Гвардии майор Рубин проявил по отношению ко мне подлинно дружескую заботу. На следующий день он даже проводил носилки к самолету, который доставлял тяжелораненых в полтавский госпиталь. Тепло простился, пожелал скорейшего выздоровления, помог задвинуть носилки в машину...
- Не поминайте лихом, голубчик! - донесся его голос.
Вез меня и еще двух раненых "кукурузник", переоборудованный под летающую "скорую помощь". На нижних плоскостях крыльев самолета и в хвостовой части были вмонтированы длинные полукруглые ящики, куда и задвигали носилки. Мои задвинули в левый, в правый - носилки с рядовым солдатом, у которого ампутировали обе ноги, в хвостовую часть - носилки с безруким майором.
Сразу после погрузки я потеряла сознание и очнулась уже при выгрузке. В памяти осталось: пилот - рослый, широкогрудый мужчина - подошел, поглядел, убедился, что я жива, попытался ободряюще улыбнуться, круто повернулся, ушел...
Рентгеновской аппаратуры в Полтаве не оказалось - днями ее отправили за Днепр, и меня эвакуировали санитарным поездом в Харьков, в тамошний нейрохирургический госпиталь. И вот вагон "черепников": бредовые вопли и крики, качка, перестук колес. Все дальше родная армия, родная дивизия, родной артиллерийский полк, и все острее чувство потерянности, ненужности, забытости...
Примерно через неделю рентгеновские снимки были готовы. Хирурги госпиталя предлагали оперироваться, удалить поврежденные кости черепа. Но рана затянулась, и я отказалась от операции.
Созывается консилиум. Снова предлагают операцию. Снова отказываюсь. Проходит месяц. Настаиваю на выписке, чтобы повидать семью. Теперь врачи отказывают! Но я настаиваю, упорно стою на своем и после долгих колебаний госпитального начальства получаю наконец месячный отпуск по болезни.
Еду через Москву. На улице Горького меня, облаченную в прожженную шинель, в потертую, болтающуюся на обритой голове шапку-ушанку, задерживает патруль. Начальник патруля, майор, начинает выговаривать за неряшливость, но прерывает нотацию на полуслове, вытаскивает блокнот и дает записку в комендатуру, где я получаю новое обмундирование: хлопчатобумажное военное женское платье, белье, кирзовые сапоги, новехонькую, на мой малый рост шинельку, офицерскую шапку-ушанку, скрипучий кожаный ремень и даже новенький зеленый вещевой мешок.
Вещи добротные, хорошие, но почему-то жалко сдавать прожженную шинель, старые брюки, разбитые, слишком большие сапоги и штопаный-перештопаный вещевой мешок: как будто рвешь последние связи с прошлым...
До Джезказгана добиралась с частыми пересадками, чувствуя слабость, головокружение, звон в ушах. По ночам, забываясь, кричала. Меня будили: "Товарищ капитан, хватит воевать!"
Добравшись до Джезказгана, очень ослабела и, переступив порог дома, упала без сознания. В чувство привел отец. Он стал совсем седым, исхудал, лицо изрезано глубокими морщинами. Сказал, что сын в детском саду, но сад не здесь, а в Долинке, под Карагандой.
Я даже заплакала от огорчения и в тот же день поехала в Караганду. Но за дорогу так устала, так изволновалась, что в Долинке, не дойдя до детсада, опять потеряла сознание и упала. Меня подобрали, отвезли в больницу и выпустили только через две недели.
На этот раз я до детского сада дошла. На дворе ковырялся в снегу мальчик в вытертой шапке, большом демисезонном пальто и больших заскорузлых ботинках.
Позвала. Поднял голову, не узнал, снова заковырялся в снегу. И лишь после того, как позвала еще раз и заплакала, кинулся ко мне и тоже заплакал.
Предполагая вернуться на фронт, перевезла отца и сына в Москву. Мы заняли комнату в прежней квартире, хотя и тут не обошлось без осложнений и хлопот. Отпуск заканчивался. Подала рапорт в Главное санитарное управление РККА с просьбой направить в прежнюю часть. Просьбу не удовлетворили, предложили должность старшего врача батальона аэродромного обслуживания в полку бомбардировочной авиации дальнего действия.
Я отклонила это предложение и еще несколько предложений подобного рода: не хотела оставаться в глубоком тылу. А на очередном построении офицеров резерва Главного санитарного управления РККА опять упала, опять очутилась в госпитале, и на этот раз приговор медицинской комиссии был окончательным: инвалид войны.
Так завершилась моя служба в Советской Армии. Пришлось приспосабливаться к тыловой- жизни, лечиться, работать, чтобы поставить на ноги сына, заботиться об отце. Связь с фронтовыми товарищами нарушилась. И нарушилась надолго...
Эпилог
Давным-давно закончилась война. Сорок с лишним лет минуло. Но каждый год в мае месяце съезжаются - в Москву или на места былых боев - ветераны 72-й гвардейской Красноградской стрелковой дивизии, не забывающие фронтовое братство.
Из офицеров, старшин, сержантов и солдат, упомянутых в этих записках, я постоянно вижу на встречах Героя Советского Союза Г. М. Баталова, назначенного в конце войны командиром нашей дивизии и получившего тогда же звание генерал-майора; Б. П. Юркова, командовавшего в сорок пятом 81-й стрелковой дивизией, сейчас генерал-лейтенанта; Ю. А. Чередниченко, подполковника в отставке; хирурга М. И. Гусакова и его жену Е. А. Капустянскую, хирургическую медсестру; хирурга И. С. Милова с женой А. В. Коньковой; известного кардиолога, заслуженного врача РСФСР И. Р. Обольникова; делегата XXI съезда КПСС Марию Васильевну Абакумову, награжденную уже в мирное время за трудовой подвиг орденом Ленина; главного санитарного врача Волгоградской области Зинаиду Касьяновну Дроздову; хирурга Н. Н. Пинскер.
Нередко приезжает героиня боев на "Бородаевском плацдарме" Антонина Акимовна Чичина, та самая санинструктор Тоня Чичина, чье имя знала вся 2-я гвардейская дивизия.
В декабре 1943 года она в который раз подняла залегших бойцов в атаку. Пулеметная очередь перебила девушке ногу выше колена. Товарищи вынесли санинструктора с поля боя, хирурги спасли ей жизнь, но спасти ногу не могли.
После боя командир Тониного батальона гвардии капитан Сагайда сразу поехал в медсанбат. Операция закончилась, его пропустили, и Сагайда сказал тогда Тоне, что батальон никогда ее не забудет, что офицеры и бойцы верят в нее.
- Ты молодая, отважная, красивая, - говорил капитан. - Все у тебя еще впереди: и учеба, и любимая работа, и хороший муж, и дети!
Предсказания Сагайды сбылись: несчастье не сломило Антонину Акимовну, все вышло как сказал комбат.
А однажды приехал на встречу человек, которого считали погибшим: гвардии лейтенант в отставке Анатолий Васильевич Костин. Если читатель помнит, после боя у хутора Кисловского лейтенанта нашли возле орудия в бессознательном состоянии, с кровавой пеной на губах. Думали, до медсанбата не дотянет. Даже похоронку составили! А в 30-летие Курской битвы Костин вдруг появился в Шебекинском лесу. "Дотянул" и до медсанбата и до госпиталя. А там спасли.
Но многих среди нас нет: не дошли до Победы.
...При форсировании Южного Буга погиб командир 222-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковник И. Ф. Попов, человек, которому прочили большое будущее.
...На Ингульце, под селом Верблюжки, получил тяжелое ранение командир 2-го дивизиона артполка гвардии капитан А. С. Михайловский.
...Там же, под селом Верблюжки, спасая укрытых в блиндаже раненых, вызвала огонь первого дивизиона на себя и смертью храбрых погибла Рита Максимюкова.
...В Венгрии, неподалеку от Балатона, осталась могила светло любившего Риту гвардии старшего лейтенанта Вани Горбатовского.
...За Южным Бугом упала под пулями фашистских автоматчиков, навеки закрыв яркие синие глаза, любимица артполка певунья Таня Конева, кавалер ордена Красного Знамени, награжденная медалями "За боевые заслуги" и "За отвагу".
Многих, многих молодых и отважных не стало в боях! А после войны раны и перенесенные тяготы, словно прилетевшие издалека осколки, продолжают косить воинов. Ушли из жизни бывший командир дивизии гвардии генерал-майор, Герой Советского Союза И. А. Лосев; бывший командир артполка гвардии полковник, Герой Советского Союза И. У. Хроменков; бывший командующий артиллерией дивизии гвардии полковник Н. Н. Павлов; бывший начальник санитарной службы дивизии гвардии подполковник Г. А. Борисов... И многие другие.
Не отзываются мои помощники гвардии лейтенанты медицинской службы И. А. Сайфулин и Н. С. Ковышев, санитар Широких и повозочный Реутов... Молчит врач Кязумов... О многих давно ничего не слышно!
Но вот возложены венки и цветы к братским могилам, к памятникам, воздвигнутым на местах боев.
Оставаясь после таких встреч одна, я ощущаю тревогу: люди живы, пока их образы хранит наша память. Но и мы не вечны! Что же передадим мы поколениям, идущим нам на смену? Только выбитые в граните и металле имена, фамилии, звания, даты рождения и смерти?
Несправедливо...
И, пытаясь сохранить для будущего живые черты хотя бы немногих своих однополчан, я написала о них.
Примечания
{1}Против врага в полной тайне сосредоточились 10 общевойсковых, одна танковая и четыре воздушные армии, ряд отдельных танковых, механизированных корпусов, бригад и частей, пятнадцать с половиной тысяч орудий и минометов, 1463 танка и самоходно-артиллерийские установки, 1350 боевых самолетов. Подробнее об этом см.: Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., изд-во агентства печати "Новости", 1983, с. 292 (Прим. авт.).
{2}ДОП - дивизионный обменный пункт, одно из тыловых подразделений дивизии.
{3}За мужество, проявленное в бою 5 июля 1943 года, гвардии старший лейтенант В. Г. Кузнецов был награжден орденом Ленина с присвоением звания Героя Советского Союза.
{4}В. М. Колесников за бои 5 июля также был награжден орденом Ленина с присвоением ему звания Героя Советского Союза.
- Не поминайте лихом, голубчик! - донесся его голос.
Вез меня и еще двух раненых "кукурузник", переоборудованный под летающую "скорую помощь". На нижних плоскостях крыльев самолета и в хвостовой части были вмонтированы длинные полукруглые ящики, куда и задвигали носилки. Мои задвинули в левый, в правый - носилки с рядовым солдатом, у которого ампутировали обе ноги, в хвостовую часть - носилки с безруким майором.
Сразу после погрузки я потеряла сознание и очнулась уже при выгрузке. В памяти осталось: пилот - рослый, широкогрудый мужчина - подошел, поглядел, убедился, что я жива, попытался ободряюще улыбнуться, круто повернулся, ушел...
Рентгеновской аппаратуры в Полтаве не оказалось - днями ее отправили за Днепр, и меня эвакуировали санитарным поездом в Харьков, в тамошний нейрохирургический госпиталь. И вот вагон "черепников": бредовые вопли и крики, качка, перестук колес. Все дальше родная армия, родная дивизия, родной артиллерийский полк, и все острее чувство потерянности, ненужности, забытости...
Примерно через неделю рентгеновские снимки были готовы. Хирурги госпиталя предлагали оперироваться, удалить поврежденные кости черепа. Но рана затянулась, и я отказалась от операции.
Созывается консилиум. Снова предлагают операцию. Снова отказываюсь. Проходит месяц. Настаиваю на выписке, чтобы повидать семью. Теперь врачи отказывают! Но я настаиваю, упорно стою на своем и после долгих колебаний госпитального начальства получаю наконец месячный отпуск по болезни.
Еду через Москву. На улице Горького меня, облаченную в прожженную шинель, в потертую, болтающуюся на обритой голове шапку-ушанку, задерживает патруль. Начальник патруля, майор, начинает выговаривать за неряшливость, но прерывает нотацию на полуслове, вытаскивает блокнот и дает записку в комендатуру, где я получаю новое обмундирование: хлопчатобумажное военное женское платье, белье, кирзовые сапоги, новехонькую, на мой малый рост шинельку, офицерскую шапку-ушанку, скрипучий кожаный ремень и даже новенький зеленый вещевой мешок.
Вещи добротные, хорошие, но почему-то жалко сдавать прожженную шинель, старые брюки, разбитые, слишком большие сапоги и штопаный-перештопаный вещевой мешок: как будто рвешь последние связи с прошлым...
До Джезказгана добиралась с частыми пересадками, чувствуя слабость, головокружение, звон в ушах. По ночам, забываясь, кричала. Меня будили: "Товарищ капитан, хватит воевать!"
Добравшись до Джезказгана, очень ослабела и, переступив порог дома, упала без сознания. В чувство привел отец. Он стал совсем седым, исхудал, лицо изрезано глубокими морщинами. Сказал, что сын в детском саду, но сад не здесь, а в Долинке, под Карагандой.
Я даже заплакала от огорчения и в тот же день поехала в Караганду. Но за дорогу так устала, так изволновалась, что в Долинке, не дойдя до детсада, опять потеряла сознание и упала. Меня подобрали, отвезли в больницу и выпустили только через две недели.
На этот раз я до детского сада дошла. На дворе ковырялся в снегу мальчик в вытертой шапке, большом демисезонном пальто и больших заскорузлых ботинках.
Позвала. Поднял голову, не узнал, снова заковырялся в снегу. И лишь после того, как позвала еще раз и заплакала, кинулся ко мне и тоже заплакал.
Предполагая вернуться на фронт, перевезла отца и сына в Москву. Мы заняли комнату в прежней квартире, хотя и тут не обошлось без осложнений и хлопот. Отпуск заканчивался. Подала рапорт в Главное санитарное управление РККА с просьбой направить в прежнюю часть. Просьбу не удовлетворили, предложили должность старшего врача батальона аэродромного обслуживания в полку бомбардировочной авиации дальнего действия.
Я отклонила это предложение и еще несколько предложений подобного рода: не хотела оставаться в глубоком тылу. А на очередном построении офицеров резерва Главного санитарного управления РККА опять упала, опять очутилась в госпитале, и на этот раз приговор медицинской комиссии был окончательным: инвалид войны.
Так завершилась моя служба в Советской Армии. Пришлось приспосабливаться к тыловой- жизни, лечиться, работать, чтобы поставить на ноги сына, заботиться об отце. Связь с фронтовыми товарищами нарушилась. И нарушилась надолго...
Эпилог
Давным-давно закончилась война. Сорок с лишним лет минуло. Но каждый год в мае месяце съезжаются - в Москву или на места былых боев - ветераны 72-й гвардейской Красноградской стрелковой дивизии, не забывающие фронтовое братство.
Из офицеров, старшин, сержантов и солдат, упомянутых в этих записках, я постоянно вижу на встречах Героя Советского Союза Г. М. Баталова, назначенного в конце войны командиром нашей дивизии и получившего тогда же звание генерал-майора; Б. П. Юркова, командовавшего в сорок пятом 81-й стрелковой дивизией, сейчас генерал-лейтенанта; Ю. А. Чередниченко, подполковника в отставке; хирурга М. И. Гусакова и его жену Е. А. Капустянскую, хирургическую медсестру; хирурга И. С. Милова с женой А. В. Коньковой; известного кардиолога, заслуженного врача РСФСР И. Р. Обольникова; делегата XXI съезда КПСС Марию Васильевну Абакумову, награжденную уже в мирное время за трудовой подвиг орденом Ленина; главного санитарного врача Волгоградской области Зинаиду Касьяновну Дроздову; хирурга Н. Н. Пинскер.
Нередко приезжает героиня боев на "Бородаевском плацдарме" Антонина Акимовна Чичина, та самая санинструктор Тоня Чичина, чье имя знала вся 2-я гвардейская дивизия.
В декабре 1943 года она в который раз подняла залегших бойцов в атаку. Пулеметная очередь перебила девушке ногу выше колена. Товарищи вынесли санинструктора с поля боя, хирурги спасли ей жизнь, но спасти ногу не могли.
После боя командир Тониного батальона гвардии капитан Сагайда сразу поехал в медсанбат. Операция закончилась, его пропустили, и Сагайда сказал тогда Тоне, что батальон никогда ее не забудет, что офицеры и бойцы верят в нее.
- Ты молодая, отважная, красивая, - говорил капитан. - Все у тебя еще впереди: и учеба, и любимая работа, и хороший муж, и дети!
Предсказания Сагайды сбылись: несчастье не сломило Антонину Акимовну, все вышло как сказал комбат.
А однажды приехал на встречу человек, которого считали погибшим: гвардии лейтенант в отставке Анатолий Васильевич Костин. Если читатель помнит, после боя у хутора Кисловского лейтенанта нашли возле орудия в бессознательном состоянии, с кровавой пеной на губах. Думали, до медсанбата не дотянет. Даже похоронку составили! А в 30-летие Курской битвы Костин вдруг появился в Шебекинском лесу. "Дотянул" и до медсанбата и до госпиталя. А там спасли.
Но многих среди нас нет: не дошли до Победы.
...При форсировании Южного Буга погиб командир 222-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковник И. Ф. Попов, человек, которому прочили большое будущее.
...На Ингульце, под селом Верблюжки, получил тяжелое ранение командир 2-го дивизиона артполка гвардии капитан А. С. Михайловский.
...Там же, под селом Верблюжки, спасая укрытых в блиндаже раненых, вызвала огонь первого дивизиона на себя и смертью храбрых погибла Рита Максимюкова.
...В Венгрии, неподалеку от Балатона, осталась могила светло любившего Риту гвардии старшего лейтенанта Вани Горбатовского.
...За Южным Бугом упала под пулями фашистских автоматчиков, навеки закрыв яркие синие глаза, любимица артполка певунья Таня Конева, кавалер ордена Красного Знамени, награжденная медалями "За боевые заслуги" и "За отвагу".
Многих, многих молодых и отважных не стало в боях! А после войны раны и перенесенные тяготы, словно прилетевшие издалека осколки, продолжают косить воинов. Ушли из жизни бывший командир дивизии гвардии генерал-майор, Герой Советского Союза И. А. Лосев; бывший командир артполка гвардии полковник, Герой Советского Союза И. У. Хроменков; бывший командующий артиллерией дивизии гвардии полковник Н. Н. Павлов; бывший начальник санитарной службы дивизии гвардии подполковник Г. А. Борисов... И многие другие.
Не отзываются мои помощники гвардии лейтенанты медицинской службы И. А. Сайфулин и Н. С. Ковышев, санитар Широких и повозочный Реутов... Молчит врач Кязумов... О многих давно ничего не слышно!
Но вот возложены венки и цветы к братским могилам, к памятникам, воздвигнутым на местах боев.
Оставаясь после таких встреч одна, я ощущаю тревогу: люди живы, пока их образы хранит наша память. Но и мы не вечны! Что же передадим мы поколениям, идущим нам на смену? Только выбитые в граните и металле имена, фамилии, звания, даты рождения и смерти?
Несправедливо...
И, пытаясь сохранить для будущего живые черты хотя бы немногих своих однополчан, я написала о них.
Примечания
{1}Против врага в полной тайне сосредоточились 10 общевойсковых, одна танковая и четыре воздушные армии, ряд отдельных танковых, механизированных корпусов, бригад и частей, пятнадцать с половиной тысяч орудий и минометов, 1463 танка и самоходно-артиллерийские установки, 1350 боевых самолетов. Подробнее об этом см.: Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., изд-во агентства печати "Новости", 1983, с. 292 (Прим. авт.).
{2}ДОП - дивизионный обменный пункт, одно из тыловых подразделений дивизии.
{3}За мужество, проявленное в бою 5 июля 1943 года, гвардии старший лейтенант В. Г. Кузнецов был награжден орденом Ленина с присвоением звания Героя Советского Союза.
{4}В. М. Колесников за бои 5 июля также был награжден орденом Ленина с присвоением ему звания Героя Советского Союза.