Рады стараться японцы с их оригинальной технологией, им только идею подай, с нею - кризис, слова-штампы заполонили страну, и некогда изобретать неологизмы.
   Опыт интервью (ведомо лишь генеральному фирмачу=президенту и Гунну) штучка со спичечную коробку: на вопрос, заданный на любом из трех мировых языков (про запас - на испа, осваивают на россо), вмиг обрабатанным мини-компьютером, вживленным, как сердечный стимулятор, в шлем-парик, выдается оптимальный ответ - динамик, или речевик во рту вроде искусственного зуба изрекает с коррекцией, будто Инин с выпадающим, точно зуб, ц говорит в микрофон, но важно, что обеспечено его личное присутствие.
   При этом тонкая пластинка (блок данных мини-компьютера) постоянно обновляется известиями интерфакса, идеохитросплетениями, логикой сознания и подсознания, дипломатическими каверзами, парадоксами, язвительными прибаутками ... ну и анекдоты любовные, политические, еврейские с акцентом и без, чукотские, английский юмор, - их теперь прочтешь в семитомнике, собрал эстет-борец, о ком двустишие: Он мнил себя эстетом, работая кастетом (всю жизнь тайно записывал, еще когда правил Самый, а для сокрытия запретного коллекционного творчества - тосты во славу п/б, особенно ценные, когда их изрекает б/п).
   Вот-вот додумаются, чтоб на языке без переводчика: сам выслушивает, обрабатывает и выдает, демонстрируя полиглотические способности.
   Есть и сигналы контроля на патриотизм и этночистоту, чья достаточность обеспечивается пятьдесят + один.
   Надо же: отказал какой-то узел, и, словно по мановению Господа (?), вышли из строя устройства вмонтированные, вживленные, приделанные, фирма погорела, и на улицу выбросили гениев.
   После Ин(ц)ина пошли дежурные вожди, выбрасываемые из думских недр по трое, и часто невпопад, вроде памятных всем зис'овых (законда и прочее) троиц: Лебель, Рак и Щука или Егерь, Бонна и... (забылась за давностью фамилия, что-то режущее или буравящее).
   P.S. Личный листок Гунна - как хронология ZV:
   при саммистах был саммистом (газетная публикация октябренка: Будь готов - всегда готов!);
   при лысистах - лысистом (даже бритоголовым ходил!);
   при Деде, как известно, любовь с Алей - без нарушения туземных ритуалов:
   сначала кольцо согласия - с бриллиантиком, мол, уже занята;
   двуэтапное предобручальное - в женский день с рубиновым камнем, а в день весеннего равноденствия - с зеленой символикой пробуждающейся природы (изумруд);
   далее обручальное и - свадебное (комплект).
   Ну, и последующая череда-чехарда.
   И каждый раз, будто звезды и впрямь не благоволят нашим и не нашим, выборная процедура сопровождается плотной композицией Планет, группирующихся в созвездии Козерога в соединении с Луной, и она в это время проходит Скорпион, что наращивает психопатические homo реакции с усилением аномальностей в природе (цунами, разливы рек, грязевые извержения и т.д.).
   И потому приходится, платя валютой, графически изображать шкалу интенсивности первичных вихревых воздействий на избирателей (?) в треугольных, восьмилучевых и шестиконечных балах.
   Плюс ко всему непредсказуемые прихоти все той же круглолицей (куркулистой на вкус Мустафы) Луны, она же в профиль - бледный Месяц: то она (он?) в оппозиции к Марсу или Меркурию, то в позе квадрата к Плутону и воротит лик от Нептуна, а то составляет с Ураном квадратуру круга, объемля при этом Сатурн и Солнце.
   (У курочки Рябы, ответственной за выборы, штат высокооплачиваемых шифровальщиков и дешифровщиков, дабы не попасть впросак, упустив секретную, вроде вышеизложенной, информацию).
   Знать бы, что после Деда пойдет такое... впрочем, не стоило труда воцариться, мог каждый, даже МУСТАФА, пока заседала геронтократия, хлоппп, и всех большущей лапой в карман (по компьютерному принципу удаления фрагмента), убаюкав обещанием, что сохранит в морозильных установках лет на сто, а то и на все романовские триста или оттоманские шестьсот (?), но случилось по-иному: воссел, ибо естественная убыль расчистила поле, Новый, впереди д-р, и так далее, - короче (а вышло длинно), этапы ZV, включая и пост-ининский:
   Залп
   Энтузио
   Rasstrelli
   - Но между ними, - подсказывает компьютер, голос механический, Скорбное время!
   Что еще в компьютере?
   Slavissimo
   Эпоха заппоя
   Ха-ха-ха-фобия
   Президентофиллия
   Недели Бур-Бурэлли
   Рыссо-Хас-Булато-Ушкуййя
   Жуиро-коммми-жирбесссссия
   СеммиПлетка(очевидно, семилетка?)феййервеййер
   - Но это было раньше! - компьютер снова ловит ошибку, настроенный на код-прогноз: грядет ли - и с какой аллилуйной (?) аллегорией - эпоха, созвучная пирамидальной мелодии и вызывающая, словно тополиный пух, аллопатическую (!) аллергию.
   И каждая (не уточнено что: эпоха, мелодия или аллергия?) завершается судом:
   истории (увлеченья с перезахоронениями),
   люмпена (постоянно обновляемые с помощью отменных стилистов проклятия, словно ребячьи ущипы слона),
   сиюмигным (штраф розгами, шпицрутеном, ныне - валютный),
   нескончаемо-заседательским, - по сей день.
   И тут запищал, не выдержав, б/п - отрубился свет (обломилась ветка сосны, порвав провод?) и черный экран: темень, как дыры в антимирах.
   То ли было в старое доброе время: крепкий состав типографского сплава гарт, ручной разборный словолитный прибор, типографская краска и печатный стан, то бишь пресс, - и запечатлевается на века, а еще прежде - что бумага? она истлеет! - черепаший панцирь или лопаточная часть барана: сколько волов надобно, чтобы всего лишь одну Книгу преподнести верховному жрецу в дар!..
   5.
   Ясность туманилась, и не единожды истлели карты, а игра-marriage c переменным успехом, особенно по части мизера, продолжается, успевай нажимать Enter.
   И одно и то же лицо перед дулом дамского пистолета - младенца, пока не понял, что это он сам, и если выстрелит в себя, то как он может потом родиться?.. только без шалостей!
   Смыть с себя, очистившись, лучи компьютера, ибо что есть забота о коже, как не поддержание мeтаморфоз тела, так, кажется?
   И потому Мустафа, покуда жив... может, потому и жив, что не утратил способности любить, чтя всех (да не всех!), как, к слову сказать, семь красавиц (это у классика) - румийка, тюрчанка, славянка и так далее, вариантов не счесть, а самая целомудренная строка:
   И поладил с ней, как с нижней верхняя струна.
   И к тем условным семи - своя аранка, нет-нет, не Нора, а чистая, в которую (очиститься б и ей!) вселился нациобес, - бросило в такой жар, что Мустафа чуть не сгорел в ее (не адском ли?) пламени.
   Да, да, очиститься - на сей раз, отдохнув от женщин, попасть в маргинальный (?) мужской
   файл haмaм,
   что в переводе с Turkish на Russian означает
   баня,
   и здесь свои традиции очищенья тела и духа, ритуалы, обряды, непереводимые ни на какое наречие, и потому на Esperanto, изобретенного, дабы народы могли договориться, пришлось, ничего не придумывая, предложить общеочевидное
   sauna,
   где на какое-то время забываются как будто внутренние разборки.
   Помешались все, выискивая сионскую муть, это водится издавна, и эрмов сюда приплели, - они сами жаждут (?) причислиться к древним из тех, которые по сей день сохранились.
   Еще минуту назад чистая его аранка была желанна, и Мустафа... - вдруг ни с того, ни с сего она выпалила:
   - Как тебе нравятся... как их? Ну, которые с мутью! - слетело с губ, которые только что целовал.
   - А что? - насторожился.
   - Возрадовались-то как!
   - Чему?
   - Ты что, газет не читаешь?
   - Мало ли какую чепуху в газетах печатают!
   - Я о Нобелевской!
   - И что же? - снова не понял.
   - Его (о ком она?) у нас, видите ли, обижали! И имя изменит, фамилию жены, если своя явная, возьмет, и пластическую операцию сделает, чтобы нос не выдавал, и начисто голову сбреет, чтобы ходить в парике, если волосы явные, курчавые и рыжие.
   Покончив с ними, избранными, взялась за эрмов: обнаглели, пролезли, и первые помощники, и первые замы... и пока Мустафа пытался остановить крушенье эротических своих видений, его чистая аранка нагнетала иные страсти, думая, что угождает Мустафе, ибо какой аранец не возрадуется, если при нем ругают эрма (как и эрм - аранца), а про тех, первых, - дань общему веянию.
   - Чего ты молчишь?
   - Зря ты это затеяла.
   - Нет, не зря: самые древние - они и самые зловредные! И ничто их не берет: ни войны, ни погромы, ни наводнения... - Недавно разлились реки, думали потоп, тыщу лет такого не было. - Поделом эрмам все=таки досталось!
   - Можно подумать, - не хватало еще спорить с женщиной, лежа рядом), что тебя лично кто-то из них обидел.
   - Ревнуешь? Я бы!.. - вспыхнула, нехорошо запахло у нее изо рта.
   - Ладно, успокойся... - И желание угасло.
   Недавно поцапался Мустафа с одним типом в чайхане неподалеку от своего подполья (за одним столиком оказались) - почти в те же дни, как с той аранкой расстался. И оба - известный игролог и новоявленный, как потом узнал, лидер, множество их нынче, фамилию слышал, а портрета видеть не довелось (при д-ре Новом перестали вывешивать) - друг друга в лицо не знали.
   Кажется, тот усомнился: действительно ли Мустафа - аранец.
   - Разве не похож?
   - Если честно, нет.
   - А на кого?
   - Ну... - тот заерзал=замялся, и Мустафа, привычный к таким вопросам, заметил, что когда приехал сюда учиться, то (глядя на его усы, сбрил их потом, Нора настояла - кололся очень) спрашивали:
   - Вы гюр?
   - Нет.
   - Эрм?
   - Снова не угадали.
   - Так кто же?
   - На Кафе, - я им, - еще аранцы живут... Нас тогда знали плохо.
   - Зато теперь знает весь мир, как шашлычные здесь открыли.
   - Про цветы еще скажите!
   - А за цветы спасибо! - Ирония? Почувствовал, что собеседник сердится. - Впрочем, и за шашлычные тоже.
   - Вы, очевидно, приняли меня за... - нейтральное бы слово! - масона?
   - Да. - Надо отдать должное: покраснел (не все еще в нем потеряно).
   Потом говорили про всякие анти и шовио, выйдя на нулевой цикл, с чего любая стройка начинается, будь дом или государство, - к тому, чье имя на устах, буквы вкривь и вкось (муми, ни одной собственной ткани): отыскалась частичка этой мути!
   Сыплет именами, вычитывая, словно с листа (так приобрел популярность, в лидеры выбился), - сначала отцовскую линию, тут одна тьмутаракань лесная или степная, а потом материнскую - вот она, муть, меж скандами и шотлами, в третьем колене, ноль целых столько-то, и в ней, мол, дьявольский зуд рушить и казнить.
   И о дальнем стратегическом умысле перемешать всех, и чтоб в каждом была эта муть: способные к адаптации, расширяют ареал, и потому особенно опасны для коренных этносов.
   - Ну и что же? Вытравлять?
   - Увы, упустили момент, надо бы сразу!
   - Смерть помешала?
   - Чья? - насторожился.
   И тут Мустафа выпалил насчет показательной казни, которую готовил Самый:
   - И где! На Горбатой площади!
   Нить утерялась, а скулы-то у собеседника... - в каждом сидит, притаился в генах, скуластый тартар.
   - От ваших, - заметил Мустафа, - умозаключений... э... как вас?
   - Неважно! - огрызнулся тот.
   - ... пахнет, будто шерсть на баране жгут.
   - На костры намекаете? Печи?
   - Можем и пофилософствовать. К примеру, о филиях и фобиях.
   - Мы их пригрели, а они, неблагодарные, носы воротят (и никто, мол, эту антиномию не решается постичь).
   - Многие филии частично объясняет теория КаэН, не находите?
   Не знает! В Вышке потому что не учился - хромает в теории, эмоциями берет, хотя, на эмоциях - и КаэН.
   - Именно это, - и расшифровал: Комплекс Неполноценности, - подвигает (по Адлеру) ко всякого рода акциям во имя... - Умолк.
   - И все-таки, - угасает в собеседнике пыл, - надо прежде всего очиститься.
   - Идея не нова, ее не раз отрабатывали.
   - Презумпция доверия? - ввернул, перебив Мустафу.
   - Ну да, не проще ли опереться на готовую мудрость, которая апробирована, и не только на словесном, кстати, уровне.
   - Извините... - прервал Мустафу (неожиданно появился третий, кого ждал). - Сударь!..
   - О! Кого вижу! - обрадовался тот, увидев Мустафу. - Дорогой мой учитель!.. - из игрантов, и расшифровал, представляя их друг другу: только что в глазах у собеседника был гнев, веки даже покраснели, не выспался будто, а тут разулыбался:
   - Такая честь... - этикет, не более.
   Игрант - особый: многие из бывших учеников нынче на ключевых коммербанковских ролях, и кое=где Мустафа представлен экспертом=специалистом в Президентском совете (за красивые глаза?), консультантом в Совете директоров (может, за цвет волос - то ли иссиня=черных, то ли серебристо=седых?)... - призван замысловатым стилизмом повысить рейтинг благотворительности в процессе, так сказать, фондирования, и легко на солнечной машинке, кнопками раз=раз, умножить, приплюсовать, вычесть... минимум вычетов! получить, какая за год сумма, вполне достаточная (кроме зарплаты, она символична) для безбедной (?) жизни.
   (А еще недавний спонсорский приз, не учтенный налоговыми службами, за первое, римской цифрой, место в блицтурнире памяти Чемпиона мира по композиции!.. переплелось прошлое с настоящим, ребус: кого Самый натравил на Паука!)
   Так что по части финансов у Мустафы комар носа не подточит: должностями не торговал, взяток не брал, бестселлеров не сочинял, чтоб купюры оседали, не выдающийся хирург, который состязается с Всевышним, несут за труд воскрешенья, не мечтает даже (очень хочется) попасть в сверхмощный концерн, весь мир о нем толкует, - Alter еgo.
   Вспоминали как-то с игрантом на квартальном отчете фирмы давнюю деловую игру Уход Л-го: Мустафа искал тогда новые повороты - впечатать в сценарий анекдот.
   - Помните какой? - спросил Мустафа.
   - У меня их было целых три! Помню, как расстроился: рассказываю, а никакого эффекта!
   Л-ый получил Нобелевскую: засеял пшеницу на целине, а собрал урожай за океаном. Жду, а реакции нет. "Давай второй!" - кричат.
   Был самым болтливым, а ушел, не сказав ни слова. Разучился рассказывать?!
   Третий тоже был воспринят без смеха: Л-ый как в невесомости теперь: тяжесть осталась, а веса никакого.
   У игранта, ныне оплачивающего стилистические труды бывшего шефа, задумки: устроить в отцовском доме Мустафы комнату тихих игр, зал психологической реабилитации, закутки-закуточки для интимных... нет доверительных встреч (фирмачей?).
   - Может, - приглашают его игрант и тот (представился Костей), с которым спорил (загладить неловкость), - как-нибудь в баньку сходим попариться, а?
   - Почему бы не пойти?
   - Когда? А хоть сейчас!
   - У меня...
   - А ничего не требуется!.. - перебил его Костя и тут же кликнул таксиста. - Сегодня я безлошадный.
   Доехали до старого, с железной покосившейся крышей, бревенчатого дома на окраине, когда еще никаких зон не было (но бастионы уже сооружались), Мустафе не дали расплатиться:
   - Я вас пригласил!
   На пустыре перед домом уже стояли, будто состязаясь или выставленные на продажу Volvo и Pontiac, но Костя (У меня, - скромничает, - видавший виды Москвич), обратил внимание Мустафы на новейший Merсedes-Benz, окрашенный... и не сразу определишь - в какой цвет, нечто серебристо-голубое:
   - Машина Рысс'а.
   - Как?!
   - Сауна согласия! - шепнул Мустафе.
   Рядом затормозил длинный Ford - там уже не моден, здесь еще может поразить воображение основательностью осанки, и вышел со вкусом одетый грузный мужчина, во взгляде нечто птичье, но особого рода: уверенность ястреба и достоинство орла, да это же Жуир!.. без отягчающего ский, который обрезан, как говорят злые языки, завидуя его популярности, щедр потому что, - не сообрази вовремя, мог быть не так понят чуткими на своего, будто чужак.
   И никак не гармонировал с внушительным, но приветливо открытым для лицезрения видом старый, с двумя замками, кожаный портфель, - однажды Жуир, подняв его над головой, сказал на митинге под одобрительные хлопки: Портфель министра без портфеля!
   - Может, - спросил у Кости, - будет и экс? (как иногда называют д-ра Нового).
   Костя сморщился...
   Мустафа вспомнил, как покойный суперрукль заявил во всеуслышание о только что засиявшем тогда д-ре Новом (станет бояться выскочку, когда, хвастал, - несклоняемый Самый со мной не управился!):
   - Слаба ломовая лошадь, не потащит застрявшую телегу (к тому же дорога - по наклонной в пропасть)!
   - Нет, его не будет, зато тема для бани! К тому же он автор банного анекдота о грязном и чистом - кто пойдет в баню?
   - Разумеется, грязный.
   - Ан-нет! Чистый, ибо привык быть чистым. Задаю тот же вопрос: чистый и грязный. Кто пойдет в баню?
   - Только что сказано, чистый.
   - Ан-нет! Грязный, ибо чистый и так чист!
   - Это же бред!
   - А я о чем?! Вежливо уступая друг другу дорогу, вошли в покосившийся деревянный дом, непостижимо, как двери ухитрялись держаться на петлях!.. Оказались в полутемном коридоре, пройдя который поднялись по лестнице в просторную светлую залу с облицованными дорогим деревом стенами, и от блеска лакированного паркета зарябило в глазах.
   Ничего себе развалюха!.. Ловко приспособили рифмующиеся на язь слова, то бишь Из грязи в князи, - вече не вече, но курултай - точно, хотя и вполне предбанник.
   Приглядевшись... одни лидеры, и никого никому не представляют, коль скоро явились со всякого рода окончаниями и без, но не какие-то там из прежних, которые на слуху и однофамильцы, оттого и слитное
   ивановпетровсидоров,
   а поновей, питомцы Нового, чьи коготки заострились при Ин(ц)ине, после которого пошли дежурства и, хотя очередность соблюдалась, как о том уже было, ЗИС'ом (Закондат + Исполнат + Сдебнат), никто до конца не дотягивал, и досрочность, изматывая и лихорадя публику, плодила экс'ов, не давая им времени на обретение опыта, но заразив жаждой начать сначала, все уже знают, кто виноват и что делать, но никто не знает, кто первый, когда пойдет по новому кругу.
   А пока - сменяемые:
   Булат, мнящий, что он из стали (зис'овой), со съеденным, или отпало в процессе эволюционного развития ов, - именно он... впрочем, о том скажет сам, когда будут речи в духе идей согласия: дескать, именно я и никто другой впитал с молоком матери неутоленную до сей поры жажду справедливости, чем и умилил в свое время публику.
   - Речи? - удивился Костя. - Какие в бане речи?! К тому же молча скажешь больше, нежели с трибуны... - Но речи будут. - А вот и Ушкуй! Здесь как нельзя кстати его долгие паузы.
   (И зал начинает волноваться: потом, привыкнув, что Ушкуй без пауз не может форматировать речь, фольклор назовет сие ораторство сеансом массового зачатия).
   Ба! Да это же Гусь!.. Из теннисной (была такая - по ноткам!) Думы, неизменно проигрывал Инину, - тот еще Гусак!.. (не путать с тем, кто в алфавитном списке рядом и чья фамилия спрятана в ломаной омонимической строке: Метод убоя гусей нов, придумал товарищ... - вот тут и фамилия).
   Все связаны на воле применяемым для контактов с незапамятных времен бикфордовым шнуром - узкий тканный рукав, наполненный пороховой мякотью, с примесью бертолетовой соли с сернистой сурьмой, а снаружи покрыт гуттаперчивой оболочкой, и по нему бежит, спеша к заряду, огонек, полыхающий гневом фракционной борьбы, - вдарить динамитом.
   Гунна б сюда, не опального и чей образ двоится, в некотором смысле и сам по себе, и - зять.
   Еще и МУСТАФУ? Станет он прилюдно оголяться: и сам не пойдет, и Рыцаря отговорит!..
   Протянули пиджаки гардеробщику, Костя дал еще какую-то бумагу, то ли деньги, то ли записку, Мустафа не углядел.
   Посреди комнаты - массивный стол на толстых ножках: ни в какую дверь он, разумеется, не пролез бы, видимо, сколочен тут же, вокруг - широкие полированные скамейки, а в углу, на столике поменьше, - высоченный отливающий блеском меди самовар, рядом два финских Helkama.
   Костя из сумки вытащил бутылку водки (бородатый Rasputin на этикетках сверху глядел на себя вниз), банки пива и кое-какую закуску, и упрятал все это в холодильник (то же проделал и Жуир).
   Яркий свет, отражаясь в зеркалах, раздвигал комнату вширь, четко вырисовывая серьезные лица, их было не более десяти-двенадцати.
   - Ритуалить сейчас будут, - шепотом игрант Мустафе.
   К каждой встрече свой, смотря по барометру настроений, эпиграф, вынимаемый из шкатулки судеб - таков заведенный еще кем-то из политбю, чьи кости давно истлели, обычай - условно говоря, клювом попугая, пережившего не одно поколение, даже помнит смутное время, мог лицезреть годуновских, как Мустафа - ининских, вельмож.
   И все глянули в сторону новенького, - Мустафе тянуть эпиграф, и банный чародей предстал с изящным коробом в руках.
   Вытащил Мустафа эпиграф чудной, будто собрались не на пир, а на заклание:
   Уж не в тягость ли твоим плечам бедовая твоя голова?
   Готовься!
   Еще дверь (из холодильника?) - и попали в зал с огромным бассейном, полным до краев прозрачной воды: стены и дно выложены голубым кафелем, отчего вода отливала, естественно, голубизной, точь-в-точь как небесные воды высокогорных кафских озер, обезлюдевших блокадой, и стелющийся пар поддерживался теплой водой.
   - Хорошо б искупаться, - произнес мечтательно Мустафа, а Костя ему:
   - Кто же грязного в бассейн пустит? Сначала в парную.
   Голые булатно-ушкуйно-жуирные рысс'ы, а с ними и Гусь, зашагали, и не разберешь, Who есть Ху. Лишь тонкие ноги да неповоротливая белизна тел, - а следом Мустафа, неузнанный бывшим шефом.
   За низкой дверью была баня с отдельными номерами, душевыми, еще какими-то закутками, и многоцветье шаек, вода в которых, слегка колеблясь и дрожа, кажется особенно мягкой.
   Нагота развязала языки, загалдело в бане, и монотонный с эхом гул, проглатываемый шумом воды, густым потоком стекающей из кранов. Мраморные скамейки... Бывший ученик пристал к двум лоббирующим думцам, Костя оказался рядом с Ушкуем, Рысс'а привлекла, это случалось не раз с Мустафой, его волосатая грудь (и на плечах тоже), уповая на богатырское телосложение Мустафы, протянул ему мочалку, чтоб потер спину.
   Полутонная туша белуги с нежной и податливой кожей, и Мустафа что есть силы, не халтуря, тер, пока белорозовое не стало красно-красным, точно под апшеронским солнцем. В ответ и Рысс предложил услуги - почти приказал, и с такой неистовостью тер - в отместку? - что Мустафа чуть не взмолился.
   К думцу потом:
   - Думаете чисты?! - лишь разок провел ладонью по его спине свернулась макарониной грязь.
   И выстроилась к Мустафе думская очередь...
   Вглядываясь в тела, Мустафа, будто слепой, наощупь недавнюю историю листает, и к каждой Думе свой эпитет:
   певческая, и все блоки с хорошо поставленными голосами, за исключением спик'а с вырезанными уже в зрелом возрасте гландами (и анекдот вспомнился: А он так хотел иметь детей!), оттого сиплая речь, будто устал говорить, и никого не перепеть;
   любительская, и принцип ромашки: у каждого блока свое хобби - пиво с эмблемой пенной кружки, шахматы с девизом После каждого хода - мат, таков стиль его (лидера блока) игры, а одна фракция в поисках собственного названия настолько увлеклась любовью к стилистике, что сумела протащить аббревиатуру Прогресс и Законность. Демократический Единый Центр (читай газеты).
   А этот... узнал в нем Куклу! ну да, из бывшей кукольной думы: то ли чину трет спину Мустафа, то ли его кукле, - прототипы стали походить на созданные про них куклы: манера держаться, речь, походка, даже мимика... не заметил, когда. Чары подражания?
   Еще скандальная: с христиан срывали кресты, с исламистов - чалмы и папахи, мужчины таскали дам за волосы, а женщины, защищаясь, знали, куда бить мужиков - промеж!.. у нас, мол, как и у иных цивилизованных.
   Нет, этому... со взрывом собственного офиса, который покинул за минуту, тереть спину не станет: сам на себя покушался, обвинив... - И вы еще смеете!.. Нет, иначе: - Как же вы можете довериться кафцу?!
   Но настоящая баня - за дверью, парная: ступенчатый полог из толстых брусьев, словно опухших от пара, стены из дубовых бревен, ровный, доска к доске, потолок, а в углу - большие раскаленные камни, будто исторгнутые из чрева вулканом. Кто-то вылил на них банку пива - камни зашипели, и Мустафу ошпарило дрожжевым духом.
   Голос Кости (откуда?): - Эй, лезь сюда!..
   Не стал рисковать. Волосы - раскаленные проволоки, и катит пот, съедая зрачки, - выскочил, сунулся под душ и подставил лицо под обжигающе ледяные струи.
   Вскоре вышли и Костя с игрантом, от горячих тел воздух накалился.
   Нет, еще постоит под душем.
   Костя тянул в парную.
   Выше первой ступени? Ни за что!
   Видны лишь головы, плывущие в пару без тел.
   Не могу! Мустафа выскочил, за ним Костя - с ходу бултых в озеро, поплыл к другому берегу.
   Выйдут, завернутся в широкие белые простыни, рассядутся вокруг массивного стола и держат, будто римские ораторы, речи, как без них-то? со всякого рода эх'ами и ох'ами.
   Выложены из холодильников закуски, расставлены бутылки, но прежде тосты:
   в честь бани согласия, - опрокинули по рюмке, запили из фужеров пиво, закусили, задымив куревом;
   второй - за здоровье всех, кто пришел;
   третий - кто пришел впервые, тоже вроде традиции.
   Костя предложил выпить за здоровье банного чародея (бывший босс):
   - За вас, Арвид Леонардович! Войдя сюда утомленными от политических баталий, мы уходим полными сил продолжить борьбу.
   - Но воюйте, - заметил А.Л., - не как Новый, который внедрил в своих питомцев этику конфронтации!
   (- Его коронная речь, - заметил Мустафе игрант, - столкнуть бывших!).
   -... Но именно Ин(ц)ин, - гладко говорит, - хоть и была история с дулом пистолета, который он наставил на грудь Нового, вынудив акт об отречении, не то что заточил [в Петропавловскую крепость?] или осмеял [как это случалось в доИНЦИНские эпохи?], а с почестями вынес в царском кресле, и пусть в утешенье вистует, если везет с прикупом или уверен во взятках, и при двух ловленных записывает десятку в пульку, и учредил титул Непотопляемый, чтоб тот бороздил с малой крейсерской скоростью океанические воды. И что же?