Страница:
Открытие было настолько абсурдным, что доктор Кемп не сразу решил обнародовать его. А когда решился, то вызвал бурю негодования. Некоторые газетчики намекали на психическое расстройство доктора, вызванное столкновением с человеком-невидимкой. Чтоб какие-то кошки терроризировали Лондон? Чушь! Самолюбие Кемпа было ущемлено. Его светлые, почти белые усы топорщились от негодования. Он шел уже напролом. На собственные средства им было закуплено невероятное количество мышьяку. Отравленные куски мяса были разбросаны на рынке, больше всего страдавшем от набегов неизвестных тварей. Утром торговцы обнаружили множество трупов кошек с необычайно пышными усами и короткой, почти как у бульдогов, шерстью. И раньше останки подобных животных находили в разных концах города. Внешний вид их вызывал некоторое недоумение, но никто и не думал связать этих кошек с существами, поколебавшими спокойствие Лондона. Обилие короткошерстных доказало правоту доктора Кемпа.
— Несомненно, это потомство кошки Гриффина, — пояснял Кемп осаждавшим его газетчикам. — Посмотрите, какая необычайная, прямо-таки фантастическая приспособляемость у этих кошек. Развитое обоняние для общения друг с другом, короткая шерсть, чтобы грязь не налипала и не выдавала их присутствия. Однако невидимы они, пока происходит обмен веществ. С его прекращением, то есть со смертью, это свойство исчезает.
Доктор Кемп был объявлен чуть ли не национальным героем. Он буквально утопал в своей славе. Общество домохозяек вручило ему венок с надписью: «Спасителю семейного очага». Срочно созданная компания по производству и распространению мышьяка, акции которой приносили баснословную прибыль, предложила ему пост председателя правления. Фотографии провинциального доктора не сходили с первых полос газет. Рядом печатались победные реляции о количестве отравленных короткошерстных. Но тут-то начались первые осложнения. Отравленное мясо пожирали не только коты-невидимки, но и обыкновенные коты. Не прочь были полакомиться даровыми кусками и собаки. Общества «Друг кошки» и «Четвероногий» подали в суд на доктора Кемпа, обвиняя его в преднамеренном убийстве ни в чем не повинных животных. Не успел Кемп оправиться от этого удара, как его постигла новая неприятность. Патриотическая пресса обвинила его в планомерном уничтожении уникальных лондонских кошек — гордости города.
Сам доктор Кемп не выдержал нападок, ретировался в провинцию. Но за него вступилась оппозиция: нам не нужны невидимые кошки, это обман избирателей!
Дело дошло до парламентских дебатов. На улицах происходили столкновения между сторонниками кошек и отравителями. За границей насмехались, называя кошачьи баталии новой войной между Алой и Белой розой. Впрочем, насмешки смолкли, когда появились первые ошеломляющие известия о проникновении кошек-невидимок на материк. В ряде стран началась настоящая паника. «Эти твари уже научились летать стаями! Еще немного, и они сожрут нас!» — вопили бульварные газеты.
Впрочем, к чести здравомыслящих европейцев, мало кто поверил в побасенки о летающих кошках. Скорее всего коты благополучно проскользнули в трюмы кораблей в Лондонском порту и пересекли таким образом злосчастный Ла-Манш. Прибрежные страны поспешили ввести в штат таможен собак-ищеек. Все прибывшие корабли ставились в карантин, и натасканные собаки лазили по грязным трюмам в поисках непрошеных гостей. Но было уже слишком поздно. Коты расплодились по всей Европе. Как и в Англии, больше всего от них страдали домохозяйки, торговцы мясом и крестьяне, у которых стали пропадать цыплята. Все чаще стали раздаваться голоса, обвиняющие островное государство в стремлении уничтожить своими кошками запасы европейских стран. Впрочем, более трезвые политики пугались не этого. В конце концов, каждый не прочь был разорить и целиком слопать другого. Это понятно. Вызывало беспокойство другое. Раз в туманном Альбионе сотворили невидимых кошек, то где гарантии, что в один прекрасный день на пляжи не выползут невидимые крокодилы или не опустятся летающие невидимые слоны? Лучшие агенты были засланы в Англию за наследием мистера Гриффина. Они рыскали в окрестностях Бэрдока в напрасной надежде найти записки человека-невидимки. Им и невдомек было, что они давно уже пошли на растопку печей в домах жителей маленького поселка.
Скандал с кошками Гриффина — так их стали называть в официальной прессе — грозил перерасти в международный конфликт. Правительства ряда стран под нажимом испуганных крестьян и домохозяек готовились ультимативно потребовать от Англии отзыва всех котов-невидимок. Но тут количество краж цыплят — верный признак присутствия котов — резко пошло на убыль. Зато крутом стали находить тельца околевших гладкошерстных кошек, пораженных неизвестной болезнью. Все тот же доктор Кемп дал объяснение этому загадочному явлению: оказалось, что нагрянувшая из Азии инфлюэнца, или попросту грипп, мало опасная для людей и обыкновенных видимых кошек, была губительна для кошек Гриффина. Возможно, генные изменения затронули иммуннитет и невидимые коты оказались бессильными перед видимыми вирусами.
Впрочем, об этом доктор Кемп еще не писал, поскольку в те времена о вирусах еще ничего не знали.
И все же в мире до сих пор нет-нет да и случаются странные вещи: то в подвальной тьме засветятся кошачьи глаза, то в коммунальной квартире пропадет из кастрюли кусок мяса. Не спешите грешить на ближних. Быть может, вам повезло — к вам заглянула кошка Гриффина.
Роман Романов
Из окна, если посмотреть влево, был виден Кутузовский проспект. На фоне современных домов-гигантов очень эффектно выглядело небольшое тридцатиэтажное здание, которое все называли, не вдумываясь в смысл, тремя буквами СЭВ.
Вообще весь проспект Калинина с его изогнутыми домами очень нравился туристам, и архитекторы старались сохранить его в первозданном виде, так как весь ансамбль давал ясное представление о старой Москве восьмидесятых годов.
Впрочем, за огромными лесными террасами и буйной растительностью парков, покрывавшими крыши зданий, очень трудно было увидеть в перспективе весь этот затерявшийся ансамбль памятника архитектуры. Люди, живущие в скромных квартирках изогнутых домов, не хотели никуда уезжать, они уже привыкли и смирились с некоторыми неудобствами старых домов проспекта.
Теплый июньский ветер как паруса надувал занавеси открытого окна. Солнце садилось, прячась за пик гостиницы «Украина».
У окна молча стояли двое мужчин. Картина заходящего солнца приковывала к себе своим вечным величием. Молчание длилось недолго. Его нарушил молодой человек.
— Я очень доволен, что вы мой гость и что мы наконец видим с вами наш обычный земной пейзаж.
Молодой человек подошел к письменному столу и, порывшись в журналах, сказал:
— Между прочим, я могу вам подарить журнал с рассказом о вас… Да, да. Наши беседы не прошли даром. — И, найдя нужный журнал, подошел к гостю. — Помните ваш рассказ о вынужденном пребывании в космосе?.. На орбите Луны?.. Вот как это выглядит.
Капитан только что вернулся из длительного рейса на Землю, и после легкого вина он сейчас находился в том состоянии, когда ему все нравилось. Нравилось стоять у окна и видеть закат — земной, привычный. Нравилось ощущать на лице ветер, обдувающий запахами цветов террас. Он взял журнал, и обычная иллюстрация человека в скафандре на черном небе вызвала в нем улыбку.
— Да… Вот так оно и было. — Капитан перевернул страницу журнала. Открылась вкладка. На цветной фотографии было изображение старинного здания гостиницы «Россия» и совсем древних маленьких церквей, отражавших солнце в своих золотых куполах.
— Если бы две тысячи лет тому назад мы увидели мир космоса так, как мы его видим сейчас, то они сразу бы поняли, что одному боженьке создать все это в шесть дней не под силу…
Капитан подошел к окну и, обращая свой взгляд к заходящему Солнцу, медленно, со значением сказал:
— И все-таки я тоже верю… Нет, не в бога я верю… я как будто вижу, ощущаю величие, мудрость творения природы… Природы. Мы заученно и привычно говорим: формы движения, развития материи безграничны. Но заметьте, какие формы развития берет на вооружение природа.
Капитан молча прошелся по комнате. И после раздумья сказал:
— Очевидно, не каждой звезде удалось расположить так удачно планетарную систему, чтобы в ней оказалась такая жемчужина!
Молодой человек засмеялся.
— Вы так говорите о Земле, как о каком-то… произведении искусства.
— Так оно и есть. Природе непросто повторить точь-в-точь земной вариант на других звездах. Впрочем, и у них есть свои уникумы. Но природа наделяет живую материю удивительным свойством: размножением в огромной прогрессии. Породив живую материю на Земле и где-то и на других звездах, вместе с тем природа не могла нарушить свои же законы: гравитации, свойства космического пространства; и вот я вижу мудрость природы в том, что она начинает действовать ступенчато. Она создает человека с его умом и как бы перепоручает ему эту сложную задачу наведения мостов, и он, как пчелка, преодолевая расстояния, оплодотворяет и разносит жизнь.
— Вы считаете, что природа создала человека вроде бы как себе в помощь?
— В какой-то степени. Я считаю, что человек — это оружие, стоящее на службе движения материи, или, вернее, один из созданных совершенных механизмов, с помощью которого живая материя заполняет закрома вечных и неограниченных пространств. Я верю, что на нас, людей, возложена эта великая миссия: размножать, распространять, переносить все живое в другие миры сознательно, а порой даже бессознательно, даже случайно!!!.
— Как это понять?
— Да, да, случайно. — Капитан загадочно посмотрел на собеседника. Журналист налил в стакан вина.
— Я уже чувствую, что меня, кажется, ждет сейчас еще одна правдоподобная история из ваших путешествий.
— В том, что она правдоподобная, мне нет смысла вас убеждать. Во всех моих рассказах всегда есть предметы, участники моих историй, но в данном случае я не могу положить на стол вещественного доказательства… Впрочем, для этого маленького рассказа оно и не нужно. — Капитан поднял стакан и, встретившись глазами с собеседником, сразу выпил все вино, затем, подумав, сказал:
— В двадцатых годах я участвовал в очередном полете на Венеру. Многое еще неясно было в её атмосфере и в вулканической деятельности. В космическом корабле нас было двое. Оба молодые, сильные, но уже опытные космонавты. Мы вышли в космос согласно расчетной. Впереди были миллионы километров пустоты, мрака и тишины и полугодичная жизнь вдвоем, в которой начинаешь понимать друг друга не только по взгляду, по вздоху, но чувствовать мысленно, телепатически. Каждые сутки в определенное время начиналась связь с Землей. Но уже на пятые сутки эта связь была нарушена. Рации молчали. Экран не светился. Мы летели в пространстве, полностью оторванные от Земли, лишенные всякой информации и общения с людьми.
На шестой день нам удалось вдруг связаться. Мы требовали объяснения, чем вызвано нарушение связи, нам ничего не успели сказать.
Рация вновь потухла.
Мы знаем, что каждый блок, каждая деталь при выходе из строя автоматически заменяется, запломбированные щиты мы не имеем права открывать. Через отверстия жалюзи в рации создается необходимый температурный режим. Что может влиять на нормальную работу аппаратуры? Мы сидели с другом огорченные, не зная, что нам предпринять. Какой может быть дальнейший полет без связи с Землей?
Луч Солнца стрелкой пробивал иллюминатор, освещал постоянно одно и то же место нашей кабины.
Молча в тишине мы сидели друг против друга, думая об одном и том же. Наши глаза, обращенные к экрану, с надеждой следили: а может быть, все же произойдет какое-нибудь чудо — появится изображение или сигналы вызова? Так мы сидели часами, наблюдая за лучом, лежащим на рации. Не хотелось ни есть, ни пить, ни заниматься никакими делами. Я видел, как глаза друга наливаются злобой, желанием ударить по мертвым приборам. Мы встали как единый организм, не угадывая, а просто понимая, что хочет каждый из нас.
Наши желания были разные.
Он — свершить безрассудное действие. Я — предотвратить его желание.
Наши руки мгновенно встретились в воздухе, и в этот момент на гладкой поверхности экрана мы увидели такое, что нас заставило забыть о поднятых руках, забыть о всем величии могущества окружающего нас мироздания.
На поверхности экрана, а вернее уже на некотором пространстве от него, находился совсем маленький, серенький живой комочек — мышонок. Он смешно вхолостую перебирал ножками, пытаясь убежать… Но для него тоже существовала невесомость. Он нечаянно оттолкнулся от поверхности экрана и двигался в пространстве навстречу нам, несмотря на тщетные усилия бежать в противоположную сторону, хлопотливо двигая маленькими ножками Я бережно взял его и, чувствуя в руках мягкое тельце, учащенные удары его сердца, как будто всем своим существом ощутил запах Земли, родное Подмосковье, когда точно так же, будучи мальчишкой, держал маленького воробушка — птенца, упавшего из гнезда. Я смеялся, говорил какие-то ласковые слова, называл его «зайцем-безбилетником, а мой друг с дрожащими руками нетерпеливо ждал своей очереди подержать, потискать в руках еще одно живое земное существо.
…Земля наконец вызвала нас.
Журналист вздохнул и прикоснулся губами к стакану. Он налил вина гостю и себе, выпил и, покачав головой, спросил:
— Каким же образом мог попасть на космический корабль этот «заяц»?
— Можно предположить всякое. То ли с питательным блоком, то ли с пакетами скафандров. Этого мы не могли узнать даже тогда, когда вернулись на Землю. Но жизнь наша пошла дальше втроем. Да, втроем. Мы ясно ощущали, что с нами есть еще один член экипажа. Во-первых, мы боялись, как бы он не совершил опять своих прогулок по приборам. Мы были вынуждены ограничить его круг действий и, как настоящую собаку, привязали на «цепь» — тоненький шнурок.
В течение нескольких дней он уже к нам привык и не боялся нас. С невесомостью он тоже как-то освоился, смирился. Было очень смешно смотреть, как он, вися в воздухе, почесывал себя за ушком, облизывал лапки после еды.
Вообще ему невесомость не была в тягость. Стоило ему коснуться потолка и нащупать ребро, шов кабины, как он цеплялся лапками и ловко передвигался в радиусе длины шнурка.
Он точно вошел в режим нашей жизни. Когда мы просыпались, и он уже бодрствовал и ждал завтрака.
Особенно первые дни наш завтрак превращался в настоящий аттракцион.
Выжатый из трубки питательный раствор в маленькой дозе медленно плыл в пространстве, наш «заяц», проголодавшийся «за ночь», бежал за ним, семеня ножками. Hо напрасно. Еда уходила в одну сторону, а он с вытянутой головкой оставался висеть в пространстве до тех пор, пока мы не возвращали к нему «уплывшую» в пространстве еду. Но особенно было занятно смотреть, когда мы давали ему пить.
Выдавливая из тубы воду, которая тут же принимала форму шара, мы подводили его мордочку к этому шару. Но стоило ему активно удариться мордочкой о водяной шар, как тут же вступал закон действия и противодействия: шарик уплывал в одну сторону, а наш «заяц», облизывая губы, двигался в противоположную сторону.
Особенно ему нравилось, когда мы его «спускали с цепи» и позволяли ползать по себе. Тогда он находил какой-нибудь карман, влезал в него и чувствовал себя как на Земле.
«Заяц» был наш товарищ, общий друг, разделяющий вместе с нами все тягостные дни, недели и месяцы, и за это время он вырос в настоящего представителя семейства грызунов.
Мы уже заканчивали все задания нашей сложной программы и должны были возвращаться на Землю.
Надо было некоторые приборы внести в кабину.
В общем, подготовиться к обратному пути. Я надел скафандр, вошел в тамбур, затем открыл внешний люк, вышел в открытый космос на тросе. Это был последний выход в космос на орбите Венеры. Меня уже не удивлял увеличенный и лохматый диск Солнца. Венера с высоты двух тысяч метров представляла собой окутанный в вату огромный шар.
Облетая космический корабль, снимая приборы, я оказался напротив иллюминатора и увидел какие-то беспокойные жесты своего друга в кабине. Он настойчиво показывал пальцем в одном направлении. Я посмотрел в направлении его жеста и увидел в десяти метрах от корабля маленький, безжизненный комочек. Он медленно удалялся от корабля в пространство. Я оттолкнулся от стенки корабля в надежде догнать и вернуть его на корабль, чтобы не оставлять останки нашего друга на орбите Венеры, но длина троса не позволяла достать его. В это время мы вошли в теневую часть планеты, а когда вышли на свет, он удалился настолько, что простым глазом его уже не было видно.
Я возвратился в корабль. Тонкий шнурок на потолке уныло висел у нас над головами. Мы не могли смотреть друг другу в глаза. Мы потеряли друга. Не уберегли члена нашей команды. Впереди девяносто дней, а вернее, отрезок времени без дней и ночей в пространстве-вечности. Его надо было преодолеть теперь вдвоем.
Капитан остановил свой рассказ. Встал и прошелся по комнате. Подошел к окну, облокотился на подоконник. Машины бесшумно двигались по проспекту.
Солнце зашло, но свет огней озарил Москву разными цветами. Огни отражались в видимой из окна полоске воды Москвы-реки. Кутузовский проспект начинал свою красивую вечернюю жизнь.
Журналист подошел к письменному столу. Пододвинул настольный календарь и на листе даты «16 июня 2078 года» написал: «Заяц». После этого он обратился к капитану уже не как собеседник, а как человек определенной профессии.
— Как же он мог выйти из корабля, если был привязан?
Капитан, весь ушедший в наблюдения вечерней Москвы, жил уже впечатлениями виденного, и вопрос журналиста застал его врасплох.
— А… вы спрашиваете о мышонке?
— Да, как же он убежал?
— Мы не учли одного. Он стал взрослым и легко перегрыз свою «цепь». Когда я открыл дверь в тамбур, мы не заметили, как он прошмыгнул, а может быть, захвачен был завихрением во время моего прохода в тамбур. Он погиб еще, очевидно, во время откачки воздуха из тамбура. А когда был открыт люк в космос, возможно, что я его задел скафандром, и он ушел в космос. Так что на орбите Венеры теперь находится частица биологической материи Земли, перенесенная случайно человеком. А настанет время, когда это будет сделано сознательно, когда наши стада будут пастись на просторах — пастбищах Венеры! Вы смеетесь?.. Верьте! Сделаем и ее жизнеспособной… но это будет не скоро…
— Но зато скоро будет напечатан в нашем журнале рассказ, — журналист озорно и хитро смотрел на капитана, — который будет называться так: «Заяц», а под заголовком в скобках «быль», а в конце рассказа будет написано: «Со слов капитана космического корабля»…
Владислав Ксионжек
— А здесь очень мило! — сказала девушка, осмотрев квартиру. — Неужели мы будем жить здесь целый месяц?
Молодой человек улыбнулся. Он готов был сказать невесте, что согласен жить с ней где угодно, хоть в шалаше под полиэтиленовой пленкой, но промолчал.
А девушка уже проникла в кухню.
— Ой, что это?
— Это газовая плита. На ней готовят пищу.
— Как интересно! Будем готовить пищу, как робинзоны, на огне!
— Да, — ответил молодой человек. — Все придется делать самим. Самый сложный, агрегат здесь — это, пожалуй, холодильник.
Весь вечер молодые люди обживались в квартире.
Девушке нравилось решительно все: и то, что пол в коридоре скрипит, и то, что навесные двери, установленные где только можно, приходится открывать руками, и старомодные кресла, и диван в гостиной, настолько же массивные, насколько неудобные. Но больше всего поразили ее шкафы. Всевозможные шкафы: платяные и бельевые, книжные и посудные. Даже агрегат под забавным названием «холодильник» оказался всего лишь шкафом с продуктами.
— Дело в том, — объяснил молодой человек, — что наши предки жили очень обособленно. Мой дом — моя крепость. Видишь, сколько тут всего припасено? Настоящий склад.
На ужин девушка приготовила чай. Его пили из фаянсовых чашек с золотыми ободочками. Чаепитие устроили на балконе, откуда открывался прекрасный вид на ретрогород. Это был единственный город, сохраненный в неприкосновенности с прошлого века. Город зажигался призрачными электрическо-неоновыми огнями, издавал непривычные шуршащие звуки, время от времени лязгал невидимыми трамваями, словом, жил особенной, ни на что не похожей жизнью, в которую предстояло окунуться нашим героям.
Утром, готовя завтрак, девушка с непривычки порезала руку. Было больно, но пострадавшая нашла в себе силы улыбнуться в то время, когда молодой человек обрабатывал ранку йодом. Он подумал, что это варварство — не снабдить квартиру универсальным лечебнодиагностическим аппаратом.
Гренки были пережарены, натуральный кофе даже нельзя было сравнить с искусственным, который привыкли пить дома. Однако, хоть горелый кусок и не лез в горло, юноша похвалил подругу:
— Молодец! — сказал он. — Я не подозревал, что ты так хорошо умеешь готовить.
Большой палец на руке у девушки был перевязан ослепительно белым бинтом, и, похоже, девушка гордилась боевым крещением.
После завтрака распределили обязанности. С этого дня начинались работы по благоустройству ретрогорода. Кроме того, необходимо было регулярно выполнять следующую работу: ходить в магазин, стирать белье, чистить картошку, варить обед.
Решено: молодой человек возьмет на себя посадку зеленых насаждений, а девушка будет хлопотать по хозяйству.
— Я сегодня очень устала, — как-то раз пожаловалась девушка. — Сколько ни крутись, домашняя работа не кончается.
Юноше такое высказывание показалось странным.
Это он взвалил на свои плечи основную работу, оставив на долю девушки мелкие заботы, с которыми справляются даже бытовые роботы (механические повара, посудомойки, полотеры и т. п.).
— Почему мы никуда не ходим по вечерам? — спросила девушка обиженно.
Молодой человек недавно пришел с работы, отведал свежего борща и отдыхал на диване.
— Ни в театр, ни в дискотеку вечером не попадешь, — сказал он, зевая. — Слишком много желающих. Город большой, а дискотека одна.
— Давай сходим в гости.
— Куда? Ведь мы никого здесь не знаем.
— Давай заглянем хотя бы к соседям.
— Гм, неудобно как-то. Они не проявляют желания с нами познакомиться.
Ночью молодые люди не могли уснуть. Из-за стенки, со стороны соседей, доносился страшный шум. Похоже, соседи ссорились между собой. Звон бьющихся тарелок, крики…
— Какой ужас! — прошептала девушка. — Нужно остановить их.
— Нельзя. Ты что, забыла? Мы не имеем права вмешиваться.
Девушка заплакала.
— Ты чего, глупышка?
— Я просто подумала, неужели и мы с тобой когда-нибудь сможем вот так ругаться.
Молодой человек улыбнулся.
— Спи, моя хорошая. Не сможем. Никогда.
— Дорогая! — сказал молодой человек. — Сегодня у нас будут гости. Ты ведь давно хотела развеяться, повеселиться в компании.
— Много гостей ты пригласил?
— Ну, так человек двадцать пять. Наша бригада досрочно закончила озеленение своего участка, и по этому случаю мы решили устроить грандиозный сабантуй.
Девушка сильно побледнела, но молодой человек, к сожалению, не обратил на это внимания.
Поздний вечер. Гости разошлись.
— Что с тобой, Люба? — спросил молодой человек.
Девушка рыдала, забившись в угол старинного дивана.
Юноша взял ее за руку, желая утешить.
— Ты меня не любишь! — сказала девушка.
— Что ты говоришь!
— Ты думаешь, я железная, да? Ты думаешь, я одна могу заменить всех домашних роботов? Посмотри на мои руки. — Она показала руки. — Во что они превратились?
Действительно, женские руки стали шершавыми от мытья посуды и частого обращения с половой тряпкой.
— Не плачь. Я достану тебе резиновые перчатки.
Молодой человек хотел утешить девушку, но вышло совсем наоборот…
До конца месяца оставалось совсем немного, когда в квартиру пришла болезнь.
Первой почувствовала недомогание девушка. Она пришла с работы вся красная, покрытая испариной.
Сказала, что кружится голова, и сразу легла. У нее был сильный жар.
Гриппа в двадцать первом веке нет. Это все ретроштучки, если хотите. Однако молодой человек не на шутку испугался. Он вызвал врача и не отходил от постели больной до тех пор, пока не приехала «скорая».
— Что ж, — сказал врач, — мы можем поставить вашу невесту на ноги, но только за пределами города. Вы согласны уехать?
— Нет, — прошептала девушка. — Только не сейчас.
— Тогда… придется поболеть. Вы знаете, что здесь мы не используем современные методы лечения.
Врач выписал тетрациклин и ушел.
— Извини меня, — сказала девушка. — Сегодня я хотела сделать генеральную уборку, и вот…
— Лежи! — сказал молодой человек. — Сейчас схожу в аптеку и все сделаю.
Действительно, болезнь оказалась как нельзя кстати. Конечно, было трудно. Сначала молодой человек ухаживал за девушкой, а потом, когда и он свалился, они поменялись ролями. Зато были забыты все мелочные обиды, зато… А впрочем, чего там говорить! Когда месяц кончился, молодые люди уехали из ретрогорода и поженились. Они были довольны поездкой. Ведь недаром говорят, что те супруги, которые провели хотя бы месяц в ретрогороде, будут жить-поживать всю жизнь мирно и счастливо.
— Несомненно, это потомство кошки Гриффина, — пояснял Кемп осаждавшим его газетчикам. — Посмотрите, какая необычайная, прямо-таки фантастическая приспособляемость у этих кошек. Развитое обоняние для общения друг с другом, короткая шерсть, чтобы грязь не налипала и не выдавала их присутствия. Однако невидимы они, пока происходит обмен веществ. С его прекращением, то есть со смертью, это свойство исчезает.
Доктор Кемп был объявлен чуть ли не национальным героем. Он буквально утопал в своей славе. Общество домохозяек вручило ему венок с надписью: «Спасителю семейного очага». Срочно созданная компания по производству и распространению мышьяка, акции которой приносили баснословную прибыль, предложила ему пост председателя правления. Фотографии провинциального доктора не сходили с первых полос газет. Рядом печатались победные реляции о количестве отравленных короткошерстных. Но тут-то начались первые осложнения. Отравленное мясо пожирали не только коты-невидимки, но и обыкновенные коты. Не прочь были полакомиться даровыми кусками и собаки. Общества «Друг кошки» и «Четвероногий» подали в суд на доктора Кемпа, обвиняя его в преднамеренном убийстве ни в чем не повинных животных. Не успел Кемп оправиться от этого удара, как его постигла новая неприятность. Патриотическая пресса обвинила его в планомерном уничтожении уникальных лондонских кошек — гордости города.
Сам доктор Кемп не выдержал нападок, ретировался в провинцию. Но за него вступилась оппозиция: нам не нужны невидимые кошки, это обман избирателей!
Дело дошло до парламентских дебатов. На улицах происходили столкновения между сторонниками кошек и отравителями. За границей насмехались, называя кошачьи баталии новой войной между Алой и Белой розой. Впрочем, насмешки смолкли, когда появились первые ошеломляющие известия о проникновении кошек-невидимок на материк. В ряде стран началась настоящая паника. «Эти твари уже научились летать стаями! Еще немного, и они сожрут нас!» — вопили бульварные газеты.
Впрочем, к чести здравомыслящих европейцев, мало кто поверил в побасенки о летающих кошках. Скорее всего коты благополучно проскользнули в трюмы кораблей в Лондонском порту и пересекли таким образом злосчастный Ла-Манш. Прибрежные страны поспешили ввести в штат таможен собак-ищеек. Все прибывшие корабли ставились в карантин, и натасканные собаки лазили по грязным трюмам в поисках непрошеных гостей. Но было уже слишком поздно. Коты расплодились по всей Европе. Как и в Англии, больше всего от них страдали домохозяйки, торговцы мясом и крестьяне, у которых стали пропадать цыплята. Все чаще стали раздаваться голоса, обвиняющие островное государство в стремлении уничтожить своими кошками запасы европейских стран. Впрочем, более трезвые политики пугались не этого. В конце концов, каждый не прочь был разорить и целиком слопать другого. Это понятно. Вызывало беспокойство другое. Раз в туманном Альбионе сотворили невидимых кошек, то где гарантии, что в один прекрасный день на пляжи не выползут невидимые крокодилы или не опустятся летающие невидимые слоны? Лучшие агенты были засланы в Англию за наследием мистера Гриффина. Они рыскали в окрестностях Бэрдока в напрасной надежде найти записки человека-невидимки. Им и невдомек было, что они давно уже пошли на растопку печей в домах жителей маленького поселка.
Скандал с кошками Гриффина — так их стали называть в официальной прессе — грозил перерасти в международный конфликт. Правительства ряда стран под нажимом испуганных крестьян и домохозяек готовились ультимативно потребовать от Англии отзыва всех котов-невидимок. Но тут количество краж цыплят — верный признак присутствия котов — резко пошло на убыль. Зато крутом стали находить тельца околевших гладкошерстных кошек, пораженных неизвестной болезнью. Все тот же доктор Кемп дал объяснение этому загадочному явлению: оказалось, что нагрянувшая из Азии инфлюэнца, или попросту грипп, мало опасная для людей и обыкновенных видимых кошек, была губительна для кошек Гриффина. Возможно, генные изменения затронули иммуннитет и невидимые коты оказались бессильными перед видимыми вирусами.
Впрочем, об этом доктор Кемп еще не писал, поскольку в те времена о вирусах еще ничего не знали.
И все же в мире до сих пор нет-нет да и случаются странные вещи: то в подвальной тьме засветятся кошачьи глаза, то в коммунальной квартире пропадет из кастрюли кусок мяса. Не спешите грешить на ближних. Быть может, вам повезло — к вам заглянула кошка Гриффина.
Роман Романов
«ЗАЯЦ»
Вообще весь проспект Калинина с его изогнутыми домами очень нравился туристам, и архитекторы старались сохранить его в первозданном виде, так как весь ансамбль давал ясное представление о старой Москве восьмидесятых годов.
Впрочем, за огромными лесными террасами и буйной растительностью парков, покрывавшими крыши зданий, очень трудно было увидеть в перспективе весь этот затерявшийся ансамбль памятника архитектуры. Люди, живущие в скромных квартирках изогнутых домов, не хотели никуда уезжать, они уже привыкли и смирились с некоторыми неудобствами старых домов проспекта.
Теплый июньский ветер как паруса надувал занавеси открытого окна. Солнце садилось, прячась за пик гостиницы «Украина».
У окна молча стояли двое мужчин. Картина заходящего солнца приковывала к себе своим вечным величием. Молчание длилось недолго. Его нарушил молодой человек.
— Я очень доволен, что вы мой гость и что мы наконец видим с вами наш обычный земной пейзаж.
Молодой человек подошел к письменному столу и, порывшись в журналах, сказал:
— Между прочим, я могу вам подарить журнал с рассказом о вас… Да, да. Наши беседы не прошли даром. — И, найдя нужный журнал, подошел к гостю. — Помните ваш рассказ о вынужденном пребывании в космосе?.. На орбите Луны?.. Вот как это выглядит.
Капитан только что вернулся из длительного рейса на Землю, и после легкого вина он сейчас находился в том состоянии, когда ему все нравилось. Нравилось стоять у окна и видеть закат — земной, привычный. Нравилось ощущать на лице ветер, обдувающий запахами цветов террас. Он взял журнал, и обычная иллюстрация человека в скафандре на черном небе вызвала в нем улыбку.
— Да… Вот так оно и было. — Капитан перевернул страницу журнала. Открылась вкладка. На цветной фотографии было изображение старинного здания гостиницы «Россия» и совсем древних маленьких церквей, отражавших солнце в своих золотых куполах.
— Если бы две тысячи лет тому назад мы увидели мир космоса так, как мы его видим сейчас, то они сразу бы поняли, что одному боженьке создать все это в шесть дней не под силу…
Капитан подошел к окну и, обращая свой взгляд к заходящему Солнцу, медленно, со значением сказал:
— И все-таки я тоже верю… Нет, не в бога я верю… я как будто вижу, ощущаю величие, мудрость творения природы… Природы. Мы заученно и привычно говорим: формы движения, развития материи безграничны. Но заметьте, какие формы развития берет на вооружение природа.
Капитан молча прошелся по комнате. И после раздумья сказал:
— Очевидно, не каждой звезде удалось расположить так удачно планетарную систему, чтобы в ней оказалась такая жемчужина!
Молодой человек засмеялся.
— Вы так говорите о Земле, как о каком-то… произведении искусства.
— Так оно и есть. Природе непросто повторить точь-в-точь земной вариант на других звездах. Впрочем, и у них есть свои уникумы. Но природа наделяет живую материю удивительным свойством: размножением в огромной прогрессии. Породив живую материю на Земле и где-то и на других звездах, вместе с тем природа не могла нарушить свои же законы: гравитации, свойства космического пространства; и вот я вижу мудрость природы в том, что она начинает действовать ступенчато. Она создает человека с его умом и как бы перепоручает ему эту сложную задачу наведения мостов, и он, как пчелка, преодолевая расстояния, оплодотворяет и разносит жизнь.
— Вы считаете, что природа создала человека вроде бы как себе в помощь?
— В какой-то степени. Я считаю, что человек — это оружие, стоящее на службе движения материи, или, вернее, один из созданных совершенных механизмов, с помощью которого живая материя заполняет закрома вечных и неограниченных пространств. Я верю, что на нас, людей, возложена эта великая миссия: размножать, распространять, переносить все живое в другие миры сознательно, а порой даже бессознательно, даже случайно!!!.
— Как это понять?
— Да, да, случайно. — Капитан загадочно посмотрел на собеседника. Журналист налил в стакан вина.
— Я уже чувствую, что меня, кажется, ждет сейчас еще одна правдоподобная история из ваших путешествий.
— В том, что она правдоподобная, мне нет смысла вас убеждать. Во всех моих рассказах всегда есть предметы, участники моих историй, но в данном случае я не могу положить на стол вещественного доказательства… Впрочем, для этого маленького рассказа оно и не нужно. — Капитан поднял стакан и, встретившись глазами с собеседником, сразу выпил все вино, затем, подумав, сказал:
— В двадцатых годах я участвовал в очередном полете на Венеру. Многое еще неясно было в её атмосфере и в вулканической деятельности. В космическом корабле нас было двое. Оба молодые, сильные, но уже опытные космонавты. Мы вышли в космос согласно расчетной. Впереди были миллионы километров пустоты, мрака и тишины и полугодичная жизнь вдвоем, в которой начинаешь понимать друг друга не только по взгляду, по вздоху, но чувствовать мысленно, телепатически. Каждые сутки в определенное время начиналась связь с Землей. Но уже на пятые сутки эта связь была нарушена. Рации молчали. Экран не светился. Мы летели в пространстве, полностью оторванные от Земли, лишенные всякой информации и общения с людьми.
На шестой день нам удалось вдруг связаться. Мы требовали объяснения, чем вызвано нарушение связи, нам ничего не успели сказать.
Рация вновь потухла.
Мы знаем, что каждый блок, каждая деталь при выходе из строя автоматически заменяется, запломбированные щиты мы не имеем права открывать. Через отверстия жалюзи в рации создается необходимый температурный режим. Что может влиять на нормальную работу аппаратуры? Мы сидели с другом огорченные, не зная, что нам предпринять. Какой может быть дальнейший полет без связи с Землей?
Луч Солнца стрелкой пробивал иллюминатор, освещал постоянно одно и то же место нашей кабины.
Молча в тишине мы сидели друг против друга, думая об одном и том же. Наши глаза, обращенные к экрану, с надеждой следили: а может быть, все же произойдет какое-нибудь чудо — появится изображение или сигналы вызова? Так мы сидели часами, наблюдая за лучом, лежащим на рации. Не хотелось ни есть, ни пить, ни заниматься никакими делами. Я видел, как глаза друга наливаются злобой, желанием ударить по мертвым приборам. Мы встали как единый организм, не угадывая, а просто понимая, что хочет каждый из нас.
Наши желания были разные.
Он — свершить безрассудное действие. Я — предотвратить его желание.
Наши руки мгновенно встретились в воздухе, и в этот момент на гладкой поверхности экрана мы увидели такое, что нас заставило забыть о поднятых руках, забыть о всем величии могущества окружающего нас мироздания.
На поверхности экрана, а вернее уже на некотором пространстве от него, находился совсем маленький, серенький живой комочек — мышонок. Он смешно вхолостую перебирал ножками, пытаясь убежать… Но для него тоже существовала невесомость. Он нечаянно оттолкнулся от поверхности экрана и двигался в пространстве навстречу нам, несмотря на тщетные усилия бежать в противоположную сторону, хлопотливо двигая маленькими ножками Я бережно взял его и, чувствуя в руках мягкое тельце, учащенные удары его сердца, как будто всем своим существом ощутил запах Земли, родное Подмосковье, когда точно так же, будучи мальчишкой, держал маленького воробушка — птенца, упавшего из гнезда. Я смеялся, говорил какие-то ласковые слова, называл его «зайцем-безбилетником, а мой друг с дрожащими руками нетерпеливо ждал своей очереди подержать, потискать в руках еще одно живое земное существо.
…Земля наконец вызвала нас.
Журналист вздохнул и прикоснулся губами к стакану. Он налил вина гостю и себе, выпил и, покачав головой, спросил:
— Каким же образом мог попасть на космический корабль этот «заяц»?
— Можно предположить всякое. То ли с питательным блоком, то ли с пакетами скафандров. Этого мы не могли узнать даже тогда, когда вернулись на Землю. Но жизнь наша пошла дальше втроем. Да, втроем. Мы ясно ощущали, что с нами есть еще один член экипажа. Во-первых, мы боялись, как бы он не совершил опять своих прогулок по приборам. Мы были вынуждены ограничить его круг действий и, как настоящую собаку, привязали на «цепь» — тоненький шнурок.
В течение нескольких дней он уже к нам привык и не боялся нас. С невесомостью он тоже как-то освоился, смирился. Было очень смешно смотреть, как он, вися в воздухе, почесывал себя за ушком, облизывал лапки после еды.
Вообще ему невесомость не была в тягость. Стоило ему коснуться потолка и нащупать ребро, шов кабины, как он цеплялся лапками и ловко передвигался в радиусе длины шнурка.
Он точно вошел в режим нашей жизни. Когда мы просыпались, и он уже бодрствовал и ждал завтрака.
Особенно первые дни наш завтрак превращался в настоящий аттракцион.
Выжатый из трубки питательный раствор в маленькой дозе медленно плыл в пространстве, наш «заяц», проголодавшийся «за ночь», бежал за ним, семеня ножками. Hо напрасно. Еда уходила в одну сторону, а он с вытянутой головкой оставался висеть в пространстве до тех пор, пока мы не возвращали к нему «уплывшую» в пространстве еду. Но особенно было занятно смотреть, когда мы давали ему пить.
Выдавливая из тубы воду, которая тут же принимала форму шара, мы подводили его мордочку к этому шару. Но стоило ему активно удариться мордочкой о водяной шар, как тут же вступал закон действия и противодействия: шарик уплывал в одну сторону, а наш «заяц», облизывая губы, двигался в противоположную сторону.
Особенно ему нравилось, когда мы его «спускали с цепи» и позволяли ползать по себе. Тогда он находил какой-нибудь карман, влезал в него и чувствовал себя как на Земле.
«Заяц» был наш товарищ, общий друг, разделяющий вместе с нами все тягостные дни, недели и месяцы, и за это время он вырос в настоящего представителя семейства грызунов.
Мы уже заканчивали все задания нашей сложной программы и должны были возвращаться на Землю.
Надо было некоторые приборы внести в кабину.
В общем, подготовиться к обратному пути. Я надел скафандр, вошел в тамбур, затем открыл внешний люк, вышел в открытый космос на тросе. Это был последний выход в космос на орбите Венеры. Меня уже не удивлял увеличенный и лохматый диск Солнца. Венера с высоты двух тысяч метров представляла собой окутанный в вату огромный шар.
Облетая космический корабль, снимая приборы, я оказался напротив иллюминатора и увидел какие-то беспокойные жесты своего друга в кабине. Он настойчиво показывал пальцем в одном направлении. Я посмотрел в направлении его жеста и увидел в десяти метрах от корабля маленький, безжизненный комочек. Он медленно удалялся от корабля в пространство. Я оттолкнулся от стенки корабля в надежде догнать и вернуть его на корабль, чтобы не оставлять останки нашего друга на орбите Венеры, но длина троса не позволяла достать его. В это время мы вошли в теневую часть планеты, а когда вышли на свет, он удалился настолько, что простым глазом его уже не было видно.
Я возвратился в корабль. Тонкий шнурок на потолке уныло висел у нас над головами. Мы не могли смотреть друг другу в глаза. Мы потеряли друга. Не уберегли члена нашей команды. Впереди девяносто дней, а вернее, отрезок времени без дней и ночей в пространстве-вечности. Его надо было преодолеть теперь вдвоем.
Капитан остановил свой рассказ. Встал и прошелся по комнате. Подошел к окну, облокотился на подоконник. Машины бесшумно двигались по проспекту.
Солнце зашло, но свет огней озарил Москву разными цветами. Огни отражались в видимой из окна полоске воды Москвы-реки. Кутузовский проспект начинал свою красивую вечернюю жизнь.
Журналист подошел к письменному столу. Пододвинул настольный календарь и на листе даты «16 июня 2078 года» написал: «Заяц». После этого он обратился к капитану уже не как собеседник, а как человек определенной профессии.
— Как же он мог выйти из корабля, если был привязан?
Капитан, весь ушедший в наблюдения вечерней Москвы, жил уже впечатлениями виденного, и вопрос журналиста застал его врасплох.
— А… вы спрашиваете о мышонке?
— Да, как же он убежал?
— Мы не учли одного. Он стал взрослым и легко перегрыз свою «цепь». Когда я открыл дверь в тамбур, мы не заметили, как он прошмыгнул, а может быть, захвачен был завихрением во время моего прохода в тамбур. Он погиб еще, очевидно, во время откачки воздуха из тамбура. А когда был открыт люк в космос, возможно, что я его задел скафандром, и он ушел в космос. Так что на орбите Венеры теперь находится частица биологической материи Земли, перенесенная случайно человеком. А настанет время, когда это будет сделано сознательно, когда наши стада будут пастись на просторах — пастбищах Венеры! Вы смеетесь?.. Верьте! Сделаем и ее жизнеспособной… но это будет не скоро…
— Но зато скоро будет напечатан в нашем журнале рассказ, — журналист озорно и хитро смотрел на капитана, — который будет называться так: «Заяц», а под заголовком в скобках «быль», а в конце рассказа будет написано: «Со слов капитана космического корабля»…
Владислав Ксионжек
РЕТРО-2081
Молодой человек улыбнулся. Он готов был сказать невесте, что согласен жить с ней где угодно, хоть в шалаше под полиэтиленовой пленкой, но промолчал.
А девушка уже проникла в кухню.
— Ой, что это?
— Это газовая плита. На ней готовят пищу.
— Как интересно! Будем готовить пищу, как робинзоны, на огне!
— Да, — ответил молодой человек. — Все придется делать самим. Самый сложный, агрегат здесь — это, пожалуй, холодильник.
Весь вечер молодые люди обживались в квартире.
Девушке нравилось решительно все: и то, что пол в коридоре скрипит, и то, что навесные двери, установленные где только можно, приходится открывать руками, и старомодные кресла, и диван в гостиной, настолько же массивные, насколько неудобные. Но больше всего поразили ее шкафы. Всевозможные шкафы: платяные и бельевые, книжные и посудные. Даже агрегат под забавным названием «холодильник» оказался всего лишь шкафом с продуктами.
— Дело в том, — объяснил молодой человек, — что наши предки жили очень обособленно. Мой дом — моя крепость. Видишь, сколько тут всего припасено? Настоящий склад.
На ужин девушка приготовила чай. Его пили из фаянсовых чашек с золотыми ободочками. Чаепитие устроили на балконе, откуда открывался прекрасный вид на ретрогород. Это был единственный город, сохраненный в неприкосновенности с прошлого века. Город зажигался призрачными электрическо-неоновыми огнями, издавал непривычные шуршащие звуки, время от времени лязгал невидимыми трамваями, словом, жил особенной, ни на что не похожей жизнью, в которую предстояло окунуться нашим героям.
Утром, готовя завтрак, девушка с непривычки порезала руку. Было больно, но пострадавшая нашла в себе силы улыбнуться в то время, когда молодой человек обрабатывал ранку йодом. Он подумал, что это варварство — не снабдить квартиру универсальным лечебнодиагностическим аппаратом.
Гренки были пережарены, натуральный кофе даже нельзя было сравнить с искусственным, который привыкли пить дома. Однако, хоть горелый кусок и не лез в горло, юноша похвалил подругу:
— Молодец! — сказал он. — Я не подозревал, что ты так хорошо умеешь готовить.
Большой палец на руке у девушки был перевязан ослепительно белым бинтом, и, похоже, девушка гордилась боевым крещением.
После завтрака распределили обязанности. С этого дня начинались работы по благоустройству ретрогорода. Кроме того, необходимо было регулярно выполнять следующую работу: ходить в магазин, стирать белье, чистить картошку, варить обед.
Решено: молодой человек возьмет на себя посадку зеленых насаждений, а девушка будет хлопотать по хозяйству.
— Я сегодня очень устала, — как-то раз пожаловалась девушка. — Сколько ни крутись, домашняя работа не кончается.
Юноше такое высказывание показалось странным.
Это он взвалил на свои плечи основную работу, оставив на долю девушки мелкие заботы, с которыми справляются даже бытовые роботы (механические повара, посудомойки, полотеры и т. п.).
— Почему мы никуда не ходим по вечерам? — спросила девушка обиженно.
Молодой человек недавно пришел с работы, отведал свежего борща и отдыхал на диване.
— Ни в театр, ни в дискотеку вечером не попадешь, — сказал он, зевая. — Слишком много желающих. Город большой, а дискотека одна.
— Давай сходим в гости.
— Куда? Ведь мы никого здесь не знаем.
— Давай заглянем хотя бы к соседям.
— Гм, неудобно как-то. Они не проявляют желания с нами познакомиться.
Ночью молодые люди не могли уснуть. Из-за стенки, со стороны соседей, доносился страшный шум. Похоже, соседи ссорились между собой. Звон бьющихся тарелок, крики…
— Какой ужас! — прошептала девушка. — Нужно остановить их.
— Нельзя. Ты что, забыла? Мы не имеем права вмешиваться.
Девушка заплакала.
— Ты чего, глупышка?
— Я просто подумала, неужели и мы с тобой когда-нибудь сможем вот так ругаться.
Молодой человек улыбнулся.
— Спи, моя хорошая. Не сможем. Никогда.
— Дорогая! — сказал молодой человек. — Сегодня у нас будут гости. Ты ведь давно хотела развеяться, повеселиться в компании.
— Много гостей ты пригласил?
— Ну, так человек двадцать пять. Наша бригада досрочно закончила озеленение своего участка, и по этому случаю мы решили устроить грандиозный сабантуй.
Девушка сильно побледнела, но молодой человек, к сожалению, не обратил на это внимания.
Поздний вечер. Гости разошлись.
— Что с тобой, Люба? — спросил молодой человек.
Девушка рыдала, забившись в угол старинного дивана.
Юноша взял ее за руку, желая утешить.
— Ты меня не любишь! — сказала девушка.
— Что ты говоришь!
— Ты думаешь, я железная, да? Ты думаешь, я одна могу заменить всех домашних роботов? Посмотри на мои руки. — Она показала руки. — Во что они превратились?
Действительно, женские руки стали шершавыми от мытья посуды и частого обращения с половой тряпкой.
— Не плачь. Я достану тебе резиновые перчатки.
Молодой человек хотел утешить девушку, но вышло совсем наоборот…
До конца месяца оставалось совсем немного, когда в квартиру пришла болезнь.
Первой почувствовала недомогание девушка. Она пришла с работы вся красная, покрытая испариной.
Сказала, что кружится голова, и сразу легла. У нее был сильный жар.
Гриппа в двадцать первом веке нет. Это все ретроштучки, если хотите. Однако молодой человек не на шутку испугался. Он вызвал врача и не отходил от постели больной до тех пор, пока не приехала «скорая».
— Что ж, — сказал врач, — мы можем поставить вашу невесту на ноги, но только за пределами города. Вы согласны уехать?
— Нет, — прошептала девушка. — Только не сейчас.
— Тогда… придется поболеть. Вы знаете, что здесь мы не используем современные методы лечения.
Врач выписал тетрациклин и ушел.
— Извини меня, — сказала девушка. — Сегодня я хотела сделать генеральную уборку, и вот…
— Лежи! — сказал молодой человек. — Сейчас схожу в аптеку и все сделаю.
Действительно, болезнь оказалась как нельзя кстати. Конечно, было трудно. Сначала молодой человек ухаживал за девушкой, а потом, когда и он свалился, они поменялись ролями. Зато были забыты все мелочные обиды, зато… А впрочем, чего там говорить! Когда месяц кончился, молодые люди уехали из ретрогорода и поженились. Они были довольны поездкой. Ведь недаром говорят, что те супруги, которые провели хотя бы месяц в ретрогороде, будут жить-поживать всю жизнь мирно и счастливо.