Страница:
— Похоже, у вас здесь был ураган, — произнес Люк, поглаживая коня по носу. — Как давно это было?
Брай задумалась: все дни для нее слились в один бесконечный день.
— Четыре… нет, пять дней назад,
Люк огляделся, не в силах понять, что же изменилось в окружающем пейзаже.
— Нет старого дуба, — подсказала ему Брай. — В него попала молния.
Брай с нетерпением ждала возвращения Люка, чтобы выяснить у него, что он имел в виду, когда сказал: «Задайте себе вопрос: уделили бы вы мне хоть немного времени, если бы я не выглядел человеком, нуждающимся в работе?» Глядя на него сейчас, одетого в длинный черный сюртук, с темно-красным галстуком на шее, Брай поняла, что, если бы он явился к ней в таком наряде, она приказала бы слугам вышвырнуть его из дома. Его бриджи были заправлены в высокие ботинки для верховой езды. Ни на сюртуке, ни на ботинках не было ни пылинки, что могло означать одно из двух: либо он очень заботится о своей одежде, либо Оррин одолжил ему карету, чтобы он мог вернуться в «Конкорд». Мысль о том, что он слишком заботится о своей наружности, почему-то начала ее раздражать.
— В чем дело? — спросил он, заметив, как пристально она рассматривает накрахмаленный воротник его белой рубашки.
— Как вы сюда добрались? — вежливо спросила она.
— В карете. Ваш отчим решил взять наемную карету, когда они с вашей матушкой будут готовы вернуться в «Конкорд».
Люк не мог понять, чем вызвано ее раздражение. Неужели она подумала, что он украл карету? Он поднял с земли свою фетровую шляпу с широкими полями, которую небрежно отбросил в сторону, прежде чем приласкать коня.
— Что еще пострадало? — спросил он.
Сейчас, по мнению Брай, Лукас выглядел как профессиональный игрок. Она могла легко представить его себе за карточным столом, когда он привычным жестом сдает карты. Ей определенно стоило попросить Адди выпроводить его вон, так как она все больше сомневалась, что этот человек сможет ей помочь.
Она встряхнула головой, отгоняя от себя тяжелые мысли, и поэтому не услышала его вопроса.
— Что?.. Простите… я не.
— Я говорю об ущербе. О его размерах.
— Разрушен сарай. Плотина и ворота шлюза нуждаются в ремонте, но это не имеет никакого отношения к урагану. Мне пришлось срубить дуб.
— Вам? — Люк посмотрел на то место, где совсем недавно возвышался старый дуб. Как же он не заметил отсутствия ветвей, закрывавших полнеба? Интересно, испытывает ли она чувство потери? В ее голосе не слышалось сожаления, когда она говорила о дубе.
— Мне жаль это дерево, — грустно проговорил он.
Брай пожала плечами.
Люк пристально посмотрел на нее. Что это — равнодушие или избыток эмоций, заставивший ее ответить таким странным образом? Не дождавшись вразумительного ответа, он спросил:
— А где то, что осталось от дерева?
— На лесопилке. Там, куда сваливают все бревна.
— Тогда я воспользуюсь им…
— Боюсь, что нет, — холодно возразила она. — У меня на этот счет свои планы.
Люк не стал больше задавать вопросов. Она все равно ему не ответит.
— Думаю, стоит заняться ремонтом этого дома. — Люк указал через плечо на домик надсмотрщика, где провел первую ночь. — Не будете возражать?
— Не буду, но не трогайте мой дуб.
— Вы не будете возражать, если я пока останусь жить в доме?
— Я бы возражала, но здесь не всегда считаются с моими желаниями. Разве Оррин не распорядился, чтобы вы жили в доме?
— Да, это так.
— Кстати, я категорически против, чтобы вы жили в комнате, расположенной рядом с моей. Вы можете занять бывшую комнату Рэнда. Она просторнее и гораздо удобнее.
— И находится в противоположном конце дома…
— Совершенно верно, — Брай тронула коня, но, прежде чем уехать, спросила: — Вы пообедаете со мной?
— Я не знал, что приглашен.
— Я приглашаю вас сейчас.
Обед проходил в молчаливой, напряженной атмосфере. Ничего не изменилось и в последующие три недели. Брай не вела себя невежливо, но и разговор не поддерживала. Когда в один из вечеров Люк предложил ей поиграть в карты, она посмотрела на него так, словно он оставил весь свой здравый смысл далеко за пределами этого дома.
Каждый день Люка был заполнен работой. Он имел доступ в любое помещение дома и с успехом пользовался предоставленной ему возможностью. Брай целыми днями пропадала на плантации и, случайно сталкиваясь с Люком, каждый раз удивлялась его трудоспособности.
Реставрация «Конкорда» продвигалась успешно. В распоряжении Люка была небольшая бригада умелых рабочих, которых собирали по всей плантации. Их рекомендовала ему лично Брай, и у Люка не было причин думать, что из желания устроить саботаж она предложит ему неумелых или лентяев.
Да, это были крепкие ребята. Они никогда не жаловались, вставали задолго до рассвета, чтобы успеть сделать основную работу, пока солнце не поднималось к зениту. Под руководством Люка они подняли крышу старого дома и заменили сгнившие перекрытия, и при этом ни одна из балок не свалилась им на голову. Они получили передышку на один день, когда пришлось дожидаться доставки красной черепицы, потому что бригада работала с опережением графика.
Брай, как и любая женщина на ее месте, постоянно пребывала в состоянии легкой паники: как бы чего не случилось. В день, когда поднимали крышу, она, сидя на Аполлоне, наблюдала за ходом работ, беззвучно шепча молитвы, чтобы их миновала всякая опасность, и заранее решала, что будет делать, если все-таки что-то случится. Она не думала, что Люк не сможет справиться с такой работой, просто сама работа казалась ей непосильной.
Она очень часто следила издалека, как он вместе с рабочими выгружал из вагонов доски. Иногда она видела, как, сняв шляпу, он вытирал со лба пот рукавом рубашки. Когда рубашки на нем не было, он вытирал пот платком, который держал в заднем кармане панталон. Сначала его белая кожа сверкала под лучами горячего солнца, затем постепенно начала покрываться загаром, который рельефнее подчеркивал его крепкие мускулы на груди, спине и руках.
При свете дня его волосы не были темного кофейного цвета как ей показалось при первой встрече. Когда он откидывал их назад, она видела в них оттенки пламенеющей осени. Этот жест повторялся довольно часто: когда он задумывался, когда ему было жарко, когда он был расстроен и — чаще всего рядом с ней — когда испытывал смущение.
Брай все это видела и понимала. Она сама испытывала какой-то дискомфорт, и это заставляло ее нервничать. Она старалась сохранять между ними дистанцию — не ради него, а в первую очередь ради себя самой. Она безжалостно давила в себе ростки любого чувства. Это было похоже на постоянное держание головы под струёй холодной воды. Бывали моменты, когда она начинала задыхаться.
Большинству таких моментов предшествовал взгляд серых глаз, направленный на нее, или улыбка — вопрошающая и понимающая. Брай уже подумывала о том, что стоит уехать в Чарлстон, чтобы сменить обстановку.
Лукас Кинкейд смущал ее отнюдь не своей внешностью, Он показывал ей детальные планы перестройки конюшни или перепланировки двора. Он раскладывал их перед ней на столе в кабинете. Другой бы человек устроил из этого целое представление, гордясь своим умом и талантом. Люку же просто требовалось ее одобрение.
— Разве Оррин уже не одобрил их? — спрашивала она.
— Мне не нужно одобрение Оррина. Я хочу, чтобы одобрили вы.
Сначала это заявление ее удивило, но потом она поняла, что он не льстит ей, а говорит вполне серьезно. Он знал, что ее беспокоит состояние конюшни, и поэтому пришел к ней за советом. Естественно, Брай одобрила его замыслы. Он сделал все так, как ей и хотелось. Она предложила несколько небольших изменений, и он принял те из них, которые улучшали его проект, и объяснил, почему другие не сработают. Она поблагодарила его, но не за проект, а за то, что он поделился с ней своими замыслами.
Позже она открыла, что у него есть еще и другие планы. Любопытство привело ее к Люку в комнату, когда он работал на крыше. Она решила устроить обыск, убедив себя в том, что, зная размеры искомые предметов, совсем не обязательно переворачивать все вверх дном. Так и случилось: она нашла их со второй попытки под кроватью.
Усевшись на пол, Брай еще раз внимательно изучила чертежи. Под первым оказалась планировка ландшафтного сада. Она узнала ранее существовавшие в «Конкорде» сады.
Планировка Лукаса поражала совершенной симметрией и классическими пропорциями декоративных садов, окружавших фруктовые. В местном масштабе только «Миддлтон-Плейс» мог похвастаться такой красотой. То, что предлагал Люк, не занимало и шестидесяти пяти акров от площади довоенных садов «Миддлтона», но он использовал каждую пядь земли, которая могла предстать взору. Прогулочные аллеи лучами расходились во всех направлениях; многочисленные водоемы отражали сияние голубого неба. Весной этот сад будет похож на фейерверк. В плане были обозначены тропинки, ведущие к лесистой части поместья, и места, где будут высажены рододендроны, падубы и глицинии; На краю леса, там, где стоят хижины рабов, были .размечены поляны, заросшие луговыми цветами. Он даже нарисовал те из них, которые пришли ему на ум. Брай узнала дикую герань, гиацинты, колокольчики, ромашки, мяту.
Она покачала головой, испытывая благоговение перед талантом человека, которого почти не знала. Он выбрал дикорастущие растения не наугад, а со знанием дела, так, чтобы они цвели и раскрашивали поля в разные цвета с весны до поздней осени.
Еще одна деталь не ускользнула от ее взгляда: на его проекте не было ни хижин, ни домов надсмотрщиков.
Брай просмотрела и другие чертежи. Они отражали детальное восстановление некоторых развалившихся домов, чтобы рабочие могли легко выполнять работу, сверяясь с его проектом.
Замечательно и неподражаемо!
Кто же этот Лукас Кинкейд на самом деле?
Брай пришла к заключению, что она никогда не узнает этого, если все время будет его избегать. Проблема состояла в том, что она не имела ни малейшего представления, как к нему подступиться. Ей потребовалось три дня, чтобы ее решить. Для начала она пригласит его в свою теплицу.
Люк даже не пытался скрыть своего удивления. Впрочем, другого Брай от него и не ожидала. Целых три недели со дня его возвращения она всеми способами избегала его. Очень трудно было допустить, что ей польстило то, что он посвятил ее в свои планы реконструкции, потому что поблагодарила она его сухо и вежливо и под каким-то надуманным предлогом быстро с ним распрощалась. Таким же тоном она благодарила его за обедом, когда просила передать ей соль.
— Мне бы очень хотелось посмотреть теплицу, — проговорил он. — Я видел это строение только снаружи.
— Я всегда запираю его на замок, — пояснила Брай. — Из-за дорогостоящего оборудования. Мне все время кажется, что туда может проникнуть какой-нибудь зверь и погубить мои эксперименты.
— Вы там экспериментируете? — удивился Люк.
— Да. С рисовой культурой. Опыты с хлопком мне никогда не удавались. — Она легко сбежала по ступеням веранды и остановилась, поджидая Люка. Он, казалось, колебался. — Идемте, — вежливо пригласила она.
Люк непроизвольно встряхнул головой, откидывая назад волосы. Он заметил ее улыбку, но не понял ее причины.
— Означает ли это, что вы меня простили?
— Простила вас?
— За ту ночь на реке… — Он не закончил фразы, так как ему показалось, что она вот-вот потеряет сознание. — Мисс Гамильтон?
Брай мысленно увидела себя такой, какой она была в ту ночь: замерзшей, испуганной, в рубашке, прилипшей к телу, почти голой. Она все еще чувствовала его руки на своем теле, когда он завязывал на ней одеяло.
— Никогда не вспоминайте об этом. — Она снова испытала знакомое чувство, будто ее голову подставили под струю холодной воды. Постепенно страх прошел, и она облегченно вздохнула.
Они продолжили свой путь.
Глава 5
Брай задумалась: все дни для нее слились в один бесконечный день.
— Четыре… нет, пять дней назад,
Люк огляделся, не в силах понять, что же изменилось в окружающем пейзаже.
— Нет старого дуба, — подсказала ему Брай. — В него попала молния.
Брай с нетерпением ждала возвращения Люка, чтобы выяснить у него, что он имел в виду, когда сказал: «Задайте себе вопрос: уделили бы вы мне хоть немного времени, если бы я не выглядел человеком, нуждающимся в работе?» Глядя на него сейчас, одетого в длинный черный сюртук, с темно-красным галстуком на шее, Брай поняла, что, если бы он явился к ней в таком наряде, она приказала бы слугам вышвырнуть его из дома. Его бриджи были заправлены в высокие ботинки для верховой езды. Ни на сюртуке, ни на ботинках не было ни пылинки, что могло означать одно из двух: либо он очень заботится о своей одежде, либо Оррин одолжил ему карету, чтобы он мог вернуться в «Конкорд». Мысль о том, что он слишком заботится о своей наружности, почему-то начала ее раздражать.
— В чем дело? — спросил он, заметив, как пристально она рассматривает накрахмаленный воротник его белой рубашки.
— Как вы сюда добрались? — вежливо спросила она.
— В карете. Ваш отчим решил взять наемную карету, когда они с вашей матушкой будут готовы вернуться в «Конкорд».
Люк не мог понять, чем вызвано ее раздражение. Неужели она подумала, что он украл карету? Он поднял с земли свою фетровую шляпу с широкими полями, которую небрежно отбросил в сторону, прежде чем приласкать коня.
— Что еще пострадало? — спросил он.
Сейчас, по мнению Брай, Лукас выглядел как профессиональный игрок. Она могла легко представить его себе за карточным столом, когда он привычным жестом сдает карты. Ей определенно стоило попросить Адди выпроводить его вон, так как она все больше сомневалась, что этот человек сможет ей помочь.
Она встряхнула головой, отгоняя от себя тяжелые мысли, и поэтому не услышала его вопроса.
— Что?.. Простите… я не.
— Я говорю об ущербе. О его размерах.
— Разрушен сарай. Плотина и ворота шлюза нуждаются в ремонте, но это не имеет никакого отношения к урагану. Мне пришлось срубить дуб.
— Вам? — Люк посмотрел на то место, где совсем недавно возвышался старый дуб. Как же он не заметил отсутствия ветвей, закрывавших полнеба? Интересно, испытывает ли она чувство потери? В ее голосе не слышалось сожаления, когда она говорила о дубе.
— Мне жаль это дерево, — грустно проговорил он.
Брай пожала плечами.
Люк пристально посмотрел на нее. Что это — равнодушие или избыток эмоций, заставивший ее ответить таким странным образом? Не дождавшись вразумительного ответа, он спросил:
— А где то, что осталось от дерева?
— На лесопилке. Там, куда сваливают все бревна.
— Тогда я воспользуюсь им…
— Боюсь, что нет, — холодно возразила она. — У меня на этот счет свои планы.
Люк не стал больше задавать вопросов. Она все равно ему не ответит.
— Думаю, стоит заняться ремонтом этого дома. — Люк указал через плечо на домик надсмотрщика, где провел первую ночь. — Не будете возражать?
— Не буду, но не трогайте мой дуб.
— Вы не будете возражать, если я пока останусь жить в доме?
— Я бы возражала, но здесь не всегда считаются с моими желаниями. Разве Оррин не распорядился, чтобы вы жили в доме?
— Да, это так.
— Кстати, я категорически против, чтобы вы жили в комнате, расположенной рядом с моей. Вы можете занять бывшую комнату Рэнда. Она просторнее и гораздо удобнее.
— И находится в противоположном конце дома…
— Совершенно верно, — Брай тронула коня, но, прежде чем уехать, спросила: — Вы пообедаете со мной?
— Я не знал, что приглашен.
— Я приглашаю вас сейчас.
Обед проходил в молчаливой, напряженной атмосфере. Ничего не изменилось и в последующие три недели. Брай не вела себя невежливо, но и разговор не поддерживала. Когда в один из вечеров Люк предложил ей поиграть в карты, она посмотрела на него так, словно он оставил весь свой здравый смысл далеко за пределами этого дома.
Каждый день Люка был заполнен работой. Он имел доступ в любое помещение дома и с успехом пользовался предоставленной ему возможностью. Брай целыми днями пропадала на плантации и, случайно сталкиваясь с Люком, каждый раз удивлялась его трудоспособности.
Реставрация «Конкорда» продвигалась успешно. В распоряжении Люка была небольшая бригада умелых рабочих, которых собирали по всей плантации. Их рекомендовала ему лично Брай, и у Люка не было причин думать, что из желания устроить саботаж она предложит ему неумелых или лентяев.
Да, это были крепкие ребята. Они никогда не жаловались, вставали задолго до рассвета, чтобы успеть сделать основную работу, пока солнце не поднималось к зениту. Под руководством Люка они подняли крышу старого дома и заменили сгнившие перекрытия, и при этом ни одна из балок не свалилась им на голову. Они получили передышку на один день, когда пришлось дожидаться доставки красной черепицы, потому что бригада работала с опережением графика.
Брай, как и любая женщина на ее месте, постоянно пребывала в состоянии легкой паники: как бы чего не случилось. В день, когда поднимали крышу, она, сидя на Аполлоне, наблюдала за ходом работ, беззвучно шепча молитвы, чтобы их миновала всякая опасность, и заранее решала, что будет делать, если все-таки что-то случится. Она не думала, что Люк не сможет справиться с такой работой, просто сама работа казалась ей непосильной.
Она очень часто следила издалека, как он вместе с рабочими выгружал из вагонов доски. Иногда она видела, как, сняв шляпу, он вытирал со лба пот рукавом рубашки. Когда рубашки на нем не было, он вытирал пот платком, который держал в заднем кармане панталон. Сначала его белая кожа сверкала под лучами горячего солнца, затем постепенно начала покрываться загаром, который рельефнее подчеркивал его крепкие мускулы на груди, спине и руках.
При свете дня его волосы не были темного кофейного цвета как ей показалось при первой встрече. Когда он откидывал их назад, она видела в них оттенки пламенеющей осени. Этот жест повторялся довольно часто: когда он задумывался, когда ему было жарко, когда он был расстроен и — чаще всего рядом с ней — когда испытывал смущение.
Брай все это видела и понимала. Она сама испытывала какой-то дискомфорт, и это заставляло ее нервничать. Она старалась сохранять между ними дистанцию — не ради него, а в первую очередь ради себя самой. Она безжалостно давила в себе ростки любого чувства. Это было похоже на постоянное держание головы под струёй холодной воды. Бывали моменты, когда она начинала задыхаться.
Большинству таких моментов предшествовал взгляд серых глаз, направленный на нее, или улыбка — вопрошающая и понимающая. Брай уже подумывала о том, что стоит уехать в Чарлстон, чтобы сменить обстановку.
Лукас Кинкейд смущал ее отнюдь не своей внешностью, Он показывал ей детальные планы перестройки конюшни или перепланировки двора. Он раскладывал их перед ней на столе в кабинете. Другой бы человек устроил из этого целое представление, гордясь своим умом и талантом. Люку же просто требовалось ее одобрение.
— Разве Оррин уже не одобрил их? — спрашивала она.
— Мне не нужно одобрение Оррина. Я хочу, чтобы одобрили вы.
Сначала это заявление ее удивило, но потом она поняла, что он не льстит ей, а говорит вполне серьезно. Он знал, что ее беспокоит состояние конюшни, и поэтому пришел к ней за советом. Естественно, Брай одобрила его замыслы. Он сделал все так, как ей и хотелось. Она предложила несколько небольших изменений, и он принял те из них, которые улучшали его проект, и объяснил, почему другие не сработают. Она поблагодарила его, но не за проект, а за то, что он поделился с ней своими замыслами.
Позже она открыла, что у него есть еще и другие планы. Любопытство привело ее к Люку в комнату, когда он работал на крыше. Она решила устроить обыск, убедив себя в том, что, зная размеры искомые предметов, совсем не обязательно переворачивать все вверх дном. Так и случилось: она нашла их со второй попытки под кроватью.
Усевшись на пол, Брай еще раз внимательно изучила чертежи. Под первым оказалась планировка ландшафтного сада. Она узнала ранее существовавшие в «Конкорде» сады.
Планировка Лукаса поражала совершенной симметрией и классическими пропорциями декоративных садов, окружавших фруктовые. В местном масштабе только «Миддлтон-Плейс» мог похвастаться такой красотой. То, что предлагал Люк, не занимало и шестидесяти пяти акров от площади довоенных садов «Миддлтона», но он использовал каждую пядь земли, которая могла предстать взору. Прогулочные аллеи лучами расходились во всех направлениях; многочисленные водоемы отражали сияние голубого неба. Весной этот сад будет похож на фейерверк. В плане были обозначены тропинки, ведущие к лесистой части поместья, и места, где будут высажены рододендроны, падубы и глицинии; На краю леса, там, где стоят хижины рабов, были .размечены поляны, заросшие луговыми цветами. Он даже нарисовал те из них, которые пришли ему на ум. Брай узнала дикую герань, гиацинты, колокольчики, ромашки, мяту.
Она покачала головой, испытывая благоговение перед талантом человека, которого почти не знала. Он выбрал дикорастущие растения не наугад, а со знанием дела, так, чтобы они цвели и раскрашивали поля в разные цвета с весны до поздней осени.
Еще одна деталь не ускользнула от ее взгляда: на его проекте не было ни хижин, ни домов надсмотрщиков.
Брай просмотрела и другие чертежи. Они отражали детальное восстановление некоторых развалившихся домов, чтобы рабочие могли легко выполнять работу, сверяясь с его проектом.
Замечательно и неподражаемо!
Кто же этот Лукас Кинкейд на самом деле?
Брай пришла к заключению, что она никогда не узнает этого, если все время будет его избегать. Проблема состояла в том, что она не имела ни малейшего представления, как к нему подступиться. Ей потребовалось три дня, чтобы ее решить. Для начала она пригласит его в свою теплицу.
Люк даже не пытался скрыть своего удивления. Впрочем, другого Брай от него и не ожидала. Целых три недели со дня его возвращения она всеми способами избегала его. Очень трудно было допустить, что ей польстило то, что он посвятил ее в свои планы реконструкции, потому что поблагодарила она его сухо и вежливо и под каким-то надуманным предлогом быстро с ним распрощалась. Таким же тоном она благодарила его за обедом, когда просила передать ей соль.
— Мне бы очень хотелось посмотреть теплицу, — проговорил он. — Я видел это строение только снаружи.
— Я всегда запираю его на замок, — пояснила Брай. — Из-за дорогостоящего оборудования. Мне все время кажется, что туда может проникнуть какой-нибудь зверь и погубить мои эксперименты.
— Вы там экспериментируете? — удивился Люк.
— Да. С рисовой культурой. Опыты с хлопком мне никогда не удавались. — Она легко сбежала по ступеням веранды и остановилась, поджидая Люка. Он, казалось, колебался. — Идемте, — вежливо пригласила она.
Люк непроизвольно встряхнул головой, откидывая назад волосы. Он заметил ее улыбку, но не понял ее причины.
— Означает ли это, что вы меня простили?
— Простила вас?
— За ту ночь на реке… — Он не закончил фразы, так как ему показалось, что она вот-вот потеряет сознание. — Мисс Гамильтон?
Брай мысленно увидела себя такой, какой она была в ту ночь: замерзшей, испуганной, в рубашке, прилипшей к телу, почти голой. Она все еще чувствовала его руки на своем теле, когда он завязывал на ней одеяло.
— Никогда не вспоминайте об этом. — Она снова испытала знакомое чувство, будто ее голову подставили под струю холодной воды. Постепенно страх прошел, и она облегченно вздохнула.
Они продолжили свой путь.
Глава 5
По дороге к теплице Люк упорно хранил молчание. Брай этого, похоже, не заметила. Люк удивлялся ее способности отметать все неприятности, чтобы не портить себе жизнь. Как ей это удавалось? Люку еще никогда не приходилось строить дома, где бы не было мест для содержания всякого хлама, накопившегося на протяжении жизни хозяев. Это мог быть чердак или кладовка под лестницей. Люди складывали туда вещи, в которых они больше не нуждались. Иногда это было то, с чем им по каким-то причинам было жаль расставаться.
А главное, там хранились предметы, не предназначенные для чужого глаза.
Размышления Люка были прерваны, когда Брай открыла дверь. Распахнув ее, она остановилась на пороге, жестом приглашая его войти. Он сразу оценил честь, оказанную ему. Это место было ее святыней. Он не думал, что она многих приглашала сюда.
Воздух здесь был густым и влажным, напоенным ароматом цветущих растений. Теплица была небольшой по размеру. Через запотевшие стекла видно было голубое небо. Повсюду стояли кадки с пальмами и магнолиями.
— Я рада, что зашла сюда, — призналась она. — Самое трудное — поддержание здесь нужной температуры. Если я не буду за ней следить, то рассада погибнет.
— Чем еще вы здесь занимаетесь? — поинтересовался Люк. Помимо горшков на скамье, здесь были неглубокие тазики, наполненные водой и камнями, из которых торчали нежные зеленые побеги. На рабочем столе стояли микроскоп, множество мензурок, лежали какие-то инструменты и пачка бумаги, промокшая от влаги.
— Тем, чему научил меня брат. Рэнди был естествоиспытателем. Вы знали об этом?
Люк покачал головой:
— Я думал, он занимается поисками сокровищ Гамильтонов — Уотерстоунов.
— Это так, но он не собирался заниматься этим всю жизнь. Поиски сокровищ и приключения всегда влекли Шелби. Дэвид должен был унаследовать плантацию. Но Рэнд собирался стать естествоиспытателем. Он проучился два года в Оксфорде. А где учились вы, мистер Кинкейд?
В этот момент Люк рассматривал образец на стекле микроскопа и ответил не задумываясь:
— Принстон. — Его рука дрогнула, когда он услышал свой ответ. Он медленно выпрямился и посмотрел на Брай.
— Вы выглядите слишком довольной, — хмыкнул он, — словно застали меня на месте преступления. Вы могли бы задать мне этот вопрос в любое другое время.
— Я задала его сейчас.
— Я вам ответил. Что еще вы хотите знать?
Бравады у Брай поубавилось, и ее голос сейчас звучал слегка устало:
— Почему вы здесь, мистер Кинкейд?
— Я думал, моя работа говорит сама за себя.
— Она говорит только о работе и ничего о вас лично.
— Разве? Странно. — Обдумывая ответ, он оглядел теплицу. — Ваша работа говорит мне о многом. — Он не стал дожидаться ее ответа, да его бы и не последовало. — Она говорит мне о том, что является самым важным в вашей жизни: ваша семья. Ваша земля. Ваша собственность. — Он внимательно посмотрел на Брай. Она стояла, опустив руки и слегка вздернув подбородок. — Вы интеллигенты. Более того — вы умны. Вы хотите изменить природу вещей, хотя это очень трудно. Вы не относитесь свысока к людям, которые работают на вас, и не терпите дураков. — Он помолчал и с улыбкой добавил: — Возможно, за исключением вашего отчима. Мне продолжать?
— Если это доставит вам удовольствие.
— Вы не избегаете ответственности и берете на себя решение трудных вопросов. Более того, вы способны принять решение в экстремальных ситуациях. Тот факт, что вы остались в «Конкорде», когда здесь свирепствует малярия, говорит о том, что вы самоотверженны, или бесстрашны, или от кого-то скрываетесь. Могу сказать одно…
— Ни слова больше, — прервала его Брай. — Я достаточно наслушалась.
Люк не стал продолжать свою мысль. Лицо Брай побледнело. Она прикусила нижнюю губу, словно пытаясь справиться с волнением. Однако ее глаза ничего не выражали. Если и говорят, что глаза — это зеркало души, то к глазам Брай это не имело никакого отношения. Люк отвернулся, обрывая тонкую нить напряжения, возникшего между ними, и бросая ей спасательный круг:
— Расскажете мне о ваших экспериментах? Прошло некоторое время, прежде чем Брай смогла заговорить:
— Я пытаюсь вывести теплолюбивый сорт риса. Рэнд говорил, что такое вполне возможно. Вы когда-нибудь слышали о Грегоре Менделе?
— Нет.
— Десять лет назад он опубликовал свою работу о законах наследственности. Если вам интересно, вы можете найти его книгу в нашей библиотеке. Но боюсь, она вас не заинтересует. Там сухая статистика, и не всякий ее осилит.
— Вы совершенно правы, — ухмыльнулся Люк. — Спасибо, что не сказали, что я не пойму там ни единого слова.
— Я не хотела…
— Знаю, что не хотели. Просто к слову пришлось. Продолжайте, я буду рад узнать о вас побольше…
Брай подошла к столу, на котором стояли тазики с рассадой риса.
— Я не уверена, что рисовая культура сможет прижиться в этих местах, если каждое растение не станет более продуктивным. Для сборки хорошего урожая требуется много рабочих. После войны на всех плантациях ощущается нехватка рабочих рук. Урожаи риса падают.
— В этом нет ничего удивительного. Условия стали ужасными. Вода доходит до лодыжек. Появились змеи. Пауки. Москиты. И ко всему прочему — малярия.
— Вы думаете, я об этом не знаю? Кроме того, возникла жесткая конкуренция с западными штатами. Они используют у себя технику, что совершенно невозможно в этих местах, где сплошные болота. Скоро «золоту» Каролины наступит конец. Моей семье неоднократно приходилось подстраиваться под изменения на рынке. Мы попытали счастья в выращивании индиго. Я хотела осушить землю и посадить хлопок, а в других местах — персиковые сады. Я надеюсь, что настанет время — и мы будем разводить здесь породистых лошадей. А пока я исследую способы повышения урожайности рисовой культуры. Вы были правы, сказав, что я хочу изменить природу вещей. Если мне удастся вывести сорт, требующий всего несколько рабочих рук для его выращивания и сбора урожая, тогда мы будем продолжать заниматься рисом. Если нет… — Брай развела руками, — тогда не будем?
Люку не пришлось изображать удивление, так как Он действительно был удивлен.
— И давно вы этим занимаетесь? — спросил он.
— Почти шесть лет. Именно шесть лет назад Рэнд построил для меня эту теплицу. Вскоре после этого управление плантацией легло на мои плечи. До войны у нас были управляющий и надсмотрщик над рабами, которые занимались всеми делами. Мой отец и Дэвид знали каждый дюйм земли, но к тому времени, как здесь появился Оррин, их уже не было в живых. Какое-то время Оррин тоже пытался управлять плантацией, но нам повезло, что он быстро потерял к этому интерес.
Люк заметил, что в голосе Брай не было горечи. Это была простая констатация фактов. Ей было лет восемнадцать-девятнадцать, когда в их семье появился Оррин. Взяв в руки один из горшков со скамьи, Люк провел пальцами по нежным росткам.
— Это не рис, — покачал он головой, поднося горшок к носу. — Пахнет укропом.
— Правильно. Я выращиваю зелень. Няня Комати всегда использовала огородную зелень в качестве приправы, а, кроме того, и в качестве лекарственных растений. У нас до сих пор есть небольшой огород, за которым ухаживают дочери Джеба. Я выращиваю некоторые травы из-за их аромата, а из других завариваю успокоительный чай. — Эти слова машинально сорвались с языка Брай, и она не придала им значения, пока не встретилась с пристальным взглядом Люка. — Звучит довольно глупо, не так ли? — смущенно проговорила она.
— Наоборот, — улыбнулся он. — Очень мило.
Брай подняла на него глаза. Люк стоял совсем рядом; и она не могла потом вспомнить, как это случилось. В его поведении не было ничего угрожающего, и, однако, у Брай сильно забилось сердце. Она продолжала смотреть на него, не в силах отвести взгляда.
— Можно я поцелую вас, мисс Гамильтон?
Глаза ее широко распахнулись. Она не сказала «да». 0на не сказала «нет», а только спросила:
— Почему вам захотелось меня поцеловать?
— Для этого есть причина. Мне тоже хочется изменить природу вещей.
Люк ожидал, что Брай отпрянет» ил и отвернет голову. Когда она не сделала ни того ни другого, он склонился к ней. Ее губы были нежными и сухими. Несмотря на влажную жару теплицы, они были прохладными. Они слегка раскрылись навстречу его поцелую. Он нежно поцеловал ее сначала в верхнюю губу, затем в нижнюю. Поцелуй длился всего мгновение.
Брай не сдвинулась с места, лишь слегка качнулась в сторону Люка. Она даже не подняла рук, чтобы обнять его. Это движение навстречу ему было мимолетным, но оно вызвало в ней волну стыда и… желание, чтобы он повторил свой поцелуй. Ничего подобного она раньше не испытывала.
— Ты не хочешь сделать это снова?
— Не сейчас. Мне пора идти. Перерыв в работе слишком затянулся. Наверное, меня уже разыскивают. Я сам найду выход.
Брай кивнула и посмотрела, как он уходит. Убедившись, что он не собирается вернуться, она опустилась на пол и закрыла лицо руками. Плечи ее опустились, но глаза оставались сухими. Слезы облегчили бы ей душу.
Она не видела его до обеда. Он помылся и сменил рабочую одежду. Его волосы слегка завивались над воротником и были влажными. По его виду нельзя было сказать, что он занимался тяжелым трудом, и только удовлетворение, написанное на его лице, говорило о том, что день для него не пропал даром. Когда он легко и непринужденно опустился на стул, Брай оглядела себя. Она не переоделась к обеду, а сняла только фартук.
Стараясь не привлекать к себе внимания, она спустила рукава, которые днем закатала до локтей, заправила в прическу выбившиеся локоны и расправила воротник платья.
Люк взглянул на нее с еле заметной усмешкой, и она, сдвинув брови, посмотрела на него, подумав, что он хочет что-то сказать. Но он сделал вид, что не заметил ее хмурого лица.
— Вы закончили прихорашиваться? — невинным тоном спросил он.
От удивления Брай раскрыла рот, не зная, что ответить.
Она могла бы ему нагрубить, но это выглядело бы глупо, и она продолжала сидеть с открытым ртом, словно птенец в гнезде.
— Может, Адди стоит покормить вас прямо с блюда? — В его голосе была откровенная насмешка. — Или вы предпочитаете, чтобы вас кормили с ложечки?
Брай резко захлопнула рот и сердито зыркнула глазами на Адди, когда та захихикала. Но служанка продолжала широко улыбаться.
— Вы всегда озвучиваете свои мысли, мистер Кинкейд?
— В вашем присутствии мне трудно сдержаться. Я немного несдержан, а вы к тому же меня подстрекаете.
— Значит, виновата во всем я?
Люк пожал плечами и приступил к еде.
— Как вам будет угодно, хотя я не это имел в виду. Помнится, я говорил вам, что недостаточно дисциплинирован. Думаю, что бесполезно меня перевоспитывать — я останусь таким, какой я есть.
Брай опять не смогла найти достойный ответ и не придумала ничего лучше, чем схватить стакан с водой и залпом его осушить. Поставив стакан на стол, она храбро взглянула на Люка.
— Вы, кажется, ждете, что я что-нибудь скажу? — задиристо проговорила она.
— А разве вы не собираетесь это сделать?
— Нельзя заставлять человека высказывать его сокровенные мысли.
— Сокровенные? — удивился Люк.
— Не придирайтесь к словам. Я просто хотела сказать, мистер Кинкейд…
— Люк, — поправил он.
— Что?
— Мое имя Люк. Вы очень меня обяжете, если будете обращаться ко мне по имени. Нана Дирборн всегда так меня называла.
— Мне почему-то казалось, что она называла вас Лукас.
— И Лукас тоже.
— Пусть будет Люк, — вздохнув, согласилась Брай.
— Королевский ответ, мисс Гамильтон, — усмехнулся он. — Страшно подумать, что вы могли бы натворить, сидя на троне со скипетром в руке.
— Вы смеетесь надо мной?
— Да. — Люк улыбнулся еще шире. — Смеюсь. Обезоруженная его признанием, Брай — в который уже раз! — не нашлась что ответить. Сейчас она даже не помнила, с чего начался их разговор, и решила больше к нему не цепляться.
Брай не сразу ощутила, что обед прошел в дружеском молчании. Она даже вообразить себе не могла, что такое могло бы произойти три недели назад или даже вчера. Это было больше того, на что она могла рассчитывать, и, уж конечно, больше того, чего она ожидала от него.
— Адди, — обратился Люк к домоправительнице, указывая на кусок персикового пирога на своей тарелке. — Это восхитительно! Это вы его испекли?
— Нет, Элси Браун, — ответила Адди. — Это ее фирменное блюдо.
— Она может им гордиться. Непременно скажу ей об этом.
— Она будет довольна. Масса Эндрю всегда ее хвалил, и мальчики тоже. Они часто таскали пирог у нее из-под носа, а она делала вид, что не замечает этого. Но с тех пор никто уже не хвалил ее персиковый пирог. — Сдвинутые на переносице брови и взгляд, брошенный в сторону Брай, говорили сами за себя.
Когда Адди вышла из столовой, Брай смущенно произнесла:
— Кажется, я стала забывать, чему учил Нас отец. Он всегда давал людям понять, что ценит их работу. Оррин, естественно, не делал ничего подобного, и я тоже перестала хвалить своих слуг. Хорошо, что Адди напомнила мне об этом.
Люку хотелось узнать, какую роль Элизабет Фостер играла в те дни в «Конкорде», но Брай никогда не говорила о своей матери, и Люк решил пока не затрагивать эту тему.
А главное, там хранились предметы, не предназначенные для чужого глаза.
Размышления Люка были прерваны, когда Брай открыла дверь. Распахнув ее, она остановилась на пороге, жестом приглашая его войти. Он сразу оценил честь, оказанную ему. Это место было ее святыней. Он не думал, что она многих приглашала сюда.
Воздух здесь был густым и влажным, напоенным ароматом цветущих растений. Теплица была небольшой по размеру. Через запотевшие стекла видно было голубое небо. Повсюду стояли кадки с пальмами и магнолиями.
— Я рада, что зашла сюда, — призналась она. — Самое трудное — поддержание здесь нужной температуры. Если я не буду за ней следить, то рассада погибнет.
— Чем еще вы здесь занимаетесь? — поинтересовался Люк. Помимо горшков на скамье, здесь были неглубокие тазики, наполненные водой и камнями, из которых торчали нежные зеленые побеги. На рабочем столе стояли микроскоп, множество мензурок, лежали какие-то инструменты и пачка бумаги, промокшая от влаги.
— Тем, чему научил меня брат. Рэнди был естествоиспытателем. Вы знали об этом?
Люк покачал головой:
— Я думал, он занимается поисками сокровищ Гамильтонов — Уотерстоунов.
— Это так, но он не собирался заниматься этим всю жизнь. Поиски сокровищ и приключения всегда влекли Шелби. Дэвид должен был унаследовать плантацию. Но Рэнд собирался стать естествоиспытателем. Он проучился два года в Оксфорде. А где учились вы, мистер Кинкейд?
В этот момент Люк рассматривал образец на стекле микроскопа и ответил не задумываясь:
— Принстон. — Его рука дрогнула, когда он услышал свой ответ. Он медленно выпрямился и посмотрел на Брай.
— Вы выглядите слишком довольной, — хмыкнул он, — словно застали меня на месте преступления. Вы могли бы задать мне этот вопрос в любое другое время.
— Я задала его сейчас.
— Я вам ответил. Что еще вы хотите знать?
Бравады у Брай поубавилось, и ее голос сейчас звучал слегка устало:
— Почему вы здесь, мистер Кинкейд?
— Я думал, моя работа говорит сама за себя.
— Она говорит только о работе и ничего о вас лично.
— Разве? Странно. — Обдумывая ответ, он оглядел теплицу. — Ваша работа говорит мне о многом. — Он не стал дожидаться ее ответа, да его бы и не последовало. — Она говорит мне о том, что является самым важным в вашей жизни: ваша семья. Ваша земля. Ваша собственность. — Он внимательно посмотрел на Брай. Она стояла, опустив руки и слегка вздернув подбородок. — Вы интеллигенты. Более того — вы умны. Вы хотите изменить природу вещей, хотя это очень трудно. Вы не относитесь свысока к людям, которые работают на вас, и не терпите дураков. — Он помолчал и с улыбкой добавил: — Возможно, за исключением вашего отчима. Мне продолжать?
— Если это доставит вам удовольствие.
— Вы не избегаете ответственности и берете на себя решение трудных вопросов. Более того, вы способны принять решение в экстремальных ситуациях. Тот факт, что вы остались в «Конкорде», когда здесь свирепствует малярия, говорит о том, что вы самоотверженны, или бесстрашны, или от кого-то скрываетесь. Могу сказать одно…
— Ни слова больше, — прервала его Брай. — Я достаточно наслушалась.
Люк не стал продолжать свою мысль. Лицо Брай побледнело. Она прикусила нижнюю губу, словно пытаясь справиться с волнением. Однако ее глаза ничего не выражали. Если и говорят, что глаза — это зеркало души, то к глазам Брай это не имело никакого отношения. Люк отвернулся, обрывая тонкую нить напряжения, возникшего между ними, и бросая ей спасательный круг:
— Расскажете мне о ваших экспериментах? Прошло некоторое время, прежде чем Брай смогла заговорить:
— Я пытаюсь вывести теплолюбивый сорт риса. Рэнд говорил, что такое вполне возможно. Вы когда-нибудь слышали о Грегоре Менделе?
— Нет.
— Десять лет назад он опубликовал свою работу о законах наследственности. Если вам интересно, вы можете найти его книгу в нашей библиотеке. Но боюсь, она вас не заинтересует. Там сухая статистика, и не всякий ее осилит.
— Вы совершенно правы, — ухмыльнулся Люк. — Спасибо, что не сказали, что я не пойму там ни единого слова.
— Я не хотела…
— Знаю, что не хотели. Просто к слову пришлось. Продолжайте, я буду рад узнать о вас побольше…
Брай подошла к столу, на котором стояли тазики с рассадой риса.
— Я не уверена, что рисовая культура сможет прижиться в этих местах, если каждое растение не станет более продуктивным. Для сборки хорошего урожая требуется много рабочих. После войны на всех плантациях ощущается нехватка рабочих рук. Урожаи риса падают.
— В этом нет ничего удивительного. Условия стали ужасными. Вода доходит до лодыжек. Появились змеи. Пауки. Москиты. И ко всему прочему — малярия.
— Вы думаете, я об этом не знаю? Кроме того, возникла жесткая конкуренция с западными штатами. Они используют у себя технику, что совершенно невозможно в этих местах, где сплошные болота. Скоро «золоту» Каролины наступит конец. Моей семье неоднократно приходилось подстраиваться под изменения на рынке. Мы попытали счастья в выращивании индиго. Я хотела осушить землю и посадить хлопок, а в других местах — персиковые сады. Я надеюсь, что настанет время — и мы будем разводить здесь породистых лошадей. А пока я исследую способы повышения урожайности рисовой культуры. Вы были правы, сказав, что я хочу изменить природу вещей. Если мне удастся вывести сорт, требующий всего несколько рабочих рук для его выращивания и сбора урожая, тогда мы будем продолжать заниматься рисом. Если нет… — Брай развела руками, — тогда не будем?
Люку не пришлось изображать удивление, так как Он действительно был удивлен.
— И давно вы этим занимаетесь? — спросил он.
— Почти шесть лет. Именно шесть лет назад Рэнд построил для меня эту теплицу. Вскоре после этого управление плантацией легло на мои плечи. До войны у нас были управляющий и надсмотрщик над рабами, которые занимались всеми делами. Мой отец и Дэвид знали каждый дюйм земли, но к тому времени, как здесь появился Оррин, их уже не было в живых. Какое-то время Оррин тоже пытался управлять плантацией, но нам повезло, что он быстро потерял к этому интерес.
Люк заметил, что в голосе Брай не было горечи. Это была простая констатация фактов. Ей было лет восемнадцать-девятнадцать, когда в их семье появился Оррин. Взяв в руки один из горшков со скамьи, Люк провел пальцами по нежным росткам.
— Это не рис, — покачал он головой, поднося горшок к носу. — Пахнет укропом.
— Правильно. Я выращиваю зелень. Няня Комати всегда использовала огородную зелень в качестве приправы, а, кроме того, и в качестве лекарственных растений. У нас до сих пор есть небольшой огород, за которым ухаживают дочери Джеба. Я выращиваю некоторые травы из-за их аромата, а из других завариваю успокоительный чай. — Эти слова машинально сорвались с языка Брай, и она не придала им значения, пока не встретилась с пристальным взглядом Люка. — Звучит довольно глупо, не так ли? — смущенно проговорила она.
— Наоборот, — улыбнулся он. — Очень мило.
Брай подняла на него глаза. Люк стоял совсем рядом; и она не могла потом вспомнить, как это случилось. В его поведении не было ничего угрожающего, и, однако, у Брай сильно забилось сердце. Она продолжала смотреть на него, не в силах отвести взгляда.
— Можно я поцелую вас, мисс Гамильтон?
Глаза ее широко распахнулись. Она не сказала «да». 0на не сказала «нет», а только спросила:
— Почему вам захотелось меня поцеловать?
— Для этого есть причина. Мне тоже хочется изменить природу вещей.
Люк ожидал, что Брай отпрянет» ил и отвернет голову. Когда она не сделала ни того ни другого, он склонился к ней. Ее губы были нежными и сухими. Несмотря на влажную жару теплицы, они были прохладными. Они слегка раскрылись навстречу его поцелую. Он нежно поцеловал ее сначала в верхнюю губу, затем в нижнюю. Поцелуй длился всего мгновение.
Брай не сдвинулась с места, лишь слегка качнулась в сторону Люка. Она даже не подняла рук, чтобы обнять его. Это движение навстречу ему было мимолетным, но оно вызвало в ней волну стыда и… желание, чтобы он повторил свой поцелуй. Ничего подобного она раньше не испытывала.
— Ты не хочешь сделать это снова?
— Не сейчас. Мне пора идти. Перерыв в работе слишком затянулся. Наверное, меня уже разыскивают. Я сам найду выход.
Брай кивнула и посмотрела, как он уходит. Убедившись, что он не собирается вернуться, она опустилась на пол и закрыла лицо руками. Плечи ее опустились, но глаза оставались сухими. Слезы облегчили бы ей душу.
Она не видела его до обеда. Он помылся и сменил рабочую одежду. Его волосы слегка завивались над воротником и были влажными. По его виду нельзя было сказать, что он занимался тяжелым трудом, и только удовлетворение, написанное на его лице, говорило о том, что день для него не пропал даром. Когда он легко и непринужденно опустился на стул, Брай оглядела себя. Она не переоделась к обеду, а сняла только фартук.
Стараясь не привлекать к себе внимания, она спустила рукава, которые днем закатала до локтей, заправила в прическу выбившиеся локоны и расправила воротник платья.
Люк взглянул на нее с еле заметной усмешкой, и она, сдвинув брови, посмотрела на него, подумав, что он хочет что-то сказать. Но он сделал вид, что не заметил ее хмурого лица.
— Вы закончили прихорашиваться? — невинным тоном спросил он.
От удивления Брай раскрыла рот, не зная, что ответить.
Она могла бы ему нагрубить, но это выглядело бы глупо, и она продолжала сидеть с открытым ртом, словно птенец в гнезде.
— Может, Адди стоит покормить вас прямо с блюда? — В его голосе была откровенная насмешка. — Или вы предпочитаете, чтобы вас кормили с ложечки?
Брай резко захлопнула рот и сердито зыркнула глазами на Адди, когда та захихикала. Но служанка продолжала широко улыбаться.
— Вы всегда озвучиваете свои мысли, мистер Кинкейд?
— В вашем присутствии мне трудно сдержаться. Я немного несдержан, а вы к тому же меня подстрекаете.
— Значит, виновата во всем я?
Люк пожал плечами и приступил к еде.
— Как вам будет угодно, хотя я не это имел в виду. Помнится, я говорил вам, что недостаточно дисциплинирован. Думаю, что бесполезно меня перевоспитывать — я останусь таким, какой я есть.
Брай опять не смогла найти достойный ответ и не придумала ничего лучше, чем схватить стакан с водой и залпом его осушить. Поставив стакан на стол, она храбро взглянула на Люка.
— Вы, кажется, ждете, что я что-нибудь скажу? — задиристо проговорила она.
— А разве вы не собираетесь это сделать?
— Нельзя заставлять человека высказывать его сокровенные мысли.
— Сокровенные? — удивился Люк.
— Не придирайтесь к словам. Я просто хотела сказать, мистер Кинкейд…
— Люк, — поправил он.
— Что?
— Мое имя Люк. Вы очень меня обяжете, если будете обращаться ко мне по имени. Нана Дирборн всегда так меня называла.
— Мне почему-то казалось, что она называла вас Лукас.
— И Лукас тоже.
— Пусть будет Люк, — вздохнув, согласилась Брай.
— Королевский ответ, мисс Гамильтон, — усмехнулся он. — Страшно подумать, что вы могли бы натворить, сидя на троне со скипетром в руке.
— Вы смеетесь надо мной?
— Да. — Люк улыбнулся еще шире. — Смеюсь. Обезоруженная его признанием, Брай — в который уже раз! — не нашлась что ответить. Сейчас она даже не помнила, с чего начался их разговор, и решила больше к нему не цепляться.
Брай не сразу ощутила, что обед прошел в дружеском молчании. Она даже вообразить себе не могла, что такое могло бы произойти три недели назад или даже вчера. Это было больше того, на что она могла рассчитывать, и, уж конечно, больше того, чего она ожидала от него.
— Адди, — обратился Люк к домоправительнице, указывая на кусок персикового пирога на своей тарелке. — Это восхитительно! Это вы его испекли?
— Нет, Элси Браун, — ответила Адди. — Это ее фирменное блюдо.
— Она может им гордиться. Непременно скажу ей об этом.
— Она будет довольна. Масса Эндрю всегда ее хвалил, и мальчики тоже. Они часто таскали пирог у нее из-под носа, а она делала вид, что не замечает этого. Но с тех пор никто уже не хвалил ее персиковый пирог. — Сдвинутые на переносице брови и взгляд, брошенный в сторону Брай, говорили сами за себя.
Когда Адди вышла из столовой, Брай смущенно произнесла:
— Кажется, я стала забывать, чему учил Нас отец. Он всегда давал людям понять, что ценит их работу. Оррин, естественно, не делал ничего подобного, и я тоже перестала хвалить своих слуг. Хорошо, что Адди напомнила мне об этом.
Люку хотелось узнать, какую роль Элизабет Фостер играла в те дни в «Конкорде», но Брай никогда не говорила о своей матери, и Люк решил пока не затрагивать эту тему.