Страница:
(116) Впоследствии рядом похоронят первого и второго халифов, Абу-Бакра и Омара. Против могилы Мухаммеда оставлено свободное место для Исы, здесь ему якобы суждено окончить свои дни (после второго пришествия на землю).
Где Айша? Плач её детский - ну да, ещё ребёнок, ей только
восемнадцать! И слышат, как Омар уже присягает Абу-Бакру,
да, именно ему - первому после Мухаммеда халифу, а за
Омаром Абу-Бакру присягают... Осман?
Но хмур Али: не ему ли доверено было общую
возглавить молитву? Случилось: присягают Абу-Бакру.
И не успел стать халифом... только то и делает, чтоб, явив
силу, не дать распасться крошечному государству двух
городов: Мекки и уже Медины, халифату, как промолвил
однажды. И великий, по словам Мухаммеда, полководец
правоверных Халид присягнул, после колебаний, Абу-Бакру, с
десятитысячным войском вышел к устью Евфрата, не встретив
сопротивления, прошёл в Вавилонию и Халдею. Но пред тем
Абу-Бакр, копируя меня, наставлял воинов десятью
заповедями:
первое - говорить всегда правду; второе - не красть;
третье - вероломным не быть; четвёртое - не увечить
никого в бою; пятое - не умерщвлять детей, стариков,
женщин; шестое - не сдирать для топки кору с пальм, ибо
живые; седьмое - не срубать плодовые деревья;
восьмое - не уничтожать посевы; но как воспретить, чтоб не
начинали поход в пору созревания плодов, хлеба на полях,
когда уничтожаются посевы, вырубаются деревья?.. девятое
не умерщвлять без надобности овец, быков, верблюдов, помимо
потребного для поддержания жизни; десятое - не трогать
людей в кельях, узнаете их по одежде из верблюжьего волоса,
питаются диким мёдом, это отшельники, пусть исполняют свои
обеты.
...Войско пересекло низины Месопотамии, через Евфрат
переправилось в персидские владения. Было разгромлено в
местечке Уллейс наспех собранное войско персов: люди
ненавидели персов за то, что ограничивали их свободу, не
допускали стада до низовий Евфрата; и Бизанс заносчивый с
непосильными налогами, нетерпим, к иноверцам жесток. И река
потекла кровью, как обещал Халид, прозванный Неустрашимым
под свистом стрел.
Пред тем пала Южная Палестина, без особого труда рассеялись
воины-греки у Мёртвого моря, Дамаск оборонялся семьдесят
дней и взят был штурмом!
...Абу-Бакра лихорадит, все одеяла в доме на него брошены,
вспыхивают перед глазами круги, мелькают люди, и не
отвязаться от слов: Счастлив ли ты, отвечу после твоей
смерти. И ловит ухом звуки свирели - идут, идут войска под
эти звуки!.. И чувствует, как тают, тают силы. Поражение
Фёдора, брата императора Византии Ираклия, неподалёку,
всего лишь в трёх милях от Йерушалайма, Эль-Кудса!..
весть была последней радостью Абу-Бакра. Но успевает взять
с соратников
клятву, чтоб присягнули Омару.
И был день Кадисии, когда воины Омара наголову разбили
лучшую армию мира - персов, и старинное знамя сасанидов не
помогло из леопардовой кожи, и конники, закованные в броню,
и три десятка слонов боевых, и союзники, среди коих были
испытанные в боях армянский князь Мушег и легендарный вождь
агванцев, чьё войско не знало поражений, Джеваншир.
...Арабы расположили воинов по племенам, дабы состязались в
битве за лучшую долю. Неделю бились войска, исход решила
ночь грохота, как она была названа, когда поднялся, точно
по велению Божьему, пришедшему на подмогу войску пророка,
сильнейший вихрь и ветер бросал в лицо персам тучи песку.
Даже слоны, точно их подучили, свирепо бросились на своих,
арабы перерезали широкие подпруги, рухнули башенки,
установленные на слонах, насмерть разбились сидящие в них
воины.
Воцарились арабы в Междуречье, преодолев свирепые воды
Тигра, - коль скоро река, как и сопутствующий ей Евфрат,
берёт начало на небесах, разве мог не помочь им победить
Бог? Белый дом царя царей неверных - Хосрова потряс детей
пустынь арабов; бедуины зачарованно глядели, не веря, что
такое возможно, на серебряного верблюда в настоящую
величину с всадником из золота, на золотого коня с зубами
из настоящего жемчуга и глазами из драгоценных камней;
пыльными они ходили ногами в стёртых сандалиях по
занимавшему огромный тронный зал знаменитому ковру, на
котором выткан был, казалось, весь мир цветов... Собрали и
перевезли ковёр в Медину, но где и
как разостлать?! Разрезали на куски и поделили, достался
кусок и Али - продал потом за двадцать тысяч дирхемов.
Одно за другим падают города и провинции, вот и
Азербайджан, ведущий в Армению; но сначала арабы вторглись
в Армению через долину верхнего Евфрата, обогнув озеро Ван
с запада и севера, минуя Арарат и вступив в долину Аракса.
А далее - в Грузию, на север, к горам Кафским, но были
остановлены хазарами.
Между тем арабы осадили Йерушалайм. Мечта халифа - войти в
сдавшийся святой град иудеев и христиан. И Омар, отныне
новый повелитель, покинув покорённый Джабий, где в
старинном замке гассанидских князей диктовал повеления
сирийцам, ставшим подданными халифата, вошёл после трудного
пути в Йерушалайм. Омар сидел на верблюде в потёртом плаще
из верблюжьей шерсти, и скромная простота его шествия, по
словам мусульман, изумила горожан.
(117) Ибо, поясняет Ибн Гасан, привыкли к торжественным въездам победоносного (и полного спеси) императора Ираклия в золотых облачениях и на богато убранном коне. Но радость во взгляде Омара при вхождении в Йерушалайм была расписана христианами как выражение на лице сатанинского лицемерия.
И возжелал Омар увидеть Храмовую гору, где некогда высился
храм Сулеймана, откуда Мухаммед совершил небошествие
здесь теперь место свалки, но воздвигнет мечеть! Патриарх
Софроний уговорил переодеться в льняную рубаху, пока
очистят одежду от пыли дорог (переоделся, потом вернул,
облачившись в своё).
...Молится Омар в мечети, за спиной правоверные стоят; он
вчера вернулся из паломничества в Мекку, в столицу Медину,
а утром пошёл в мечеть молиться, и тут... спешит к нему
раб, из персов военнопленных, в руке сверкнул кинжал о двух
лезвиях с рукояткой посередине (неужто никто не видит?).
Идёт, расталкивая верующих, и все, занятые утренней
молитвой, уступают ему дорогу, всё ближе и ближе он, и вот
пред ним ненавистный Омар, тут же вонзает ему в спину нож,
и... - суматоха! паника! в мечети пролилась кровь!..
убийце удаётся скрыться. Нет, Омар ещё жив, но понимает
много видел смертей, - что умрёт; всего лишь миг был,
почувствовал облегчение, показалось, возвращается жизнь,
когда узнал, что нет, не правоверный на него покушался, а
нечестивец - видели перса! Даже имя назвали: Фируз!
(118) Ибн Гасан поясняет: Омар не внял просьбе раба защитить его от хозяина, который взимает непосильную подать: - А сколько ты обязан выплачивать?- спросил он его. - Два дирхема ежедневно, - ответил тот. - Но чем ты их зарабываешь? - Я плотник, каменщик и кузнец! - Слышал о тебе: для такого мастера, как ты, оброк невелик. К тому же, говорят, хвастал, что можешь построить мельницу, которая мелет с помощью ветра, так ли это? - Да, могу. - Построишь, тогда поговорим о твоих бедах! - Что ж, построю, прославит тебя моя мельница! - Ушёл с обидой, а утром следующего дня... - но о том уже было. Кстати, один из сыновей Омара Убайдулла, Нижайший раб Аллаха, вскоре отыскал Фируза, умертвил его, а заодно убил его жену и дочь.
Но успевает Омар взять с Айши слово, что его похоронят в её
доме рядом с пророком, и преемника называет - Абдуррахмана
бин Ауфа, воина бесстрашного, который, впрочем, тут же в
страхе за ответственность, которая на него возлагается,
отказывается. Омар собирает вокруг своего одра сподвижников
Мухаммеда, среди которых - Осман и Али, и просит
Абдуррахмана бин Ауфа, за кем окончательное решение,
поговорить с каждым в отдельности, чтоб назвали имя нового
халифа.
"Мне отпущено Аллахом, - сказал им, - всего три дня, и да
узнают правоверные нового халифа!"
(119) Омар действительно прожил три дня, так и не узнав, кто третий халиф.
Колебались между Османом и Али, тогда старейшина, наедине
встретившись с каждым из них, предложил ответить на вопрос:
Станет ли он, если будет выбран халифом, поступать со всеми
правоверными согласно Корану, поведению пророка, словам и
делам Абу-Бакра и Омара? Осман, не задумываясь, тут же
ответил: "Да!"
Али ответил иначе: "Я готов, насколько в моих силах,
исполнить всё, согласуясь с Божественной Книгой и по
примеру пророка!" - умолчав об отце Айши и Омаре.
Абдуррахман бин Ауф настоял, чтобы Али в точности ответил
на его вопрос, назвав при этом Абу-Бакра и Омара. "Есть ли
надобность рядом с Кораном и образом действий пророка в
чьих-то иных примерах? Но я вижу, тебя не устраивает мой
ответ, хочешь отстранить меня. Но и я не желаю, чтоб уста
изрекали противное моему сердцу!" И Осман был объявлен
халифом.
Но прежде - собрать воедино Коран, ибо со смертью пророка
ушёл главный источник знаний и толкований аятов и сур, и не
будут они отныне ниспосылаться - но довольно и тех, что
явлены! Собрать как свод законов на все случаи жизни: как
поступать, чтобы быть истинным правоверным? Начал собирать
Коран, но не успел, Абу-Бакр. Омару некогда было
продолжить: защищаясь от недругов, нападал, а нападая,
ширил пространство халифата. Откладывать далее было нельзя:
Осману - довершить начатое предшественниками, пока ещё живы
хранители сур, знатоки, соратники, которые помнят. О,
сколько тростниковых перьев надобно, чтоб весь Коран был
записан почерком куфи на обработанных шкурах животных, и
эти кожаные листы, воловьими сшитые жилами, хранились в
особо отведённом для них помещении, названном Место, где
хранится Коран. С образца затем сняли три списка, разослали
в главные города халифата - Дамаск, Куфу и Басру с
наставлением размножить, распространить среди мусульман. И
особый Коран - для Османа, чтоб под рукой халифа была
Священная книга.
...И кровью будут залиты страницы его Корана!
Потом халифом стал Али?.. Но сын Абу-Бакра Мухаммед не для
того устранил Османа, чтоб халифом стал не сам, носитель
имени пророка, брат любимой жены пророка!..
И собираются недруги Али в Мекке, вокруг матери правоверных
Айши, куда прибыла она с паломниками.
Начались казни сторонников Али в Ираке, Сирии, Египте.
Собрав войско, двинулись в Медину. Али, дабы защититься,
собрал сторонников, присоединились к нему и куфийцы, где
наместник - Гасан, внук пророка, сын Али. "Что вы
затеяли?! - обратился Али к недругам. - Мусульмане против
мусульман! Одумайтесь! Готовы встать под знамёна ислама
Персия, Бизанс! А вы?!"
Сражения было не избежать, и тут - чудо: воины Али сели на
верблюдов, стремительно понеслись на врага, вражьи кони, не
выносящие вида и запаха верблюдов, повернули назад, войско
омейядов не слышит, как взывает к ним из паланкина,
водружённого на верблюда, Айша: "Остановитесь!" Даже некому
ухватиться за поводья её верблюда, чтоб вытащить мать
правоверных из боя. Окружавшая верблюда живая стена
рухнула, пал верблюд, и Айша стала пленницей Али, осыпая
проклятиями брата, который в бойню преступную, названную
верблюжьей битвой, её втянул! Али тут же воспретил всякие
грабежи, отпустил Айшу, вернув её в сопровождении охраны в
Мекку для продолжения паломничества, откуда она вскоре
вернулась в Медину.
Али перенёс резиденцию в Куф - город, верный ему. Всё тот
же Мухаммед, не оставивший надежды стать халифом, столкнул
их, Али и Муавийю: стали войска одно против другого у
Евфрата, где река образует большую дугу, в Сиффине. Не
нападать первыми! Али приказал обороняться в надежде - о,
детская наивность! - избежать кровопролития. Мелкими
стычками Муавийя нащупывал слабости Али. Месяц стояния не
дал никаких результатов. И на вопрос Али: "Неужто танец
смерти предпочтительнее блеска владычества?" Муавийя
ответил атакой. Али бросил врагу: "Эй, Муавийя, столько уже
погибло, выходи, вызываю тебя на суд Божий, кто из нас
победит - тому и править!" - Муавийя ответил: "Эй, Али, не
знаешь разве, кто сражается со мной - тому убиту быть!"
Бой продолжился, поняв, что проигрывает, Муавийя вдруг
пошёл на хитрость: на копьях его воинов запестрели страницы
Корана - того самого, что залит был кровью Османа. Али
тотчас остановил бой. "Да будет, - согласился, - суд Божий,
почерпнём решение, кому быть халифом, из Корана!"
...Али шёл на пятничную молитву в мечеть, недавно
сооружённую в Куфе, сопровождаемый приверженцами, и
вдруг... - трое приблизились к нему, и не успели люди
понять, что происходит, как один из нападающих ударил
кинжалом Али по голове и рассёк ему череп.
Но Али успел, превозмогая боль, бросить в толпу:
"О люди! Разбейте волны смут кораблями спасения! Сойдите с
пути распрей, скиньте с голов ваших
кичливости короны!"*
______________
* Али завещал, как его похоронить, напомнив слова пророка: "Ни одной не оставляй возвышающейся над землёй могилы, не опустив её до уровня земли".
...Нет, этого ещё не случилось! Небошествие не завершено! Живой Мухаммед только что предстоял пред Божьим престолом!
113. Суметь постичь возникшие виденья
Возвратный путь?
Но нет, ещё не скор он, путь возвратный! В пути, в пути... и не остановить.
Вся жизнь - но разве прожита она?! - искания, скитания, дороги,
но сколь они малы и сколь кратки в сравнении с небесными.
Здесь ли пролёг иль там его наиглавнейший путь?
Поняв, познать, но что?
Проникнув в замысел великий, но какой?
Всевышнего то замысел великий!
Адам?
Адама породил, начало всех начал, - не помогло!
И Нух?
Конец начала!
Но и конца грядущего начало?
Исчез Я, чтобы вам явились ваши боги,
Во имя нового начала?
Нет, не помогло!
Но помощь в чём, если в начале каждом - видимый конец?
Начало - Ибрагим!
А завершение?
Нет завершения - новое начало: Муса!
Но посланный...
Ты прав: не помогло!
И чей конец... - Не дал договорить, и по губам удар, чтоб столь поспешно изрекать подобное не смели!
То не конец - начало новой веры!
Иса?!
Направил к вам, чтоб смертию мучительной вобрал в себя, приняв грехи людские, - не помогло!
И чей конец, веры той и этой... - Снова по губам удар, прикусил язык больно - такое в детстве случалось не раз, почувствовал солоноватый привкус крови.
Нет им конца!
Обеим верам?!
Трём - не обеим, которые восходят к Ибрагиму! И на земле, забытой Мной, на сироту Мой выбор пал! Вот смысл его, - о нём! - путей Небесных: верам Ибрагимовым открытые дороги - Мусы, Исы, но также (опять он назван, без обращения к нему, но именем своим), Мухаммед! Как будто не о нём, стоящем здесь, у самого престола, а о неведомом другом, который здесь, но и там, от сородичей скрывается, чтоб спастись!
И наступила тишина. Такая, что услышишь шёпот. Но... - узналось из запечатлённого каламом: Он щедр, пославший Сына!
А следом: Наищедрейший Он: вослед послал Мухаммеда!
И в избранность вознёс Он неприметность!
Явив сюда, в круги небесные, живым, и чтоб живой на землю возвратился.
Вот почему по кругам неба Мухаммед ходит - за тем, чтобы в поток войти единый с племенами - с теми, теми, теми, но и с другими тоже, которые не в тех, не в тех, не с теми. Успеет ли? Пророков след велик. Скитания небесные - прикосновение к Нему. И громом прогремело, небо расколов: "Нет, не успеет!"
И опять Мухаммед молился с пророками, пред тем как вернуться на землю. И знали про него пророки: что было, и что есть, и что случится. И он - то отзвук предвидения? - заслышав про победный Бадр, увидел и другие свои войны, - но не было пока ни одной!
О, сколько крови пролито - и вами, но и вами! вами тоже!
Так что же?! Неужто нового являть Мне вам пророка?!
И уже стоит у начала лестницы, которая уходит, точно в пропасть, вниз,
светлеет, но ещё темно, не видно, во что упирается.
Занёс ногу на ступеньку и... - не успел ступить, как уже на
последней:
стремительно падал, чувствуя, однако, крепость ступеней. Холм... - но впечатление, что ещё не земля,
повис, невесомый, - вот он, конь его, Бурак!
Отвязал поводья, освободив от кольца, - или кому-то пригодится?
Воссел в седло... "Я здесь, Мухаммед!" - услыхал, но не увидел Джебраила.
И уже сбоку - краснеющий краешек солнца, внизу - тьма,
и крупная звезда так же ярко светит на небе,
слабо розовеющем небе.
Ощущение земли, на которую ступил, сойдя с коня и
почувствовав под ногами твердь, было неизъяснимо радостное.
Пал на неё, обнял, усеянную травами, - мягка, благоуханна.
Поднялся, вздохнул полной грудью. К дому поспешил: поведать
об увиденном на небе!.. Но тревога: где он? Незнакомое
место! Кто-то бежит к нему. Вдруг увидел... - это же отец,
Абдулла! в рубахе холщовой, черты смутны, идёт домой!
Моложе меня нынешнего! Вышла встречать молодая - радостью
светятся глаза - мать! Неуверенно ходит: Будь осторожна!
носишь сына!
А потом... в кругу дядьёв, собрались у деда, запомнил с
детства лица: каждый молод, но выглядит старым. И нынешний
Мухаммед помнит: в нём тогдашнем было постоянное смешение
дерзости и робости, превосходства подростка над
сверстниками и обидчивости сироты, которому кажется, что
невзначай укорят. Сорвался с места, побежал, старший знал,
что младший спешит к пещере, трудно за ним угнаться, вот
ручей, и старший подоспел, запыхавшись. Оба Мухаммеда, и
обоим ведом каждый изгиб воды. Огромный камень всё так же
стоит. И его острый край, о который ударился однажды,
оцарапав колено. Берег ручейка песчаный, следы отчётливые
верблюдов, конский след. Ящерица вынырнула из-за валуна,
чья поверхность тепла от жарких лучей солнца, стремглав
юркнула - возникла-исчезла живая зелёная нить - в щель. Не
та ли тварь, с которой однажды, устав от одиночества,
заговорил: "Ну что, служишь змее, своей покровительнице?"
Ящерица остановилась, повернув головку. Светлый низ шейки
задвигался, задышал, глаза удивлённые застыли. "Яд госпоже
своей носишь?" Вмиг, будто кто проник в её тайну, исчезла.
Пригнулся к речке, воды её были чистые и холодные, с
вершины горы стекают, стал пить, и зубы заныли.
- Эй, Мухаммед! - голос деда, стоял поодаль. Вздрогнули
оба, тот и этот, каким помнит себя; поначалу, когда
окликали, испытывал испуг: спрятаться! не показываться на
глаза!.. Из детских потребностей уединиться, забыться, чтоб
не искали, стать не видимым никому, а если в доме
спрятаться в нише, где сложены одеяла, в свой мир уйти, но
старший - рядом*.
______________
* В момент смерти, - афоризм Гасаноглу, - человек соединяет в себе все свои возрасты. Или иначе: Смерть наступает в результате соединения в человеке всех его возрастов. Добавлено, но потом зачёркнуто: его прошлого, настоящего и будущего, хотя представить реальное соединение всего этого вряд ли возможно.
Прилечь и отдохнуть,
закрыв глаза,
чтоб меж дрожащим веком и зрачком
суметь постичь возникшие виденья.
114. Сто тридцать три
(120) Увидав новый свиток, удивился, считал, что повествование завершено [тут наши с Ибн Гасаном впечатления совпадают: конец, думалось, не скрою, в нетерпении, можно обнародовать свитки - ан нет!], хотя, признаюсь, меня не оставляло ожидание чего-то сверхобычного, и вот - странное цифровое название! [Поистине странное, будто правша писал левой! Когда под особыми лучами просмотрели заглавие, высветилось прежнее: Дважды по сто четырнадцать, число свитков повествования + число сур Корана? А Сто тридцать три? И тут наступила разгадка: умножились священные цифры 19 и 7, составилось новое количество сур Корана? Или - возвращение к первоначальному количеству? Но если так было, то где доказательства? А если новое - то как посмели пойти на такое?!]
- ...Эй, презренный Ибн Гасан! - взорвался над головой окрик.
- Но я не Ибн Гасан!
- Мне знать, кто ты! Бог повелел тебе исполнить Его волю!
- Сумею ли я?!
- Всё собери, Он наказал, как было Мной ниспослано!
- Но что?
- Неуч! Восстановить тебе наказываю Мой порядок сур и их число, что дерзостно осмелились нарушить рабы Мои ничтожные!
- Но я... И даже... - как признаться? Вдруг и впрямь грех великий, что нарушен строжайший запрет, невесть чьими устами провозглашённый, переводить священный арабский текст на иной язык? В тот же миг с грохотом провалилась дверь в комнату... - вспомнил я, как ворвались! И тотчас вся простыня... ещё понимаю! но как Бог допустил? разве... - но вот же: суры Корана! пропиталась кровью.
Да, это была кровь.
Не вода, выкрашенная в красное.
Нет, не успеет!
(121) А на мою долю выпало простое: озаглавить свитки, а также по мере погружения в них давать пояснения, на большее я и не рассчитывал*.
______________
* ... как и я, Ч.Г., доволен, что присутствую с комментариями в повествовании, которое ещё не завершено: на смену рукотворным свиткам грядут небесные суры, которые являлись Мухаммеду и выстроены хронологически Ибн Гасаном.
Но прежде, коль скоро поставлена точка в жизни Ибн Гасана, следует вкратце рассказать о ней*, исполнить обещанное**:
______________
* Чей это текст? Кто рассказывает? Ибн Гасан - о себе?! Может, литературный приём? Или чужая вставка, но почерк Ибн Гасана: искусная подделка?
** Но разве это кем-то было обещано? Как бы то ни было - текст в качестве основного наличествует в повествовании, а не является приложением к нему.
В течение многих веков Ибн Гасана никак не связывали с йеменским правителем Алазикрихи-Асселам'ом, чьим сыном он был. В "Летописи деяний царственного рода Великая Надежда" содержатся сведения, что одну из жён Алазикрихи-Асселам'а, рабыню-тюрчанку, из огузов, родившую ему первенца, но не наследника, звали редкостным именем Махфират. То же имя встречаем в записях Ибн Гасана, где к кораническому слову махфират, или благословение, приписано: "Так звали мою маму из огузов". Однажды будущий отец Ибн Гасана в отрочестве оспорил толкование учителем аята Корана о том, что пророк получил одобрение Аллаха жениться на жене приёмного сына Зейда. Разгневанный учитель сообщил о дерзости отцу, и тот, взбешённый поступком наследника, отдалил его от себя. После смерти Великой Надежды сын... "Знаешь ли ты, - вопрошает летописец, - что сделал он, заняв престол отца? Собрал знать на главную площадь и произнёс: "Я, ваш царь, по внушению разума считаю себя обязанным указать вам, что полезно и что вредно. Посвятите дни и труды наукам и познаниям, наслаждайтесь благами жизни, старайтесь возвыситься во мнении народов земли доблестными поступками, а не войнами. Знайте также: затворничество женщин - величайшее тиранство!" И, сойдя с трибуны, прошёл с царицей Дурретуд-Тадж, или Жемчужина Короны, по главной улице, и жена его была с открытым лицом. Стерпеть такое, - продолжает летописец, - народ не смог, и шурин царя убил его во имя веры и Аллаха. Сын и преемник (сводный брат нашего Ибн Гасана), ступив на престол и объявив отца заблудшим, решил искоренить всех его детей, в том числе Ибн Гасана, но тот исчез и вскоре объявился при дворе сирийского правителя, враждовавшего с Йеменом, а потом... тут как нельзя применима по части еретизма поговорка про яблоко и яблоню. Кстати, сохранилось портретное описание Ибн Гасана: худощав и высок ростом, с чистым смуглым лицом, острым подбородком, чуть кривым носом, но как это красит мужчину, не слишком длинным, но и не скажешь - средний. Ясный взгляд чёрных доверчивых глаз, могущих загореться гневом и отвратить беду, светить мягкостью и нежностью. Чёрные усы, ниспадающие кончиками вниз, губы по-детски припухлые; рядом со зрелым мужем он выглядел умудрённым опытом и крепким в кости мужчиной, а увидишь среди юнцов - не отличишь от них, подумаешь только, что Бог был щедр и не пожалел для него роста.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ПОТАЙНОЕ ДНО
Поэтическая хроника аятов - вдохновенных откровений Всевышнего, которые составили суры Корана, в точности воспроизведённые пророком Мухаммедом, да сохранится его имя в памяти людской.
Предпосланное
Здесь мы, продираясь сквозь путаную вязь земных и небесных свитков, авторство которых с достоверностью не прояснено по сию пору,
вдруг оказались - неожиданно для нас самих, что поначалу встревожило, но такова воля Бога! - в пространстве
Ста тридцати трёх,
хоть и не подвластном постижению смертными,
но влекущем к себе в надежде приоткрыть завесу с его тайн:
и это ... неужто суры Корана? *
______________
* Структура текста сохранена по оригиналу.
которые Ибн Гасан * во исполнение наказа Бога, успел, пока жизнь трагически не оборвалась, выстроить, но не в общепринятом порядке, как даны в Коране, а так, как являл Он их Мухаммеду, то есть хронологически.
______________
* Выходит, автор данного текста не Ибн Гасан? Может, на восточный манер, о себе - как бы со стороны?
Это не помешало, однако, возникнуть версии, что суры по времени их ниспосылания изначально лежали в потайном дне сундука, как некогда в шкатулке Хадиджи хранились первые суры, явленные Мухаммеду при её жизни (так сказано в хадисах - воспоминаниях о пророке).
Где Айша? Плач её детский - ну да, ещё ребёнок, ей только
восемнадцать! И слышат, как Омар уже присягает Абу-Бакру,
да, именно ему - первому после Мухаммеда халифу, а за
Омаром Абу-Бакру присягают... Осман?
Но хмур Али: не ему ли доверено было общую
возглавить молитву? Случилось: присягают Абу-Бакру.
И не успел стать халифом... только то и делает, чтоб, явив
силу, не дать распасться крошечному государству двух
городов: Мекки и уже Медины, халифату, как промолвил
однажды. И великий, по словам Мухаммеда, полководец
правоверных Халид присягнул, после колебаний, Абу-Бакру, с
десятитысячным войском вышел к устью Евфрата, не встретив
сопротивления, прошёл в Вавилонию и Халдею. Но пред тем
Абу-Бакр, копируя меня, наставлял воинов десятью
заповедями:
первое - говорить всегда правду; второе - не красть;
третье - вероломным не быть; четвёртое - не увечить
никого в бою; пятое - не умерщвлять детей, стариков,
женщин; шестое - не сдирать для топки кору с пальм, ибо
живые; седьмое - не срубать плодовые деревья;
восьмое - не уничтожать посевы; но как воспретить, чтоб не
начинали поход в пору созревания плодов, хлеба на полях,
когда уничтожаются посевы, вырубаются деревья?.. девятое
не умерщвлять без надобности овец, быков, верблюдов, помимо
потребного для поддержания жизни; десятое - не трогать
людей в кельях, узнаете их по одежде из верблюжьего волоса,
питаются диким мёдом, это отшельники, пусть исполняют свои
обеты.
...Войско пересекло низины Месопотамии, через Евфрат
переправилось в персидские владения. Было разгромлено в
местечке Уллейс наспех собранное войско персов: люди
ненавидели персов за то, что ограничивали их свободу, не
допускали стада до низовий Евфрата; и Бизанс заносчивый с
непосильными налогами, нетерпим, к иноверцам жесток. И река
потекла кровью, как обещал Халид, прозванный Неустрашимым
под свистом стрел.
Пред тем пала Южная Палестина, без особого труда рассеялись
воины-греки у Мёртвого моря, Дамаск оборонялся семьдесят
дней и взят был штурмом!
...Абу-Бакра лихорадит, все одеяла в доме на него брошены,
вспыхивают перед глазами круги, мелькают люди, и не
отвязаться от слов: Счастлив ли ты, отвечу после твоей
смерти. И ловит ухом звуки свирели - идут, идут войска под
эти звуки!.. И чувствует, как тают, тают силы. Поражение
Фёдора, брата императора Византии Ираклия, неподалёку,
всего лишь в трёх милях от Йерушалайма, Эль-Кудса!..
весть была последней радостью Абу-Бакра. Но успевает взять
с соратников
клятву, чтоб присягнули Омару.
И был день Кадисии, когда воины Омара наголову разбили
лучшую армию мира - персов, и старинное знамя сасанидов не
помогло из леопардовой кожи, и конники, закованные в броню,
и три десятка слонов боевых, и союзники, среди коих были
испытанные в боях армянский князь Мушег и легендарный вождь
агванцев, чьё войско не знало поражений, Джеваншир.
...Арабы расположили воинов по племенам, дабы состязались в
битве за лучшую долю. Неделю бились войска, исход решила
ночь грохота, как она была названа, когда поднялся, точно
по велению Божьему, пришедшему на подмогу войску пророка,
сильнейший вихрь и ветер бросал в лицо персам тучи песку.
Даже слоны, точно их подучили, свирепо бросились на своих,
арабы перерезали широкие подпруги, рухнули башенки,
установленные на слонах, насмерть разбились сидящие в них
воины.
Воцарились арабы в Междуречье, преодолев свирепые воды
Тигра, - коль скоро река, как и сопутствующий ей Евфрат,
берёт начало на небесах, разве мог не помочь им победить
Бог? Белый дом царя царей неверных - Хосрова потряс детей
пустынь арабов; бедуины зачарованно глядели, не веря, что
такое возможно, на серебряного верблюда в настоящую
величину с всадником из золота, на золотого коня с зубами
из настоящего жемчуга и глазами из драгоценных камней;
пыльными они ходили ногами в стёртых сандалиях по
занимавшему огромный тронный зал знаменитому ковру, на
котором выткан был, казалось, весь мир цветов... Собрали и
перевезли ковёр в Медину, но где и
как разостлать?! Разрезали на куски и поделили, достался
кусок и Али - продал потом за двадцать тысяч дирхемов.
Одно за другим падают города и провинции, вот и
Азербайджан, ведущий в Армению; но сначала арабы вторглись
в Армению через долину верхнего Евфрата, обогнув озеро Ван
с запада и севера, минуя Арарат и вступив в долину Аракса.
А далее - в Грузию, на север, к горам Кафским, но были
остановлены хазарами.
Между тем арабы осадили Йерушалайм. Мечта халифа - войти в
сдавшийся святой град иудеев и христиан. И Омар, отныне
новый повелитель, покинув покорённый Джабий, где в
старинном замке гассанидских князей диктовал повеления
сирийцам, ставшим подданными халифата, вошёл после трудного
пути в Йерушалайм. Омар сидел на верблюде в потёртом плаще
из верблюжьей шерсти, и скромная простота его шествия, по
словам мусульман, изумила горожан.
(117) Ибо, поясняет Ибн Гасан, привыкли к торжественным въездам победоносного (и полного спеси) императора Ираклия в золотых облачениях и на богато убранном коне. Но радость во взгляде Омара при вхождении в Йерушалайм была расписана христианами как выражение на лице сатанинского лицемерия.
И возжелал Омар увидеть Храмовую гору, где некогда высился
храм Сулеймана, откуда Мухаммед совершил небошествие
здесь теперь место свалки, но воздвигнет мечеть! Патриарх
Софроний уговорил переодеться в льняную рубаху, пока
очистят одежду от пыли дорог (переоделся, потом вернул,
облачившись в своё).
...Молится Омар в мечети, за спиной правоверные стоят; он
вчера вернулся из паломничества в Мекку, в столицу Медину,
а утром пошёл в мечеть молиться, и тут... спешит к нему
раб, из персов военнопленных, в руке сверкнул кинжал о двух
лезвиях с рукояткой посередине (неужто никто не видит?).
Идёт, расталкивая верующих, и все, занятые утренней
молитвой, уступают ему дорогу, всё ближе и ближе он, и вот
пред ним ненавистный Омар, тут же вонзает ему в спину нож,
и... - суматоха! паника! в мечети пролилась кровь!..
убийце удаётся скрыться. Нет, Омар ещё жив, но понимает
много видел смертей, - что умрёт; всего лишь миг был,
почувствовал облегчение, показалось, возвращается жизнь,
когда узнал, что нет, не правоверный на него покушался, а
нечестивец - видели перса! Даже имя назвали: Фируз!
(118) Ибн Гасан поясняет: Омар не внял просьбе раба защитить его от хозяина, который взимает непосильную подать: - А сколько ты обязан выплачивать?- спросил он его. - Два дирхема ежедневно, - ответил тот. - Но чем ты их зарабываешь? - Я плотник, каменщик и кузнец! - Слышал о тебе: для такого мастера, как ты, оброк невелик. К тому же, говорят, хвастал, что можешь построить мельницу, которая мелет с помощью ветра, так ли это? - Да, могу. - Построишь, тогда поговорим о твоих бедах! - Что ж, построю, прославит тебя моя мельница! - Ушёл с обидой, а утром следующего дня... - но о том уже было. Кстати, один из сыновей Омара Убайдулла, Нижайший раб Аллаха, вскоре отыскал Фируза, умертвил его, а заодно убил его жену и дочь.
Но успевает Омар взять с Айши слово, что его похоронят в её
доме рядом с пророком, и преемника называет - Абдуррахмана
бин Ауфа, воина бесстрашного, который, впрочем, тут же в
страхе за ответственность, которая на него возлагается,
отказывается. Омар собирает вокруг своего одра сподвижников
Мухаммеда, среди которых - Осман и Али, и просит
Абдуррахмана бин Ауфа, за кем окончательное решение,
поговорить с каждым в отдельности, чтоб назвали имя нового
халифа.
"Мне отпущено Аллахом, - сказал им, - всего три дня, и да
узнают правоверные нового халифа!"
(119) Омар действительно прожил три дня, так и не узнав, кто третий халиф.
Колебались между Османом и Али, тогда старейшина, наедине
встретившись с каждым из них, предложил ответить на вопрос:
Станет ли он, если будет выбран халифом, поступать со всеми
правоверными согласно Корану, поведению пророка, словам и
делам Абу-Бакра и Омара? Осман, не задумываясь, тут же
ответил: "Да!"
Али ответил иначе: "Я готов, насколько в моих силах,
исполнить всё, согласуясь с Божественной Книгой и по
примеру пророка!" - умолчав об отце Айши и Омаре.
Абдуррахман бин Ауф настоял, чтобы Али в точности ответил
на его вопрос, назвав при этом Абу-Бакра и Омара. "Есть ли
надобность рядом с Кораном и образом действий пророка в
чьих-то иных примерах? Но я вижу, тебя не устраивает мой
ответ, хочешь отстранить меня. Но и я не желаю, чтоб уста
изрекали противное моему сердцу!" И Осман был объявлен
халифом.
Но прежде - собрать воедино Коран, ибо со смертью пророка
ушёл главный источник знаний и толкований аятов и сур, и не
будут они отныне ниспосылаться - но довольно и тех, что
явлены! Собрать как свод законов на все случаи жизни: как
поступать, чтобы быть истинным правоверным? Начал собирать
Коран, но не успел, Абу-Бакр. Омару некогда было
продолжить: защищаясь от недругов, нападал, а нападая,
ширил пространство халифата. Откладывать далее было нельзя:
Осману - довершить начатое предшественниками, пока ещё живы
хранители сур, знатоки, соратники, которые помнят. О,
сколько тростниковых перьев надобно, чтоб весь Коран был
записан почерком куфи на обработанных шкурах животных, и
эти кожаные листы, воловьими сшитые жилами, хранились в
особо отведённом для них помещении, названном Место, где
хранится Коран. С образца затем сняли три списка, разослали
в главные города халифата - Дамаск, Куфу и Басру с
наставлением размножить, распространить среди мусульман. И
особый Коран - для Османа, чтоб под рукой халифа была
Священная книга.
...И кровью будут залиты страницы его Корана!
Потом халифом стал Али?.. Но сын Абу-Бакра Мухаммед не для
того устранил Османа, чтоб халифом стал не сам, носитель
имени пророка, брат любимой жены пророка!..
И собираются недруги Али в Мекке, вокруг матери правоверных
Айши, куда прибыла она с паломниками.
Начались казни сторонников Али в Ираке, Сирии, Египте.
Собрав войско, двинулись в Медину. Али, дабы защититься,
собрал сторонников, присоединились к нему и куфийцы, где
наместник - Гасан, внук пророка, сын Али. "Что вы
затеяли?! - обратился Али к недругам. - Мусульмане против
мусульман! Одумайтесь! Готовы встать под знамёна ислама
Персия, Бизанс! А вы?!"
Сражения было не избежать, и тут - чудо: воины Али сели на
верблюдов, стремительно понеслись на врага, вражьи кони, не
выносящие вида и запаха верблюдов, повернули назад, войско
омейядов не слышит, как взывает к ним из паланкина,
водружённого на верблюда, Айша: "Остановитесь!" Даже некому
ухватиться за поводья её верблюда, чтоб вытащить мать
правоверных из боя. Окружавшая верблюда живая стена
рухнула, пал верблюд, и Айша стала пленницей Али, осыпая
проклятиями брата, который в бойню преступную, названную
верблюжьей битвой, её втянул! Али тут же воспретил всякие
грабежи, отпустил Айшу, вернув её в сопровождении охраны в
Мекку для продолжения паломничества, откуда она вскоре
вернулась в Медину.
Али перенёс резиденцию в Куф - город, верный ему. Всё тот
же Мухаммед, не оставивший надежды стать халифом, столкнул
их, Али и Муавийю: стали войска одно против другого у
Евфрата, где река образует большую дугу, в Сиффине. Не
нападать первыми! Али приказал обороняться в надежде - о,
детская наивность! - избежать кровопролития. Мелкими
стычками Муавийя нащупывал слабости Али. Месяц стояния не
дал никаких результатов. И на вопрос Али: "Неужто танец
смерти предпочтительнее блеска владычества?" Муавийя
ответил атакой. Али бросил врагу: "Эй, Муавийя, столько уже
погибло, выходи, вызываю тебя на суд Божий, кто из нас
победит - тому и править!" - Муавийя ответил: "Эй, Али, не
знаешь разве, кто сражается со мной - тому убиту быть!"
Бой продолжился, поняв, что проигрывает, Муавийя вдруг
пошёл на хитрость: на копьях его воинов запестрели страницы
Корана - того самого, что залит был кровью Османа. Али
тотчас остановил бой. "Да будет, - согласился, - суд Божий,
почерпнём решение, кому быть халифом, из Корана!"
...Али шёл на пятничную молитву в мечеть, недавно
сооружённую в Куфе, сопровождаемый приверженцами, и
вдруг... - трое приблизились к нему, и не успели люди
понять, что происходит, как один из нападающих ударил
кинжалом Али по голове и рассёк ему череп.
Но Али успел, превозмогая боль, бросить в толпу:
"О люди! Разбейте волны смут кораблями спасения! Сойдите с
пути распрей, скиньте с голов ваших
кичливости короны!"*
______________
* Али завещал, как его похоронить, напомнив слова пророка: "Ни одной не оставляй возвышающейся над землёй могилы, не опустив её до уровня земли".
...Нет, этого ещё не случилось! Небошествие не завершено! Живой Мухаммед только что предстоял пред Божьим престолом!
113. Суметь постичь возникшие виденья
Возвратный путь?
Но нет, ещё не скор он, путь возвратный! В пути, в пути... и не остановить.
Вся жизнь - но разве прожита она?! - искания, скитания, дороги,
но сколь они малы и сколь кратки в сравнении с небесными.
Здесь ли пролёг иль там его наиглавнейший путь?
Поняв, познать, но что?
Проникнув в замысел великий, но какой?
Всевышнего то замысел великий!
Адам?
Адама породил, начало всех начал, - не помогло!
И Нух?
Конец начала!
Но и конца грядущего начало?
Исчез Я, чтобы вам явились ваши боги,
Во имя нового начала?
Нет, не помогло!
Но помощь в чём, если в начале каждом - видимый конец?
Начало - Ибрагим!
А завершение?
Нет завершения - новое начало: Муса!
Но посланный...
Ты прав: не помогло!
И чей конец... - Не дал договорить, и по губам удар, чтоб столь поспешно изрекать подобное не смели!
То не конец - начало новой веры!
Иса?!
Направил к вам, чтоб смертию мучительной вобрал в себя, приняв грехи людские, - не помогло!
И чей конец, веры той и этой... - Снова по губам удар, прикусил язык больно - такое в детстве случалось не раз, почувствовал солоноватый привкус крови.
Нет им конца!
Обеим верам?!
Трём - не обеим, которые восходят к Ибрагиму! И на земле, забытой Мной, на сироту Мой выбор пал! Вот смысл его, - о нём! - путей Небесных: верам Ибрагимовым открытые дороги - Мусы, Исы, но также (опять он назван, без обращения к нему, но именем своим), Мухаммед! Как будто не о нём, стоящем здесь, у самого престола, а о неведомом другом, который здесь, но и там, от сородичей скрывается, чтоб спастись!
И наступила тишина. Такая, что услышишь шёпот. Но... - узналось из запечатлённого каламом: Он щедр, пославший Сына!
А следом: Наищедрейший Он: вослед послал Мухаммеда!
И в избранность вознёс Он неприметность!
Явив сюда, в круги небесные, живым, и чтоб живой на землю возвратился.
Вот почему по кругам неба Мухаммед ходит - за тем, чтобы в поток войти единый с племенами - с теми, теми, теми, но и с другими тоже, которые не в тех, не в тех, не с теми. Успеет ли? Пророков след велик. Скитания небесные - прикосновение к Нему. И громом прогремело, небо расколов: "Нет, не успеет!"
И опять Мухаммед молился с пророками, пред тем как вернуться на землю. И знали про него пророки: что было, и что есть, и что случится. И он - то отзвук предвидения? - заслышав про победный Бадр, увидел и другие свои войны, - но не было пока ни одной!
О, сколько крови пролито - и вами, но и вами! вами тоже!
Так что же?! Неужто нового являть Мне вам пророка?!
И уже стоит у начала лестницы, которая уходит, точно в пропасть, вниз,
светлеет, но ещё темно, не видно, во что упирается.
Занёс ногу на ступеньку и... - не успел ступить, как уже на
последней:
стремительно падал, чувствуя, однако, крепость ступеней. Холм... - но впечатление, что ещё не земля,
повис, невесомый, - вот он, конь его, Бурак!
Отвязал поводья, освободив от кольца, - или кому-то пригодится?
Воссел в седло... "Я здесь, Мухаммед!" - услыхал, но не увидел Джебраила.
И уже сбоку - краснеющий краешек солнца, внизу - тьма,
и крупная звезда так же ярко светит на небе,
слабо розовеющем небе.
Ощущение земли, на которую ступил, сойдя с коня и
почувствовав под ногами твердь, было неизъяснимо радостное.
Пал на неё, обнял, усеянную травами, - мягка, благоуханна.
Поднялся, вздохнул полной грудью. К дому поспешил: поведать
об увиденном на небе!.. Но тревога: где он? Незнакомое
место! Кто-то бежит к нему. Вдруг увидел... - это же отец,
Абдулла! в рубахе холщовой, черты смутны, идёт домой!
Моложе меня нынешнего! Вышла встречать молодая - радостью
светятся глаза - мать! Неуверенно ходит: Будь осторожна!
носишь сына!
А потом... в кругу дядьёв, собрались у деда, запомнил с
детства лица: каждый молод, но выглядит старым. И нынешний
Мухаммед помнит: в нём тогдашнем было постоянное смешение
дерзости и робости, превосходства подростка над
сверстниками и обидчивости сироты, которому кажется, что
невзначай укорят. Сорвался с места, побежал, старший знал,
что младший спешит к пещере, трудно за ним угнаться, вот
ручей, и старший подоспел, запыхавшись. Оба Мухаммеда, и
обоим ведом каждый изгиб воды. Огромный камень всё так же
стоит. И его острый край, о который ударился однажды,
оцарапав колено. Берег ручейка песчаный, следы отчётливые
верблюдов, конский след. Ящерица вынырнула из-за валуна,
чья поверхность тепла от жарких лучей солнца, стремглав
юркнула - возникла-исчезла живая зелёная нить - в щель. Не
та ли тварь, с которой однажды, устав от одиночества,
заговорил: "Ну что, служишь змее, своей покровительнице?"
Ящерица остановилась, повернув головку. Светлый низ шейки
задвигался, задышал, глаза удивлённые застыли. "Яд госпоже
своей носишь?" Вмиг, будто кто проник в её тайну, исчезла.
Пригнулся к речке, воды её были чистые и холодные, с
вершины горы стекают, стал пить, и зубы заныли.
- Эй, Мухаммед! - голос деда, стоял поодаль. Вздрогнули
оба, тот и этот, каким помнит себя; поначалу, когда
окликали, испытывал испуг: спрятаться! не показываться на
глаза!.. Из детских потребностей уединиться, забыться, чтоб
не искали, стать не видимым никому, а если в доме
спрятаться в нише, где сложены одеяла, в свой мир уйти, но
старший - рядом*.
______________
* В момент смерти, - афоризм Гасаноглу, - человек соединяет в себе все свои возрасты. Или иначе: Смерть наступает в результате соединения в человеке всех его возрастов. Добавлено, но потом зачёркнуто: его прошлого, настоящего и будущего, хотя представить реальное соединение всего этого вряд ли возможно.
Прилечь и отдохнуть,
закрыв глаза,
чтоб меж дрожащим веком и зрачком
суметь постичь возникшие виденья.
114. Сто тридцать три
(120) Увидав новый свиток, удивился, считал, что повествование завершено [тут наши с Ибн Гасаном впечатления совпадают: конец, думалось, не скрою, в нетерпении, можно обнародовать свитки - ан нет!], хотя, признаюсь, меня не оставляло ожидание чего-то сверхобычного, и вот - странное цифровое название! [Поистине странное, будто правша писал левой! Когда под особыми лучами просмотрели заглавие, высветилось прежнее: Дважды по сто четырнадцать, число свитков повествования + число сур Корана? А Сто тридцать три? И тут наступила разгадка: умножились священные цифры 19 и 7, составилось новое количество сур Корана? Или - возвращение к первоначальному количеству? Но если так было, то где доказательства? А если новое - то как посмели пойти на такое?!]
- ...Эй, презренный Ибн Гасан! - взорвался над головой окрик.
- Но я не Ибн Гасан!
- Мне знать, кто ты! Бог повелел тебе исполнить Его волю!
- Сумею ли я?!
- Всё собери, Он наказал, как было Мной ниспослано!
- Но что?
- Неуч! Восстановить тебе наказываю Мой порядок сур и их число, что дерзостно осмелились нарушить рабы Мои ничтожные!
- Но я... И даже... - как признаться? Вдруг и впрямь грех великий, что нарушен строжайший запрет, невесть чьими устами провозглашённый, переводить священный арабский текст на иной язык? В тот же миг с грохотом провалилась дверь в комнату... - вспомнил я, как ворвались! И тотчас вся простыня... ещё понимаю! но как Бог допустил? разве... - но вот же: суры Корана! пропиталась кровью.
Да, это была кровь.
Не вода, выкрашенная в красное.
Нет, не успеет!
(121) А на мою долю выпало простое: озаглавить свитки, а также по мере погружения в них давать пояснения, на большее я и не рассчитывал*.
______________
* ... как и я, Ч.Г., доволен, что присутствую с комментариями в повествовании, которое ещё не завершено: на смену рукотворным свиткам грядут небесные суры, которые являлись Мухаммеду и выстроены хронологически Ибн Гасаном.
Но прежде, коль скоро поставлена точка в жизни Ибн Гасана, следует вкратце рассказать о ней*, исполнить обещанное**:
______________
* Чей это текст? Кто рассказывает? Ибн Гасан - о себе?! Может, литературный приём? Или чужая вставка, но почерк Ибн Гасана: искусная подделка?
** Но разве это кем-то было обещано? Как бы то ни было - текст в качестве основного наличествует в повествовании, а не является приложением к нему.
В течение многих веков Ибн Гасана никак не связывали с йеменским правителем Алазикрихи-Асселам'ом, чьим сыном он был. В "Летописи деяний царственного рода Великая Надежда" содержатся сведения, что одну из жён Алазикрихи-Асселам'а, рабыню-тюрчанку, из огузов, родившую ему первенца, но не наследника, звали редкостным именем Махфират. То же имя встречаем в записях Ибн Гасана, где к кораническому слову махфират, или благословение, приписано: "Так звали мою маму из огузов". Однажды будущий отец Ибн Гасана в отрочестве оспорил толкование учителем аята Корана о том, что пророк получил одобрение Аллаха жениться на жене приёмного сына Зейда. Разгневанный учитель сообщил о дерзости отцу, и тот, взбешённый поступком наследника, отдалил его от себя. После смерти Великой Надежды сын... "Знаешь ли ты, - вопрошает летописец, - что сделал он, заняв престол отца? Собрал знать на главную площадь и произнёс: "Я, ваш царь, по внушению разума считаю себя обязанным указать вам, что полезно и что вредно. Посвятите дни и труды наукам и познаниям, наслаждайтесь благами жизни, старайтесь возвыситься во мнении народов земли доблестными поступками, а не войнами. Знайте также: затворничество женщин - величайшее тиранство!" И, сойдя с трибуны, прошёл с царицей Дурретуд-Тадж, или Жемчужина Короны, по главной улице, и жена его была с открытым лицом. Стерпеть такое, - продолжает летописец, - народ не смог, и шурин царя убил его во имя веры и Аллаха. Сын и преемник (сводный брат нашего Ибн Гасана), ступив на престол и объявив отца заблудшим, решил искоренить всех его детей, в том числе Ибн Гасана, но тот исчез и вскоре объявился при дворе сирийского правителя, враждовавшего с Йеменом, а потом... тут как нельзя применима по части еретизма поговорка про яблоко и яблоню. Кстати, сохранилось портретное описание Ибн Гасана: худощав и высок ростом, с чистым смуглым лицом, острым подбородком, чуть кривым носом, но как это красит мужчину, не слишком длинным, но и не скажешь - средний. Ясный взгляд чёрных доверчивых глаз, могущих загореться гневом и отвратить беду, светить мягкостью и нежностью. Чёрные усы, ниспадающие кончиками вниз, губы по-детски припухлые; рядом со зрелым мужем он выглядел умудрённым опытом и крепким в кости мужчиной, а увидишь среди юнцов - не отличишь от них, подумаешь только, что Бог был щедр и не пожалел для него роста.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ПОТАЙНОЕ ДНО
Поэтическая хроника аятов - вдохновенных откровений Всевышнего, которые составили суры Корана, в точности воспроизведённые пророком Мухаммедом, да сохранится его имя в памяти людской.
Предпосланное
Здесь мы, продираясь сквозь путаную вязь земных и небесных свитков, авторство которых с достоверностью не прояснено по сию пору,
вдруг оказались - неожиданно для нас самих, что поначалу встревожило, но такова воля Бога! - в пространстве
Ста тридцати трёх,
хоть и не подвластном постижению смертными,
но влекущем к себе в надежде приоткрыть завесу с его тайн:
и это ... неужто суры Корана? *
______________
* Структура текста сохранена по оригиналу.
которые Ибн Гасан * во исполнение наказа Бога, успел, пока жизнь трагически не оборвалась, выстроить, но не в общепринятом порядке, как даны в Коране, а так, как являл Он их Мухаммеду, то есть хронологически.
______________
* Выходит, автор данного текста не Ибн Гасан? Может, на восточный манер, о себе - как бы со стороны?
Это не помешало, однако, возникнуть версии, что суры по времени их ниспосылания изначально лежали в потайном дне сундука, как некогда в шкатулке Хадиджи хранились первые суры, явленные Мухаммеду при её жизни (так сказано в хадисах - воспоминаниях о пророке).