Гудвин Д.. Десять писем

   К нам подбежал маленький юркий японец в белоснежном полотняном костюме и с угодливой улыбкой стал выжидать.
   Посоветовавшись со мной моя спутница заказала коктейль и фрукты. Услыхав от моей "европеянки" чистейшую японскую речь, японец склонился чуть ли не до земли и мгновенно исчез.
   Кажется, в эту минуту я заметил легкое колебание портьеры, отделявшей наш столик от центральной части зала. Мне даже показалось, что кто-то подошел к ней с той стороны. Особого внимания, однако, я на это не обратил. Моя ошибка? Может быть...
   Между мной и моей спутницей... Даже здесь, в своих абсолютно секретных записках я не буду называть ее имени. Все может быть! Да и вообще записки... Нет! Без них мне не обойтись!
   Так, между нами вновь завязался оживленный разговор, изредка прерываемый приходом официанта-японца.
   Она вновь выразила сомнение в приходе "его" на свидание со мной. Я успокоил ее, сказав, что помимо уже известных ей компроментирующих "его" материалов я успел добыть еще новые, касающиеся уголовных дел "этого типа".
   Высказав опасения о возможности какой-либо западни под видом свидания, она спросила имя "этого типа".
   Я сказал, но тот час вспомнил свое недавнее сомнение, и новь твердо спросил ее, знает ли она "его".
   И вновь она стала отрицать. И я верил и не верил ей. И от своего же бессилия разгадать ее, зверел.
   Когда она сказала, что нашу связь можно если не разорвать, то "разрезать", я не выдержал и, совсем не помня себя и не понимая ее слов, залепил ей пощечину и обругал ее. А через пол минуты я был, как обычно, вознагражден страстным поцелуем.
   В это время началось ревю и мы, посасывая через соломинку коктейль, принялись наблюдать за сценой.
   В этом месте Хаяси прервал чтение письма и взглянул на машинистку.
   - Амина, подайте мне папку "Серия Е", "24-В".
   Через минуту секретарь вернулась из соседней комнаты и передала шефу синюю папку с указанным грифом.
   - В этом седьмом письме произведите некоторую замену.
   - Слушаю.
   Запись этой беседы в письме замените записью этой же беседы Мацурами. Она, вне всякого сомнения, и полнее и точнее, подлинник оставим, разумеется без изменения, а копия мне нужна поточнее и пояснее.
   - Слушаю.
   - Сейчас я вам их передам... Вот только еще раз просмотрю сам.
   Хаяси открыл нужную папку, нашел нужную страницу из донесения агента и принялся читать.
   Записки Мацурами.
   Р. Что-то тихо говорит Вамп. Вамп передает заказ Химота. Он уходит.
   Вамп. - Ты думаешь, что он прийдет?
   Р. - Безусловно! Ну, кто же откажется от такой кучи денег?
   Вамп. - А если это ловушка и там заплатят больше?
   Р. - Не волнуйся дорогая. У меня есть еще один козырь.
   Вамп. - Какой?
   Р. - Небольшое ограбление и парочка-другая убийств, произведенных этим типом. Его ищет вся полиция Японии.
   Вамп. - У тебя есть данные?
   Р. - Самые полные и со всеми подробностями. За эти бумажки он будет наш со всеми своими потрохами (хлопает себя по карману). - Ну, а если я почувствую ловушку... (он сжал пальцы в кулаки)
   Вамп. - Успокойся, милый. Я думаю, что все будет хорошо. А как тебе удалось добыть эти сведения? Это было очень трудно?
   Р. - Да,.. пришлось поработать. Ну, и помогли. Не даром же наши люди киснут в этой дыре десятки лет!
   В. - Однако, ваша контора на высоте... А как зовут этого типа?
   Р. - Касамура. Но я имею сведения, что его зовут... Хаяси ( Р. наклоняется к лицу В. ) - Ты его знаешь?(В. молчит и наклоняет голову) Ну?(Р. хватает ее за плечи)
   В. - Ты мне делаешь больно.
   Р. - Ладно, потом поговорим... (Он отпустил ее, а потом вдруг ударил кулаком по столу) - Ты мне ответишь на мой вопрос или нет? Дрянь! Учти, тебе прийдется с ним разговаривать и если ты что-нибудь схитришь... Это тебе не Марсель!
   В. - Я не знаю того, о ком ты говоришь... А если ты мне не доверяешь, то зачем втянул в это дело? Зачем ты меня таскаешь с собой? И разве я плохо на тебя работаю? Ты обращаешься со мной как с проституткой, а утверждаешь, что любишь меня. Ты холодное и расчетливое животное, а я из-за тебя между двух огней. Немцы мне не простят измены, а ты заставляешь меня идти навстречу всяким опастностям. А теперь японцы... Только их мне не хватало. Ты взвалил на меня непосильную ношу.
   Р. - Ничего. Вы женщины, выносливые... кобылы.
   В. - Послушай...
   Р. - Ладно, не будем ссориться. Ведь мы нужны друг другу и черт связал нас крепкой веревочкой. Ее трудно разорвать...
   В. - Зато ее можно разрезать... (Р. вновь ударил кулаком по столу).
   Р. - Ты знаешь, что в любую минуту можешь умереть?
   В. - Ну и что? Я этого боюсь меньше всего. Этим меня не запугаешь! Ты уже пытался раз это сделать. (Она смеется ему в лицо).
   Р. - Дрянь! (Р. сильно ударил ее по лицу). - Гадина! Эти твои штучки не доведут до добра! (Он опять схватил стул и сел). - Ладно, здесь не место. Мы еще с тобой поговорим! (В. улыбнулась, пододвинулась к Р., подставила ему другую щеку, но сразу обхватила его шею и впилась в его губы поцелуем. Через минуту Р. отталкивает ее). - Сумашедшая, нашла место! Нет, ты определенно взбесилась! (Р. Погладил ее по груди). - Ты определенно играешь с огнем! Но знай... (Дальше не слышно, играет музыка).
   * * *
   Хаяси изъял из папки эту просмотренную им только что запись и положил ее на прочитанные листки письма.
   - Да, так. - сказал он. - В копии замените беседу этой записью. Она точна, а именно это мне и понадобится. Дальше. По возможности замените и сохраните стиль записок Ришара. Выкиньте букву "Р", то есть Ришар, а Вамп замените подлинным ее именем... Впрочем, нет! Оно известно только мне. Хот я... Теперь возможно... Нет, оставьте стиль Жерара Ришара - "она".
   - Слушаю, - сказала машинистка.
   - Хорошо, посмотрим дальше.
   Хаяси вновь углубился в чтение записок Анри Ландаля.
   * * *
   Песня скелета.
   ...В это время началось ревю и мы, посасывая через соломинки коктейль, принялись наблюдать за сценой.
   - Смотри - воскликнула она.
   Занавес маленькой эстрады раздвинулся. На сцене, декорировенной под джунгли, играл небольшой негретянский оркестр. Негры старались изо всех сил извлечь из своих инструментов самые громкие и пронзительные звуки. Они были совершенно голые, не считая колец браслетов, разных побрякушек на руках, ногах и узкой, свободно свисавшей повязки на бедрах, которая при малейшем движении действительно открывала их огромные половые члены.
   Публика восторженно захлопала, засвистала. Послышался женский свист и визг.
   Оркестранты все убыстряли темп и вот на эстраду вырвались три молоденькие негретянки, потом девочки, совершенно голые, и закружились в бешенном танце.
   Публика неиствовала. От свиста, криков, хлопков, казалось, обрушится потолок. А гибкие фигурки танцовщиц мелькали на сцене, выбивая босыми ногами бешенную чечетку.
   И вдруг оркестр смолк. Свет потух и только два мощных прожектора образовали на сцене сверкающий круг. Негритянок уже не было.
   Мысли моей спутницы, между тем, приняли весьма чувствительный оттенок и она, вплотную подвинувшись ко мне и незаметно поглаживая под столом мой половой орган, принялась рассказывать о связях своих подруг и знакомых из общества с неграми и даже высказывала совершенно откровенно свое желание удовлетворить похоть с одним из них, да еще в моем присутствии!
   Кое-что в ее болтовне было интересно и волнующе, но ее мысль о любви втроем, да еще с негром, мне совершенно не импонировала.
   Она была возбуждена, нервно мяла под столом мой полунапряженный член и готова была отдаться мне тут же и в любой позе.
   Однако к этому я не был расположен...
   * * *
   Хаяси вновь прервал чтение письма, порылся в папке с донесениями агента Мацурами и, вынув несколько листков, принялся их просматривать.
   * * *
   Записки Мацурами.
   В. - Знаешь у них половые органы очень велики...
   Р. - Откуда ты знаешь?
   В. - Моя подруга рассказывала... Да вот сам погляди! Второй справа. Видишь? Какой изогнутый, длинный... А когда встанет... А? Представляешь? Этих негров можно иметь за деньги. После окончания ревю женщины берут их нарасхват. А вот, попозже, ночью, когда здесь останется изысканная публика будут специально продавать билеты на их коронный номер.
   Р. - Что за номер?
   В. - О, это потрясающе! Они будут исполнять танец живота. Шесть мужчин и три женщины. А потом они совокупляются прямо на сцене. Но так как женщин вдвое меньше чем мужчин, то негры дерутся за обладание ими и дерутся самым настоящим образом, до крови, до увечий, до полной потери возможности сопротивляться победителям. О, ты бы видел!...
   Р. - Интересно...
   В. - Подружка рассказывала, что она под негром два, а то и три раза кончила... А с мужем никогда не было больше одного раза...
   Р. - Не понимаю...
   В. - Погоди! А Мэри... Помнишь, та что я тебя с ней знакомила позавчера?
   Р. - Маленькая, Элегантная такая?
   В. - Да, да! Так вот, она с мужем взяли после ревю к себе негра.
   Р. - С мужем?
   В. - Ну, да. Так вот, она кончила под негром три раза, а потом еще под мужем один раз.
   Р. - А муж?
   В. - Он стоял и смотрел на них.
   Р. - Гм...
   В. - Говорят, что это очень возбуждает.
   Р. - Кого?
   В. - И женщину и мужчину. Мэри, например, говорит об особенной двойной сладости при совокуплении с одним под взглядом другого. И ее муж был очень возбужден и тут же при негре взял ее...
   Р. - Да...
   В. - Знаешь, что? Давай после свидания с "ним" возмем того, что сидит вторым с права... А? Я побуду с ним, а ты посмотришь... А потом... ты меня... А почему у тебя не стоит?..
   Р. - Я думаю о другом.
   * * *
   - В этом месте тоже сделайте заметку, - сказал Хаяси, передавая машинистке просмотренные листки донесения агента Мацурами.
   - У него точность магнитофонная! Да и ловкость обезьяны!
   Хаяси снова взялся за записки Анри Ландаля по письму Мэг.
   * * *
   Песня скелета.
   ... Однако к этому я не был расположен. Меня занимала мысль о значительном запоздании "его". Кроме того, я заметил новое легкое покачивание портьеры, как будто кто-то стоял за ней и пошевелился. Я решил понаблюдать за портьерой...
   Но здесь мое внимание привлекла сцена. И даже моя спутница заинтересовалась необычностью постановки, оставила меня в покое и не отрываясь смотрела на сцену.
   Музыка играла что-то тянучее и очень волнующее.
   И вдруг на сцене в центре круга, образованного прожекторами, возникла фигура, фигура необыкновенно худой, черной и совершенно обнаженной женщины. Ее тело было разрисовано под кости скелета и производило жуткое впечетление. Казалось, скелет, стоит на сцене, родрагивая в такт музыке.
   Внезапно фигура заговорила. Ее низкий и хрипловатый речитатив, усиленный микрофоном, проникал в мозг так, что захватывало дыхание и какими-то спазмами сжимали горло...
   В зале была мертвая тишина и только голос: невероятный, проникающий в каждую клетку, наполнял все вокруг. Она пела, если это можно назвать песней, о Хиросиме:
   Сожженый ветер.
   Миллионы трупов
   Развеет пеплом
   По всей вселенной...
   Пока не поздно
   Молитесь люди
   И гордо ждите
   Мгновнья смерти...
   От слов и исполнения веяло ужасом. Прожектора померкли и тело артистки засветилось мертвенными отблесками.
   Одинокий женский крик слегка заглушил начало новых строк:
   От звездной вспышки
   Планеты рухнут
   И пламя ада
   Сойдет на землю
   Лишь холод смерти
   Остудит душу!
   Пока не поздно
   Молитесь, люди...
   Женщина извивалась в такт музыке и словам... и вдруг рухнула на пол безжизненной грудой костей...
   Вот и ве, что я помню. В этот момент я чувствовал какое-то смутное беспокойство, щемящую сердце тревогу...
   Как в тумане всплывает у меня в памяти тот момент, когда кости скелета рушились... Да, именно тогда своим боковым зрением я, как буд-то, заметил плавное движение портьеры и какую-то тень... А может быть мне все это почудилось? Однако, я сделал в тот миг какое-то сильное, инстинктивное движение в сторону и тотчас ощутил невиданный, режущий ролчек в спину, странный такой толчек... И будто еще сверкнул яркий луч и тот час погас. Наступила ночь...
   Да, ничего болше моя память не сохранила.
   * * *
   Хаяси слегка постукивая пальцами по этим, прочитанным до конца запискам Анри Ландаля, что-то обдумывал.
   - Амина, не припомните ли вы, в какой серии находится перехваченное нами донесение Августа Крюге? Кличка, помнится, "Желтый".
   - Серия "А".
   - Найдите, пожалуйста.
   Спустя пару минут Хаяси, перелистав несколько страниц в принесенных Аминой донесениях "Желтого" и найдя нужное место, принялся тщательно его просматривать.
   Донесения Крюге/Желтого.
   ... 13 апреля ...
   ...Моя парочка прекратила болтовню и уставилась на сцену.
   Японец за портьерой продолжает следить за моей парой и что-то записывает.
   Феерия со скелетом на сцене, видимо, идет к концу. Очень плохо видно. Подойду к своему объекту поближе. В зале стало почти темно.
   Я остановился у намеченной мной колонны, как раз позади японца, почти сливавшегося с тенью портьеры.
   На секунду моим вниманием овладела сцена падения скелета на эстраде, но вспыхнул свет, зал взорвался от крика, топота ног, свиста, падения чего-то...
   Японец, стоявший за портьерой, исчез.
   В тот момент, когда вспыхнул свет, я заметил в четырех-пяти шагах справа от моей пары - француза и француженки - юркую фигуру худенького, низенького японца. Фигура потянулась к колоннам и тот час же исчезла за ними.
   Почувствовав что-то неладное, я сделал быстро два шага в право, что бы видеть свою пару, скрытую от меня портьерой и сразу не понял что произошл о...
   Но кто? Тот ли, кто подслушивал или тот маленький, юркий?... Мне кажется, что последний, но...
   За портьерой бледная француженка тормошила своего спутника:
   - Анри! Анри! Что с тобой?..
   Француз же сидел, низко опустив голову на грудь. Его руки безжизненно свисали вдоль туловища.
   Вдруг, женщина заметила, наконец, костяную рукоятку ножа, торчавшую чуть выше стула в согнутой спине француза. Она широко открыла глаза, чуть дотронулась до рукоятки ножа и рывком вскочила сместа...
   - Ах, так!.. - ее глаза метнули молнии, и в руке блеснул револьвер.
   Из-за колонны к ней подходил худощавый, коренастый японец.
   К счастью, он, кажется не обратил внимания на меня. С безразличным видом я глядел на сцену, хотя, занавес уже давно опустился над ней...
   - Ловко! За что же вы его так, мадмуазель? Японец тихо и зловеще засмеялся. Француженка моментально обернулась к нему, сжав в руке револьвер.
   - Спокойно, милая! Японец насмешливо улыбнулся, показывая свои лошадиные зубы.
   - Сначала нож, потом пистолет. Не много ли будет? Тебя казнят из-за одного этого! Японец кивнул на убитого.
   - Хаяси!! - с ужасом воскликнула француженка. При этом имени я вперил свой взгляд в лицо японца, стараясь запечатлить его в своей памяти.
   - Ты ошибаешья, крошка! - глаза японца стали узкими щелками. - Меня зовут Касамура! Запомни это!
   Он секунду помолчал и затем процедил сквозь зубы:
   - Секс-Вамп, теперь ты не откупишься! Все моя красавица, мадмуазель. Твоя прекрасная песня любви больше не будет услаждать слух французских шпионов! И я здесь, как видишь, ни при чем... - он гадко улыбнулся, - А ты...
   - Вот смотри! - закончил Хаяси, кивув на группу полицейских в штатском, торопливо пробиравшихся к ним. Один из них, по-видимому врач, держал в руке чемоданчик. Француженка быстро повернулась к Хаяси.
   - Я погибну, но и ты умрешь, желтый дьявол! Она направила пистолет в грудь японца, но сильный и ловкий удар по руке вышиб у нее оружие, со звоном полетевшее на пол. Рядом с ней стоял кельнер, зжимая в руке бутылку.
   Француженка, видимо, поняла, что все кончено. Она как-то ослабела, упала на стул и тут же на ее руках защелкнулись наручники.
   Врач, хлопотавший возле убитого, поднял голову: - Он еще жив, дайте шприц!
   Его помошник быстро и точно выполнил его приказ, но... Очень любопытно! Хаяси, склонившись к врачу, одновременно как-то неловко толкнул его помошника в локоть так, что шприц с ампулой чуть было не вылетел у него из рук.
   - Бесполезно! Наповал! - вполголоса сказал Хаяси врачу, безнадежно махнув рукой.
   - Отойдите! Прошу вас! - резко перебил его врач, искустно и привычно делая укол в то время, как его помошник мягко, но твердо отстранил Хаяси в сторону.
   "Кажется, все ясно, - подумал я, - не забыть бы эту сцену."
   - Жив! Кто-то сказал жив! - слабым голосом воскликнула француженка, ее глаза засветились и она дернулась, порываясь втать.
   Рука полицейкого улержала ее.
   - Жив! Ага! - она оживилась снова. - Ну так мы еще поборемся! И еще неизвестно кто кого!
   Резким движением она поднялась со стула, несмотря на удерживающую руку полицейского, и с такой ненавистью посмотрела на Хаяси-Касамуру, что тот, почувствовав ее взгляд обернулся и глаза их встретились. Француженка издевательски улыбнулась ему, скорчила рожу, подняла связанные руки и показала ему "нос", затем язык, но... ее нервы не выдержали и она засмеялась, все громче и громче, пока ее смех не перешел в истерический хохот. Влед за тем она потеряла сознание.
   - Бедняжка ошла с ума, - соболезнующе казал кто-то.
   Злобно-торжествующий взгляд Хаяси сменился каким-то недовольным, досадливым, когда он вновь помотрел на тяжело раненного француза. Вскорее он исчез в тени колон.
   Публика с любопытством наблюдала, как выносили тяжелое, бесчувственное тело француза, как приводили в чувство женщину, оживленно обменивались мнениями. Тут и там слышались возгласы и восклицания.
   - Вот это нализались!
   - Да нет! Им стало плохо от последнего номера.
   - Ну, да, ей то может быть, а он чего?
   - Сеньеры, она его приделала! - воскликнул восторженно какой-то юнец. Я сам видел нож в спине этого типа!
   - Наверное сутенер, - презрительно бросил кто-то.
   К восторженному юнцу подошел высокий, солидный мужчина боксерского типа с глубоким шрамом через всю щеку.
   - Вы видели нож? - спросил он юнца.
   - Да!.. - юнец хотел еще что-то сказать, но тяжелая рука легла ему на плечо.
   - А вы видели кто? - стальные глаза в упор смотрели на молодого человека.
   - Она...
   - А может не она?
   Рука человека со шрамом впилась в плечо собеседника.
   Я тот час заинтересовался этой сценой, так как человека со шрамом я уже знал. Следя за ним, можно было надеяться выяснить что нибудь новое.
   - Ну! - коротко бросил он.
   - Я не знаю... юнец тщетно пытался высвободить свое плечо. - А кто вы такой. - перешел он в наступление, - И по какому праву...
   - Я агент политической полиции. Человек отвернул лацкан своего пиджака и я знал, что юнец увидел на обратной стороне знак: голубое море и солнце с золотистыми лучами на ярко-красном фоне.
   - Позвольте... - хмель, видимо, начал выходить из головы юнца. Я-то причем и какое отношение вы...
   Агент перебил его: - Как вас зовут? - Боб Джерми. - Американец? - Да, но какое...
   Пользуясь снующей взад и вперед толпой, я кружил незаметно вокруг беседовавших, стараясь не проронить ни одного слова.
   - Слушай, сынок, - снова перебил его человек со шрамом, - я тоже американец и делаю здесь большое дело для Америки. Ты можешь помочь нам здорово. Идем со мной, я тебе все объясню.
   - Но как я смогу помочь, сэр? - колебался юноша.
   - Пойдем и все узнаешь. Мне не хочется прибегать к официальным мерам задержания.
   Агент вынул бумажник, вынул из него крупную купюру и бросил ее на стол.
   - Здесь будет половина на чай этому болвану, - кивнул головой в сторону пробегавшего кельнера. - Идем Боб! Ты, кажется, отличный парень!
   С некоторой нерешительностью Боб пошел за агентом.
   Публика в зале успокоилась, все занимали места, неторопливо ожидая следующего номера.
   Следить за человеком со шрамом, завладевшим Бобом, не имело смысла. Следить за ним на открытой улице, хотя бы и ночью, а тем более в каком-нибудь частном помещении, куда он вел юношу, было сопряжено только с опастностью немедленного разоблачения и без всякой надежды на успех.
   Я опустился на стул и машинально следил за довольно упитанным японцем - кельнером, обслуживавшим Боба Джерми. Не найдя его за столом кельнер небрежно сунул в карман оставленную купюру и направился, повидимому на кухню. Однако, по пути туда, он бросил вокруг себя испытующий взгляд и юркнул в туалетную комнату.
   Внезапно, еще совсем не осознанная мысль заставила меня сорваться с места и устремиться в туалетную комнату, дверь вкоторую я тот час открыл рывком.
   К первому мгновению я успел уже приготовиться и моментально зафиксировал фигуру кельнера, стоявшего у правой стены, на которой в изящно инкрустированом бра горела лампа. Японец стоял спиной к двери и внимательно разглядывал один из углов ассигнации. Почти одновременно со звуком открываемой мной двери, рука японца, смяв бумвжку, опустилась в карман и он, приняв безразличный вид, выскользнул из туалетной комнаты, низко склонив голову.
   Кельнер успел пробыть там три, может быть четыре, но ни в коем случае не пять секунд!
   Таким образом, мне удалось открыть одного из агентов человека со шрамом.
   Выйдя из туалетной комнаты, я уселся за столик и долго, но тщетно искал глазами кельнера. Он исчез.
   * * *
   Отметив это место в донесении, Хаяси передал его секретарше.
   - Амина, сделаем несколько иначе. Мне нужны две копии этих писем, одну точную копию всех десяти и другую - со всеми добавлениями и дополнениями.
   - Хорощо.
   - Вот этот кусок из донесения этого "желтого немца"... Какая ирония! Желтый ариец!... - Впечатайте этот кусок во вторую, дополненную копию. Вот здесь. После заметок Ришара.
   - Хорошо. Ясно. Можно взять? - секретарь кивнулана стопку листков с пометкой "7".
   - Нет, здесь еще есть продолжение рассказа француженки. Сейчас просмотрю.
   Хаяси зажег сигарету, затянулся и придвинул к себе непросмотренную часть листков с пометкой "7".
   * * *
   Милая Кэт!
   Вместе с этими записками Анри Ландаля посылаю тебе еще и продолжение рассказа Элли.
   Теперь будет что читать тебе, так же как и мне, было что писать.
   Ну, а обо всем прочем напишу тебе в следующем письме.
   Сейчас запечатаю письмо, отдам Дику и пойду провожать его через сад. Там в нашем укромном уголке мы немного задержимся... Вчера я его не видела, ну, и... ты же понимаешь... Я как-то физически хочу чувствовать его горячие пальцы у себя в трусиках... И хочется потрогать у него. А сначала, я немного его подразню! Ох, милая Кэт! У меня там уже мокро...
   Потом, в следующем письме больше об этом.
   Твоя Мэг.
   Удар кинжала.
   (Продолжение рассказа Элли)
   Как сквозь сон помню какие-то длинные переходы, повороты, лестницы. И, наконец, темное, сырое подземелье.
   Проскрипела тяжелая, железная, на ржавых петлях дверь и я очутилась в мрачной камере без окон, освещенной тусклой, запыленной лампочкой, подвешенной к потолку и забранной решоткой. Кроме голого, деревянного топчана в камере не было ничего.
   "Вот и конец" - подумала я. - "И все... и все... и все..." - эти слова стучали у меня в голове как молоток.
   Что же мне делать: лечь на топчан и наивно ждать конца.
   Было ясно, что Хаяси живой меня не выпустит и всеми силами попытается узнать содержание записки.
   Сказать?... Нет! Это значит предать отца, Рэда, себя.
   Что с Рэдом? Хаяси постарается отомстить ему. Убьет? Нет, пожалуй, побоится.
   Что же делать? Мысли, одна беспорядочней другой, метались у меня в голове. Противная дрожь била меня.
   "Надо успокоиться и взять себя в руки. Рэд умный. Он что-нибудь придумает."
   При мысли о Рэде мне стало легче. "Ничего, как-нибудь обойдется."
   Свалившись от усталости на топчан, я незаметно уснула.
   Сколько я спала не знаю.
   Утро или ночь.
   Пробуждение было ужастно. Мучила нестерпимая жажда. Во рту пересохло, язык стал деревянным, распух, и заполнил весь рот.
   В голове бродили обрывки смутных мыслей, но я никак не могла сосредоточиться.
   С трудом поднимаюсь и делаю насколько движений. Все-таки хоть какое-то движение.
   Осматриваю камеру. Голые стены, железная дверь, покрытая толстым слоем ржавчины, неровный пол... И тишина, могильная тишина.
   Мне становится жутко, невыносимо жутко. Лучше что угодно, чем эта страшная картина. Мне вспоминаютя заживо замурованные. Где-то я читала об этом.
   Хотя бы какой-нибудь звук!
   Постучать в дверь?.. Но мои маленькие кулачки не производят никакого шума. Дверь даже не дрожит, как в каменную стену.
   Пытаюь кричать, мой голос тут же глохнет в этом каменном гробу...
   Не знаю сколько прошло времени, но мне делается все страшнее и страшнее. Боже мой! Так можно сойти с ума! И эта тусклая лампочка, бросающая мертвенный свет, который, кажется, ощутимо давит на все твое существо...
   Но что это? Тишину нарушает какой-то звук... Сначала еле слышный сто н... Или у меня галюцинация слуха? Но нет, стон становится все сильнее и сильнее, громче. Откуда он слышится - непонятно. Как он проникает через эти стены?...
   Но стон все громче и громче... И вот дикий нечеловеческий крик проникает в мой мозг, леденит кровь, останавливает дыхание!... Что это? Страшный кошмарный сон или жуткая действительность?
   А крик все продолжается. Невыносимая мука слышится в этом крике. Я сжимаю голову руками, зажимаю уши, но крик пронизывает все мое существо, заставляет вибрировать и натягиватья каждый мой нерв и кажется, я не выдержу и сама закричу от ужаса...
   Шатаясь, добираюсь до топчана и в изнеможении падаю на наго.
   Но вот я слышу чей-то хриплый стон, какое-то бульканье, будто кто-то давится и все смолкает. Наступает мертвая тишина.
   Что же это было? Что за кошмар? Ведь кричал, безусловно, человек. И в то же время, мысль не допускала возможноти, что бы человек так страшно кричал. Что с ним делали? Очевидно что-то страшное. Все мое тело покрылось липким, холодным потом. Меня трясло как в лихорадке. Мысли, одна страшнее другой, проносилиь у меня в голове. Еще одно такое испытание и я сойду с ума...