Страница:
Трупы извозчик выбрасывал в заброшенном доме на Шаболовке, неподалеку от переулка, в котором жил. Позже увозил тела и сбрасывал в разных местах с набережной Москвы-реки или каналов.
На суде Комаров-Петров спокойно описывал детали каждого преступления. Сказал, что, если бы ему еще 60 человек привалило, он бы и их убил. "А там раз и квас". Однако заплакал от жалости к своим детям, выгораживал жену-сообщницу.
До революции Комаров-Петров жил в Риге, попал на Волгу, где работал грузчиком. В 1917 году вступил добровольцем в Красную гвардию, научился грамоте, дослужился до должности комвзвода, участвовал в боях. Ему поручили однажды командовать расстрелом белого офицера. На деникинском фронте попал в плен и, чтобы избежать наказания за офицера, переменил фамилию. В 20-м году вернулся с фронта в Москву, служил ломовым извозчиком при снабженческой организации, приторговывал крадеными продуктами. Убивать стал в 1921 году, деньги пропивал, гратил на женщин.
Равнодушие было присуще самым разным убийцам.
Сын доктора выстрелил ради забавы в голову товарища на вечеринке.
Девушка, дочь торговца, разрезала на куски подругу, чтобы скрыть преступление.
Молодая женщина любовалась опустошенным черепом убитой ею соперницы.
Девчонка 14 лет убила собственную мать - так, как Раскольников в романе Достоевского убил старуху процентщицу.
Советский суд разбирал дело об убийстве на дуэли. Слушатель военной академии Т, застрелил товарища. В публикации говорилось, что Т, принял участие в ду - эли по вызову и на этой дуэли убил своего товарища; причиной поединка, заранее спланированного на смертельный исход, оказалась женщина. Суд, растерявшись, приговорил Т, к полутора годам лишения свободы, женщину, из-за которой произошло убийство, признал "лицом социально опасным" и лишил ее права пребывания во всех столичных и губернских центрах сроком на три года.
В газетах и журналах публиковались многочисленные статьи, в которых говорилось о возрастании кровавых преступлений после войны. В России мировая война сменилась гражданской; на необъятных пространствах миллионы людей, в том числе и дети, втянулись в бойню, стали очевидцами массовых преступлений. Оборванная и голодная масса людей нахлынула в Москву и Петроград. Коренным москвичам и петербуржцам оседлость не стала защитой. В обеих столицах преступность приняла чудовищный размах.
Суды столкнулись с преступниками, ущербная мораль и распропагандированная нравственность которых представили новое явление. Это душевное расстройство, продукт надломленной общественной психики. Убийцы оправдывают себя некой особенной привилегией принадлежать к избранным, которым одним лишь дано определять цену отдельной личности.
ПАРТИЯ ИЗБАВИТ ОТ ЖЕНЫ
Некто А., заманив жену в лес, выстрелом из ружья убил ее, а затем разрезал труп на куски, чтобы удобнее спрятать. Скрывать преступление он намеревался до тех пор, пока смог бы "признаться перед партией". Остальные в счет не шли. На суде А, говорил, что и красть, и грабить можно, если это совершается не для себя, а для общественной пользы, для интересов партии. Помешанный "на теоретическом фанатизме, уверовав в то, что цель оправдывает любое средство, он и решился на убийство.
"А., 46-летний мужчина, среднего роста, с довольно благообразным лицом, почти совершенно седой и на вид казавшийся старше своих лет, происходит из безземельной крестьянской семьи среднего достатка. До 13 лет рос дома, после этого жил и учился в мастерской живописи. Получил незаконченное среднее образование, которое пополнил чтением книг, преимущественно по социальным вопросам и философии. Собрал большую библиотеку и называет себя другом книги.
До революции был живописцем и, увлекаясь религиозными вопросами, был фанатиком в исполнении религиозных требований, раздавал почти весь свой заработок бедным, ас 1917 года вступил в партию коммунистов и здесь проявил тот же фанатизм.
Почти все время с 1917 года обвиняемый служил в
Красной Армии и даже участвовал в ее организации. Занимал должность политического комиссара военных курсов командного состава, был на фронте, участвовал в сражениях, участвовал в расстрелах, два раза расстреливал лично, но с целью ускорить смерть и прекратить страдания. Говорит, что на фронте привык к насильственной смерти и вместе с тем отпускал пленных, чтобы увидеть радость на их лицах.
Наследственность нормальная. В характере отмечены: душевная тупость, раздражительность, вспыльчивость, склонность к аффектам, приступы тоски и злобы, решительность, смелость, расчетливость и импульсивность. Сильная нежность к детям и эпизод с пленными на фронте свидетельствуют о наличности большой душевной мягкости. Отмечена также склонность к бродяжничеству и любовь к охоте с гончими, причем А, застрелил однажды негодную для охоты собаку.
Пьет с 17 лет, временами допьяна. В отделе экзогенных факторов отмечены гонорея и воспаление яичек, лишившее его способности к деторождению, а также недомогание в области сердца.
А, был женат три раза. С первой женой прожил счастливо 8-9 лет. От нее у него осталось трое детей: дочь, в настоящее время ей 25 лет, ремесленница, и сыновья - студенты, 23 и 21 года. Дети спокойные, выносливые, сдержанные. Он их очень любит и, когда бывал в Москве, жил с ними.
После первой жены А, женился вторично. Брак этот был неудачным: жена устраивала скандалы, обкрадывала его мать, не заботилась о пасынках. А, разошелся с ней 6 лет назад, оставив ей все имущество. Детей от второго брака не было, так как А, уже до него потерял способность к деторождению.
Третий брак А, называет кошмарным и говорит, что за трехлетнее сожительство с этой женщиной его жизнь была сплошным мучением. Брак этот не был зарегистрирован, и жена упрекала его за это, говоря, что не чувствует себя его женой. Она была на 18 лет моложе его и изменяла ему. Доказательством ее измен могут служить две беременности, которые не могли произойти от него и которые она прекращала абортами. Дети, по его словам, ее не любили и не уважали за глупость, несдержанность и дурное поведение. Уже с первого года совместной жизни А, неоднократно уговаривал жену разойтись, мотивируя тем, что они чужие и не поймут друг друга. Жена отвечала, что должна жить с ним до смерти. А, полагал, что мотивом ее нежелания уйти были материальные соображения, так как о любви не могло быть и речи, принимая во внимание ее измены.
В 1923 году он отправил ее к брату и не дал денег на обратный проезд. Она вернулась. А, говорил жене, чтобы она ушла от него, она отвечала: "Куда я пойду?" - и требовала от него обеспечения. В изменах не сознавалась, говорила, что беременела от А.
Перед Пасхой А, назначили заместителем директора фабрики в Волоколамске, и до принятия должности он жил с женой у своей матери, где произошло убийство.
Вот что рассказал А, на суде:
"На Пасху жена мне сказала, что у нее уже с неделю опоздали регулы. Во вторник на Пасхе я заявил: "Ты меня доводишь до такого состояния, что у меня уже несколько раз являлась мысль о самоубийстве или убийстве тебя".
Она не придала моим словам никакого значения и не дала мне никакого ответа, а на последний вопрос сказала: "Должна жить с тобой. Зачем ты брал меня?"
В пятницу я уже решил покончить с ней. В лесу, чтобы труп ее могли растащить звери и исчезли бы следы. Рассчитывал я так не из-за боязни кары, а дабы не компрометировать себя как члена партии. Во всем признаться потом я решил только партии.
Думал этот акт совершить в пятницу, но, уговорив ее пойти в гости и дойдя с ней в сумерки до лесу, где хотел убить ее, я не смел этого сделать и вернулся с ней обратно, сказав, что я нездоров.
С половины Пасхи я почти не спал - все думал о том, как найти выход из положения. И в ночь на субботу тоже не спал. Утром сказал: "Пойдем в гости, и так как ты с моей старухой матерью не ладишь, то я отправлю тебя в Волоколамск".
В Волоколамск ехать она согласилась, и мы пошли в гости.
Дорогой во мне боролись две мысли. Сделаю ли я большое преступление, если убью ее? Если я ее отошлю от себя, она пропадет и дойдет до дна. Может, ей лучше умереть без большого страдания. Я ее убью и пойду в партийный суд. Если партийный суд мне скажет, чтобы я убил себя, я покончу с собой. Я жизнью не дорожил, красоту жизни я видел в детях и в общественной работе.
Взвешивая мотивы "за" и "против" убийства или самоубийства, я сравнивал степень общественной полезности своей и ее жизни и пришел к заключению, что надо убить ее, так как я могу принести пользу обществу, а она пустой и никчемный человек.
Придя в лес, я сказал ей: "У тебя какая-либо закуска есть?" Она ответила: "Есть". Я сказал: "Давай сядем и закусим".
Я срубил стержень у можжевелового куста и посадил ее на него и сказал: "Садись и доставай закуску".
Мне было в это время очень тяжело, и опять явилась мысль, что, может быть, лучше выгнать ее при помощи милиции. Когда она нагнулась, чтобы развернуть закуску, я взял дробовое ружье и выстрелил ей в голову. Она опрокинулась и не издала ни звука. Выстрелом была снесена большая половина левой стороны черепа. Смерть наступила мгновенно. Я в ужасе отскочил, бросил ружье и, схватившись за голову, не знал, что делать. Потом приложил к голове ком снегу и решил делать то, что задумал.
Чтобы звери скорей уничтожили труп, разрезал его на несколько частей и положил под кусты. Потом, запихав ее веши в мешок, я убежал с ним версты на две и там, отдохнувши и все-таки не помня себя, я ее отрезанную косу растрепал по сучьям, а остаток спрятал в корню... Все это, чтобы скрыть следы.
Я с мешком пошел домой. Все время шел лесом. Была у меня мысль покончить с собой. Придя домой, я ее вещи убрал в ее корзинку, а платок, опаленный и в крови, который был завернут в кальсоны, тоже запачканные платком, я на другой день вместе с кальсонами опустил в прорубь. Всю ночь не спал, передо мной стоял призрак совершенного дела. Потом пошел искать извозчика, чтобы ехать в уездный комитет партии. Я ничего не ел накануне убийства и после убийства. Я лежал в ночи с револьвером и все думал о самоубийстве. В понедельник в 4 часа утра я пошел к извозчику и уехал.
В уездном комитете партии я не хотел говорить о преступлении, хотел сообщить о нем Московскому комитету партии, который только и признаю.
Приехав в Волоколамский уездный комитет, я объявил, что должен ехать в Москву для разрешения вопроса о моей работе и что в Волоколамске работать не буду. Меня отпустили.
Приехав в Москву, я пошел в III Дом Советов, чтобы увидеть старых партийных товарищей, но там никого не нашел, так как все были на съезде. Оттуда пошел в Цека, чтобы увидеть товарища В, и узнать, не нужен ли я ему как работник в Екатеринбург. Он обрадовался и написал записку в Цека, чтобы меня откомандировали к нему.
В Московском комитете никого нельзя было застать, так как все были заняты съездом. Получив отношение из Цека в Эмка о моей командировке, я намеревался пойти в Эмка и во всем открыться, но, придя в 6 часов из Цека домой, я был арестован МУРом.
Я сразу в МУРе ничего не сказал, опять чтобы не компрометировать партию, так как не знал, какие люди меня окружают, но как только узнал, что здесь все коммунисты, я все открыл.
Я во многих отношениях раскаиваюсь в совершенном преступлении. Лучше было бы попросить партию помочь мне отделаться от нее".
А МОГ БЫ СТРАНУ СПАСТИ...
6 января 1919 года в грудь вождя мирового пролетариата уперся маузер московского бандита Кошелькова. И если бы потерпевшим не был бы Ульянов, то это дело оказалось таким же рядовым, обычным, как и иные гопстопы, которым не было числа в те суровые годы.
РЫьич решил принять участие в детском празднике (неужто Рождество?) и отъехал туда вместе с охраной.
А тем временем в Сокольниках пьянствовала банда Кошелькова - проблема N1 для МУРа тех лет... 6 января бандиты лелеяли план ограбления особняка на Новинском бульваре и кооператива на Плющихе. Решили, что без машины не обойтись. Где взять? Да взять ту, что подвернется!
И вот показалась автомашина. Бандиты выхватили револьверы. Первым это заметил шофер Ленина - Гиль. Законопослушный вождь приказал Гилю остановиться, думая, что это красногвардейский патруль. Как только машина остановилась, здоровенный Кошельков выволок Ильича из машины. Ильич запротестовал, выкрикнув, что он - Ленин. И протянул удостоверение. Но Кошельков не расслышал, сказал, что, мол, х... с тобой, что ты Левин...
Отъехав от места ограбления, бандиты остановились, чтобы рассмотреть добычу.
В бумажнике оказалось совсем немного денег, зато ленинская ксива ввергла Кошелькова в сильное нервное возбуждение. Он приказал ехать обратно, ловить Ильича, чтобы получить за него выкуп от Советской власти... Но на месте уже никого не было. Кошельков решил гнать к Совету, решив закидать его гранатами, но Ленина захватить. Но когда машина подъехала к зданию Совета, вместо того чтобы тормозить, сидевший за рулем Заяц прибавил газу.
Бандиты опоздали: у Совета уже стояли машины с красноармейцами.
ЛОВЛЯ
Люди в кожанках поклялись поймать Кошелькова.
Федор Мартынов и комиссар Лебедев пошли в разведку по злачным местам Москвы. В одном из кабаков втерлись в доверие к целой группе карманников, посулив куш с большой добычи.
Пили за счет МУРа. Пьяные карманники заявили, что надо валить в баню.
"С полчаса торчали около бани. Вдруг подъезжает лихач! В коляске четверо мужчин. В одном из них я тут же узнал Конька. Размышлять было некогда, я тут же вытащил маузер, а коня схватил под уздцы. Лебедев и Каузов подскочили сбоку и приказали поднять руки вверх. Бандиты подняли руки.
В их карманах мы нашли оружие, а под сиденьем - бомбы и еще два револьвера. Кроме Конька, среди бандитов оказались: Лягушка, Воська Черный и Ахмед. В ЧК мы им популярно объяснили, что их подвиги нам хорошо известны и всех их ждет расстрел. Спасти может только помощь в поимке Кошелькова. Бандиты долго колебались, но в конце концов Воська дал адрес по Брестской улице.
Мы тут же организовали засаду. Но Кошельков нас перехитрил. Он послал на разведку Леньку-сапожника. Леньку мы, конечно, взяли, а когда стали его выводить, сами напоролись на засаду, устроенную Кошельковым. Двое наших сотрудников были ранены, а один убит. Ленька же ушел".
В другой раз Кошельков вышел прямо к засаде и представился не кем иным, а самим Петерсом. После чего пристрелил наивных чекистов и удалился с их документами.
Потом он использовал чекистские ксивы, останавливая военных якобы для проверки личности и отбирая оружие.
И все же на Кошелькова вышли. Чекисты внимательно изучили дело по обвинению сотрудников РОСТА в подделке документов и торговле кокаином. Среди одиннадцати задержанных была и Ольга Федорова, оказавшаяся невестой Кошелькова. В бандитских и чекистских кругах Москвы знали, что Яшка без ума влюблен, но кого Кошельков удостоил своим вниманием, было неизвестно...
Но на одном из допросов Ольга Федорова неожиданно сделала сенсационное заявление. Она считала, что ее арестовали как невесту Кошелькова.
В Бутырку приехал Федор Мартынов, и уже через день
Федорова дала показания:
"Я предлагаю Угрозыску свои услуги в поиске Кошелькова. Где он скрывается, я не знаю, но уверена, что если буду на свободе, он ко мне придет, так как очень в меня влюблен".
В их излюбленный Екатерининский сквер и решили заманить Яшку. Но он на свидание не явился.
Вскоре были арестованы многие из банды Кошелькова: Херувим, Цыган, Петерсон, Дубов, Мосягин... По закону военного времени их приговаривали к расстрелу. Но один из бандитов выкупил жизнь, назвав адрес конспиративной квартиры Кошелькова в доме N 8 по Старому Божедомскому переулку.
"На Божедомке мы организовали исключительно сильную засаду, - вспоминает Федор Мартынов. - И вот появился Кошельков. Он шел со своим сообщником Емельяновым по кличке Барин. Мы не старались взять их живыми и начали стрелять. Первая же пуля попала в голову Барина, и он был убит наповал.
А Яшка применил свою обычную систему, стреляя из двух револьверов, он буквально забросал все окна пулями. Но выстрелом из карабина был смертельно ранен. В 18 часов 21 июня 1919 года он скончался.
В карманах Кошелькова мы нашли документы сотрудников МЧК Ведерникова и Караваева, которые он отобрал, когда изображал Петерса, а также два маузера и браунинг, отнятый 6 января у Ленина. Была там и маленькая записная книжечка - своеобразный дневник, который вел Кошельков и куда записывал свои потаенные мысли. Была там одна запись, которая всех нас буквально потрясла. Яшка очень сожалел, что не убил Ленина.
А еще мы нашли пачку денег, в которой было 63 - тысячи рублей и через которую прошла пуля, смертельно ранившая бандита. Так что будь пачка потолще, Кошельков мог бы уйти.
К счастью, этого не произошло, и с бандой Кошелькова было покончено, главарь оказался в безымянной могиле, были расстреляны и все его сообщники. Что касается Ольги Федоровой, то чекисты свое слово сдержали и передали ее не в ревтрибунал, а в уголовный розыск. Далее ее следы теряются.
А вот Ленин из всей этой истории извлек немалую выгоду. Желая во что бы то ни стало обосновать необходимость заключения Брестского мира, в небезызвестной работе "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" он вспоминает о компромиссе, который вынужден был заключить с бандитами, отдав им документы, револьвер и автомобиль, чтобы они дали возможность "уйти подобру-поздорову". И завершает он эту мысль весьма изящным выводом: "Наш компромисс с бандитами германского империализма был подобен такому компромиссу".
ПРЕСТУПНЫЙ МИР 20-х-30-х ГОДОВ
В двадцатые-тридцатые годы уголовный мир растворился в новой формации: спекулянтов, бандитов, контрреволюционеров и т, д. Кражи, хищения, спекуляция, грабежи вросли в повседневный быт граждан. Стала стираться грань между ворами и обывателями. Старые тюрейные "сидельцы", как их называли "иваны", вдруг обнаружили, что воровство перестало быть только их профессией. Новые жиганы на первых порах, где хитростью, а где и силой сумели подмять под себя старых воровских лидеров, число которых заметно поредело в связи с активной деятельностью чрезвычаек, пускавших в расход воровских авторитетов" не вдаваясь в прошлые их заслуги. Новые оказались во главе большинства преступных банд и группировок, где стали задавать тон на свободе и в местах заключения.
Обычаи и правила преступного мира жиганы усвоили быстро и вдобавок к этому обогатили старые традиции новыми идеями. Свою деятельность они преподносили как выражение несогласия и протест против власти совдепии. За жиганами прочно закрепилось название "идейные". Нэп 20-х годов оживил частную торговлю и предпринимательскую деятельность, появились богатые и нищие. Для новоявленных богачей открывались шикарные рестораны, казино, расцветали проституция, сутенерство и т, п.
В отличие от нынешнего времени, владельцев ценностей при нэпе не было нужды вычислять, все они были на виду, успевай только чистить их кошельки и квартиры. Поскольку многие наживали свой капитал нечестным путем, то только единицы из ограбленных решались обращаться за помощью в милицию.
"Идейные" насаждали свои нормы поведения в преступных сообществах, вовлекали в шайки новых членов, а за уклонение от установленных ими правил карали смертью.
Авторитеты старого преступного мира, хорошо знавшие друг друга, приняли решение дать бой "идейным", добиться победы и восстановить свои позиции. Началось перераспределение власти. Если на свободе "идейные" все еще правили бал, то в лагерях их опору - шпану - прибрали к рукам потомственные арестанты - иваны, паханы. К ним повсюду возвращалась безраздельная власть.
Преступный мир знает несколько десятков воровских профессий, но наиболее ценимые из них - результат обучения ремеслу. У воров с дореволюционным прошлым выделялась своя элита, козлятники - профессионалы высочайшего класса. Как правило, они уже достигали преклонного возраста, а в своем деле стали профессорами, и потому им доверялось обучение молодежи воровским приемам. Обучение шло и на воле, и в тюрьме. Обучение в тюрьме было предпочтительней, потому что за плохо выполненное задание ученику не угрожал срок или физическая расправа. Над ними могли только посмеяться сокамерники. Поэтому на жаргоне многие называли тюрьму "академией".
Процесс приобщения молодежи к вступлению в семью воров был тщательно продуман. Устанавливался кандидатский стаж не менее трех лет. За это время человек всесторонне проверялся. После обучения кандидат, если он того заслуживал, принимал на воровской сходке присягу, после чего становился общепризнанным вором.
В воровском мире всегда и во все времена ценилась верность единожды выбранному ремеслу, специализации. Это была одна из высокочтимых традиций в воровской среде, которая свято соблюдалась. Перемена специальности, даже временная и случайная, без уважительных причин говорила о моральном падении вора (а честь в воровской среде играла огромную роль).
Для воров-профессионалов России были характерны следующие специализации:
Медвежатники - спецы по взлому сейфов.
Карманники.
Домушники или скокари - квартирные воры.
Майданники и краснушники - транспортные воры.
Стопорилы - грабители с применением оружия.
Воздушники - воры с лотков.
Голубятники - кража белья с веревок.
Одним из главных установлений воровского кодекса чести являлось запрещение ворам трудиться: они обязывались жить на нетрудовые доходы, вести праздную жизнь. Большинство неписаных норм диктовалось соображениями охраны касты. К их числу следует отнести запрещение иметь семью. До тех пор, пока вор не отказывался от родных, его не принимали в воровское сообщество, потому что поддержание связи с семьей могло привести к провалу вора, а за ним и его сообщников. Ворам запрещалось служить в армии, состоять в общественных организациях. Воровская этика под страхом смерти запрещала подводить, выдавать, обкрадывать друг друга, наносить побои и оскорбления, даже замахиваться.
Контроль за соблюдением этих правил, прием нового поколения в свои ряды, разрешение конфликтов, установление новых традиций и вынесение смертных приговоров ворам, допустившим нарушение воровского кодекса чести, возлагался на воровскую сходку, на которую обязаны были являться все воры общины. Сходку мог объявить и собрать любой из воров.
Для решения особо важных вопросов, касавшихся всей касты воров, созывались воровские съезды представителей различных воровских общин.
ПРЕДВОЕННЫЕ И ВОЕННЫЕ ГОДЫ
В первые годы существования исправительно-трудовых лагерей практически все административные и хозяйственные должности на лагерных пунктах, начиная с начальника лагпункта и кончая дворником, занимали осужденные. Главной опорой руководства лагерей являлись ранее судимые, ибо кто, как не они, знал все тюремные порядки. Именно они занимали все хлебные места. Они внесли в лагеря тюремные порядки, поскольку первыми начали осваивать "гулаговский материк" уголовники.
Но жизнь в лагере заметно отличалась от тюремной.
С одной стороны, нет привычных тюремных атрибутов: зловонной параши, решеток, запоров и замков. С другой, приходилось каждый день отправляться на работу, с которой многие и на свободе не были знакомы. Добавку к котловому довольствию можно было получить только в посылке или передаче. Можно было отовариться в ларьке, но для этого требовалось выполнять норму выработки на производстве. Кое-кого выручали карты и другие азартные игры. Поскольку за игру в карты администрация сурово наказывала, заключенные прибегали к давно апробированным в тюрьмах играм под интерес с использованием тараканов. Для этих целей тараканов отбирали специально и держали в неволе, чтобы не лишиться "скакуна". С не меньшим азартом следили заключенные и за гонкой вшей. Для этого занятия выбирались наиболее крупные особи. Верхняя часть кружки по ободку смазывалась медом. Вшей метили и помещали рядом в центре обозначенного круга, накрывали кружкой. Время от времени кружку приподнимали. Выигрывал тот, чья вошь первой прилипала к краю кружки.
Несмотря на все запреты, картежная игра получила широкое распространение в лагере, и правила ее становились все более жестокими. Появились ранее невиданные ставки, изменились условия игры. У проигравшегося в пух и прах появилась возможность сделать попытку отыграться, поставив на кон один или несколько пальцев. Йроигравщий на палец обязывался без посторонней помощи отрубить себе один или несколько пальцев на руке или на ноге. Отрубивший, соответственно, приобретал ореол героя. Струсивший подвергался сообществом жестоким гонениям. Сперва администрация не придавала этому значения, но вскоре нанесение себе телесных повреждений стало рассматриваться как контрреволюционный саботаж и дезертирство с трудового фронта. Виновный в лучшем случае водворялся в штрафной изолятор на срок до шести месяцев. В худшем - расстрел по постановлению ОГПУ или Особого совещания.
На сходке воров в Соловецком лагере было принято решение, запрещавшее впредь ставить на кон пальцы.
Теперь, если проигравший был не в состоянии уплатить долг сразу же после игры, то ему могли заказать преступление (кража, грабеж, хищение и др.).
Условия содержания в исправительно-трудовых лагерях были таковы, что позволяли воровской элите не только собирать сходки в масштабе лагеря, но и проводить съезды, на которых присутствовали делегаты от всех лагерей. Выработанные на таких сходках основные нормы поведения сводились к следующему.
На суде Комаров-Петров спокойно описывал детали каждого преступления. Сказал, что, если бы ему еще 60 человек привалило, он бы и их убил. "А там раз и квас". Однако заплакал от жалости к своим детям, выгораживал жену-сообщницу.
До революции Комаров-Петров жил в Риге, попал на Волгу, где работал грузчиком. В 1917 году вступил добровольцем в Красную гвардию, научился грамоте, дослужился до должности комвзвода, участвовал в боях. Ему поручили однажды командовать расстрелом белого офицера. На деникинском фронте попал в плен и, чтобы избежать наказания за офицера, переменил фамилию. В 20-м году вернулся с фронта в Москву, служил ломовым извозчиком при снабженческой организации, приторговывал крадеными продуктами. Убивать стал в 1921 году, деньги пропивал, гратил на женщин.
Равнодушие было присуще самым разным убийцам.
Сын доктора выстрелил ради забавы в голову товарища на вечеринке.
Девушка, дочь торговца, разрезала на куски подругу, чтобы скрыть преступление.
Молодая женщина любовалась опустошенным черепом убитой ею соперницы.
Девчонка 14 лет убила собственную мать - так, как Раскольников в романе Достоевского убил старуху процентщицу.
Советский суд разбирал дело об убийстве на дуэли. Слушатель военной академии Т, застрелил товарища. В публикации говорилось, что Т, принял участие в ду - эли по вызову и на этой дуэли убил своего товарища; причиной поединка, заранее спланированного на смертельный исход, оказалась женщина. Суд, растерявшись, приговорил Т, к полутора годам лишения свободы, женщину, из-за которой произошло убийство, признал "лицом социально опасным" и лишил ее права пребывания во всех столичных и губернских центрах сроком на три года.
В газетах и журналах публиковались многочисленные статьи, в которых говорилось о возрастании кровавых преступлений после войны. В России мировая война сменилась гражданской; на необъятных пространствах миллионы людей, в том числе и дети, втянулись в бойню, стали очевидцами массовых преступлений. Оборванная и голодная масса людей нахлынула в Москву и Петроград. Коренным москвичам и петербуржцам оседлость не стала защитой. В обеих столицах преступность приняла чудовищный размах.
Суды столкнулись с преступниками, ущербная мораль и распропагандированная нравственность которых представили новое явление. Это душевное расстройство, продукт надломленной общественной психики. Убийцы оправдывают себя некой особенной привилегией принадлежать к избранным, которым одним лишь дано определять цену отдельной личности.
ПАРТИЯ ИЗБАВИТ ОТ ЖЕНЫ
Некто А., заманив жену в лес, выстрелом из ружья убил ее, а затем разрезал труп на куски, чтобы удобнее спрятать. Скрывать преступление он намеревался до тех пор, пока смог бы "признаться перед партией". Остальные в счет не шли. На суде А, говорил, что и красть, и грабить можно, если это совершается не для себя, а для общественной пользы, для интересов партии. Помешанный "на теоретическом фанатизме, уверовав в то, что цель оправдывает любое средство, он и решился на убийство.
"А., 46-летний мужчина, среднего роста, с довольно благообразным лицом, почти совершенно седой и на вид казавшийся старше своих лет, происходит из безземельной крестьянской семьи среднего достатка. До 13 лет рос дома, после этого жил и учился в мастерской живописи. Получил незаконченное среднее образование, которое пополнил чтением книг, преимущественно по социальным вопросам и философии. Собрал большую библиотеку и называет себя другом книги.
До революции был живописцем и, увлекаясь религиозными вопросами, был фанатиком в исполнении религиозных требований, раздавал почти весь свой заработок бедным, ас 1917 года вступил в партию коммунистов и здесь проявил тот же фанатизм.
Почти все время с 1917 года обвиняемый служил в
Красной Армии и даже участвовал в ее организации. Занимал должность политического комиссара военных курсов командного состава, был на фронте, участвовал в сражениях, участвовал в расстрелах, два раза расстреливал лично, но с целью ускорить смерть и прекратить страдания. Говорит, что на фронте привык к насильственной смерти и вместе с тем отпускал пленных, чтобы увидеть радость на их лицах.
Наследственность нормальная. В характере отмечены: душевная тупость, раздражительность, вспыльчивость, склонность к аффектам, приступы тоски и злобы, решительность, смелость, расчетливость и импульсивность. Сильная нежность к детям и эпизод с пленными на фронте свидетельствуют о наличности большой душевной мягкости. Отмечена также склонность к бродяжничеству и любовь к охоте с гончими, причем А, застрелил однажды негодную для охоты собаку.
Пьет с 17 лет, временами допьяна. В отделе экзогенных факторов отмечены гонорея и воспаление яичек, лишившее его способности к деторождению, а также недомогание в области сердца.
А, был женат три раза. С первой женой прожил счастливо 8-9 лет. От нее у него осталось трое детей: дочь, в настоящее время ей 25 лет, ремесленница, и сыновья - студенты, 23 и 21 года. Дети спокойные, выносливые, сдержанные. Он их очень любит и, когда бывал в Москве, жил с ними.
После первой жены А, женился вторично. Брак этот был неудачным: жена устраивала скандалы, обкрадывала его мать, не заботилась о пасынках. А, разошелся с ней 6 лет назад, оставив ей все имущество. Детей от второго брака не было, так как А, уже до него потерял способность к деторождению.
Третий брак А, называет кошмарным и говорит, что за трехлетнее сожительство с этой женщиной его жизнь была сплошным мучением. Брак этот не был зарегистрирован, и жена упрекала его за это, говоря, что не чувствует себя его женой. Она была на 18 лет моложе его и изменяла ему. Доказательством ее измен могут служить две беременности, которые не могли произойти от него и которые она прекращала абортами. Дети, по его словам, ее не любили и не уважали за глупость, несдержанность и дурное поведение. Уже с первого года совместной жизни А, неоднократно уговаривал жену разойтись, мотивируя тем, что они чужие и не поймут друг друга. Жена отвечала, что должна жить с ним до смерти. А, полагал, что мотивом ее нежелания уйти были материальные соображения, так как о любви не могло быть и речи, принимая во внимание ее измены.
В 1923 году он отправил ее к брату и не дал денег на обратный проезд. Она вернулась. А, говорил жене, чтобы она ушла от него, она отвечала: "Куда я пойду?" - и требовала от него обеспечения. В изменах не сознавалась, говорила, что беременела от А.
Перед Пасхой А, назначили заместителем директора фабрики в Волоколамске, и до принятия должности он жил с женой у своей матери, где произошло убийство.
Вот что рассказал А, на суде:
"На Пасху жена мне сказала, что у нее уже с неделю опоздали регулы. Во вторник на Пасхе я заявил: "Ты меня доводишь до такого состояния, что у меня уже несколько раз являлась мысль о самоубийстве или убийстве тебя".
Она не придала моим словам никакого значения и не дала мне никакого ответа, а на последний вопрос сказала: "Должна жить с тобой. Зачем ты брал меня?"
В пятницу я уже решил покончить с ней. В лесу, чтобы труп ее могли растащить звери и исчезли бы следы. Рассчитывал я так не из-за боязни кары, а дабы не компрометировать себя как члена партии. Во всем признаться потом я решил только партии.
Думал этот акт совершить в пятницу, но, уговорив ее пойти в гости и дойдя с ней в сумерки до лесу, где хотел убить ее, я не смел этого сделать и вернулся с ней обратно, сказав, что я нездоров.
С половины Пасхи я почти не спал - все думал о том, как найти выход из положения. И в ночь на субботу тоже не спал. Утром сказал: "Пойдем в гости, и так как ты с моей старухой матерью не ладишь, то я отправлю тебя в Волоколамск".
В Волоколамск ехать она согласилась, и мы пошли в гости.
Дорогой во мне боролись две мысли. Сделаю ли я большое преступление, если убью ее? Если я ее отошлю от себя, она пропадет и дойдет до дна. Может, ей лучше умереть без большого страдания. Я ее убью и пойду в партийный суд. Если партийный суд мне скажет, чтобы я убил себя, я покончу с собой. Я жизнью не дорожил, красоту жизни я видел в детях и в общественной работе.
Взвешивая мотивы "за" и "против" убийства или самоубийства, я сравнивал степень общественной полезности своей и ее жизни и пришел к заключению, что надо убить ее, так как я могу принести пользу обществу, а она пустой и никчемный человек.
Придя в лес, я сказал ей: "У тебя какая-либо закуска есть?" Она ответила: "Есть". Я сказал: "Давай сядем и закусим".
Я срубил стержень у можжевелового куста и посадил ее на него и сказал: "Садись и доставай закуску".
Мне было в это время очень тяжело, и опять явилась мысль, что, может быть, лучше выгнать ее при помощи милиции. Когда она нагнулась, чтобы развернуть закуску, я взял дробовое ружье и выстрелил ей в голову. Она опрокинулась и не издала ни звука. Выстрелом была снесена большая половина левой стороны черепа. Смерть наступила мгновенно. Я в ужасе отскочил, бросил ружье и, схватившись за голову, не знал, что делать. Потом приложил к голове ком снегу и решил делать то, что задумал.
Чтобы звери скорей уничтожили труп, разрезал его на несколько частей и положил под кусты. Потом, запихав ее веши в мешок, я убежал с ним версты на две и там, отдохнувши и все-таки не помня себя, я ее отрезанную косу растрепал по сучьям, а остаток спрятал в корню... Все это, чтобы скрыть следы.
Я с мешком пошел домой. Все время шел лесом. Была у меня мысль покончить с собой. Придя домой, я ее вещи убрал в ее корзинку, а платок, опаленный и в крови, который был завернут в кальсоны, тоже запачканные платком, я на другой день вместе с кальсонами опустил в прорубь. Всю ночь не спал, передо мной стоял призрак совершенного дела. Потом пошел искать извозчика, чтобы ехать в уездный комитет партии. Я ничего не ел накануне убийства и после убийства. Я лежал в ночи с револьвером и все думал о самоубийстве. В понедельник в 4 часа утра я пошел к извозчику и уехал.
В уездном комитете партии я не хотел говорить о преступлении, хотел сообщить о нем Московскому комитету партии, который только и признаю.
Приехав в Волоколамский уездный комитет, я объявил, что должен ехать в Москву для разрешения вопроса о моей работе и что в Волоколамске работать не буду. Меня отпустили.
Приехав в Москву, я пошел в III Дом Советов, чтобы увидеть старых партийных товарищей, но там никого не нашел, так как все были на съезде. Оттуда пошел в Цека, чтобы увидеть товарища В, и узнать, не нужен ли я ему как работник в Екатеринбург. Он обрадовался и написал записку в Цека, чтобы меня откомандировали к нему.
В Московском комитете никого нельзя было застать, так как все были заняты съездом. Получив отношение из Цека в Эмка о моей командировке, я намеревался пойти в Эмка и во всем открыться, но, придя в 6 часов из Цека домой, я был арестован МУРом.
Я сразу в МУРе ничего не сказал, опять чтобы не компрометировать партию, так как не знал, какие люди меня окружают, но как только узнал, что здесь все коммунисты, я все открыл.
Я во многих отношениях раскаиваюсь в совершенном преступлении. Лучше было бы попросить партию помочь мне отделаться от нее".
А МОГ БЫ СТРАНУ СПАСТИ...
6 января 1919 года в грудь вождя мирового пролетариата уперся маузер московского бандита Кошелькова. И если бы потерпевшим не был бы Ульянов, то это дело оказалось таким же рядовым, обычным, как и иные гопстопы, которым не было числа в те суровые годы.
РЫьич решил принять участие в детском празднике (неужто Рождество?) и отъехал туда вместе с охраной.
А тем временем в Сокольниках пьянствовала банда Кошелькова - проблема N1 для МУРа тех лет... 6 января бандиты лелеяли план ограбления особняка на Новинском бульваре и кооператива на Плющихе. Решили, что без машины не обойтись. Где взять? Да взять ту, что подвернется!
И вот показалась автомашина. Бандиты выхватили револьверы. Первым это заметил шофер Ленина - Гиль. Законопослушный вождь приказал Гилю остановиться, думая, что это красногвардейский патруль. Как только машина остановилась, здоровенный Кошельков выволок Ильича из машины. Ильич запротестовал, выкрикнув, что он - Ленин. И протянул удостоверение. Но Кошельков не расслышал, сказал, что, мол, х... с тобой, что ты Левин...
Отъехав от места ограбления, бандиты остановились, чтобы рассмотреть добычу.
В бумажнике оказалось совсем немного денег, зато ленинская ксива ввергла Кошелькова в сильное нервное возбуждение. Он приказал ехать обратно, ловить Ильича, чтобы получить за него выкуп от Советской власти... Но на месте уже никого не было. Кошельков решил гнать к Совету, решив закидать его гранатами, но Ленина захватить. Но когда машина подъехала к зданию Совета, вместо того чтобы тормозить, сидевший за рулем Заяц прибавил газу.
Бандиты опоздали: у Совета уже стояли машины с красноармейцами.
ЛОВЛЯ
Люди в кожанках поклялись поймать Кошелькова.
Федор Мартынов и комиссар Лебедев пошли в разведку по злачным местам Москвы. В одном из кабаков втерлись в доверие к целой группе карманников, посулив куш с большой добычи.
Пили за счет МУРа. Пьяные карманники заявили, что надо валить в баню.
"С полчаса торчали около бани. Вдруг подъезжает лихач! В коляске четверо мужчин. В одном из них я тут же узнал Конька. Размышлять было некогда, я тут же вытащил маузер, а коня схватил под уздцы. Лебедев и Каузов подскочили сбоку и приказали поднять руки вверх. Бандиты подняли руки.
В их карманах мы нашли оружие, а под сиденьем - бомбы и еще два револьвера. Кроме Конька, среди бандитов оказались: Лягушка, Воська Черный и Ахмед. В ЧК мы им популярно объяснили, что их подвиги нам хорошо известны и всех их ждет расстрел. Спасти может только помощь в поимке Кошелькова. Бандиты долго колебались, но в конце концов Воська дал адрес по Брестской улице.
Мы тут же организовали засаду. Но Кошельков нас перехитрил. Он послал на разведку Леньку-сапожника. Леньку мы, конечно, взяли, а когда стали его выводить, сами напоролись на засаду, устроенную Кошельковым. Двое наших сотрудников были ранены, а один убит. Ленька же ушел".
В другой раз Кошельков вышел прямо к засаде и представился не кем иным, а самим Петерсом. После чего пристрелил наивных чекистов и удалился с их документами.
Потом он использовал чекистские ксивы, останавливая военных якобы для проверки личности и отбирая оружие.
И все же на Кошелькова вышли. Чекисты внимательно изучили дело по обвинению сотрудников РОСТА в подделке документов и торговле кокаином. Среди одиннадцати задержанных была и Ольга Федорова, оказавшаяся невестой Кошелькова. В бандитских и чекистских кругах Москвы знали, что Яшка без ума влюблен, но кого Кошельков удостоил своим вниманием, было неизвестно...
Но на одном из допросов Ольга Федорова неожиданно сделала сенсационное заявление. Она считала, что ее арестовали как невесту Кошелькова.
В Бутырку приехал Федор Мартынов, и уже через день
Федорова дала показания:
"Я предлагаю Угрозыску свои услуги в поиске Кошелькова. Где он скрывается, я не знаю, но уверена, что если буду на свободе, он ко мне придет, так как очень в меня влюблен".
В их излюбленный Екатерининский сквер и решили заманить Яшку. Но он на свидание не явился.
Вскоре были арестованы многие из банды Кошелькова: Херувим, Цыган, Петерсон, Дубов, Мосягин... По закону военного времени их приговаривали к расстрелу. Но один из бандитов выкупил жизнь, назвав адрес конспиративной квартиры Кошелькова в доме N 8 по Старому Божедомскому переулку.
"На Божедомке мы организовали исключительно сильную засаду, - вспоминает Федор Мартынов. - И вот появился Кошельков. Он шел со своим сообщником Емельяновым по кличке Барин. Мы не старались взять их живыми и начали стрелять. Первая же пуля попала в голову Барина, и он был убит наповал.
А Яшка применил свою обычную систему, стреляя из двух револьверов, он буквально забросал все окна пулями. Но выстрелом из карабина был смертельно ранен. В 18 часов 21 июня 1919 года он скончался.
В карманах Кошелькова мы нашли документы сотрудников МЧК Ведерникова и Караваева, которые он отобрал, когда изображал Петерса, а также два маузера и браунинг, отнятый 6 января у Ленина. Была там и маленькая записная книжечка - своеобразный дневник, который вел Кошельков и куда записывал свои потаенные мысли. Была там одна запись, которая всех нас буквально потрясла. Яшка очень сожалел, что не убил Ленина.
А еще мы нашли пачку денег, в которой было 63 - тысячи рублей и через которую прошла пуля, смертельно ранившая бандита. Так что будь пачка потолще, Кошельков мог бы уйти.
К счастью, этого не произошло, и с бандой Кошелькова было покончено, главарь оказался в безымянной могиле, были расстреляны и все его сообщники. Что касается Ольги Федоровой, то чекисты свое слово сдержали и передали ее не в ревтрибунал, а в уголовный розыск. Далее ее следы теряются.
А вот Ленин из всей этой истории извлек немалую выгоду. Желая во что бы то ни стало обосновать необходимость заключения Брестского мира, в небезызвестной работе "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" он вспоминает о компромиссе, который вынужден был заключить с бандитами, отдав им документы, револьвер и автомобиль, чтобы они дали возможность "уйти подобру-поздорову". И завершает он эту мысль весьма изящным выводом: "Наш компромисс с бандитами германского империализма был подобен такому компромиссу".
ПРЕСТУПНЫЙ МИР 20-х-30-х ГОДОВ
В двадцатые-тридцатые годы уголовный мир растворился в новой формации: спекулянтов, бандитов, контрреволюционеров и т, д. Кражи, хищения, спекуляция, грабежи вросли в повседневный быт граждан. Стала стираться грань между ворами и обывателями. Старые тюрейные "сидельцы", как их называли "иваны", вдруг обнаружили, что воровство перестало быть только их профессией. Новые жиганы на первых порах, где хитростью, а где и силой сумели подмять под себя старых воровских лидеров, число которых заметно поредело в связи с активной деятельностью чрезвычаек, пускавших в расход воровских авторитетов" не вдаваясь в прошлые их заслуги. Новые оказались во главе большинства преступных банд и группировок, где стали задавать тон на свободе и в местах заключения.
Обычаи и правила преступного мира жиганы усвоили быстро и вдобавок к этому обогатили старые традиции новыми идеями. Свою деятельность они преподносили как выражение несогласия и протест против власти совдепии. За жиганами прочно закрепилось название "идейные". Нэп 20-х годов оживил частную торговлю и предпринимательскую деятельность, появились богатые и нищие. Для новоявленных богачей открывались шикарные рестораны, казино, расцветали проституция, сутенерство и т, п.
В отличие от нынешнего времени, владельцев ценностей при нэпе не было нужды вычислять, все они были на виду, успевай только чистить их кошельки и квартиры. Поскольку многие наживали свой капитал нечестным путем, то только единицы из ограбленных решались обращаться за помощью в милицию.
"Идейные" насаждали свои нормы поведения в преступных сообществах, вовлекали в шайки новых членов, а за уклонение от установленных ими правил карали смертью.
Авторитеты старого преступного мира, хорошо знавшие друг друга, приняли решение дать бой "идейным", добиться победы и восстановить свои позиции. Началось перераспределение власти. Если на свободе "идейные" все еще правили бал, то в лагерях их опору - шпану - прибрали к рукам потомственные арестанты - иваны, паханы. К ним повсюду возвращалась безраздельная власть.
Преступный мир знает несколько десятков воровских профессий, но наиболее ценимые из них - результат обучения ремеслу. У воров с дореволюционным прошлым выделялась своя элита, козлятники - профессионалы высочайшего класса. Как правило, они уже достигали преклонного возраста, а в своем деле стали профессорами, и потому им доверялось обучение молодежи воровским приемам. Обучение шло и на воле, и в тюрьме. Обучение в тюрьме было предпочтительней, потому что за плохо выполненное задание ученику не угрожал срок или физическая расправа. Над ними могли только посмеяться сокамерники. Поэтому на жаргоне многие называли тюрьму "академией".
Процесс приобщения молодежи к вступлению в семью воров был тщательно продуман. Устанавливался кандидатский стаж не менее трех лет. За это время человек всесторонне проверялся. После обучения кандидат, если он того заслуживал, принимал на воровской сходке присягу, после чего становился общепризнанным вором.
В воровском мире всегда и во все времена ценилась верность единожды выбранному ремеслу, специализации. Это была одна из высокочтимых традиций в воровской среде, которая свято соблюдалась. Перемена специальности, даже временная и случайная, без уважительных причин говорила о моральном падении вора (а честь в воровской среде играла огромную роль).
Для воров-профессионалов России были характерны следующие специализации:
Медвежатники - спецы по взлому сейфов.
Карманники.
Домушники или скокари - квартирные воры.
Майданники и краснушники - транспортные воры.
Стопорилы - грабители с применением оружия.
Воздушники - воры с лотков.
Голубятники - кража белья с веревок.
Одним из главных установлений воровского кодекса чести являлось запрещение ворам трудиться: они обязывались жить на нетрудовые доходы, вести праздную жизнь. Большинство неписаных норм диктовалось соображениями охраны касты. К их числу следует отнести запрещение иметь семью. До тех пор, пока вор не отказывался от родных, его не принимали в воровское сообщество, потому что поддержание связи с семьей могло привести к провалу вора, а за ним и его сообщников. Ворам запрещалось служить в армии, состоять в общественных организациях. Воровская этика под страхом смерти запрещала подводить, выдавать, обкрадывать друг друга, наносить побои и оскорбления, даже замахиваться.
Контроль за соблюдением этих правил, прием нового поколения в свои ряды, разрешение конфликтов, установление новых традиций и вынесение смертных приговоров ворам, допустившим нарушение воровского кодекса чести, возлагался на воровскую сходку, на которую обязаны были являться все воры общины. Сходку мог объявить и собрать любой из воров.
Для решения особо важных вопросов, касавшихся всей касты воров, созывались воровские съезды представителей различных воровских общин.
ПРЕДВОЕННЫЕ И ВОЕННЫЕ ГОДЫ
В первые годы существования исправительно-трудовых лагерей практически все административные и хозяйственные должности на лагерных пунктах, начиная с начальника лагпункта и кончая дворником, занимали осужденные. Главной опорой руководства лагерей являлись ранее судимые, ибо кто, как не они, знал все тюремные порядки. Именно они занимали все хлебные места. Они внесли в лагеря тюремные порядки, поскольку первыми начали осваивать "гулаговский материк" уголовники.
Но жизнь в лагере заметно отличалась от тюремной.
С одной стороны, нет привычных тюремных атрибутов: зловонной параши, решеток, запоров и замков. С другой, приходилось каждый день отправляться на работу, с которой многие и на свободе не были знакомы. Добавку к котловому довольствию можно было получить только в посылке или передаче. Можно было отовариться в ларьке, но для этого требовалось выполнять норму выработки на производстве. Кое-кого выручали карты и другие азартные игры. Поскольку за игру в карты администрация сурово наказывала, заключенные прибегали к давно апробированным в тюрьмах играм под интерес с использованием тараканов. Для этих целей тараканов отбирали специально и держали в неволе, чтобы не лишиться "скакуна". С не меньшим азартом следили заключенные и за гонкой вшей. Для этого занятия выбирались наиболее крупные особи. Верхняя часть кружки по ободку смазывалась медом. Вшей метили и помещали рядом в центре обозначенного круга, накрывали кружкой. Время от времени кружку приподнимали. Выигрывал тот, чья вошь первой прилипала к краю кружки.
Несмотря на все запреты, картежная игра получила широкое распространение в лагере, и правила ее становились все более жестокими. Появились ранее невиданные ставки, изменились условия игры. У проигравшегося в пух и прах появилась возможность сделать попытку отыграться, поставив на кон один или несколько пальцев. Йроигравщий на палец обязывался без посторонней помощи отрубить себе один или несколько пальцев на руке или на ноге. Отрубивший, соответственно, приобретал ореол героя. Струсивший подвергался сообществом жестоким гонениям. Сперва администрация не придавала этому значения, но вскоре нанесение себе телесных повреждений стало рассматриваться как контрреволюционный саботаж и дезертирство с трудового фронта. Виновный в лучшем случае водворялся в штрафной изолятор на срок до шести месяцев. В худшем - расстрел по постановлению ОГПУ или Особого совещания.
На сходке воров в Соловецком лагере было принято решение, запрещавшее впредь ставить на кон пальцы.
Теперь, если проигравший был не в состоянии уплатить долг сразу же после игры, то ему могли заказать преступление (кража, грабеж, хищение и др.).
Условия содержания в исправительно-трудовых лагерях были таковы, что позволяли воровской элите не только собирать сходки в масштабе лагеря, но и проводить съезды, на которых присутствовали делегаты от всех лагерей. Выработанные на таких сходках основные нормы поведения сводились к следующему.