Гусейнов Чингиз. Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

   ______________
   * Сказано: За слоем арабским впоследствии обнаружилось ещё два: отрывок из Евангелия VII века, который, в свою очередь, был написан поверх фрагмента письма Тита Ливия к Сенеке о получении мужской тоги, обязывающей начать военную службу. Далее - палимпсест, ныне почти почерневший, пятна расползлись, хранится в САД'е [Суперфинском архиве древностей], добыт у потомков йеменского правителя, куда попал из Синая, оказался у хранителя древних рукописей Папандопуло в Византии, куда прекратился после захвата её арабами ввоз бумаги из Египта, далее перешёл к османским туркам (и нашёл последнее пристанище в Матенадаране?).
   ** По поздним свидетельствам, Ибн Гасан сам покрыл рукопись пятнами, чтобы скрыть-де неточности и ошибки, допущенные при расшифровке текста.
   Земная поступь... - медленная там, где только что он был,
   и под ногами - твердь,
   и шли, таясь от недругов, тропой пустынной.
   Но поступь быстрая, когда с кругов небесных, - был только что он здесь, уже он там, - за поступью земной оттуда наблюдаешь.
   И не поймёт: то видимость иль явь, когда глядел с холма
   на ставший вмиг чужим родной, но и враждебный город.
   А на небе нет наступления тьмы, тогда как на земле торопят её завершить усталость тела, хождения дня бесплодные, и одолевает сон - а тут как будто только пробудился, и бодр, и полон сил, и лёгкость в теле, какая и забылась, что некогда была, но и теперь возможна.
   ... Уже недолго ждать, когда взойдёшь на новый круг небесный.
   Но скоро или долго - знать не дано.
   И час настал.
   И состоялась встреча.
   Купол неба был соткан из нитей золотых... Но отчего-то отсюда, где солнце свет разливает над миром, греет ласково, но и жжёт нещадно, был виден ад: огненные языки над ним вздымались, дымы клубились, здесь пространство Ангела мести, который крылья распростёр, но мстительность его - людской натуры отсвет. Устрашающий облик, наказывающий грешников, - чело, изуродованное болью и страданиями, точно отражает мучения обитателей ада, покрыто крупными бородавками, красные глаза мечут молнии...
   - Пугать нас вздумал?!
   - Спустись Ангел мести на землю, горы б от ужаса
   раскололись! В руке копьё, охваченное пламенем, трон горит
   в огне. При виде Ангела реки, от ужаса застыв, вмиг
   пересохли б. И роста необъятного, равняется пятистам дням
   ходьбы.
   - Шагов верблюжьих сколько, нам не приличествует
   собственные отмерять!
   Взор выхватил из пламени ада огромную женщину, распухшую точно, дабы заметили другие; по жирному, уродливому животу ползали чудища - хищные зверьки с острыми клыками, ноги у них были паучьи, совиный клюв, а голова одно лишь чёрное отверстие, напоминающее рот, искажённый гримасой.
   - За что ей такие муки? - невольно вырвалось у Мухаммеда.
   - Прелюбодействовала! - голос Джебраила.
   (78) В упрёк автору, замечает Ибн Гасан [самокритичное заявление?], следует сказать, что, увы, он не воспользовался великолепной возможностью, описав ад, поместить туда всех, кто над ним измывался, как это сделано было впоследствии [имеется в виду Божественная комедия великого итальянца?].
   Но прежде - видение золота червонного, сияет, точно солнца диск: тут Солнца покровительство, и медленно вокруг него свод кружится неба - охвачен взором: Иса! Его пределы! Уловил или подсказка свыше, точнее - сбоку, где шелест крыльев ангела, хоть он невидим, но неотступно рядом?
   (79) По другим версиям, пятое небо - власть Юпитера, покровительствующего гигантскому белому жемчугу; расписывая его, Мухаммед, как рассказывали очевидцы, вызвал зависть у мекканских купцов, которые зачарованно слушали его: ещё бы, такое несметное богатство в этом невиданных размеров жумчуге!
   Слепящая блеснула молнь на кончике луча, ударившего с высей под ноги пришельцу, не разбираясь в том, кто он: как смеет размышлять о чём-то, когда вблизи - но долог путь к Нему - Божий престол!
   И тут Мухаммед увидал Ису: сидел к нему спиной. Не почувствовал, как я к нему вошёл?!- впервые подумалось по-земному с обидой, сник впечатлительный Мухаммед, но тут же, как бывало там и повторилось здесь, услышал: С чего Исе, - глас из глубин, где разума владения, а не чувств, - приветствовать тебя?! Не возгордись, что при жизни сюда допущен! Иса был погружён в молитву. Но ведь молились только что на горе Храмовой! Успело столько произойти, пока ты здесь, всего лишь миг небесный! Как долго ждать? Что долго или скоро здесь? Сколько молитв? Сколько - то купеческий расчёт! Спросить у Исы? Никто Ису отвлечь, когда он молится, не в силах. Нехотя... другое б слово произнести! Иса к нему поворотил свой лик.
   89. Явленная тайна*
   ______________
   * Палимпсестовый текст завершился. Далее - продолжение, существующее как бы вне текста, сочинённое, казалось, независимо от свитка.
   Вспомнился давний сон, при Хадидже, долго не мог уснуть, а утром рассказал ей: С тобой во сне мы были дома у пророка Исы! На Храмовой горе Иса, последний из предшествующих пророков, стоял позади, а здесь при ярком свете... - Иса, увиденный во сне, был другой!
   (80) В свитке - пробел. В одной из рукописей Ибн Гасана были обнаружены на тюркском листки с неприметным заголовком: Сон с И., прочитывалось лишь в лупу, что якобы описан сон Мухаммеда, но можно предположить по отдельным фразам, что приснилось... самому Ибн Гасану (такое в мире сочинителей случается)!
   Увиденный ближе к рассвету после спора, когда люди Писания обвиняли Мухаммеда в незнании истории, сон отчётливо запомнился. Летний день. Сидим в большом, просторном доме за дастарханом*. Рядом слева И., крупное лицо, седые редкие волосы на голове, поначалу удивило, что он такой старый и очень высокий. Справа сидел Х.
   ______________
   * Слово более туркестанское, нежели кавказское, скатерть, чужеродное для уха арабского, лишний раз свидетельствует о тюркском происхождении Ибн Гасана, что оспаривается арабами и персами, желающими, очевидно, сделать достоянием его труды (вряд ли возжелают после издания!), хотя и сам он не был лишён тщеславия, желал прославиться по крайней мере в трёх мирах: арабском, тюркском, персидском.
   (81) Как можно представить рост сидящего человека? Имеется в виду Хамза? Или кто другой? В тюркских языках родов нет, можно было бы перевести и как сидела. Может, это была Хадиджа? - Упрёк неведомого читателя (не Джб ли?).
   "Я хотел бы сказать..." - смотрю, пятна багровые от вина на полотняном белом дастархане. И. делает знак, чтоб принесли поесть: гости хотят говорить, а еду убрали. "Ничего, не беспокойтесь", - мол, ещё успею высказаться. И. поднимается (когда сидел, казался высоким, а тут - невелик ростом), идём за ним, на веранде большой круглый хлеб, свежий, источает дразнящий запах, ну да, думаю, столько народу сюда приходит, всех надо накормить. Множество закутков, везде люди, по ступенькам спускаемся, Х. успевает шепнуть, что И. приходил к ним однажды, и, видя моё удивление, замечает: "Ты что, забыл? Он к нашему отцу в гости приходил, с ним ещё А.Л. дерзко и грубо спорил, с его избранничеством не соглашался".
   (82) Но отцы у Мухаммеда и Хамзы разные. А.Л. - Абу-Лахаб? Любил спорить!
   С ужасом думаю: вдруг спросит И., чем занимаюсь? Сказать, пророк?! избран Богом? И кому! Нет, не спросил. Проходим по зелёному лугу, пахнет скошенной травой, смотрю - нет И., лишь я и моя мать, сидим под акацией, рассказываю о чуде - встрече с самим И. "Какое счастье лицезреть избранника Неба! - говорю... но уже не мать рядом, а Х. [Хадиджа?]: - Будто беседовал с Самим Богом!"
   Разгадка сна?
   (83) Запись обрывается, но есть ещё фраза, прочитывается лишь: "не вспомню".
   - Он тебя признал, если во сне привиделся! - сказала тогда Хадиджа ему. И словно начертала: Явленная тайна! Спустя время заметила: - Но не всякий Иса - пророк. Может быть, то был двойник? Похожий, но не Иса? Тут Мухаммед вспомнил детское: Абдул-Мутталиб говорил, что у пророка Исы, об этом старец в Эль-Кудсе ему поведал, какое-то было свечение над левым ухом. "Почему над левым?" - спросил Мухаммед. Промолчал дед, как и тот старец, кому он задал такой же вопрос. Было ли во сне свечение - не запомнил. Лишь помнит, что Иса был светловолос и голубоглаз. Не похож на нынешнего, истинного, черноглазый и тёмен ликом, смотрит на Мухаммеда пристально: - Не зван мной, и молитву мою нарушил! - Укор?!
   - Даже здесь, в кругах небесных, мнителен ты, Мухаммед, и в ясном взгляде, полном доброты, узрел, заботами земными полон, не то, что в вечном бытии Исы!
   - Признаюсь, мне не избыть страстей земных.
   - Переступи чрез них!
   - Бог возжелал, чтоб я... - была смиренность в голосе Мухаммеда.
   - Вознесены сюда по воле Бога! Отца Небесного то выбор.
   Ждут ученики: запомнить, что скажет им Мухаммед.
   Каждый - носитель одной из ниспосланных сур, и кому какую
   запомнить следующую. В голосе Исы... - Оглядел учеников,
   самый младший, с памятью отменной - Шюкрулла: от него и
   передастся потомкам рассказ Мухаммеда о пятом Небе, где
   встретился с Исой. Задумался: какое слово точное найти? Исы
   был голос тих, в глазах тревога. Не пояснил: тревога отчего?
   - О тяжкой миссии твоей наслышан я на Небе, - сказал Мухаммеду. Всерьёз? Может, ироничен? - Неистребима мнительность земная!
   - Твоя была трудней.
   - Иные времена, иное племя - мы и вы.
   - Ты к избранному Богом народу шёл!
   - Что с того, что избранный? Замкнулся он, Богом избранный.
   - Но сказано: растворится твой народ в племенах земных.
   - Наглухо закрылся, уйдя в себя!
   - И всё ж из первых на земле народов, в единого уверовавший Бога!
   Мой род и наше племя Его не знали, у каждого свой идол: обрубок камня, истукан, хранитель очага, кумир, спаситель!
   - Увы, к призыву моему сородичи остались глухи: через народ мой возжелал всех приобщить к Отцу Небесному, исполнив Его волю. Но ворошить былое не станем: что говорить о том, что было?
   - Твой крест...
   - Но каждому нести свой крест! Тебе мой крест не угрожает.
   (84) В одной из записей Ибн Гасана дан диалог на фоне нарисованного креста:
   - Но отчего твой крест, который носишь на груди, усеян шипами?
   - Для умерщвления плоти.
   - Во имя собственного спасения?
   - Но через боль!
   - Не признак ли тщеславия забота о личном спасении? Что вернее: носить крест, пусть даже с шипами, или носить в себе суть креста?
   - Отвечу притчей. Спросили у несущего свечу: "Откуда свет?" Тот вместо ответа задул свечу и спросил: "Скажи мне, куда девался свет, и я отвечу, откуда он появился". Так что не задавайся праздными вопросами!
   Ученики притихли, ждут, что скажет им ещё Мухаммед.
   "Ну да, - Иса мне молвил, - сородичей собрать ты вздумал,
   явив им Книгу Книг, но отвратились. Увы, таков удел и мой,
   когда я начинал. И патриархов". Но все, с кем до Исы
   встречался, ждали моего явления.
   Казалось, разговор с Исой - главное, из-за чего сюда явился. Может, и на свет родился, чтоб встречи этой удостоиться? Адам? Нух? С ними было проще, а Ибрагим не далёкий предок, а чуть ли не дед! Муса... - здесь, мнилось, он главный, единственный, кому удалось Бога лицезреть. Но и он понятен людской натурой, а Иса...Но сказано: Бог не родил и не рождён отчего сомнение в кругах неба не отпускает?
   90. И эхом: Не успеешь!
   А прежде не забыть спросить: почему ад помещён в пределах Его пространства? Иса ответил тотчас:
   - Взял на себя я все грехи людские, чтобы впредь...
   - А разве, - не дал Исе досказать, - грех искореним?
   - Увы!
   - Но если грех - земные его думы - неустраним, как избыться адским мукам?!
   - В бесстрашии уметь взирать на грех. Быть открытым Богу. Терпением спасается душа.
   - Сколь долог путь к спасению?
   - Неизмеряем путь, открытый к Богу.
   - А грешники в аду?
   - За них молиться.
   - Но как?
   - Любовью. А чтоб любить - дано сердце, уста - чтоб молвить, руки врачевать, во всём есть воля Божья.
   И неотвязна мысль: Он знает всё, Иса. И всех. Но если на лице моём прочёл мои думы... - ни словом не обмолвился о том, что сына Божиего не признал! Но разве это было выговорено в уме? Лишь откровение: Бог не рождён и не родил. В том, что услышал, как мне усомниться?!
   - Я за тебя, - сказал ему Иса, - молился!
   - За меня?!
   - Твой путь тебе ещё пройти придётся! - И улыбнулся с горечью.
   Бледное лицо, суров и озабочен с виду. Вдруг засиял: - Пришелец ты, явился и уйдёшь, чтоб жизнь пройти земную, а мы здесь навсегда.
   - В том сожаление или отрада?
   - Свершить задуманное, от будущих себя сберечь ошибок.
   - Ведом Богом я!
   - Но выбор - за тобой, чтоб каждый раз не начинать сначала.
   - След в след?
   - Путь свой у каждого, но он тобой ещё не пройден.
   - Мне Богом ниспослано!.. - Не возомни, - сказал себе, - о себе лишнего, Мухаммед!
   - Отец Он мой, Отец и ваш, и Бог Он мой, и Бог Он ваш!
   - Но...
   - Не смеешь досказать? Сомнениями мучим?
   - Ты угадал!
   - А может, меня жалеешь?
   - О, если бы, - вскричал Мухаммед, вырвалась наружу боль, - счастье выпало мне увидеть мать Амину!.. Нет, не понять мне, прости, Иса, тебя, то выше разуменья моего!
   - Но что, скажи, я выслушать готов!
   - ...Пришли, когда говорил к народу, мать, братья и сёстры, они стояли вне дома, приметил их среди людей, в толпе стояли, кто-то молвил: "Вот мать, братья и сёстры!" Но ты...
   - Готов я сказанное повторить: "Кто моя матерь? Братья и сёстры кто мои?" Указал на учеников Своих. "Ибо, - молвил говорившему мне, - кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь!"
   - Ушли ни с чем!.. - И горечь в голосе. - Нет, не пойму! И про умершего отца ученика, отверг его просьбу! "Позволь, - просил он, - отца умершего пойти похоронить, сыновний долг велит!" Ты воспротивился! "Предоставь, сказал ему, - мёртвым погребать своих мертвецов!"
   - Ты можешь следом повторить за мной: не думайте, что Я пришёл принести мир на землю. Не мир пришёл Я принести, но меч, ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, а дочь с матерью её, и невестку со свекровью её! Сберёгший душу от Меня, потеряет её, а потерявший душу свою ради Меня, сбережёт её. Иго Моё благо, и бремя Моё легко!
   - О, если б даже мёртвого увидеть довелось мне отца!
   Но укорять пророка!.. И тут, не успел Мухаммед лишь подумать: А сон был такой... - как Иса в нетерпении произнёс:
   - Сон?! - Чутки они, пророки, невыговоренное улавливают. Но ты и сам, случалось на земле, с дум собеседников покровы сбрасывал порою. При слове сон во взгляде Исы появилось нечто вроде изумления, земное в слове, здесь забытое, услышалось: - О сон!.. Даются сны в утешение вам!
   - Живым?
   - Но кто живее: вы иль мы?
   Умолк, задумался: Живее вы!
   - ...Игра воображения! Чувств высвобождение! И, оттолкнувшись от пригорка, летишь, а руки - точно крылья.
   - Ума подсказка сон! - повторил Абу-Бакра.
   - А то и упредить беду, когда всерьёз являемся во сне.
   - А может, то не сон, а явь?
   - Услышать хочешь о себе?
   - Но разве я не волей Бога явлен в мир?!
   - Все явлены... - И тут Мухаммед не дал Исе договорить:
   - Быть может, о пророк славнейший, обуян сомнениями в моём избранничестве?!
   - У каждого из нас своё сомнение. Но первому, - сказал, - тебе избыть сомнение, и тогда... - молвил вслух или дуновение мысли? - Нет, не успеешь!
   И эхом прозвучало: Успеешь ли?
   91. И снова эхом: Уж изгнан!
   - ...Я сам в твой сон явился. А трапеза... что ж, много званых, мало избранных! Пришли ученики и возлегли. И те, кто был со мной, меня не понимали. Покинули меня, уснули. А утром я ушёл в Йерушалайм.
   - Ты был другой во сне.
   - Светловолос для тех, кто светл власами. Но смуглый я, еврейкою рождённый! И даже посмуглей тебя!
   - За вами, племенем евреев, следом избранны мы!
   - Но кто вы?
   - Мы родственны, арабы мы, семиты!
   - Я слышал!.. Но если волею Отца Небесного, Отец Он мой, и твой Отец Он, нам всем Отец, ступил на миг кратчайший в круги неба... лишь мне дозволено такое!
   (85) Иса, пребывая на земле, был категоричен, но не таков на небе. Есть иная версия сказанного Исой Мухаммеду: То, что Мне дозволено было на земле, тебе разрешено. И пояснил: Потому ты и здесь.
   - Когда ты на земле, длинны день и ночь в делах, заботах, думах. Отсюда, где медленно течение времён, стремительную поступь на земле узришь. Храм Божий учредишь, но будешь, неузнанный, оттуда изгнан! ... Мужчины, женщины с открытыми лицами, одна - жена... Нет, не знал Иса семьи, путы родичей, как сеть для ловли рыб, не испытал*.
   ______________
   * Так чей же сон записан Ибн Гасаном? Неужто Мухаммеда?
   - ... Да, твои жёны! - Иса вдруг сказал то ли в осуждение, то ли укоряя. - Их столько, что не счесть!
   - Одна лишь!
   - Одна?
   - Лишь Севда! - Но тут же усомнился: одна ли?! И от увиденного внизу, где твердь земная, ибо уже случилось, устыдился, что сказал неправду: Но Айша!
   - Влечение к девственнице, никогда прежде не испытанное?
   Вдвоём с Айшой остались, дотронулся до неё. Не спешить,
   вспугнув резким движением. И забыть, что пророк, такой, как
   все!
   - Свадьбы ещё не было!
   - Пока в кругах небесных, успел на земле жениться!
   Слышит Айшу, но кому рассказывает? Мы приехали в Медину
   [Йатриб]. Однажды я на качелях качалась меж веток смоквы,
   мать меня остановила, погладила голову, причёску поправила,
   дала лицо сполоснуть, повела к дому. Много женщин было,
   одели меня в нарядную одежду, яркий платок на голову
   накинули, и я с мамой вошла в другую комнату, где сидел
   отец, и тут я посланника Аллаха увидала. Холодно было,
   Мухаммед подсел согреться к курси, возвышению, под которым
   тлели угли, отдавая дому жар. - Посадив меня рядом с
   посланником, мать сказала: "Вот, доченька, твоя семья, да
   осенит вас благословением Аллах!" Ради этого случая не
   закололи животное жертвенное, не зарезали овцу. Бин Убада
   прислал блюдо с простой едой. Севда вышла встречать Айшу, ни
   огорчения на лице, ни раздражения. Ночью вдруг Севда говорит
   Мухаммеду:
   - Надо девочку готовить.
   - К чему? - удивился.
   - Стать женой!
   - Разве она женой мне послана?
   - А кем?! - Мухаммед промолчал, Севда, кажется, поняла:
   Айша и жена, и не жена, дитя, а для неё как дочь.
   - А следом третья жена!
   - Четвёртая!
   - Тебе виднее!
   - После Хадиджи, Севды и Айши - Хафса.
   Дочь Омара и Айша рады: отцы их, Омар и Абу-Бакр, дружбой
   спаяны, к тому ж такая ревность к Севде!
   - На дочерях соратников женитьба... - во имя крепкого союза?
   - А разве нет? И прочен договор, когда скреплён узами семейными!
   - И выдать дочерей во имя той же крепости? Ругийю - за Османа, Фатиму за Али?
   - О, дочь любимая Ругийа!..
   - Горечь смерти?
   Но разве... уже случилось!
   - О, знание потерь позднейших на земле, что с неба увидал! Переживания мне верного Османа!
   - И ссора - знает Иса! - меж соратниками!
   Омар предложил Осману в жёны недавно овдовевшую
   восемнадцатилетнюю дочь Хафсу. Осман, точно оскорбили его
   чувства, резко ответил: - Нет!
   Омар вспылил.
   - Умерь свой гнев, Омар, - сказал Мухаммед, - не спеши его
   осуждать! Ему судьбой предназначена женщина лучшая, нежели
   дочь твоя Хафса! Нет, ты не ослышался, я сказал то, что
   сказал, имей терпение и выслушай до конца, ибо и дочери
   твоей Хафсе предназначен лучший, нежели Осман, муж! Омар
   тотчас понял: он и сам думал предложить Мухаммеду дочь! Но
   радость от лучшего мужа не вытеснила недоумения о лучшей,
   нежели его дочь, жене для Османа: кто ж она?! Дочь
   Мухаммеда Умм-Кюльсум!
   - Надежная опора: дважды зять?!
   - Но каждый - щит, и каждый - меч!
   - Ждёшь новую жену - она уже в могиле.
   - То был не плоти зов!
   - Что б ни было!
   - Женился на вдове, муж был славный воин, влиятелен и род, с их помощью язычников победил! Умерла - с почестями похоронил!
   - И следом новая женитьба?
   - Ты строг, Иса! Разброс родов, вражда племён, и я во имя...
   - Уж слышал я о крепости семейных уз!
   Не успели похоронить Зейнаб, совет был: жениться на
   Умм-Сальме, сестре вождя мекканского рода максумов, дабы
   внести раскол в ряды врагов.
   Но я слышал, Абу-Бакр, что ты сватался к ней!
   "Да, красива и умна... отказала мне!"
   И ты сватался, Омар!
   "И за меня не вышла".
   Думаете, согласится выйти за меня?
   Долго раздумывала: "Я уже не молода, к тому ж у меня
   характер завистливый, уживусь ли с жёнами?" Мухаммед
   уговаривал: "Если сама знаешь, что завистлива, Бог тебе
   поможет стать лучше".
   - И даже жёны в дар преподнесены!
   - Но женщина вольна не согласиться!
   - О, горечь изумления земного!.. Просты разводы?
   Бедуины, дабы отплатить Мухаммеду за щедрость при дележе
   трофеев, предложили ему в жёны красивую бедуинку Асму.
   Когда та сняла одежду, увидел на её груди белое пятно:
   проказа?! "Уходи к своей семье!" - велел ей. Предводитель,
   дабы смыть с себя позор, привёл к Мухаммеду новую жену, но
   Умра, когда Мухаммед к ней вошёл, сказала: "Да защитит меня
   Аллах от тебя!"
   "Аллах защищает того, кто просит защиты, - уходи к
   своей семье", - ответил Мухаммед. И тут спасла честь отца
   дочь предводителя: Умм-Шарик сама предложила себя в жёны, и
   Мухаммед принял её.
   92. Расступившиеся облака
   - Но есть ещё одна Зейнаб, о ней умолчал! Нет, не покойная, другая, красавица Зейнаб!
   - Искал приёмного я сына, Зейда!
   - Да, знаю, в дом к нему пошёл, смутился, застав её, - она купалась.
   - Воскликнул, поражённый красотой: Благословен Бог, такое сотворивший чудо!
   И он увидел... - очень давнее, а ведь вчера случилось!
   Ты часто говорил: "Более всего на земле я люблю женщин и
   ароматы". Однажды при Абу-Талибе сказал: "Божественны
   женщины!", вызвав его удивление: "Уж не сделался ли
   поэтом?" Но ты смутился и добавил, что полное наслаждение
   находил лишь в молитве.
   Молитва тут ни при чём!
   Сначала Хадиджа, единственная, а после... - твои женитьбы,
   не одна, даже не семь! Чем больше жён - тем более почитаем,
   не так ли?
   Хочешь услышать "да" или "нет"?
   Определённость красит мужчину.
   Не с нас пошло. И первые люди Писания полагали подобное...
   Мне было довольно одной, ты знаешь.
   О, как ты оживляешься в присутствии женщин!
   Не отказываюсь: всю жизнь восхищался совершенством женских
   тел. Плавные линии плеч! Гладкие руки!
   Про брови не забудь, и губы, углём будто нарисованные.
   Изящество и гибкость стана, мягкий взгляд. - я прав?
   Но прежде - незаменимость женщины в семье, в жизни мужчины,
   и каждая - другая.
   А ревность жён? Неужто утаишь?!
   Ниспослано: Великий грех - ревность жён!
   Жёнам ведомо, и что же?!
   Лишь ревность Айши, юна и несмышлёна.
   К умершей даже Хадидже!
   Спор с самим собой? С Исою тоже: Не ты ль, Мухаммед, в том повинен? Что часто, сравнивая жён, вспоминал Хадиджу?
   Им в назидание!
   А Хафса?
   Ни слова более!
   (86) Очевидно, - пояснено, - речь о событии, вызвавшем толки о сластолюбии пророка; Хафса как-то застала его с невольницей Марией: "В моём доме! Я считала невольниц недостойными тебя!"
   Запретна она для меня, я не прикоснусь к ней более!
   "Но как запретишь, что уже дозволил Бог?"
   Да услышит Он: никогда не приближусь к ней, но и ты не рассказывай никому!
   Хафса, однако, проболталась Айше, Мухаммед объявил Хафсе, что разводится с нею. Омар допытывался, в чём провинилась дочь, а узнав, повелел: "Умерь ревность!"
   О случившемся - сура, к свитку приложенная: О пророк, почему дозволенное Богом себе запрещаешь, домогаясь жён расположения?
   Не смог, то было выше сил, оставить Марию, тем более, что
   родила мне сына.
   (87) Ибн Гасан прерывает, давая пояснение: Сказанному противоречат суждения некоторых благочестивых учёных, что Мухаммеда женщины мало интересовали, длительное время ему достаточно было одной Хадиджи, и последующее многожёнство было вызвано высокими соображениями.
   Назван был в честь праотца Ибрагимом.
   И очень на тебя похож?
   Ни тени сомнения!
   Но отчего, взяв сына на руки, спросил однажды у Айши: "Как
   думаешь, похож он на меня? Мизинец как мой, пухлый! А
   румянец на щёке? " - "У любого, кого кормят козьим
   молоком, - ответила, - будут пухлые руки и румяные щёки!"
   Но, дабы не расстраивался, добавила: "Пока мал, может, со
   временем станет на тебя похожим".
   Счастлив, когда оставался с внуками, которые были старше
   сына: Гасану и Гусейну семь и шесть, Ибрагиму год, последний
   его год, поочерёдно сажал их себе на спину, изображая то
   верблюда, то коня.
   Вспомнил: в небе Ибрагима... - было в сей миг! - сказал праотец: "И сына именем моим наречёшь". - "Но выживет?" Ибрагим глянул печально.
   Последыш повторил судьбу сыновей: "Что ж, и мне недолго