младости всегда,
а ныне – только если нужен.
 

* * *

 
Я дряхлостью нисколько не смущен,
и в частом алкогольном кураже
я бегаю за девками еще,
но только очень медленно уже.
 

* * *

 
Вчера с утра
кофейной гущей
увлекся я, ловя узор,
и углядел в судьбе грядущей
на склоне лет мужской позор.
 

* * *

 
К любым неприятностям
холодно стоек,
я силы души
берегу про запас;
на старости лет
огорчаться не стоит:
ведь самое худшее
ждет еще нас.
 

* * *

 
Порой жалеть я стал себя:
уже ничей не соблазнитель,
нить жизни вяло теребя,
ловлю конец не свой, а нити.
 

* * *

 
Вонзается во сне
мне в сердце спица
и дико разверзается беда;
покой, писал поэт,
нам только снится;
увы, теперь и снится не всегда.
 

* * *

 
Стынет буквами речка былого,
что по веку неслась оголтело,
и теперь меня хвалят за слово,
как недавно ругали за дело.
 

* * *

 
Для счастья надо очень мало,
и рад рубашке старичок,
если добавлено крахмала,
чтобы стоял воротничок.
 

* * *

 
Ближе к ночи пью горький нектар
под неспешные мысли о том,
как изрядно сегодня я стар,
но моложе, чем буду потом.
 

* * *

 
Мне забавна картина итога
на исходе пути моего:
и вполне я могу еще много,
и уже не хочу ничего.
 

* * *

 
Мы видные люди в округе,
в любой приглашают нас дом,
но молоды наши подруги
все с большим и большим трудом.
 

* * *

 
Я вкушаю отдых благодатный,
бросил я все хлопоты пустые:
возраст у меня еще закатный,
а в умишке – сумерки густые.
 

* * *

 
Принять последнее решение
мешают мне родные лица,
и к Богу я без приглашения
пока стесняюсь появиться.
 

* * *

 
Старюсь я приемлемо вполне,
разве только горестная штука:
квелое уныние ко мне
стало приходить уже без стука.
 

* * *

 
Судьбе не так уж мы покорны,
и ждет удача всех охочих;
в любви все возрасты проворны,
а пожилые – прытче прочих.
 

* * *

 
Молодое забыв мельтешение,
очень тихо живу и умеренно,
но у дряхлости есть утешение:
я уже не умру преждевременно.
 

* * *

 
Создался
облик новых поколений,
и я на них смотрю,
глуша тревогу;
когда меж них родится
ихний гений,
меня уже не будет, слава Богу.
 

* * *

 
Приблизившись
к естественному краю,
теряешь наплевательскую спесь,
и я уже спокойно примеряю
себя к существованию не здесь.
 

* * *

 
Слава Творцу,
мне такое не снилось,
жил я разболтанно, шало и косо,
все, что могло, у меня износилось,
но безупречно и после износа.
 

* * *

 
Я огорчен печальной малостью,
что ближе к сумеркам видна:
ум не приходит к нам со старостью,
она приходит к нам одна.
 

* * *

 
Любое знает поколение,
как душу старца может мучить
неутолимое стремление
девицу юную увнучить.
 

* * *

 
Нет сил на юное порхание,
и привкус горечи острей,
но есть весеннее дыхание
в расцвете дряхлости моей.
 

* * *

 
Еще мы хватки в острых спорах,
еще горит азарт на лицах,
еще изрядно сух наш порох,
но вся беда – в пороховницах.
 

* * *

 
Состарясь, мы уже другие,
но пыл ничуть не оскудел,
и наши помыслы благие
теперь куда грешнее дел.
 

* * *

 
Смешно грустить о старости, друзья,
в душе не затухает Божья искра;
склероз, конечно, вылечить нельзя,
но мы о нем забудем очень быстро.
 

* * *

 
Все толкования меняются
у снов периода старения,
и снится пухлая красавица —
к изжоге и от несварения.
 

* * *

 
К очкам привыкла переносица,
во рту протезы, как родные,
а после пьянки печень просится
уйти в поля на выходные.
 

* * *

 
В последней, стариковской ипостаси
печаль самолюбиво я таю:
на шухере, на стреме, на атасе —
и то уже теперь не постою.
 

* * *

 
Растаяла, меня преобразив,
цепочка улетевших лет и зим,
не сильно был я в юности красив,
по старости я стал неотразим.
 

* * *

 
Я курю, выпиваю и ем,
я и старый – такой же, как был,
и практически нету проблем
даже с этим – но с чем, я забыл.
 

* * *

 
Вот женщина шлет зеркалу вопрос,
вот зеркало печальный шлет ответ,
но женщина упрямо пудрит нос
и красит увядание в расцвет.
 

* * *

 
Памяти моей истерлась лента,
вся она – то в дырах, то в повторах,
а в разгаре важного момента —
мрак и зга, хрипение и шорох.
 

* * *

 
Наплывает на жизнь мою лед.
Он по праву и вовремя он.
Веет холод. И дни напролет
у меня не звонит телефон.
 

* * *

 
Знает каждый,
кто до старости дорос,
как похожа наша дряхлость
на влюбленность,
потому что это вовсе не склероз,
а слепая и глухая просветленность.
 

* * *

 
Мое уже зимнее сердце —
грядущее мы ведь не знаем —
вполне еще может согреться
чужим зеленеющим маем.
 

* * *

 
И в годы старости плачевной
томит нас жажда связи тесной —
забытой близости душевной,
былой слиянности телесной.
 

* * *

 
Уже в наших шутках и пении —
как эхо грядущей нелепости —
шуршат и колышутся тенями
знамена сдающейся крепости.
 

* * *

 
Что старику надрывно снится,
едва ночной сгустился мрак?
На ветках мается жар-птица,
шепча: ну где же ты, дурак?
 

* * *

 
С того и грустны стариканы,
когда им налиты стаканы,
что муза ихнего разврата
ушла куда-то без возврата.
 

* * *

 
…Но вынужден жить,
потому что обязан
я всем, кто со мною
душевно завязан.
 

* * *

 
Как пенится музыка
в юных солистах!
Как дивна игра их
на скрипках волнистых!
А мы уже в зале, в толпе старичков,
ушла музыкальность
из наших смычков.
 

* * *

 
Ощущая свою соприродность
с чередой уходящего множества,
прихожу постепенно в негодность
и впадаю в блаженство убожества.
 

* * *

 
Я хотя немало в жизни видел,
в душу много раз ронялась искра,
все-таки на Бога я в обиде:
время прокрутил Он очень быстро.
 

* * *

 
В тиши укромного жилища
я жду конца пути земного,
на книжных полках – духа пища,
и вдоволь куплено спиртного.
 

* * *

 
Я под раскаты вселенского шума
старость лелею мою;
раньше в дожди я читал или думал,
нынче я сплю или пью.
 

* * *

 
Я часто бываю растерян:
хотя уже стал я седым,
а столь же в себе не уверен,
как был, когда был молодым.
 

* * *

 
Печаль моя – не от ума,
всегда он был не слишком ярок,
но спит во мне желаний тьма,
а сил – совсем уже огарок.
 

* * *

 
От возраста поскольку нет лечения,
то стоит посмотреть на преимущества:
остыли все порочные влечения,
включая умножение имущества.
 

* * *

 
Уже я начал хуже слышать,
а видеть хуже – стал давно,
потом легко поедет крыша,
и тихо кончится кино.
 

* * *

 
Утопая в немом сострадании,
я на старость когда-то смотрел,
а что есть красота в увядании,
я заметил, когда постарел.
 

* * *

 
Годы меня знанием напичкали,
я в себе глазами постаревшими
вижу коробок, набитый спичками —
только безнадежно отсыревшими.
 

* * *

 
Время жизни летит, как лавина,
и – загадка, уму непомерная,
что вторая ее половина
безобразно короче, чем первая.
 

* * *

 
Начал я слышать с течением лет —
жалко, что миг узнавания редок:
это во мне произносит мой дед,
это – отец, но возможно, что предок.
 

* * *

 
Забавно мне, что старческие немощи
в потемках увядания глухих
изрядно омерзительны и тем еще,
что тянут нас рассказывать о них.
 

* * *

 
Дико мне порой сидеть в гостях,
мы не обезумели, но вроде:
наши разговоры о смертях
будничны, как толки о погоде.
 

* * *

 
В те года, что еще не устал,
я оглядывал женщин ласкательно,
только нынче, хотя уже стар,
а на баб я смотрю вынимательно.
 

* * *

 
Блаженна пора угасания:
все мысли расплывчато благостны,
и буйственной жизни касания
скорее докучны, чем радостны.
 

* * *

 
Едва пожил – уже старик,
Создатель не простак,
и в заоконном чик-чирик
мне слышится тик-так.
 

* * *

 
Текут по воздуху года,
легко струясь под каждой крышей,
и скоро мы войдем туда,
откуда только Данте вышел.
 

* * *

 
Как найти эту веху в пути
на заметном закатном сползании,
чтоб успеть добровольно уйти,
оставаясь в уме и сознании?
 

* * *

 
Лично мне, признаться честно,
вместо отдыха в суглинке
было б весело и лестно
посетить мои поминки.
 

* * *

 
Мы дожили
до признания и внуков,
до свободы
в виде пакостной пародии,
и уходим мы
с медлительностью звуков
кем-то сыгранной и тающей мелодии.
 

* * *

 
По складу нашего сознания —
мы из реальности иной,
мы допотопные создания,
нас по оплошке вывез Ной.
 

* * *

 
Кончается жизни дорога,
я много теперь понимаю
и знаю достаточно много,
но как это вспомнить – не знаю.
 

* * *

 
Друзья, вы не сразу меня хороните,
хочу посмотреть – и не струшу,
как бес-искуситель
и ангел-хранитель
придут арестовывать душу.
 

* * *

 
Сегодня, выпив кофе поутру,
я дивный ощутил в себе покой;
забавно: я ведь знаю, что умру,
а веры в это нету никакой.
 

* * *

 
Нехитрым совпадением тревожа,
мне люстра подмигнула сочинить,
что жизнь моя – на лампочку похожа,
и в ней перегорит однажды нить.
 

* * *

 
Звезде далекой шлю привет
сквозь темноту вселенской стужи;
придя сюда, ответный свет
уже меня не обнаружит.
 

* * *

 
Пили водку дед с бабулькой,
ближе к ночи дед косел,
но однажды он забулькал
и уже не пил совсем.
 

Яркий признак мысли и культуры – горы и моря макулатуры

 
Не я нарушил рабское молчание,
однако был мой вклад
весьма заметным:
я в ханжеской стране вернул звучание
народным выражениям заветным.
 

* * *

 
Проста моя пустая голова,
и я не напрягаюсь, а играю:
кипят во мне случайные слова,
а мысли к ним я после подбираю.
 

* * *

 
Как пахнут лучшие сыры,
не стоит пахнуть человеку,
а ты не мылся с той поры,
когда упал ребенком в реку.
 

* * *

 
В те годы, когда сопли подсыхали
и стала созревать мужская стать,
гормоны изживали мы стихами,
а после не сумели перестать.
 

* * *

 
Собой меж нас он дорожил,
как ваза – местом в натюрморте,
и потому так долго жил
и много воздуха испортил.
 

* * *

 
Жить с утра темно и смутно
до прихода первой строчки,
а потом уже уютно,
как вокруг отпитой бочки.
 

* * *

 
По лени сам я не коплю
сор эрудиции престижной,
но уважаю и люблю
мешки летучей пыли книжной.
 

* * *

 
Пишу эстрадные программы,
соединив, дохода ради,
величие Прекрасной Дамы
с доступностью дворовой бляди.
 

* * *

 
Читать – не вредная привычка:
читаю чушь, фуфло, утиль,
и вдруг нечаянная спичка
роняет искру в мой фитиль.
 

* * *

 
Почти не ведая заранее,
во что соткется наша речь,
тоску немого понимания
мы в текст пытаемся облечь.
 

* * *

 
Поэту очень важно уважение,
а если отнестись к нему иначе,
лицо его являет выражение
просящего взаймы и без отдачи.
 

* * *

 
Чужое сочинительство – докука,
и редко счастье плакать и хвалить;
талант я ощущаю с полузвука
и Моцарту всегда готов налить.
 

* * *

 
Творцам, по сути, хвастать нечем,
их дар – ярмо, вериги, крест,
и то клюет орел им печень,
то алкоголь им печень ест.
 

* * *

 
Тоску по журчанью монет
и боль от любовной разлуки
в мотив облекает поэт,
собрав туда вздохи и пуки.
 

* * *

 
На меня влияло чтение
хоть весьма всегда по-разному,
но уменьшило почтение
к человеческому разуму.
 

* * *

 
В мир повально текущей мистерии
окунули мы дух и глаза,
по экранам ожившей материи
тихо катится Божья слеза.
 

* * *

 
Никто уже не пишет на века,
посмертной вожделея
долгой славы:
язык меняет русло, как река,
и чахнут оставляемые травы.
 

* * *

 
Все стихи – графомания чистая,
автор горькую выбрал судьбу,
ибо муза его неказистая
вдохновенна, как Ленин в гробу.
 

* * *

 
Забаву не чтя как художество,
я складывал мысли и буквы
и вырастил дикое множество
роскошной развесистой клюквы.
 

* * *

 
Вся книга – на пороге идеала:
сюжет, герои, дивная обложка;
а в гуще мыслей – ложка бы стояла;
однако же, стоять должна не ложка.
 

* * *

 
Бывало – вылетишь в астрал,
паришь в пространстве безвоздушном,
а там в порыве простодушном
уже коллега твой насрал.
 

* * *

 
Я в чаще слов люблю скитаться,
бредя без цели и дороги
на тусклый свет ассоциаций
под эхо смутных аналогий.
 

* * *

 
Моя поэзия проста,
но простоты душа и жаждала,
я клею общие места
с местами, личными у каждого.
 

* * *

 
Забавно: стих когда отточен,
пускай слегка потяжелев,
то смыслом более он точен
чем изначальное желе.
 

* * *

 
Во мне игры духовной нет,
но утешаюсь я зато,
что все же, видимо, поэт,
поскольку иначе – никто.
 

* * *

 
Убедился уже я не раз —
от пожизненной творческой прыти
только брызги перевранных фраз
остаются, как пена в корыте.
 

* * *

 
Я шлю приятельской запиской
тебе совет мой, а не лесть:
с такой писательской пипиской
не стоит к Музе в койку лезть.
 

* * *

 
Поскольку вырос полным неучем,
и нету склонности к труду,
то мне писать, по сути, не о чем,
и я у вечности краду.
 

* * *

 
Наш мирок убог и тесен,
мы по духу и по плоти
много жиже наших песен,
текстов наших и полотен.
 

* * *

 
Я рою так неглубоко,
что, если что-то обнаружу,
мне замечательно легко
добычу вытащить наружу.
 

* * *

 
В моем интимном песнопении
довольно част один рефрен:
в объятья муз, где были гении,
зачем ты лезешь, хилый хрен?
 

* * *

 
Чесалась и сохла рука,
но я модернистом не стал,
пускай остается строка
проста, как растущий кристалл.
 

* * *

 
Я мучаюсь – никак я не пойму,
куда меня ведут мечты и звуки;
я лиру посвятил народу моему,
народу наплевать на наши муки.
 

* * *

 
Не жалуясь, не хныча и не сетуя,
сбывая по дешевке интеллект,
с бубенчиками
шастаю по свету я,
опознанный летающий субъект.
 

* * *

 
Только потому ласкаю слово,
тиская, лепя и теребя,
что не знаю лучшего иного
способа порадовать себя.
 

* * *

 
Заметил я, что медленное чтение,
подобное любовному касанию,
рождает непонятное почтение
к ничтожнейшему жизнеописанию.
 

* * *

 
Главное – не в пользе и продаже,
главное – в сохранности огня,
мысли я записываю, даже
если нету мыслей у меня.
 

* * *

 
Нет, зубами я голодными не клацаю,
потому что, от нужды меня храня,
Бог наладил из России эмиграцию,
чтобы слушатели были у меня.
 

* * *

 
Читаю с пылом и размахом,
зал рукоплещет и хохочет,
а я томлюсь тоской и страхом:
зубной протез мой рухнуть хочет.
 

* * *

 
Подойди, поэтесса, поближе,
я шепну тебе в нежное ухо:
вдохновение плоти не ниже
воспарений ума или духа.
 

* * *

 
Моя мечта – на поговорки
растечься влагой из бутылки,
придурок сядет на пригорке
и мой стишок прочтет дебилке.
 

* * *

 
Я писал, как видел, и пардон,
если я задел кого мотивом,
только даже порванный гандон
я именовал презервативом.
 

* * *

 
Оды, гимны, панегирики,
песнопенья с дифирамбами —
вдохновенно пишут лирики,
если есть торговля ямбами.
 

* * *

 
Зря пузырится он так пенисто,
журчит напрасно там и тут,
на пальме подлинного первенства
бананы славы не растут.
 

* * *

 
Весь век я с упоением читал,
мой разум до краев уже загружен,
а собранный духовный капитал —
прекрасен и настолько же не нужен.
 

* * *

 
Цель темна у чтенья моего,
с возрастом ничто не прояснилось,
я читаю в поисках того,
что пока никем не сочинилось.
 

* * *

 
Из шуток, мыслей, книг и снов,
из чуши, что несут,
я подбираю крошки слов,
замешивая в суп.
 

* * *

 
Нет, я не бездарь, не простак,
но близ талантов горемычных
себя я стыдно вижу, как
пивной сосуд меж ваз античных.
 

* * *

 
Заметил я, что к некоему времени
за творческие муки и отличия
заслуживаем мы у Бога премии —
удачу или манию величия.
 

* * *

 
Дерзайте и множьтесь, педанты,
культурным зачатые семенем,
вы задним числом секунданты
в дуэли таланта со временем.
 

* * *

 
Сюда придет под памятник толпа
сметливых почитателей проворных;
к нему не зарастет народная тропа,
пока неподалеку нет уборных.
 

* * *

 
Давно была во мне готовность
культуре духа наловчиться,
а нынче мне с утра духовность
из телевизора сочится.
 

* * *

 
Хоть лестна слава бедному еврею,
но горек упоения экстаз:
я так неудержимо бронзовею,
что звякаю, садясь на унитаз.
 

* * *

 
На север и запад,
на юг и восток,
меняя лишь рейсов названия,
мотаюсь по миру —
осенний листок
с российского древа познания.
 

* * *

 
Блажен ведущий дневники,
интимной жизни ахи-охи,
ползет из-под его руки
бесценная херня эпохи.
 

* * *

 
Я не мог на провинцию злиться —
дескать, я для столицы гожусь,
ибо всюду считал, что столица —
это место, где я нахожусь.
 

* * *

 
Похожа на утехи рыболова
игра моя, затеянная встарь,
и музыкой прихваченное слово
трепещет, как отловленный пескарь.
 

* * *

 
Зря поэт с повадкой шустрой
ищет быстрое признание,
мир научен Заратустрой:
не плати блядям заранее.
 

* * *

 
Мне сочинить с утра стишок,
с души сгоняя тень, —
что в детстве сбегать на горшок —
и светел новый день.
 

* * *

 
Когда горжусь, как вышла строчка,
или блаженствую ночами,
в аду смолой исходит бочка,
скрипя тугими обручами.
 

* * *

 
Где жили поэты, и каждый писал
гораздо, чем каждый другой, —
я в этом квартале на угол поссал
и больше туда ни ногой.
 

* * *

 
У сытого, обутого, одетого
является заноза, что несчастен,
поскольку он хотел
совсем не этого
и должен быть искусству сопричастен.
 

* * *

 
Был мой умишко недалек
и не пылал высоким светом,
однако некий уголек
упрямо тлел в сосуде этом.
 

* * *

 
Век меня хотя и сгорбил,
и унял повадку резвую,
лирой пафоса и скорби
я с почтительностью брезгую.
 

* * *

 
В радужных не плаваю видениях —
я не с литераторской скамьи,
ценное в моих произведениях —
только прокормление семьи.
 

* * *

 
Впадали дамы в упоение,
и было жутко жаль порой,
что я еблив гораздо менее,
чем мой лирический герой.
 

* * *

 
Приметой, у многих похожей
(кивнув, я спешу удалиться), —
недоданность милости Божьей
с годами ложится на лица.
 

* * *

 
Время всё стирает начисто,
оставляя на листе
только личное чудачество
в ноте, слове и холсте.
 

* * *

 
Полезности ничто не лишено,
повсюду и на всем есть Божий луч,
и ценного познания пшено
клевал я из больших навозных куч.
 

* * *

 
Мы пишем ради радости связать
все виденное в жизненной игре;
и пылкое желанье досказать
на смертном даже теплится одре.
 

* * *

 
Хотя поэт на ладан дышит,
его натура так порочна,
что он подругам письма пишет,
их нежно трахая заочно.
 

* * *

 
Будет камнем земля,
будет пухом ли —
все равно я на небо не вхож,
а портрет мой,
засиженный слухами, —
он уже на меня не похож.
 

* * *

 
Все было в нем весьма обыкновенное,
но что-нибудь нас вечно выдает:
лицо имел такое вдохновенное,
что ясно было – полный идиот.