Гудвин Д.. Десять писем

   Внезапно, возле двери что-то загрохотало. С протяжным скрипом отворилась дверь и в проеме возникла фигура человека.
   С ужасом смотрела я как человек вошел в камеру и остановился у порога. Лицо его было закрыто капюшоном и лишь прорезы для глаз зловеще чернели и вызывали непонятный страх.
   - Выходите, - произнес скрипучий голос по-японски.
   "Вот и дождалась..." - мелькнула у меня мысль.
   Поеживаясь и вся дрожа, я вышла в коридор.
   Человек в капюшоне прошол вперед и мы двинулись по слабо освещенному коридору. Шли мы довольно долго и за все время человек не сказал ни слова и ни разу не оглянулся.
   Коридор кончился и мы стали подниматься по лестнице. Один пролет, другой, третий и снова коридор.
   Но не успели мы пройти и двух десятков шагов, как оказались в тупике. Кругом были стены, окрашенные в серый цвет.
   Человек остановился и повернулся ко мне. Волна страха пробежала по моему телу, вызывая слабость и чувство полной обреченности. Еле держась на ногах, я плотно прижалась к холодной стене чтобы не упать.
   Мой тюремщик пристально взглянул на меня сквозь свой странный капюшон и, подойдя ко мне вплотную, едва различимым шопотом сказал мне что-то. Шопот был так тих, что я не расслышала слов и уже было открыла рот чтобы переспросить, но японец быстро зажал мне рукой рот и снова я улышала шопот:
   - Иди! И молчи о бумажке. Потребуй свидания с Рэдом. Не бойся! Ты им нужна. Очень нужна и они тебя не убьют. Главное ,что бы не было, молчи!.. Встретишь человека с рассеченным подбородком - ему верь.
   С жадностью слушала я каждое слово, будившее у меня надежду а он торопливо продолжал шептать мне в ухо:
   - Ничего не бойся. Терпи, чтобы не случилось. Криков не бойся запись на пленку. Понимаешь? Главное, добиться встречи с Рэдом и ни слова о записке. Помни, всюду и везде есть мирные люди.
   При последних словах он крепко сжал мне руку. - На! Возьми это и хорошенько спрячь!
   У меня в руке оказался маленький, обоюдо острый кинжал.
   Японец снова зашептал:
   - Береги его. Действуй только в крайнем случае. И еще раз помни мирные люди есть везде.
   Он замолчал и торопливо, но тихо отошел к противоположной стене.
   От изумления я оцепенела и только ощущение кинжала в руке доказывало, что все это правда.
   Мое сердце забилось быстрее. Значит, не все еще потеряно.
   Переход от смерти к жизни был так резок, что некоторое время я еще не могла полностью осознать случившегося. Машинально я спрятала кинжал в складки своего кимоно, вся дрожа от волнения.
   Мой спутник замер, выжидая минуту, когда я успокоюсь и, вслед за тем, сделал мне предостерегающий жест рукой.
   Внезапно, прямо передо мной часть стены упала в угол, обнаружив скрытую за ней маленькую, железную дверь.
   Мой спутник нажал какую-то кнопку, глухо задребезжал по ту сторону звонок, послышалось щелканье запоров и дверь отворилась. За дверью стояла такая же мрачная фигура, в капюшоне, скрывавшем лицо.
   - Что так долго? - проворчала фигура.
   - Она еле жива от страха. Всю дорогу пришлось тянуть за руку.
   - Там еще не то будет! - зловеще парировал объяснение моего спутника новый тюремщик.
   - Смотрите! Разрыв сердца бывает и от страха!.. А если она... - мой спутник многозначительно показал на лоб.
   - Знаем! Меньше болтай!
   Мой новый тюремщик втолкнул меня в новое помещение, дверь захлопнулась и неопределенный шум и глухое гудение возвестили о том, что опустившаяся часть стены вновь поднялась, плотно закрыв то место, где находилась дверь.
   Единственный человек, вселивший в меня надежду, оказался по ту сторону. Снова я предоставлена самой себе. Надеятся было больше не на кого.
   Я осмотрелась. Коридор был светлый и сухой. По полу стелился прорезиненный мат, делавший шаги совсем не слышными. Несколько масивных железных дверей с небольшими зарешетчатыми окошечками выходили в коридор.
   "Очевидно тюрьма", - подумала я и замедлила шаги у одной из дверей, в которой совсем не видно было окошечка.
   Мой проводник тот час грубо толкнул меня в плечо.
   - Иди, иди! Чего стала? Французская проститутка.
   При этих словах меня охватила злоба с такой силой, что мне захотелось воткнуть ему в грудь кинжал.
   "Убить, а потом открыть все эти железные двери и выпустить заключенных!" - мелькнуло у меня в голове, - "Ну, а если там никого нет? А где ключи? А куда бежать?.."
   Искушение убить проводника ослабевало, но все с большей силой ощущала я муки жажды. Да и голод давал себя чувствовать так, что тошнота подступала к горлу.
   "Скоро ли конец всем этим мукам?" - думала я, ощущая новый прилив злости. - "Погодите, желтые дьяволы, я еще покажу вам, что значит французская девчонка!"
   Но вот после нескольких переходов и лестниц мы очутились в помещении, похожем на камеру и на кабинет одновременно. Вся обстановка этой полукамеры состояла из небольшого письменного стола, пары стульев, сейфа в углу и широкой деревянной скамьи под стеной. Окон не было. Под потолком горела яркая лампа.
   - Садись! - тюремщик кивнул на скамью.
   Усталая от бесконечных переходов и переживаний ни о чем не думая, я с облегчением опустилась на скамью... и в тот же миг с прозительным криком вскочила... Вся скамья была усеянна тонкими иголками, мыступавшими на полтора-два сантиметра над поверхностью и заметные лишь при внимательном осмотре.
   Конвоир захохотал во все горло.
   - Отдыхай, отдыхай! Или перина плохая? Ничего, переспишь пару ночей привыкнешь.
   Кровь бросилась мне в голову и в складках кимоно я нащупала рукоятку кинжала. Еще мгновение и свершилось бы непоправимое.
   Но дверь отворилась и в этот момент в помещение вошол пожилой японец в очках, в отлично пригнаной военной форме, с кожанной папкой под мышкой.
   - Все шутишь? - и неожиданно нанес ему сильный удар по щеке.
   "Капюшон" мгновенно вытянулся в струну.
   - Еще раз повторится, сам сядешь сюда! - офицер показал на скамейку.
   - Господин... - начал было "капюшон ", но офицер прервал его:
   - Пшол вон!
   Тюремщик щелкнул каблуками и выскочил за дверь. - Простите, мадмуазель! Здесь произошло недоразумение.
   Бросив папку на стол и пододвинув к нему стулья, он вежливо предложил:
   - Садитесь, пожалуйста. Не бойтесь! Стул самый обыкновенный.
   - И скамья у вас тоже самая обыкновенная, - со злостью сказала я.
   Ягодицы у меня горели, и вовсе не хотелось садиться на какой-то стул.
   - Еще раз приношу свои извинения, - сказал офицер. - Солдат будет наказан.
   - Дайте мне воды, - попросила я. - С тех пор, как я нахожусь у вас, у меня во рту не было ни капли воды.
   - И, очевидно, ни куска хлеба, - подхватил офицер. - Это наше упущение! Сейчас мы все поправим. Присядьте, пожалуйста!
   Сквозь свои толстые очки он сочувственно взглянул на меня. Однако, я очень хорошо понимала его мнимое сочувствие.
   "Еще издевается, скотина," - подумала я. - "Ну, погоди!"
   - Я хочу пить, - как бы не слыша слов японца, повторила я.
   Офицер нажал кнопку, находившуюся на столе, и в ту же минуту показался "капюшон".
   - Ужин для мадмуазель! - приказал офицер.
   Несколько томительных минут прошло в полном, тягосном молчании.
   Наконец, на столе показался, прекрасно сервированный сытый ужин. Бутылка вина, и особенно графин холодной прозрачной, чистой воды, привлек мое внимание прежде всего.
   Я протянула руку к графину.
   - Одну минуточку! - остановил меня офицер, убирая графин, - сперва небольшой уговор. Будете отвечать на вопросы или нет?
   Не мигая он глядел на меня сквозь толстые стекла своих очков.
   Злость помогала мне выдержать его взгляд.
   - Я в ваших руках и ничего не могу поделать. Бороться у меня нет сил, - вяло проговорила я.
   Стекла очков блеснули.
   - Я хочу пить. У меня язык не ворочается.
   Офицер кивнул головой и налил мне полный стакан чистой, холодной воды.
   О, с каким наслаждением я пила! Ничего вкуснее воды для меня не существовало. Я выпила один стакан, другой... Какое блаженство! Ах, если бы я еще могла сесть...
   Потом наступила очередь жаренной рыбы, салата, икры, холодного бифштекса - все я ела торопливо, с жадностью с удовольствием.
   Офицер молча наблюдал за тем, как я ем, и казалось, считал каждый кусок.
   Когда я насытилась, офицер молча нажал кнопку, и явившийся солдат быстро убрал все со стола.
   Приятное состояние сытности разлилось по всему телу и очень захотелось присесть... но, увы, это было невозможно.
   Офицер раскрыл папку, уселся поудобнее и приготовился писать, перед ним лежал лист чистой бумаги и он внимательно смотрел на меня.
   Я молчала. Пауза затягивалась. "Что то будет!?" - подумала я.
   - Итак, будем молчать, мадмуазель? - прервал, наконец, затянувшееся молчание офицер. - Не советую. Мы умеем развязывать языки... И не вздумайте, что только этим... - он кивнул на скамью. - Это только детская игрушка по сравнению с тем, что вас ожидает. Вам понятно? Подумайте хорошенько. Ваша судьба в ваших руках. Вы еще молоды и вам нужно жить.
   Он порылся в папке и протянул мне фотографию:
   - Взгляните, это тоже была молодая и красивая девушка.
   С фотографии на меня смотрела удивительно красивая японка. Огромные глаза, казалось, светились, каким-то мягким светом, великолепные волосы ореолом окружали ее точеную головку. Лицо ее было европейского типа и только чуть удлиненный разрез глаз выдавал ее японское происхождение.
   "Какая красавица" - подумала я. - "Но... "была".., он сказал "была "..., значит..." - И мне стало страшно.
   Офицер внимательно наблюдал за мной, и казалось, читал мои мысли. Он вздохнул и сказал:
   - Да, была... Она оказалась врагом Японии. И вот что с ней случилось.
   Он протянул мне другую фотографию, взглянув на которую, я почувствовала, как тошнота подступает к моему горлу.
   Какой ужас! Страшное распухшее лицо, всклокоченные, редкие волосы, разбитый рот, изрезанные щеки, а глаза... нет! Я не могла смотреть. Мои нервы напрягались до предела.
   Офицер спокойно убрал фотографию и сказал:
   - Я думаю, коментарии излишни?
   "Ничего, возьми себя в руки, держись, не бойся. Они ничего тебе не сделают" - прозвучал у меня в голове голос проводника, - "Ты им нужна".
   Я вспомнила крепкое пожатие его руки и слова:
   - "Везде есть мирные люди"... Но ведь в записке тоже говорилось о "Мирных людях"! Значит...
   Мне стало легче. К тому же у меня кинжал...
   До меня начали доходить слова:
   - ...Борьба с нами невозможна. Вы понимаете, наша машина перемалывает и не такие куски, как вы...
   Он говорил все это спокойным, монотонным голосом. Потом вынул вечное перо, что-то написал на бумаге и снова обратился ко мне:
   - Итак, ваше имя?
   - Вы его прекрасно знаете.
   - Мадмуазель, прошу вас отвечать на вопрос, а то что мы знаем, вас не касается. Ваше имя?
   - Элли Ришар. - Я решила отвечать на все вопросы, неотносящиеся к делу.
   - Где вы родились?
   - Во Франции, в Марселе.
   - Родились во Франции, а имя у вас английское. Почему?
   - Не знаю.
   - Кто ваша мать? Где она?..
   Вопросы сыпались градом и я едва успевала отвечать. Я сказала, что мать умерла, когда я была еще маленькой и помнить ее не могу. Рассказала, что у меня должен быть брат.
   Рассказала как погиб мой отец и что со мной было потом.
   Вопросам, казалось не будет конца, а я так устала, что едва держалась на ногах и мне трудно было сосредоточиться.
   - Я вас прошу прекратить допрос. Сейчас я ничего не соображаю. Дайте мне отдохнуть.
   Офицер на секунду задумался и нажал кнопку звонка. - Хорошо, Идите и хорошенько поразмыслите обо всем. До свидания!
   Пришел солдат и мы вышли в коридор.
   Ночь я провела в маленькой, но сносной камере. Узкая кровать и тощий тюфяк с колючим одеялом показались мне роскошью. Лежа на боку, я спала как убитая.
   Молодость брала свое. Она терпеливо переносила все невзгоды, а нервы успокоились во время сна.
   Проснулась я от того, что кто-то открыл дверь, вошел тюремщик все в том же капюшоне, поставил на столик кувшин с водой, миску, стакан молока и хлеб, и тот час вышел. Лязгнули замки и снова стало тихо.
   Плеснув себе в лицо пригоршню воды из кувшина, я сьела свой жалкий завтрак и задумалась, как вести себя дальше. На что решиться, что говорить? Так ничего не придумав, я стала нетерпеливо поглядывать на дверь - мне захотелось в туалет...
   Я вертелась по камере, стараясь об этом не думать, сжимала по временам бедра, но вскорее от нестерпимого желания у меня даже вспотел лоб...
   Скрип открываемой двери показался мне музыкой. - Мне нужно в туалет! - чуть не прокричала я тюремщику и замерла ожидая приговора.
   Но он спокойно вывел меня из камеры и кивнул на дверь без окошечка, видневшуюся наискось через коридор. Не помню как я доплелась туда, как открыла дверь, забыв или не имея сил прикрыть ее за собой, и как одним движением опустила свои трусики и присела на корточки... Помню только необъяснимую минуту блаженства...
   Повеселевшая, я вышла оттуда, нисколько не заботясь о том, слышал или нет тюремщик то, что я там делала.
   "Опять допрос", - мелькнуло у меня в голове. Но теперь мы шли в другую сторону. Лестница вниз, опять тускло освещенный коридор...
   "Неужели меня здесь оставят?"
   И вдруг крик. Крик явно женский. Страшный, мучительный крик... Вот он перешел в животный визг и смолк. Меня вновь охватил ужас... "Лучше покончить с собой, чем слушать эти ужасные крики". Моя рука невольно нащупала кинжал, но тут я вспомнила слова: "Криков не бойся - это запись на пленку". У меня несколько отлегло от сердца. Но все равно страшно. Очевидно, они пугали меня, чтобы сломить сопротивление. Ну, что ж, буду терпеть сколько можно.
   Неожиданно тюремщик открыл какую-то дверь, втолкнул меня в проем и дверь за мной захлопнулась.
   Очутившись одна в странной комнате, если это помещение вообще можно назвать комнатой. Окон не было, но помещение было хорошо освещено электрическими лампами.
   С потолка, на цепи свисал какой-то деревянный брусок с ввинченными в него металическими кольцами.
   На мокром цементном полу, посередине помещения, виднелась канализационная решетка.
   У стены стоял низкий стол, обитый белой жестью, я неподалеку от него стояли странного вида стулья, изготовленные из железных прутьев. Чуть подальше виднелись совсем уж странные и неприятные предметы из дерева и железа... И дубинки и колья... И веревки, румни, плети, прутья... Электрические шнуры, плиты, жаровни...
   Стены были покрыты серой масляной краской и кое-где на них торчали какие-то кольца, скобы, крючья...
   Меня охватил необъяснимый ужас, все усиливавшийся. Чем больше я всматривалась в непонятные для меня предметы, тем ощутимее, как мне казалось, шевелились волосы у меня на голове и тем сильнее выступал у меня холодный пот на лбу...
   Я старалась не глядеть на эти предметы, но мои глаза невольно бегали по стенам... и тут я заметила слева от себя еще одну дверь.
   Что там? Собравшись с духом, осторожно я подошла к этой неплотно прикрытой двери. Я прислушалась. Ни звука. Открыть? Страшно. Мне чудилось, что за дверью меня ожидает нечто более страшное, чем даже в этой жуткой комнате. Но впоследней оставаться тоже не было сил и я решилась. Толчком открыв дверь, я остановилась на пороге. Ничего страшного не произошло. Хорошо освещенная комната напоминала кабинет. Масивный письменный стол с телефоном, два кожаных кресла, приятной расцветки ковер на полу и даже две копии каких-то картин на стене - составляли обстановку этой комнатыкабинета.
   За столом сидел человек и писал. При моем появлении он поднял голову и в нем я тот час узнала вчерашнего офицера-японца. Его очки с толстыми стеклами блеснули в мою сторону.
   - Здравствуйте, мадмуазель! Я ждал вас, - вежливо произнес он, проходите сюда! - Он уаказал на кресло и продолжал:
   - Если вы будете благоразумны, то мы бястро закончим это дело и отпустим вас на все четыре стороны. А если нет... - Он многозначительно помолчал, - вам прийдется испытать несколько неприятных минут.
   Он придвинул к себе чистый лист бумаги и взял перо.
   Сидя в кресле я лихорадочно сооброжала, что мне делать. Говорить или нет? Впечатления от соседней жуткой комнаты заставили меня колебаться, но вспомнив, что у меня есть кинжал, который в любую минуту я могу вонзить себе в грудь, я почувствовала себя сильнее.
   - Господин офицер, а где господин Хаяси?
   Меня очень интересовал этот вопрос. Хаяси я боялась больше всего. Тень неудовлетворения пробежала по лицу японца.
   - Я не знаю никакого Хаяси. Вас передали министерству внутренних дел и, в частности, в мой отдел. И заниматься вами буду я.
   - Кто передал. - в упор и быстро спросила я.
   - М-м... Вас это не касается!... Впрочем могу сказать, что эта передача произошла по нашей инициативе. Отсюда сделайте вывод.
   Офицер сделал паузу и добавил:
   - Не исключен и обратный перевод...
   Не зная, лучше это или хуже, но поняв, что каким-то образом я выскользнула из когтей Хаяси, я вздохнула с облегчением и решила задать еще один вопрос.
   - А как ваше имя, господин офицер, если конечно это не служебная тайна.
   Офицер испытывающе посмотрел на меня.
   - Меня зовут Одэ. Капитан Одэ, - повторил он. - Вы удовлетворены? Теперь разрешите и мне задать вопрос, - с легкой иронией спросил он.
   Не знаю почему, но страх мой уменьшился. Одэ это все таки не Хаяси. И если так быстро меня выхватили из рук Хаяси, то очевидно, агенты министерства вели наблюдение за мной и я им была весьма нужна.
   - Скажите, мадмуазель, - Одэ помолчав, как бы подбирая вопрос. Заметка найденная вами в старых вещах, касается вашего отца. Вам понятен мой вопрос.
   - Понятен. - ответила я, уже наметив себе линию поведения. - Да, она касается моего отца.
   Очки капитана удовлетворенно блеснули. Он быстро что-то записал и в упор взглянул на меня.
   - Вы умная девушка, мадмуазель, - сказал он.
   "Да, не такая уж дура, как ты думаешь", - подумала я.
   Капитан продолжал в упор смотреть на меня, как бы стараясь прочитать мои мысли и, наконец, спросил, раздельно произнося каждое слово:
   - А что там было написанно. - он впился в меня взглядом, ожидая ответа на главный вопрос.
   - Видите ли, капитан,... - я смело посмотрела в его глаза. - Этот вопрос очень серьезный и мне надо хорошенько подумать, прежде чем на него ответить.
   Глаза Одэ превратились в узкие щелки, но не один мускул не дрогнул на его лице. Он, очевидно, что-то заметил в моих глазах и медленно проговорил:
   - Вам не удасться долго думать, мадмуазель. - Он слегка хлопнул ладонью по столу. - Мне прийдется применить более эффективный метод допроса.
   Одэ снял трубку телефона. - Подождите, капитан! - быстро сказала я.
   - Один вопрос...
   Рука с трубкой опустилась. - Господин Одэ, я что я получу взамен, если я отвечу на ваш вопрос.
   Одэ бросил трубку на телефонный аппарат.
   - Я же вам сказал, что вы получите полную свободу.
   - А где гарантия того, что вы меня не уничтожите.
   - Гарантия - мое слово! Слово капитана японской армии! - с пафосом воскликнул Одэ.
   Однако, я спокойно взглянула на него и сказала:
   - Господин Одэ, я не верю вашим словам. Мне нужна более веская гарантия.
   Одэ взорвался. Он вскочил со стула и отвесил мне крепкую пощечину.
   - Вот вам более веская гарантия. А ответ на свой вопрос я получу и без всяких гарантий!
   Он снова потянулся к телефону.
   - Господин Одэ, вы напрасно так разговариваете со мной! - в гневе я вскочила с кресла.
   - Если я слабая девчонка, попавшая к вам в когти, то поверьте мне, я очень хочу вырваться из этих когтей и эта возможность у меня есть. Да, у меня есть защита, господин капитан, и мышь не долго будет сидеть у вас в клетке!
   Одэ с удивлением посмотрел на меня. Потом сел и спокойно спросил:
   - Что это означает?
   - Это всего обыкновенная гарантия жизни. Не верите, у меня есть все насчет всех ваших вопросов...
   - Так что же вы хотите?
   - Я хочу увидеться с Рэдом и после свидания с Рэдом, даю слово, отвечу на все ваши вопросы.
   - Что еще за Рэд. Не знаю никакого Рэда! - прошипел Одэ. - И бросьте эти глупости. Я вам не мальчик и диктовать условия буду я!
   - В таком случае ни на какие ваши вопросы я не отвечу. - тихо сказала я.
   - Раскаитесь!
   Он снял трубку с телефонного аппарата. - Привести связанных! приказал он и положил трубку на место.
   Сердце у меня забилось в предчувствии чего-то страшного. - А теперь, мадмуазель, прошу вас пройти в ту комнату. - он указал на дверь в которую я пришла.
   Одэ сам открыл дверь, вежливо пропустив меня вперед.
   Я снова очутилась в том жутком помещении, похожем на камеру пыток. Страх все больше сковывал меня и я не знала, на что решиться. Но и времени на размышления не было.
   Дверь в коридор отворилась и в камеру ввели двух женщин, почти девочек. Их сопровождала группа из четырех мужчин, троих японцев и одного негра.
   Подобный наряд и вид негра заставил меня невольно попятиться. Завяжи ей руки - приказал стоявший позади меня Одэ.
   Один из японцев моментально связал мне кисти рук и еще прижал их веревкой к спине.
   В камеру вошли еще трое мужчин в масках а за ними ввели двух каких-то оборванцев и еще одного пожилого мужчину. Их сопровождали четверо солдат в капюшонах.
   Одэ остановился у одной из женщин: - Так кто же был у вас из присутствующих? - Клянусь, господин, я никого не знаю!
   Молодая японка энергично вскинула в подтверждение своих слов красивую голову.
   - Так... А ты знаешь кто у вас был.
   Одэ вперил свой взгляд в девочку лет двенадцати, повидимому, дочь молодой японки. Девочка испугано переводила глаза с Одэ на мать и молчала.
   - Хорошо, - сказал Одэ. - Сейчас припомнишь! И ты тоже! - метнул он взгляд на японку.
   - О, господин, клянусь!...
   - Молчать!
   Одэ повернулся к ожидавшим его приказаний троим японцам в масках.
   - Кровать и диван! - приказал он.
   Мужчины, сопровождавшие женщин, довольно переглянулись. Ужасный негр оскалился и хмыкнул.
   - У вас в Европе, мадмуазель, день всегда начинается с трудного, тяжелого, а заканчивается удовольствием. Мы же, наоборот, начинаем с приятного. А уж затем...
   - Одэ кивнул на жуткие предметы, заполнявшие камеру.
   Трое в масках вытащили из угла и поставили на середину камеры "кровать" и "диван", назначения которых, особенно "дивана", я совершенно не могла понять. Очевидно, только в насмешку можно было назвать "диваном" сооружение, ничего общего с диваном не имевшее. Это было нечто вроде невысокого столика с покатой поверхностью, по краям которого были прикреплены какие-то полувалики. На ножках и с боков столика свисали ремни.
   Протяжный крик прервал мои наблюдения и мысли.
   Двое в масках уже тащили отчаянно отбивавшуюся от них молодую японку к "дивану". Третий, оторвав девочку от матери, тащил ее к "кровати".
   По знаку Одэ все четверо мужчин, сопровождавших женщин, тут же при всех разделись, оставшись только в коротких рубашках и ботинках.
   - Можете полюбоваться, мадмуазель!
   Одэ кивнул мне на голых мужчин.
   - Сейчас начнется прилюдия, в которой примете участие и вы. Начнем с удовольствий.
   Мажду тем двое сильных и ловких палачей, стащив с японки трусики и забросив платье ей на спину, уже пристегивали ее к "дивану". Ее нижняя часть живота оказалась прижатой к валику, расположенному у приподнятого края поверхности столика так, что ее задница оказалась высоко приподнятой, а плечи и грудь низко опущенными. Другой, нижний валик упирался ей в подбородок и приподнимал ее голову. Ее ноги были перехвачены у коленей ремнями, сильно разведены в стороны и прикреплены к ножкам "дивана". Опущенные вниз как бы обнимавшие стол, руки так же были перехвачены ремнями. Наконец, широкий ремень, наброшенный на нижнюю часть спины и туго притянутый, плотно прижимал ее живот к столу и еще выше приподнимал ее задницу.
   Японка продолжала кричать, биться, но изменить положение своего поднятого, до предела раскрытого зада не могла.
   К ней приблизился один из четырех, высокого роста и с мрачной физиономией, японец, стал позади ее и принялся ощупывать ее бедра. Его член был напряжен...
   Другой, из той же группы, японец лег спиной на "кровать", поставленную перед глазами привязанной к "дивану" японки и тот час на него положили девочку, предварительно оголив ее ноги и таз. Ее привязали так, что она, казалось, обняла руками и ногами лежавшего под ней мужчину.
   Девочка слабо вскрикивала, бессильно дергалась. Ее мать выла, выкрикивала слова мольбы, клятв...
   Все мое тело била мелкая дрожь и начинали стучать зубы...
   Я не заметила, как в комнату вошли две молоденькие японки, одна из которых подошла к "дивану" и, по-видимому, какой-то мазью натерла половые губы привязанной японки и затем этой же мазью натерла длинный член стоявшего у своей жертвы японца.
   Другая же, незаметно для меня вошедшая японка, присела на корточки у "кровати" и ее маленькая ручка затерялась между раздвинутыми ножками девочки, натирая ее половые органы мазью.
   Один из японцев в маске расположился с плетью у "кровати" поглядывая на маленький зад девочки.
   Я взглянула на мать девочки...
   Ремни впились в ее руки и ноги, мускулы ее тела натянулись и дрожали от напряжения... А в ее тело входил длинный член садиста... медленно... с какой-то дьявольской выдержкой...
   Ноги у меня подкосились и я едва не свалилась на пол, но Одэ подхватил меня за веревки, опутывающие меня, и спокойно сказал: