Страница:
Вернувшись в Нью-Йорк, он провел день за обычными занятиями, но следующим, ранним и солнечным, утром устремился в Ньюарк с большой сумкой инструментов и всякой всячины.
В гараже, где уже стояли прицеп и баллоны с кислородом и водородом, он надел комбинезон механика и приступил к работе. Двери гаража Хеллер оставил открытыми. Установив на тормозе пружинные весы, он завел мотор и стал замерять давление, все больше и больше увеличивая скорость. Рев, вибрация, дым – это был кошмар! А для него – игрушки. Эти флотские всегда были не прочь поиграть с механизмами.
Надев перчатки, чтобы не обжечь пальцы, он снял с мотора карбюратор, соединил регуляторы и шланги с кислородным и водородным баллонами, затем вделал латунный фитинг на место карбюратора, ввел в него два ниппеля и присоединил к нему шланги.
Выглядело это сооружение довольно нелепо.
Хеллер надел даже противогаз, чтобы дальше работать с установкой. Завел мотор,
К моему удивлению, он заработал! Затем Хеллер стал что-то химичить с количеством подаваемого к тормозам газа от баллонов, меняя тем самым давление и списывая данные с манометров и пружинных весов.
Пользуясь каким-то прибором, он начал проводить опробование того, что выходило из выхлопной трубы двигателя. Регулируя клапаны баллонов при максимальном давлении на тормоза, он свел показания прибора для взятия проб к нулю.
К этому моменту время было уже позднее. Хеллер разобрал всю установку, снял комбинезон и оставил гараж.
Меня же он оставил еще с одной загадкой: что бы это все значило? Можно было сказать только одно: Хеллер был счастлив и даже что-то насвистывал, идя по улице, чтобы сесть на поезд в Нью-Йорк. Ведь у него был праздник на душе – научился какой-то новой хитрости, хотя дела и без того шли у него слишком хорошо и слишком быстро!
Я знал, что он делает все это, чтобы позлить меня, посмеяться надо мной за то, что мне пришлось воздержаться от попытки убить его, и чувствовал себя паршиво.
Это мог быть только «Бликсо». Внезапная мысль: «Мое золото!» – улучшила мое настроение. Но тут я вспомнил и заволновался: я же обещал капитану Больцу по прибытии на Землю бутылку шотландского виски. Он был из тех офицеров, которые такие вещи помнят отчетливо. Была у меня припасена одна, но ее украли. А что, если он попытается удержать мое золото при себе?
Я срочно позвонил таксисту, прося его ради всех богов поскорее привезти мне бутылку виски.
– Похоже, дело срочное! – сказал он.
– Срочное! – рявкнул я и повесил трубку.
Я рвал и метал, разыскивая свой мундир. В момент появления оповещения я был не одет. Не явишься же в таком виде на борт. Больц еще подумает, что власти у меня так мало, что мое золотишко можно и попридержать. А его хватило бы на целое море виски – шесть миллионов долларов! Мне ли было не знать капитана Больца?
Я нашел мундир, но никак не мог найти брюки. Когда я наконец нашел брюки, куда-то запропастился мундир. Фуражку я обнаружил под матрацем, а вот медальон с обозначением моего чина как в воду канул. Помещение выглядело так, словно над ним прошел ураган, но все-таки мне удалось собрать воедино и надеть брюки, мундир, ботинки и фуражку. Отсутствовал только медальон, но я надеялся, что Больц этого не заметит.
Я услышал, как подъехало такси. Вошел в спальню. Влетел водитель и сунул мне в руки бутылку «Хейдж энд Хейдж» – подделка под «скотч». Арабского производства. Грамотность у них хромает.
– Это плохое виски, – сказал я.
– Ситуация плохая, – сказал он.
Придется довольствоваться этим. Я выпроводил его, наградив пригоршней лир, а после рванул по туннелю в ангар.
«Бликсо» еще не вкатили на отведенное ему место. Я ждал. Наконец механики сдвинули потрепанный корпус корабля высотой двести пятьдесят футов на край пусковой площадки, а затем примерили шаткую, чересчур высокую лестницу к ее шлюзовому отсеку. Принесли другую, но она также не подходила. Тогда экипаж «Бликсо» выбросил свой собственный трап, и я поднялся на борт.
Капитан Больц в своей каюте переодевался в неряшливый на вид гражданский костюм, готовясь провести вечер в городе. Он застегивал поношенную рубашку на волосатой груди, когда я протянул ему виски. Он оставил в покое рубашку и зубами открыл бутылку. Его первый глоток растянулся на целую вечность. Он затрясся всем телом, и глаза его полезли на лоб.
– Боги! – пробормотал он. – Это же здорово. – Он глотнул еще и сказал: – Ну что, Грис, все нормально?
Я сунул руку в карман и достал ключ от хранилища, где я запер свое золото.
– Твои пассажиры прибыли в отличной форме. Некто поимени Гансальмо Сильва пребывал в глубоком сне, поэтому от него не исходило ни звука. Прахд Бителсфендер не вылезал из своей каюты, работал как зверь. Этого маленького (...) – как его, Тик-Так? – пришлось заковать в кандалы. Он тут ни при чем, это из-за экипажа: все лезли к нему, чтобы переспать. Так – что все в порядке. Проштампуй мне несколько бумаг, и они
твои. Груз тоже.
Я живо извлек свое удостоверение и приступил к делу. Вскоре у меня устала рука в запястье – я сделал перерыв и посмотрел, что штампую. Оставшуюся половину пачки составляли пустые пропуска для прохождения его контрабанды на Волтаре. Я поставил на них штамп. Больц ухмыльнулся и сказал:
– Мы понимаем друг друга. Пусть мои помощники разгружают судно, а я двину в город, хорошо? Прими-ка чуток. Не будешь? Ну тогда полный вперед – и да помогут Турции боги. – И он ушел.
Покидая судно, он, должно быть, отдал распоряжения своему экипажу; тут же появился его помощник, мы открыли шкафчик для одежды, и вот оно предстало перед моими глазами: в девяти прекрасных ящиках восемнадцать слитков золота монетным весом пятьдесят фунтов! Учитывая разницу в гравитации – масса Земли равнялась только пяти шестым массы Волтара, – это составляло только семьсот пятьдесят фунтов золота. При двенадцати монетных унциях на фунт это составляло девять тысяч унций. Текущая стоимость золота была 700 долларов за унцию. Таким образом, я смотрел на шесть миллионов триста тысяч долларов в золоте! Да, в конце концов, преступление – выгодная штука.
С парой помощников я переправил золото из ангара по туннелю в свою секретную комнату, где, накинув на глазок просмотрового устройства одеяло, велел помощникам сложить золото в углу. Оно не заняло так много места, как вам могло бы показаться. Они, конечно, не знали, что находится в ящиках, на которых стояла медицинская маркировка с предупреждением о радиоактивности. Я уже собирался выпроводить помощников и тайком полюбоваться своим богатством, как вдруг явился посыльный со словами:
– Они хотят выгрузить остальное. Куда складывать?
Я закрыл комнату и пошел назад по туннелю. Ящики, ящики, ящики – они выгружали материалы фирмы «Занко». А, черт! Госпиталь! Совсем забыл проверить, закончен ли он!
Я поискал телефонный номер и связался с подрядчиком.
– Конечно, строительство госпиталя закончено! – отвечал он. – Несколько дней звонил вам, но не мог вас застать.
– Ага! – ликовал я. – И тут мне светит богатство!
Я переключился на другое:
– Где ключи?
– У Фахт-бея.
Все лучше и лучше. Я послал за комендантом.
– Грузовики, – сказал я. – Мне нужны грузовики! Все это для нового госпиталя!
– Все это?
Я снова взглянул на судно – они еще разгружались! Выгрузили уже целую гору – и все разгружались! Что-то тут было не так.
Я выхватил накладные из рук помощника капитана: их оказалось целых три. Одна на товары, имеющие ход у вдовы Тейл, одна на мою первоначальную покупку и еще третья!
Боги! Мошенничеству начальников не было предела. Ломбар в четыре раза увеличил заказ фирме «Занко», чтобы заработать еще полтора миллиона кредитов в качестве незаконных доходов! Одних целлологических материалов хватило бы на целую армию. На две армии! Они также вчетверо увеличили всякую всячину, которую я дополнительно заказывал вслепую. Что тут есть, в этой растущей на глазах куче, сказать было невозможно. Наверное, для грузоподъемности «Бликсо» это явилось большим испытанием. Тут меня как обухом по голове хватило. Грязные мошенники! Ведь они не позаботились о моей доле сверхприбыли – тридцать тысяч кредитов! Я хотел броситься к себе и написать им гневное письмо, но тут Фахт-бей поинтересовался, все ли это пойдет в госпиталь.
– Да, да, – отвечал я. – Наклейте ярлыки. Пусть этим займутся ваши из ангара.
– Но мы спутаем всю маркировку, – сказал он.
О, муки ада! Мелочи, мелочи. Я обратился к помощнику капитана:
– Где этот Прахд Бителсфендер?
Имя ему ни о чем не говорило, но я описал внешность доктора, и тогда он поднялся на борт и выпустил Бителсфендера из каюты. Высокий и тощий, он неуклюже спустился по трапу, нагруженный рекордерами и багажом.
– Вы отвечаете за госпиталь! Нельзя, чтобы эти ярлыки видели люди. Замените их и загрузите все это в грузовики.
– Здравия желаю, офицер Грис, – сказал он. – Теперь я умею разговаривать по-турецки. Послушайте, как получается. Ну как – мне сразу начнут платить?
Я снова заспешил прочь, чтобы написать свое гневное письмо, но помощник капитана остановил меня:
– Куда нам это поставить?
Они несли носилки. Я увидел злобное лицо Гансальмо Сильвы: в покое глубокого сна оно нисколько не стало лучше.
– В камеру. В любую камеру. Не будите его. Позже я с ним разберусь.
Снова я попытался улизнуть, но вижу: выводят кого-то, в цепях, завернутого в материю, поверх которой – ранговый медальон. Он едва мог передвигаться – с мешком на голове. Помощник капитана спросил:
– Что с ним делать? – Он стянул мешок с головы пленника. Это был Туола – Тик-Так, из моего ведомства. Едва он увидел меня, как тут же заплакал.
– В камеру его, – сказал я. – Вам покажут, где находятся арестантские камеры. В полную изоляцию.
Я снова попытался скрыться, но один из конвоировавших Туолу космоплавателей обратился ко мне:
– У него в каюте около двухсот фунтов бумаг. Что с ними делать?
– Тащите ко мне в кабинет. И больше из этого корабля ничего не извлекайте. Я занят!
Наконец я выбрался из ангара. Я написал письмо, излив на бумаге всю ярость, на которую был способен. Письмо, адресованное фирме «Занко». Они задолжали мне тридцать тысяч кредитов и вот пытаются теперь мошенническим путем лишить меня комиссионных! И не только это – я написал, что они лишают меня возможности покупать золото! Негодяи!
И только тогда я почувствовал себя лучше. «Бликсо» здесь. Я сдуру считал, что мои несчастья позади. А они только начинались.
– Султан-бей! – говорил он. – Идемте скорей. Могут взбунтоваться!
Я вылез из постели, надел брюки, ботинки, свитер и выскочил за Карагезом. Фахт-бей сидел в машине у ворот. Дверь он держал открытой, и несмотря на тусклый свет раннего утра я заметил бледность его лица.
– В госпиталь, – сказал он, и водитель погнал туда машину.
– Они стали собираться еще перед рассветом, – начал рассказывать Фахт-бей. – Где-то прослышали, что госпиталь откроют сегодня.
– Кто?
– Мамаши.
– Почему?
– Из-за названия.
– Мне это не кажется большой бедой, – сказал я.
– Вот как? – возмутился он. – Если мы потеряем поддержку матерей этого района, наш запас свидетельств о рождении будет исчерпан! Поэтому смотрите – к ним нужен осторожный подход.
– Мне-то чего смотреть? – разозлился я. – А остальные, кто здесь работает от Аппарата? Разве это не ваше дело?
– Это ваш госпиталь. Совет офицеров не снимал с вас ответственности.
– Мне приходится делать все! – взвыл я.
– И смотрите – поосторожней с пикетом, – посоветовал он.
– Какой еще пикет?
– Из местных врачей и их ассистенток.
Когда мы подъехали к госпиталю, там собралась большая толпа. В основном она состояла из мамаш и детей. Стояли они смирно – туркам это свойственно. Они очень послушный народ, особенно перед тем как взорваться. Они покорны воле Аллаха. Но, кажется, Аллаху при первой же возможности желательны священные войны. Я пробрался сквозь толпу. Многие в ней кашляли. В Турции эпидемия туберкулеза. Люди обращали ко мне глаза – больные глаза. В Турции также эпидемия трахомы. Встречались искривленные конечности и неизбежные здесь язвы.
Горы земли вокруг больницы не были еще превращены в ландшафт. Но само здание, низкое и обширное, производило сильное впечатление. К нему подходили широкие ступени, ведущие к большой парадной двери. Поблизости, на большом белом щите был изображен красный полумесяц. Обычно на Земле на машинах «скорой помощи» и тому подобном изображается красный крест, но в Турции – полумесяц, являющийся символом нового рождения. Еще одна большая надпись гласила:
«Международный благотворительный госпиталь сострадания и милосердия. Строительная компания „Мадлик“».
Ничего предосудительного в ней я не нашел. Какой еще бунт? Фахт-бей вечно преувеличивает. Я поднялся по широкой лестнице, проталкиваясь через стоящую на ней толпу, и столкнулся с пикетом.
– Стойте! – сказал человек с властным видом, держащий в руках Плакат. – Всякий, кто переступит линию пикета, оскорбит турецкую национальную гордость. – Он указал на плакаты. На них неровными буквами было написано: «Несправедливо по отношению к организованной медицине!» «Штрейкбрехеры – вон!» «Долой благотворительность!»
Доктора и их помощники с плакатами выглядели весьма решительно. На верхней площадке, где кончались ступени, поднималось возвышение. Вероятно, пьедестал для еще не прибывшей статуи. Фахт-бей подталкивал меня сзади. Выбора не было. Я взобрался на пьедестал.
Какое море лиц!
Какое множество больных глаз, сколько кашляющих! Сколько изувеченных болезнью рук тянется вверх! Я знал, что министерство здравоохранения и социального обеспечения Турции очень активно борется против болезней. А также и министерство труда. А кроме того, и множество филантропических организаций. Но заболеваемость в Турции оставалась большой проблемой. Я и не представлял себе, что вокруг так много больных. Отбросы общества.
Я открыл рот, желая сказать им всем, чтобы они расходились по домам, но мне не дали такой возможности. Дюжий врач из пикета стал кричать:
– Я учился в Соединенных Штатах! Я знаю, как должна быть организована врачебная практика! Бесплатных клиник быть не должно!
Моментально пикет окружил пьедестал, и на меня посыпались удары плакатов и палок.
Я уворачивался как мог и пытался защищаться. Пикетчики принялись кричать нараспев, в такт своим воинственным выпадам:
– Бесплатным клиникам – нет! Бесплатным клиникам – нет!
– Конечно, бесплатных клиник не будет! – заорал я высоким голосом.
Толпа неожиданно активизировалась. В воздух полетели комья грязи, да так густо, что вокруг потемнело. Они швырялись грязью в меня Доктора утихомирились первыми. Дюжий повернулся к толпе:
– Вы слышите? Бесплатных клиник не будет!
В тот же момент комья полетели и в меня, и во врачей! Злые крики, презрительные насмешки слились в угрожающий рев.
– Где силы правопорядка? – крикнул я Фахт-бею, который сжался от страха в дальнем конце лестницы.
– Это ваш госпиталь! – крикнул он, перекрывая гул толпы.
Ком грязи ударил мне в лицо и сшиб меня с пьедестала. Из носа у меня потекла кровь.
Внезапно худой высокий человек в белом халате вспрыгнул на пьедестал и поднял руки над головой. Это был Прахд Бителсфендер!
Люди перестали швырять грязь, ожидая, что он скажет.
На рафинированном, ученом турецком языке Прахд заорал что есть мочи:
– Сограждане! Братья турки! Сегодня я выступаю перед вами с громким призывом к свободе! Пора, давно пора, чтобы мы, дети Аллаха, встали все как один и сбросили со своих шей железную пяту иностранного угнетателя!
Нос у меня так кровоточил, что, казалось, я весь изойду кровью. Я вспомнил, что в госпитале должна быть холодная вода, попятился к двери и вошел в вестибюль, все еще слыша голос Прахда: «Объединенная Турция, обратившись против своих жадных врагов за рубежом...» Остальное я уже не слышал.
Войдя в ванную и закрыв за собой дверь, я нашел кран с холодной водой, сел на унитаз и приложил к шее смоченную туалетную бумагу. Я знал, что в любой момент толпа может сорвать дверь и растерзать меня на части, но мой нос и моя драгоценная кровь были на первом месте. Наконец наступила долгожданная минута, когда кровотечение прекратилось. Снаружи было очень тихо. Неужели прибыли войска и перестреляли их всех?
Я рискнул выглянуть и увидел в большом зале ожидания очередь из матерей – там была полная тишина и порядок. Установили столы, за которыми работали местные врачи. Они казались очень веселыми, обслуживая людей одного за другим. Не было видно, чтобы матери расплачивались за услуги. Этого я понять не мог.
Боясь, что меня заметят и снова забросают чем-нибудь, я стал красться по коридору, как вдруг на плечо мне легла чья-то рука. Я так и подскочил.
– Я как раз ищу вас. – Это был доктор Прахд Бителсфендер. Он провел меня в небольшую операционную и стал осматривать мой нос.
– Что вы сделали? – спросил я. – Что это была за речь?
– Это речь Кемаля Ататюрка, произнесенная им в начале революции, – объяснил он.
Кемаль Ататюрк – вон оно что! Турки боготворили его. Они узнали речь и утихомирились, чтобы послушать.
– Уй, – простонал я – он зондировал мне нос.
– Не двигайтесь, пожалуйста.
– А как насчет бесплатной медицины? – спросил я, содрогаясь при мысли о затратах.
– О, – отвечал Прахд, глубже проталкивая зонд, – я им сказал, что все бесплатно. Ведь, в конце концов, это их госпиталь, поэтому им следовало бы работать здесь добровольцами: ухаживать за территорией, служить медсестрами и прочее. Им эта идея показалась замечательной.
– Уй, – простонал я. – А доктора?
– Я назначил их в штат на неполное рабочее время – на пару часов в день при высокой оплате.
– Уй, – простонал я, и не потому, что он кольнул меня. Ведь этот госпиталь внезапно становился источником долгов, а не доходов! – И кто вам дал на это разрешение?
– Прошлым вечером разве не вы сказали мне, что я отвечаю за госпиталь? – сказал Прахд. – Я знал, что вы одобрите мои действия, офицер Грис, поэтому так и поступил. Лечу больных, помогаю бедным и нуждающимся, налаживаю отношения с племенами этого примитивного уголка Вселенной. Меня восхищает, как широко вы понимаете межзвездные отношения. Зарплату мне начнут платить сейчас?
– О боги! – простонал я.
– Я могу и по-итальянски говорить, – убеждал он меня.
– Откуда мне знать, что вы сможете кого-либо вылечить? – прорычал я. – Ваше испытание только что началось! Вот когда госпиталь начнет делать деньги, настоящие деньги, тогда еще возможно, что вам будут платить. – Он сильнее ткнул мне в нос зондом. – У-у-уй!
– Я хочу показать вам госпиталь, – сказал он. – Есть проблемы.
Я встрепенулся: какие еще проблемы? Я сам проектировал этот госпиталь, угрохал на него столько времени! Я вышел за ним из операционной. В зале ожидания очередь продвигалась и царила мирная атмосфера. Мы прошли по коридору. Операционная – еще не до конца установлено оборудование. Приемные кабинеты – еще не все завершено. Затем множество дверей – палаты, много палат. Я захотел войти в одну из них, но Прахд остановил меня:
– Нет, она полна.
– Что, уже так много больных?
– Нет-нет. Все эти больничные палаты и личные кабинеты врачей забиты оборудованием и медикаментами. Я с персоналом базы работал всю ночь. Мы только успели сменить ярлыки и забросить все сюда. Здесь товару на несколько клиник и на много лет работы. Вот это я и хотел вам показать. Для пациентов у нас нет ни одной комнаты. Все занято под склады. Мне потребуется еще одно здание – только для хранения вещей! И большая комната с холодильником – когда я начну выращивать культуры и создавать банки клеток.
Он не знал о моем секрете. Я нажал на панель, и перед нами появилась лестница. Мы спустились в подвальное помещение. Это был целый больничный комплекс. В нем находилось огромное количество жилых комнат. Прахд был поражен.
– Что это? Потайная больница под стенами другой?
– Угадали. – Я рассказал ему о главном плане изменения личностных характеристик людей, разыскиваемых полицией, и гангстеров.
– Похоже на тюремные камеры, – заметил он.
– Это чтобы они чувствовали себя как дома, – пояснил я. – Вы можете это сделать?
– О, никаких проблем. Только верхняя больница тоже должна работать.
– Она служит для прикрытия, – признался я.
– Этим все же не решается проблема площади для хранения, офицер Грис. Проблема холодильника тоже. Тем более что возрастет число культур, которые придется выращивать при замене отпечатков пальцев, голосовых связок и так далее.
Я заметил, что доктор ведет себя как упрямый осел. Мы вернулись наверх, в его кабинет, где он уже обосновался. И очень недурственно. Телефон уже стоял на столе и был подключен. Я позвонил в строительную компанию «Мадлик» и вскоре уже разговаривал с подрядчиком.
– Кажется, наша смета еще не исчерпана, – сказал я.
– Было превышение стоимости, – ответил он.
– Мне потребуется большая складская пристройка и холодильное помещение.
– Если еще полмиллиона американских баксов, то нет превышения стоимости.
Боги, ну и дорогим же оказался этот госпиталь!
– Условия те же, – сказал я подрядчику.
– Условия те же, – ответил он.
– Составляйте планы с главным инженером, – велел я, – и приступайте к работе.
– Вы богаты, – сказал он с завистью.
– А вам лучше не становиться слишком богатым. Здесь вокруг грязи по уши. – Я повесил трубку. Да, что ни говори, а у этих благотворительных клиник есть свои плюсы: теперь мой куш составит полмиллиона баксов.
Я собрался уходить. Нос у меня еще побаливал. На прощание я сказал Прахду:
– Когда придут строители от «Мадлика», просто скажите им, что вам от них нужно, и пусть начинают. А у меня другие дела.
Прахд поднялся.
– Разве вы не хотите узнать новости с Волтара? Я знаю, что вам в глубине души небезразлично благополучие вашей страны.
Людям свойственно быть общительными и болтливыми. Я снова сел.
– На Волтаре все прекрасно, – начал Прахд. – Погода была хорошей. Все цветущие кусты покрылись красивыми цветами. – Я понял, что он рассказывает о жилище вдовы Тейл, и насторожился. – Вам, наверное, известно, что у меня была кое-какая работа, связанная с вдовой Тейл, – продолжал он. – Уверен, вы будете счастливы узнать, что все закончилось благополучно до отлета «Бликсо».
– А что это была за работа? – спросил я, подстегнутый скорее подозрением, чем интересом.
– Я знаю: вы интересуетесь ею и, очевидно, беспокоитесь о ней. Поэтому я сделал как раз то, что вам было бы желательно, офицер Грис. Проблема заключалась в нимфомании – одержимости сексом.
О боги, он вечно прав.
– Итак, я расширил трубы ее яичников – это в первую очередь. Теперь она может иметь в три раза больше оргазмов, нежели раньше, и гораздо более интенсивных.
Дьяволы! Мужикам на Холмах Роскоши не поздоровится! Благодарение небесам, что я не там, а на Земле. Но, кажется, он сказал «в первую очередь».
– Вы и еще что-то делали?
– Ну разумеется. Вы же член славной семьи Джайрента Слахба – не хотелось мне, будучи у вас на службе, быть нерадивым в своих профессиональных делах.
Я ждал, что он скажет дальше, подозрительно прищурившись: подозрительность у нас, работников Аппарата, в крови.
– Нимфомания, – стал он объяснять тоном ученого, – зачастую вызывается у женщины бесплодием. Поэтому я провел обследование и точно: блокада овуляции – яйцеклетка не могла пройти по трубам и оплодотвориться. Я удалил блокаду.
Ага, возможно, он выправил ситуацию. Если вдова Тейл начнет рожать детей, может, это умерит ее пыл. Прахд довольно улыбался – настоящий профессионал.
– Ну-ка, – продолжал он, – вспомните первый день, когда я имел честь познакомиться с вами. У вас с нею в доме было половое сношение. Так вот, я взял часть вашей спермы...
– Постойте! – прервал я его, внезапно встревожившись. – Вы же трахались с ней целых полтора дня! Откуда вы знаете, что это не ваша сперма?
– Полноте, – отмахнулся он, – профессиональная этика не позволяет мне пользоваться моей собственной. – Он улыбнулся мне сочувственной улыбкой профессионала. – Какой целлолог не знает конфигурацию своей собственной спермы? Легко различить. В общем, она была готова к овуляции даже при блокаде, поэтому я поместил одну из ее яйцеклеток в пробирку вместе с вашим семенем. И могу вас обрадовать: они благополучно соединились. А прежде чем покинуть планету, я внедрил завязавшийся эмбрион ей в матку, убедившись, что там ничего нет.
В гараже, где уже стояли прицеп и баллоны с кислородом и водородом, он надел комбинезон механика и приступил к работе. Двери гаража Хеллер оставил открытыми. Установив на тормозе пружинные весы, он завел мотор и стал замерять давление, все больше и больше увеличивая скорость. Рев, вибрация, дым – это был кошмар! А для него – игрушки. Эти флотские всегда были не прочь поиграть с механизмами.
Надев перчатки, чтобы не обжечь пальцы, он снял с мотора карбюратор, соединил регуляторы и шланги с кислородным и водородным баллонами, затем вделал латунный фитинг на место карбюратора, ввел в него два ниппеля и присоединил к нему шланги.
Выглядело это сооружение довольно нелепо.
Хеллер надел даже противогаз, чтобы дальше работать с установкой. Завел мотор,
К моему удивлению, он заработал! Затем Хеллер стал что-то химичить с количеством подаваемого к тормозам газа от баллонов, меняя тем самым давление и списывая данные с манометров и пружинных весов.
Пользуясь каким-то прибором, он начал проводить опробование того, что выходило из выхлопной трубы двигателя. Регулируя клапаны баллонов при максимальном давлении на тормоза, он свел показания прибора для взятия проб к нулю.
К этому моменту время было уже позднее. Хеллер разобрал всю установку, снял комбинезон и оставил гараж.
Меня же он оставил еще с одной загадкой: что бы это все значило? Можно было сказать только одно: Хеллер был счастлив и даже что-то насвистывал, идя по улице, чтобы сесть на поезд в Нью-Йорк. Ведь у него был праздник на душе – научился какой-то новой хитрости, хотя дела и без того шли у него слишком хорошо и слишком быстро!
Я знал, что он делает все это, чтобы позлить меня, посмеяться надо мной за то, что мне пришлось воздержаться от попытки убить его, и чувствовал себя паршиво.
Глава 3
Когда я уже думал, что хуже быть не может, прибыл «Бликсо». Ощущение путаницы и неразберихи полностью рассеялось. Было восемь часов вечера по турецкому времени. Я пытался что-то придумать, чтобы избежать еще одной бессонной ночи в своей одинокой постели, когда на панели оповещения в моем тайном кабинете замигала надпись: «Прибытие корабля».Это мог быть только «Бликсо». Внезапная мысль: «Мое золото!» – улучшила мое настроение. Но тут я вспомнил и заволновался: я же обещал капитану Больцу по прибытии на Землю бутылку шотландского виски. Он был из тех офицеров, которые такие вещи помнят отчетливо. Была у меня припасена одна, но ее украли. А что, если он попытается удержать мое золото при себе?
Я срочно позвонил таксисту, прося его ради всех богов поскорее привезти мне бутылку виски.
– Похоже, дело срочное! – сказал он.
– Срочное! – рявкнул я и повесил трубку.
Я рвал и метал, разыскивая свой мундир. В момент появления оповещения я был не одет. Не явишься же в таком виде на борт. Больц еще подумает, что власти у меня так мало, что мое золотишко можно и попридержать. А его хватило бы на целое море виски – шесть миллионов долларов! Мне ли было не знать капитана Больца?
Я нашел мундир, но никак не мог найти брюки. Когда я наконец нашел брюки, куда-то запропастился мундир. Фуражку я обнаружил под матрацем, а вот медальон с обозначением моего чина как в воду канул. Помещение выглядело так, словно над ним прошел ураган, но все-таки мне удалось собрать воедино и надеть брюки, мундир, ботинки и фуражку. Отсутствовал только медальон, но я надеялся, что Больц этого не заметит.
Я услышал, как подъехало такси. Вошел в спальню. Влетел водитель и сунул мне в руки бутылку «Хейдж энд Хейдж» – подделка под «скотч». Арабского производства. Грамотность у них хромает.
– Это плохое виски, – сказал я.
– Ситуация плохая, – сказал он.
Придется довольствоваться этим. Я выпроводил его, наградив пригоршней лир, а после рванул по туннелю в ангар.
«Бликсо» еще не вкатили на отведенное ему место. Я ждал. Наконец механики сдвинули потрепанный корпус корабля высотой двести пятьдесят футов на край пусковой площадки, а затем примерили шаткую, чересчур высокую лестницу к ее шлюзовому отсеку. Принесли другую, но она также не подходила. Тогда экипаж «Бликсо» выбросил свой собственный трап, и я поднялся на борт.
Капитан Больц в своей каюте переодевался в неряшливый на вид гражданский костюм, готовясь провести вечер в городе. Он застегивал поношенную рубашку на волосатой груди, когда я протянул ему виски. Он оставил в покое рубашку и зубами открыл бутылку. Его первый глоток растянулся на целую вечность. Он затрясся всем телом, и глаза его полезли на лоб.
– Боги! – пробормотал он. – Это же здорово. – Он глотнул еще и сказал: – Ну что, Грис, все нормально?
Я сунул руку в карман и достал ключ от хранилища, где я запер свое золото.
– Твои пассажиры прибыли в отличной форме. Некто поимени Гансальмо Сильва пребывал в глубоком сне, поэтому от него не исходило ни звука. Прахд Бителсфендер не вылезал из своей каюты, работал как зверь. Этого маленького (...) – как его, Тик-Так? – пришлось заковать в кандалы. Он тут ни при чем, это из-за экипажа: все лезли к нему, чтобы переспать. Так – что все в порядке. Проштампуй мне несколько бумаг, и они
твои. Груз тоже.
Я живо извлек свое удостоверение и приступил к делу. Вскоре у меня устала рука в запястье – я сделал перерыв и посмотрел, что штампую. Оставшуюся половину пачки составляли пустые пропуска для прохождения его контрабанды на Волтаре. Я поставил на них штамп. Больц ухмыльнулся и сказал:
– Мы понимаем друг друга. Пусть мои помощники разгружают судно, а я двину в город, хорошо? Прими-ка чуток. Не будешь? Ну тогда полный вперед – и да помогут Турции боги. – И он ушел.
Покидая судно, он, должно быть, отдал распоряжения своему экипажу; тут же появился его помощник, мы открыли шкафчик для одежды, и вот оно предстало перед моими глазами: в девяти прекрасных ящиках восемнадцать слитков золота монетным весом пятьдесят фунтов! Учитывая разницу в гравитации – масса Земли равнялась только пяти шестым массы Волтара, – это составляло только семьсот пятьдесят фунтов золота. При двенадцати монетных унциях на фунт это составляло девять тысяч унций. Текущая стоимость золота была 700 долларов за унцию. Таким образом, я смотрел на шесть миллионов триста тысяч долларов в золоте! Да, в конце концов, преступление – выгодная штука.
С парой помощников я переправил золото из ангара по туннелю в свою секретную комнату, где, накинув на глазок просмотрового устройства одеяло, велел помощникам сложить золото в углу. Оно не заняло так много места, как вам могло бы показаться. Они, конечно, не знали, что находится в ящиках, на которых стояла медицинская маркировка с предупреждением о радиоактивности. Я уже собирался выпроводить помощников и тайком полюбоваться своим богатством, как вдруг явился посыльный со словами:
– Они хотят выгрузить остальное. Куда складывать?
Я закрыл комнату и пошел назад по туннелю. Ящики, ящики, ящики – они выгружали материалы фирмы «Занко». А, черт! Госпиталь! Совсем забыл проверить, закончен ли он!
Я поискал телефонный номер и связался с подрядчиком.
– Конечно, строительство госпиталя закончено! – отвечал он. – Несколько дней звонил вам, но не мог вас застать.
– Ага! – ликовал я. – И тут мне светит богатство!
Я переключился на другое:
– Где ключи?
– У Фахт-бея.
Все лучше и лучше. Я послал за комендантом.
– Грузовики, – сказал я. – Мне нужны грузовики! Все это для нового госпиталя!
– Все это?
Я снова взглянул на судно – они еще разгружались! Выгрузили уже целую гору – и все разгружались! Что-то тут было не так.
Я выхватил накладные из рук помощника капитана: их оказалось целых три. Одна на товары, имеющие ход у вдовы Тейл, одна на мою первоначальную покупку и еще третья!
Боги! Мошенничеству начальников не было предела. Ломбар в четыре раза увеличил заказ фирме «Занко», чтобы заработать еще полтора миллиона кредитов в качестве незаконных доходов! Одних целлологических материалов хватило бы на целую армию. На две армии! Они также вчетверо увеличили всякую всячину, которую я дополнительно заказывал вслепую. Что тут есть, в этой растущей на глазах куче, сказать было невозможно. Наверное, для грузоподъемности «Бликсо» это явилось большим испытанием. Тут меня как обухом по голове хватило. Грязные мошенники! Ведь они не позаботились о моей доле сверхприбыли – тридцать тысяч кредитов! Я хотел броситься к себе и написать им гневное письмо, но тут Фахт-бей поинтересовался, все ли это пойдет в госпиталь.
– Да, да, – отвечал я. – Наклейте ярлыки. Пусть этим займутся ваши из ангара.
– Но мы спутаем всю маркировку, – сказал он.
О, муки ада! Мелочи, мелочи. Я обратился к помощнику капитана:
– Где этот Прахд Бителсфендер?
Имя ему ни о чем не говорило, но я описал внешность доктора, и тогда он поднялся на борт и выпустил Бителсфендера из каюты. Высокий и тощий, он неуклюже спустился по трапу, нагруженный рекордерами и багажом.
– Вы отвечаете за госпиталь! Нельзя, чтобы эти ярлыки видели люди. Замените их и загрузите все это в грузовики.
– Здравия желаю, офицер Грис, – сказал он. – Теперь я умею разговаривать по-турецки. Послушайте, как получается. Ну как – мне сразу начнут платить?
Я снова заспешил прочь, чтобы написать свое гневное письмо, но помощник капитана остановил меня:
– Куда нам это поставить?
Они несли носилки. Я увидел злобное лицо Гансальмо Сильвы: в покое глубокого сна оно нисколько не стало лучше.
– В камеру. В любую камеру. Не будите его. Позже я с ним разберусь.
Снова я попытался улизнуть, но вижу: выводят кого-то, в цепях, завернутого в материю, поверх которой – ранговый медальон. Он едва мог передвигаться – с мешком на голове. Помощник капитана спросил:
– Что с ним делать? – Он стянул мешок с головы пленника. Это был Туола – Тик-Так, из моего ведомства. Едва он увидел меня, как тут же заплакал.
– В камеру его, – сказал я. – Вам покажут, где находятся арестантские камеры. В полную изоляцию.
Я снова попытался скрыться, но один из конвоировавших Туолу космоплавателей обратился ко мне:
– У него в каюте около двухсот фунтов бумаг. Что с ними делать?
– Тащите ко мне в кабинет. И больше из этого корабля ничего не извлекайте. Я занят!
Наконец я выбрался из ангара. Я написал письмо, излив на бумаге всю ярость, на которую был способен. Письмо, адресованное фирме «Занко». Они задолжали мне тридцать тысяч кредитов и вот пытаются теперь мошенническим путем лишить меня комиссионных! И не только это – я написал, что они лишают меня возможности покупать золото! Негодяи!
И только тогда я почувствовал себя лучше. «Бликсо» здесь. Я сдуру считал, что мои несчастья позади. А они только начинались.
Глава 4
Золото мое прибыло, поэтому на рассвете я мирно спал. Меня разбудил Карагез, яростно тряся за плечо.– Султан-бей! – говорил он. – Идемте скорей. Могут взбунтоваться!
Я вылез из постели, надел брюки, ботинки, свитер и выскочил за Карагезом. Фахт-бей сидел в машине у ворот. Дверь он держал открытой, и несмотря на тусклый свет раннего утра я заметил бледность его лица.
– В госпиталь, – сказал он, и водитель погнал туда машину.
– Они стали собираться еще перед рассветом, – начал рассказывать Фахт-бей. – Где-то прослышали, что госпиталь откроют сегодня.
– Кто?
– Мамаши.
– Почему?
– Из-за названия.
– Мне это не кажется большой бедой, – сказал я.
– Вот как? – возмутился он. – Если мы потеряем поддержку матерей этого района, наш запас свидетельств о рождении будет исчерпан! Поэтому смотрите – к ним нужен осторожный подход.
– Мне-то чего смотреть? – разозлился я. – А остальные, кто здесь работает от Аппарата? Разве это не ваше дело?
– Это ваш госпиталь. Совет офицеров не снимал с вас ответственности.
– Мне приходится делать все! – взвыл я.
– И смотрите – поосторожней с пикетом, – посоветовал он.
– Какой еще пикет?
– Из местных врачей и их ассистенток.
Когда мы подъехали к госпиталю, там собралась большая толпа. В основном она состояла из мамаш и детей. Стояли они смирно – туркам это свойственно. Они очень послушный народ, особенно перед тем как взорваться. Они покорны воле Аллаха. Но, кажется, Аллаху при первой же возможности желательны священные войны. Я пробрался сквозь толпу. Многие в ней кашляли. В Турции эпидемия туберкулеза. Люди обращали ко мне глаза – больные глаза. В Турции также эпидемия трахомы. Встречались искривленные конечности и неизбежные здесь язвы.
Горы земли вокруг больницы не были еще превращены в ландшафт. Но само здание, низкое и обширное, производило сильное впечатление. К нему подходили широкие ступени, ведущие к большой парадной двери. Поблизости, на большом белом щите был изображен красный полумесяц. Обычно на Земле на машинах «скорой помощи» и тому подобном изображается красный крест, но в Турции – полумесяц, являющийся символом нового рождения. Еще одна большая надпись гласила:
«Международный благотворительный госпиталь сострадания и милосердия. Строительная компания „Мадлик“».
Ничего предосудительного в ней я не нашел. Какой еще бунт? Фахт-бей вечно преувеличивает. Я поднялся по широкой лестнице, проталкиваясь через стоящую на ней толпу, и столкнулся с пикетом.
– Стойте! – сказал человек с властным видом, держащий в руках Плакат. – Всякий, кто переступит линию пикета, оскорбит турецкую национальную гордость. – Он указал на плакаты. На них неровными буквами было написано: «Несправедливо по отношению к организованной медицине!» «Штрейкбрехеры – вон!» «Долой благотворительность!»
Доктора и их помощники с плакатами выглядели весьма решительно. На верхней площадке, где кончались ступени, поднималось возвышение. Вероятно, пьедестал для еще не прибывшей статуи. Фахт-бей подталкивал меня сзади. Выбора не было. Я взобрался на пьедестал.
Какое море лиц!
Какое множество больных глаз, сколько кашляющих! Сколько изувеченных болезнью рук тянется вверх! Я знал, что министерство здравоохранения и социального обеспечения Турции очень активно борется против болезней. А также и министерство труда. А кроме того, и множество филантропических организаций. Но заболеваемость в Турции оставалась большой проблемой. Я и не представлял себе, что вокруг так много больных. Отбросы общества.
Я открыл рот, желая сказать им всем, чтобы они расходились по домам, но мне не дали такой возможности. Дюжий врач из пикета стал кричать:
– Я учился в Соединенных Штатах! Я знаю, как должна быть организована врачебная практика! Бесплатных клиник быть не должно!
Моментально пикет окружил пьедестал, и на меня посыпались удары плакатов и палок.
Я уворачивался как мог и пытался защищаться. Пикетчики принялись кричать нараспев, в такт своим воинственным выпадам:
– Бесплатным клиникам – нет! Бесплатным клиникам – нет!
– Конечно, бесплатных клиник не будет! – заорал я высоким голосом.
Толпа неожиданно активизировалась. В воздух полетели комья грязи, да так густо, что вокруг потемнело. Они швырялись грязью в меня Доктора утихомирились первыми. Дюжий повернулся к толпе:
– Вы слышите? Бесплатных клиник не будет!
В тот же момент комья полетели и в меня, и во врачей! Злые крики, презрительные насмешки слились в угрожающий рев.
– Где силы правопорядка? – крикнул я Фахт-бею, который сжался от страха в дальнем конце лестницы.
– Это ваш госпиталь! – крикнул он, перекрывая гул толпы.
Ком грязи ударил мне в лицо и сшиб меня с пьедестала. Из носа у меня потекла кровь.
Внезапно худой высокий человек в белом халате вспрыгнул на пьедестал и поднял руки над головой. Это был Прахд Бителсфендер!
Люди перестали швырять грязь, ожидая, что он скажет.
На рафинированном, ученом турецком языке Прахд заорал что есть мочи:
– Сограждане! Братья турки! Сегодня я выступаю перед вами с громким призывом к свободе! Пора, давно пора, чтобы мы, дети Аллаха, встали все как один и сбросили со своих шей железную пяту иностранного угнетателя!
Нос у меня так кровоточил, что, казалось, я весь изойду кровью. Я вспомнил, что в госпитале должна быть холодная вода, попятился к двери и вошел в вестибюль, все еще слыша голос Прахда: «Объединенная Турция, обратившись против своих жадных врагов за рубежом...» Остальное я уже не слышал.
Войдя в ванную и закрыв за собой дверь, я нашел кран с холодной водой, сел на унитаз и приложил к шее смоченную туалетную бумагу. Я знал, что в любой момент толпа может сорвать дверь и растерзать меня на части, но мой нос и моя драгоценная кровь были на первом месте. Наконец наступила долгожданная минута, когда кровотечение прекратилось. Снаружи было очень тихо. Неужели прибыли войска и перестреляли их всех?
Я рискнул выглянуть и увидел в большом зале ожидания очередь из матерей – там была полная тишина и порядок. Установили столы, за которыми работали местные врачи. Они казались очень веселыми, обслуживая людей одного за другим. Не было видно, чтобы матери расплачивались за услуги. Этого я понять не мог.
Боясь, что меня заметят и снова забросают чем-нибудь, я стал красться по коридору, как вдруг на плечо мне легла чья-то рука. Я так и подскочил.
– Я как раз ищу вас. – Это был доктор Прахд Бителсфендер. Он провел меня в небольшую операционную и стал осматривать мой нос.
– Что вы сделали? – спросил я. – Что это была за речь?
– Это речь Кемаля Ататюрка, произнесенная им в начале революции, – объяснил он.
Кемаль Ататюрк – вон оно что! Турки боготворили его. Они узнали речь и утихомирились, чтобы послушать.
– Уй, – простонал я – он зондировал мне нос.
– Не двигайтесь, пожалуйста.
– А как насчет бесплатной медицины? – спросил я, содрогаясь при мысли о затратах.
– О, – отвечал Прахд, глубже проталкивая зонд, – я им сказал, что все бесплатно. Ведь, в конце концов, это их госпиталь, поэтому им следовало бы работать здесь добровольцами: ухаживать за территорией, служить медсестрами и прочее. Им эта идея показалась замечательной.
– Уй, – простонал я. – А доктора?
– Я назначил их в штат на неполное рабочее время – на пару часов в день при высокой оплате.
– Уй, – простонал я, и не потому, что он кольнул меня. Ведь этот госпиталь внезапно становился источником долгов, а не доходов! – И кто вам дал на это разрешение?
– Прошлым вечером разве не вы сказали мне, что я отвечаю за госпиталь? – сказал Прахд. – Я знал, что вы одобрите мои действия, офицер Грис, поэтому так и поступил. Лечу больных, помогаю бедным и нуждающимся, налаживаю отношения с племенами этого примитивного уголка Вселенной. Меня восхищает, как широко вы понимаете межзвездные отношения. Зарплату мне начнут платить сейчас?
– О боги! – простонал я.
– Я могу и по-итальянски говорить, – убеждал он меня.
– Откуда мне знать, что вы сможете кого-либо вылечить? – прорычал я. – Ваше испытание только что началось! Вот когда госпиталь начнет делать деньги, настоящие деньги, тогда еще возможно, что вам будут платить. – Он сильнее ткнул мне в нос зондом. – У-у-уй!
Глава 5
Мой свитер был заляпан грязью, поэтому Прахд надел на меня белый халат, который принес с собой.– Я хочу показать вам госпиталь, – сказал он. – Есть проблемы.
Я встрепенулся: какие еще проблемы? Я сам проектировал этот госпиталь, угрохал на него столько времени! Я вышел за ним из операционной. В зале ожидания очередь продвигалась и царила мирная атмосфера. Мы прошли по коридору. Операционная – еще не до конца установлено оборудование. Приемные кабинеты – еще не все завершено. Затем множество дверей – палаты, много палат. Я захотел войти в одну из них, но Прахд остановил меня:
– Нет, она полна.
– Что, уже так много больных?
– Нет-нет. Все эти больничные палаты и личные кабинеты врачей забиты оборудованием и медикаментами. Я с персоналом базы работал всю ночь. Мы только успели сменить ярлыки и забросить все сюда. Здесь товару на несколько клиник и на много лет работы. Вот это я и хотел вам показать. Для пациентов у нас нет ни одной комнаты. Все занято под склады. Мне потребуется еще одно здание – только для хранения вещей! И большая комната с холодильником – когда я начну выращивать культуры и создавать банки клеток.
Он не знал о моем секрете. Я нажал на панель, и перед нами появилась лестница. Мы спустились в подвальное помещение. Это был целый больничный комплекс. В нем находилось огромное количество жилых комнат. Прахд был поражен.
– Что это? Потайная больница под стенами другой?
– Угадали. – Я рассказал ему о главном плане изменения личностных характеристик людей, разыскиваемых полицией, и гангстеров.
– Похоже на тюремные камеры, – заметил он.
– Это чтобы они чувствовали себя как дома, – пояснил я. – Вы можете это сделать?
– О, никаких проблем. Только верхняя больница тоже должна работать.
– Она служит для прикрытия, – признался я.
– Этим все же не решается проблема площади для хранения, офицер Грис. Проблема холодильника тоже. Тем более что возрастет число культур, которые придется выращивать при замене отпечатков пальцев, голосовых связок и так далее.
Я заметил, что доктор ведет себя как упрямый осел. Мы вернулись наверх, в его кабинет, где он уже обосновался. И очень недурственно. Телефон уже стоял на столе и был подключен. Я позвонил в строительную компанию «Мадлик» и вскоре уже разговаривал с подрядчиком.
– Кажется, наша смета еще не исчерпана, – сказал я.
– Было превышение стоимости, – ответил он.
– Мне потребуется большая складская пристройка и холодильное помещение.
– Если еще полмиллиона американских баксов, то нет превышения стоимости.
Боги, ну и дорогим же оказался этот госпиталь!
– Условия те же, – сказал я подрядчику.
– Условия те же, – ответил он.
– Составляйте планы с главным инженером, – велел я, – и приступайте к работе.
– Вы богаты, – сказал он с завистью.
– А вам лучше не становиться слишком богатым. Здесь вокруг грязи по уши. – Я повесил трубку. Да, что ни говори, а у этих благотворительных клиник есть свои плюсы: теперь мой куш составит полмиллиона баксов.
Я собрался уходить. Нос у меня еще побаливал. На прощание я сказал Прахду:
– Когда придут строители от «Мадлика», просто скажите им, что вам от них нужно, и пусть начинают. А у меня другие дела.
Прахд поднялся.
– Разве вы не хотите узнать новости с Волтара? Я знаю, что вам в глубине души небезразлично благополучие вашей страны.
Людям свойственно быть общительными и болтливыми. Я снова сел.
– На Волтаре все прекрасно, – начал Прахд. – Погода была хорошей. Все цветущие кусты покрылись красивыми цветами. – Я понял, что он рассказывает о жилище вдовы Тейл, и насторожился. – Вам, наверное, известно, что у меня была кое-какая работа, связанная с вдовой Тейл, – продолжал он. – Уверен, вы будете счастливы узнать, что все закончилось благополучно до отлета «Бликсо».
– А что это была за работа? – спросил я, подстегнутый скорее подозрением, чем интересом.
– Я знаю: вы интересуетесь ею и, очевидно, беспокоитесь о ней. Поэтому я сделал как раз то, что вам было бы желательно, офицер Грис. Проблема заключалась в нимфомании – одержимости сексом.
О боги, он вечно прав.
– Итак, я расширил трубы ее яичников – это в первую очередь. Теперь она может иметь в три раза больше оргазмов, нежели раньше, и гораздо более интенсивных.
Дьяволы! Мужикам на Холмах Роскоши не поздоровится! Благодарение небесам, что я не там, а на Земле. Но, кажется, он сказал «в первую очередь».
– Вы и еще что-то делали?
– Ну разумеется. Вы же член славной семьи Джайрента Слахба – не хотелось мне, будучи у вас на службе, быть нерадивым в своих профессиональных делах.
Я ждал, что он скажет дальше, подозрительно прищурившись: подозрительность у нас, работников Аппарата, в крови.
– Нимфомания, – стал он объяснять тоном ученого, – зачастую вызывается у женщины бесплодием. Поэтому я провел обследование и точно: блокада овуляции – яйцеклетка не могла пройти по трубам и оплодотвориться. Я удалил блокаду.
Ага, возможно, он выправил ситуацию. Если вдова Тейл начнет рожать детей, может, это умерит ее пыл. Прахд довольно улыбался – настоящий профессионал.
– Ну-ка, – продолжал он, – вспомните первый день, когда я имел честь познакомиться с вами. У вас с нею в доме было половое сношение. Так вот, я взял часть вашей спермы...
– Постойте! – прервал я его, внезапно встревожившись. – Вы же трахались с ней целых полтора дня! Откуда вы знаете, что это не ваша сперма?
– Полноте, – отмахнулся он, – профессиональная этика не позволяет мне пользоваться моей собственной. – Он улыбнулся мне сочувственной улыбкой профессионала. – Какой целлолог не знает конфигурацию своей собственной спермы? Легко различить. В общем, она была готова к овуляции даже при блокаде, поэтому я поместил одну из ее яйцеклеток в пробирку вместе с вашим семенем. И могу вас обрадовать: они благополучно соединились. А прежде чем покинуть планету, я внедрил завязавшийся эмбрион ей в матку, убедившись, что там ничего нет.