Страница:
Начали бить фашистские орудия, минометы, в том числе шестиствольные. Противник стрелял "по квадратам", методично обрабатывая наугад участок, стремясь уничтожить на нем все живое.
К утру стихло. Потом так и пошло: днем - редкая перестрелка, ночью же - сильный артиллерийский и минометный обстрел, бешеный огонь из автоматов и пулеметов по всему Северскому Донцу.
Ресенчук встревожился, узнав от разведчиков, что ночные "шумовые эффекты", возможно, затеваются, чтобы скрыть гул многих моторов в глубине вражеского расположения.
- Смотрите и слушайте, орлы! - наставлял он наблюдателей. - Смотрите и слушайте! Ничего не упустите!
Сведения наблюдателей артполка подтвердили артиллерийские наблюдатели из стрелковых полков, из противотанкового дивизиона, разведчики стрелковых полков, сами стрелки: шум многих моторов по ночам продолжался.
А тут еще выросла в одну ночь за Северским Донцам, посредине балки Топлинка, рукотворная роща... Противник явно пытался что-то скрыть от наших глаз! Что же? Скопление техники? Передвижение частей?
Напряжение нарастало. И когда в конце июня предупредили, что со дня на день начнется наступление врага, даже легче сделалось: знаешь, по крайней мере, к чему готовиться!
* * *
Современный читатель, интересующийся историей Великой Отечественной войны, конечно, знает о событиях весны и лета 1943 года намного больше, чем знали мы, офицеры и солдаты сорок третьего, непосредственные участники событий. Кругозор наш ограничивался, образно говоря, пределами полевой карты-двухверстки, на которую наносилась схема расположения частей и подразделений дивизии. Границы полосы действия дивизии обозначались на такой карте красными линиями. За левой ставился номер дивизии, являвшейся левым соседом, за правой - номер дивизии, являвшейся правым соседом. И все. Никаких лишних подробностей и деталей:
Подробности знали только комдив и, возможно, командиры полков. Но исключительно такие, какие имели отношение к ближайшим соседям, к полосе армии. Остальное было скрыто даже от командиров дивизий.
Поэтому офицеры и солдаты 72-й гвардейской, хоть и слышали выражение "Курский выступ", хоть и знали, что находятся на южной его оконечности, не могли даже предположить, что главные военные события летней кампании сорок третьего года развернутся именно здесь, что именно нам и нашим соседям суждено сорвать операцию фашистского командования, носящую кодовое название "Цитадель".
Знали одно: враг сосредоточил против Воронежского фронта большие силы, в ближайшие дни начнет наступление; мы должны отразить атаки, нанести ответный удар и сокрушить гитлеровцев. Сокрушить без пощады, как сокрушили под Сталинградом. Для того мы здесь, на Северском Донце, и стоим.
* * *
Начиная с 28 июня части дивизии находились в состоянии боевой готовности. На наблюдательных пунктах артиллерийского полка установили круглосуточное дежурство офицерского состава. Огневики могли открыть огонь по назначенным целям немедленно. Пушечные батареи приблизили к переднему краю, чтобы при необходимости они имели возможность быстрее выехать на открытые позиции и вести огонь прямой наводкой.
В железнодорожной насыпи спешно отрыли несколько капониров, установили в них противотанковые орудия. Стрелки углубляли окопы и траншеи. Саперы проверяли готовность уже имеющихся минных полей и ставили новые противотанковые. Связисты прокладывали дополнительные линии связи.
Старшие врачи полков получили в медсанбате положенное количество перевязочных средств и медикаментов. Давая им указания по эвакуации раненых, начальник санитарной службы дивизии гвардии майор Борисов особенное внимание обратил на своевременную доставку раненых в медсанбат и обязал старших врачей стрелковых полков изыскивать любую возможность, чтобы перевозить раненых, не дожидаясь транспорта медсанбата. Мне же прямо сказал, чтобы артиллерийский полк на транспорт медсанбата не рассчитывал.
- Поймите меня правильно, товарищ гвардии капитан, - с нажимом говорил Борисов. - В медсанбате недокомплект санитарных машин. Телешман может не справиться даже с вывозом людей из стрелковых полков. А ведь ему придется еще тяжелораненых в армейский госпиталь отвозить! Так что обходитесь собственными силами. Грузовые машины в артполку имеются! Кроме того, вы можете использовать транспорт, подвозящий боеприпасы...
Майор был прав: в артиллерийских полках дело с транспортом всегда обстояло лучше, чем в стрелковых. Но меня беспокоила неукомплектованность 155-го гвардейского артполка грузовыми автомобилями. К тому же от подчиненных и от наших старших офицеров я знала, что во время боев потери автотранспорта в батареях и дивизионах нередко значительнее, чем потери вооружения.
Пошла я к начальнику штаба капитану Чередниченко, поделилась тревогами.
- Галина Даниловна, милый человек, не беспокойтесь! - сказал тот. Все сделаю, чтобы люди в медсанбат своевременно попадали. Ваш-то непромокаемый транспорт как?
"Непромокаемым транспортом" Юрий Яковлевич именовал две санитарные повозки медпункта. Они использовались для вывоза раненых с огневых позиций батарей. Усилиями Реутова и помогавшего ему Широких обе повозки находились в отличном состоянии. Предмет особой гордости Реутова - резиновые шины, невесть где раздобытые и натянутые на ободья колес. Постукивая по шинам носком сапога, старый казак хвастал:
- Теперь, товарищ доктор, почище всякого автомобиля катать будем. Как на "дутиках"!
Ни он, ни Широких словно и не задумывались, что "как на дутиках" им придется мчаться лесными дорогами, а "загружаться" - под огнем и бомбами.
С младшим врачом полка старшим лейтенантом медицинской службы Кязумовым мы объехали дивизионы и батареи, проверили укомплектованность аптечек, наличие у санинструкторов индивидуальных перевязочных пакетов, асептических повязок, стерильных салфеток, сетчатых шин, матерчатых и резиновых жгутов, йода, стрептоцида. Проверили и наличие индивидуальных перевязочных пакетов у личного состава полка.
Кязумов, пока мы находились в обороне, вполне освоился со своими обязанностями. Поэтому я доверяла ему самостоятельную проверку санитарного состояния подразделений и инструктаж военфельдшеров. Но боевое крещение Кязумову еще предстояло принять. Чувствовалось, он хочет быть достоин уважения ветеранов, звания гвардейца и оттого немного нервничает, бравирует под минометным и артиллерийским огнем. И я предупредила его точно такими же словами, какими когда-то предупреждал меня Юрков:
- Учтите, врач в бою нужен живой...
Перед началом больших сражений у всех офицеров и солдат десятки неотложных дел. Лица людей выражают озабоченность, каждый спешит выполнить очередной приказ. Это придает происходящему особую окраску, напоминает, что недалека минута, когда потребуется предельное напряжение всех физических и моральных сил.
А события разворачиваются уже с кинематографической быстротой. В ночь на 3 июля соединения 7-й гвардейской армии получили приказ о приведении своих частей в полную боевую готовность: командующего армией информировали, что наступление противника начнется между 3 и 6 июля. В ту же ночь по приказу генерал-майора Лосева разведчики дивизии отправились за "языком" и вскоре доставили в штаб дивизии немецкого унтер-офицера. Точного времени начала наступления пленный не знал, но сообщил, что 2 июля личному составу его части зачитано обращение фюрера, призывающего "доблестных солдат рейха" выиграть предстоящее "последнее сражение".
На следующую ночь разведчики захватили вражеского сапера, который снимал минное поле перед собственным передним краем. Часом позднее на нашу сторону перебежал немецкий солдат, назвавший себя патриотом Германии.
Из сообщений пленных и перебежчика, а также из сведений, полученных разведкой фронта, стало известно, что в полосе одной только нашей дивизии гитлеровцы сосредоточили около 80 танков из оперативной группы "Кампф", 32-ю и 106-ю пехотные дивизии, несколько артиллерийских полков и другие части. Что противник перейдет в наступление в 3 часа утра 5 июля.
Утром 4-го по приказу гвардии полковника Н. Н. Павлова на наблюдательном пункте артиллерийского полка собрались артиллерийские командиры дивизии.
Павлов был сдержан, суров. Сообщил всем о времени вражеского наступления и о решении высшего командования провести артиллерийскую контрподготовку.
- Ваша задача, товарищи, состоит в том, чтобы нанести внезапный и мощный удар по исходным позициям вражеской пехоты и танков, по артиллерийским и минометным батареям противника в районах сосредоточения его резервов, - говорил Павлов. - Одновременно должны быть разрушены наблюдательные и командные пункты врага.
К проведению контрподготовки привлекались, кроме артиллерии и минометов нашей дивизии, артиллерия 213-й стрелковой дивизии, недавно занявшей оборону непосредственно за нами, и два дивизиона 109-го армейского пушечного артполка.
Каждый дивизион, каждая батарея получили указания, по каким целям и районам они должны вести огонь после приказа на контр подготовку. Отлучаться с позиций с этой минуты запрещалось.
* * *
До сих пор в мельчайших подробностях помню я ночь на 5 июля 1943 года. Тьма опустилась быстро. Узкий серп месяца повис высоко над горизонтом, звезды в иссиня-черном небе сияли остро, переливаясь голубовато-зеленым цветом. Тишина стояла полная.
На медпункте не опали, все собрались возле повозок. Мужчины курили. Мы с Таней, укрывшись одной шинелью, сидели на куче сена. Тишина. Заговорим о чем-нибудь, но разговор не вяжется. Снова молчим, слушаем, ждем. И сотни тысяч людей, наверное, подобно нам, молчат, вслушиваются, ждут: в окопах, на наблюдательных и командных пунктах, на огневых позициях. Вслушиваются и ждут...
Небеса разверзлись и обрушились на землю в начале третьего часа. Перед этим, как всегда, вздрогнула земля. А потом - оглушающий гром сотен орудий и минометов.
Я только пятнадцать-двадцать секунд слышала свист снарядов и начавшуюся на (переднем крае ожесточенную стрельбу из автоматов и пулеметов. Затем все поглотили гул разрывов и новые, все новые и новые залпы.
По вражеским войскам яростно били пушки и орудия, реактивные снаряды М-31, "катюши". Сполохи выстрелов. Беглые зарницы разрывов, сливающиеся в зарево. Адский грохот. Ничего, кроме жуткого грохота. Никогда ранее не слыханного грохота!
Беззвучно вставали на дыбы испуганные внезапным огнем кони... Беззвучно раскрывали рты Реутов и Широких, повисшие на конских уздечках... Сутулилась Таня, зажимая ладонями уши...
Огненный смерч бушевал тридцать минут. Он прекратился так же неожиданно, как начался. Ночь словно провалилась в возникшую тишину. И мы с ней, неспособные пока произнести ни слова. Одинокая пулеметная очередь на переднем крае... Возбужденное ржание коня... Вместо запаха сырости приплывший с реки запах гари и дыма...
Все напряженно ждали: вот-вот грянет ответный артиллерийский удар. Но враг молчал. Враг не отвечал на огонь. Прошли десять, двадцать, сорок минут - не отвечал.
Стало неудержимо клонить в сон: сказалось, видимо, нервное напряжение. И я пошла к "женской" землянке, улеглась на топчан, укрылась шинелью. Спустилась туда и Таня:
- Галина Даниловна, думаете, не начнется?
- Ложись, ложись - хоть немного вздремнем...
Но я не задремала. Я уснула. Уснула сразу же, как только закрыла глаза. А проспала всего час: сорвал с топчана, заставил схватить санитарную сумку и броситься к выходу грохот разрывов. Снаряды и мины рвались совсем близко, стены землянки ходили ходуном, сквозь накат сыпался песок. Выбежав наружу, присела: между землянкой и блиндажом медпункта взметываются огонь, земля и дым.
- Землянка не выдержит прямого попадания! - прокричала бежавшая следом Таня. - Лучше в ход сообщения!
Совет был дельным. Кинулись в ход сообщения, отбежали с десяток шагов и упали на дно глубокой щели. А сквозь грохот разрывов уже слышался знакомый гул вражеских бомбардировщиков.
Вскоре и первые мощные бомбы взорвались. Я попыталась выглянуть из щели - понять, что происходит. Увы! Все затянуто дымом и пылью. А огонь не стихает. Новые разрывы совсем рядом. Земляные стены дрожат, осыпаются. Ощущение такое, что края щели вот-вот сомкнутся и погребут нас заживо.
Вспомнила сына. Как хорошо, что он далеко. Нет, я не должна погибнуть. Не имею права! У меня же сын... И Нину Букину вспомнила. Каково-то ей в стрелковом полку? Жива ли?
Артиллерийская подготовка противника продолжалась в полосе обороны дивизии около часа. Затем канонада стала затихать, стали слышны пулеметы и автоматы переднего края. Тут же открыли беглый огонь наши гаубицы, пушки и минометы.
- Вот теперь началось! - крикнула я Тане. - Скорей!
Мы выбрались из щели и побежали к блиндажу медпункта.
Глава двадцатая.
Пятое июля
Яростный бой развертывался по всей полосе обороны, но гул казался более ожесточенным на правом фланге, на участке 229-го гвардейского стрелкового полка. Там и вражеская авиация висела.
Отправила я Кязумова в штаб полка - выяснить, куда подавать повозки, где нужна помощь. Чередниченко приказал ехать в первый дивизион, к капитану Савченко. Реутов с Широких забрались на передки и, тронув коней, погнали в лес.
- Немец дымовую завесу поставил, наблюдателям тяжело, - рассказывал Кязумов об услышанном в штабе. - Танки появляются перед пушками, когда до них каких-нибудь двести-триста метров...
Первые раненые поступили на медпункт в начале седьмого часа. Привез их шофер, доставлявший боеприпасы на 1-ю батарею старшего лейтенанта Горбатовского. На бортах грузовика белели свежие царапины от осколков. У пострадавших артиллеристов были - как всегда в начале оборонительного боя, пока дело не дошло до автоматов и гранат, - тяжелые осколочные ранения. При таких ранениях необходим внимательный врачебный осмотр, срочная квалифицированная помощь.
Расспрашивать раненых про обстановку на передовой некогда: только успевай поворачиваться. Да и им самим не до разговоров! И все же из отрывочных фраз, из лихорадочных реплик потерявших немало крови людей можно было понять, что под Масловой Пристанью трудно.
Привезли батарейцев гвардии капитана Михайловского. Эти дрались в Приютовке, тоже хватили лиха. Пригнал повозку от Савченко Реутов. Доставили стрелков из 222-го гвардейского. На взмыленных конях, выскочив из-под обстрела, прискакал Широких. Да так и пошло! То с правого фланга, то с левого, уже не ручейками - рекой полился поток: осколочные, пулевые, колотые, резаные...
Приток раненых вынуждал прибегнуть к разделению труда: мы с Кязумовым стали отбирать для оказания помощи самых тяжелых, оставляя более легких Ковышеву и Коневой.
К девяти часам блиндажи, землянки и щели медпункта оказались заполненными. Вновь прибывающих укладывали под открытым небом, а противник между тем продолжал вести огонь на всю глубину обороны дивизии, снаряды и мины нередко рвались в расположении медпункта, порой приходилось прерывать работу, чтобы "перележать" артналет.
В десятом часу подошли два грузовика, часть раненых удалось отправить в медсанбат. Потом автомашины словно сквозь землю провалились - ни одна не показывалась, - и в одиннадцатом часу я побежала на КП "выбивать" транспорт.
Там - свежие воронки, обезглавленные деревья, труп убитой лошади... Вскакивают на коней, гонят куда-то командир штабной батареи старший лейтенант Кристаллов с ординарцем... Пробегает телефонист с катушкой черного телефонного провода за плечами... Откуда-то из-под земли слышится отчаянный зов: "Резеда"! "Резеда"! Я - "Тополь"!"...
Чередниченко у себя в блиндаже сгорбился над зеленой коробкой полевого телефона. Правой рукой прижимает к уху телефонную трубку, левой - закрывает другое ухО, морщится от напряжения, пытаясь видимо, разобрать, что ему говорят. А отвечая, кричит, рискуя сорвать голосовые связки. Смотрит на меня, не узнавая. И вдруг, зажав трубку ладонью, хрипло приказывает:
- В медпункт! Медсанбат накрыли артогнем, он перебазируется, шоферы не успевают! Идите в медпункт, будут машины!
И опять, перестав видеть меня, что-то кричит в трубку.
Мне стыдно, что помешала. И тут же холодком заползает в грудь тревога за товарищей из медсанбата... Однако давать волю чувствам некогда: раненые ждут! Я выбираюсь из блиндажа и бегу обратно.
В какой обстановке приходилось работать в те часы медицинскому персоналу дивизии и, в частности, персоналу медпункта артиллерийского полка? Чтобы ответить, надо хотя бы в общих чертах рассказать, как складывался, какого накала достиг начавшийся бой.
...Намереваясь протаранить оборону 7-й гвардейской армии, выйти к Короче, в тыл советским войскам, сражающимся у Белгорода, противник нанес основной удар в стык между нашей 72-й стрелковой дивизией и "соседом справа" - 78-й. В эпицентре битвы оказался 229-й гвардейский стрелковый полк, которым командовал майор Г. М. Баталов, а в полосе обороны полка 3-й стрелковый батальон капитана Стриженко.
На Стриженко, понесшего потери уже при артподготовке и бомбардировке с воздуха, двинулись два батальона фашистской пехоты, поддержанные 30 танками и самоходными орудиями.
На левый фланг полка, на 2-й батальон старшего лейтенанта Двойных, наступал полк вражеской пехоты, сопровождаемый 20 танками и самоходными орудиями.
Передний край от Карнауховки до Приютовки заволокло дымом и пылью. Горело все, что могло гореть. В слитном реве боя беззвучно вырастали из земли бесчисленные огненно-черные веера разрывов снарядов и мин, беззвучно срывались в пике фашистские бомбардировщики, беззвучно неслись на позиции наших рот, на позиции батарей, на дороги с грузовиками и подкреплениями, на Шебекинский лес бомбы.
В районе Безлюдовки вступил в бой с полком пехоты и 18 танками противника 224-й гвардейский стрелковый полк майора Уласовца. Скоро и здесь все заволокло дымом и пылью...
Танкам, самоходным орудиям и пехоте противника пришлось пробиваться к оборонительным рубежам наших стрелковых частей сквозь мощный заградительный огонь артиллерии дивизии и приданного нам дивизиона армейского артиллерийского полка.
Враг понес потери на переправах через Северский Донец и в пойме реки, а приблизясь к окопам и траншеям переднего края дивизии, попал под огонь пушечных батарей стрелковых полков и пушечных батарей 155-го гвардейского артполка, выдвинутых на прямую наводку и стрелявших специальными, так называемыми "подкалиберными", снарядами, пробивавшими даже усиленную броню "тигров", "фердинандов" и "пантер".
Лишь после трехчасового боя гитлеровцам ценой громадных потерь удалось прорваться группой танков и самоходных орудий, сопровождаемых батальоном пехоты, на стыке батальонов Стриженко и Двойных, к железной дороге между Карнауховкой и Масловой Пристанью.
На выручку стрелкам, на поддержку товарищей майор Ресенчук двинул 3-й дивизион 155-го гвардейского артиллерийского полка старшего лейтенанта Почекутова. Огонь Почекутова нанес гитлеровцам страшный урон и оказался тем более кстати, что вышла заминка с организацией огня 1-го дивизиона: наблюдательный пункт капитана Савченко окружили автоматчики врага.
Савченко, наблюдатели, связисты и военфельдшер Рита Максимюкова должны были пробиваться сквозь вражеское кольцо к запасному наблюдательному пункту. Капитана ранило в руку. Пока ему помогли добраться до укрытия, пока Рита оказывала командиру дивизиона помощь, батареи старшего лейтенанта Горбатовского, старшего лейтенанта Киселева и капитана Тронь действовали сами по себе.
Правда, убедившись, что связь с НП прервана, руководство огнем дивизиона принял на себя начальник штаба дивизиона старший лейтенант А. И. Арнаутов. Но это произошло не сразу...
Пятый час боя... Шестой... Невозможно описать все подвиги офицеров и солдат стрелковых подразделений дивизии, совершенные 5 июля! Для этого нужна иная книга. Упомяну только о старшем лейтенанте В. Г. Кузнецове{3}, уничтожившем из противотанкового ружья три "пантеры", убившем более пятидесяти фашистов, неоднократно водившем в бой потерявшую командира стрелковую роту...
О командире 3-й роты 1-го батальона 229-го гвардейского стрелкового полка старшем лейтенанте В. Ф. Прилипко, четыре раза водившем до своей гибели роту в контратаки и уничтожавшем огнем из автомата и штыком более тридцати гитлеровцев...
О начальнике штаба 2-го батальона 229-го гвардейского стрелкового полка старшем лейтенанте В. П. Кукове, огнем из пулемета уничтожившем около шестидесяти фашистов, дважды поднимавшем бойцов в контратаки и погибшем в третьей...
О лейтенанте В. М. Колесникове{4}, надежно прикрывшем со своей пулеметной ротой стык батальона Двойных с 224-м гвардейским стрелковым полком. На седьмом часу боя погибли или получили ранения все офицеры и солдаты пулеметной роты. Последним погиб связной Колесникова, помогавший командиру заряжать ленты. Сам Колесников к тому времени получил третье ранение и его контузило.
Бойцы 6-й роты вынесли офицера с позиций роты. Очнувшись, узнав, что выгодный рубеж оставлен врагу, Колесников заменил убитого командира 6-й роты, повел бойцов в атаку и вновь овладел позициями, которые занимал с пулеметчиками до начала боя.
Не могу не упомянуть о командире 224-го гвардейского стрелкового полка гвардии майоре Уласовце, окруженном на наблюдательном пункте, но продолжавшем даже в критической ситуации руководить батальонами.
Пропуская танки и самоходки, стрелковые батальоны Стриженко и Двойных до конца дня вели бой в окружении, приковывая к себе вражескую пехоту, они атаковали прорывавшихся фашистов во фланги, нанесли им тяжелые потери.
В сорок четвертом году для характеристики подобных ситуаций, когда сражающиеся стороны перемешивались и вели бой одновременно на разных глубинах обороны, стали применять выражение "слоеный пирог". В сорок третьем году такого термина не знали. Но 5 июля на восточном берегу Северского Донца возник именно "слоеный пирог". Только гвардейцы наши в отличие от гитлеровцев образца сорок четвертого года обороняли рубежи до последней капли крови и в плен не сдавались.
Погиб, но не сдался 5 июля весь 3-й батальон капитана Стриженко, Погибла шестая рота батальона капитана Двойных. Понесли большие потери, но лишь по приказу отошли с боем к железнодорожной насыпи и Шебекинскому лесу другие роты 2-го батальона.
А перед железнодорожной насыпью, перед Шебекинским лесом, противника встретили огнем 1-й батальон; 229-го гвардейского полка под командованием капитана В. Ф. Шалимова, 2-й батальон 224-го гвардейского стрелкового полка под командованием капитана И. М. Глянцева и отведенная на запасные позиции артиллерия дивизии. В решающую же минуту нанесли удар стоявшие во втором эшелоне 222-й стрелковый полк нашей дивизии и свежая 213-я стрелковая дивизия. Встречным боем они остановили врага.
* * *
Быстро темнело. Затихал грохот боя. Прорвать оборону дивизии гитлеровцы не сумели. Наши стрелковые части и подразделения заняли новые рубежи. Понесший самые тяжелые потери 229-й стрелковый полк, оставив Маслову Пристань, отошел на пять километров восточнее. Усиленный Отдельным учебным стрелковым батальоном, он занял окопы за насыпью железной дороги.
Правофланговые подразделения 224-го стрелкового полка отошли лишь на полтора-два километра, окопавшись на железнодорожной насыпи, а левофланговые подразделения полностью удержали первоначальные рубежи обороны. 155-й артиллерийский полк и 78-й Отдельный истребительно-противотанковый дивизион обосновались на новых огневых позициях, указанных командующим артиллерией дивизии.
Так настала ночь. Вся в заревах пожарищ по берегу Северского Донца, словно горизонт истекал кровью...
Раненых, как уже вспоминала, привозили не только с батарей и наблюдательных пунктов дивизионов 155-го артполка, но и из 78-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, из стрелковых частей. Число поступавших на медпункт воинов резко увеличилось после 12 часов.
Реутов и Широких, возвращаясь с повозками, где сидели и лежали наспех перевязанные люди, рассказывали о кромешном аде, творящемся на передовой. Оба устали, их запыленные лица осунулись...
Не помню, кто привез сообщение о гибели санинструктора 1-й батареи рядового Пети Пинаева, но даже в тот жуткий день остро кольнула весть об этой смерти. Пете только-только исполнилось девятнадцать. Он прибыл на батарею в самом начале боев дивизии. Тихий, скромный паренек, красневший в присутствии женщин,, был удивительно трудолюбивым. Он добросовестно исполнял и обязанности подносчика снарядов, и обязанности санинструктора. С утра 5 июля Петя вынес с огневых позиций, перевязал и отправил в тыл одиннадцать тяжело раненных артиллеристов. Погиб юноша, отражая с товарищами атаку фашистской пехоты.
В каждый приезд Реутов, наскоро напившись воды, хвалил санинструктора 5-й батареи рядовую А. Н. Агееву и санинструктора 6-й батареи Г. Ф. Баранову.
- Ну, девчата... - говорил старый солдат. - Ни черта не боятся!
Саша Агеева действительно была смелой до безрассудства. В батарее ее очень любили и со Сталинграда иначе, как "спасительницей", не называли. В первый день боев на Северском Донце Саша вынесла из-под огня и, искусно перевязав, надежно укрыла в щелях девять тяжело раненных артиллеристов. Отправив их в тыл, она снова ползла туда, где свирепствовали огонь, дым, осколки. Туда, где стояли возле орудий ее друзья.
К утру стихло. Потом так и пошло: днем - редкая перестрелка, ночью же - сильный артиллерийский и минометный обстрел, бешеный огонь из автоматов и пулеметов по всему Северскому Донцу.
Ресенчук встревожился, узнав от разведчиков, что ночные "шумовые эффекты", возможно, затеваются, чтобы скрыть гул многих моторов в глубине вражеского расположения.
- Смотрите и слушайте, орлы! - наставлял он наблюдателей. - Смотрите и слушайте! Ничего не упустите!
Сведения наблюдателей артполка подтвердили артиллерийские наблюдатели из стрелковых полков, из противотанкового дивизиона, разведчики стрелковых полков, сами стрелки: шум многих моторов по ночам продолжался.
А тут еще выросла в одну ночь за Северским Донцам, посредине балки Топлинка, рукотворная роща... Противник явно пытался что-то скрыть от наших глаз! Что же? Скопление техники? Передвижение частей?
Напряжение нарастало. И когда в конце июня предупредили, что со дня на день начнется наступление врага, даже легче сделалось: знаешь, по крайней мере, к чему готовиться!
* * *
Современный читатель, интересующийся историей Великой Отечественной войны, конечно, знает о событиях весны и лета 1943 года намного больше, чем знали мы, офицеры и солдаты сорок третьего, непосредственные участники событий. Кругозор наш ограничивался, образно говоря, пределами полевой карты-двухверстки, на которую наносилась схема расположения частей и подразделений дивизии. Границы полосы действия дивизии обозначались на такой карте красными линиями. За левой ставился номер дивизии, являвшейся левым соседом, за правой - номер дивизии, являвшейся правым соседом. И все. Никаких лишних подробностей и деталей:
Подробности знали только комдив и, возможно, командиры полков. Но исключительно такие, какие имели отношение к ближайшим соседям, к полосе армии. Остальное было скрыто даже от командиров дивизий.
Поэтому офицеры и солдаты 72-й гвардейской, хоть и слышали выражение "Курский выступ", хоть и знали, что находятся на южной его оконечности, не могли даже предположить, что главные военные события летней кампании сорок третьего года развернутся именно здесь, что именно нам и нашим соседям суждено сорвать операцию фашистского командования, носящую кодовое название "Цитадель".
Знали одно: враг сосредоточил против Воронежского фронта большие силы, в ближайшие дни начнет наступление; мы должны отразить атаки, нанести ответный удар и сокрушить гитлеровцев. Сокрушить без пощады, как сокрушили под Сталинградом. Для того мы здесь, на Северском Донце, и стоим.
* * *
Начиная с 28 июня части дивизии находились в состоянии боевой готовности. На наблюдательных пунктах артиллерийского полка установили круглосуточное дежурство офицерского состава. Огневики могли открыть огонь по назначенным целям немедленно. Пушечные батареи приблизили к переднему краю, чтобы при необходимости они имели возможность быстрее выехать на открытые позиции и вести огонь прямой наводкой.
В железнодорожной насыпи спешно отрыли несколько капониров, установили в них противотанковые орудия. Стрелки углубляли окопы и траншеи. Саперы проверяли готовность уже имеющихся минных полей и ставили новые противотанковые. Связисты прокладывали дополнительные линии связи.
Старшие врачи полков получили в медсанбате положенное количество перевязочных средств и медикаментов. Давая им указания по эвакуации раненых, начальник санитарной службы дивизии гвардии майор Борисов особенное внимание обратил на своевременную доставку раненых в медсанбат и обязал старших врачей стрелковых полков изыскивать любую возможность, чтобы перевозить раненых, не дожидаясь транспорта медсанбата. Мне же прямо сказал, чтобы артиллерийский полк на транспорт медсанбата не рассчитывал.
- Поймите меня правильно, товарищ гвардии капитан, - с нажимом говорил Борисов. - В медсанбате недокомплект санитарных машин. Телешман может не справиться даже с вывозом людей из стрелковых полков. А ведь ему придется еще тяжелораненых в армейский госпиталь отвозить! Так что обходитесь собственными силами. Грузовые машины в артполку имеются! Кроме того, вы можете использовать транспорт, подвозящий боеприпасы...
Майор был прав: в артиллерийских полках дело с транспортом всегда обстояло лучше, чем в стрелковых. Но меня беспокоила неукомплектованность 155-го гвардейского артполка грузовыми автомобилями. К тому же от подчиненных и от наших старших офицеров я знала, что во время боев потери автотранспорта в батареях и дивизионах нередко значительнее, чем потери вооружения.
Пошла я к начальнику штаба капитану Чередниченко, поделилась тревогами.
- Галина Даниловна, милый человек, не беспокойтесь! - сказал тот. Все сделаю, чтобы люди в медсанбат своевременно попадали. Ваш-то непромокаемый транспорт как?
"Непромокаемым транспортом" Юрий Яковлевич именовал две санитарные повозки медпункта. Они использовались для вывоза раненых с огневых позиций батарей. Усилиями Реутова и помогавшего ему Широких обе повозки находились в отличном состоянии. Предмет особой гордости Реутова - резиновые шины, невесть где раздобытые и натянутые на ободья колес. Постукивая по шинам носком сапога, старый казак хвастал:
- Теперь, товарищ доктор, почище всякого автомобиля катать будем. Как на "дутиках"!
Ни он, ни Широких словно и не задумывались, что "как на дутиках" им придется мчаться лесными дорогами, а "загружаться" - под огнем и бомбами.
С младшим врачом полка старшим лейтенантом медицинской службы Кязумовым мы объехали дивизионы и батареи, проверили укомплектованность аптечек, наличие у санинструкторов индивидуальных перевязочных пакетов, асептических повязок, стерильных салфеток, сетчатых шин, матерчатых и резиновых жгутов, йода, стрептоцида. Проверили и наличие индивидуальных перевязочных пакетов у личного состава полка.
Кязумов, пока мы находились в обороне, вполне освоился со своими обязанностями. Поэтому я доверяла ему самостоятельную проверку санитарного состояния подразделений и инструктаж военфельдшеров. Но боевое крещение Кязумову еще предстояло принять. Чувствовалось, он хочет быть достоин уважения ветеранов, звания гвардейца и оттого немного нервничает, бравирует под минометным и артиллерийским огнем. И я предупредила его точно такими же словами, какими когда-то предупреждал меня Юрков:
- Учтите, врач в бою нужен живой...
Перед началом больших сражений у всех офицеров и солдат десятки неотложных дел. Лица людей выражают озабоченность, каждый спешит выполнить очередной приказ. Это придает происходящему особую окраску, напоминает, что недалека минута, когда потребуется предельное напряжение всех физических и моральных сил.
А события разворачиваются уже с кинематографической быстротой. В ночь на 3 июля соединения 7-й гвардейской армии получили приказ о приведении своих частей в полную боевую готовность: командующего армией информировали, что наступление противника начнется между 3 и 6 июля. В ту же ночь по приказу генерал-майора Лосева разведчики дивизии отправились за "языком" и вскоре доставили в штаб дивизии немецкого унтер-офицера. Точного времени начала наступления пленный не знал, но сообщил, что 2 июля личному составу его части зачитано обращение фюрера, призывающего "доблестных солдат рейха" выиграть предстоящее "последнее сражение".
На следующую ночь разведчики захватили вражеского сапера, который снимал минное поле перед собственным передним краем. Часом позднее на нашу сторону перебежал немецкий солдат, назвавший себя патриотом Германии.
Из сообщений пленных и перебежчика, а также из сведений, полученных разведкой фронта, стало известно, что в полосе одной только нашей дивизии гитлеровцы сосредоточили около 80 танков из оперативной группы "Кампф", 32-ю и 106-ю пехотные дивизии, несколько артиллерийских полков и другие части. Что противник перейдет в наступление в 3 часа утра 5 июля.
Утром 4-го по приказу гвардии полковника Н. Н. Павлова на наблюдательном пункте артиллерийского полка собрались артиллерийские командиры дивизии.
Павлов был сдержан, суров. Сообщил всем о времени вражеского наступления и о решении высшего командования провести артиллерийскую контрподготовку.
- Ваша задача, товарищи, состоит в том, чтобы нанести внезапный и мощный удар по исходным позициям вражеской пехоты и танков, по артиллерийским и минометным батареям противника в районах сосредоточения его резервов, - говорил Павлов. - Одновременно должны быть разрушены наблюдательные и командные пункты врага.
К проведению контрподготовки привлекались, кроме артиллерии и минометов нашей дивизии, артиллерия 213-й стрелковой дивизии, недавно занявшей оборону непосредственно за нами, и два дивизиона 109-го армейского пушечного артполка.
Каждый дивизион, каждая батарея получили указания, по каким целям и районам они должны вести огонь после приказа на контр подготовку. Отлучаться с позиций с этой минуты запрещалось.
* * *
До сих пор в мельчайших подробностях помню я ночь на 5 июля 1943 года. Тьма опустилась быстро. Узкий серп месяца повис высоко над горизонтом, звезды в иссиня-черном небе сияли остро, переливаясь голубовато-зеленым цветом. Тишина стояла полная.
На медпункте не опали, все собрались возле повозок. Мужчины курили. Мы с Таней, укрывшись одной шинелью, сидели на куче сена. Тишина. Заговорим о чем-нибудь, но разговор не вяжется. Снова молчим, слушаем, ждем. И сотни тысяч людей, наверное, подобно нам, молчат, вслушиваются, ждут: в окопах, на наблюдательных и командных пунктах, на огневых позициях. Вслушиваются и ждут...
Небеса разверзлись и обрушились на землю в начале третьего часа. Перед этим, как всегда, вздрогнула земля. А потом - оглушающий гром сотен орудий и минометов.
Я только пятнадцать-двадцать секунд слышала свист снарядов и начавшуюся на (переднем крае ожесточенную стрельбу из автоматов и пулеметов. Затем все поглотили гул разрывов и новые, все новые и новые залпы.
По вражеским войскам яростно били пушки и орудия, реактивные снаряды М-31, "катюши". Сполохи выстрелов. Беглые зарницы разрывов, сливающиеся в зарево. Адский грохот. Ничего, кроме жуткого грохота. Никогда ранее не слыханного грохота!
Беззвучно вставали на дыбы испуганные внезапным огнем кони... Беззвучно раскрывали рты Реутов и Широких, повисшие на конских уздечках... Сутулилась Таня, зажимая ладонями уши...
Огненный смерч бушевал тридцать минут. Он прекратился так же неожиданно, как начался. Ночь словно провалилась в возникшую тишину. И мы с ней, неспособные пока произнести ни слова. Одинокая пулеметная очередь на переднем крае... Возбужденное ржание коня... Вместо запаха сырости приплывший с реки запах гари и дыма...
Все напряженно ждали: вот-вот грянет ответный артиллерийский удар. Но враг молчал. Враг не отвечал на огонь. Прошли десять, двадцать, сорок минут - не отвечал.
Стало неудержимо клонить в сон: сказалось, видимо, нервное напряжение. И я пошла к "женской" землянке, улеглась на топчан, укрылась шинелью. Спустилась туда и Таня:
- Галина Даниловна, думаете, не начнется?
- Ложись, ложись - хоть немного вздремнем...
Но я не задремала. Я уснула. Уснула сразу же, как только закрыла глаза. А проспала всего час: сорвал с топчана, заставил схватить санитарную сумку и броситься к выходу грохот разрывов. Снаряды и мины рвались совсем близко, стены землянки ходили ходуном, сквозь накат сыпался песок. Выбежав наружу, присела: между землянкой и блиндажом медпункта взметываются огонь, земля и дым.
- Землянка не выдержит прямого попадания! - прокричала бежавшая следом Таня. - Лучше в ход сообщения!
Совет был дельным. Кинулись в ход сообщения, отбежали с десяток шагов и упали на дно глубокой щели. А сквозь грохот разрывов уже слышался знакомый гул вражеских бомбардировщиков.
Вскоре и первые мощные бомбы взорвались. Я попыталась выглянуть из щели - понять, что происходит. Увы! Все затянуто дымом и пылью. А огонь не стихает. Новые разрывы совсем рядом. Земляные стены дрожат, осыпаются. Ощущение такое, что края щели вот-вот сомкнутся и погребут нас заживо.
Вспомнила сына. Как хорошо, что он далеко. Нет, я не должна погибнуть. Не имею права! У меня же сын... И Нину Букину вспомнила. Каково-то ей в стрелковом полку? Жива ли?
Артиллерийская подготовка противника продолжалась в полосе обороны дивизии около часа. Затем канонада стала затихать, стали слышны пулеметы и автоматы переднего края. Тут же открыли беглый огонь наши гаубицы, пушки и минометы.
- Вот теперь началось! - крикнула я Тане. - Скорей!
Мы выбрались из щели и побежали к блиндажу медпункта.
Глава двадцатая.
Пятое июля
Яростный бой развертывался по всей полосе обороны, но гул казался более ожесточенным на правом фланге, на участке 229-го гвардейского стрелкового полка. Там и вражеская авиация висела.
Отправила я Кязумова в штаб полка - выяснить, куда подавать повозки, где нужна помощь. Чередниченко приказал ехать в первый дивизион, к капитану Савченко. Реутов с Широких забрались на передки и, тронув коней, погнали в лес.
- Немец дымовую завесу поставил, наблюдателям тяжело, - рассказывал Кязумов об услышанном в штабе. - Танки появляются перед пушками, когда до них каких-нибудь двести-триста метров...
Первые раненые поступили на медпункт в начале седьмого часа. Привез их шофер, доставлявший боеприпасы на 1-ю батарею старшего лейтенанта Горбатовского. На бортах грузовика белели свежие царапины от осколков. У пострадавших артиллеристов были - как всегда в начале оборонительного боя, пока дело не дошло до автоматов и гранат, - тяжелые осколочные ранения. При таких ранениях необходим внимательный врачебный осмотр, срочная квалифицированная помощь.
Расспрашивать раненых про обстановку на передовой некогда: только успевай поворачиваться. Да и им самим не до разговоров! И все же из отрывочных фраз, из лихорадочных реплик потерявших немало крови людей можно было понять, что под Масловой Пристанью трудно.
Привезли батарейцев гвардии капитана Михайловского. Эти дрались в Приютовке, тоже хватили лиха. Пригнал повозку от Савченко Реутов. Доставили стрелков из 222-го гвардейского. На взмыленных конях, выскочив из-под обстрела, прискакал Широких. Да так и пошло! То с правого фланга, то с левого, уже не ручейками - рекой полился поток: осколочные, пулевые, колотые, резаные...
Приток раненых вынуждал прибегнуть к разделению труда: мы с Кязумовым стали отбирать для оказания помощи самых тяжелых, оставляя более легких Ковышеву и Коневой.
К девяти часам блиндажи, землянки и щели медпункта оказались заполненными. Вновь прибывающих укладывали под открытым небом, а противник между тем продолжал вести огонь на всю глубину обороны дивизии, снаряды и мины нередко рвались в расположении медпункта, порой приходилось прерывать работу, чтобы "перележать" артналет.
В десятом часу подошли два грузовика, часть раненых удалось отправить в медсанбат. Потом автомашины словно сквозь землю провалились - ни одна не показывалась, - и в одиннадцатом часу я побежала на КП "выбивать" транспорт.
Там - свежие воронки, обезглавленные деревья, труп убитой лошади... Вскакивают на коней, гонят куда-то командир штабной батареи старший лейтенант Кристаллов с ординарцем... Пробегает телефонист с катушкой черного телефонного провода за плечами... Откуда-то из-под земли слышится отчаянный зов: "Резеда"! "Резеда"! Я - "Тополь"!"...
Чередниченко у себя в блиндаже сгорбился над зеленой коробкой полевого телефона. Правой рукой прижимает к уху телефонную трубку, левой - закрывает другое ухО, морщится от напряжения, пытаясь видимо, разобрать, что ему говорят. А отвечая, кричит, рискуя сорвать голосовые связки. Смотрит на меня, не узнавая. И вдруг, зажав трубку ладонью, хрипло приказывает:
- В медпункт! Медсанбат накрыли артогнем, он перебазируется, шоферы не успевают! Идите в медпункт, будут машины!
И опять, перестав видеть меня, что-то кричит в трубку.
Мне стыдно, что помешала. И тут же холодком заползает в грудь тревога за товарищей из медсанбата... Однако давать волю чувствам некогда: раненые ждут! Я выбираюсь из блиндажа и бегу обратно.
В какой обстановке приходилось работать в те часы медицинскому персоналу дивизии и, в частности, персоналу медпункта артиллерийского полка? Чтобы ответить, надо хотя бы в общих чертах рассказать, как складывался, какого накала достиг начавшийся бой.
...Намереваясь протаранить оборону 7-й гвардейской армии, выйти к Короче, в тыл советским войскам, сражающимся у Белгорода, противник нанес основной удар в стык между нашей 72-й стрелковой дивизией и "соседом справа" - 78-й. В эпицентре битвы оказался 229-й гвардейский стрелковый полк, которым командовал майор Г. М. Баталов, а в полосе обороны полка 3-й стрелковый батальон капитана Стриженко.
На Стриженко, понесшего потери уже при артподготовке и бомбардировке с воздуха, двинулись два батальона фашистской пехоты, поддержанные 30 танками и самоходными орудиями.
На левый фланг полка, на 2-й батальон старшего лейтенанта Двойных, наступал полк вражеской пехоты, сопровождаемый 20 танками и самоходными орудиями.
Передний край от Карнауховки до Приютовки заволокло дымом и пылью. Горело все, что могло гореть. В слитном реве боя беззвучно вырастали из земли бесчисленные огненно-черные веера разрывов снарядов и мин, беззвучно срывались в пике фашистские бомбардировщики, беззвучно неслись на позиции наших рот, на позиции батарей, на дороги с грузовиками и подкреплениями, на Шебекинский лес бомбы.
В районе Безлюдовки вступил в бой с полком пехоты и 18 танками противника 224-й гвардейский стрелковый полк майора Уласовца. Скоро и здесь все заволокло дымом и пылью...
Танкам, самоходным орудиям и пехоте противника пришлось пробиваться к оборонительным рубежам наших стрелковых частей сквозь мощный заградительный огонь артиллерии дивизии и приданного нам дивизиона армейского артиллерийского полка.
Враг понес потери на переправах через Северский Донец и в пойме реки, а приблизясь к окопам и траншеям переднего края дивизии, попал под огонь пушечных батарей стрелковых полков и пушечных батарей 155-го гвардейского артполка, выдвинутых на прямую наводку и стрелявших специальными, так называемыми "подкалиберными", снарядами, пробивавшими даже усиленную броню "тигров", "фердинандов" и "пантер".
Лишь после трехчасового боя гитлеровцам ценой громадных потерь удалось прорваться группой танков и самоходных орудий, сопровождаемых батальоном пехоты, на стыке батальонов Стриженко и Двойных, к железной дороге между Карнауховкой и Масловой Пристанью.
На выручку стрелкам, на поддержку товарищей майор Ресенчук двинул 3-й дивизион 155-го гвардейского артиллерийского полка старшего лейтенанта Почекутова. Огонь Почекутова нанес гитлеровцам страшный урон и оказался тем более кстати, что вышла заминка с организацией огня 1-го дивизиона: наблюдательный пункт капитана Савченко окружили автоматчики врага.
Савченко, наблюдатели, связисты и военфельдшер Рита Максимюкова должны были пробиваться сквозь вражеское кольцо к запасному наблюдательному пункту. Капитана ранило в руку. Пока ему помогли добраться до укрытия, пока Рита оказывала командиру дивизиона помощь, батареи старшего лейтенанта Горбатовского, старшего лейтенанта Киселева и капитана Тронь действовали сами по себе.
Правда, убедившись, что связь с НП прервана, руководство огнем дивизиона принял на себя начальник штаба дивизиона старший лейтенант А. И. Арнаутов. Но это произошло не сразу...
Пятый час боя... Шестой... Невозможно описать все подвиги офицеров и солдат стрелковых подразделений дивизии, совершенные 5 июля! Для этого нужна иная книга. Упомяну только о старшем лейтенанте В. Г. Кузнецове{3}, уничтожившем из противотанкового ружья три "пантеры", убившем более пятидесяти фашистов, неоднократно водившем в бой потерявшую командира стрелковую роту...
О командире 3-й роты 1-го батальона 229-го гвардейского стрелкового полка старшем лейтенанте В. Ф. Прилипко, четыре раза водившем до своей гибели роту в контратаки и уничтожавшем огнем из автомата и штыком более тридцати гитлеровцев...
О начальнике штаба 2-го батальона 229-го гвардейского стрелкового полка старшем лейтенанте В. П. Кукове, огнем из пулемета уничтожившем около шестидесяти фашистов, дважды поднимавшем бойцов в контратаки и погибшем в третьей...
О лейтенанте В. М. Колесникове{4}, надежно прикрывшем со своей пулеметной ротой стык батальона Двойных с 224-м гвардейским стрелковым полком. На седьмом часу боя погибли или получили ранения все офицеры и солдаты пулеметной роты. Последним погиб связной Колесникова, помогавший командиру заряжать ленты. Сам Колесников к тому времени получил третье ранение и его контузило.
Бойцы 6-й роты вынесли офицера с позиций роты. Очнувшись, узнав, что выгодный рубеж оставлен врагу, Колесников заменил убитого командира 6-й роты, повел бойцов в атаку и вновь овладел позициями, которые занимал с пулеметчиками до начала боя.
Не могу не упомянуть о командире 224-го гвардейского стрелкового полка гвардии майоре Уласовце, окруженном на наблюдательном пункте, но продолжавшем даже в критической ситуации руководить батальонами.
Пропуская танки и самоходки, стрелковые батальоны Стриженко и Двойных до конца дня вели бой в окружении, приковывая к себе вражескую пехоту, они атаковали прорывавшихся фашистов во фланги, нанесли им тяжелые потери.
В сорок четвертом году для характеристики подобных ситуаций, когда сражающиеся стороны перемешивались и вели бой одновременно на разных глубинах обороны, стали применять выражение "слоеный пирог". В сорок третьем году такого термина не знали. Но 5 июля на восточном берегу Северского Донца возник именно "слоеный пирог". Только гвардейцы наши в отличие от гитлеровцев образца сорок четвертого года обороняли рубежи до последней капли крови и в плен не сдавались.
Погиб, но не сдался 5 июля весь 3-й батальон капитана Стриженко, Погибла шестая рота батальона капитана Двойных. Понесли большие потери, но лишь по приказу отошли с боем к железнодорожной насыпи и Шебекинскому лесу другие роты 2-го батальона.
А перед железнодорожной насыпью, перед Шебекинским лесом, противника встретили огнем 1-й батальон; 229-го гвардейского полка под командованием капитана В. Ф. Шалимова, 2-й батальон 224-го гвардейского стрелкового полка под командованием капитана И. М. Глянцева и отведенная на запасные позиции артиллерия дивизии. В решающую же минуту нанесли удар стоявшие во втором эшелоне 222-й стрелковый полк нашей дивизии и свежая 213-я стрелковая дивизия. Встречным боем они остановили врага.
* * *
Быстро темнело. Затихал грохот боя. Прорвать оборону дивизии гитлеровцы не сумели. Наши стрелковые части и подразделения заняли новые рубежи. Понесший самые тяжелые потери 229-й стрелковый полк, оставив Маслову Пристань, отошел на пять километров восточнее. Усиленный Отдельным учебным стрелковым батальоном, он занял окопы за насыпью железной дороги.
Правофланговые подразделения 224-го стрелкового полка отошли лишь на полтора-два километра, окопавшись на железнодорожной насыпи, а левофланговые подразделения полностью удержали первоначальные рубежи обороны. 155-й артиллерийский полк и 78-й Отдельный истребительно-противотанковый дивизион обосновались на новых огневых позициях, указанных командующим артиллерией дивизии.
Так настала ночь. Вся в заревах пожарищ по берегу Северского Донца, словно горизонт истекал кровью...
Раненых, как уже вспоминала, привозили не только с батарей и наблюдательных пунктов дивизионов 155-го артполка, но и из 78-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, из стрелковых частей. Число поступавших на медпункт воинов резко увеличилось после 12 часов.
Реутов и Широких, возвращаясь с повозками, где сидели и лежали наспех перевязанные люди, рассказывали о кромешном аде, творящемся на передовой. Оба устали, их запыленные лица осунулись...
Не помню, кто привез сообщение о гибели санинструктора 1-й батареи рядового Пети Пинаева, но даже в тот жуткий день остро кольнула весть об этой смерти. Пете только-только исполнилось девятнадцать. Он прибыл на батарею в самом начале боев дивизии. Тихий, скромный паренек, красневший в присутствии женщин,, был удивительно трудолюбивым. Он добросовестно исполнял и обязанности подносчика снарядов, и обязанности санинструктора. С утра 5 июля Петя вынес с огневых позиций, перевязал и отправил в тыл одиннадцать тяжело раненных артиллеристов. Погиб юноша, отражая с товарищами атаку фашистской пехоты.
В каждый приезд Реутов, наскоро напившись воды, хвалил санинструктора 5-й батареи рядовую А. Н. Агееву и санинструктора 6-й батареи Г. Ф. Баранову.
- Ну, девчата... - говорил старый солдат. - Ни черта не боятся!
Саша Агеева действительно была смелой до безрассудства. В батарее ее очень любили и со Сталинграда иначе, как "спасительницей", не называли. В первый день боев на Северском Донце Саша вынесла из-под огня и, искусно перевязав, надежно укрыла в щелях девять тяжело раненных артиллеристов. Отправив их в тыл, она снова ползла туда, где свирепствовали огонь, дым, осколки. Туда, где стояли возле орудий ее друзья.