- Вот, выпей чуть, успокойся...
   - Да не пью... - вспомнил я оплеуху.
   - Я тоже не пью, нельзя. Сердце болит. За вас, между прочим, болит, за гаденышей... Пей, не боись! Я ведь те как отец родной, забыл, что ли?
   (Вино я пробовал один раз, когда устраивали "штаб" в старом бомбоубежище. Ничего, забалдел. Только тошнило потом.)
   Я потянулся к стакану. Но, как только мои пальцы коснулись стекла, Беликов, широко размахнувшись, ударил меня открытой ладонью по лицу захватил даже ухо...
   Мне показалось, что я совершил сальто в три оборота - так вертелся перед глазами паркетный пол.
   Приземлился я возле стены, ударившись на этот раз не затылком, а лбом, на котором сразу же выросла ощутимая и видимая шишка. Не было никаких сил встать или ползти.
   - Что, гаденыш?!! - орал капитан Беликов. - К стаканчику тянешься, сволочь! Сегодня к стаканчику, а завтра к ножичку, завтра к ножичку, а послезавтра - пырь и готово! Здрасьте, тюрьмы-лагеря! Да?!!
   Ответить было нечего, и я заорал благим матом, поминая дедушку и бабушку, - чтобы они забрали меня поскорее из этого страшного места.
   - Эх, сынок, - вдруг снова обмяк Беликов, - что ж ты со мной делаешь? Что ты их, гаденышей, жалеешь? По ним тюрьма плачет, а ты физиком хочешь стать. Да пусть их посодют, ты только скажи, где инвентарь, кто во дворец-то шнырял?
   ... Наверное, если бы я знал - кто, наверняка взял бы грех на душу, заложил бы с потрохами... Но мне ничего не было известно, и поэтому я лежал под стеной тихо-тихо, безобидным зверьком, стараясь плакать как можно тише.
   А Беликов уже стоял надо мной.
   - Ладно, сынок, вижу, что ты здесь ни при чем. Иди домой, учись, становись физиком. А то, вишь, как расстроил ты меня, пожилого человека! Сердце болит за вас, гаденышей!
   Он ласково пнул меня.
   - Вставай, вставай, иди...
   Я вскочил быстро, как раненый заяц, и схватился за ручку двери.
   - А до свидания? - укорил меня капитан.
   - До свидания, - шепотом произнес я и открыл дверь.
   ... Передо мной стоял один из тех милиционеров, что везли нас в отдел. Круглолицый парень, светловолосый, эдакий добрый молодец, Алеша Попович...
   Он широко улыбнулся и ударил... нет, не ударил, а именно тюкнул меня кулаком по лбу. Я совершил обратный полет, на этот раз под стол Беликова.
   - Вася, ты что ж это делаешь? - возмутился капитан. - Кто тебе позволил пацана бить, он же ни при чем!
   - Как ни при чем? - удивился Вася. - В соседнем кабинете его дружки уж признались: вместе в форточку лазали, вместе инвентарь тырили...
   - Да ты что? - изумился Беликов. - А я было поверил ему! Ведь ты посмотри на него: хороший пацан, физиком хочет стать!
   ... Что было дальше, я запомнил смутно. Вроде я снова сидел на стуле и отвечал... нет, всхлипывал в ответ на вопросы Беликова. Алеша Попович то тюкал меня кулаком в разные места, то бил ладонью по лицу, а возмущенный капитан выговаривал ему за несдержанность. То вдруг сам Беликов орал страшным голосом, расписывая ужасы колонии, загоняя меня то под стол, то в угол кабинета.
   Спас меня мой дед, явившийся в милицию при параде полковничьей формы и орденов. Деда знал весь район, он лет двенадцать занимал должность военкома и направил на срочную службу, наверное, всех, кто был годен... Начальника милиции он, конечно, знал лично, поэтому я был отпущен без лишних слов. Беликов и Вася потеряли ко мне всякий интерес мгновенно, как будто и не они минуту назад стояли надо мной с перекошенными лицами. На мое "до свидания" никто не ответил.
   А про то, что происходило со мной в эти два-три часа, я никому не рассказывал, сообразил детским умишком, что это не обязательно.
   Похитителей инвентаря "бронзовых фигур" так и не нашли. Видимо, следствие пошло по неверному пути. Или кто-то оказался чересчур стойким: не выдал товарищей. Но это был не я...
   В достаточно зрелом возрасте я рассказывал этот случай как "смешной", и сам смеялся вместе со всеми как над чем-то не имеющим ко мне никакого отношения.
   О презумпции невиновности я тогда и не слыхивал. Впрочем, о ней, презумпции, видимо, не слыхивали и работники правоохранительных органов - по крайней мере большинство... Признание - вот что определяло степень виновности или невиновности подозреваемого, обвиняемого, осужденного... Но каким-то образом все же ухитрялись органы работать и, надо отдать им должное, работали с большим коэффициентом полезного действия: иногда даже ловили настоящих преступников и не давали развернуться преступности во всю ее организованную мощь.
   ГЛАВНЫЕ ВРАГИ
   В один из годов застойного времени мне довелось работать истопником в угольной котельной медучилища на Чистых прудах.
   Училище было знаменито тем, что в нем, как в избирательном участке, голосовали за Леонида Ильича. И - тем, что угольные печи частенько использовались районной милицией для уничтожения всевозможных документов, потерявших свою актуальность.
   Как-то вечером и явились два работника правоохранительных органов с тремя огромными мешками и чуть было не приступили к сожжению. Я, однако, заинтересовавшись содержимым, быстренько сбегал в гастроном за литром водки и, пока старший лейтенант с сержантом уничтожали этот литр, ознакомился с ненужными документами. Помню, были карточки на выбывших (умерших?) сексотов, а в карточках была, между прочим, графа: в какой преступной среде может работать (таксисты, наркоманы, молодежь, иные группы - ненужное зачеркнуть). То есть не мудрствуя лукаво, юристыметодисты затолкали в преступную среду сразу всю молодежь...
   Впрочем, в семидесятые врагом номер один и была т, н, молодежь. Рассказывают, что маршал Ворошилов в прямой (когда и не было записи) телепередаче на вопрос бодрого телекомментатора о молодежи ответил сквозь зубы: "Я их всех ненавижу". Что греха таить, конечно же, энергичная советская молодежь, не сумев реализовать себя в ударных комсомольских стройках и на плавучих льдинах Арктики, выплескивала заряды на танцплощадках в затемненных парках культуры. Редкие танцульки обходились без потасовки; часто потасовка перерастала в поножовщину: вытаскивались из карманов и рукавов финочки и телескопические антенны, заточенные напильники и велосипедные цепи. Милиция не могла сама справиться с хулиганским разгулом на помощь приходили дружинники БСМ, оперативные комсомольские отряды (ОКО), а в некоторых городах - военные патрули. В разных местах рассказывали легенды о побоищах "район на район" - с каждой стороны участвовало чуть ли не по тысяче человек. Переворачивали милицейские машины, били витрины и всех, кто попадался под горячую руку.
   В Москве славились... ну, конечно же, Марьина Роща, а вслед за ней (или на первом месте?) Перовский район. Не уступали им "Чикаго" (р-н завода "Моссельмаш"), метро "Водный стадион", Коптево и Красная Пресня; то догоняли, то отставали Измайлово и Тушино, Текстильщики и все, что касалось завода ЗИЛ... Москва, как и положено было большому городу, развивалась по законам мегаполиса и вступила в пик как раз к началу перестройки: появились любера, наводившие страх на нечесаных пацифистов и бритых панков. Еще раньше как из-под земли выросли фашисты - их было мало, но как на подбор, крутые ребята, готовые на все. Бушевали спартаковские и иные фанаты - эти были легализованы властью, имели право маршировать с цепями и другим железом по Тверской (улица Горького), распугивая прохожих и отоваривая зазевавшихся сверстников затрещинами - в честь очередной футбольной победы или в отместку за поражение, - какая разница...
   Не меньше железа было на "металлистах", но, конечно, они были менее "круты", как и любые другие "музыкальные фанаты".
   В Москве, в отличие от провинциальных городов, существовала как бы мода увиливать от призыва на действительную воинскую службу. Прибавить студентов многочисленных вузов - образовалась неотрадная ситуация: молодежная среда порождала чудовищ: всевозможные движения и группировки были лишь внешне схожи с подобными в Европе и в Америке, внутренняя суть их резко отличалась, а проявления были гипертрофированы. Эта гипертрофия передалась по наследству всей российской преступности - где, в какой стране каждый день убивают бизнесмена, банкира, оптовика - и отнюдь не мелкого пошиба?..
   Милиция энергично, но довольно странно противостояла этой "групповщине". В пятидесятые-шестидесятые рвали по швам узкие стиляжьи штаны, разгоняли любителей джаза и рок-н-ролла; в семидесятые - выстригали косматым хипарям безысходные проплешины. Органам усиленно помогали рьяные комсомольцы юдээмовцы, бригадмильцы, ОКО и другие. Начинались "блаженные" щелоковские времена, закончившиеся, как мы помним, убийством майора КГБ на станции метро "Ждановская". Но и в самом начале милиция сразу почувствовала себя едва ли не полностью безнаказанной. По всем дворам ходили слухи, что в опорном пункте N4 у участкового есть специальная деревянная колодка, в которой задержанному зажимают руки и голову - удобней бить по почкам. Зачем она была нужна участковому, ведь он ничего серьезного не расследовал? Видимо, для проведения профилактической работы...
   Вася Малиновский с детства был определен судьбой на работу в органах. Еще во втором классе, когда шустрые мальчишки делились на команды и подкачивали битый футбольный мяч, Вася объявлял себя судьей, доставал из штанов большой свисток и начинал резво бегать по полю. Он свистел, назначал штрафные удары, пенальти, засекал время по уличным часам. Его указаний никто не выполнял, более того, самому Васе частенько доставалось по шее за его рьяность. К пятому классу он уже вступил в ЮДМ, ходил по школе со спецзначком и повязкой на рукаве, отводил малышню на разборку к завучу, пытался наезжать на старшеклассников - правда, безуспешно: они продолжали курить в туалете, поставив неугомонному деятелю пару печатей на чело. Из школы Вася вышел законченным кандидатом в номенклатуру органов, но на пути к ним сделал небольшой крюк: поступил в техвуз, где немедленно был избран комсоргом группы, курса, самого техвуза. Оттуда - по компутевке в органы, в которых, видимо, и процветает до сей поры. Конституция его, наверное, была такая стать ментом или, в лучшем случае, судьей республиканской категории на футбольном или хоккейном поприще... Впрочем, о кадрах мы поговорим еще... отдельно.
   Вспоминая сейчас юность (семидесятые годы), прихожу к выводу, что добровольцы всякого рода свирепствовали в деле искоренения правонарушений покруче, нежели штатные работники органов. Милиционеров можно было уговорить, они были снисходительны к мелким правонарушениям, которыми, всегда чревата жизнь подростка, юноши. Драки обычно разгонялись, в самом худшем варианте дело завершалось приводом, который влиял на общую жизнь лишь в случае многократности. Участковый Вишняков, громадный пятидесятилетний детина, появлялся во дворе неожиданно и производил общий шмон (обыск) на предмет обнаружения противозаконных предметов, к коим относились и рогатки, например... Его боялись и уважали, ибо он был справедлив, разговаривал по душам со всеми и особое значение придавал профилактике - пусть несколько грубоватой, но весьма действенной. Многих эта профилактика уберегла от тюрьмы и зоны в раннем возрасте, направила на путь истинный... Что было бы с Виталиком Г., если б не Вишняков? Виталик замахнулся ножом на недруга из другой школы и был взят с поличным оперативным комотрядом. Именно участковый Вишняков вытащил его буквально из зарешеченной кабины "бобика", порвал протокол и объяснил ошарашенным добровольцам их неправоту. Виталик же, получив от Вишнякова по шее, был отправлен домой под неусыпный родительский надзор.
   Вскоре кончились школьные годы, бывший хулиган (баклан) поступил, всем на удивление, в МВТУ им. Баумана и ныне выцарапывает из кризиса авиакосмическую промышленность России.
   Участковый Вишняков тоже, видимо, родился с печатью мента, но печать эта была иного рода, чем у бывшего моего одноклассника Малиновского. В Малиновском не было стержня - справедливости и милости, которые, по большому счету, выше самого закона. Витек С. (тоже одноклассник), получивший 5 лет за грабеж, рассказывал, что Малиновский (уже дознаватель УВД) приходил в КПЗ посмотреть на него... "Хоть бы сигареткой угостил, сука... не, идейный, гад! Не положено, сказал... А приходил зачем? Одноклассника повидать, сказал... А зачем? Любопытно, сказал... Во, понял, какая сука любопытно..."
   Вишняков навряд ли пошел бы смотреть на знакомого или приятеля, сидящего в КПЗ. А если бы пошел, то наверняка бы - со шматом сала и пачкой тогдашнего "Прибоя"...
   Легендарной личностью был районный гаишник Ф., по кличке Кощей, ибо был он худ, черен лицом и велик очами. Костя М, удирал от него на мотоцикле "Ява" без номеров (слава Богу, не краденом) и изловчился проехать по узкой доске через пятиметровую канаву. Кощей остановился у канавы (под ним рычал "М-72" с коляской), выслушал всевозможные дразнилки из Костиных уст, а затем поддал газку и перемахнул через канаву по той же доске, удержав над пустотой тяжелую коляску. Костя был пойман, "Ява" отобрана до сдачи на права и прихода папы в ГАИ. Кощея знали все начинающие и опытные рокеры, он выныривал на трассу неожиданно - и в самый неблагоприятный для нарушителя момент...
   И был он тоже справедлив - беспощаден лишь к нетрезвым за рулем. Поговаривали, что лет за восемь до того пьяный водитель задавил на "Волге" его шестилетнюю дочь. А может быть, это всего лишь красивая история - как оправдание ментовской справедливости?!
   С ЧЕРЕПАШКОЙ, БЛЯ, ГУЛЯЮ...
   Бессмысленность многих видов деятельности милиции очевидна. Особенно ярко эта бессмысленность проявляется в работе патрульно-постовой службы: 90% энергии патрульных направлено, как и в старые времена, на заведомо законопослушных, но подвернувшихся под руку граждан. Например, у меня дома живет черепашка. Поскольку дети, которым она и была подарена, забывают выгуливать ее на пустыре возле дома, то это приходится делать мне. Черепашка любит клевер и листья одуванчиков.
   В одно летнее утро я выпустил черепашку к подножному корму, а сам присел на травку, наблюдая, как рептилия поглощает свежую зелень.
   Чуть выше пустыря - улица, по которой то и дело движутся к рынку на авто продавцы и покупатели.
   Солнце припекло, и я, сморенный его жаром, слегка прилежна травку, подперев ладонью голову. Неожиданно взвизгнули тормоза и совсем рядом остановилась какая-то машина. Послышались потрескивания низкорослого кустарника и шаги. Я приподнял голову.
   Ко мне пробирался с улицы, от обшарпанного "козлика", расхристанный (полузакатанные рукава, расстег" нутый ворот) блюститель порядка. На лице его уже было написано удовлетворение. Он помахивал дубинкой.
   - Ну, - с ленивой уверенностью обратился он ко мне, - чего, бля, сидим, лежим?
   - С черепашкой, бля, гуляю, - не мудрствуя ответил я. И кивнул, показывая на траву.
   - С черепашкой?
   Вся уверенность слетела с лица милиционера. Глаза его забегали; наконец, он увидел мою рептилию, а также обратил внимание на мои новые домашние тапочки. В таких не ходят по городу.
   Сказать больше было нечего, и сотрудник правоохранительных органов двинулся обратно к машине, цепляя на брюки с лампасами дополнительные репьи. Вначале он что-то шептал, а около машины перешел на громкий голос.
   - С черепашкой, бля, гуляет! - доложил он кому-то сидевшему в кабине. Дальше последовала короткая матерная перебранка. Можно было понять, что тот, в машине, не хотел останавливаться, а этот, "расхристанный", решил проявить бдительность. В итоге потеряли время, нацепляли репьев, испачкали ботинки и израсходовали драгоценные джоули мышечной энергии, которую можно было бы употребить на более важное дело: задержать подвыпившего "карася"...
   К тому же движок у "козлика" неожиданно заглох. Шофер вышел с ручным стартером и еще минут двадцать накручивал обороты, задыхаясь и матерясь...
   Это уличная работа правоохранительных органов. Даже в советские "застойные" времена вряд ли наряд милиции заинтересовался бы моей скромной персоной, загорающей на пустыре с черепашкой.
   МНЕНИЕ ОБЫВАТЕЛЯ
   Как-то вечером увидел очередную разборку молодых ребят. Один другому дал по морде. Мое дело - сторона, "двое дерутся - третий не лезет". Зашел в магазин, а когда выходил через пять минут, то увидел, что дело приняло нешуточный оборот: мелькают дубинки и драка в разгаре.
   Вернулся в магазин и говорю продавщицам, что пора милицию вызывать, людей убивают. Но вошедшая следом семейная пара сообщила, что разбирается с нарушителями именно милиция. Действительно, два парня, уже в наручниках, лежали на мокром асфальте, а милиционер пинками их "воспитывал". Сказать ему, что людей нельзя бить даже ради порядка, не решился. Уж больно по-боевому он был настроен.
   Как обывателю и налогоплательщику, мне хочется, чтобы милиция охраняла права и покой мирных граждан. Недаром ведь она называется "правоохранительным органом". Но когда видишь, какие формы принимает "охрана прав", то оторопь берет. Иду в расстроенном состоянии и встречаю группу молодежи, которая с песней "Подмосковные вечера" идет по дороге. Подумалось, что не ровен час встретит их ретивый страж и отметелит ради порядка, ведь идут они по проезжей части да еще и песню ночью распевают. В "застойные" годы иностранцы, которые работали в институте, удивлялись песенности города и отмечали, что это отличает Протвино от Их родных мест или, например, Москвы;
   Когда милиция входит в кафе и страж порядка небрежно укладывает свой автомат на стойку бара, то понимаешь, что пришли хозяева, которым нравится демонстрировать свое превосходство. Диалог в такой ситуации невозможен.
   Чем больше жестокости проявляет милиция, тем выше поднимается температура общества. Грубость порождает ответную грубость, и кто-то должен первым показать пример цивилизованного общения. Сейчас большинству людей плохо и тяжело, но зачем вымещать свое недовольство на окружающих? Органы правопорядка должны подавать пример законности, а не ломать ребра гражданам, покой которых они призваны охранять. Меры воздействия должны быть адекватны содеянному. Перед законом все равны. Неотвратимость наказания, а не жестокость должны дисциплинировать людей и нормализовывать жизнь общества. Права граждан охраняются законом, и насилие над личностью должно рассматриваться как покушение на права человека.
   Пришел домой, включил телевизор: и там бьют и убивают. Отсюда и берут начало истоки рек зла и грубости, выплескивающихся на улицы городов. Вот и шарахается обыватель, как заяц, и от молодежных компаний, и от нарядов милиции, среди которых также могут оказаться "супермены", заряженные на насилие.
   ПЕРВИЧНЫЕ ПРИЗНАКИ
   Государство в лице милиционера определяет ваш социальный статус. А основной частью этого статуса является, конечно же, прописка. И пропиской занимаются также правоохранительные органы: паспортные столы милиции. Как говорил один азербайджанец - "мой зять жирный место работает, паспортный стол держит". Когда моей жене понадобился вкладыш о гражданстве для поездки в Крым (как известно, ныне - за рубежом), то процедура эта вылилась в длительные хождения в присутственные места. Казалось бы, есть прописка, есть паспорт, в котором указано все - адрес, национальность, дети и родители. Однако чиновные милицейские не спешили регистрировать гражданство: неторопливость подразумевала значительность действа и важность самих чиновников. А из важности, видимо, производился прозрачный намек: вопрос можно решить быстро, если смазать колеса бюрократизма ощутимым "маслицем". Неважно, какого сорта: пусть это будет коробочка дорогих конфет или бутылочка мартини...
   Простодушная супруга никак не хотела врубиться в ситуацию, а продолжала упорно ходить в паспортный стол и удивляться затяжке времени. Наконец, вкладыш выдали - как будто одарили золотой кредитной карточкой. Ясно было, что когда супруга явится за загранпаспортом, то получение его состоится через долгие месяцы, а то и годы - соответственно степени важности документа...
   Итак, мы получаем документ для того, чтобы его могли проверить органы - в подземном переходе, в метро, на вокзале и в электричке...
   Согласно пункту 17 ст. 10 Закона РФ "О милиции" правоохранительные органы обязаны "контролировать соблюдение гражданами и должностными лицами установленных правил паспортной системы, а также соблюдение иностранными гражданами и лицами без гражданства установленных для них правил въезда, выезда, пребывания и транзитного проезда через территорию РФ".
   Как уже говорилось, это основной вид деятельности милиции, который - "на глазах у всех". Распавшаяся советская система исторгла в "никуда" огромное количество своих бывших граждан, ибо многие, закинутые в погоне "за длинным рублем" или за "романтикой" в пределы Средней Азии, кавказских республик и Прибалтики, оказались гражданами "второго сорта". Ныне они, гонимые оттуда и не принимаемые здесь, и есть основные объекты всевозможных облав и проверок. (Намеренно не поминаю "лиц кавказской национальности" - это особая статья.)
   В свое время в сквере возле Тишинского рынка белорусы осуществляли конкурентоспособную торговлю молочными продуктами и колбасой - прямо с поезда. Никто этой продукцией не травился, сметанка была хорошей, творожок тоже... Но в одночасье - часть продавцов исчезла, часть продолжала торговать теми же продуктами по иным, завышенным ценам, а третьи - перешли на обслуживание кавказцев, выстаивая вместо них за прилавками с ананасами, бананами и киви. Видимо, пресс со стороны милиции (на вполне законных основаниях) оказался торговцам не под силу, равно как и бандитские налогообложения.
   Зрелище не из самых радующих глаз, когда здоровенные парни с автоматами переворачивают самодельный, из пустого ящика, прилавочек с зеленью и сметанкой. А когда они же, приветливо улыбаясь, проходят мимо фирменного стенда с тропическим изобилием, за которым маячит какой-нибудь угодливый Ахмад... да еще берут из рук Ахмада пару кульков с десертом... о!
   Впрочем, "кавказ", мысля сегодняшним (ну, пусть - завтрашним) днем, никак не может предположить, что, захватывая московскую овощную, фруктовую, табачную и иную торговлю, засасывается тем самым в "опасную трясину", из которой уже нет выхода. Кроме (это в лучшем случае) неприязни, обилие брюнетов на рынках ничего не вызывает. Постепенно неприязнь перерастает в ненависть, и вполне может наступить "час X", после которого брюнеты побредут обратно в теплые края пешком, сквозь снежные просторы России. Надо думать, что и российский (московский) ОМОН, который сейчас улыбается, собирая кульки с бананами, приложит свой кованый сапог для ускорения процесса.
   Не имея ничего против самих кавказцев и отступая немного от темы, хочется спросить: а русские? Торгуют они на рынке в Баку или в Махачкале? (О Грозном - помолчим.) И как там местная милиция выясняет личности, проверяет документы и лицензии, берет ли она мзду за место в торговых рядах? Нет?.. Да?.. Впрочем, торгуют ли сами русские в самой же Москве?
   В уличной проверке документов (в том же подземном переходе) чаще всего, конечно, попадаются не "щуки", а "караси" - какие-нибудь "младшие братья", "племянники", приехавшие навестить жирного дядюшку, ведающего десятком павильонов с отравленной водкой.
   Но иногда, как на станции метро "Авиамоторная" несколько лет назад, может произойти несчастье. Кавказец убил двоих - говорят, выстрелами в спину постовых... Логично предположить, что задержанных вели на "разборку с миром", не обыскав и так далее.
   Американской полиции, например, такого инцидента (скажем, с пуэрториканцами или мексиканцами) хватило бы на введение жесточайших превентивных мер. У нас же пресса тут же начинает верещать о хороших и плохих "кавказцах", о честных бизнесменах и бандитах, и более всего - о правах человека. Как будто убитые милиционеры не имели этих прав, из которых основное - право на жизнь...
   Но в некоторых случаях проверка документов выливается в произвол, в свою очередь перерастающий в беспредел (это абсолютно разные, хотя и схожие внешне веши, - беспредел и произвол). Например, как-то в метро весьма солидный мужчина возмутился в ответ на требование предъявить документы (что уж ему не понравилось?). После чего милиционер, зайдя сзади, неожиданно изо всей силы ударил мужчину дубинкой по спине. Ноги у того подогнулись, и в таком несчастном виде слетела и шляпа) милиционер поволок его в дежурную часть для дальнейших разбирательств.
   Это веяние времени. Милиция перестала стесняться окружающих, применяя насильственные формы задержания. Раньше вежливо брали под руку и сопровождали и даже старались не отвечать на грубость (что могло быть в отделении - другой вопрос). Сейчас бьют без оглядки...
   Впрочем, рост преступности обязывает: методы работы все более становятся похожи на западные, а точнее - на американские. Ведь там полиция очень часто стреляет без явной надобности. От страха, что ли?..
   Последствия проверки документов могут быть разные. Если документы в порядке, то вы отделаетесь коротким задержанием, небольшой потерей драгоценного времени и трехдневной депрессией после такого стресса.
   Но - если у вас нет прописки или, не приведи Господь, российского гражданства, то будь вы тогда хоть Ваня Петров или Сидор Иванов, а придется в определенные сроки покинуть пределы Руси Великой, неизвестно кем установленные и узаконенные...
   Хотя МВД известно, что именно оттуда, из бывших "солнечных" республик, тянутся пути наркотиков, а иммигрант "з-пвд Полтавы" может лишь с голодухи грабануть дачный домик за переездом. То же можно сказать и о гомельских, и гродненских...