Страница:
Попытка реставрации. Юкук был достойным потомком ханов-объединителей. К 641 г. его власть распространялась от р. Или до сибирской тайги. Ему подчинились басмалы[838] в Джунгарии, кипчаки на Алтае[839], кыргызы в Минусинской котловине, бома[840] на Енисее и чумугань в южном Тарбагатае. Невозможно представить, что эти сильные, многочисленные и воинственные народы могли быть завоеваны за три года, наполненных ожесточенной войной на юге Семиречья, которая связывала небольшие силы Юкука, состоявшие из чуюе и чуми. Очевидно, мы видим здесь процесс консолидации кочевых племен перед непосредственной угрозой роста империи Тан и перехода ее к политике завоеваний. За исключением чумугунь, все эти племена не входили в состав десятистрельных тюрок, но, за исключением бома, они были некогда подданными тюркютских ханов. И вот они снова стеклись под знамя с волчьей головой, влекомые отчасти силой традиции, отчасти перспективой грабежа богатых городов Согдианы. Но там прекрасно понимали, какая судьба им приуготована. Племена нушиби, утратив хана, не потеряли голову. Они продолжали упорно сражаться. Юкук со своими войсками прошел всю страну насквозь и подчинил себе Тохаристан[841], но Согдиана на западе и горы вокруг Иссык-Куля на востоке были вне его власти.
В 642 г.[842] Юкук послал свои войска, состоявшие из чуюе и чуми, в набег на Хами, но двухтысячный отряд имперской регулярной конницы не только разбил их, но и преследовал до их собственной территории, причем особенно сильно пострадали чуми[843]. Сам Юкук, видимо, в этом походе не участвовал. Он «соединенными силами»[844] ударил на Самарканд и Май-мург[845] и разгромил эти богатые города. Но в момент наивысшего торжества счастье покинуло Юкука. Произвол и жадность поссорили его с вождями племен дулу, которые нашли, что Юкук берет больше добычи, чем ему положено.
Юкук решил разом прекратить беспорядки и казнил для острастки зачинщика – Нишу-чура (чур – титул вождя раздела дулу). В ответ на это вспыхнуло военное восстание дулусцев, с которым Юкук не сумел справиться, потому что его соратники, обделенные добычей, разбежались. Западные вельможи, ранее пригласившие его, видя, что дело проиграно, советовали ему вернуться на восток в свои исконные владения, но для Юкука это было невозможно, так как его главная опора – Гаочан – был взят китайскими войсками в 640 г. Юкук решил пробиться на запад, в только что покоренный Тохаристан, который он считал для себя безопасным прибежищем. Однако даже последние его сторонники отказались последовать за ним. Юкук остался со своей тюркютской дружиной[846]. Он попробовал уговорить отпавших вернуться, но подвергся внезапному нападению своих врагов – нушиби, был разбит и укрылся в г. Байшунху (Исфиджаб, несколько восточнее Чимкента[847]).
Нушиби, заручившись поддержкой Китая, немедленно поставили своего хана, внука Ышбара Толис-шада – Ирбис Шегуй-хана[848]. Все ранее задержанные китайцы получили разрешение вернуться домой. В Китай была послана дань и просьба о браке. Традиционный союз Согдианы и Китая не пресекся. Нушибийские войска обложили Юкука в Байшунху, но из тюркютов еще не выветрилась военная доблесть. Латники Юкука под музыку литавр и труб бросились в атаку, и нушибийцы побежали. Множество из них было изрублено и взято в плен.
Юкук обратился к своим старым союзникам – дулусцам – с приглашением вернуться к нему, но те заявили весьма решительно: «пусть убьют тысячу человек на войне, а останется один, то и тогда не пойдем к нему»[849]. Видя невозможность удержаться в стране, народ которой высказался против него, Юкук с остатками своей дружины ушел на левый берег Аму-Дарьи, в Тохаристан. Там он нашел поддержку у тюркютов, осевших в Кундузе еще со времен Тун-джабгу-хана[850]. Их глава носил титул Ышба-ра-джабгу, и, очевидно, он гостеприимно приютил своего родственника. Юкук умер в 653 г.[851], оставив орду своему сыну Чженчу[852], последнему князю из рода Ашина, которого мы имеем право называть тюркютским ханом.
Умиротворение. Как только западные тюрки покончили с тюркютской опасностью, сразу же вспыхнула старая вражда между нушиби и дулу. Нушиби заняли первое место по праву: в непрестанных боях они отстояли свободу десяти племен, тогда как дулу постоянно связывали свою судьбу с узурпатором и только в последний момент покинули его. Но дулу вовсе не собирались нести кару за свои прегрешения. До тех пор, пока император Тайцзун поддерживал нушибийского хана, им приходилось мириться с создавшимся положением, но, как только в этой дружбе появилась трещина, они немедленно воспользовались случаем.
В 646 г. Ирбис Шегуй-хан отправил посольство в Чанъань, чтобы браком с принцессой из дома Тан скрепить союз. Но император потребовал за принцессу пять городов: Кучу, Хотан, Кашгар, Чжукюбо (к югу от Яркенда) и Цунлин (там же). Эти города уже подпадали под власть Империи: Куча в 630 г., Хотан в 632 г., Кашгар и Яркенд в 635 г., но затем отложились и вернулись под покровительство западного хана. Требование было наглое, и хан прервал переговоры, но вместе с ними был порван и союз. Тут-то опять выступили на сцену дулу. Характер этого движения ярче всего вырисовывается в личных качествах выбранного дулусцами вождя. Это был царевич из рода западных Ашина, сын Бури-шада и потомок Истеми-хана[853]. Во время узурпации он примкнул к Юкуку и получил от него чин джабгу и должность надзирателя над всеми восточными территориями. Личное имя его не сохранилось; он остался в истории под прозвищем Халлыг[854]. Карьеру ему помогли сделать его двоюродные братья Мише и Бучжень[855]. Они ненавидели друг друга, и Бучжень интригами заставил Мише, главу племени чуюе, бежать в Китай Затем, сочтя положение Юкука безнадежным, Бучжень изменил ему и тоже передался Империи. Но он просчитался: Юкук еще побеждал своих противников, и на «вакантную должность» вождя дулу был приглашен царевич Халлыг.
После бегства Юкука Ашина Халлыг оказался в отчаянном положении. Ирбис Шегуй-хан послал войска, рассеявшие его орду, и сам он скрывался в степи[856]. Но тут за него вступилось три дулуских вождя и просили хана его помиловать. Разъяренный хан хотел казнить непрошенных заступников, и, надо сказать, не без основания. В самом деле, Ашина Халлыг был по всем данным наиболее подходящим человеком для того, чтобы возглавить недовольных дулу. Его принадлежность к местной ветви Ашина гарантировала ему популярность; вместе с тем он сам был достаточно скомпрометирован связями с Юкуком, и можно было не опасаться, что он будет ставить подобные связи на вид подчиненным. Его личные качества – мужество, энергия, предприимчивость – делали его опасным coперником для хана и желанным вождем для племен дулу. Три вождя, видя неуспех своего ходатайства, предпочли мятеж ханской немилости и вместе с опальным царевичем перекочевали на восток, где в 648 г. поддались империи Тан[857]. Это было зерно новой смуты, погубившей Западный каганат. Не прежде чем говорить о пятом акте тюркютской трагедии, обратимся на восток, где за истекшие двадцать лет произошли события, изменившие на сто лет политическую карту Азии.
Глава XVII. ТАБГАЧСКИЙ ХАН
В 642 г.[842] Юкук послал свои войска, состоявшие из чуюе и чуми, в набег на Хами, но двухтысячный отряд имперской регулярной конницы не только разбил их, но и преследовал до их собственной территории, причем особенно сильно пострадали чуми[843]. Сам Юкук, видимо, в этом походе не участвовал. Он «соединенными силами»[844] ударил на Самарканд и Май-мург[845] и разгромил эти богатые города. Но в момент наивысшего торжества счастье покинуло Юкука. Произвол и жадность поссорили его с вождями племен дулу, которые нашли, что Юкук берет больше добычи, чем ему положено.
Юкук решил разом прекратить беспорядки и казнил для острастки зачинщика – Нишу-чура (чур – титул вождя раздела дулу). В ответ на это вспыхнуло военное восстание дулусцев, с которым Юкук не сумел справиться, потому что его соратники, обделенные добычей, разбежались. Западные вельможи, ранее пригласившие его, видя, что дело проиграно, советовали ему вернуться на восток в свои исконные владения, но для Юкука это было невозможно, так как его главная опора – Гаочан – был взят китайскими войсками в 640 г. Юкук решил пробиться на запад, в только что покоренный Тохаристан, который он считал для себя безопасным прибежищем. Однако даже последние его сторонники отказались последовать за ним. Юкук остался со своей тюркютской дружиной[846]. Он попробовал уговорить отпавших вернуться, но подвергся внезапному нападению своих врагов – нушиби, был разбит и укрылся в г. Байшунху (Исфиджаб, несколько восточнее Чимкента[847]).
Нушиби, заручившись поддержкой Китая, немедленно поставили своего хана, внука Ышбара Толис-шада – Ирбис Шегуй-хана[848]. Все ранее задержанные китайцы получили разрешение вернуться домой. В Китай была послана дань и просьба о браке. Традиционный союз Согдианы и Китая не пресекся. Нушибийские войска обложили Юкука в Байшунху, но из тюркютов еще не выветрилась военная доблесть. Латники Юкука под музыку литавр и труб бросились в атаку, и нушибийцы побежали. Множество из них было изрублено и взято в плен.
Юкук обратился к своим старым союзникам – дулусцам – с приглашением вернуться к нему, но те заявили весьма решительно: «пусть убьют тысячу человек на войне, а останется один, то и тогда не пойдем к нему»[849]. Видя невозможность удержаться в стране, народ которой высказался против него, Юкук с остатками своей дружины ушел на левый берег Аму-Дарьи, в Тохаристан. Там он нашел поддержку у тюркютов, осевших в Кундузе еще со времен Тун-джабгу-хана[850]. Их глава носил титул Ышба-ра-джабгу, и, очевидно, он гостеприимно приютил своего родственника. Юкук умер в 653 г.[851], оставив орду своему сыну Чженчу[852], последнему князю из рода Ашина, которого мы имеем право называть тюркютским ханом.
Умиротворение. Как только западные тюрки покончили с тюркютской опасностью, сразу же вспыхнула старая вражда между нушиби и дулу. Нушиби заняли первое место по праву: в непрестанных боях они отстояли свободу десяти племен, тогда как дулу постоянно связывали свою судьбу с узурпатором и только в последний момент покинули его. Но дулу вовсе не собирались нести кару за свои прегрешения. До тех пор, пока император Тайцзун поддерживал нушибийского хана, им приходилось мириться с создавшимся положением, но, как только в этой дружбе появилась трещина, они немедленно воспользовались случаем.
В 646 г. Ирбис Шегуй-хан отправил посольство в Чанъань, чтобы браком с принцессой из дома Тан скрепить союз. Но император потребовал за принцессу пять городов: Кучу, Хотан, Кашгар, Чжукюбо (к югу от Яркенда) и Цунлин (там же). Эти города уже подпадали под власть Империи: Куча в 630 г., Хотан в 632 г., Кашгар и Яркенд в 635 г., но затем отложились и вернулись под покровительство западного хана. Требование было наглое, и хан прервал переговоры, но вместе с ними был порван и союз. Тут-то опять выступили на сцену дулу. Характер этого движения ярче всего вырисовывается в личных качествах выбранного дулусцами вождя. Это был царевич из рода западных Ашина, сын Бури-шада и потомок Истеми-хана[853]. Во время узурпации он примкнул к Юкуку и получил от него чин джабгу и должность надзирателя над всеми восточными территориями. Личное имя его не сохранилось; он остался в истории под прозвищем Халлыг[854]. Карьеру ему помогли сделать его двоюродные братья Мише и Бучжень[855]. Они ненавидели друг друга, и Бучжень интригами заставил Мише, главу племени чуюе, бежать в Китай Затем, сочтя положение Юкука безнадежным, Бучжень изменил ему и тоже передался Империи. Но он просчитался: Юкук еще побеждал своих противников, и на «вакантную должность» вождя дулу был приглашен царевич Халлыг.
После бегства Юкука Ашина Халлыг оказался в отчаянном положении. Ирбис Шегуй-хан послал войска, рассеявшие его орду, и сам он скрывался в степи[856]. Но тут за него вступилось три дулуских вождя и просили хана его помиловать. Разъяренный хан хотел казнить непрошенных заступников, и, надо сказать, не без основания. В самом деле, Ашина Халлыг был по всем данным наиболее подходящим человеком для того, чтобы возглавить недовольных дулу. Его принадлежность к местной ветви Ашина гарантировала ему популярность; вместе с тем он сам был достаточно скомпрометирован связями с Юкуком, и можно было не опасаться, что он будет ставить подобные связи на вид подчиненным. Его личные качества – мужество, энергия, предприимчивость – делали его опасным coперником для хана и желанным вождем для племен дулу. Три вождя, видя неуспех своего ходатайства, предпочли мятеж ханской немилости и вместе с опальным царевичем перекочевали на восток, где в 648 г. поддались империи Тан[857]. Это было зерно новой смуты, погубившей Западный каганат. Не прежде чем говорить о пятом акте тюркютской трагедии, обратимся на восток, где за истекшие двадцать лет произошли события, изменившие на сто лет политическую карту Азии.
Глава XVII. ТАБГАЧСКИЙ ХАН
Шаг назад. В 631 г. император Тайцзун был хозяином всей Великой степи, и если бы он захотел, то, используя смуту в Западном каганате, мог бы тогда же стать гегемоном всей Азии. Но этот прекрасный полководец был мудрым политиком и счел за благо не завоевывать стран, которые ему было бы трудно удержать.
Степь населяли помимо разбитых тюркютов многочисленные и воинственные народы: на западе 70 тыс. кибиток сеяньто[858], на северо-востоке 100 тыс. душ уйгуров[859]. Оценив положение, Тайцзун заявил: «Если мы не можем истребить их, то нам ничего не остается, кроме политики брака»[860], и он оттянул свои войска на южную сторону пустыни Гоби, предоставив кочевникам самим решать свою судьбу. И они немедленно схватились между собой. Уйгурский вождь Тумиду, наследник Пусы, разбил сеяньтосцев и овладел их кочевьями. Сеяньтоские «старейшины от страха рассеялись подобно птицам – неизвестно куда»[861], а вожди одиннадцати телеских племен явились в Китай просить о признании своего ханства. Император одарил их халатами и саблями, пожаловал чины и допьяна напоил вином, но одновременно отправил посла к сеяньтоскому вождю Инаню с грамотой, литаврами и знаменем, что означало признание его в достоинстве хана[862]. Очевидно, усиление уйгуров его устраивало еще меньше, чем возвышение сеяньто.
Положение в степи сразу изменилось: уйгуры прекратили войну и подчинились новому хану. Сеяньтоская держава простиралась от Алтая до Хингана и от пустыни Гоби до Байкала[863]. Она была организована по тюр-кютскому образцу. Сыновья Инаня получили достоинство «шад» и встали во главе разделов толос и тардуш, с той лишь разницей, что теперь толосы расположились на севере, а тардуши на юге. Численность войска китайцы определяли в 200 тыс. копий; у тюркютов при Шибир-хане указан миллион[864]. Но хотя сеяньтоское ханство было значительно слабее тюркютского, оно успешно справлялось со всеми тюркютскими князьями, пытавшимися с ним тягаться. Исключение составляли лишь те тюркюты, которые, храня верность Кат Иль-хану, в 630 г. сдались Китаю и были поселены в Ордосе. В 639 г. ханом над ними был назначен Ашина Сымо, человек замечательный не по своей политической роли, а по великолепным личным качествам. Он был «от природы остр, искренен, верен и, несмотря на то, что его подозревали в незаконном происхождении, так как он лицом был похож на уроженца Западного края, вследствие чего ему был закрыт доступ к высшим чинам»[865], его любили оба великих хана – Шибир и Чуло. Когда Кат Ильхан был покинут всеми друзьями и соратниками, Сымо оставался верен ему до конца и вместе с ним попал в плен.
Тайцзун умел ценить верность: Сымо пользовался всегда его полным доверием и не обманул его.
Но если можно было приобрести верность хана, то далеко не так просто купить расположение народа. Сымо прожил в Ордосе три года и не мог привлечь народ к себе. Наоборот, многие из его подданных ушли на север[866]. Даже на зачисленных в гвардию тюркютов было невозможно надеяться. Младший брат толос-хана, Гешешуай[867], в 639 г. устроил заговор, целью которого было выкрасть у китайцев наследника тюркютского престола, сына толос-хана, Хелоху, уйти на север и возобновить борьбу. Но неожиданное нападение на китайский лагерь не удалось. Хелоху был убит при попытке к бегству, а Гешешуай бежал в горы[868].
Этот инцидент дал основание китайским чиновникам снова сделать императору представление о необходимости выслать из пределов Китая всех тюркютов, как неблагонадежных. Возразить на это было нечего, и император вынужден был согласиться. Однако он нашел способ не только не обидеть своих кочевых подданных, но еще более привязать их к себе. Он вызвал к себе хана Сымо и, как по великой милости, позволил ему переправиться со своим народом на северный берег Хуанхэ, чтобы занять под кочевья степи к югу от Гоби.
Этим он достиг трех целей: привязал к себе народ, подарив ему страну, где «паствы обширны, почва наилучшая»[869]; создал барьер против сеяньто, которые рассматривали тюркютов как природных врагов; получил в свое распоряжение великолепное конное войско, необходимое ему для заграничных походов. Переселение совершилось в 641 г., и хотя многие тюркюты, не желая служить своим победителям, откочевали на север, но остальные своими подвигами снискали танскому оружию еще невиданную в Азии славу.
Табгачский хан. Низвержение династии Суй и «справедливая война» так дорого стоили китайскому народу, что извлечь из него средства для внешних завоеваний было невозможно. Отказаться же от активной политики за границами страны было губительно, так как это означало, что враги династии возьмут в свои руки инициативу и при удобном случае ворвутся в Китай. Войну в степи могли вести успешно только степняки и их симпатии были для танского императора залогом жизни и благополучия. Благодаря таланту полководца и государственного деятеля он нашел общий язык с варварскими вождями и князьями, искренность и непосредственность которых поддавались обаянию его справедливости и великодушия. Ранее они чувствовали себя в Китае пришельцами, наемниками, которых только терпят, теперь же они становились друзьями и близкими императора, принимавшего самое живое участие в их делах и бедах; он даже лично высасывал кровь хану Сымо, раненному стрелой во время похода на Корею[870].
Кат Иль-хан, разоривший пол-Китая, был помилован; больше того, ему вернули всех домашних и позволили жить на свободе, а когда выяснилось, что он тоскует и худеет, то ему был предложен чин правителя области Хучжоу, где была хорошая охота на лосей и оленей, чтобы он развлекся и поправился[871]. Тайцзун пресек систему доносов и наветов, сказав: «Царствующий не должен никого подозревать»[872]. Характерным примером привязанности к нему кочевых союзников может служить попытка Ашина Шэни лишить себя жизни на могиле императора, которого он не хотел пережить[873].
Однако дружественная политика императора встретила серьезное противодействие в некоторых членах государственного совета, настойчиво предлагавших воспользоваться ослаблением кочевников для полного их истребления, но Тайцзун принял противоположную точку зрения, сформулированную сановником Вэнь Ян-бо: «Длинные повода есть мера к прочному обузданию»[874].
Принятая при Тайцзуне система постепенного инкорпорирования чужих территорий сводилась к следующему. Иностранный владетель склонялся «ласкою» принять имперский протекторат, после чего его владение переименовывалось в «привлеченную» область, а ему давался китайский чин, сначала номинально, а затем с подчинением чиновнику высшего ранга. Эта должность, вначале наследственная, становилась постепенно назначением с преимущественным правом на нее местной аристократии. В следующей стадии и эта видимость самоуправления исчезала и «привлеченная» область входила в состав империи на общих основаниях[875]. Пока Тайцзун был жив, эта система давала блестящие результаты.
Судьба Тогона. Первой жертвой вновь созданной военной машины оказался маленький неукротимый Тогон. В жестокое время последней борьбы с тюркютами тогонцы не переставали тревожить набегами западную границу империи. Китайские войска ограничивались обороной, но, как только появились в их рядах быстрые киби и жестокие дансяны, они ответили контрнабегами и угнали у тогонцев много скота[876].
В 634 г. дансяны и кочевые тибетцы-кяны восстали против китайцев и объединились с тогонцами. Против них была брошена конница, состоявшая из тюркютов и киби, которая в 635 г. нанесла тогонцам полное поражение. Тогонский царь, семидесятилетний Фуюнь, бежал в Хотан. Преследуемый, он предпочел самоубийство плену. Его наследник Муюн Шунь, долго проживший как заложник в Чанъани, был убит своими подданными по подозрению в симпатиях к Китаю. Специально посланная имперская армия возвела на престол его малолетнего сына Нохэбо, который стал марионеткой империи, за что в 640 г. получил в жены китайскую княжну, пышно наименованную царевной.
Наступивший мир и обилие китайских товаров, видимо, понравились тогонцам, и когда в 641 г. один из вельмож составил заговор, намереваясь войти в союз с Тибетом, то он встретил решительное сопротивление князей[877], которые выступили на защиту союза с империей. Это дало Тогону двадцать лет мирной жизни.
Опасность для Тогона и для самой империи Тая возникла на западе, Южнотибетские племена-боты, заселившие среднее и верхнее течения великой реки Брахмапутры, к VII в. объединились и создали мощную военную державу. В 634 г. глава тибетского государства, носивший титул цэнпо, Сронцангамбо послал посольство в Китай, чтобы войти в сношения с империей. Посольство было принято холодно, и тибетцы, приписав это интригам тогонцев, обрушились войной на Тогон, находившийся в то время в состоянии внутреннего разлада. Тибетцы без особого труда разбили Нохэбо у верховьев Хуанхэ[878]. Нохэбо с женой и несколькими тысячами сторонников в 663 г. бежал в область Лянчжоу. На этом закончилось независимое существование Тогона.
Нохэбо умер в 688 г., и его потомки еще сто лет числились ханами[879], но уже не имели ни реальной власти, ни территории, а служили в имперских войсках, подобно тюркютам и другим кочевым подданным империи Тан.
Конец Гаочана. Как уже было сказано, центром притяжения для всех врагов династии Тан стал Гаочан. Туда стекались политические эмигранты из Китая, сторонники династии Суй[880]. На него опирались племена кочевников, отвергавшие любую форму подчинения Китаю[881]; смешавшиеся с тюрками. Местные жители[882], производившие те же товары, что и китайцы, и потому их естественные конкуренты, не учитывая происшедших изменений, полагали, что пустыни спасут их независимость[883]. Их надежда укреплялась еще тем, что внешнее положение империи продолжало оставаться напряженным как на востоке, где в Корее назревал государственный переворот, грозивший серьезными осложнениями и впоследствии действительно вызвавший войну в 645 г., так и на западе, где не прекращалась война с новым тибетским государством. Однако гаочанский князь и его советники не учли новых обстоятельств. Посылать на запад китайскую пехоту действительно было предприятием, обреченным на неудачу, но с 636 г. на службу империи вступил тюркютский царевич Шэни со своим отрядом, и с 632 г. в Хэси прикочевало воинственное телесское племя киби, вождь которого Киби Хэли тоже оказался среди избранных друзей императора Тайцзуна. Этой коннице степные переходы были не страшны.
Ориентация на Юкука принесла гаочанцам только вред, потому что сеяньтоский хан, враг тюркютов, узнав о приготовлениях к походу против Гаочана, предложил союз и отряд проводников через степи[884]. Тайцзун в 639 г. еще раз предложил гаочанскому князю Вэнь-таю явиться к нему для объяснений, но тот отказался приехать и поход был решен.
В 640 г. отряд из нескольких десятков тысяч тюркютской и кибиской конницы под объединенным командованием китайских и кочевнических офицеров перебросился через степь и вступил в цветущую Люкчунскую котловину. Вэнь-тай от переживаний заболел и скончался, но гаочанцы возвели на престол его сына и приготовились к сопротивлению. Первым делом имперцы осадили городок, где жили китайские эмигранты. Киби Хэли после жаркого штурма ворвался в крепость, и 7 тыс. жителей сдались на милость победителя. Затем имперские войска подошли к столице, засыпали крепостной ров и забросали город камнями из осадных орудий. Юный князь явился в имперский лагерь, умоляя принять капитуляцию, но главнокомандующий дал сигнал к приступу, и с Гаочаном было покончено.
Быстрота, с которой имперская армия взяла гаочанскую крепость, произвела на местных жителей огромное впечатление. Двадцать два города сдались без боя; джабгу, стоявший в южной Джунгарии с конницей, чтобы ударить в тыл осаждающим, передался на сторону имперцев. Это был тот самый Бучжень – «стремящийся к истине», который сначала интригами заставил бежать своего брата, а затем, не задумываясь, изменил Юкуку. Он передал имперцам крепость Бишбалык, где они немедленно организовали военный округ Тинчжоу, ставший их опорой в Западном крае.
Гаочанские жители получили пощаду и прощение; только «сильные дома» были переселены во внутренний Китай. Города, захваченные гаочанцами у Карашара, были возвращены, карашарские пленники освобождены[885]. Тайцзун вопреки советам своих китайских приближенных[886], учредил на завоеванных землях военный округ Сичжоу, назначил туда наместника и поместил гарнизон, состоявший из тысячи преступников, которым тюремное заключение заменялось военной службой.
Расправа с сеяньто. Дружба сеяньтоского хана Инаня с императором Тайцзуном нарушилась в тот момент, когда степное «длинное ухо» донесло до хана весть о восстановлении тюркютского ханства к северу от Хуанхэ. Инаню больше всего хотелось изрубить тюркютов, но для их охраны был назначен специальный военный чиновник, а конфликт с империей был делом серьезным. Но в 641 г. Инаню показалось, что время для набега наступило. Император отправился совершать традиционное жертвоприношение на горе Тайшань, и ему сопутствовало согласно этикету все войско. Инань, решив, что имперские войска не успеют прийти на помощь тюркютам, мобилизовал все подчиненные ему племена – тонгра, бугу, уйгуров, мохэсцев (чжур-чжени), татабов[887] – и перебросил всю эту армию через Гоби, чтобы покончить с врагами своего народа. Командовал войском его сын, шад тардушей.
Степь населяли помимо разбитых тюркютов многочисленные и воинственные народы: на западе 70 тыс. кибиток сеяньто[858], на северо-востоке 100 тыс. душ уйгуров[859]. Оценив положение, Тайцзун заявил: «Если мы не можем истребить их, то нам ничего не остается, кроме политики брака»[860], и он оттянул свои войска на южную сторону пустыни Гоби, предоставив кочевникам самим решать свою судьбу. И они немедленно схватились между собой. Уйгурский вождь Тумиду, наследник Пусы, разбил сеяньтосцев и овладел их кочевьями. Сеяньтоские «старейшины от страха рассеялись подобно птицам – неизвестно куда»[861], а вожди одиннадцати телеских племен явились в Китай просить о признании своего ханства. Император одарил их халатами и саблями, пожаловал чины и допьяна напоил вином, но одновременно отправил посла к сеяньтоскому вождю Инаню с грамотой, литаврами и знаменем, что означало признание его в достоинстве хана[862]. Очевидно, усиление уйгуров его устраивало еще меньше, чем возвышение сеяньто.
Положение в степи сразу изменилось: уйгуры прекратили войну и подчинились новому хану. Сеяньтоская держава простиралась от Алтая до Хингана и от пустыни Гоби до Байкала[863]. Она была организована по тюр-кютскому образцу. Сыновья Инаня получили достоинство «шад» и встали во главе разделов толос и тардуш, с той лишь разницей, что теперь толосы расположились на севере, а тардуши на юге. Численность войска китайцы определяли в 200 тыс. копий; у тюркютов при Шибир-хане указан миллион[864]. Но хотя сеяньтоское ханство было значительно слабее тюркютского, оно успешно справлялось со всеми тюркютскими князьями, пытавшимися с ним тягаться. Исключение составляли лишь те тюркюты, которые, храня верность Кат Иль-хану, в 630 г. сдались Китаю и были поселены в Ордосе. В 639 г. ханом над ними был назначен Ашина Сымо, человек замечательный не по своей политической роли, а по великолепным личным качествам. Он был «от природы остр, искренен, верен и, несмотря на то, что его подозревали в незаконном происхождении, так как он лицом был похож на уроженца Западного края, вследствие чего ему был закрыт доступ к высшим чинам»[865], его любили оба великих хана – Шибир и Чуло. Когда Кат Ильхан был покинут всеми друзьями и соратниками, Сымо оставался верен ему до конца и вместе с ним попал в плен.
Тайцзун умел ценить верность: Сымо пользовался всегда его полным доверием и не обманул его.
Но если можно было приобрести верность хана, то далеко не так просто купить расположение народа. Сымо прожил в Ордосе три года и не мог привлечь народ к себе. Наоборот, многие из его подданных ушли на север[866]. Даже на зачисленных в гвардию тюркютов было невозможно надеяться. Младший брат толос-хана, Гешешуай[867], в 639 г. устроил заговор, целью которого было выкрасть у китайцев наследника тюркютского престола, сына толос-хана, Хелоху, уйти на север и возобновить борьбу. Но неожиданное нападение на китайский лагерь не удалось. Хелоху был убит при попытке к бегству, а Гешешуай бежал в горы[868].
Этот инцидент дал основание китайским чиновникам снова сделать императору представление о необходимости выслать из пределов Китая всех тюркютов, как неблагонадежных. Возразить на это было нечего, и император вынужден был согласиться. Однако он нашел способ не только не обидеть своих кочевых подданных, но еще более привязать их к себе. Он вызвал к себе хана Сымо и, как по великой милости, позволил ему переправиться со своим народом на северный берег Хуанхэ, чтобы занять под кочевья степи к югу от Гоби.
Этим он достиг трех целей: привязал к себе народ, подарив ему страну, где «паствы обширны, почва наилучшая»[869]; создал барьер против сеяньто, которые рассматривали тюркютов как природных врагов; получил в свое распоряжение великолепное конное войско, необходимое ему для заграничных походов. Переселение совершилось в 641 г., и хотя многие тюркюты, не желая служить своим победителям, откочевали на север, но остальные своими подвигами снискали танскому оружию еще невиданную в Азии славу.
Табгачский хан. Низвержение династии Суй и «справедливая война» так дорого стоили китайскому народу, что извлечь из него средства для внешних завоеваний было невозможно. Отказаться же от активной политики за границами страны было губительно, так как это означало, что враги династии возьмут в свои руки инициативу и при удобном случае ворвутся в Китай. Войну в степи могли вести успешно только степняки и их симпатии были для танского императора залогом жизни и благополучия. Благодаря таланту полководца и государственного деятеля он нашел общий язык с варварскими вождями и князьями, искренность и непосредственность которых поддавались обаянию его справедливости и великодушия. Ранее они чувствовали себя в Китае пришельцами, наемниками, которых только терпят, теперь же они становились друзьями и близкими императора, принимавшего самое живое участие в их делах и бедах; он даже лично высасывал кровь хану Сымо, раненному стрелой во время похода на Корею[870].
Кат Иль-хан, разоривший пол-Китая, был помилован; больше того, ему вернули всех домашних и позволили жить на свободе, а когда выяснилось, что он тоскует и худеет, то ему был предложен чин правителя области Хучжоу, где была хорошая охота на лосей и оленей, чтобы он развлекся и поправился[871]. Тайцзун пресек систему доносов и наветов, сказав: «Царствующий не должен никого подозревать»[872]. Характерным примером привязанности к нему кочевых союзников может служить попытка Ашина Шэни лишить себя жизни на могиле императора, которого он не хотел пережить[873].
Однако дружественная политика императора встретила серьезное противодействие в некоторых членах государственного совета, настойчиво предлагавших воспользоваться ослаблением кочевников для полного их истребления, но Тайцзун принял противоположную точку зрения, сформулированную сановником Вэнь Ян-бо: «Длинные повода есть мера к прочному обузданию»[874].
Принятая при Тайцзуне система постепенного инкорпорирования чужих территорий сводилась к следующему. Иностранный владетель склонялся «ласкою» принять имперский протекторат, после чего его владение переименовывалось в «привлеченную» область, а ему давался китайский чин, сначала номинально, а затем с подчинением чиновнику высшего ранга. Эта должность, вначале наследственная, становилась постепенно назначением с преимущественным правом на нее местной аристократии. В следующей стадии и эта видимость самоуправления исчезала и «привлеченная» область входила в состав империи на общих основаниях[875]. Пока Тайцзун был жив, эта система давала блестящие результаты.
Судьба Тогона. Первой жертвой вновь созданной военной машины оказался маленький неукротимый Тогон. В жестокое время последней борьбы с тюркютами тогонцы не переставали тревожить набегами западную границу империи. Китайские войска ограничивались обороной, но, как только появились в их рядах быстрые киби и жестокие дансяны, они ответили контрнабегами и угнали у тогонцев много скота[876].
В 634 г. дансяны и кочевые тибетцы-кяны восстали против китайцев и объединились с тогонцами. Против них была брошена конница, состоявшая из тюркютов и киби, которая в 635 г. нанесла тогонцам полное поражение. Тогонский царь, семидесятилетний Фуюнь, бежал в Хотан. Преследуемый, он предпочел самоубийство плену. Его наследник Муюн Шунь, долго проживший как заложник в Чанъани, был убит своими подданными по подозрению в симпатиях к Китаю. Специально посланная имперская армия возвела на престол его малолетнего сына Нохэбо, который стал марионеткой империи, за что в 640 г. получил в жены китайскую княжну, пышно наименованную царевной.
Наступивший мир и обилие китайских товаров, видимо, понравились тогонцам, и когда в 641 г. один из вельмож составил заговор, намереваясь войти в союз с Тибетом, то он встретил решительное сопротивление князей[877], которые выступили на защиту союза с империей. Это дало Тогону двадцать лет мирной жизни.
Опасность для Тогона и для самой империи Тая возникла на западе, Южнотибетские племена-боты, заселившие среднее и верхнее течения великой реки Брахмапутры, к VII в. объединились и создали мощную военную державу. В 634 г. глава тибетского государства, носивший титул цэнпо, Сронцангамбо послал посольство в Китай, чтобы войти в сношения с империей. Посольство было принято холодно, и тибетцы, приписав это интригам тогонцев, обрушились войной на Тогон, находившийся в то время в состоянии внутреннего разлада. Тибетцы без особого труда разбили Нохэбо у верховьев Хуанхэ[878]. Нохэбо с женой и несколькими тысячами сторонников в 663 г. бежал в область Лянчжоу. На этом закончилось независимое существование Тогона.
Нохэбо умер в 688 г., и его потомки еще сто лет числились ханами[879], но уже не имели ни реальной власти, ни территории, а служили в имперских войсках, подобно тюркютам и другим кочевым подданным империи Тан.
Конец Гаочана. Как уже было сказано, центром притяжения для всех врагов династии Тан стал Гаочан. Туда стекались политические эмигранты из Китая, сторонники династии Суй[880]. На него опирались племена кочевников, отвергавшие любую форму подчинения Китаю[881]; смешавшиеся с тюрками. Местные жители[882], производившие те же товары, что и китайцы, и потому их естественные конкуренты, не учитывая происшедших изменений, полагали, что пустыни спасут их независимость[883]. Их надежда укреплялась еще тем, что внешнее положение империи продолжало оставаться напряженным как на востоке, где в Корее назревал государственный переворот, грозивший серьезными осложнениями и впоследствии действительно вызвавший войну в 645 г., так и на западе, где не прекращалась война с новым тибетским государством. Однако гаочанский князь и его советники не учли новых обстоятельств. Посылать на запад китайскую пехоту действительно было предприятием, обреченным на неудачу, но с 636 г. на службу империи вступил тюркютский царевич Шэни со своим отрядом, и с 632 г. в Хэси прикочевало воинственное телесское племя киби, вождь которого Киби Хэли тоже оказался среди избранных друзей императора Тайцзуна. Этой коннице степные переходы были не страшны.
Ориентация на Юкука принесла гаочанцам только вред, потому что сеяньтоский хан, враг тюркютов, узнав о приготовлениях к походу против Гаочана, предложил союз и отряд проводников через степи[884]. Тайцзун в 639 г. еще раз предложил гаочанскому князю Вэнь-таю явиться к нему для объяснений, но тот отказался приехать и поход был решен.
В 640 г. отряд из нескольких десятков тысяч тюркютской и кибиской конницы под объединенным командованием китайских и кочевнических офицеров перебросился через степь и вступил в цветущую Люкчунскую котловину. Вэнь-тай от переживаний заболел и скончался, но гаочанцы возвели на престол его сына и приготовились к сопротивлению. Первым делом имперцы осадили городок, где жили китайские эмигранты. Киби Хэли после жаркого штурма ворвался в крепость, и 7 тыс. жителей сдались на милость победителя. Затем имперские войска подошли к столице, засыпали крепостной ров и забросали город камнями из осадных орудий. Юный князь явился в имперский лагерь, умоляя принять капитуляцию, но главнокомандующий дал сигнал к приступу, и с Гаочаном было покончено.
Быстрота, с которой имперская армия взяла гаочанскую крепость, произвела на местных жителей огромное впечатление. Двадцать два города сдались без боя; джабгу, стоявший в южной Джунгарии с конницей, чтобы ударить в тыл осаждающим, передался на сторону имперцев. Это был тот самый Бучжень – «стремящийся к истине», который сначала интригами заставил бежать своего брата, а затем, не задумываясь, изменил Юкуку. Он передал имперцам крепость Бишбалык, где они немедленно организовали военный округ Тинчжоу, ставший их опорой в Западном крае.
Гаочанские жители получили пощаду и прощение; только «сильные дома» были переселены во внутренний Китай. Города, захваченные гаочанцами у Карашара, были возвращены, карашарские пленники освобождены[885]. Тайцзун вопреки советам своих китайских приближенных[886], учредил на завоеванных землях военный округ Сичжоу, назначил туда наместника и поместил гарнизон, состоявший из тысячи преступников, которым тюремное заключение заменялось военной службой.
Расправа с сеяньто. Дружба сеяньтоского хана Инаня с императором Тайцзуном нарушилась в тот момент, когда степное «длинное ухо» донесло до хана весть о восстановлении тюркютского ханства к северу от Хуанхэ. Инаню больше всего хотелось изрубить тюркютов, но для их охраны был назначен специальный военный чиновник, а конфликт с империей был делом серьезным. Но в 641 г. Инаню показалось, что время для набега наступило. Император отправился совершать традиционное жертвоприношение на горе Тайшань, и ему сопутствовало согласно этикету все войско. Инань, решив, что имперские войска не успеют прийти на помощь тюркютам, мобилизовал все подчиненные ему племена – тонгра, бугу, уйгуров, мохэсцев (чжур-чжени), татабов[887] – и перебросил всю эту армию через Гоби, чтобы покончить с врагами своего народа. Командовал войском его сын, шад тардушей.