Гудкова Галина. Будут жить !

   - Что за спешка?.. - Он пыхнул трубкой. - С собой возьмите двух-трех человек, не больше. Переправляться будете у Карнауховки. Место знаете?
   - Знаю.
   - На переправе быть от двадцати одного до двадцати двух. Вас поведет гвардии капитан Попов. Чувствуете-то себя как?
   - Нормально, товарищ гвардии майор. Разрешите идти?
   - Идите. Да не лезьте там поперед батьки в пекло! Поняли?
   В моем распоряжении оставалось около трех часов. Но пока я возвратилась на медпункт, пока мы собирались, воздух посинел, а наползшие облака приблизили наступление сумерек.
   Сообщение, что предстоит переправа на "пятачок", сделало людей строгими. Решила взять с собой Таню Коневу и Широких. Возглавить вместо себя медпункт приказала Кязумову.
   Он разволновался:
   - Позвольте и мне с вами!
   - Нет, медпункт не должен оставаться без врача. К реке отправились в восьмом - уже смеркалось.
   ...Моросил дождь. Начальник разведки полка капитан Попов шагал уверенно. Пока обходили минные поля, восстановленные проволочные заграждения, пережидали артналеты, стало совсем темно. Нет-нет да и споткнешься о неубранный труп, раздувшуюся тушу убитой лошади, оступишься в воронку... А то возникнет прямо перед тобой громада сгоревшего танка...
   Пробираемся поймой. Под ногами хлюпает. На "пятачке" относительно тихо: противник ведет беспокоящий минометный огонь, пускает осветительные ракеты. К реке тянутся изогнутые разноцветные пунктиры трассирующих пуль, достают до нашего берега. Чувствуется, Северский Донец близко...
   Окликают, спрашивают пароль. Отвечаем.
   - Правей возьмите! - приказывает из темноты властный голос.
   Берем правее. При слабом свете очередной вражеской ракеты различаем стоящих в неглубокой траншее людей, а у самой воды, в укрепленной изнутри досками и похожей на колодец стрелковой ячейке, сапера, который держит в руках конец каната. На западном берегу, в другом "колодце", стоит другой сапер и держит другой конец каната, с помощью которого через реку перетягивают плотик из кругляков. Кроме того, тут курсируют лодки.
   Ждем, пока плотик ткнется в прибрежную осоку. На нем вплотную друг к другу лежат забинтованные, неподвижные раненые. Слышно, как шумит вода, разгребаемая ногами санитаров. Их четверо. Они переносят раненых на берег, где-то укладывают...
   Вблизи переправы рвутся снаряды. Укрываемся в обвалившихся окопах. Артналет прекращается так же внезапно, как и начался.
   - Эй, кто на плот? - зовет из темноты сапер. - Давай, пока фриц не начал... И не стойте там, лягте!
   Забираемся на скользкий, кренящийся плот. Ложимся на мокрые, в сучках кругляки.
   - Тяни! - кричит сапер.
   Плот вздрагивает, шуршит по примятому тростнику, его начинает покачивать. Рядом с краем плота струятся отражения ракет и пулевых трасс. Похоже, вышли на чистую воду... Думаю только о том, чтобы благополучно добраться до твердого. Случись что на воде - беда: я не умею плавать. Плацдарм, этот перепаханный огнем и сталью клочок западного берега, начинает казаться землей обетованной!
   На правом берегу - и справа, и слева от места, куда причалил плот лежали раненые: глаза различали белую марлю перевязок, слух улавливал стоны и раздраженные голоса скрытых темнотой людей. Не успели сойти, навстречу двинулись санитары, несшие на плащ-палатке первого страдальца.
   Капитан Попов уходит. Спешу узнать, кто на берегу занимается ранеными. Старшим среди медицинского персонала оказался военфельдшер из 229-го гвардейского стрелкового полка лейтенант медицинской службы Д. Я. Дена. С ним были два санинструктора. Находились тут и инструкторы из 222-го гвардейского стрелкового полка. Голос у Дены сел, говорил военфельдшеру с трудом. Спросила, не нужна ли помощь. Махнул рукой:
   - Что здесь увидишь? Разве что поможете рассортировать, подскажете, кого в первую очередь...
   Пошли с ним по берегу. Посвечивали фонариком, нагибались, пытались определить, в каком человек состоянии. Дена сказал, что его люди выбились из сил. Мы с Таней и Широких стали помогать перетаскивать раненых на плотик и в лодки.
   До рассвета удалось переправить на левый берег более пятидесяти человек. Невольно думалось, что этим измученным, потерявшим немало крови и сил людям даже там предстоит много тягот. Пока перевезут или перетащат через пойму, которую противник бомбит и обстреливает... Пока доставят на медпункты стрелковых полков, а из тех - в медсанбат, пройдет не один час... А это лишние потери, затяжка с лечением.
   Бесспорно, мысль создать передовой медицинский пункт непосредственно на плацдарме, чтобы улучшить медицинское обслуживание раненых и их эвакуацию, родилась из заботы об офицерах и солдатах передовых частей. Другой вопрос, что смогут сделать три человека, составляющие персонал этого медпункта?..
   Под утро доставили новую партию раненых. С ними пришла девушка-санинструктор. Сначала мы услышали знакомый голос, потом и знакомую фигурку увидели: Нина Букина! Она рассказала, что находится на плацдарме со своей стрелковой ротой. Потери большие, но и немец несет такие потери, что надолго его не хватит.
   Нина пробыла на берегу не более получаса - спешила в батальон.
   - Еще увидимся! Тут все рядом! - крикнула она на прощанье.
   Светает. Пора искать место для медицинского пункта. Связной Попова повел нас в глубь "пятачка". Шли полого поднимающимся к меловым холмам берегом. Кусты, воронки, снова кусты... Примерно в двухстах метрах от берега путь пересекла длинная трал-шея.
   - Тут у фрицев боевое охранение сидело, - сказал связной. - Теперь ползком придется, товарищ военврач. До немца метров семьсот, не более...
   Идти дальше не имело смысла: приближать медпункт к передовой опасно, найдутся ли другие подходящие укрытия - неизвестно, а траншея достаточно глубока, раненые будут укрыты от осколков и пуль. Да и берег близко!
   Спросила разведчика, где находится КП стрелковых полков. Объяснил. Отпустили его, занялись устройством медпункта. Наметили, где станем размещать людей, где будем отдыхать сами, если удастся. Оставив Таню и Широких рыть ниши для имущества и маскировать траншею, пошла искать командные пункты полков.
   КП 229-го стрелкового находился метров на четыреста правее облюбованной нами траншеи .и метров на триста ближе к противнику: в крохотном блиндаже на краю кукурузного поля. Командир полка майор Г. М. Баталов, начальник штаба капитан К. Н. Антоненко и адъютант Баталова спали в блиндаже, тесно прижавшись друг к другу. У входа в укрытие сидели заместитель комполка по политчасти майор В. Т. Саченко и телефонист. Неподалеку, в стрелковых ячейках, лрикорнули бойцы.
   Я сообщила Саченко, что прибыла для оказания помощи раненым из стрелковых полков, объяснила, где оборудуется медпункт, и отправилась на КП 222-го гвардейского стрелкового полка. Шагала напрямик. Пули посвистывали. Но пули, которые слышишь, уже не причинят вреда!
   Командира 222-го подполковника И. Ф. Попова я видела прежде только издали, но слышала о нем много. Слышала, что Попов закончил академию имени М. В. Фрунзе, что он смел, решителен, умело руководит полком в самых трудных условиях. Знала, что полк Попова прибыл на Северский Донец первым, дерзко вступил в бой с превосходящим по силе врагом, выбил гитлеровцев из Масловой Пристани, переправился через Северский Донец и несколько суток удерживал небольшой плацдарм примерно на том самом участке, где мы сейчас находимся. За эти бои полк наградили орденом Ленина.
   Саперы указали мне блиндаж, врезанный в склон холма и перекрытый двумя бревенчатыми накатами. Подполковник разместился тут со своими заместителями по строевой и политической части.
   Вхожу. Комполка говорит по телефону. Судя по распоряжениям - с одним из комбатов. Речь идет о выдвижении пулеметчиков на стык с полком Баталова. Голос Иван Федорович не повышает, собеседника выслушивает внимательно.
   Закончив разговор, и меня выслушал спокойно, поблагодарил за информацию, глазами указал на мой пистолет - трофейный вальтер, подаренный кем-то из раненых в Сталинграде:
   - Это все ваше вооружение?
   - Да.
   - А военфельдшеры, санитары - тоже с пистолетами?
   У Тани Коневой имелся карабин. Широких не расставался с добытым в Сталинграде "шмайссером". Сказала об этом.
   - При первом удобном случае обзаведитесь отечественными автоматами, посоветовал Попов. - Подберите на поле боя, возьмите у раненых... Словом, где хотите, но раздобудьте.
   И объяснил, что при незначительной глубине плацдарма противник может просачиваться и в расположение медпункта.
   - А теперь, доктор, советую поспешить к себе, - закончил Попов. Утро. Сейчас появится фашистская авиация. Ну а остальное - уж как водится!
   Я приложила руку к пилотке и выбралась из блиндажа.
   Глава двадцать третья.
   На огненном "пятачке"
   В первый день пребывания передового медпункта на "пятачке" гитлеровцы восемь раз атаковали позиции стрелковых полков, используя для поддержки пехоты танки и авиацию. Основную массу раненых приносили нам в промежутках между фашистскими атаками: санитары - обычные стрелки, во время боя они в тыл не уходят.
   Обрабатывая раненых, за развитием событий не следишь: некогда! Да и что увидишь из траншеи, стоя на коленях над очередным искалеченным человеком? Разве что полоску неба и содрогающиеся стены самой траншеи?
   Но начало первой атаки мы наблюдали. Видели, как на склонах меловых холмов, поросших где кустарниками, где кучками деревьев, поднялись неровные, ломающиеся цепи фашистских солдат и побежали, все ускоряя, ускоряя движение, вниз, к окопчикам и наскоро сделанным укрытиям наших батальонов.
   Враг перенес артиллерийский и минометный огонь на пространство между передней линией обороны стрелковых полков и берегом, обстреливал сам берег реки, левобережную пойму... Но сильней всего бил, как мы поняли, по артиллерийским батареям полков и по батареям артполка дивизии.
   Расстояние между наступающими солдатами противника и траншеей медпункта было ничтожно малым. Вспомнив совет подполковника Попова, мы взяли у первых же раненых, доставленных на медпункт, автоматы и диски с патронами. Эти автоматы впоследствии действительно пригодились...
   Самой яростной оказалась восьмая по счету, последняя в тот день, атака. Ей предшествовали мощная артиллерийская подготовка, длительная обработка наших рубежей "юнкерсами" и "фокке-вульфами". Земля ходила ходуном. Казалось, не только все живое, что есть на западном берегу, но и сам берег вот-вот сползет в Северский Донец. Вражеская пехота упорно пробивалась к берегу. И почти пробилась.
   Помню, Широких схватил меня за рукав, что-то крича, махая рукой в сторону расположения полка Попова. Мы с Таней оторвались от раненых, выглянули из траншеи. Бой шел ниже по склону. Там схватились в рукопашной. Дрались минут пятнадцать. Потом гитлеровцы побежали.
   * * *
   Позднее рассказывали: фашистам удалось потеснить левый фланг полка Баталова, вклиниться в наши позиции на стыке 229-го и 222-го полков. Перелом в ход боя внес командир 1-го баталовского батальона капитан Шалимов. С девятнадцатью автоматчиками он заполз в тыл прорвавшимся фашистам, открыл огонь, и тогда поднялся в атаку весь шалимовский батальон.
   Контратакуя, полки не только восстановили положение, но и расширили плацдарм до двух с половиной километров по фронту и до километра двухсот метров в глубину.
   В шестой контратаке ранило командира 222-го стрелкового полка Попова. Где ползком, где перебежками добралась я до командного пункта 222-го и осмотрела перевязку, сделанную подполковнику военфельдшером 2-го батальона. Она была нормальная, но каждое движение причиняло комполка сильные страдания. Сделав обезболивающий укол, я посоветовала отвести Ивана Федоровича на берег, переправить через реку и поскорее доставить в медсанбат.
   Командование полком принял заместитель Попова по строевой части майор Г. С. Шарапов, офицер волевой и решительный. Однако через два часа он и командир 3-го батальона полка старший лейтенант В. Ф. Агафонов погибли, возглавив контратаку батальона у высоты 167,8. Обязанности командира полка стал исполнять заместитель по политической части капитан А. П. Морозов.
   Погибли или получили ранения в тот тяжкий день несколько командиров рот и взводов. Немалые потери понесли артиллеристы. Ранило в голову командира прославленной 2-й батареи гвардии старшего лейтенанта З. А. Киселева. Выбыли из строя несколько командиров орудий, наводчиков, подносчиков снарядов.
   Но и потери противника были велики. Они превзошли все его прежние потери на плацдарме! Лишь во время отражения восьмой атаки гитлеровцев бойцы шалитовского батальона уложили двести с лишним фашистов. А сколько трупов врагов осталось перед всеми батальонами после всех атак?
   С наступлением темноты персонал медпункта, а также присланные нам в помощь санинструкторы и солдаты из стрелковых полков стали переносить тяжелораненых из траншеи на берег, к плотику и лодкам. Слышно было, как у Нижнего Ольшанца начал переправу на плацдарм Отдельный учебный стрелковый батальон. Мы видели, как на плотах, сделанных из бензиновых бочек и досок, перевозят пушки и минометы стрелковых полков. В полночь на лодках, плотиках и по пешеходным мостикам приступил к переправе и 224-й стрелковый полк майора А. И. Уласовца.
   Противник держал переправы под непрерывным обстрелом. Снаряды и мины рвались на обоих берегах, рвались в самой реке, вскидывая фонтаны брызг. В перерывах между разрывами слышался плеск, будто шел дождь: в воду падали пули и мелкие осколки. Один плот и несколько лодок разбило... Разрушило, потащило по течению пешеходный мостик: находившиеся на нем бросались вплавь...
   Используя увеличившееся количество переправочных средств, на левый берег перевезли всех раненых. Надо ли говорить, что и санинструкторы полков, и мы буквально валились с ног? Хорошо помню налитый в руки и ноги, в затылок и шею свинец, резь в воспаленных глазах. Мы добрались до траншеи, залезли в нее, легли, и сразу сон. А через двадцать-тридцать минут - рев орудий.
   На этот раз атаковали по всему фронту не гитлеровцы, а мы.
   * * *
   С Отдельным учебным стрелковым батальоном и 224-м стрелковым полком на плацдарм переправились медицинские работники подразделений. Ни память, ни документы не сохранили имен всех товарищей.
   Но хорошо знаю, что в ночь на 29 июля переправились на плацдарм врач Отдельного учебного стрелкового батальона гвардии капитан медицинской службы Я. Червец, командиры санитарных взводов гвардии лейтенанты медицинской службы Н. Паршин и А. Судницын, санинструкторы Н. Зуева, Т. Худзянская, С. Матвеева, Н. Казакова, А. Чичина, Н. Вязовская... Сказать, что медицинским работникам подразделений на плацдарме было тяжело, значит, не сказать ничего.
   * * *
   ...Однажды, контратакуя, роты 1-го батальона 222-го стрелкового полка продвинулись на двести-триста метров к меловым холмам. Вместе с командиром роты делала перебежку санинструктор Софья Матвеева, девятнадцатилетняя девушка, награжденная за бои в Сталинграде орденом Красной Звезды и медалью "За отвагу". Услышала она стон, донесшийся из ближних кустов. Бросилась туда.
   Возле поврежденного пулемета лежал убитый второй номер расчета и тяжело раненный первый номер - окровавленный сержант Орлов. Наложив на перебитые ноги сержанта тугие повязки, перебинтовав ему грудь, санинструктор взвалила обмякшее тело пулеметчика на спину и поползла в тыл.
   Но не проползла она и двадцати метров - из кустов три гитлеровца. Соня не растерялась, выхватила пистолет. В упор - первого. В упор - второго. Третий навалился, пытаясь вывернуть руку. Сумела застрелить и третьего.
   ...Во второй половине дня 30 июля фашистские автоматчики прорвались на нескольких участках к Северскому Донцу и окружили 2-й стрелковый батальон 224-го стрелкового полка. Но батальон продолжал бой.
   Санинструктор Нина Казакова торопливо перетаскивала лежавших под кустами раненых в бывшую вражескую землянку. И только спустилась в укрытие с очередным раненым, как снаружи - автоматный треск, чужая речь...
   Нина двинулась к двери: немцы! Ее заметили. Высокий, без пилотки солдат рванул из-за пояса гранату и швырнул, метя в дверь блиндажа. Перехватив гранату на лету, Казакова отбросила ее назад. Под ноги упала вторая, покатилась к блиндажу, к раненым. И тут успела Нина: нагнулась, схватила, выбросила.
   После взрыва первой гранаты гитлеровцы, залегли. Но до взрыва второй бросили третью. И тут Нине хватило времени лишь на то, чтобы закрыть дверной проем своим телом.
   Фашистов отогнали. Пробегавший мимо молоденький парнишка-связист услышал: из землянки зовут на помощь. Звали раненые. Нина стояла в темном углу. Гимнастерка и бриджи, изорванные в клочья, намокли от крови.
   - Кого-нибудь из девочек.. - прошептала Казакова. - Не подходи! Кого-нибудь из девочек...
   Связист сбегал за комсоргом полка Галиной Шелеховой. Она и перевязала Нину, хотя слово "перевязала" мало подходит для данного случая. Вечером девушку переправили на левый берег, отвезли в медсанбат. Врачи спасли ее. Позднее хирург Екатерина Никитична Пашкова, оперировавшая Нину, рассказывала, что за всю войну не видела такого обилия ран, как у Казаковой.
   - Ее буквально изрешетило... - вздыхала Пашкова.
   ...Хладнокровно и мужественно работал в 222-м стрелковом полку командир санвзвода 1-го батальона гвардии лейтенант медицинской службы Н. И. Паршин. Потери среди санинструкторов и санитаров были немалые: приходилось не только "организовывать вынос людей с поля боя и эвакуацию их на медпункт или на берег, но и самому принимать участие в спасении раненых из-под огня. Да и за автомат Паршин вынужден был браться... Он сражался как рядовой стрелок, уничтожил десять фашистов. За неделю боев на "пятачке" взвод Паршина спас жизнь ста пятнадцати воинам, благополучно эвакуировав всех их на левый берег.
   Нам с Таней Коневой и Широких нужно было оказывать помощь доставленным на медпункт, переносить их на берег, контролировать и организовывать переправу раненых через Северский Донец, проверять, все ли эвакуированы с батальонных медпунктов, просить у командиров полков санитаров для переноса людей.
   Довелось и самим комполков помощь оказывать. И конечно, не на медпункте, куда они наотрез отказывались идти, а прямо на наблюдательных пунктах.
   Работали мы и передвигались по плацдарму круглые сутки. Разумеется, при этом случалось всякое...
   Помню, добралась я перед заходом солнца 29 июля до КП Баталова, благо наступила вдруг полная тишина. Знакомый блиндаж на краю кукурузного поля уцелел. В нем, кроме Баталова, лишь телефонист и радист, а офицеры штаба, даже адъютант командира полка - в ротах, только что отбивших шестую атаку.
   С порога спрашиваю, есть ли в полку раненые, прошу прислать на медпункт хотя бы двух-трех солдат, чтобы помогли. Баталов отвечает, что обязательно пришлет.
   В это время начинается сильная ружейно-пулеметная стрельба, минуту спустя в дело вступает артиллерия.
   - Очередной "сабантуй"... Уходите, доктор! - советует Баталов.
   Голос у него надорванный. Пищит зуммер. Кричит, вызывая батальоны, радист. Тут не до меня... Поворачиваюсь, поднимаюсь из хода сообщения и приседаю: справа строчат автоматы, над головой свистят пули. Гляжу и глазам не верю: по кукурузному полю, всего в полусотне метров от блиндажа, отбегают наши бойцы, человек двадцать, а за ними, держа автоматы у живота и поливая свинцом направо и налево, шагают гитлеровцы. Их в три раза больше!
   Скатилась в блиндаж:
   - Товарищ майор! Немцы! Прорвались! Наши отходят!
   Баталов рванулся к выходу, оттолкнул меня:
   - Не может быть!
   Выскочили наружу вместе. Гитлеровцы обтекали КП, отрезали его от берега. Баталов, на ходу расстегнув кобуру, выхватив из тугой кожи пистолет, скачками бросился наперерез отходящим:
   - Куда? На-зад!!!
   Я решила, что это конец: погибнет. Закрыла в отчаянии глаза. Не знаю, сколько времени прошло: мгновенье, пять минут, и вдруг: "Ур-р-ра-а-а!" Открыла глаза. Гитлеровцы пятятся. Бойцы бегут за командиром полка, опережают его, настигают фашистов, бьют прикладами, штыками, стреляют вдогонку...
   Баталов вскоре возвратился:
   - Вы еще тут? Я же сказал: будет "сабантуй", уходите! Почему не послушались?
   Крайне тяжелым выдалось 30 июля. Полки и, в частности, их медицинский персонал понесли очень большие потери. Гитлеровцы атаковали с восхода сол"ца до заката, применив танки и авиацию: они явно намеревались покончить с зацепившимися за правый берег частями дивизии.
   Находясь в боевых порядках рот, получила сквозное осколочное ранение, в бедро санинструктор 222-го стрелкового полка Н. И. Вязовская, а санинструктор З. К. Дроздова - осколочное ранение в левое плечо. В Отдельном учебном стрелковом батальоне был тяжело ранен в голову капитан медицинской службы Я. Червец. В 229-м стрелковом полку серьезное ранение в ногу с повреждением кости получил лейтенант медицинской службы Д. Я. Дена. Был тяжело ранен ветеран дивизии старший лейтенант медицинской службы Габдулла Шайдулин. Осколочные ранения в обе ноги получила санинструктор Н. А. Зуева, а санинструктора Т. С. Худзянскую сильно контузило.
   Уже в середине дня санитары и санинструкторы, приносившие на медпункт тяжелораненых, просили:
   - Помогите, я один остался, мне не справиться!
   Я посылала им на помощь Таню Коневу и Широких. Но Таня и Широких не всесильны, не семижильны. Под конец дня решила пробираться к командирам полков - снова просить санитаров.
   Раненые говорили, да и по характеру боя чувствовалось, больше всего тяжелораненых сейчас в 222-м и 224-м полках. Туда мы с Таней Коневой и отправились.
   Огонь бушевал, не утихая. После одной из перебежек, неподалеку от НП 222-го, упали на открытом пространстве. Вблизи - неподвижные, полузасыпанные песком тела. Голова одного из солдат непокрыта, льняные волосы так знакомы...
   - Нина! - воскликнула Таня и кинулась сметать песок с худенького загорелого личика, уже тронутого синевой.
   Да, это была Нина Букина. Осколок сразил ее, когда она пыталась оказать помощь раненому: в руках у Нины надорванный перевязочный пакет, а рядом - тот самый боец. Но и ему уже ничего не нужно...
   Чудовище войны многолико. На фронте, как это ни ужасно, человеческую смерть, даже если человек молод, со временем начинаешь воспринимать как обыденное явление: чувство отчаянья, чувство невосполнимости потери если и не исчезает полностью, то притупляется. А если обострится - его подавляешь: чтоб не мешало.
   Но над телом Нины Букиной я это чувство подавить не смогла. И другое, необъяснимое, чувство - ощущение вины перед этой девочкой - подавить не смогла, словно и впрямь была повинна в том, что не узнала Нина восторга любви, которого так жаждет юность.
   До КП полка мы не добрались. Огонь вражеской артиллерии и шестиствольных минометов буквально сотряс все вокруг. Взрывной волной меня швырнуло на землю. В грудь сильно ударило. Померк свет.
   Открыв глаза, увидела встревоженное лицо Тани, услышала доносящийся из невероятного далека ее голос:
   - Что с вами? Что? Ранены?
   Таня расстегнула ворот моей гимнастерки, дала понюхать нашатырный спирт, натерла спиртом виски. Сознание возвращалось медленно, голова кружилась, в ушах стоял назойливый звон.
   Конева осмотрела меня:
   - Раны нет, но под левой ключицей большой кровоподтек. Наверное, осколок бы на излете.
   - Пойдем...
   С помощью Тани поднялась на ноги. Устояла, держась за ее плечо: вертелась земля, плыли перед глазами круги всех цветов радуги, ноги стали ватными, к горлу подступила тошнота. Таня - от воронки к воронке, от взгорбка к взгорбку - довела, дотащила меня до траншеи медпункта. Я легла, опустила голову на санитарную сумку и провалилась в беспамятство.
   Очнулась к вечеру. Раненых рядом нет. Расслышала голос Тани:
   - Как вы, Галина Даниловна?
   - Что с ранеными?
   - На берегу, Широких переправляет. Я до командиров полков добралась, солдат дали. Вы-то как?
   - Жива. Спасибо тебе.
   - Давайте отведу на берег, а? Вам в медсанбат надо, - кричала Таня мне в ухо.
   Ехать в медсанбат я отказалась. Считала, что не имею права оставить медпункт без врача, полагала, что за ночь окончательно соберусь с силами. А на следующий день еле продержалась до ночи: головная боль ослепляла, мутило. Пирамидон и анальгин не помогали, усиливали тошноту.
   Вдруг Таня куда-то запропастилась, а тут несут новых раненых, но руки мои не повинуются, ничего не могу сообразить...
   Однако к утру следующего дня полегчало. Выбралась я на бруствер траншеи. Все кругом серое и очень тихо. Слышно, как на реке стучат весла лодок. Рядом присела Таня. Сняла пилотку, расчесала волосы. В эту минуту я увидела идущего от берега человека.
   - Таня, погляди, никак Гаджиев?
   - Точно, - Конева торопливо застегивала пуговки воротника.
   - А чего это он? Или начали санроты полков переправлять?
   - Да нет! - сказала Таня. - На смену вам...
   Я вчера гвардии майора Баталова видела, сказала про вас.
   Гаджиев приблизился:
   - Доброе утро!
   Улыбнулся, но улыбка получилась какая-то печальная. И взгляд больших темных глаз тоже печален.
   Ответив на приветствие, я спросила, отчего невесел товарищ военврач. Таня пошутила: товарищ военврач наверняка загрустил из-за разлуки со своей любимой, то есть со скрипкой.
   И тут из-за меловых холмов, грубо толкнув землю, ударили орудия врага. Мгновенье спустя уже слышался тот характерный, с каким-то старческим пришепетыванием свист, по которому безошибочно определяешь, что снаряды лягут рядом.