Страница:
Хабаров Александр
Россия ментовская
Хабаров А.
Россия ментовская
Анонс
Эта книга - жестокое повествование о многих вопиющих преступлениях, совершенных и совершаемых ныне теми, кто призван с преступлениями бороться. Закон преступают многие - простые "менты", офицеры и министры. На страницах "России ментовской" потерпевшие, очевидцы, эксперты, а также множество документов свидетельствуют о том "беспределе", который порой творят "блюстители порядка".
НАЧАЛО
Не удивляйтесь, когда бравые молодцы в камуфляже ни с Того ни с сего, усиленно принюхиваясь, требуют у вас документы. Не удивляйтесь, когда по причине отсутствия требуемого и при наличии некоего особого запаха вас все же везут в зарешеченной и неуютной кабине "бобика" в отделение. Не удивляйтесь, когда в ответ на законное (это вам кажется!) возмущение в области почек или печени у вас вдруг возникает острая боль. Это не нефрит, не колит и не цирроз. Это вы вступили в контакт с черной увесистой дубинкой (в народе метко называемой демократизатором). Еще через несколько минут вы уже будете сидеть, если повезет, за стеклом или решеткой т, н. "аквариума" ("телевизора"), а если не повезет, то в тесной камере ИВС, до сих пор называемой КПЗ. Впрочем, дубинкой дело может и не кончиться: вполне возможно, что с помощью наручников вам пристегнут правую ногу к левой руке (или наоборот). Вы можете просто не понравиться: тогда вас будут долго и нудно "крутить": расспрашивать, где вы были тогда-то и тогда-то, зачем несете то-то и то-то. Впечатлительного гражданина очень быстро можно довести до нужной кондиции, так чтобы он обязательно сознался в какомнибудь совершенном преступлении. Как не сознаться, если ты сидишь на стуле, за которым стоит мощный стальной сейф, и когда тебя вместе со стулом неожиданно толкают, то затылок обязательно ударится о сейф - и так не один раз... Есть бесчисленное множество способов заставить человека говорить, об этом свидетельствует многовековой опыт российских органов дознания - от Его Величества тайных канцелярий и сыскных приказов до следственных аппаратов НКВД - МВД и ОГПУ - КГБ - ФСБ. Естественно, что официально закон не позволяет (в отличие от времен тайных канцелярий) применять пытки в отношении допрашиваемых, однако сплошь и рядом этот запрет нарушается, заканчиваясь весьма печально для них, вплоть до смертельного исхода. Только в кинофильмах о полковнике Зорине преступник сознается, не выдержав напора неопровержимых доказательств его вины: мол, твоя взяла, начальник. На деле все иначе. Но, опровергая известную поговорку, что рыба гниет с головы, все же налицо существует факт: эта рыба (милиция) гниет в разных местах. Признаки распада обнаруживаются как в голове, так и в "чешуе" и хвостах. Самоотверженные розыскники, участковые и криминалисты сосуществуют в милицейской среде рядом с самыми настоящими преступниками. И началось это в исторически отдаленное, мало известное для нас время, а как явление определилось, может быть, с ряда прогремевших на всю страну скандальных дел.
"БЛАГОРОДНЫЕ" КОЛЛЕГИ
Майор Крымов работает в одном из столичных отделений РУОПа - можно и не расшифровывать эту аббревиатуру, обозначающую узаконенную борьбу с организованной преступностью. Все граждане давно уж привыкли к всевозможным СОБРам, ОМОНам, РУОПам, ОБСДОНам и иным формированиям, продолжающим возникать из ничего по мановению властной волшебной палочки. Впрочем, РУОП, видимо, был необходим, ибо преступный мир достиг высшей точки консолидации одновременно с внутренними противоречиями.
20 декабря 1995 года Крымов возвращался с очередного задания: брали центрового беспредела Крючка. Крючок оказал сопротивление, ухитрился впрыгнуть в "девятку" с ошалевшей дамой и рвануть по Авиамоторной в сторону шоссе Энтузиастов. В самом конце улицы Крымов на "восьмерке" (с роторным движком) настиг беспределыцика и через открытое стекло выстрелил по задним колесам. "Девятку" повело на льду, она перевернулась; дама упала на Крючка и лишила его возможности двигаться. Тут подоспели и Крымов с товарищами: они сняли даму с бандита, вытащили обоих из машины. Крючку, понятное дело, немного досталось от "товарищей" - и от дамы.
Теперь Крымов, сдав Крючка в ИВС и отметив с друзьями благополучное задержание, возвращался домой. Улица, в самом конце которой он жил, была темна и пуста.
Впрочем, сзади вдруг послышалось едва слышное стрекотание двигателя автомашины. Майор оглянулся и увидел, что за ним медленно движется милицейский "уазик". Крымов обернулся и в свете фар приветливо помахал рукой. "Уазик" прибавил скорость и тормознул возле майора. Из кабины выскочили двое милиционеров: один - с автоматом, другой - с дубинкой.
- Ну, куда торопимся, а? - лениво выговорил автоматчик, поглаживая ствол.
"За алкаша приняли, - сразу сообразил Крымов. - Ничего, сейчас разберемся..." (Он слегка покачивался, но не от малой дозы спиртного, а скорее от усталости.)
Крымов полез в карман куртки за удостоверением, но, к своему удивлению, ничего там не обнаружил. Вдруг вспомнил, что оставил ксиву в камуфляжке.
- Парни, все нормально! - зачем-то сказал он.
- Что - нормально, волчара? - удивился автоматчик. - Документ есть?
- Да нету, в отделе оставил... Я рядом живу, вон в том доме.
... Крымов потерял бдительность (ведь не на службе) и не обратил внимания на второго, с дубинкой. Тот уже был сзади, а через мгновение - перехватил этой дубинкой Крымову горло.
Крымов увидел перед глазами звездное небо: звезды становились все больше и больше, одна из них расплылась огненным пятном, которое навалилось на Крымова и выжгло память.
Очнулся майор в кустах. Правая рука как будто не существовала, он не мог ни пошевелить пальцами, ни согнуть ее в локте. Голова гудела, как чугунный котел. Ног будто и вовсе не было - оказалось, что с Крымова сняли джинсы и куртку; не стали, значит, затруднять себя проверкой карманов...
Майор ощупал голову: она оыла влажной и липкой. Бросил взгляд на руку: кровь. "Хорошо, что документы оставил в отделе", - почему-то подумал Крымов, не сообразив даже, что, может быть, с документами не влип бы в такую историю...
Кое-как, пошатываясь, в футболке и в плавках, он выбрался на улицу, название которой прочитал на табличке ближнего строения. До собственно крымовского дома надо было проехать остановок пять-шесть на автобусе, но время, видимо, было позднее. Майор хотел уточнить время, но часов, конечно же, не было, на запястье осталось лишь ощущение металлического браслета. А часы были дорогие: официально подарил известный банкир, вызволенный группой майора Крымова из одной нехорошей квартирки, где его, прикованного наручниками к батарее отопления, медленно убивали некие кавказцы, требуя за освобождение 700 тысяч долларов. Крымов с ребятами ворвались в квартиру, взорвав дверь вместе с коробкой. Майор лично, еще в прихожей, пристрелил двоих боевиков, не успевших даже взяться за автоматы, - кстати, точно такие же, как и у крымовцев...
В общем, часов не было. Впрочем, поездка на автобусе, решил Крымов, может закончиться новым неприятным эпизодом. Это было уже чересчур: завтра, кровь из носу, нужно было находиться в засаде на Мясницкой.
Дворами он кое-как, прячась от запоздалых прохожих, добрался наконец до родного дома. Пришлось звонить: ключи тоже остались в куртке. Жена Лариса, открывшая дверь, вовсе не удивилась появлению Крымова в неглиже. Она тут же показала ему его куртку, джинсы, часы и даже деньги. Объяснила, что в дверь позвонили, а когда она открыла, то увидела на пороге объемистый сверток, в котором и находилась вся мануфактура. Было это минут двадцать назад, она, конечно, успела поволноваться и даже позвонила Крымову на службу: выехала руоповская машина, скоро, видимо, будет здесь...
Действительно, пока Лариса промывала Крымову рану, подъехали коллеги. Капитан Симков сразу связался со всеми местными отделениями, выяснил фамилии патрульных, дежуривших в эту ночь...
Но - дело окончилось ничем, как ни старались руоповцы. Опознать Крымов никого не смог. Начальник окружного ОВД объяснил ему, что на их территории частенько разбойничают патрульные машины из других округов: тут место богатое на подвыпивших и денежных прохожих, так что искать тут нечего, надо хоть радоваться, что коллеги оказались не лишены благородства: вернули деньги, вещи, документы...
Крымов порадовался, но заявление все же оставил. На что начальник скептически захмыкал.
Утром следующего дня Крымов, с забинтованной головой, сидел в засаде на Мясницкой, постепенно забывая о случившемся, нужно было сосредоточиваться: рыба, на которую руоповцы расставили сети, была крупнейшей...
1990 год. ПРОКУРОР: УБИЙЦА И ГРАБИТЕЛЬ
22 августа 1990 года кассир совхоза "Устромский" Смоленской области Тамара Рогощенкова торопилась на работу: должны были получать деньги в банке. С ней поехали бухгалтер Галина Прохорова и шофер. Обратно кассира и бухгалтера должен был доставить районный прокурор Вячеслав Шараевский.
К вечеру у кассы совхоза уже выстроилась очередь, однако ни кассир, ни бухгалтер из банка не вернулись.
Утром следующего дня районный прокурор Шараевский допросил директора совхоза, завел уголовное дело, составил план розыскных мероприятий. Все делал старательно и со знанием дела.
Однако процесс разоблачения уйииц начался с ареста младшего брата прокурора, Виталия, электрика райпо. Тот, впрочем, отнесся к своему аресту индифферентно, если не сказать - цинично. Мол, ничего у вас не выйдет, я чист, как стеклышко... Прокурора-братишку отстранили от работы; он сразу занялся негласным опросом свидетелей (наверное, по плану мероприятий).
На башмаках Виталия Шараевского и на коврике автомашины были обнаружены следы крови. Младший занервничал. Через месяц после ареста не выдержал: "Ладно, скажу... Но учтите: Славка все на себя возьмет,
как договорились..."
У леса возле деревни Виталий показал и рассказал, как происходило убийство двух женщин. Вскоре нашли и трупы. Шараевского-старшего взяли прямо на вокзале, с московскими покупками. Он молчал ровно месяц, а затем все же раскололся, видимо, решив выторговать жизнь в обмен на возврат денег.
Деньги (более 300 тыс, рублей) нашли в двух стеклянных банках на картофельном участке недалеко от прокурорского дома. Нож, сумку, набитую гравием, зонтик Прохоровой достали со дна разных водоемов вокруг райцентра.
Для суда бывший прокурор придумал сногсшибательную и похабную версию убийства: видимо, сказался опыт работы в группе Гдляна. Когда Шараевский излагал версию в суде, то просто светился в раже законника, любовался самим собой перед полным залом слушателей.
Отец прокурора был трижды судим за хулиганство, поэтому весьма странным выглядит вообще пребывание Шараевского на столь ответственном посту. В работе прокурор-убийца не чурался подлогов и фальсификаций: в одном из дел использовал более 30 поддельных протоколов, а само дело сдал в суд задним числом.
Вячеслав Шараевский приговорен к расстрелу, его брат Виталий - к пятнадцати годам лишения свободы.
Прокурор, как мы видим, сам убил, ограбил - и сам собирался энергично вести дело. При определенных обстоятельствах мог бы и довести его до конца: кто-нибудь наверняка бы сознался после нескольких ночных допросов с пристрастием.
Что бы представители органов ни говорили о своем гуманизме, но и в пятидесятые-шестидесятые годы только вовсе наивный гражданин мог не верить в милицейские избиения. В Севастополе, например, майор милиции С., начав именно в шестидесятые годы службу участковым, отлавливал на танцах подростков с девушками, запускал протоколы по мелким хулиганским делам, а затем в обмен на эти протоколы трахал перепуганных девчонок в опорном пункте. Закончил он изнасилованиями с убийствами, был изобличен, осужден и расстрелян в 1977 году. Впрочем, многое в его деятельности осталось тайной за семью печатями, ибо процесс был закрытый, скоротечный; к тому же многие, видимо, плюнули на возмездие и просто не стали беспокоить себя и следствие.
В нынешнее время дознавательский беспредел достиг своей пиковой отметки (если, конечно, забыть "проклятый сталинский режим"). И чем дальше от Москвы, тем яростней этот беспредел, тем он куражистей...
ПЫТКИ ЯВНЫЕ И СКРЫТЫЕ
Собственно узаконенные пытки (см, главу "Исторический экскурс") были отменены еще задолго до революции. Возрождение их состоялось как раз с появлением на правоохранительной арене органов "красного террора" - ВЧК, ОГПУ, НКВД и так далее. Сначала это делалось по секретным инструкциям, потом и инструкций не понадобилось - методы дознания с "пристрастием" производились в режиме всеобщего умолчания.
Затем, с уходом Сталина, Берии и других, наступило некоторое затишье. Если кого-то и били в милиции, то старались делать это без следов, нанося удары в места расположения внутренних органов. "Опущение почки" - один из подобных методов; доказать, что почка опущена в результате побоев, практически невозможно.
Теперь, в эпоху либерализации и демократизации, бьют просто так и пытают, добиваясь признаний по самым незначительным делам (вспомним майкопскую корову).
СПОСОБЫ
"Ласточка": левую руку приковывают за спиной к правой ноге и наоборот. Теперь можно подвесить испытуемого к потолку, как в Тайной канцелярии, или посидеть на нем минут 10, выжимая признание...
"Слон": необходим противогаз. Он надевается на испытуемого, потом можно периодически пережимать шланг, а напоследок - напустить под маску "черемухи". Результаты стопроцентные.
"Лягушка": туловище испытуемого перегибается пополам; руки-ноги всовываются в рукава пиджака, пальто, ватника.
"Конверт": ноги испытуемого закидывают за голову и фиксируются в таком положении веревкой или наручниками.
"Распятие": испытуемого привязывают к шконке (кровати) на голом панцире или сетке; потом через металлические конструкции пропускается ток.
Хорошие результаты достигаются при битье дубинками по пяткам, так как метод этот опробован во время второй мировой войны в концлагере Маутхаузен, хотя известен с незапамятных времен.
Неизвестны, правда, конкретные современные методы психического воздействия, но, вероятно, они ушли далеко от "лампы в глаза" на допросах и механической бессонницы. Карательная фармакология не стоит на месте; то, что раньше было прерогативой КГБ, ГРУ при допросах шпионов, ныне, видимо, доступно любому провинциальному РОВД - для получения показаний о краже пяти мешков с комбикормом.
Интересно, что, по данным Общественного центра содействия правосудию, 60% москвичей уверены: милиция применяет пытки по праву. К ним присоединяется и большинство адвокатов. Эти вообще считают, что пытки необходимо применять.
В местах лишения свободы можно тренировать бойцов различных "спецназов" особенно во время голодных бунтов; изможденные и необученные зеки вряд ли смогут сопротивляться на равных. Недаром бунты всегда подавляются с особой жестокостью (независимо от причины), начиная от знаменитого кенгирского, описанного Солженицыным в "Архипелаге... ".
Еще интересней тот факт, что методы пыток при дознании иногда почти целиком копируют бандитские методы. Никто не удивится, если узнает, что в каком-то отделении милиции с целью получения признания допрашиваемому ставили включенный утюг на живот или вставляли в задний проход электропаяльник...
ПРЕСС-ХАТА
Среди методов, используемых для выдавливания показаний или сведений о секретах тюремно-лагерного мира, нет ничего страшнее пресс-хаты.
Это специальная камера, в которой отсиживаются приговоренные (по тюремному закону) зеки: стукачи, фуфлыжники, крысятники и просто отмороженные мордовороты, возжелавшие вкусить возможных благ и боящиеся зоны как огня... Тут вытаптывают из "почтальона" воровскую маляву, денежный грев, выбивают показания или сведения о местонахождении денег из особо упрямых подследственных. Сплошь и рядом существование прессхат отрицается, но подтверждается многочисленными свидетельствами прошедших этот ад земной. Вот что происходило в одной из "крытых" (истинных тюрем) по свидетельству очевидца:
"... Людей с этапа, подозреваемых в том, что они провозят деньги или иные ценности, кидали "под загрузку" после распределения в какую-либо из пресс-камер, где их избивали до полусмерти, забирали все вещи, бывшие при них, и все более-менее ценное. Деньги обычно провозили в желудке: их запаивали в целлофановые гильзы и глотали. В пресс-камерах об этом знали. Людей, которых закидывали с этапа, лохмачи привязывали к батарее, под контролем заставляли оправляться и держали до тех пор, пока не убеждались, что все деньги вышли. Золотые зубы или коронки вырывали изо рта или выбивали. Все награбленное лохмачи оставляли себе, а избитого и ограбленного заключенного... передавали надзирателям. Золото, деньги и другие ценности передавали оперу, закрепленному за данным корпусом. Этот опер снабжал лохмачей чаем и куревом. Утаить чтолибо от опера лохмачи не могли, ибо опер (кум) периодически вызывал каждого в отдельности на беседу и узнавал все..." ("Завтра", N 4, 1997, В. Податев, "Путь к свету").
... Смерть Кравцова, по заключению патологоанатомов, стала результатом заболевания туберкулезом. Это заключение не вызвало бы никаких сомнений, но незадолго до кончины Кравцову был сделан рентгеновский снимок - легкие без отклонений. Откуда же взялся этот скоротечный "туберкулез"?
Была проведена эксгумация трупа, и эксперт, исследовавший останки, обнаружил "скальпированную рану головы, ранения в области крестца, левой голени и левого предплечья; прижизненные переломы ребер и тела грудины... По давности переломов можно высказаться о сроке в 3-12 месяцев до момента смерти..."
А именно этот последний отрезок жизни Кравцов находился в следственном изоляторе городка С., в одной неуютной тюремной камере. Впрочем, вряд ли она внешне как-то выделялась из общего тюремного дискомфорта: те же двухъярусные шконки, обтертый доминошками стол, параша и решетчатое окно с наружным глухим "намордником".
Бывший зек Каменномостский, давая свидетельские показания, сообщил следующее: "Когда меня завели в хату, то находившиеся там люди спросили, знаю ли я, куда попал? Я сказал, что, в общем-то, нет... И сокамерник Шеховцов сообщил, что в эту камеру просто так не сажают..."
Один из контролеров СИЗО поведал следователю, что заключенный Стусов, содержавшийся в этой хате, заявлял: "Наша хата держит весь изолятор..." Один молодой осужденный выламывался как-то из этой камеры, кричал, что вскроет себе вены, если его не уберут оттуда.
Впрочем, стоит почитать явки с повинной, полученные от некоторых жильцов этой камеры.
"Я, Кошик В. Н., после освобождения из мест лишения свободы 25 января совершил несколько краж из квартир в селах Ш, и Г... В районе Садового я облил труп Митнева бензином и поджег его... Выскочил из машины и выстрелил в пассажира, который сидел рядом с водителем..."
Однако следственный эксперимент заставил усомниться в показаниях несчастного Кошика. Он явно оговаривал себя, не имея для этого никакой веской причины.
Семенов (тоже "жилец" спецхаты) сознавался в изнасиловании. Амбросашвили, Подкопаев и Львов рассказывали в письменном виде, как они "грабили, крали, убивали и насильничали". Однако в ходе судебных разбирательств все эпизоды оказывались непрочными, как песочные замки. Одно было общее: большинство "признаний" было написано именно в камере N19.
Эта камера являлась особой зоной даже для контролеров СИЗО. Увиденное ими в тюремный "глазок" отражено на страницах дела N23005:
"Заключенный Онойко прыгал на Кошкина со второго яруса кроватей. Он же поджигал на Сезко одежду... Шеховцов разбил голову цыгану.
У одного молодого парня нагретой ложкой вместе с зубами вырывали коронки - били чем-то по ложке. Парень умолял не делать этого и кричал от боли.
Заключенного Халиса с силой резко сажали на ягодицы, опускали на пол.
Б, избивали ежедневно в течение двух месяцев... С ним же насильственно совершали акты мужеложства, заставляли мазать на хлеб испражнения и есть их.
Подкопаева избивали скамейкой и сломали ему обе руки".
С какой же целью совершались эти "действа", скорее похожие на гестаповские пытки, нежели на обычный тюремный беспредел, чаще ограничивающийся грубыми, но в целом безобидными издевками?
Очень просто: "отличник МВД, честный, грамотный и принципиальный" заместитель начальника СИЗО по оперативной работе майор Лазаренко таким образом добивался хорошей общей цифры раскрытия всевозможных преступлений в основном глухих висяков, в раскрытии которых были бессильны следователи и розыскники. Камера N19 снабжалась конфетами и сигаретами, выпивкой и наркотиками и даже зачем-то дорогими духами. Обкурившись, обколовшись или опившись, добровольные помощники органов принимались вышибать показания из очередной жертвы.
По заданию Лазаренко камерой руководил некто Долгополов, барин хаты. Он же собирал явки с повинной и относил пытливому майору.
В частности, вначале Лазаренко зачитал заключенному Сезко длинный перечень нераскрытых преступлений (изнасилование у вагончика, кража из магазина и т.д.), и Сезко, попав под "молотки" прессовщиков из страшной хаты, сразу "вспомнил", что именно он все это и совершил.
Заключенного Кошика избивали месяца полтора, и все это время он писал явки с повинной.
Смерть Кравцова осталась неразгаданной. В постановлении о производстве эксгумации лишь записали, что "возникает сомнение в том, что причина смерти установлена правильно". Прижизненные увечья Кравцова появились у него в то время, когда он находился в прессхате. Однако в медкарте никаких записей о переломах нет; медчасть СИЗО, состоявшая в сговоре с администрацией, тщательно все скрывала... Поэтому команда истязателей постоянно перемещалась по изолятору, подобно пришельцам-призракам: то 19-я, то 53-я, то 67-я камеры...
Система МВД щедро расплачивалась с опером Лазаренко: 70 рублей - за раскрытие преступления, 100 рублей - за оперативные мероприятия, позволившие обезвредить опасного преступника. (Кого?)
Заключенный Алымов, например, не выдержав пыток, покончил жизнь самоубийством. А майор Лазаренко был награжден медалью "За безупречную службу" всех трех степеней.
"Вынужден был признать преступления своими после того, как сломали 7 ребер и отбили почку. А поскольку бить продолжали, то я сознался еще и в том, что работал на американскую разведку", - говорит один из свидетелей.
На скамью подсудимых бывший майор уселся в одиночестве, чтобы выслушать о своей "службе" мнения 57 свидетелей. К ним присоединились судья и прокурор...
Впрочем, сидение было недолгим. В приговоре по делу вказано: "Майор Лазаренко с целью создания видимости благополучия в проводимой под его контролем среди подследственных и осужденных оперативной работе, в погоне за высокими показателями раскрываемости создал группу доверенных лиц из числа осужденных для применения физического насилия к арестованным и получения от них явок с повинной..."
Итог: три года лишения свободы (условно).
Остается надеяться, что майора, а также его сотрудников постигнет Божья кара в виде какого-нибудь паралича или СПИДа или человеческая десница обрушится наконец на головы этих подонков.
Но если майор Лазаренко, устраивая пресс-хату, руководствовался все же "по-ментовски" благими намерениями: добиться хорошей раскрываемости и продвинуться по служебной лестнице, то оперативники из Липецкой области ни о чем таком не помышляли. Их интересовали деньги, деньги и только деньги.
В следственном изоляторе стараниями оперов была организована пресс-хата, держатели которой с помощью всевозможных подлянок и шулерской игры в карты заставляли первоходочников вступать с ними в гомосексуальную связь и писать по этому поводу расписки типа: "Я, имярек, проигрался в карты, то есть подставил фуфло, и поэтому мне пришлось трахнуться как девке по собственному желанию".
Держали хату двое: бывший майор ВВС мошенник Зуев и рецидивист-картежник Граф.
"Наезд" проходил, в отличие от тотальных лазаренковских ужасов, мягко: вновь прибывший приглашался в игру на отжимания; начиналось с пятидесяти за каждый кон (вполне можно отжаться), а заканчивалось тысячей (на это способен разве что цирковой акробат или заядлый протеиновый качок). За каждое невыполненное отжимание была установлена такса: десять штук...
"Да ты фуфлыжник! - сказали держатели Гарику Л., когда он не смог перейти сотенный рубеж при долге в тысячу отжиманий. - Тебя трахнуть надо!" Постановили, что Гарик должен добыть с воли восемь миллионов (пусть мамка шлет, а не то...). Гарик тут же сел строчить письмо мамке: "Скорее пришли, а не то мне..."
За полтора года через хату деловые оперативники пропустили более ста человек: в их число попал даже известнейший организатор финансовой пирамиды - его нагрели на несколько миллионов рублей. Граф записывал долги в тетрадочку: ему были должны несколько квартир, машины и даже ордена. На свидание к жене выходил подобием капусты: надевал на себя несколько комплектов выигранной верхней одежды, свитера, брюки и прочее.
Того, кто не мог расплатиться, ждала страшная участь: его забивали прямо в камере, а оперативники отправля - ли калеку по этапу в другую тюрьму, умирать...
"Заработок" оперов и их агентов составлял в среднем от трех до пяти миллионов в месяц (денежки делились аккуратно). Сам шантаж осуществляли именно оперативники, потрясая якобы найденными при обысках расписками: "Знаешь, что с тобой в зоне будет, если я эти малявы туда зашлю?"
Россия ментовская
Анонс
Эта книга - жестокое повествование о многих вопиющих преступлениях, совершенных и совершаемых ныне теми, кто призван с преступлениями бороться. Закон преступают многие - простые "менты", офицеры и министры. На страницах "России ментовской" потерпевшие, очевидцы, эксперты, а также множество документов свидетельствуют о том "беспределе", который порой творят "блюстители порядка".
НАЧАЛО
Не удивляйтесь, когда бравые молодцы в камуфляже ни с Того ни с сего, усиленно принюхиваясь, требуют у вас документы. Не удивляйтесь, когда по причине отсутствия требуемого и при наличии некоего особого запаха вас все же везут в зарешеченной и неуютной кабине "бобика" в отделение. Не удивляйтесь, когда в ответ на законное (это вам кажется!) возмущение в области почек или печени у вас вдруг возникает острая боль. Это не нефрит, не колит и не цирроз. Это вы вступили в контакт с черной увесистой дубинкой (в народе метко называемой демократизатором). Еще через несколько минут вы уже будете сидеть, если повезет, за стеклом или решеткой т, н. "аквариума" ("телевизора"), а если не повезет, то в тесной камере ИВС, до сих пор называемой КПЗ. Впрочем, дубинкой дело может и не кончиться: вполне возможно, что с помощью наручников вам пристегнут правую ногу к левой руке (или наоборот). Вы можете просто не понравиться: тогда вас будут долго и нудно "крутить": расспрашивать, где вы были тогда-то и тогда-то, зачем несете то-то и то-то. Впечатлительного гражданина очень быстро можно довести до нужной кондиции, так чтобы он обязательно сознался в какомнибудь совершенном преступлении. Как не сознаться, если ты сидишь на стуле, за которым стоит мощный стальной сейф, и когда тебя вместе со стулом неожиданно толкают, то затылок обязательно ударится о сейф - и так не один раз... Есть бесчисленное множество способов заставить человека говорить, об этом свидетельствует многовековой опыт российских органов дознания - от Его Величества тайных канцелярий и сыскных приказов до следственных аппаратов НКВД - МВД и ОГПУ - КГБ - ФСБ. Естественно, что официально закон не позволяет (в отличие от времен тайных канцелярий) применять пытки в отношении допрашиваемых, однако сплошь и рядом этот запрет нарушается, заканчиваясь весьма печально для них, вплоть до смертельного исхода. Только в кинофильмах о полковнике Зорине преступник сознается, не выдержав напора неопровержимых доказательств его вины: мол, твоя взяла, начальник. На деле все иначе. Но, опровергая известную поговорку, что рыба гниет с головы, все же налицо существует факт: эта рыба (милиция) гниет в разных местах. Признаки распада обнаруживаются как в голове, так и в "чешуе" и хвостах. Самоотверженные розыскники, участковые и криминалисты сосуществуют в милицейской среде рядом с самыми настоящими преступниками. И началось это в исторически отдаленное, мало известное для нас время, а как явление определилось, может быть, с ряда прогремевших на всю страну скандальных дел.
"БЛАГОРОДНЫЕ" КОЛЛЕГИ
Майор Крымов работает в одном из столичных отделений РУОПа - можно и не расшифровывать эту аббревиатуру, обозначающую узаконенную борьбу с организованной преступностью. Все граждане давно уж привыкли к всевозможным СОБРам, ОМОНам, РУОПам, ОБСДОНам и иным формированиям, продолжающим возникать из ничего по мановению властной волшебной палочки. Впрочем, РУОП, видимо, был необходим, ибо преступный мир достиг высшей точки консолидации одновременно с внутренними противоречиями.
20 декабря 1995 года Крымов возвращался с очередного задания: брали центрового беспредела Крючка. Крючок оказал сопротивление, ухитрился впрыгнуть в "девятку" с ошалевшей дамой и рвануть по Авиамоторной в сторону шоссе Энтузиастов. В самом конце улицы Крымов на "восьмерке" (с роторным движком) настиг беспределыцика и через открытое стекло выстрелил по задним колесам. "Девятку" повело на льду, она перевернулась; дама упала на Крючка и лишила его возможности двигаться. Тут подоспели и Крымов с товарищами: они сняли даму с бандита, вытащили обоих из машины. Крючку, понятное дело, немного досталось от "товарищей" - и от дамы.
Теперь Крымов, сдав Крючка в ИВС и отметив с друзьями благополучное задержание, возвращался домой. Улица, в самом конце которой он жил, была темна и пуста.
Впрочем, сзади вдруг послышалось едва слышное стрекотание двигателя автомашины. Майор оглянулся и увидел, что за ним медленно движется милицейский "уазик". Крымов обернулся и в свете фар приветливо помахал рукой. "Уазик" прибавил скорость и тормознул возле майора. Из кабины выскочили двое милиционеров: один - с автоматом, другой - с дубинкой.
- Ну, куда торопимся, а? - лениво выговорил автоматчик, поглаживая ствол.
"За алкаша приняли, - сразу сообразил Крымов. - Ничего, сейчас разберемся..." (Он слегка покачивался, но не от малой дозы спиртного, а скорее от усталости.)
Крымов полез в карман куртки за удостоверением, но, к своему удивлению, ничего там не обнаружил. Вдруг вспомнил, что оставил ксиву в камуфляжке.
- Парни, все нормально! - зачем-то сказал он.
- Что - нормально, волчара? - удивился автоматчик. - Документ есть?
- Да нету, в отделе оставил... Я рядом живу, вон в том доме.
... Крымов потерял бдительность (ведь не на службе) и не обратил внимания на второго, с дубинкой. Тот уже был сзади, а через мгновение - перехватил этой дубинкой Крымову горло.
Крымов увидел перед глазами звездное небо: звезды становились все больше и больше, одна из них расплылась огненным пятном, которое навалилось на Крымова и выжгло память.
Очнулся майор в кустах. Правая рука как будто не существовала, он не мог ни пошевелить пальцами, ни согнуть ее в локте. Голова гудела, как чугунный котел. Ног будто и вовсе не было - оказалось, что с Крымова сняли джинсы и куртку; не стали, значит, затруднять себя проверкой карманов...
Майор ощупал голову: она оыла влажной и липкой. Бросил взгляд на руку: кровь. "Хорошо, что документы оставил в отделе", - почему-то подумал Крымов, не сообразив даже, что, может быть, с документами не влип бы в такую историю...
Кое-как, пошатываясь, в футболке и в плавках, он выбрался на улицу, название которой прочитал на табличке ближнего строения. До собственно крымовского дома надо было проехать остановок пять-шесть на автобусе, но время, видимо, было позднее. Майор хотел уточнить время, но часов, конечно же, не было, на запястье осталось лишь ощущение металлического браслета. А часы были дорогие: официально подарил известный банкир, вызволенный группой майора Крымова из одной нехорошей квартирки, где его, прикованного наручниками к батарее отопления, медленно убивали некие кавказцы, требуя за освобождение 700 тысяч долларов. Крымов с ребятами ворвались в квартиру, взорвав дверь вместе с коробкой. Майор лично, еще в прихожей, пристрелил двоих боевиков, не успевших даже взяться за автоматы, - кстати, точно такие же, как и у крымовцев...
В общем, часов не было. Впрочем, поездка на автобусе, решил Крымов, может закончиться новым неприятным эпизодом. Это было уже чересчур: завтра, кровь из носу, нужно было находиться в засаде на Мясницкой.
Дворами он кое-как, прячась от запоздалых прохожих, добрался наконец до родного дома. Пришлось звонить: ключи тоже остались в куртке. Жена Лариса, открывшая дверь, вовсе не удивилась появлению Крымова в неглиже. Она тут же показала ему его куртку, джинсы, часы и даже деньги. Объяснила, что в дверь позвонили, а когда она открыла, то увидела на пороге объемистый сверток, в котором и находилась вся мануфактура. Было это минут двадцать назад, она, конечно, успела поволноваться и даже позвонила Крымову на службу: выехала руоповская машина, скоро, видимо, будет здесь...
Действительно, пока Лариса промывала Крымову рану, подъехали коллеги. Капитан Симков сразу связался со всеми местными отделениями, выяснил фамилии патрульных, дежуривших в эту ночь...
Но - дело окончилось ничем, как ни старались руоповцы. Опознать Крымов никого не смог. Начальник окружного ОВД объяснил ему, что на их территории частенько разбойничают патрульные машины из других округов: тут место богатое на подвыпивших и денежных прохожих, так что искать тут нечего, надо хоть радоваться, что коллеги оказались не лишены благородства: вернули деньги, вещи, документы...
Крымов порадовался, но заявление все же оставил. На что начальник скептически захмыкал.
Утром следующего дня Крымов, с забинтованной головой, сидел в засаде на Мясницкой, постепенно забывая о случившемся, нужно было сосредоточиваться: рыба, на которую руоповцы расставили сети, была крупнейшей...
1990 год. ПРОКУРОР: УБИЙЦА И ГРАБИТЕЛЬ
22 августа 1990 года кассир совхоза "Устромский" Смоленской области Тамара Рогощенкова торопилась на работу: должны были получать деньги в банке. С ней поехали бухгалтер Галина Прохорова и шофер. Обратно кассира и бухгалтера должен был доставить районный прокурор Вячеслав Шараевский.
К вечеру у кассы совхоза уже выстроилась очередь, однако ни кассир, ни бухгалтер из банка не вернулись.
Утром следующего дня районный прокурор Шараевский допросил директора совхоза, завел уголовное дело, составил план розыскных мероприятий. Все делал старательно и со знанием дела.
Однако процесс разоблачения уйииц начался с ареста младшего брата прокурора, Виталия, электрика райпо. Тот, впрочем, отнесся к своему аресту индифферентно, если не сказать - цинично. Мол, ничего у вас не выйдет, я чист, как стеклышко... Прокурора-братишку отстранили от работы; он сразу занялся негласным опросом свидетелей (наверное, по плану мероприятий).
На башмаках Виталия Шараевского и на коврике автомашины были обнаружены следы крови. Младший занервничал. Через месяц после ареста не выдержал: "Ладно, скажу... Но учтите: Славка все на себя возьмет,
как договорились..."
У леса возле деревни Виталий показал и рассказал, как происходило убийство двух женщин. Вскоре нашли и трупы. Шараевского-старшего взяли прямо на вокзале, с московскими покупками. Он молчал ровно месяц, а затем все же раскололся, видимо, решив выторговать жизнь в обмен на возврат денег.
Деньги (более 300 тыс, рублей) нашли в двух стеклянных банках на картофельном участке недалеко от прокурорского дома. Нож, сумку, набитую гравием, зонтик Прохоровой достали со дна разных водоемов вокруг райцентра.
Для суда бывший прокурор придумал сногсшибательную и похабную версию убийства: видимо, сказался опыт работы в группе Гдляна. Когда Шараевский излагал версию в суде, то просто светился в раже законника, любовался самим собой перед полным залом слушателей.
Отец прокурора был трижды судим за хулиганство, поэтому весьма странным выглядит вообще пребывание Шараевского на столь ответственном посту. В работе прокурор-убийца не чурался подлогов и фальсификаций: в одном из дел использовал более 30 поддельных протоколов, а само дело сдал в суд задним числом.
Вячеслав Шараевский приговорен к расстрелу, его брат Виталий - к пятнадцати годам лишения свободы.
Прокурор, как мы видим, сам убил, ограбил - и сам собирался энергично вести дело. При определенных обстоятельствах мог бы и довести его до конца: кто-нибудь наверняка бы сознался после нескольких ночных допросов с пристрастием.
Что бы представители органов ни говорили о своем гуманизме, но и в пятидесятые-шестидесятые годы только вовсе наивный гражданин мог не верить в милицейские избиения. В Севастополе, например, майор милиции С., начав именно в шестидесятые годы службу участковым, отлавливал на танцах подростков с девушками, запускал протоколы по мелким хулиганским делам, а затем в обмен на эти протоколы трахал перепуганных девчонок в опорном пункте. Закончил он изнасилованиями с убийствами, был изобличен, осужден и расстрелян в 1977 году. Впрочем, многое в его деятельности осталось тайной за семью печатями, ибо процесс был закрытый, скоротечный; к тому же многие, видимо, плюнули на возмездие и просто не стали беспокоить себя и следствие.
В нынешнее время дознавательский беспредел достиг своей пиковой отметки (если, конечно, забыть "проклятый сталинский режим"). И чем дальше от Москвы, тем яростней этот беспредел, тем он куражистей...
ПЫТКИ ЯВНЫЕ И СКРЫТЫЕ
Собственно узаконенные пытки (см, главу "Исторический экскурс") были отменены еще задолго до революции. Возрождение их состоялось как раз с появлением на правоохранительной арене органов "красного террора" - ВЧК, ОГПУ, НКВД и так далее. Сначала это делалось по секретным инструкциям, потом и инструкций не понадобилось - методы дознания с "пристрастием" производились в режиме всеобщего умолчания.
Затем, с уходом Сталина, Берии и других, наступило некоторое затишье. Если кого-то и били в милиции, то старались делать это без следов, нанося удары в места расположения внутренних органов. "Опущение почки" - один из подобных методов; доказать, что почка опущена в результате побоев, практически невозможно.
Теперь, в эпоху либерализации и демократизации, бьют просто так и пытают, добиваясь признаний по самым незначительным делам (вспомним майкопскую корову).
СПОСОБЫ
"Ласточка": левую руку приковывают за спиной к правой ноге и наоборот. Теперь можно подвесить испытуемого к потолку, как в Тайной канцелярии, или посидеть на нем минут 10, выжимая признание...
"Слон": необходим противогаз. Он надевается на испытуемого, потом можно периодически пережимать шланг, а напоследок - напустить под маску "черемухи". Результаты стопроцентные.
"Лягушка": туловище испытуемого перегибается пополам; руки-ноги всовываются в рукава пиджака, пальто, ватника.
"Конверт": ноги испытуемого закидывают за голову и фиксируются в таком положении веревкой или наручниками.
"Распятие": испытуемого привязывают к шконке (кровати) на голом панцире или сетке; потом через металлические конструкции пропускается ток.
Хорошие результаты достигаются при битье дубинками по пяткам, так как метод этот опробован во время второй мировой войны в концлагере Маутхаузен, хотя известен с незапамятных времен.
Неизвестны, правда, конкретные современные методы психического воздействия, но, вероятно, они ушли далеко от "лампы в глаза" на допросах и механической бессонницы. Карательная фармакология не стоит на месте; то, что раньше было прерогативой КГБ, ГРУ при допросах шпионов, ныне, видимо, доступно любому провинциальному РОВД - для получения показаний о краже пяти мешков с комбикормом.
Интересно, что, по данным Общественного центра содействия правосудию, 60% москвичей уверены: милиция применяет пытки по праву. К ним присоединяется и большинство адвокатов. Эти вообще считают, что пытки необходимо применять.
В местах лишения свободы можно тренировать бойцов различных "спецназов" особенно во время голодных бунтов; изможденные и необученные зеки вряд ли смогут сопротивляться на равных. Недаром бунты всегда подавляются с особой жестокостью (независимо от причины), начиная от знаменитого кенгирского, описанного Солженицыным в "Архипелаге... ".
Еще интересней тот факт, что методы пыток при дознании иногда почти целиком копируют бандитские методы. Никто не удивится, если узнает, что в каком-то отделении милиции с целью получения признания допрашиваемому ставили включенный утюг на живот или вставляли в задний проход электропаяльник...
ПРЕСС-ХАТА
Среди методов, используемых для выдавливания показаний или сведений о секретах тюремно-лагерного мира, нет ничего страшнее пресс-хаты.
Это специальная камера, в которой отсиживаются приговоренные (по тюремному закону) зеки: стукачи, фуфлыжники, крысятники и просто отмороженные мордовороты, возжелавшие вкусить возможных благ и боящиеся зоны как огня... Тут вытаптывают из "почтальона" воровскую маляву, денежный грев, выбивают показания или сведения о местонахождении денег из особо упрямых подследственных. Сплошь и рядом существование прессхат отрицается, но подтверждается многочисленными свидетельствами прошедших этот ад земной. Вот что происходило в одной из "крытых" (истинных тюрем) по свидетельству очевидца:
"... Людей с этапа, подозреваемых в том, что они провозят деньги или иные ценности, кидали "под загрузку" после распределения в какую-либо из пресс-камер, где их избивали до полусмерти, забирали все вещи, бывшие при них, и все более-менее ценное. Деньги обычно провозили в желудке: их запаивали в целлофановые гильзы и глотали. В пресс-камерах об этом знали. Людей, которых закидывали с этапа, лохмачи привязывали к батарее, под контролем заставляли оправляться и держали до тех пор, пока не убеждались, что все деньги вышли. Золотые зубы или коронки вырывали изо рта или выбивали. Все награбленное лохмачи оставляли себе, а избитого и ограбленного заключенного... передавали надзирателям. Золото, деньги и другие ценности передавали оперу, закрепленному за данным корпусом. Этот опер снабжал лохмачей чаем и куревом. Утаить чтолибо от опера лохмачи не могли, ибо опер (кум) периодически вызывал каждого в отдельности на беседу и узнавал все..." ("Завтра", N 4, 1997, В. Податев, "Путь к свету").
... Смерть Кравцова, по заключению патологоанатомов, стала результатом заболевания туберкулезом. Это заключение не вызвало бы никаких сомнений, но незадолго до кончины Кравцову был сделан рентгеновский снимок - легкие без отклонений. Откуда же взялся этот скоротечный "туберкулез"?
Была проведена эксгумация трупа, и эксперт, исследовавший останки, обнаружил "скальпированную рану головы, ранения в области крестца, левой голени и левого предплечья; прижизненные переломы ребер и тела грудины... По давности переломов можно высказаться о сроке в 3-12 месяцев до момента смерти..."
А именно этот последний отрезок жизни Кравцов находился в следственном изоляторе городка С., в одной неуютной тюремной камере. Впрочем, вряд ли она внешне как-то выделялась из общего тюремного дискомфорта: те же двухъярусные шконки, обтертый доминошками стол, параша и решетчатое окно с наружным глухим "намордником".
Бывший зек Каменномостский, давая свидетельские показания, сообщил следующее: "Когда меня завели в хату, то находившиеся там люди спросили, знаю ли я, куда попал? Я сказал, что, в общем-то, нет... И сокамерник Шеховцов сообщил, что в эту камеру просто так не сажают..."
Один из контролеров СИЗО поведал следователю, что заключенный Стусов, содержавшийся в этой хате, заявлял: "Наша хата держит весь изолятор..." Один молодой осужденный выламывался как-то из этой камеры, кричал, что вскроет себе вены, если его не уберут оттуда.
Впрочем, стоит почитать явки с повинной, полученные от некоторых жильцов этой камеры.
"Я, Кошик В. Н., после освобождения из мест лишения свободы 25 января совершил несколько краж из квартир в селах Ш, и Г... В районе Садового я облил труп Митнева бензином и поджег его... Выскочил из машины и выстрелил в пассажира, который сидел рядом с водителем..."
Однако следственный эксперимент заставил усомниться в показаниях несчастного Кошика. Он явно оговаривал себя, не имея для этого никакой веской причины.
Семенов (тоже "жилец" спецхаты) сознавался в изнасиловании. Амбросашвили, Подкопаев и Львов рассказывали в письменном виде, как они "грабили, крали, убивали и насильничали". Однако в ходе судебных разбирательств все эпизоды оказывались непрочными, как песочные замки. Одно было общее: большинство "признаний" было написано именно в камере N19.
Эта камера являлась особой зоной даже для контролеров СИЗО. Увиденное ими в тюремный "глазок" отражено на страницах дела N23005:
"Заключенный Онойко прыгал на Кошкина со второго яруса кроватей. Он же поджигал на Сезко одежду... Шеховцов разбил голову цыгану.
У одного молодого парня нагретой ложкой вместе с зубами вырывали коронки - били чем-то по ложке. Парень умолял не делать этого и кричал от боли.
Заключенного Халиса с силой резко сажали на ягодицы, опускали на пол.
Б, избивали ежедневно в течение двух месяцев... С ним же насильственно совершали акты мужеложства, заставляли мазать на хлеб испражнения и есть их.
Подкопаева избивали скамейкой и сломали ему обе руки".
С какой же целью совершались эти "действа", скорее похожие на гестаповские пытки, нежели на обычный тюремный беспредел, чаще ограничивающийся грубыми, но в целом безобидными издевками?
Очень просто: "отличник МВД, честный, грамотный и принципиальный" заместитель начальника СИЗО по оперативной работе майор Лазаренко таким образом добивался хорошей общей цифры раскрытия всевозможных преступлений в основном глухих висяков, в раскрытии которых были бессильны следователи и розыскники. Камера N19 снабжалась конфетами и сигаретами, выпивкой и наркотиками и даже зачем-то дорогими духами. Обкурившись, обколовшись или опившись, добровольные помощники органов принимались вышибать показания из очередной жертвы.
По заданию Лазаренко камерой руководил некто Долгополов, барин хаты. Он же собирал явки с повинной и относил пытливому майору.
В частности, вначале Лазаренко зачитал заключенному Сезко длинный перечень нераскрытых преступлений (изнасилование у вагончика, кража из магазина и т.д.), и Сезко, попав под "молотки" прессовщиков из страшной хаты, сразу "вспомнил", что именно он все это и совершил.
Заключенного Кошика избивали месяца полтора, и все это время он писал явки с повинной.
Смерть Кравцова осталась неразгаданной. В постановлении о производстве эксгумации лишь записали, что "возникает сомнение в том, что причина смерти установлена правильно". Прижизненные увечья Кравцова появились у него в то время, когда он находился в прессхате. Однако в медкарте никаких записей о переломах нет; медчасть СИЗО, состоявшая в сговоре с администрацией, тщательно все скрывала... Поэтому команда истязателей постоянно перемещалась по изолятору, подобно пришельцам-призракам: то 19-я, то 53-я, то 67-я камеры...
Система МВД щедро расплачивалась с опером Лазаренко: 70 рублей - за раскрытие преступления, 100 рублей - за оперативные мероприятия, позволившие обезвредить опасного преступника. (Кого?)
Заключенный Алымов, например, не выдержав пыток, покончил жизнь самоубийством. А майор Лазаренко был награжден медалью "За безупречную службу" всех трех степеней.
"Вынужден был признать преступления своими после того, как сломали 7 ребер и отбили почку. А поскольку бить продолжали, то я сознался еще и в том, что работал на американскую разведку", - говорит один из свидетелей.
На скамью подсудимых бывший майор уселся в одиночестве, чтобы выслушать о своей "службе" мнения 57 свидетелей. К ним присоединились судья и прокурор...
Впрочем, сидение было недолгим. В приговоре по делу вказано: "Майор Лазаренко с целью создания видимости благополучия в проводимой под его контролем среди подследственных и осужденных оперативной работе, в погоне за высокими показателями раскрываемости создал группу доверенных лиц из числа осужденных для применения физического насилия к арестованным и получения от них явок с повинной..."
Итог: три года лишения свободы (условно).
Остается надеяться, что майора, а также его сотрудников постигнет Божья кара в виде какого-нибудь паралича или СПИДа или человеческая десница обрушится наконец на головы этих подонков.
Но если майор Лазаренко, устраивая пресс-хату, руководствовался все же "по-ментовски" благими намерениями: добиться хорошей раскрываемости и продвинуться по служебной лестнице, то оперативники из Липецкой области ни о чем таком не помышляли. Их интересовали деньги, деньги и только деньги.
В следственном изоляторе стараниями оперов была организована пресс-хата, держатели которой с помощью всевозможных подлянок и шулерской игры в карты заставляли первоходочников вступать с ними в гомосексуальную связь и писать по этому поводу расписки типа: "Я, имярек, проигрался в карты, то есть подставил фуфло, и поэтому мне пришлось трахнуться как девке по собственному желанию".
Держали хату двое: бывший майор ВВС мошенник Зуев и рецидивист-картежник Граф.
"Наезд" проходил, в отличие от тотальных лазаренковских ужасов, мягко: вновь прибывший приглашался в игру на отжимания; начиналось с пятидесяти за каждый кон (вполне можно отжаться), а заканчивалось тысячей (на это способен разве что цирковой акробат или заядлый протеиновый качок). За каждое невыполненное отжимание была установлена такса: десять штук...
"Да ты фуфлыжник! - сказали держатели Гарику Л., когда он не смог перейти сотенный рубеж при долге в тысячу отжиманий. - Тебя трахнуть надо!" Постановили, что Гарик должен добыть с воли восемь миллионов (пусть мамка шлет, а не то...). Гарик тут же сел строчить письмо мамке: "Скорее пришли, а не то мне..."
За полтора года через хату деловые оперативники пропустили более ста человек: в их число попал даже известнейший организатор финансовой пирамиды - его нагрели на несколько миллионов рублей. Граф записывал долги в тетрадочку: ему были должны несколько квартир, машины и даже ордена. На свидание к жене выходил подобием капусты: надевал на себя несколько комплектов выигранной верхней одежды, свитера, брюки и прочее.
Того, кто не мог расплатиться, ждала страшная участь: его забивали прямо в камере, а оперативники отправля - ли калеку по этапу в другую тюрьму, умирать...
"Заработок" оперов и их агентов составлял в среднем от трех до пяти миллионов в месяц (денежки делились аккуратно). Сам шантаж осуществляли именно оперативники, потрясая якобы найденными при обысках расписками: "Знаешь, что с тобой в зоне будет, если я эти малявы туда зашлю?"