– Потрясающе, – Гур с удовольствием принюхался. – Чуешь ароматец? Недозрелые печеные орешки – это, брат, мечта. Опять же, испеченные на ветках смаранга. Такого нигде, кроме Орепты, не отведаешь. Верно я говорю?
   – Так и есть, – подтвердил Тормек, выуживая орехи из бадейки, протирая их салфеткой и раскладывая по тарелкам.
   Гур взял со столика свирепое на вид металическое устройство, оказавшееся резаком. Одним махом он рассек скорлупу, вытряхнул на тарелку Арча студенистое коричневое ядро, полил соусом, присыпал крошеной зеленью и скомандовал:
   – Навались!
   Однако Арч не спешил отведать заманчивое кушанье.
   – Так ты говоришь, дело идет к перевороту? – спросил он.
   Тормек пристально взглянул на Гура, потом ответил за него:
   – Пока это всего лишь предположения, сынок.
   – Не понимаю, почему ты так разволновался, – буркнул Гур, колдуя с приправами. – Идет грызня на верхотуре, ничего особенного. Стоит ли заострять внимание.
   – По-моему, стоит. Очень даже стоит, Гур. Я помню о мятеже двадцатого года. Тогда кровь текла по мостовой ручьями.
   – Пожалуйста, не надо преувеличивать. Действительно, тогда были крупные стычки, кое-где вооруженные бои, но после казни Ча Крума вся заваруха сошла на нет. Вряд ли жертв было больше, чем гибнет, скажем, за год в кабацких поножовщинах.
   – По правде говоря, от тебя я такого не ожидал, – бросил Арч.
   – Чего не ожидал?
   – Такого бесподобного спокойствия, когда речь идет о крови.
   Гур положил в рот кусочек ореха, прожевал, смакуя, затем произнес:
   – Спокойствие – вещь наживная, дружище. А я видел еще, что творится на других карантинных планетах. Вот так навидался, под завязку. И Тхэ по сравнению с ними может считаться райским уголком, пансионом для слабонервных девиц. Так-то.
   – Но это же моя планета, мой народ! – вспылил Арч.
   – Стоп, сынок, – одернул его бригадир Тормек. – Не горячись. В нашем деле на горячке далеко не уедешь. Лучше ешь орех, пока не остыл. Неужто я зря для тебя старался?
   Помедлив, безо всякой охоты Арч взялся за обеденные щипчики, проглотил кусок-другой, почти не чувствуя вкуса.
   – Теперь послушай, что я тебе скажу, – снова заговорил бригадир. – У разведчика нет и не может быть своей планеты. Как не может быть планеты чужой. Ясно?
   Возражений не последовало. Насупившись, Арч уткнулся взглядом в тарелку и занялся едой.
   – Боюсь, ты думаешь о нас хуже, чем мы того заслуживаем, – продолжил Тормек. – По-твоему выходит, я обязан пуще всего заботиться об Орепте, а Гур – о Терионе. И до Тхэ дела нет никому, кроме тебя. Так?
   – Я вовсе не то хотел сказать…
   – Хотел или нет, а вышло именно то. Ты считаешь, мы должны сделать все, чтобы предотвратить переворот, так, что ли? А что мы, собственно, знаем о нем, да и готовится ли он вообще? Допустим, получены исчерпывающие сведения: да, существует заговор против Попечительского Совета по главе с Джэ Глитом. Давай, сынок, решай, что делать, с кем быть, с правительством или с мятежниками. Им никак не избежать стычки. Легкой победы ни тем, ни другим ожидать не приходится. А вот попробуй разбери, на чьей стороне правота, да и есть ли она тут вообще. Теперь ответь, какой правитель лучше, плохой или хороший.
   – Погодите, – растерялся Арч. – Я не ослышался? Вы спросили, который лучше, плохой или хороший?
   – Точно так.
   – Я отказываюсь понимать такой вопрос.
   – Ну что ж, тогда отвечу я сам. Любому ясно, что такие порядки, какие заведены на Тхэ, рано или поздно должны рухнуть. При хорошем правлении – позже, при плохом – раньше. Так что выходит, в конечном счете, чем хуже, тем лучше. Ты несогласен?
   – Не знаю, что и сказать. Но нельзя же, чтобы планетой правили бандиты…
   – Они и так ею правят, – вмешался Гур. – Неужели ты до сих пор этого не понял? Самые натуральные бандиты, только в мантиях.
   – Ты помянул резню двадцатого года, – добавил Тормек. – А ведь тогда, если разобраться, просто-напросто две шайки сводили счеты чужими руками. И, приди к власти Ча Крум, ничего не изменилось бы. Он очень быстро забыл бы свои распрекрасные лозунги и обещания. Ну, разве что, назвал бы прежние вещи новыми именами. Слегка отлакировал бы тиранию, сделав ее изощреннее и лживее. Но не больше.
   – Вы уверены? – недоверчиво сощурился Арч. – Помню, отец говорил мне, что Ча Крум единственный, кто сможет облегчить нашу жизнь, добиться справедливости.
   – Это от избытка доверчивости, – сказал Тормек. – На самом деле Ча Круму было наплевать и на справедливость, и на чаяния народа, о которых он столько разглагольствовал. Он рвался к власти. Он хотел сломать систему потомственной администрации. Эту ставку он бросил на кон и надеялся выиграть массу сторонников. Но ради ступенек чиновной лестницы никто на баррикады не полезет, не те мотивы. Далее, его «администрация по заслугам» через несколько поколений обязательно переродилась бы, как случалось неоднократно на разных планетах, в ту же самую потомственную. Заметь еще, Ча Крум был виртуозом интриг и беспринципным циником, каких мало. Сегодня он мог брататься с самим чертом, а завтра содрать с него заживо шкуру и продать ее на толкучке. В собственной непогрешимости он не сомневался ни капли. Скорее всего, он потопил бы Тхэ в крови, доведись ему стать диктатором. Тебе надо бы хорошенько проштудировать историю собственной планеты, сынок. На одних слухах и официальных преданиях далеко не уедешь.
   Арч промолчал. Бригадир занялся своей порцией орехов.
   – Вот тебе и сто восемнадцатая, пункт "а", – заметил Гур, который уже очистил свою тарелку и блаженно откинулся на спинку кресла.
   – К чему это? – поинтересовался Тормек.
   – А, разговор у нас был, по пути сюда. Насчет устава.
   Покончив с едой, разведчики перешли на террасу, с которой открывался вид на озеро и вздымавшийся на том берегу мощный кварциновый кряж. По отмели бродили голенастые птицы с яркоголубым оперением. Тормек и Арч сели на легкие раскладные стулья, Гур примостился в небрежной позе на перилах.
   – Ну что ж, сынок, давай теперь о деле, – начал бригадир. – Отыскался след твоего подземного приятеля.
   – Вы нашли Тила?!
   – Пока нет. Выяснили, что он был арестован вскоре после того, как вы с ним расстались. Из-за похищенного пневмача поднялся крупный скандал, охрану в порту увеличили раза в три. И однажды ночью Тила поймали при попытке пролезть в продуктовый склад.
   – Не повезло бедняге… – пробормотал Арч.
   – Он держался молодцом, на допросах молчал. Тогда к нему применили веритальные препараты, но каким-то чудом он не выболтал ничего существенного. Во всяком случае, связных показаний ни о Кумурро, ни о пропавшем пневмаче от него не добились. Больше года парень просидел под следствием, симулировал амнезию, и в конце концов его отправили на каторгу. Нам удалось узнать, куда именно – девятьсот двадцать первая заготовительная станция. И все. Под каким номером он там содержится, неизвестно, фотографию добыть не удалось, короче, есть лишь приметы, записанные с твоих слов. Как бы тут не напутать. Можно рискнуть, чтобы вытащить его оттуда, но действовать надо только наверняка. Понимаешь, к чему я клоню?
   – Конечно, – сказал обрадованный Арч. – Конечно, я узнаю его. Если только… он вообще выдержал до сих пор.
   – Будем надеяться на лучшее.
   – Когда приступать к акции?
   Бригадир Тормек неодобрительно покрутил головой.
   – Горяч же ты, сынок. Ох, горяч.
   – Но если Тил там, на ферме… Там каждый день может оказаться для него последним. Нельзя терять время зря.
   – А мы и не теряем, – буркнул Гур. – Едва получили санкцию Лиги, тут же затребовали тебя. Знал бы ты, чего мне стоило выведать хотя бы номер фермы…
   – За чем же теперь дело стало? Я готов, хоть сейчас.
   – Ошибаешься, дружище. Как раз ты еще не готов.
   Арч недоуменно уставился на Гура, потом перевел взгляд на Тормека.
   – Именно так, – подтвердил бригадир. – Тебе нельзя высаживаться на Тхэ, где тебя знают в лицо по прежней жизни. Для Тила ты – вообще выходец с того света.
   – А грим?
   – При единичной вылазке – да, конечно. Но тебе предстоит внедрение, и поэтому придется менять внешность хирургическим путем. Другого выхода нет. Если ты согласен, завтра утром состоится операция. Дня через три швы регенерируют, и можно будет отправляться на Тхэ.
   Такого поворота событий Арч никак не ожидал.
   – Все правильно, – произнес он после затяжного молчания. – Удивляюсь, как я сам об этом не подумал. Да, иначе нельзя.
   – В конце концов, такая операция обратима, – добавил Тормек.
   – Само собой, – кивнул Арч.
   – Есть еще одна идея, – заговорил Гур. – Она упростит внедрение, да и вообще откроет массу дополнительных заманчивых возможностей. По части алиби, например, по возможности брать передышки, покидая Тхэ. У нас с тобой почти одинаковое телосложение…
   – Понял. Значит, двойники?
   – Это полностью на твое усмотрение, – поспешно, словно пытаясь опрадаться в чем-то, сказал Гур. – Я не буду в претензии, если…
   Нетерпеливым жестом Арч прервал его.
   – Не стоит продолжать. Мне все равно.
   Гур хотел было отпустить шутку, однако вовремя сдержался. Заметив это, Арч смутился:
   – Извини.
   – Ничего. Хорошо, что ты ничего не имеешь против моей рожи.
   – Думаю, что не очень-то прогадаю, – усмехнулся в ответ Арч.
   Однако общая неловкость не смягчилась. Тормек с отсутствующим видом смотрел в сторону озера, на стаю расхаживавших по отмели птиц. Арч поймал себя на том, что пристально разглядывает лицо Гура, и отвел глаза.
   – Пожалуй, пойду прогуляюсь, – пробормотал он, встав со стула. – Надо утрясти все это в голове.
   Он побрел к озеру, на полпути круто забрал влево, чтобы не тревожить понапрасну голубых пернатых красавцев, которые уже выбирались из озера и неторопливо выискивали что-то в густой траве лужайки. Некоторое время спустя береговая полоса искрящегося, точно иней, песка привела его к устью горной речушки. Ее упругие струи прихотливо извивались среди россыпей матовых белых валунов. Арч уселся на сплюснутую обкатанную глыбу, полузасосанную песком.
   Душевный сумбур стихал, уступая место угрюмому равнодушию. Арч поймал себя на том, что он словно бы выпадает из реальности. Никак не получалось прочно осознать, что это именно Арч Ку Ди, бывший техник семнадцатой категории, а ныне сотрудник Разведслужбы, сидит возле горной речки, на планете Орепта, в нескольких тысячах парсеков от планеты Тхэ, за десятки парсеков от планеты Альция, где меньше суток тому назад он простился с девушкой по имени Ликка. Однако еще дальше, невыразимо и невозвратимо был далек от него, сегодняшнего, прежний Арч. Настолько далек, что казалось противоестественным общее имя, общее тело этих двоих людей. Их разделило множество потерь и приобретений, и новых обретений, и новых утрат. Теперь Арч мог бы сказать, что он лишился себя, и нашел себя; то и другое было бы совершенно справедливо. А завтра изменится его лицо, быть может, единственная бесспорно уцелевшая пока частица, из тех, которые слагают человеческую сущность.
   Он нащупал корни страха, беспричинно завладевшего им при мысли о пластической операции: то взметнулся ужас перед окончательным растворением своего "я". И едва он разобрался в этом, страх отпустил его. Пути назад не существовало. Былая жизнь, былой Арч навсегда канули в прошлое. И жалеть здесь не о чем. Он поднялся с валуна и легким шагом направился к домику, где Тормек и Гур с потаенной тревогой ожидали его возвращения.
   Поздно вечером он сидел на террасе, пододвинув стул ближе к перилам, глядя в испещренное звездами небо. Подошел, судя по походке, Гур и остановился за его спиной. Некоторое время они молчали.
   – Сейчас видна Тхэ? – спросил неожиданно Арч. – То есть, ее солнце, конечно.
   – Я понял. Да, недавно взошла. Над самым кряжем, где уступ, видишь три крупных звезды, почти на одной линии?
   – Вижу.
   – Шесть градусов левее нижней – еще две. Та, что потускнее.
   – Нашел.
   – Это она.
   Над черной каменной громадой трепетала крохотная, едва заметная звезда.

Часть 2. Выжить или жить

11

   Попечитель заготовительной станции, дважды зоркий страж процветания и достойный брат народонаселения Глур Чпи Семнадцатый имел удовольствие вкушать завтрак. Со сладостным вздохом отодвинул он лохань, вытер липкие от соуса пальцы, бросил смятую салфетку поверх шкурок и обглодков. Повинуясь его скупому жесту, прислужник-трупроц поспешно долил прохладительного в узорчатый бокал.
   Тут в дверь скребнули и, не дожидаясь разрешения, в каюту ввалился распорядитель шестого конвойного звена.
   – Велено доложить, ваша зоркость… – сипло рявкнул он.
   Достойный Глур Чпи поиграл бровями: удивленно приподнял, затем слегка сдвинул в знак вельможного неудовольствия.
   – Мерза-авец, – врастяжку проговорил он. – Быдло навозное… Ты что, к своей курве вперся? Ты куда вперся? Обождать не научен?
   Попечитель хлебнул из бокала, наблюдая, как ражий детина мнется, сглатывает слюну, как его физиономия расцвечивается бурыми кляксами страха и подобострастия.
   – С докладом я… – наконец выговорил тот убитым голосом.
   – И, конечно, другой такой скотины для этого не нашлось, – задумчиво молвил Глур Чпи. – Ты же видишь, полудурок, что я кушаю. Ку-ша-ю… Ну-ка, выйди. А потом скребни в дверь. Да не так, как ломятся к уличной паскуде. Ты к попечителю явился на доклад, олух, мать твою поперек… Ну?
   Обомлевший, уничтоженный распорядитель осторожненько вымелся за дверь, там перевел дух и четко, дважды поскреб ногтями.
   – Войди! – велел Глур Чпи, предчувствуя очередную неприятность. То ли поножовщина среди попечительствуемых, то ли вахтенного наутро недосчитались: нажевался вдребезги очередной ублюдок, брякнулся за борт с оружием, расхлебывай теперь…
   – Ну, доложи.
   – Там бонго! Идет к шлюзу, как миленький. Гон пошел, ваша зоркость!
   Глур Чпи вскочил с резвостью, которой никак не предполагалось в таком тучном, приземистом человечке. Разом слетели с него скука, гонор, ленца.
   – Так с этого бы и начал, балда! – гаркнул он на ходу, пролетая мимо вытянувшегося в струнку служаки.
   Едва он скрылся за дверью, лакей-трупроц вскочил с коленей и запустил пятерню в остатки жаркого.
   Махом взлетев на шканцы, попечитель огляделся кругом. Громадная серебристая крестовина заготовительной станции покоилась на дымчатой глади океана. Со стороны восхода, среди пляшущих солнечных бликов, виднелся темный кончик плавника, торчавший из пухлого буруна. Бонго приближался к станции. Хребтовый плавник чудища резал стеклянистую водную голубизну, оставляя за собой сужающийся, истаивающий пенный след.
   Наконец-то! Промысловый сезон открылся даже чуть раньше обычного. Еще с начала декады океан вокруг станции принялись бороздить торпеды-приманки. Несколько суток они безуспешно испускали зазывный стрекот и пахучие струи, по которым подслеповатые самцы бонго безошибочно, издалека находят своих подруг. И вот – свершиось. Томительный инстинкт проснулся во флегматичном колоссе, оторвал его от лакомств, которыми обильно усеяны складки океанского шельфа, и погнал из холодных, сумрачных, изобильных пучин – наверх, туда, где игры, гон, схватки с соперниками, где массивное неповоротливое туловище обретет гибкость, грацию и рванется навстречу яростному утолению, на трели и аромат…
   Досточтимый Глур Чпи припустил по трапам к четвертому шлюзу с такой же алчной резвостью, с какой простодушный океанский великан гнался за стрекочущей пахучей торпедой. Вестовой со складным табуретом и опахалом старался не отставать ни на шаг.
   Бонго на всем ходу влетел в шлюз и врезался в торцовую стенку, чье специальное покрытие поглощало ультразвук и потому казалось сонару животного ясной, прозрачной далью. Мощный удар сотряс всю махину океанской станции, водяной столб, точно от взрыва, взмыл над шлюзом, и брызги обдали с головы до пят подоспевшего именно в тот момент Глура Чпи. Сразу же, истошно визжа роликами по направляющим, рухнула в воду шлюзовая заслонка и наглухо перекрыла вход.
   Оглушенный бонго замер, привалившись к стальной стене. Желтые клубы крови обволокли его разбитую голову. Надсадно взревели насосы, откачивавшие воду, деловито запыхтел компрессор, но вскоре умолк, надув доотказа пневматические уплотнители заслонки.
   Смешанная с кровью вода быстро убывала, обнажая лоснящуюся черную спину, сплошь усаженную раковинами уланга, словно розовыми вулканчиками. Вскоре показались и серые, крапчатые бока, и грозные шипастые плавники. Лишенный привычной стихии, отяжелевший бонго заворочался, его дыхала беспокойно зачмокали, пуская пузыри. Немного поерзав, он изогнулся и грохнул трехлопастным толстым хвостом по дну шлюза. Остатки воды веером взмыли над заслонкой и выплеснулись в океан.
   – Экой красавец, ваша зоркость, – почтительно придыхая, молвил координатор станции. Глур Чпи даже не заметил, когда тот приблизился и занял свое место, чуть позади, слева.
   – Так себе, – соизволил ответить попечитель. – Для первого раза сойдет.
   Дважды зоркий страж процветания лукавил, бонго попался хоть куда, однако целиком соглашаться с подчиненным было ниже его достоинства.
   Тем временем у перил, ограждавших шлюз, столпился почти весь персонал, за вычетом вахты и очередного конвоя. Попечитель не стал их шугать. Первый зверюга сезона – что-то вроде праздника для всех них. Пускай. Опять же, предписано добросердие.
   – Бригаду в шлюз, – энергично приказал Глур Чпи.
   Координатор замялся. Согласно промысловому уставу бонго надлежало загарпунить и умертвить током. Однако в присутствии Глура Чпи этой процедурой пренебрегали, поскольку попечитель не находил ничего интересного в потрошении дохлой туши. А вот разделка живого зверя была его любимым зрелищем да и, пожалуй, единственным развлечением среди служебной тягомотины, если не считать обжорства.
   Уловив замешательство подчиненного, попечитель искоса взглянул на него и шевельнул бровью. А у того голова кругом шла от волнения и толкотни мыслей. После годовой сверки координатору строго указали на превышенную нормоубыль живой силы. Если так дальше пойдет, дело запахнет чуть ли не разжалованием. С другой же стороны, очередная сверка еще когда будет, а попечитель вот он, зыркает и бровями поигрывает. Наконец, новая стратагема добросердия уже вступила в силу. Оставалось неясным, однако, распространяются ли принципы и подпринципы добросердия на трупроцев. Последний комментарий нисколько не прояснял вопроса, ибо в нем добросердие трактовалось как прежде всего непримиримость к отсталым. Следовало ожидать разъяснения, кто именно подпадает под категорию отсталых. «Сволочь», – подумалось вдруг координатору. – «Ишь, раскомандовался. Тебе-то плевать…» И, содрогнувшись от таких крамольных мыслей, бедняга зычно заорал:
   – Ко-онвой! Пер-ву-ю бригаду – в шлюз – марш!
   Подгоняемые прикладами и пинками, трупроцы выбежали из казармы и столпились у лесенки, спускавшейся в шлюз. Передние мешкали, но задние, которых с гоготом лупцевали конвоиры, принялись тыкать их кулаками по ребрам, так что вскоре бригада благополучно оказалась внизу, где, вяло переругиваясь, расхватала осклизлые багры и фленшерные лопаты.
   Тем временем координатор обрел душевное равновесие, решив, что впредь будет умнее и в отчете укажет убыль, соответствующую заданной доле, тогда оставшимся в живых трупроцам придется негласно увеличить нагрузку, только и всего.
   Бонго не шевелился. Кровь обильно струилась из рваной раны на его покатом лбу. Глухо клекотали остатки воды в дыхательных путях, судорожно сжимались и разжимались ноздри. Однако, несмотря на смирный, беспомощный вид огромной туши, трупроцы вовсе не спешили приступать к разделке. Кто глубокомысленно разглядывал зазубренное лезвие фленшерной лопаты, кто ногтями сдирал слой водорослей с древка багра. Иные просто присели на корточки у стены и жадно втягивали свежий воздух, пьянивший после тошнотворной вони рыбозаготовительного трюма.
   – Ну-ка, поторопи их, – приказал Глур Чпи.
   Координатор перегнулся через перила и заорал:
   – Живо за работу, лодыри поганые! Чего ждете? Может, вам водички в шлюз пустить?
   Угроза возымела действие: все на станции знали, что самые дикие посулы могут осуществиться, когда достойный брат народонаселения Глур Чпи собственной персоной надзирает за ходом работ на вверенном его попечению объекте. Подбадривая друг друга немногосложной бранью, трупроцы взяли свои орудия наперевес и окружили распростертого бонго. Затем, нестройно, дико завопив, они смаху вонзили в тушу лезвия и острия.
   Секунду-другую колосс пребывал в неподвижности, как будто уже издох, или же вовсе не почувствовал усилий, с какими на него набросились крохотные сухопутные существа. Но вот яростная судорога прошла по его телу, бонго забился, гневно хлеща хвостом; загудела, сотрясаясь, стальная коробка шлюза; людей расшвыряло по сторонам. Утыканный древками, брызжущий кровью, бонго бешено извивался. Иные, неглубоко всаженные багры и лопаты выпали и валялись в густой скользкой крови, но те, что остались торчать, тыкались в стены и с каждой новой конвульсией животного впивались все глубже.
   Четверо трупроцев сильно расшиблись и лежали у стенок; пятый, очнувшись, полз к передней стенке шлюза, в один из двух спасительных углов, недосягаемых для ярости раненого великана, где столпилась бригада.
   Зрители гикали, вопили, свистели, грохотал разъяренный зверь, но весь этот шум перекрыл предсмертный крик – то расщепленный конец багра вонзился одному из лежавших прямо в живот. Скрючившись, инстинктивно вцепившись в древко, человек истошно вскричал и смолк, когда его, насаженного на багор, приподняло и шмякнуло о стальную стену.
   Глур Чпи причмокнул.
   – Эк его, а? – бросил он через плечо координатору.
   «Взять бы и донос отправить», – подумал вдруг тот. – «Дескать, встревоженный повышенной убылью живой силы персонал нижайше сообщает… Да нет, себе дороже. Начальство его ценит. Что ни декада, шлет с оказией ноздрятину, языки, хребтовину малосольную. Выслуживается. Хоть бы скорей повысили его, что ли…»
   Между тем бонго затих. Тогда щуплый, малорослый трупроц подобрал багор и, ступая по щиколотку в крови, приблизился к голове зверя. Примерившись, он ткнулся острием в ноздрю, налег что было сил. Бонго дернулся навстречу мучителю, подобрал хвост, мощно оттолкнулся, но трупроц хладнокровно, не выпуская багра, упер его в угол меж днищем и передней стенкой шлюза. В недрах мясистой головы животного коротко хрустнула черепная кость, и все было кончено.
   Опять грозно рявкнул координатор, и бригада, постепенно отходя от испуга, принялась за разделку.
   Попечитель раздраженно поманил распорядителя конвойных.
   – Этот вот, замухрышистый… – проворчал он, тыча пальцем вниз.
   – Эт' который? Тот, что зверюгу прикончил?
   – Да, именно.
   – Щас скажу. Номер Ме семьсот… семьсот…
   – Плевал я на его номер, – перебил Глур Чпи. – После разделки двадцать палок и на сутки в холодную. Чтоб не спешил, когда не просят.
   – Слуш-шюсь!
   Без малейшего интереса, просто по привычке попечитель сидел на складном стульчике и смотрел, как трупроцы надрубают шкуру, подводят крюк лебедки, как лебедка выдирает из туши толстый слоеный ремень жира, мяса, сухожилий. Если бы зверь обессилел, но еще дышал, тогда другое дело…
   – Ваша зоркость, позвольте доложить, – прошелестело над ухом.
   – Валяй.
   – К вам посланец. Ждет в кабине главного поста. Прошу прощения, но он велел срочно…
   – Ве-лел? Кто таков, откуда?
   – Страблаг, ваша зоркость. Звездоносец пятой ступени.
   Казалось, эта весть не произвела на достойного Глура Чпи никакого впечатления. Все так же не глядя на вестового, он сухо велел:
   – Иди, скажи, сейчас буду.
   Исполненный сановной горделивости, с непроницаемым лицом попечитель прошествовал на главный пост. Глядя со стороны, никто бы не подумал, что сей почтенный муж, дважды зоркий страж, достойный брат и все такое, сейчас мучительно гадает, какая напасть и откуда свалилась на его голову. В который раз Глур Чпи мысленно посетовал на свою проклятую долю. Легко ли обеспечивать приверженность, благонравие и процветание, теперь еще и добросердие впридачу, ежели ты один, а кругом сплошные скоты. Как ни обеспечивай, как ни подгоняй показатели в рапортах, непременно сыщутся отдельные упущения и нестыковки. Ведомство кишит завистниками и наушниками. Взять того же координатора, ведь непрост, ах, как непрост, шельма… Задумывается то и дело. А ежели подконтрольный чин задумывается, тут непременно жди подвоха. Надо полагать, дождался. Страблаг пятой ступени просто так не заявится. Неужто?..
   С замиранием сердца Глур Чпи толкнул тяжелую стальную дверь и вошел. Щеголеватый звездоносец в голубом мундире стражи благонамеренности ждал его, развалившись в кресле. Дымчатые очки в титановой оправе, усики, бакенбарды, браслет с каменьями на холеной руке. Молодой, да ранний, видать, из хорошей семьи. Обошелся без приветствий, взамен того указав попечителю на кресло напротив себя. Глур Чпи взглядом выдворил за дверь тянущегося в струнку вахтенного и уселся.