Но сбить бойца Федора было нелегко. Он продолжил точно с того места, на котором остановился.
   — Захожу, значит, во второй подъезд. Там у батареи пьяный лежит. Уже пустил под себя, как положено. Я в него потыкал — ботинки голландские, крепкие, и не то выдержат. Говорю: «Отец, есть тут квартира сорок семь?» Он стонет… «Ясно, — говорю, — без слов». Обследовал первый этаж. Квартира десять, одиннадцать, двенадцать и сто восемьдесят один. Так, не то. Поднимаюсь на второй этаж. Там…
   — Короче, Склихософский, — сказал Сигизмунд.
   — А я и говорю, — охотно поддержал начальника Федор.
   Звонок в дверь.
   — Активно живете, Сигизмунд Борисович, — заметил Федор. — Прямо как депутат какой-нибудь. Слуга народа.
   Пришли из РЭУ. Обследовали произведенный ремонт. Подсунули бумажку расписаться, что претензий нет. Сигизмунд расписался и предусмотрительно поставил дату. Между своей подписью и нижней строчкой акта не оставил врагу ни миллиметра. Обучен-с. Хотя на практике на этом еще ни разу не горел.
   Лантхильда возилась где-то в квартире, то и дело что-то опрокидывая и роняя.
   Когда Сигизмунд в очередной раз возвратился на кухню, Федор допивал уже вторую чашку чая. Осторожно спросил:
   — У вас с ней, Сигизмунд Борисович, что — серьезно?
   — Серьезней не бывает, — сказал Сигизмунд.
   — А ее военная база на Шпицбергене?
   — Послала она свою учебку.
   — Она-то армию послала, — сказал предусмотрительный Федор, — а армия ее?..
   — А армия прислала вот такую охрененную бумагу, где тоже ее послала без выходного пособия.
   — Вам видней, — сказал Федор. — Я в эти дела не мешаюсь.
   — Если грубые парни из НАТО придут меня брать — спрячет меня твой отец Никодим за алтарем? — сострил Сигизмунд.
   Федор ушел от вопроса. Сменил тему.
   — Боюсь, влипли мы с этой квартирой. Ощущение нехорошее. Я этому Захар Матвеичу, бандюгану этому, говорю: «Если по уму делать, надо и сверху и снизу протравить, по всей лестнице. Что толку — мы тут у вас обработаем, а через месяц все равно полезут. Не сверху, так снизу.» А он говорит: «Вы гарантии даете? Вот и работайте по гарантии». Что-то нехорошее ощущение у меня от него…
   — А чего тут нехорошего? Людей облагодетельствовал…
   — Во-во.
   — Так ты там все сделал?
   — Обработал как полагается, а что еще… Только точно говорю — придется по этой гарантии еще побегать.
   — В секонд-хенде был?
   — Да там все нормально. Кланяются вам.
   Тут на кухню вошла Лантхильда, грязная с головы до ног. Вежливо поздоровалась с Федором:
   — Драастис…
   — Здрасьте, — мрачно сказал Федор.
   Лантхильда опустила голову, закокетничала. Ах ты, замарашка. Федору глазки строит. В общем-то Федор, конечно, парень хоть куда. Сигизмунд вдруг обиделся.
   — Лантхильд, хири ут!
   Лантхильда покраснела и ушла.
   — Ну, я пойду, — деликатно сказал Федор.
   Сигизмунд проводил его до двери. Подержал кобеля за ошейник, поскольку пес живо интересовался шнурками. Федор долго, тщательно одевался. Напоследок Сигизмунд сказал:
   — Не ссы, Федор. На хрен мы НАТО-то нужны.
   — Ну, бывайте, Сигизмунд Борисович. Завтра в конторе ждать?
   — Да.
   Едва за Федором закрылась дверь, как тут же появилась Лантхильда. Чумазая и довольная.
   — Сигисмундс, смоотри ходит ик убрат красота доома.
* * *
   Лантхильда действительно потрудилась на славу. Комната приобрела свежесть. Исчезла бьющая в глаза холостяцкая захламленность. Пока Лантхильда плескалась в ванной, распевая во весь голос, Сигизмунд перетащил назад на обычное место компьютер и телевизор. Спальник отправился на антресоли. «Смутный период» закончился.
   Лантхильда выбралась из ванной спустя час. Благоухала шампунями. Разрумянилась, разопрела. С тяжким вздохом плюхнулась на диван.
   Она была в сигизмундовом махровом халате до пят.
   — Устала? — спросил Сигизмунд. — Хочешь яблочко?
   У него сохранилась привычка после бани кушать яблочко — одна из немногих, оставшихся с детства.
   Лантхильда резко повернулась на голос и хлестнула Сигизмунда мокрыми волосами по лицу. Он поймал ее за косы. Потемневшие от воды, они были очень тяжелыми.
   Сигизмунд взвесил их на ладони.
   — Давай все-таки высушим волосы, — сказал он Латхильде. — Простудишься.
   — Хаздьос… Во-ло-сьи висуцим — оой… — протянула Лантхильда, отбирая у Сигизмунда свою косу.
   — Ничего «ой», потерпишь, — сказал Сигизмунд.
   Сходил за феном. Лантхильда сидела на диване и с опаской следила за ним. Более догадливый кобель загодя уполз под диван. Только хвост остался.
   Когда Сигизмунд включил фен, пес поспешно заскреб лапами под диваном, пряча в убежище и хвост. Лантхильда съежилась. Не одобряла она фена. Не одобряла и боялась.
   — Ничего, ничего, — приговаривал Сигизмунд, водя феном над ее волосами.
   — Ницего? Ницего? Оой… Суцим? Оой… — постанывала Лантхильда.
   — Не суцим, а сушим. Су-шим. Скажи: «ш».
   Лантхильда свистела, свиристела. Видно было, что очень старается.
   — Умница ты наша, умница, — ворковал Сигизмунд и вдруг ни с того ни с сего завел прилипчивую песенку, которую давным-давно слышал в «Сайгоне»: — У Кота-Воркота наркота была крута…
   Песенка понравилась Лантхильде отсутствием шипящих. Она принялась подпевать, сперва копируя слова бессмысленно, как птичка, потом с некоторым пониманием.
   — Кот — это Мьюки, — пояснял Сигизмунд охотно (а фен в его руке устрашающе выл). — Воркот — это имя. Ик им Сигисмундс, мьюки ист Воркот. Кот-воркот.
   — Ворркот, — вкусно рокотала Лантхильда.
   Кобель, внезапно ожив, сделал резкий рывок под диваном и забился еще глубже.
   — Наркотаа — ист?..
   — Наркота ист плохо. Наркота ист срэхва. Причем такая срэхва, что не приведи Господи…
   — Мьюки мис срэхва… Йаа…
   — Крута — хорошая срэхва… То есть, ну такая сраная срэхва, что зашибись!
   — Все… плоохо… у мьюки…
   Лантхильда развеселилась.
   — Да, но кот-то дурак, двалс, он-то думает, что у него все хорошо, понимаешь?
   Вникнув в содержание песенки, Лантхильда принялась распевать ее с удвоенным энтузиазмом. После каждого раза она заливалась хохотом. Когда Лантхильда исполнила песенку в пятнадцатый раз, Сигизмунд выключил фен.
   Волосы у нее уже подсохли, но еще оставались влажными. Хоть не мокрые — и то хорошо. Такие волосы просушить — рехнуться можно.
   Сигизмунд протянул ей фен.
   — Хочешь попробовать?
   Лантхильда отстранилась. Покачала головой.
   — Нет, — подсказал Сигизмунд.
   — Неет…
   — Боишься? Охта?
   — Нии. Нии боисса…
   — Неправильно. «Боюсь». Скажи: «боюсь».
   — Баус.
   — Маус, маус, во ист дайн хаус?
   С этой малоосмысленной репликой Сигизмунд унес фен. Как только опасность миновала, кобель выбрался из-под дивана и завилял хвостом.
   Лантхильда сидела на диване с ногами, обхватив себя за колени, покачивалась из стороны в сторону и шипела, как змея:
   — С-с… с-с…
   — Ш-ш… — подсказал Сигизмунд. — Это же очень просто.
   — С-с, — упорно выдавала Лантхильда.
   Сигизмунд осознавал, что даже под дулом нагана озверевшего украинского националиста ни один москаль не мог выговорить слово «поляниця» так, чтобы это удовлетворило придирчивого хохла.
   — С-с, — трудилась Лантхильда.
   — Скажи: «шуба».
   Лантхильда помолчала. Напряглась. Покраснела, вытаращила глаза и вдруг выпалила яростным голосом:
   — Ш-шуба!
   — Ура! — закричал Сигизмунд. — Скажи: «шарф»!
   — Ш-шарф!
   — Скажи «поляниця», — потребовал Сигизмунд.
   Она произнесла это слово с неожиданной лихостью. Стало понятно, что Сигизмунда как чистокровного москаля бендеровец бы шлепнул не задумываясь, а вот Лантхильду наверняка помиловал. И сала бы дал. И горилки бы налил. Абыдно, слюшай…
* * *
   — Пора освежить в памяти избирателя и налогоплательщика светлый образ фирмы «Морена», которая живет, борется и побеждает.
   Так патетически начал Сигизмунд краткое совещание с трудовым коллективом. Точнее, со Светкой.
   Светка легла грудью на стол и попросила начальство уточнить, в какие именно органы оно желает дать рекламу.
   — Не рекламу, Света, а бесплатные объявления. Рекламу пусть, этта, враги наши печатают. Йаа…
   «Морена», как и множество других мелких рыбешек, традиционно давала объявления в газеты группы «Из рук в руки» и в «Рекламу-шанс».
   — А не начать ли нам действовать шире, масштабней, — раздухарился Сигизмунд. У него было хорошее настроение. Заговорила Лантхильда по-русски, заговорила! — А не увековечиться ли нам в «Желтых страницах», а?
   — Там же дорого, — усомнилась Светочка.
   — Мы не будем давать рекламу. Дадим бесплатную информацию.
   Светочка полезла за справочником. Справочник был гигантский, желтый, с множеством нарядной цветной рекламы и чудовищно неудобный в пользовании. Он был куплен на волне энтузиазма, после чего положен на полку. Когда требовалось куда-то позвонить, брали старый, весь исчирканный, справочник ПТС, либо незатейливо набирали 09.
   — Ой, а это не «Желтые страницы». Это «Петербург На Столе-95».
   — Какая разница… Поищи, там должен быть купон на размещение бесплатной информации.
   Светочка перелистала справочник. Из него выпала жеваная белая бумажка.
   Светочка наклонилась, подняла бумажку, радостно ойкнула.
   — Ой, это та самая, гербалайфная! Я еще вчера вам говорила, а вы не верили!
   — Дай-ка.
   Сигизмунд взял бумажку в руки. Пока Светочка листала справочник, прочел:
   «ВНИМАНИЕ! МЫ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ! Вы имеете честь стать участником события, которое войдет в историю России. Впервые в Санкт-Петербурге крупнейший международный телемост, который соединит 80 городов Европы, Америки и Австралии. 150 000 человек в открытом телеэфире празднуют официальное открытие компании HERBALIFE INTERNATIONAL в РОССИИ!!! Суббота, 22 апреля, начало в 20.00, вход бесплатный»…
   — Я же рассказывала, — не отрываясь от страниц справочника, говорила Светочка, довольная тем, что нашлось вещественное доказательство. — Прямо на православную Пасху и забабахали. Тут свечи, колокол, крестный ход, «Христос воскресе из мертвых», а напротив, нос в нос — эти гербалайфщики себя накачивают: ура, ура, добрый дядя из Америки привез нам мешок целебной травы…
   — У Кота-Воркота наркота была крута, — скороговоркой проговорил Сигизмунд.
   — Дела-а… — Он брезгливо отложил бумажку.
   — Нашла. — Светочка аккуратно вырезала купон длинными ножницами.
   Сигизмунд снял трубку, взял купон и набрал напечатанный там номер телефона.
   — «Петербург На Столе», добрый день, — отозвался приятный женский голос.
   — Я хотел бы разместить информацию о нашей фирме.
   — Минуточку, переключаю.
   В трубке дважды пискнуло. Другой женский голос, еще более приятный, произнес ту же сакральную фразу. Сигизмунд в ответ — бах! — свою сакральную фразу.
   — Вы можете прислать нам купон, — предложил приятный голос, — а можете просто продиктовать… Одну минутку, я открою базу…
   — Вы прямо в базу будете набивать?
   — Конечно.
   Сигизмунд продиктовал название фирмы, номер телефона.
   — Будьте добры, уточните, пожалуйста, профиль вашей деятельности. Это для рубрики в «желтых страницах».
   — А разве это не «Петербург На Столе»?
   Девушка в телефоне засмеялась. У нее был веселый взрывной смех.
   — Наш справочник состоит из двух разделов — «белые страницы» и «желтые страницы». В «белых страницах» фирмы размещаются по алфавиту, в «желтых» — по профилю их деятельности.
   Сигизмунд замялся.
   — Ну… все для животных. Корма, поилки, миски, дог-хаусы — возможно…
   — Что? — изумилась девушка в телефоне.
   — Конуры для псов, если точнее.
   Девушка заржала. Ну и смех, подумал Сигизмунд, небось, в офисе у них все перегородки прошибает.
   — Вы их под ключ возводите? — спросила девушка. — Нет-нет, это я так… Записываю… Конуры…
   — Травим насекомых, — продолжал Сигизмунд.
   На этот раз ему пришлось отвести трубку от уха, чтобы не оглохнуть.
   — Извините, — сказала девушка.
   — Да нет, ничего. Мне даже приятно.
   — Так в какую рубрику вас поместить?
   — А можно в две — уничтожение бытовых насекомых и зоотовары?
   — К сожалению, нет. Только в одну. Выбирайте, какая вам дороже.
   — Светка, что нам дороже — зоотовары или травля?
   — Вам видней.
   — Я тебя как бухгалтера спрашиваю.
   — Травля.
   — Бухгалтер говорит — травля нам дороже. Скажите, девушка, а сколько у вас стоит реклама?
   — Я могу передать ваши данные агенту. Он с вами созвонится, придет в удобное для вас время…
   — Да нет, не надо. Спасибо.
   — До свидания. Благодарим вас за то, что обратились к нам, — произнесла смешливая девушка еще одну сакральную фразу.
   Фирма Сигизмунду понравилась. Здесь разговаривали вежливо и в то же время душевно. Настроение у него поднялось еще больше.
   — Ну, и зачем нам это нужно? — спросила Светочка кисло.
   — Понятия не имею, — отозвался Сигизмунд. — Пусть будет…
* * *
   Лантхильда встретила Сигизмунда сияющая. В доме вкусно пахло выпечкой. Духовку освоила, смотри ты.
   Изделие Лантхильды было чем-то средним между хлебом и пирогом. Пирог по форме, хлеб по содержанию.
   — Хлиифс, — объяснила Лантхильда.
   — Хлеб, Лантхильда, хлеб.
   Она махнула рукой: мол, какая разница, лишь бы вкусно было.
   «Хлиифс» действительно оказался вкусным, так что Сигизмунд, умяв с молоком полкаравая, пришел в окончательное благодушие.
   — Рассказывай, красавица, чем тут без меня занималась?
   — Ле-жала, — честно сообщила Лантхильда.
   Сигизмунд заржал.
   — А еще?
   — Си-дела…
   Сигизмунд погладил ее по волосам.
   — Умница ты моя…
   Впрочем, оказалось, что Лантхильда не только лежала и сидела. Она еще приобщалась к искусству. Сигизмунд увидел несколько альбомов, снятых ею с полки. Удивил выбор — «Графика XX века», «Руанский Музей Изящных Искусств».
   Лантхильда быстро, возбужденно заговорила, выхватила «Руанский Музей» и раскрыла его на одной картине. Ни античное наследие, ни изыски академистов Лантхильду не увлекли. Ее внимание всецело было захвачено мрачноватым полотном какого-то не известного Сигизмунду Эвариста Люминэ. Если имя художника он с грехом пополам разобрал, то название картины, написанное, естественно, по-французски, осталось для Сигизмунда такой же тайной, как и для Лантхильды.
   Картина была завораживающе созвучна музыке Вагнера. По полноводной, подернутой предрассветным туманом реке медленно плыл плот. На плоту на бурых подушках из мешковины покоились бок о бок двое мертвецов. Они были завернуты в саван и закрыты богато расшитым покрывалом, но лица их оставались открыты. Мертвые глаза спокойно вглядывались вдаль. В ногах у них горела свеча. В поставце стояла икона, увитая розами. От картины веяло жутью и покоем.
   Лантхильда долго, вдохновенно говорила об этой картине — объясняла. Русских слов ей катастрофически не хватало. Вместе с тем Сигизмунд видел, что произведение Эвариста Люминэ оставило глубокий след в ее душе. Картина и вправду была хороша. Может быть, немножко чересчур красива.
   Наконец, Сигизмунд сообразил, что Лантхильда давно и с жаром его о чем-то спрашивает. Он не понимал, о чем. Тогда она прибегла к испытанному средству
   — к пантомиме. (Хорошо, Аська не видит. И ее придурок-реж — тоже.)
   Лантхильда бойко соскользнула с дивана, улеглась на полу, вытянув руки вдоль туловища, и застыла, изображая мертвеца. При ее довольно-таки костистом лице и слабой мимике изображение вышло устрашающе удачным. Она закатила глаза, слегка приоткрыла рот, поблескивая зубами. И даже дышать перестала.
   Сигизмунда неожиданно охватил панический страх. Сигизмунд-разумный понимал, конечно, что это только пантомима. Но Сигизмунд-спятивший мгновенно поверил в лантхильдину смерть и пришел в ужас.
   Он бросился к Лантхильде, схватил ее за плечи и начал трясти.
   — Никогда больше так не делай, поняла? Никогда!
   Она открыла глаза и заржала, страшно довольная.
   Потом вдруг сделалась серьезной, снова пересела на диван и заговорила, показывая то на мертвецов с картины, то на Сигизмунда.
   Он хлопнул ее по руке.
   — И так не делай.
   Она поглядела на него как на глупого.
   — Даудс ин ватам?.. Даудс… в вода?
   До Сигизмунда медленно дошло.
   — Куда мы мертвецов деваем?
   Взял бумажку, нарисовал могилку с крестиком. Ворону на крестик посадил.
   Лантхильда потыкала в крестик.
   — Галга? Паттамутто?
   — Во-первых, не паттамутто, а почему. Во-вторых, не галка, а ворона… Это крест.
   — Галга — креест. Дай!
   Она взяла карандаш. Нарисовала еще один крест. Постучала по нему.
   — Галга. По-цему?
   Сигизмунд подумал-подумал. Похоже, за две тысячи лет Благая Весть до девкиного таежного тупика так и не докатилась. А может, как докатилась, так и откатилась.
   — Надо, — кратко объяснил Сигизмунд.
   — Наадо, — начала Лантхильда, — наадо…
   Она взяла карандаш и быстро, уверенно нарисовала спеленутый труп, уложенный на кучу хвороста и объятый пламенем. Сигизмунд поразился выразительности и лаконичности ее рисунка — уже в который раз. Она стала значительно лучше рисовать. Кроме того в ее рисунках в последнее время появились отчаянно-смелые ракурсы. Сигизмунд поглядел на альбом «Графика ХХ века» — в творчестве Лантхильды все явственнее проглядывало сильное влияние Пикассо.
   — Сжигаете, значит? — Он подумал еще немного. — И мы сжигаем. Йаа.
   Он взял «Графику». Альбом сам раскрылся на Пикассо. Лантхильда мельком глянула на страницу, улыбнулась.
   — Ита годс. — Помедлила. Перевернула несколько страниц, попала на Кокто. — Йах ита годс ист. Йах… — Модильяни тоже заслужил оценки «годс». С некоторым сомнением — Лорка. И без всяких сомнений — Мунк.
   Сигизмунд оценил вкусы Лантхильды. Губа не дура.
   — Губа не дура, — произнес он вслух.
   — Гу-ба не ду-ура?
   — Губа… — начал Сигизмунд, опрокидывая ее на диван и валясь рядом. Альбомы упали на пол. — Губа у нас вот…
   Лантхильда хихикнула и обвила его шею руками.
   — А не дура, — продолжал Сигизмунд, прижимая ее к себе, — вот она…
   — Недура у Воркотаа йест, — не очень кстати отозвалась Лантхильда. — Оой…
* * *
   Дом, где находилась фирма «Морена», имел еще несколько флигелей, которые образовывали проходные дворы-колодцы. Все первые этажи в этих домах обсели небольшие фирмы под стать «Морене». Одни фирмы закрывались или переезжали, на их место вселялись новые. С некоторыми соседями Сигизмунд был знаком, здоровался, встречаясь во дворе.
   Наиболее близкими были фитоцентр «Окей» и фирма «Рио-Гранде», специализирующаяся на недвижимости.
   Вездесущий боец Федор знал, разумеется, всех.
   Сейчас навстречу Сигизмунду пылила по снегу шубой знакомая дама — генеральный директор «Рио-Гранде». Руководимая ею фирма маломощно барахталась в мутном мире риэлтерского бизнеса. Как-то раз, когда «Морена» только въехала в этот офис, недвижимая дама заходила к Сигизмунду — ей надо было срочно отправить факс. Свой сломался, не помогут ли соседи… Отчего же не помочь — помогли.
   Дама Сигизмунду нравилась. Была не столько красива, сколько эффектна. Носила невыносимое мини, открывая красивые ноги в тяжелых, почти армейских ботинках — мода странная и неожиданно женственная. На властном носу дамы при ее стремительном движении по двору подпрыгивали очки.
   Поздоровались. Посетовали на перепады давления и вообще на погоду. Потом дама между прочим осведомилась, нельзя ли ненадолго одолжиться в «Морене» лишним огнетушителем.
   — А что?
   Дама кивнула в сторону окон фитоцентра.
   — Коротнуло у них там вчера вечером. Проводка.
   Из дальнейшего рассказа дамы выяснилось следующее.
   В фитоцентре сгорел стол. По счастью, основное содержимое ящиков стола представляли различные травы. Травы тлели, смердя, и растревожили жильцов второго этажа. Так что сигнал тревоги пошел сразу по двум каналам: сработала сигнализация и начали звонить обеспокоенные жильцы. Дверь пришлось взламывать.
   Теперь предстояло ждать визита пожарной охраны и «Рио-Гранде», и «Морене».
   — Спасибо за предупреждение, — сказал Сигизмунд. Оба генеральных директора, озаботясь, стремительно разбежались по своим офисам.
   — Федор! — с порога позвал Сигизмунд.
   Светочка подняла голову.
   — Здравствуйте, Сигизмунд Борисович. Как от вас морозцем-то тянет!..
   — Где Федор? Опять шляется?
   — Да здесь он, в туалет вышел.
   — Так, — распорядился Сигизмунд. — Свет погасить, дверей не открывать, к телефону не подходить. Нас здесь нет… Огнетушитель, нужен огнетушитель. Срочно…
   В комнату упругой боксерской походкой вошел боец Федор.
   — Насчет пожарца, Сигизмунд Борисович, обеспокоены?
   — А ты откуда знаешь?
   — А я там был уже с утра, в фитоцентре. Да у них там особенно ничего и не погорело. Навоняло больше.
   — Федор, нужен огнетушитель. Срочно.
   — Ясно, что нужен. Вас дожидаюсь. Все схвачено, Сигизмунд Борисыч, все пучечком. Вы на колесах?
   — На «кислоте», — сострил Сигизмунд. Он почувствовал облегчение. — Почему не приняты меры маскировки? Инспекция в любой момент может нагрянуть.
   Федор подтянулся.
   — Значит, так. Докладываю, товарищ командир. Я как пришел, сразу в пожарку звякнул. У меня там дружок. Вместе в баню ходим. Дадут они нам два огнетушителя на сутки, только съездить надо да забрать, а потом отвезти.
   — Молодец! — Сигизмунд облегченно вздохнул. — Жить — значит бороться. Теперь коньяк.
   Пересчитал деньги. Пятьдесят с мелочью.
   Федор кашлянул.
   — Только не коньяк надо брать, Сигизмунд Борисыч, а бренди. Солидные люди сейчас коньяк не покупают. То что у нас сейчас продается за коньяк — это же бренди. Только плохой.
   — Слушай, Федор. И откуда ты все знаешь?
   — От информации, Сигизмунд Борисыч, часто зависит жизнь бойца. В минувшем году, каждый четвертый труп умер от перепоя. Статистика, блин. Армения в лучшие годы столько коньяка не экспортировала, сколько у нас продается. Так-то.
   — Хватит, рассуждать. Бренди так бренди. От оперативности тоже жизнь бойца зависит. — Сигизмунд повернулся к Светке. — В общем, Свет, сидишь тихо-тихо как мышка.
* * *
   Через сорок минут огнетушитель был доставлен. Федор выскочил, лихо хлопнув дверцей. Вытащил из багажника огнетушитель. Сноровисто пробежал в «Морену». Операция носила почти военный характер. Федор был на высоте и явно красовался.
   По дороге был приобретен с греческим бренди в коробке. Бренди продавался, разумеется, за коньяк, но тем не менее это был бренди. Но Федор уверял, что от этой бутылки еще никто не умер. Не ядовитый. Бойцу сообщила об этом газета «Экспертиза». Федор, будучи типичным представителем общества потребления, тщательно изучал эту газету.
   Вроде, экипировались. Федор извлек из запаски (он именовал это помещение «кондейкой») красный щит с топором и багром — наследие былых времен. Обычно щит стыдливо прятали, дабы не уродовать помещение и не отпугивать клиентов. Щит придавал помещению неистребимо советский вид. При виде этого щита хотелось снова вступить в пионеры.
   Теперь же входящий в «Морену» первым делом видел щит. Он висел в конце коридора, возле туалета. Огнетушитель был установлен у самой двери.
   Входишь — глаз падает на щит. Поворачиваешься закрыть дверь — и ударяешься локтем о могучий огнетушитель. Вопросы есть? Вопросов нет.
   Покончив с этим, Федор деловито спросил Сигизмунда:
   — А с субарендаторами что делать будем?
   — Скажи им. Пусть сами думают.
   Федор постучал в запертую дверь. Там не отвечали.
   — Ну что?
   — Вроде, нет там никого…
   — Да и хрен с ними.
   Проверка явилась после обеда. Вошла зачуханная тетя. Дальше все покатило по наезженному сценарию. Щит и огнетушитель услужливо бросились тете в глаза. Тетя сразу отметила, что обшивка рабочих помещений не соответствует. Сигизмунд и сам знал, что не соответствует. Для того и закупался бренди.
   В принципе, клятая деревянная обшивка была постоянным ключевым моментом пожарных проверок. Ее требовалось сменить.
   Постучав авторучкой по обшивке, тетя спросила, за какой стол лучше сесть. Ей отодвинули стул. Она уселась, вынула бумаги, разложилась. Начала составлять акт.
   Мурлыча и сочась елеем, Сигизмунд завел сладкие речи о том, какой дружный коллектив собрался под крышей «Морены». И как этот дружный коллектив хочет выказать свою приязнь данной тете. Воплощением же этой приязни, так сказать, в материальной оболочке… Словом…
   Перед тетей на столе деликатно стукнула упакованная в коробку длинная бутылка бренди…
   Тетя последовательно посмотрела на бутылку, на Сигизмунда, на обшивку. Подумала немного. Потом была порождена бумага. В соответствии с бумагой пожарная инспекция предлагала, а фирма «Морена» охотно соглашалась произвести замену обшивки в соответствии с нормами пожарной безопасности. Что было скреплено подписями высоких сторон.
   Срок замены обшивки не был определен. Он был определен как «приемлемый»: «в приемлемые сроки».
   После этого тетю с ритуальными поклонами и приплясываниями проводили к выходу. Федор открыл перед ней дверь. Потом деликатно притворил и показал Сигизмунду большой палец.
   Акт отправился в архивную папку. К своим собратьям.
* * *
   Из офиса Сигизмунд вышел поздно, но поехал не домой. Рано еще домой ехать. Денег оставалось шесть тысяч. Благородство — это, конечно, хорошо. Все правильно. Начальник и должен брать огонь на себя. Капитан последним покидает… Теперь главное подобрать слова. Но подходящие слова приходили на ум только по отношению к фитоцентру, устроившему пожар. Для другого слов просто не находилось.