Страница:
– А у вас чем-то лицо немножко испачкано, - этак небрежно сообщил Алешка.
– Где немножко? - забеспокоился Арчил. - Один щека, да?
– Обе, - сказал Алешка. - И шея. Почти вся. И почему-то лоб. Почти весь. И оба уха. Немножко.
Арчил подозрительно посмотрел на него и повернулся ко мне:
– Он правильно говорит?
Я кивнул, сдерживая улыбку.
– Вы какой-то краской испачкались.
– Как я мог? - Арчил пожал плечами.
В общем, мы откачали немного бензина из мопеда и протерли Арчилу лицо. А Лешка при этом незаметно промыл в бензине и кисточку для бритья.
– Арчил теперь пахнет, как бензиновый бочка. - Наш снежный человек раздувал ноздри и морщился. - Который девушка с цветами убежал, я понимаю: испугался. А который ГАИ? Зачем вдруг честь отдавал?
– Он подумал, что вы из спецназа и на операцию едете. Спецназовцы всегда свои лица разрисовывают, - сказал я. - Или маски надевают.
Продолжая ворчать, Арчил ушел в саклю. Наверное, зеркало искать.
– А ты зачем зеркало спер? - спросил я Алешку.
– Надо! - как обычно подробно и обстоятельно объяснил он.
Наступила ночь. Над морем поднялась луна и заглянула к нам в окошко. Положила на пол косые квадраты света.
Алешка уснул. Я тихонько выбрался из дома и пошел к колодцу. Проверить свою версию.
Присел на край, включил фонарик. Точно - воды в колодце не было. Вернее, она была, но на самом дне. Значит, идея моя правильная. Колодец как-то связан с морем, и во время отлива он осушается. Совсем или не совсем. В зависимости, как сказали бы ученые, от фазы луны. Чем больше фаза, тем круче отлив. И тем меньше воды в колодце.
Я погасил фонарик и вернулся в дом. Алешка крепко спал.
– Колодец проверял? - спросил он вдруг ясным голосом. - Мы его завтра зеркалами проверим. Я прибор придумал. - И отвернулся к стенке.
Алешка, забросив все другие дела и даже развлечения, полдня возился с каким-то прибором. Притащил из-за сакли длинную ржавую трубу и пытался закрепить в ее концах два зеркала. Одно - наше, а другое Арчилово.
Я пригляделся к его стараниям.
– Здорово изобрел? - гордо спросил Алешка. - Одно зеркало вот так, под углом. Другое вот эдак, под другим углом. Опускаем трубу в колодец и смотрим, что там на его дне, какие там явления. - И он гордо повторил вопрос: - Здорово изобрел?
– Здорово, - сказал я. - Перископ называется. Его сотни лет назад изобрели.
– А я и не знал, - огорчился Алешка. - Столько времени потратил, пока придумал.
Да, придумал он здорово. Но придумать - мало, нужно еще и сделать.
Я взялся ему помогать. Мы провозились до вечера, но ничего у нас не получилось - закрепить зеркала нужным образом оказалось невозможным. Мы плюнули на свой недоделанный перископ и пошли купаться.
Море застыло, как холодный суп. Солнце садилось в него багровым кругом. Вся даль затянулась каким-то густым маревом.
– Плохой ветер будет, - сказал Арчил, когда мы выбрались на берег. - Буря, да.
Он оказался прав. Вскоре вдруг стемнело, непривычно и тревожно. С моря сначала ударил ветер, такой, что наш домик вздрогнул от его неожиданной силы. А потом на берег ринулись волны. Это было красиво и страшно. Огромный темно-зеленый (почти черный) вал вырастал где-то в темноте, несся к берегу и злобно обрушивался на него. Убегал, бурля, назад, в море, а за ним вставал другой. И так без конца.
Было очень шумно. Шумел ветер, шумели волны. А больше всего шумели камни. Оттуда, где у Песчаной косы кончался пляж и начинался галечный берег, шел непрерывный жесткий рокот. Каждая очередная волна сначала несла здоровенные булыжники на берег, а возвращаясь в море, тащила их обратно. Грохотало так, будто взад-вперед зачем-то катались по берегу тяжелые танки.
Алешка прилип к окну - он был в восторге, особенно когда самая прыткая волна бросала в стекло твердые брызги. А мне было неспокойно. Все время казалось, что либо ветер сорвет с места и погонит вдоль ущелья наш легкий домик, либо его смоет крутая волна, и мы поплывем по бурному морю, покачиваясь с боку на бок.
…Шторм шумел и бушевал почти всю ночь. И стих как-то сразу. Будто оборвался.
Когда мы вышли утром на берег, то не узнали ни самого берега, ни лежащего возле него моря. Оно вроде успокоилось, но будто тяжело вздыхало после своего ночного выступления - бугрилось плоскими валами и было такое мутное, что мы даже купаться не стали. А вместо этого мы стали бродить по берегу и разглядывать на нем много нового. То, что выкинуло за ночь море. Будто оно давно копило в себе этот мусор, а потом озверело и вышвырнуло его за порог. Добрым людям на радость.
Чего тут только не было! Растекшиеся на грязном, перемешанном песке медузы. Полуживые крабы. Какие-то щепки и обрывки веревок. Мятое железное ведро. Расколотое ведро пластмассовое. Длинное весло со шлюпки. Спасательный круг - красно-белый с надписью «Пермяк». Пластиковые бутылки. Капитанская фуражка, такая грязная, что мы ее сразу и не признали, а подумали сначала, что это какой-то неизвестный нам обитатель моря.
А возле самой косы обнаружили… свой воздушный шар «имени Крякутина». Не весь, конечно, - от его оболочки не осталось ни клочка, ни буковки, зато сеть оказалась цела и невредима. Только сбилась в комок и замусорилась водорослями, щепками, кусками пенопласта.
Мы оттащили ее подальше, в укромное сухое место, расправили и распутали и растянули для просушки.
– Мы потом ее незаметно Арчилу подложим, да? - сказал Алешка. - Он и не заметит.
Надеюсь. Но хоть что-то вернем из его имущества.
Такой момент скоро настал. Арчил опять собрался в город. Мы сделали вид, что совершенно случайно нашли его зеркальце (за бочку завалилось почему-то), и Арчил внимательно осмотрел себя. Остался доволен.
– Красивый, да? - спросил он нас. - Тамара ахнет, да?
Она бы сильнее ахнула вчера, прочел я в шкодливом Алешкином взгляде.
Арчил оседлал свой мопед, как джигит вороного коня, и снова повторил свои наставления.
Мы изо всех сил покивали и пообещали весь день смирно сидеть дома.
– Я рисовать буду, - соврал Алешка.
– А я буду смотреть, как он рисует, - соврал я.
– И я буду смотреть, когда вернусь, - Арчил, один из нас троих, сказал правду.
Как только затих наверху шум и треск его железного коня, мы сбегали за сетью, аккуратно свернули ее и притащили в саклю.
– Где она лежала? - спросил я.
– Вон там, в углу, - Алешке уже было не до сетки, он уже примерялся к шашке на стене.
Я отодвинул немного в сторону бочки и уже готов был бухнуть в угол сеть, как что-то там привлекло мое внимание. В углу лежала аккуратно свернутая веревка, очень прочная - сразу видно. И в нее были ввязаны короткие толстые бруски.
– Леха, - позвал я. - Иди-ка посмотри.
– Щас, - Алешка все подпрыгивал на топчане, пытаясь достать шашку. - Ну, чего там?
Он подошел, разглядел веревку с палками и присвистнул:
– Не слабо, Дим! Это ж веревочная лестница!
Да, не слабо. И кто, интересно, по ней лазает? Арчил? И куда, скажите мне, пожалуйста? На крышу сакли? В монастырь? И тут Алешка разом ответил на мои немые вопросы.
– По ней, Дим, не вверх забираются, а вниз спускаются. - Он помолчал. - Ну а потом опять вверх лезут. Вот так фишка!
Мы переглянулись. И, как это у нас часто бывает, поняли друг друга без слов.
– Я - первый! - взвизгнул Алешка. - Младшим надо уступать! Скажешь - нет?
– Не тот случай, - возразил я.
– Тот, тот! - завопил Алешка и вцепился в лестницу. - Как на шаре летать, так ты первый! А как в колодец лезть, так я второй!
Я даже растерялся от такого его нахальства. Сам меня на тот шар посадил, можно сказать, и сам теперь упрекает. А я чуть в Турцию из-за него не улетел!
– Тогда никто не полезет! - твердо сказал я. - Я так решил - я старше.
– А я умней! - выпалил Алешка. Правда, тут же повинился: - Я пошутил, Дим. - И обрадовал: - Мы оба дураки.
– Почему это? - разом обиделся за нас обоих я.
– Мы вот спорим, а сами и не подумали - чья это лестница?
Ясно - чья. Арчилова.
Ага, тут и до меня стало доходить. Ведь он нам все время говорил, что очень хочет, но никак не может забраться в монастырь. Ну нет туда никакого пути. А сам, значит, лазает.
Все это я выпалил Алешке.
– А причем здесь монастырь? - невинно так удивился Алешка. - Он в колодец спускается.
– Зачем? За водичкой? Так она соленая. Проще в море набрать.
И тут нам стало ясно - там, в этом колодце кроется разгадка монастыря и его черных монахов.
– Ладно, - сказал Алешка. - Лезь первый. Так и быть. Ты старше, а я…
Он, наверное, хотел сказать, что не такой он дурак, чтобы первым лезть в таинственный колодец. А я, значит, такой…
Мы подхватили лестницу и помчались к колодцу. И вот теперь мне стало ясно, зачем в его края вделаны стальные скобы - как ручки у кастрюльки. Дело в том, что на одном конце лестницы был прикреплен мощный карабин. Мы его на одной скобе так и защелкнули. Лестница упала вниз и закачалась, повиснув во всю глубину.
Воды в колодце сейчас было мало. Если смотреть сверху - на метр, не больше от его дна, усеянного камушками.
– Ты камешки собери, - посоветовал Алешка. - Несколько штук, вдруг это золотые самородки. Или драгоценные камни. Мы тогда Арчилу сто банок чернил купим.
– Зачем ему столько? - я снял футболку и шорты, остался в плавках - а то вдруг сорвусь в воду, - и начал спускаться в колодец.
Сколько раз я видел в цирке и в кино, как легко и ловко артисты лазают по таким лестницам. У меня получалось совсем по-другому. Лестница шевелилась подо мной, как живая, деревянные ступеньки норовили вырваться из-под ног. Я все время стукался о стенки колодца то боком, то спиной, то коленками. А один раз даже лбом. Хорошо еще, что стенки колодца были совершенно гладкие, будто кто-то просверлил его в толще скалы громадным сверлом. Но, наверное, так отполировала его вода за многие сотни, а то и тысячи лет.
Иногда я задирал голову и видел над собой круглое светлое пятно, в котором торчала Алешкина голова. Он все время подавал мне советы:
– Осторожней, Дим. Не сорвись. А то как бахнешься! Ну что ты ползешь, как черепаха?
Где это он видел ползающих по веревочной лестнице черепах?
Но вот я почти у самого дна. До воды - полметра. И вот что странно. Я на самом дне колодца, а здесь светло. Ну, не так, конечно, как наверху, но все видно: воду, почему-то пузырьки воздуха в ней, камешки на дне…
– Ну что, Дим? Чего-нибудь увидел? - Алешкин голос прозвучал неожиданно гулко, будто он кричал в трубу. Собственно говоря, так оно и есть. А я - на дне той трубы.
Я поднял голову и крикнул в ответ:
– Ничего тут нет! Вода да камни!
– Дим! А ты нырни! Под водой посмотри!
Вот еще! А впрочем…
Я спустился еще ниже. Прямо в воду. Выпустил перекладину и ухнулся в воду. Встал ногами на дно. Вода теплая, мне по шейку.
Я подумал, подумал и решился. Окунулся с головой и осмотрелся. Вот так так!… В самом низу дно колодца уходило вбок, и в скале было круглое отверстие. И самое удивительное - там был свет. Не яркий, не солнечный, но явственный.
Выскочив на поверхность, я встал на ноги, придерживаясь за нижнюю перекладину лестницы. Отдышался.
– Ну что, Дим? - в Алешкином голосе смешались, как в коктейле, беспокойство и лютое любопытство.
– Леха! - заорал я. - Тут дыра! Куда-то в скалу! И там свет!
– Я лезу к тебе!
– Подожди! Ты не волнуйся, я подольше нырну. Посмотрю.
– Осторожно, Дим! Не захлебнись! А то мне от родителей попадет!
– Ладно! - Я как следует продышался и нырнул.
Страшно было соваться в эту дыру. Очень страшно! Вдруг застряну? Или вдруг там какое-нибудь подземно-подводное чудище живет? Отхватит еще голову своими щупальцами. Или сидит там где-нибудь в укромном уголке черный монах и играет собственным черепом…
Но я поплыл. Дыра была достаточно широка. Размерами она походила на лежащую на боку бензиновую бочку.
Я проплыл чуть-чуть, и моя голова оказалась над водой… Вот это да!
Тут же, вдохнув воздуха, я бросился назад, вынырнул и шустро полез наверх.
Алешкино лицо надо мной выражало, кроме интереса, еще и страх. Он, наверное, подумал, что за мной кто-то гонится.
Я поднялся до верха, положил руки на край колодца и отдышался.
– Ну что, Дим? Там полно монахов, да? И черепов?
– Я тут подышу немножко, - сказал я, - а ты пока сбегай за фонариком. И полиэтиленовый пакет захвати.
– А шашку, Дим?
Я молча показал ему кулак.
Алешка тут же исчез. И вскоре вернулся, на бегу сбрасывая с себя футболку.
Я замотал фонарик в пакет и стал спускаться. Алешка, дождавшись когда я достигну дна, ринулся за мной. У него спуск прошел несравненно ловчее.
За это время уровень воды еще понизился. Мы стояли рядом в воде - я по пояс, Алешка по грудь, - и я инструктировал его, хотя вообще-то нырял и плавал он здорово, тут за него можно было не бояться.
– Как я окунусь, - говорил я, - хватай меня за пятку, понял?
– За правую? - уточнил он.
– Какая подвернется. Готов?
Мы продышались, нырнули, поплыли - вынырнули.
– Вот это фишка! - восхищенно выдохнул Алешка.
Да, это была фишка. Мы находились как бы в большой полутемной комнате. Вправо от нас уходил куда-то в темноту низкий сводчатый коридор. Слева из воды поднимались каменные ступени и исчезали где-то в стене. Часть из них, самые нижние, были влажные и заросшие зеленью. Видно было, что их время от времени заливает поднимающейся водой.
Воды здесь, кстати, было не много, так же, как и в колодце - мне по пояс, Лешке - по грудь. Мы прошагали к ступеням, взобрались на них.
Сложные чувства мы испытывали. Восторг, жуткое любопытство. И еще одно - о нем не скажу. Попробуйте сами оказаться в таком месте - поймете.
Ступени становились все уже. И становилось все темнее. И холоднее. Я включил фонарик. Мы взбирались все выше и выше по каменной винтовой лестнице. Вскоре она стала совсем узкой, и временами мы задевали локтями за холодные стены. Здорово кто-то здесь поработал сотни лет назад! Наш фонарик выхватывал из темноты полустертые ступени, неровные стены. И я заметил, когда мы уже запыхались, что луч его становится все тускнее. Потому что откуда-то сверху проникал дневной свет. Наконец я выключил фонарик.
И чуть было не треснулся лбом - проем в конце лестницы был очень низкий. А за ним начался длинный коридор. Слева - окна, затянутые снаружи колючими ветками зарослей. А вот справа - двери и двери. Ну, не совсем двери. Дверей, как таковых, чтобы открывались и закрывались, не было - одни только сводчатые проемы. Входы к «етим самый кельим».
Вырубленные в скале комнаты. Причем, вырубленные не просто, а я бы сказал, с некоторым оформлением интерьера. В каждой келье оставлено возвышение у одной стены, вроде лежанки. Напротив нее - большой, кубической формы камень - что-то вроде стола, а рядом с ним - камень поменьше - стул со спинкой. По стенам - ниши, заставленные коллекциями черепов. И каждый череп, как мы разглядели, и правда с дыркой.
А в одной келье черепа были сложены в углу горкой. И на каждом висела бирочка с какими-то надписями.
Картина, я вам скажу, та еще. Как в фильме ужасов. Только здесь все не на экране, а в нашей собственной жизни…
В конце коридора - свет. Это, оказалось, та самая дверь, которую мы разглядели с «плохой» тропы через пропасть.
Алешка разглядывал все с живейшим интересом, без капельки страха. И все время что-то ворчал чуть слышно. А потом выдал:
– Дим, там внизу, в колодце, эта дырка, мне кажется, не вход, а выход.
– Не понял.
– Вход в другом месте. Мы с тобой, конечно, кое-что нашли. Но совсем не то, что нужно.
Опять пацан загадками заговорил.
Мы еще побродили по этому необычному монастырю, выглянули в одно из окошек. Под нами виднелись крыши сакли и бунгало, блестящие на солнце стекла теплицы, а перед нами было бескрайнее море, по которому… неторопливо чапала лайба под кличкой «Тропик».
– Понял? - просто спросил меня Алешка.
– Нет, - так же просто ответил я.
– В этом монастыре сейчас обитают вовсе не черные монахи. Здесь обитают черные люди. Жулики и бандиты.
Я даже не стал спрашивать, как он догадался. Я только спросил:
– А атаман у них - Арчил, да?
– Не думаю, - Алешка многозначительно покачал головой. - Мне кажется, у него совсем другая роль.
А какая именно, точно мы узнали довольно скоро. Но совершенно случайно.
– Я тебе дома кое-что покажу, - сказал Алешка. - И ты тоже поймешь.
Мы выбрались из монастыря тем же путем, каким туда и попали, вытянули лестницу и уложили ее на место.
– Лех, - сказал я, - а я догадался, когда Арчил в колодец лазил. В ту ночь - помнишь? - когда я заметил, что в колодце совсем нет воды. Арчил плавать-то не умеет.
– А череп на колодце?
– Он его нарочно там поставил. Чтобы нас напугать. Чтобы мы к колодцу не подходили.
– Заботливый какой… Зачем он только туда шастает?
Мы пошли к себе. Алешка быстренько, поглядывая в окошко, накидал этюд под названием «Море без горизонта», чтобы было чем отчитаться перед Арчилом. Этюд получился простенький - Алешка закрасил весь лист бледно-голубым. Вышло очень красиво. Кстати, Арчилу потом рисунок очень понравился. Он даже выпросил его у Алешки и повесил в сакле. «Какой хороший картина, да! Как хочешь смотри - вверх ногами, двумя боками, все равно красивое море и красивое небо, да!» - вот как он оценил этот творческий изыск моего братца.
Закончив с рисованием, Алешка выдвинул ящик тумбочки, что-то достал из него и, разложив на столе, гордо спросил:
– Ну, Дим, что скажешь?
Я посмотрел. А что тут скажешь? Ну, лежат на столе три куска пенопласта. Тут много не скажешь.
Зато Алешка нашел, что сказать. Вернее, приказать:
– Когда Арчил вернется, выпросишь у него его «турундыку». Под твою ответственность.
Глава VII
– Где немножко? - забеспокоился Арчил. - Один щека, да?
– Обе, - сказал Алешка. - И шея. Почти вся. И почему-то лоб. Почти весь. И оба уха. Немножко.
Арчил подозрительно посмотрел на него и повернулся ко мне:
– Он правильно говорит?
Я кивнул, сдерживая улыбку.
– Вы какой-то краской испачкались.
– Как я мог? - Арчил пожал плечами.
В общем, мы откачали немного бензина из мопеда и протерли Арчилу лицо. А Лешка при этом незаметно промыл в бензине и кисточку для бритья.
– Арчил теперь пахнет, как бензиновый бочка. - Наш снежный человек раздувал ноздри и морщился. - Который девушка с цветами убежал, я понимаю: испугался. А который ГАИ? Зачем вдруг честь отдавал?
– Он подумал, что вы из спецназа и на операцию едете. Спецназовцы всегда свои лица разрисовывают, - сказал я. - Или маски надевают.
Продолжая ворчать, Арчил ушел в саклю. Наверное, зеркало искать.
– А ты зачем зеркало спер? - спросил я Алешку.
– Надо! - как обычно подробно и обстоятельно объяснил он.
Наступила ночь. Над морем поднялась луна и заглянула к нам в окошко. Положила на пол косые квадраты света.
Алешка уснул. Я тихонько выбрался из дома и пошел к колодцу. Проверить свою версию.
Присел на край, включил фонарик. Точно - воды в колодце не было. Вернее, она была, но на самом дне. Значит, идея моя правильная. Колодец как-то связан с морем, и во время отлива он осушается. Совсем или не совсем. В зависимости, как сказали бы ученые, от фазы луны. Чем больше фаза, тем круче отлив. И тем меньше воды в колодце.
Я погасил фонарик и вернулся в дом. Алешка крепко спал.
– Колодец проверял? - спросил он вдруг ясным голосом. - Мы его завтра зеркалами проверим. Я прибор придумал. - И отвернулся к стенке.
Алешка, забросив все другие дела и даже развлечения, полдня возился с каким-то прибором. Притащил из-за сакли длинную ржавую трубу и пытался закрепить в ее концах два зеркала. Одно - наше, а другое Арчилово.
Я пригляделся к его стараниям.
– Здорово изобрел? - гордо спросил Алешка. - Одно зеркало вот так, под углом. Другое вот эдак, под другим углом. Опускаем трубу в колодец и смотрим, что там на его дне, какие там явления. - И он гордо повторил вопрос: - Здорово изобрел?
– Здорово, - сказал я. - Перископ называется. Его сотни лет назад изобрели.
– А я и не знал, - огорчился Алешка. - Столько времени потратил, пока придумал.
Да, придумал он здорово. Но придумать - мало, нужно еще и сделать.
Я взялся ему помогать. Мы провозились до вечера, но ничего у нас не получилось - закрепить зеркала нужным образом оказалось невозможным. Мы плюнули на свой недоделанный перископ и пошли купаться.
Море застыло, как холодный суп. Солнце садилось в него багровым кругом. Вся даль затянулась каким-то густым маревом.
– Плохой ветер будет, - сказал Арчил, когда мы выбрались на берег. - Буря, да.
Он оказался прав. Вскоре вдруг стемнело, непривычно и тревожно. С моря сначала ударил ветер, такой, что наш домик вздрогнул от его неожиданной силы. А потом на берег ринулись волны. Это было красиво и страшно. Огромный темно-зеленый (почти черный) вал вырастал где-то в темноте, несся к берегу и злобно обрушивался на него. Убегал, бурля, назад, в море, а за ним вставал другой. И так без конца.
Было очень шумно. Шумел ветер, шумели волны. А больше всего шумели камни. Оттуда, где у Песчаной косы кончался пляж и начинался галечный берег, шел непрерывный жесткий рокот. Каждая очередная волна сначала несла здоровенные булыжники на берег, а возвращаясь в море, тащила их обратно. Грохотало так, будто взад-вперед зачем-то катались по берегу тяжелые танки.
Алешка прилип к окну - он был в восторге, особенно когда самая прыткая волна бросала в стекло твердые брызги. А мне было неспокойно. Все время казалось, что либо ветер сорвет с места и погонит вдоль ущелья наш легкий домик, либо его смоет крутая волна, и мы поплывем по бурному морю, покачиваясь с боку на бок.
…Шторм шумел и бушевал почти всю ночь. И стих как-то сразу. Будто оборвался.
Когда мы вышли утром на берег, то не узнали ни самого берега, ни лежащего возле него моря. Оно вроде успокоилось, но будто тяжело вздыхало после своего ночного выступления - бугрилось плоскими валами и было такое мутное, что мы даже купаться не стали. А вместо этого мы стали бродить по берегу и разглядывать на нем много нового. То, что выкинуло за ночь море. Будто оно давно копило в себе этот мусор, а потом озверело и вышвырнуло его за порог. Добрым людям на радость.
Чего тут только не было! Растекшиеся на грязном, перемешанном песке медузы. Полуживые крабы. Какие-то щепки и обрывки веревок. Мятое железное ведро. Расколотое ведро пластмассовое. Длинное весло со шлюпки. Спасательный круг - красно-белый с надписью «Пермяк». Пластиковые бутылки. Капитанская фуражка, такая грязная, что мы ее сразу и не признали, а подумали сначала, что это какой-то неизвестный нам обитатель моря.
А возле самой косы обнаружили… свой воздушный шар «имени Крякутина». Не весь, конечно, - от его оболочки не осталось ни клочка, ни буковки, зато сеть оказалась цела и невредима. Только сбилась в комок и замусорилась водорослями, щепками, кусками пенопласта.
Мы оттащили ее подальше, в укромное сухое место, расправили и распутали и растянули для просушки.
– Мы потом ее незаметно Арчилу подложим, да? - сказал Алешка. - Он и не заметит.
Надеюсь. Но хоть что-то вернем из его имущества.
Такой момент скоро настал. Арчил опять собрался в город. Мы сделали вид, что совершенно случайно нашли его зеркальце (за бочку завалилось почему-то), и Арчил внимательно осмотрел себя. Остался доволен.
– Красивый, да? - спросил он нас. - Тамара ахнет, да?
Она бы сильнее ахнула вчера, прочел я в шкодливом Алешкином взгляде.
Арчил оседлал свой мопед, как джигит вороного коня, и снова повторил свои наставления.
Мы изо всех сил покивали и пообещали весь день смирно сидеть дома.
– Я рисовать буду, - соврал Алешка.
– А я буду смотреть, как он рисует, - соврал я.
– И я буду смотреть, когда вернусь, - Арчил, один из нас троих, сказал правду.
Как только затих наверху шум и треск его железного коня, мы сбегали за сетью, аккуратно свернули ее и притащили в саклю.
– Где она лежала? - спросил я.
– Вон там, в углу, - Алешке уже было не до сетки, он уже примерялся к шашке на стене.
Я отодвинул немного в сторону бочки и уже готов был бухнуть в угол сеть, как что-то там привлекло мое внимание. В углу лежала аккуратно свернутая веревка, очень прочная - сразу видно. И в нее были ввязаны короткие толстые бруски.
– Леха, - позвал я. - Иди-ка посмотри.
– Щас, - Алешка все подпрыгивал на топчане, пытаясь достать шашку. - Ну, чего там?
Он подошел, разглядел веревку с палками и присвистнул:
– Не слабо, Дим! Это ж веревочная лестница!
Да, не слабо. И кто, интересно, по ней лазает? Арчил? И куда, скажите мне, пожалуйста? На крышу сакли? В монастырь? И тут Алешка разом ответил на мои немые вопросы.
– По ней, Дим, не вверх забираются, а вниз спускаются. - Он помолчал. - Ну а потом опять вверх лезут. Вот так фишка!
Мы переглянулись. И, как это у нас часто бывает, поняли друг друга без слов.
– Я - первый! - взвизгнул Алешка. - Младшим надо уступать! Скажешь - нет?
– Не тот случай, - возразил я.
– Тот, тот! - завопил Алешка и вцепился в лестницу. - Как на шаре летать, так ты первый! А как в колодец лезть, так я второй!
Я даже растерялся от такого его нахальства. Сам меня на тот шар посадил, можно сказать, и сам теперь упрекает. А я чуть в Турцию из-за него не улетел!
– Тогда никто не полезет! - твердо сказал я. - Я так решил - я старше.
– А я умней! - выпалил Алешка. Правда, тут же повинился: - Я пошутил, Дим. - И обрадовал: - Мы оба дураки.
– Почему это? - разом обиделся за нас обоих я.
– Мы вот спорим, а сами и не подумали - чья это лестница?
Ясно - чья. Арчилова.
Ага, тут и до меня стало доходить. Ведь он нам все время говорил, что очень хочет, но никак не может забраться в монастырь. Ну нет туда никакого пути. А сам, значит, лазает.
Все это я выпалил Алешке.
– А причем здесь монастырь? - невинно так удивился Алешка. - Он в колодец спускается.
– Зачем? За водичкой? Так она соленая. Проще в море набрать.
И тут нам стало ясно - там, в этом колодце кроется разгадка монастыря и его черных монахов.
– Ладно, - сказал Алешка. - Лезь первый. Так и быть. Ты старше, а я…
Он, наверное, хотел сказать, что не такой он дурак, чтобы первым лезть в таинственный колодец. А я, значит, такой…
Мы подхватили лестницу и помчались к колодцу. И вот теперь мне стало ясно, зачем в его края вделаны стальные скобы - как ручки у кастрюльки. Дело в том, что на одном конце лестницы был прикреплен мощный карабин. Мы его на одной скобе так и защелкнули. Лестница упала вниз и закачалась, повиснув во всю глубину.
Воды в колодце сейчас было мало. Если смотреть сверху - на метр, не больше от его дна, усеянного камушками.
– Ты камешки собери, - посоветовал Алешка. - Несколько штук, вдруг это золотые самородки. Или драгоценные камни. Мы тогда Арчилу сто банок чернил купим.
– Зачем ему столько? - я снял футболку и шорты, остался в плавках - а то вдруг сорвусь в воду, - и начал спускаться в колодец.
Сколько раз я видел в цирке и в кино, как легко и ловко артисты лазают по таким лестницам. У меня получалось совсем по-другому. Лестница шевелилась подо мной, как живая, деревянные ступеньки норовили вырваться из-под ног. Я все время стукался о стенки колодца то боком, то спиной, то коленками. А один раз даже лбом. Хорошо еще, что стенки колодца были совершенно гладкие, будто кто-то просверлил его в толще скалы громадным сверлом. Но, наверное, так отполировала его вода за многие сотни, а то и тысячи лет.
Иногда я задирал голову и видел над собой круглое светлое пятно, в котором торчала Алешкина голова. Он все время подавал мне советы:
– Осторожней, Дим. Не сорвись. А то как бахнешься! Ну что ты ползешь, как черепаха?
Где это он видел ползающих по веревочной лестнице черепах?
Но вот я почти у самого дна. До воды - полметра. И вот что странно. Я на самом дне колодца, а здесь светло. Ну, не так, конечно, как наверху, но все видно: воду, почему-то пузырьки воздуха в ней, камешки на дне…
– Ну что, Дим? Чего-нибудь увидел? - Алешкин голос прозвучал неожиданно гулко, будто он кричал в трубу. Собственно говоря, так оно и есть. А я - на дне той трубы.
Я поднял голову и крикнул в ответ:
– Ничего тут нет! Вода да камни!
– Дим! А ты нырни! Под водой посмотри!
Вот еще! А впрочем…
Я спустился еще ниже. Прямо в воду. Выпустил перекладину и ухнулся в воду. Встал ногами на дно. Вода теплая, мне по шейку.
Я подумал, подумал и решился. Окунулся с головой и осмотрелся. Вот так так!… В самом низу дно колодца уходило вбок, и в скале было круглое отверстие. И самое удивительное - там был свет. Не яркий, не солнечный, но явственный.
Выскочив на поверхность, я встал на ноги, придерживаясь за нижнюю перекладину лестницы. Отдышался.
– Ну что, Дим? - в Алешкином голосе смешались, как в коктейле, беспокойство и лютое любопытство.
– Леха! - заорал я. - Тут дыра! Куда-то в скалу! И там свет!
– Я лезу к тебе!
– Подожди! Ты не волнуйся, я подольше нырну. Посмотрю.
– Осторожно, Дим! Не захлебнись! А то мне от родителей попадет!
– Ладно! - Я как следует продышался и нырнул.
Страшно было соваться в эту дыру. Очень страшно! Вдруг застряну? Или вдруг там какое-нибудь подземно-подводное чудище живет? Отхватит еще голову своими щупальцами. Или сидит там где-нибудь в укромном уголке черный монах и играет собственным черепом…
Но я поплыл. Дыра была достаточно широка. Размерами она походила на лежащую на боку бензиновую бочку.
Я проплыл чуть-чуть, и моя голова оказалась над водой… Вот это да!
Тут же, вдохнув воздуха, я бросился назад, вынырнул и шустро полез наверх.
Алешкино лицо надо мной выражало, кроме интереса, еще и страх. Он, наверное, подумал, что за мной кто-то гонится.
Я поднялся до верха, положил руки на край колодца и отдышался.
– Ну что, Дим? Там полно монахов, да? И черепов?
– Я тут подышу немножко, - сказал я, - а ты пока сбегай за фонариком. И полиэтиленовый пакет захвати.
– А шашку, Дим?
Я молча показал ему кулак.
Алешка тут же исчез. И вскоре вернулся, на бегу сбрасывая с себя футболку.
Я замотал фонарик в пакет и стал спускаться. Алешка, дождавшись когда я достигну дна, ринулся за мной. У него спуск прошел несравненно ловчее.
За это время уровень воды еще понизился. Мы стояли рядом в воде - я по пояс, Алешка по грудь, - и я инструктировал его, хотя вообще-то нырял и плавал он здорово, тут за него можно было не бояться.
– Как я окунусь, - говорил я, - хватай меня за пятку, понял?
– За правую? - уточнил он.
– Какая подвернется. Готов?
Мы продышались, нырнули, поплыли - вынырнули.
– Вот это фишка! - восхищенно выдохнул Алешка.
Да, это была фишка. Мы находились как бы в большой полутемной комнате. Вправо от нас уходил куда-то в темноту низкий сводчатый коридор. Слева из воды поднимались каменные ступени и исчезали где-то в стене. Часть из них, самые нижние, были влажные и заросшие зеленью. Видно было, что их время от времени заливает поднимающейся водой.
Воды здесь, кстати, было не много, так же, как и в колодце - мне по пояс, Лешке - по грудь. Мы прошагали к ступеням, взобрались на них.
Сложные чувства мы испытывали. Восторг, жуткое любопытство. И еще одно - о нем не скажу. Попробуйте сами оказаться в таком месте - поймете.
Ступени становились все уже. И становилось все темнее. И холоднее. Я включил фонарик. Мы взбирались все выше и выше по каменной винтовой лестнице. Вскоре она стала совсем узкой, и временами мы задевали локтями за холодные стены. Здорово кто-то здесь поработал сотни лет назад! Наш фонарик выхватывал из темноты полустертые ступени, неровные стены. И я заметил, когда мы уже запыхались, что луч его становится все тускнее. Потому что откуда-то сверху проникал дневной свет. Наконец я выключил фонарик.
И чуть было не треснулся лбом - проем в конце лестницы был очень низкий. А за ним начался длинный коридор. Слева - окна, затянутые снаружи колючими ветками зарослей. А вот справа - двери и двери. Ну, не совсем двери. Дверей, как таковых, чтобы открывались и закрывались, не было - одни только сводчатые проемы. Входы к «етим самый кельим».
Вырубленные в скале комнаты. Причем, вырубленные не просто, а я бы сказал, с некоторым оформлением интерьера. В каждой келье оставлено возвышение у одной стены, вроде лежанки. Напротив нее - большой, кубической формы камень - что-то вроде стола, а рядом с ним - камень поменьше - стул со спинкой. По стенам - ниши, заставленные коллекциями черепов. И каждый череп, как мы разглядели, и правда с дыркой.
А в одной келье черепа были сложены в углу горкой. И на каждом висела бирочка с какими-то надписями.
Картина, я вам скажу, та еще. Как в фильме ужасов. Только здесь все не на экране, а в нашей собственной жизни…
В конце коридора - свет. Это, оказалось, та самая дверь, которую мы разглядели с «плохой» тропы через пропасть.
Алешка разглядывал все с живейшим интересом, без капельки страха. И все время что-то ворчал чуть слышно. А потом выдал:
– Дим, там внизу, в колодце, эта дырка, мне кажется, не вход, а выход.
– Не понял.
– Вход в другом месте. Мы с тобой, конечно, кое-что нашли. Но совсем не то, что нужно.
Опять пацан загадками заговорил.
Мы еще побродили по этому необычному монастырю, выглянули в одно из окошек. Под нами виднелись крыши сакли и бунгало, блестящие на солнце стекла теплицы, а перед нами было бескрайнее море, по которому… неторопливо чапала лайба под кличкой «Тропик».
– Понял? - просто спросил меня Алешка.
– Нет, - так же просто ответил я.
– В этом монастыре сейчас обитают вовсе не черные монахи. Здесь обитают черные люди. Жулики и бандиты.
Я даже не стал спрашивать, как он догадался. Я только спросил:
– А атаман у них - Арчил, да?
– Не думаю, - Алешка многозначительно покачал головой. - Мне кажется, у него совсем другая роль.
А какая именно, точно мы узнали довольно скоро. Но совершенно случайно.
– Я тебе дома кое-что покажу, - сказал Алешка. - И ты тоже поймешь.
Мы выбрались из монастыря тем же путем, каким туда и попали, вытянули лестницу и уложили ее на место.
– Лех, - сказал я, - а я догадался, когда Арчил в колодец лазил. В ту ночь - помнишь? - когда я заметил, что в колодце совсем нет воды. Арчил плавать-то не умеет.
– А череп на колодце?
– Он его нарочно там поставил. Чтобы нас напугать. Чтобы мы к колодцу не подходили.
– Заботливый какой… Зачем он только туда шастает?
Мы пошли к себе. Алешка быстренько, поглядывая в окошко, накидал этюд под названием «Море без горизонта», чтобы было чем отчитаться перед Арчилом. Этюд получился простенький - Алешка закрасил весь лист бледно-голубым. Вышло очень красиво. Кстати, Арчилу потом рисунок очень понравился. Он даже выпросил его у Алешки и повесил в сакле. «Какой хороший картина, да! Как хочешь смотри - вверх ногами, двумя боками, все равно красивое море и красивое небо, да!» - вот как он оценил этот творческий изыск моего братца.
Закончив с рисованием, Алешка выдвинул ящик тумбочки, что-то достал из него и, разложив на столе, гордо спросил:
– Ну, Дим, что скажешь?
Я посмотрел. А что тут скажешь? Ну, лежат на столе три куска пенопласта. Тут много не скажешь.
Зато Алешка нашел, что сказать. Вернее, приказать:
– Когда Арчил вернется, выпросишь у него его «турундыку». Под твою ответственность.
Глава VII
ГОНКИ ЗА ЛИДЕРОМ
– Понимаешь, Дим, - вещал с глубокомысленным видом Алешка. - Черные монахи - это одно. А грабежи на трассе - это совсем другое. Понял?
Мне оставалось только кивнуть. Притворяться я уже давно научился.
– И хоть одно - это одно, но другое - это не другое. Понял?
Обижаешь, братец, как не понять. Одно это одно, другое это другое. А все вместе - манная каша на воздушном шаре. Что ж тут непонятного.
Но Алешка меня раскусил.
– Ты все врешь, Дим. Ничего ты не понял. - И снова очень доходчиво пояснил: - Одно - это одно. Другое - это другое. А все вместе - это…
– Третье? - робко предположил я.
Алешка безнадежно вздохнул. И переложил на столе три кусочка пенопласта.
– Ну теперь-то, Дим, все ясно?
Я промолчал. Только покивал послушно.
– Три разных кусочка, Дим, это одно. А когда они все вместе - это, Дим, совсем другое.
Алешка пересел в парусиновое кресло, которому так и не довелось совершить полет на воздушном пузыре имени гр. Крякутина, подпер ладонью щеку и стал объяснять, как умный Шерлок Холмс туповатому доктору Ватсону. В надежде, что я все-таки наконец-то пойму, что он имеет в виду.
– Один кусок, Дим, я подобрал у ограбленного автобуса. Второй я нашел у поворота на нашу дорогу. А третий… Дим, ты следишь за ходом моей мысли? А третий там, где съезд на заброшенную дорогу.
– И что? - как доктор Ватсон, задал я тупой вопрос, что как бы подчеркнуло остроту ума новоявленного Шерлока Холмса.
– А то! Помнишь, что охранник Воробей говорил Володе?
– Он много чего говорил.
– Ага, а ты, Дим, мало что услышал. Подслушивать тоже надо уметь! Он сказал, что грабители распатронили одну коробку. Для проверки.
– Ну…
– А как упаковывают телевизор в коробке?
– Ну, там всякие блоки вкладывают из пенопласта…
– Наконец-то! - обрадовался Алешка так, будто я рубль нашел. - Они, грабители, люди неаккуратные. Кусок пенопласта отломился. Это был первый кусок, который я нашел. А второй я увидел…
– Все ясно! Ты как Мальчик-с-пальчик по белым пенопластовым камушкам дорогу нашел.
– Вот! Значит, они, Дим, что делают? Они, Дим, грабят и увозят награбленное.
– Ну, это я и без тебя знаю.
– А как увозят, ты не подумал, Дим? Тогда я тебе открою тайну. У них - все свидетели так говорят - машина с распахнутым орлом…
– Ну?
– Дим, не притворяйся! Ты давно все понял.
– Ну, конечно. Я давно все понял, - покивал я, делая умный вид.
Но Алешка в него не поверил. И медленно, раздельно произнес:
– Это хитрая машина, Дим. Орел у нее нарисован на одном боку, а самолет…
– На другом, - подхватил я. - А я что говорю!
– Это я говорю, - усмехнулся Алешка. - А ты притворяешься. Вот слушай. Они забирают груз и уезжают на «орле» в одну сторону. Так? Приезжает милиция. «Куда они поехали?» «Туда!» А на самом деле они давным-давно развернулись и поехали обратно. И мелькнули другим своим бортом - понял? - самолетом. Никто ничего и не замечал, только водитель автобуса на самолет внимание обратил.
Мне стало совсем интересно.
– А дальше?
– А дальше они сворачивают на нашу дорогу. А с нее на ту, по которой никто не ездит.
– Понял! И уезжают за границу.
– Во дает! - восхитился Алешка. - Ну ты артист на манеже цирка! Да нет же - они едут в монастырь!
Хорошо, что я сидел. А то бы так и грохнулся.
Но я не стал спорить, а просто повертел пальцем возле виска.
Лешка тоже спорить не стал. Но из уважения к старшему брату, который благодаря ему чуть было не улетел в Турцию, у виска пальцем крутить не стал.
– Посмотрим, - сказал он довольно мирно. - Ты только мопед достань.
Ох, этот мопед. Турундыка, словом. Он заводится только на ходу, с горки. Арчил садится на него, кричит: «Который на дороге - брысь на сторона!», отталкивается обеими ногами и мчится под горку. Где-то посередине пути мопед выстреливает, как пушка, а потом начинает реветь, как голодный слон.
Как он только его в городе заводит? Впрочем, что там, в городе, горок, что ли, нет?
– Ладно, - сказал я. - Попробую.
Мне удалось уговорить Арчила. С трудом, но удалось. Конечно, я не стал распространяться, зачем нам нужен его мопед. Наплел, что мы хотим немного прокатиться по пустынной горной дороге. Полюбоваться на козлов-архаров и набрать орехов со старого дерева.
– Тебе здесь орехов мало, да? - спросил Арчил. - Кататься хочешь, да?
В общем разрешение мы получили. Но ехать он приказал очень медленно. А когда, интересно, его турундыка ездила быстро? Если только в своей далекой молодости. И то один раз, наверное.
Мы прямо у сакли уселись на мопед - я за рулем, Лешка сзади.
– Который на дороге - брысь на сторона! - выкрикнул Алешка. Наверное, был уверен, что без этих волшебных слов мопед не заведется.
Мы поехали. Если, конечно, развивающую мопедом скорость - пойти шагом - можно назвать ездой. Позади нас развевался длинным хвостом дымный шлейф. Мопед надрывался, трещал, стрелял, но все-таки ехал.
Алешка всю дорогу болтал ногами. И языком заодно. Я, правда, ничего из его болтовни не слышал. Да я и не прислушивался - не до того было. Все-таки горная дорога.
Но вот мы добрались до того места, где уходила к морю заброшенная дорога. Капитан Володя, помнится, говорил, что там когда-то случился обвал и она стала непроезжей. Так вот ничего подобного! Да, она была крутая и извилистая. Да, по ее обочинам громоздились обломки камней. Но - по обочинам. Будто кто-то старательно убрал эти камни с проезжей части - расчистил путь к морю. Но вот кто?
Я выключил двигатель, и мы, притормаживая, катились под горочку. Дорога петляла. Что там, за очередным поворотом - не видно. И я не один раз подумал: куда и зачем мы лезем? Может, не надо?
А ведь точно - не надо было. Это стало ясно, когда дорога все-таки кончилась - поперек нее стояла нерушимая скала. А перед ней еще более нерушимый страж - человек в камуфляжной форме и с автоматом.
– Стоп! - твердо заявил он. - Проезда нет!
– А мы пешком пройдем, - высунулся из-за моей спины Алешка.
– Нечего вам здесь делать! - и страж демонстративно поправил на плече автомат.
– Как это нечего? Мы купаться приехали! Из Москвы!
– Вот на этом? - глянув на нашего «железного коня», изумился охранник.
Интересно, а что он тут охраняет? Песок на пляже?
Мы слезли с мопеда и начали «качать права».
Охранник довольно терпеливо слушал нас - молча, но поигрывая автоматом. А потом высказался:
– Кругом! Шагом марш! Здесь запретная зона.
Мы переглянулись. Алешка подсказал мне взглядом, что нужно делать. Я ответил ему глазами: «Вас понял, приступаю к выполнению!»
– Ну ладно, - сказал я как старший. - Раз нельзя, значит, нельзя. Вы только помогите нам мопед завести.
– А он заводится? - удивился охранник.
– Иногда. Но только на ходу, - пояснил Алешка. - Вы не подтолкнете? А то он, - кивок в мою сторону, - слабосильный.
Охранник вздохнул: ну что с ними, с этими детьми, поделаешь? Главное - чтобы они поскорее отсюда умелись.
Он закинул автомат за спину. Алешка уселся за руль, скомандовал:
– Раз, два - взяли! Пошла тележка! Которые на дороге - брысь!
Я добросовестно потолкал немного мопед вместе с охранником, но очень быстро «запыхался и устал» и незаметно отстал. А когда они все трое - Алешка, «конь» и страж в камуфляже - скрылись за поворотом, помчался назад. К той самой скале, которая нерушимо преграждала проезд.
Да, проезд она преграждала. А вот проход - в ее толщу, был. Правда, его тоже как бы не было. Наличествовала только стальная дверь. Запертая на два гаражных замка.
– Понимаешь, Дим, - вещал с глубокомысленным видом Алешка. - Черные монахи - это одно. А грабежи на трассе - это совсем другое. Понял?
Мне оставалось только кивнуть. Притворяться я уже давно научился.
– И хоть одно - это одно, но другое - это не другое. Понял?
Обижаешь, братец, как не понять. Одно это одно, другое это другое. А все вместе - манная каша на воздушном шаре. Что ж тут непонятного.
Но Алешка меня раскусил.
– Ты все врешь, Дим. Ничего ты не понял. - И снова очень доходчиво пояснил: - Одно - это одно. Другое - это другое. А все вместе - это…
– Третье? - робко предположил я.
Алешка безнадежно вздохнул. И переложил на столе три кусочка пенопласта.
– Ну теперь-то, Дим, все ясно?
Я промолчал. Только покивал послушно.
– Три разных кусочка, Дим, это одно. А когда они все вместе - это, Дим, совсем другое.
Алешка пересел в парусиновое кресло, которому так и не довелось совершить полет на воздушном пузыре имени гр. Крякутина, подпер ладонью щеку и стал объяснять, как умный Шерлок Холмс туповатому доктору Ватсону. В надежде, что я все-таки наконец-то пойму, что он имеет в виду.
– Один кусок, Дим, я подобрал у ограбленного автобуса. Второй я нашел у поворота на нашу дорогу. А третий… Дим, ты следишь за ходом моей мысли? А третий там, где съезд на заброшенную дорогу.
– И что? - как доктор Ватсон, задал я тупой вопрос, что как бы подчеркнуло остроту ума новоявленного Шерлока Холмса.
– А то! Помнишь, что охранник Воробей говорил Володе?
– Он много чего говорил.
– Ага, а ты, Дим, мало что услышал. Подслушивать тоже надо уметь! Он сказал, что грабители распатронили одну коробку. Для проверки.
– Ну…
– А как упаковывают телевизор в коробке?
– Ну, там всякие блоки вкладывают из пенопласта…
– Наконец-то! - обрадовался Алешка так, будто я рубль нашел. - Они, грабители, люди неаккуратные. Кусок пенопласта отломился. Это был первый кусок, который я нашел. А второй я увидел…
– Все ясно! Ты как Мальчик-с-пальчик по белым пенопластовым камушкам дорогу нашел.
– Вот! Значит, они, Дим, что делают? Они, Дим, грабят и увозят награбленное.
– Ну, это я и без тебя знаю.
– А как увозят, ты не подумал, Дим? Тогда я тебе открою тайну. У них - все свидетели так говорят - машина с распахнутым орлом…
– Ну?
– Дим, не притворяйся! Ты давно все понял.
– Ну, конечно. Я давно все понял, - покивал я, делая умный вид.
Но Алешка в него не поверил. И медленно, раздельно произнес:
– Это хитрая машина, Дим. Орел у нее нарисован на одном боку, а самолет…
– На другом, - подхватил я. - А я что говорю!
– Это я говорю, - усмехнулся Алешка. - А ты притворяешься. Вот слушай. Они забирают груз и уезжают на «орле» в одну сторону. Так? Приезжает милиция. «Куда они поехали?» «Туда!» А на самом деле они давным-давно развернулись и поехали обратно. И мелькнули другим своим бортом - понял? - самолетом. Никто ничего и не замечал, только водитель автобуса на самолет внимание обратил.
Мне стало совсем интересно.
– А дальше?
– А дальше они сворачивают на нашу дорогу. А с нее на ту, по которой никто не ездит.
– Понял! И уезжают за границу.
– Во дает! - восхитился Алешка. - Ну ты артист на манеже цирка! Да нет же - они едут в монастырь!
Хорошо, что я сидел. А то бы так и грохнулся.
Но я не стал спорить, а просто повертел пальцем возле виска.
Лешка тоже спорить не стал. Но из уважения к старшему брату, который благодаря ему чуть было не улетел в Турцию, у виска пальцем крутить не стал.
– Посмотрим, - сказал он довольно мирно. - Ты только мопед достань.
Ох, этот мопед. Турундыка, словом. Он заводится только на ходу, с горки. Арчил садится на него, кричит: «Который на дороге - брысь на сторона!», отталкивается обеими ногами и мчится под горку. Где-то посередине пути мопед выстреливает, как пушка, а потом начинает реветь, как голодный слон.
Как он только его в городе заводит? Впрочем, что там, в городе, горок, что ли, нет?
– Ладно, - сказал я. - Попробую.
Мне удалось уговорить Арчила. С трудом, но удалось. Конечно, я не стал распространяться, зачем нам нужен его мопед. Наплел, что мы хотим немного прокатиться по пустынной горной дороге. Полюбоваться на козлов-архаров и набрать орехов со старого дерева.
– Тебе здесь орехов мало, да? - спросил Арчил. - Кататься хочешь, да?
В общем разрешение мы получили. Но ехать он приказал очень медленно. А когда, интересно, его турундыка ездила быстро? Если только в своей далекой молодости. И то один раз, наверное.
Мы прямо у сакли уселись на мопед - я за рулем, Лешка сзади.
– Который на дороге - брысь на сторона! - выкрикнул Алешка. Наверное, был уверен, что без этих волшебных слов мопед не заведется.
Мы поехали. Если, конечно, развивающую мопедом скорость - пойти шагом - можно назвать ездой. Позади нас развевался длинным хвостом дымный шлейф. Мопед надрывался, трещал, стрелял, но все-таки ехал.
Алешка всю дорогу болтал ногами. И языком заодно. Я, правда, ничего из его болтовни не слышал. Да я и не прислушивался - не до того было. Все-таки горная дорога.
Но вот мы добрались до того места, где уходила к морю заброшенная дорога. Капитан Володя, помнится, говорил, что там когда-то случился обвал и она стала непроезжей. Так вот ничего подобного! Да, она была крутая и извилистая. Да, по ее обочинам громоздились обломки камней. Но - по обочинам. Будто кто-то старательно убрал эти камни с проезжей части - расчистил путь к морю. Но вот кто?
Я выключил двигатель, и мы, притормаживая, катились под горочку. Дорога петляла. Что там, за очередным поворотом - не видно. И я не один раз подумал: куда и зачем мы лезем? Может, не надо?
А ведь точно - не надо было. Это стало ясно, когда дорога все-таки кончилась - поперек нее стояла нерушимая скала. А перед ней еще более нерушимый страж - человек в камуфляжной форме и с автоматом.
– Стоп! - твердо заявил он. - Проезда нет!
– А мы пешком пройдем, - высунулся из-за моей спины Алешка.
– Нечего вам здесь делать! - и страж демонстративно поправил на плече автомат.
– Как это нечего? Мы купаться приехали! Из Москвы!
– Вот на этом? - глянув на нашего «железного коня», изумился охранник.
Интересно, а что он тут охраняет? Песок на пляже?
Мы слезли с мопеда и начали «качать права».
Охранник довольно терпеливо слушал нас - молча, но поигрывая автоматом. А потом высказался:
– Кругом! Шагом марш! Здесь запретная зона.
Мы переглянулись. Алешка подсказал мне взглядом, что нужно делать. Я ответил ему глазами: «Вас понял, приступаю к выполнению!»
– Ну ладно, - сказал я как старший. - Раз нельзя, значит, нельзя. Вы только помогите нам мопед завести.
– А он заводится? - удивился охранник.
– Иногда. Но только на ходу, - пояснил Алешка. - Вы не подтолкнете? А то он, - кивок в мою сторону, - слабосильный.
Охранник вздохнул: ну что с ними, с этими детьми, поделаешь? Главное - чтобы они поскорее отсюда умелись.
Он закинул автомат за спину. Алешка уселся за руль, скомандовал:
– Раз, два - взяли! Пошла тележка! Которые на дороге - брысь!
Я добросовестно потолкал немного мопед вместе с охранником, но очень быстро «запыхался и устал» и незаметно отстал. А когда они все трое - Алешка, «конь» и страж в камуфляже - скрылись за поворотом, помчался назад. К той самой скале, которая нерушимо преграждала проезд.
Да, проезд она преграждала. А вот проход - в ее толщу, был. Правда, его тоже как бы не было. Наличествовала только стальная дверь. Запертая на два гаражных замка.