Страница:
Однако китайцы удержали «Четыре крепости» в Западном крае – Кучу, Карашар, Хотан и Кашгар, а также Бэйтин в Джунгарии. Шато сохранили верность императору, но, отрезанные от Китая уйгурами и страдая от собираемой ими дани, они кончили тем, что подчинились победоносному Тибету[1431].
Западная политика империи Тан провалилась. Китай и Великая степь во второй половине VIII в. снова стояли друг перед другом, как два враждебных мира.
Глава XXVII. СОЗДАНИЕ УЙГУРСКОГО КАГАНАТА
Западная политика империи Тан провалилась. Китай и Великая степь во второй половине VIII в. снова стояли друг перед другом, как два враждебных мира.
Глава XXVII. СОЗДАНИЕ УЙГУРСКОГО КАГАНАТА
Уйгуры. Уйгуры построили свою державу совсем на иных принципах, чем тюрки. Девять родов составляли собственно племя токуз-огузов, которое было ведущим, но не господствующим. Подчинив себе басмалов и восточных карлуков, уйгуры приняли их в свою среду, как равных.
Другие шесть телеских племен – бугу, хунь, байырку, тонгра, сыге и киби – в правах и обязанностях были приравнены к токуз-огузам. Ставка хана находилась между Хангаем и р. Орхон, границы их на востоке охватывали Западную Маньчжурию, а на западе – Джунгарию. Граница между карлуками и уйгурам была установлена в 745 г. в результате военного столкновения. После разгрома тюрок карлуки вошли в союз с тюргешами против уйгуров, но были разбиты[1432]. Вследствие этого восточные кочевья карлуков на Черном Иртыше оказались в составе Уйгурского каганата.
Степи к югу от Гоби уйгуры оставили за Империей. Несколько позже они расширили свои владения на северо-запад, но вообще они не стремились к территориальным приобретениям. Вся структура Уйгурского каганата, представлявшего конфедерацию племен, не позволяла ханам собирать большие войска и бесконтрольно распоряжаться ими. Племена же были настроены миролюбиво. Они устали от потрясений, произведенных тюрками, и хотели наслаждаться безмятежным покоем. В соответствии с этим настроением Пэйло признал себя вассалом империи, чтобы не вызывать ненужных осложнений. Сын его, Моянчур Гэлэ-хан, унаследовавший престол в 747 г., ежегодно снаряжал посольство в Чанъань, получал подарки и был лоялен к Империи[1433].
Гражданская война. Вступление на престол Уйгурии законного наследника, царевича, шада Моянчура почему-то встретило неожиданное сопротивление народа. Во главе восставших оказался ябгу Тай Бильге-тутук, недавно получивший этот чин из рук ныне покойного хана. «Черный народ передался, но некоторые держали сторону Тай Бильге-тутука и провозгласили его каганом»[1434]. К повстанцам присоединились кидани[1435] и татары; на стороне хана дрались, как можно думать, уйгурские дружины его отца, но многие вельможи оказались его врагами. Ветераны, только что разгромившие тюрок, были более грозной силой, чем народные массы, даже поддержанные восточными соседями. В двухдневном бою при Бюкегюке (?) Моянчур обратил в бегство киданей и татар, после чего полностью подчинил соплеменников. Вельможи понесли тяжелое наказание, скорее всего были казнены[1436]. Простой народ был помилован. Несмотря на это, как только хан откочевал, восстание вспыхнуло снова, причем повстанцы опять пригласили на помощь киданей и татар. Однако последние повстанцы запоздали на месяц. Хан успел победить своих непокорных подданных и в наказание отобрал у них скот и женщин.
С киданями и татарами уйгурское войско столкнулось на северо-западе от Селенги. Уйгуры смяли противника и оттеснили его к берегу реки. Кидани и татары начали отступление, преследуемые уйгурами. По дороге они разделились: кидани отступили благополучно, а татары были настигнуты у «ключа Кэйре и речек Три-Биркю (?)»[1437] и потеряли половину войска, попавшего в плен.
Одновременно с этим походом хану пришлось подавлять новую вспышку восстания своего народа. Необходимо отметить, что хан всячески стремился к компромиссу. Он отпустил захваченных в плен повстанцев и обратился к ним с прочувствованным воззванием: «Из-за низости Тай Бильге-тутука, из-за низости одного-двух именитых ты, мой черный народ, попал в смерть и беду, но ты не должен умирать, не должен страдать! – сказал я. – Снова дай мне твои силы и твою поддержку!». Но дальше он грустно констатирует: «Они не пришли»[1438].
Повстанцы снова были разбиты у оз. Соленый Алтыр (?), и гражданский мир установлен.
Смысл и причины этой внутренней войны крайне неясны, но знаток гражданских войн Фарината делли Уберти утверждал, что в подобных случаях «в бой едва ли шел без причины хоть один боец»[1439]; ожесточение, проявленное в повторных возмущениях, указывает на то, что тут были затронуты кровные интересы масс.
Мы не можем рассматривать эту войну как борьбу низов против знати, так как надпись определенно дважды подчеркивает роль вельмож в руководстве восстанием. Вместе с этим ханское войско состояло, очевидно, не только из аристократов. Поэтому нужно искать другие причины хода событий.
В VII и VIII вв. вся Азия стала полем для распространения прозелитических религий. На западе бурно развивался ислам, на востоке – буддизм, а на севере нашли место вытесненные из Ирана несторианское христианство и манихейство.
Христианская пропаганда в тюркском каганате дала ничтожные результаты, так как тюрки возвели свое собственное мировоззрение в государственный принцип, но падение каганата и разочарование в идеологии войны и победы среди уцелевших от резни родов оказались стимулом для успехов христианской проповеди. Наследниками тюрок в степи были карлуки и басмалы, причем последние включали в свой состав наибольшее количество осколков каганата[1440]. Именно там наибольшие успехи имело христианство, сохранившееся среди потомков басмалов, аргынов, до XIII в.[1441]. Но и на востоке, среди уйгуров, появились христиане, как будет видно далее.
Проблема границ и ее решение. Закончив победоносно гражданскую войну, хан Моянчур встал перед второй политической задачей: какие племена следует включить в свою державу и какие оставить за ее пределами? В условиях степного ландшафта и кочевого быта эта задача приобрела особую сложность, так как нужно было иметь естественные рубежи, например горные хребты, а для этого необходимо было подчинить себе племена, обитавшие к югу от Саян и к западу от Алтая. В противном случае кочевья уйгуров были бы открыты набегам соседей, как показала минувшая война.
Моянчур взялся за дело со всей присущей ему энергией. Весной 750 г. он нанес поражение чикам на р. Кем, т. е. в верховьях Енисея, и добился от них изъявления покорности. Осенью того же года он покорил татар в северо-западной Маньчжурии. Но уже на следующий год какое-то племя на северо-западе[1442] объединилось с кыргызами и чиками для борьбы с уйгурами. Главная опасность была в том, что карлуки собирались поддержать кыргызов и чиков, но, к счастью для уйгуров, они опоздали выступить. Моянчур бросил на чиков тысячный отряд, который быстро усмирил восстание. Немногочисленный заслон уйгуров отогнал летучие отряды кыргызов, а сам хан, с главными силами переправившись на плотах через Черный Иртыш[1443], ударил на карлуков и разбил их у р. Болчу (Урунгу), там, где некогда Кюль-тегин и Тоньюкук нанесли поражение тюргешам. Но этим война не кончилась, так как неизвестная нам группа, которой принадлежала инициатива восстания, уничтожена не была.
В надписи указана дата победы: 18-го числа одиннадцатого месяца. Как считали уйгуры месяцы? Не по-китайски и не по-европейски, так как в обоих случаях Иртыш в одиннадцатый месяц скован льдом. Этот текст позволяет отбросить гипотезу В. В. Бартольда и П. М. Мелиоранского, согласно которой «у древних уйгуров счет месяцев, кажется, совпадал с китайским»[1444]. Тюркское исчисление времени знало лишь десять месяцев с числовыми наименованиями, причем первый тюркский месяц соответствовал третьему китайскому, а первые два месяца имели специальные названия: улуг ай и кичиг ай = большой и малый[1445]. Следовательно, не годится и оно.
Не подходит и Йездигердова эра с персидским календарем, так как тут год начинается 15 марта, а одиннадцатый месяц – бахман – 9 января[1446].
Манихеи применяли вавилонский календарь, по которому первый месяц года – нисан – начинается 3 апреля, а одиннадцатый месяц – шубат – соответствует февралю; следовательно, этот календарь тоже не подходит. Но сирийский календарь, употреблявшийся восточными христианами, несторианами, началом года считает 1 октября, а одиннадцатый месяц – аб – соответствует августу[1447]. Только этот календарь соответствует отмеченному нами факту. Но если так, то, значит, составитель надписи Моянчура был христианином, а так как он несомненно был уйгуром, то отсюда вытекает, что среди уйгурского народа была христианская община.
В этом соображении нет ничего невероятного. Несторианские епископы в Мерве и Герате известны с V в. В 635 г. христианский проповедник Алопянь прибыл в Китай и основал там общину[1448]. Христианские купцы некоторое время конкурировали с еврейскими, в конце концов захватившими в свои руки торговлю между Китаем и Провансом. Торговля велась столь оживленно, что китайский язык стал известен в Хазарии[1449]. В тюркском каганате с его стройной системой идеологических и политических учений не было места чужеземным религиям, но в кочевьях джунгарских тюрок, тесно связанных с караванными путями и торговыми городами, оседали идеи, разносившиеся вместе с товарами по всему миру.
Это предположение нашло непредвиденное подтверждение в ходе событий. Когда в следующий, 752 год война возобновилась, в антиуйгурской коалиции оказались басмалы, тюргеши и «три святых»[1450].
Это странное, явно неэтническое название можно истолковать только одним способом: это христианская община, почитатели Троицы. Хочется думать, что именно они и подняли в 751 г. чиков и кыргызов и оказывали столь упорное сопротивление хану-язычнику. Только в этом случае будут понятны слова надписи: «к карлукам он послал своих людей... В тайге я подыму смуту, сказал он, а вы извне... я хочу с вами соединиться, сказал он»[1451].
Положение было очень серьезно, но Моянчур располагал войском, составленным из ветеранов. Арабский историк Кудама сообщает, что десять токуз-огузов могли справится с сотней карлуков[1452].
Бой произошел в Отукенской черни, т. е. Хангае, в самом сердце Уйгурии. Союзники были разбиты. Уйгуры преследовали карлуков и тюргешей, настигли их и отобрали все имущество. О «трех святых» источник больше не упоминает; очевидно, с ними этот раз было покончено.
Дальше текст надписи сильно испорчен. Видно только, что в 753 г. продолжалась ожесточенная борьба с басмалами и карлуками, к которым присоединились какие-то тюрки, может быть из тех, что укрылись в 650 г. в Алтае[1453]. К 755 г. война закончилась полной победой уйгуров, покоривших восточные кочевья карлуков до Саура и Тарбагатая. Дальше на запад уйгуров не пустили печенеги, кочевья которых в это время распространились до Нижней Волги[1454]. Этот воинственный народ поссорился со всеми соседями: хазарами, кипчаками и гузами. Поэтому жестокая война не прекращалась ни на минуту, что было на руку уйгурам и позволило им установить западную границу.
Добровольное подчинение киданей укрепило восточную границу Уйгурского каганата, а восстание Ань Лушаня и последующие походы в Китай обогатили южные окраины за счет военной добычи. Оставался север, где кыргызы сопротивлялись до 758 г. Потерпев поражение и покорившись, кыргызы не утратили самоуправления. Их глава получил от уйгурского хана титул «Бильге-тонг-эркин»[1455] без приставки «кэхань». Очевидно, тут была какая-то форма зависимости, которую нельзя назвать вассальной потому, чтобы не давать повода для поисков феодальных отношений в обществе, состоявшем из свободных членов общин (огузов) и военнопленных рабов.
Экспансия на север и запад, дойдя до естественных границ, прекратилась. Сами уйгуры называли присоединенные племена «гостями»; победу над тюрками рассматривали как вторичное возвышение своей державы, считали, что «хан на престоле управлял народом как детьми» или «как наседка высиживает свои яйца»[1456].
Несомненно, что нарисованная ими картина процветания и благоденствия приукрашена, но важно, что как идеал здесь выдвинут патриархальный быт вместо всепокоряющей орды.
Уйгуры и их соседи. Выше говорилось, что уйгурская конфедерация племен состояла из господствующего, вернее, руководящего племени токуз-огузов, в которое были инкорпорированы басмалы и восточные карлуки, шесть телесских племен (бугухунь, байрыку, тонгра, сыге и киби), считавшихся юридически равноправными, а так же нескольких покоренных племен, о которых речь впереди. Покоренные племена облагались данью в пользу ханской фамилии Яглакар, происходившей из племени токуз-огузов. Это племя находилось в привилегированном положении не только по сравнению с союзными племенами, но даже относительно басмалов и карлуков, которые «в сражениях всегда шли впереди»[1457], потому что их меньше жалели и берегли.
Самый важный вопрос – взаимоотношения уйгуров с племенами, не входившими в конфедерацию, – проясняется лишь благодаря тибетскому географическому документу VIII в., уже неоднократно цитированному нами[1458].
Согласно этому памятнику, кидани, жившие по берегам Нонни (северо-восточнее Уйгурии), сохраняли известную самостоятельность. Их вожди начали титуловаться хаганами и иногда ссорились с уйгурами, но чаще держались союза с ними из-за застарелой вражды к китайцам. Так же вели себя татабы и кара-киби[1459], т. е. та часть племени киби, которая не вошла в уйгурскую конфедерацию. Севернее этих племен, на Амуре, жили татары, в те времена еще занимавшиеся преимущественно ловлей рыбы, а в Забайкалье – скотоводческое племя долемань (название, не поддающееся интерпретации[1460]). На северной границе Уйгурии находилось Кыргызское ханство, платившее уйгурам дань соболями. Кыргызы по-видимому после разгрома в 711 г., распались на несколько племен[1461], что и облегчило уйгурам установление отношений с ними. Но кроме кыргызов в Южной Сибири обитало несколько крупных племен [семь племен йедре (по-видимому, саяно-алтайские угры, предки шорцев) и племя кучугур – ку-кижи – алтайские лебединцы[1462] ], которые находились в постоянной войне с уйгурами.
Война эта изнуряла Уйгурию и не позволяла уйгурским ханам сосредоточить внимание на других участках границы, где положение было столь же напряженным. О размерах угрозы со стороны Сибири дают представление фантастические рассказы о быконогих людоедах, живущих на севере, о бессмертном великане и о страшных зверях, нападающих на людей. Общий смысл этих рассказов только один: указать на опасность, грозящую с севера, и в этом уйгуры были недалеки от истины[1463].
На Алтае и южнее его тибетский географ помещает два народа.
Один находится в стране столь закрытой, что карлуки не могут в нее проникнуть. Он подчинен вождю с титулом Ики иль кур эркин[1464], т. е. вождь двух племенных объединений. Несомненно, это остатки тюрок, укрывшихся в горах Южного Алтая и учредивших там привычную для них систему «толис-тардуш», отражением которой стали кости толис и тодош, живших около Телецкого озера и в долине Чуй[1465].
Второй народ – ибилькур, происходившего от тюрок Кюлюг-кюльчура[1466], – это чумугунь, единственное из чуйских племен, сохранившее в середине VIII в. самостоятельность, несмотря на то что оно находилось между карлуками и тюргешами[1467]. Владения этого племени располагались по западную сторону Тарбагатая[1468]. В Джунгарии кроме хорошо известных басмалов и карлуков жили байрыку – по-видимому, какая-то часть этого многочисленного племени, сражавшаяся в 747 г. против уйгуров на стороне басмалов и поселившаяся вместе со своими друзьями[1469]. Второе племя – ограк, жившее восточнее тюргешей, – одно из исконных племен Джунгарии, известное еще в I в. до н. э. под названием уге[1470]. Тюргеши, вернее, осколок этого народа, также были верными союзниками уйгуров, сохраняя накопившуюся вражду к арабам, господствовавшим в оазисах Средней Азии. Западнее располагались племена враждебные уйгурам: печенеги и «черные всадники»[1471], под которыми думается, надо понимать черных тюргешей, точнее, тех тюргешей, которые не подчинились добровольно уйгурам.
Везде – на востоке, севере и западе – в VIII в. племена раскалывались, дробились и объединялись в новых комбинациях, потому что культура, вторгшаяся в степь через Иран, ставила новые задачи и выдвигала иной принцип для объединения людей. Этим принципом оказалось вероисповедание.
Смена веры. Можно предположить что с событиями, сопровождавшими возникновение Уйгурского каганата, связана перемена идеологии, так как в эту эпоху в Уйгурии появилась государственная религия, что было новостью для внутренней Азии. Хунны, тюрки и древние монголы почитали «Вечное небо» правосудный источник жизни, мировой порядок, отличая его от материального «Голубого неба»[1472] и не отождествляя его культа с культом предков. Оба эти культа по своей природе не могли быть прозелитическими: Вечное небо общечеловечно, и вера в него свойственна всем народам, а предки – свои, и чужие их не должны почитать[1473]. Сходный культ Неба-Земли был и у уйгуров, но при Идигань-хане он сменился манихейством[1474].
Уйгурские христиане сделали роковую ошибку, оказавшись во время гражданской войны в числе противников хана. Их влияние пошло на убыль, и это расчистило дорогу манихеям.
Сам хан Моянчур исповедовал старую религию. Это видно из текста его надписи: "Я прожил лето в своем чыт, там я устроил яка (яка якала-дым) "[1475]. Слово «яка» оставлено Рамстедтом без перевода, но вариант его значения открыт С. Е. Маловым – «плата» иногда «аренда»[1476]. В данном контексте это благодарственное моление за удачный поход.
Другие шесть телеских племен – бугу, хунь, байырку, тонгра, сыге и киби – в правах и обязанностях были приравнены к токуз-огузам. Ставка хана находилась между Хангаем и р. Орхон, границы их на востоке охватывали Западную Маньчжурию, а на западе – Джунгарию. Граница между карлуками и уйгурам была установлена в 745 г. в результате военного столкновения. После разгрома тюрок карлуки вошли в союз с тюргешами против уйгуров, но были разбиты[1432]. Вследствие этого восточные кочевья карлуков на Черном Иртыше оказались в составе Уйгурского каганата.
Степи к югу от Гоби уйгуры оставили за Империей. Несколько позже они расширили свои владения на северо-запад, но вообще они не стремились к территориальным приобретениям. Вся структура Уйгурского каганата, представлявшего конфедерацию племен, не позволяла ханам собирать большие войска и бесконтрольно распоряжаться ими. Племена же были настроены миролюбиво. Они устали от потрясений, произведенных тюрками, и хотели наслаждаться безмятежным покоем. В соответствии с этим настроением Пэйло признал себя вассалом империи, чтобы не вызывать ненужных осложнений. Сын его, Моянчур Гэлэ-хан, унаследовавший престол в 747 г., ежегодно снаряжал посольство в Чанъань, получал подарки и был лоялен к Империи[1433].
Гражданская война. Вступление на престол Уйгурии законного наследника, царевича, шада Моянчура почему-то встретило неожиданное сопротивление народа. Во главе восставших оказался ябгу Тай Бильге-тутук, недавно получивший этот чин из рук ныне покойного хана. «Черный народ передался, но некоторые держали сторону Тай Бильге-тутука и провозгласили его каганом»[1434]. К повстанцам присоединились кидани[1435] и татары; на стороне хана дрались, как можно думать, уйгурские дружины его отца, но многие вельможи оказались его врагами. Ветераны, только что разгромившие тюрок, были более грозной силой, чем народные массы, даже поддержанные восточными соседями. В двухдневном бою при Бюкегюке (?) Моянчур обратил в бегство киданей и татар, после чего полностью подчинил соплеменников. Вельможи понесли тяжелое наказание, скорее всего были казнены[1436]. Простой народ был помилован. Несмотря на это, как только хан откочевал, восстание вспыхнуло снова, причем повстанцы опять пригласили на помощь киданей и татар. Однако последние повстанцы запоздали на месяц. Хан успел победить своих непокорных подданных и в наказание отобрал у них скот и женщин.
С киданями и татарами уйгурское войско столкнулось на северо-западе от Селенги. Уйгуры смяли противника и оттеснили его к берегу реки. Кидани и татары начали отступление, преследуемые уйгурами. По дороге они разделились: кидани отступили благополучно, а татары были настигнуты у «ключа Кэйре и речек Три-Биркю (?)»[1437] и потеряли половину войска, попавшего в плен.
Одновременно с этим походом хану пришлось подавлять новую вспышку восстания своего народа. Необходимо отметить, что хан всячески стремился к компромиссу. Он отпустил захваченных в плен повстанцев и обратился к ним с прочувствованным воззванием: «Из-за низости Тай Бильге-тутука, из-за низости одного-двух именитых ты, мой черный народ, попал в смерть и беду, но ты не должен умирать, не должен страдать! – сказал я. – Снова дай мне твои силы и твою поддержку!». Но дальше он грустно констатирует: «Они не пришли»[1438].
Повстанцы снова были разбиты у оз. Соленый Алтыр (?), и гражданский мир установлен.
Смысл и причины этой внутренней войны крайне неясны, но знаток гражданских войн Фарината делли Уберти утверждал, что в подобных случаях «в бой едва ли шел без причины хоть один боец»[1439]; ожесточение, проявленное в повторных возмущениях, указывает на то, что тут были затронуты кровные интересы масс.
Мы не можем рассматривать эту войну как борьбу низов против знати, так как надпись определенно дважды подчеркивает роль вельмож в руководстве восстанием. Вместе с этим ханское войско состояло, очевидно, не только из аристократов. Поэтому нужно искать другие причины хода событий.
В VII и VIII вв. вся Азия стала полем для распространения прозелитических религий. На западе бурно развивался ислам, на востоке – буддизм, а на севере нашли место вытесненные из Ирана несторианское христианство и манихейство.
Христианская пропаганда в тюркском каганате дала ничтожные результаты, так как тюрки возвели свое собственное мировоззрение в государственный принцип, но падение каганата и разочарование в идеологии войны и победы среди уцелевших от резни родов оказались стимулом для успехов христианской проповеди. Наследниками тюрок в степи были карлуки и басмалы, причем последние включали в свой состав наибольшее количество осколков каганата[1440]. Именно там наибольшие успехи имело христианство, сохранившееся среди потомков басмалов, аргынов, до XIII в.[1441]. Но и на востоке, среди уйгуров, появились христиане, как будет видно далее.
Проблема границ и ее решение. Закончив победоносно гражданскую войну, хан Моянчур встал перед второй политической задачей: какие племена следует включить в свою державу и какие оставить за ее пределами? В условиях степного ландшафта и кочевого быта эта задача приобрела особую сложность, так как нужно было иметь естественные рубежи, например горные хребты, а для этого необходимо было подчинить себе племена, обитавшие к югу от Саян и к западу от Алтая. В противном случае кочевья уйгуров были бы открыты набегам соседей, как показала минувшая война.
Моянчур взялся за дело со всей присущей ему энергией. Весной 750 г. он нанес поражение чикам на р. Кем, т. е. в верховьях Енисея, и добился от них изъявления покорности. Осенью того же года он покорил татар в северо-западной Маньчжурии. Но уже на следующий год какое-то племя на северо-западе[1442] объединилось с кыргызами и чиками для борьбы с уйгурами. Главная опасность была в том, что карлуки собирались поддержать кыргызов и чиков, но, к счастью для уйгуров, они опоздали выступить. Моянчур бросил на чиков тысячный отряд, который быстро усмирил восстание. Немногочисленный заслон уйгуров отогнал летучие отряды кыргызов, а сам хан, с главными силами переправившись на плотах через Черный Иртыш[1443], ударил на карлуков и разбил их у р. Болчу (Урунгу), там, где некогда Кюль-тегин и Тоньюкук нанесли поражение тюргешам. Но этим война не кончилась, так как неизвестная нам группа, которой принадлежала инициатива восстания, уничтожена не была.
В надписи указана дата победы: 18-го числа одиннадцатого месяца. Как считали уйгуры месяцы? Не по-китайски и не по-европейски, так как в обоих случаях Иртыш в одиннадцатый месяц скован льдом. Этот текст позволяет отбросить гипотезу В. В. Бартольда и П. М. Мелиоранского, согласно которой «у древних уйгуров счет месяцев, кажется, совпадал с китайским»[1444]. Тюркское исчисление времени знало лишь десять месяцев с числовыми наименованиями, причем первый тюркский месяц соответствовал третьему китайскому, а первые два месяца имели специальные названия: улуг ай и кичиг ай = большой и малый[1445]. Следовательно, не годится и оно.
Не подходит и Йездигердова эра с персидским календарем, так как тут год начинается 15 марта, а одиннадцатый месяц – бахман – 9 января[1446].
Манихеи применяли вавилонский календарь, по которому первый месяц года – нисан – начинается 3 апреля, а одиннадцатый месяц – шубат – соответствует февралю; следовательно, этот календарь тоже не подходит. Но сирийский календарь, употреблявшийся восточными христианами, несторианами, началом года считает 1 октября, а одиннадцатый месяц – аб – соответствует августу[1447]. Только этот календарь соответствует отмеченному нами факту. Но если так, то, значит, составитель надписи Моянчура был христианином, а так как он несомненно был уйгуром, то отсюда вытекает, что среди уйгурского народа была христианская община.
В этом соображении нет ничего невероятного. Несторианские епископы в Мерве и Герате известны с V в. В 635 г. христианский проповедник Алопянь прибыл в Китай и основал там общину[1448]. Христианские купцы некоторое время конкурировали с еврейскими, в конце концов захватившими в свои руки торговлю между Китаем и Провансом. Торговля велась столь оживленно, что китайский язык стал известен в Хазарии[1449]. В тюркском каганате с его стройной системой идеологических и политических учений не было места чужеземным религиям, но в кочевьях джунгарских тюрок, тесно связанных с караванными путями и торговыми городами, оседали идеи, разносившиеся вместе с товарами по всему миру.
Это предположение нашло непредвиденное подтверждение в ходе событий. Когда в следующий, 752 год война возобновилась, в антиуйгурской коалиции оказались басмалы, тюргеши и «три святых»[1450].
Это странное, явно неэтническое название можно истолковать только одним способом: это христианская община, почитатели Троицы. Хочется думать, что именно они и подняли в 751 г. чиков и кыргызов и оказывали столь упорное сопротивление хану-язычнику. Только в этом случае будут понятны слова надписи: «к карлукам он послал своих людей... В тайге я подыму смуту, сказал он, а вы извне... я хочу с вами соединиться, сказал он»[1451].
Положение было очень серьезно, но Моянчур располагал войском, составленным из ветеранов. Арабский историк Кудама сообщает, что десять токуз-огузов могли справится с сотней карлуков[1452].
Бой произошел в Отукенской черни, т. е. Хангае, в самом сердце Уйгурии. Союзники были разбиты. Уйгуры преследовали карлуков и тюргешей, настигли их и отобрали все имущество. О «трех святых» источник больше не упоминает; очевидно, с ними этот раз было покончено.
Дальше текст надписи сильно испорчен. Видно только, что в 753 г. продолжалась ожесточенная борьба с басмалами и карлуками, к которым присоединились какие-то тюрки, может быть из тех, что укрылись в 650 г. в Алтае[1453]. К 755 г. война закончилась полной победой уйгуров, покоривших восточные кочевья карлуков до Саура и Тарбагатая. Дальше на запад уйгуров не пустили печенеги, кочевья которых в это время распространились до Нижней Волги[1454]. Этот воинственный народ поссорился со всеми соседями: хазарами, кипчаками и гузами. Поэтому жестокая война не прекращалась ни на минуту, что было на руку уйгурам и позволило им установить западную границу.
Добровольное подчинение киданей укрепило восточную границу Уйгурского каганата, а восстание Ань Лушаня и последующие походы в Китай обогатили южные окраины за счет военной добычи. Оставался север, где кыргызы сопротивлялись до 758 г. Потерпев поражение и покорившись, кыргызы не утратили самоуправления. Их глава получил от уйгурского хана титул «Бильге-тонг-эркин»[1455] без приставки «кэхань». Очевидно, тут была какая-то форма зависимости, которую нельзя назвать вассальной потому, чтобы не давать повода для поисков феодальных отношений в обществе, состоявшем из свободных членов общин (огузов) и военнопленных рабов.
Экспансия на север и запад, дойдя до естественных границ, прекратилась. Сами уйгуры называли присоединенные племена «гостями»; победу над тюрками рассматривали как вторичное возвышение своей державы, считали, что «хан на престоле управлял народом как детьми» или «как наседка высиживает свои яйца»[1456].
Несомненно, что нарисованная ими картина процветания и благоденствия приукрашена, но важно, что как идеал здесь выдвинут патриархальный быт вместо всепокоряющей орды.
Уйгуры и их соседи. Выше говорилось, что уйгурская конфедерация племен состояла из господствующего, вернее, руководящего племени токуз-огузов, в которое были инкорпорированы басмалы и восточные карлуки, шесть телесских племен (бугухунь, байрыку, тонгра, сыге и киби), считавшихся юридически равноправными, а так же нескольких покоренных племен, о которых речь впереди. Покоренные племена облагались данью в пользу ханской фамилии Яглакар, происходившей из племени токуз-огузов. Это племя находилось в привилегированном положении не только по сравнению с союзными племенами, но даже относительно басмалов и карлуков, которые «в сражениях всегда шли впереди»[1457], потому что их меньше жалели и берегли.
Самый важный вопрос – взаимоотношения уйгуров с племенами, не входившими в конфедерацию, – проясняется лишь благодаря тибетскому географическому документу VIII в., уже неоднократно цитированному нами[1458].
Согласно этому памятнику, кидани, жившие по берегам Нонни (северо-восточнее Уйгурии), сохраняли известную самостоятельность. Их вожди начали титуловаться хаганами и иногда ссорились с уйгурами, но чаще держались союза с ними из-за застарелой вражды к китайцам. Так же вели себя татабы и кара-киби[1459], т. е. та часть племени киби, которая не вошла в уйгурскую конфедерацию. Севернее этих племен, на Амуре, жили татары, в те времена еще занимавшиеся преимущественно ловлей рыбы, а в Забайкалье – скотоводческое племя долемань (название, не поддающееся интерпретации[1460]). На северной границе Уйгурии находилось Кыргызское ханство, платившее уйгурам дань соболями. Кыргызы по-видимому после разгрома в 711 г., распались на несколько племен[1461], что и облегчило уйгурам установление отношений с ними. Но кроме кыргызов в Южной Сибири обитало несколько крупных племен [семь племен йедре (по-видимому, саяно-алтайские угры, предки шорцев) и племя кучугур – ку-кижи – алтайские лебединцы[1462] ], которые находились в постоянной войне с уйгурами.
Война эта изнуряла Уйгурию и не позволяла уйгурским ханам сосредоточить внимание на других участках границы, где положение было столь же напряженным. О размерах угрозы со стороны Сибири дают представление фантастические рассказы о быконогих людоедах, живущих на севере, о бессмертном великане и о страшных зверях, нападающих на людей. Общий смысл этих рассказов только один: указать на опасность, грозящую с севера, и в этом уйгуры были недалеки от истины[1463].
На Алтае и южнее его тибетский географ помещает два народа.
Один находится в стране столь закрытой, что карлуки не могут в нее проникнуть. Он подчинен вождю с титулом Ики иль кур эркин[1464], т. е. вождь двух племенных объединений. Несомненно, это остатки тюрок, укрывшихся в горах Южного Алтая и учредивших там привычную для них систему «толис-тардуш», отражением которой стали кости толис и тодош, живших около Телецкого озера и в долине Чуй[1465].
Второй народ – ибилькур, происходившего от тюрок Кюлюг-кюльчура[1466], – это чумугунь, единственное из чуйских племен, сохранившее в середине VIII в. самостоятельность, несмотря на то что оно находилось между карлуками и тюргешами[1467]. Владения этого племени располагались по западную сторону Тарбагатая[1468]. В Джунгарии кроме хорошо известных басмалов и карлуков жили байрыку – по-видимому, какая-то часть этого многочисленного племени, сражавшаяся в 747 г. против уйгуров на стороне басмалов и поселившаяся вместе со своими друзьями[1469]. Второе племя – ограк, жившее восточнее тюргешей, – одно из исконных племен Джунгарии, известное еще в I в. до н. э. под названием уге[1470]. Тюргеши, вернее, осколок этого народа, также были верными союзниками уйгуров, сохраняя накопившуюся вражду к арабам, господствовавшим в оазисах Средней Азии. Западнее располагались племена враждебные уйгурам: печенеги и «черные всадники»[1471], под которыми думается, надо понимать черных тюргешей, точнее, тех тюргешей, которые не подчинились добровольно уйгурам.
Везде – на востоке, севере и западе – в VIII в. племена раскалывались, дробились и объединялись в новых комбинациях, потому что культура, вторгшаяся в степь через Иран, ставила новые задачи и выдвигала иной принцип для объединения людей. Этим принципом оказалось вероисповедание.
Смена веры. Можно предположить что с событиями, сопровождавшими возникновение Уйгурского каганата, связана перемена идеологии, так как в эту эпоху в Уйгурии появилась государственная религия, что было новостью для внутренней Азии. Хунны, тюрки и древние монголы почитали «Вечное небо» правосудный источник жизни, мировой порядок, отличая его от материального «Голубого неба»[1472] и не отождествляя его культа с культом предков. Оба эти культа по своей природе не могли быть прозелитическими: Вечное небо общечеловечно, и вера в него свойственна всем народам, а предки – свои, и чужие их не должны почитать[1473]. Сходный культ Неба-Земли был и у уйгуров, но при Идигань-хане он сменился манихейством[1474].
Уйгурские христиане сделали роковую ошибку, оказавшись во время гражданской войны в числе противников хана. Их влияние пошло на убыль, и это расчистило дорогу манихеям.
Сам хан Моянчур исповедовал старую религию. Это видно из текста его надписи: "Я прожил лето в своем чыт, там я устроил яка (яка якала-дым) "[1475]. Слово «яка» оставлено Рамстедтом без перевода, но вариант его значения открыт С. Е. Маловым – «плата» иногда «аренда»[1476]. В данном контексте это благодарственное моление за удачный поход.