Хаггард Генри Райдер. Принцесса Баальбека

   – Смотрите, это дом аль-Джебала, властителя гор, – сказала Масуда, – сегодня мы будем ночевать там. Ну, мои братья, выслушайте теперь меня. Немногие из чужестранцев, которые входят в этот замок, возвращаются из него живыми. Еще есть время; я могу проводить вас обратно. Вы хотите ехать вперед или вернуться?
   – Хотим ехать вперед, – в один голос ответили Годвин и Вульф.
   – Чего вы добиваетесь? Хотите отыскать вашу благородную девушку? Но почему вы приехали сюда, когда, по вашим словам, ее отвезли к Салахеддину? Только потому, что в былые дни аль-Джебал поклялся быть другом одного из членов вашего рода? Но ведь тот аль-Джебал умер, и вместо него правит другой, который не давал такой клятвы. Откуда вы знаете, что он поможет вам, а не убьет вас или не возьмет в плен? В этой стране я обладаю властью, – как или почему, не все ли вам равно? – могу защитить вас от всех ее жителей и, клянусь, сделаю это, так как один из вас спас мне жизнь, – прибавила она, взглянув на Годвина. – Но против господина Сипана я бессильна… я раба его.
   – Он враг Саладина и, может быть, из ненависти к султану поможет нам.
   – Да, теперь он больше, чем когда-нибудь, враг Салахеддина и, может быть, придет вам на помощь. Может быть, также, – многозначительно прибавила она, – и вы откажетесь от помощи, которую он предложит. О, подумайте, подумайте, – и в ее голосе зазвучала мольба, – в последний раз прошу вас: подумайте!
   – Мы достаточно думали, – торжественно ответил Годвин, – и что бы ни случилось, будем повиноваться приказаниям умершего дяди.
   Масуда наклонила голову в знак согласия, потом, снова подняв глаза, сказала:
   – Пусть так и будет. Вас нелегко заставить переменить решение, и это нравится мне; но примите мой совет: в городе Сипана не говорите по-арабски и притворяйтесь, что не понимаете нашего языка. Также пейте только воду (здесь она очень хороша), потому что Сипан часто угощает своих гостей странными винами; его напитки вызывают удивительные видения, что-то вроде припадков безумия, и заставляют людей совершать такие поступки, которых позже они стыдятся. Может быть, выпив вина аль-Джебала, вы произнесли бы какие-нибудь клятвы, и они впоследствии жестоко давили бы вам сердце; и только ценой жизни вы могли бы освободиться от них…
   – Не бойтесь, – ответил Вульф, – мы будем пить только воду; довольно с нас отравленного вина, – прибавил он, вспомнив рождественский пир в замке Стипль.
   – У вас, сэр Годвин, – продолжала Масуда, – висит на шее перстень, который вы так неосторожно показали мне, женщине, незнакомой вам, перстень с надписью, не понятной ни для кого, кроме великих людей этой страны, носящих название дансов. Я не выдам вашей тайны, но будьте благоразумны: ничего не говорите о кольце и никому не показывайте его.
   – Почему же? – спросил Годвин. – Этот знак дал Джебал нашему дяде.
   Масуда осторожно оглянулась и ответила:
   – Это кольцо – великая печать и, может быть, когда-нибудь спасет вам жизнь. Решив, что оно навсегда исчезло, умерший властелин, конечно, приказал сделать второй перстень, до того похожий на ваш, что я, державшая в руках оба, не могла бы отличить один от другого. Перед тем, у кого есть такое кольцо, откроются все двери; но если станет известным, что у него второй перстень, – он умрет. Вы понимаете?
   Д'Арси сделал утвердительный знак, и Масуда продолжала:
   – Наконец, хотя, может быть, вы найдете, что я прошу слишком многого, доверяйте мне, даже если вам начнет казаться, что я веду двойную игру, ведь для вас я, – и она вздохнула, – нарушила клятву и произнесла слова, за которые должна была бы умереть под пыткой. Нет, не благодарите меня, потому что я делаю лишь то, что должна делать, как раба… как раба.
   – Чья раба, – спросил Годвин.
   – Властелина Гор, – ответила она с прелестной, но печальной улыбкой и, не говоря ни слова, поехала дальше.
   – Что она хотела сказать? – спросил Годвин Вульфа.
   – Ведь если Масуда говорит правду, то, предупреждая нас, она нарушила верность этому властелину.
   – Ничего не понимаю, брат, да и понимать не хочу, – ответил Вульф. – Может быть, все ее речи клонятся только к тому, чтобы ослепить и одурачить нас, а может быть, и нет. Оставим рассуждения и доверимся судьбе.
   – Хороший совет, – сказал Годвин, и д'Арси молча поехали дальше.
   К вечеру они увидели стену внешнего города, а в ней тяжелые ворота. Тут их встретил отряд всадников с серьезными лицами; поговорив с Масудой, воины проводили рыцарей и их спутницу через подъемный мост, который перекидывался с одного берега рва, высеченного в скалах, на другой, и через тройные железные ворота; тут начался город. Они двинулись вверх по очень узкой и очень крутой улице; справа и слева на крышах домов и в окнах виднелись люди; многие из них стояли на вечерней молитве; все оборачивались и смотрели на путников. В верхнем конце д'Арси увидели другие укрепленные ворота, на башенках которых были часовые в длинных белых плащах, до того неподвижные, что братья сначала приняли их за каменные изваяния. После коротких переговоров тяжелые тройные створки тоже распахнулись перед путниками.
   Д’Арси увидали чудеса: между внешней частью города и дворцом с внутренним городом зияла широкая пропасть глубиной более чем в девяносто футов. Через ров бежала дорожка – мост длиною в двести ярдов, сооруженный из глыб камня; его поддерживали арки, которые поднимались из глубины.
   – Поезжайте и не бойтесь, – сказала Масуда. – Ваши лошади привыкли к высотам; я и грузовые мулы двинемся за вами.
   Годвин, скрывая сомнения, которые зашевелились у него в сердце, потрепал своего коня по шее, и Огонь, на минуту остановившийся, снова двинулся вперед, высоко поднимая копыта и поглядывая то вправо, то влево на зиявшую бездну. Дым знал, что он может пройти там, где прошел Огонь, и не отставал от него, хотя немного пофыркивал; мулы, не боявшиеся высот, если их ноги не скользили, пошли за конями.
   Наконец путники очутились на противоположной стороне пропасти, проехали через новые ворота, по обеим сторонам которых поднимались широкие террасы, оставили позади себя длинную улицу и выехали на большой двор в стенах большой грозной крепости. Тут подошел к ним человек, весь в белом, и низко поклонился; за ним выбежали слуги, помогли рыцарям сойти с лошадей и отвели лошадей к ряду конюшен, помещавшихся по одну сторону двора; братья пошли за ними, чтобы прибрать лошадей. Наконец первый воин, терпеливо ждавший рее время, провел их по различным коридорам в комнаты для гостей – большие помещения с каменными потолками; тут братья увидели свои вещи. Масуда сказала, что на следующее утро она придет к ним, и ушла вместе с воином.
   Вульф оглядел большую сводчатую комнату, в которой с наступлением тьмы слуги зажигали мерцающие лампы, вставленные в железные кольца, вделанные в стену, и сказал:
   – Ну, я охотнее переночевал бы в пустыне со львами, чем в этом унылом месте.
   Едва он сказал это, как закрывавшие дверь занавески раздвинулись, и в комнате показались статные женщины, окутанные покрывалами и с блюдами в руках. Они поставили кушанья на пол перед д'Арси, знаками, улыбками приглашая братьев пообедать, их подруги внесли чаши с ароматной водой и облили ею руки рыцарей. Тогда д'Арси сели и стали есть странные, но очень вкусные кушанья. В то же время откуда-то понеслись нежные песни и звуки арф и лютен. Братьям предложили вино, но, вспомнив слова Масуды, они попросили воды, и через несколько времени их просьба была исполнена.
   После обеда красавицы ушли и унесли блюда и тарелки; тогда появились черные невольники; они провели братьев в ванны, да в такие, каких рыцари еще никогда не видывали; д'Арси сначала омылись теплой, а потом холодной водой. После ванны их растерли пряными ароматными маслами, завернули в белые плащи и отвели обратно в их комнату, где уже стояли приготовленные постели. Усталые д'Арси легли; в это время снова началась сладкая музыка, и под нежные звуки они заснули.
   Открыв глаза, братья увидели, что через высокие окна льется утренний свет.
   – Ты хорошо спал? – спросил Вульф.
   – Довольно хорошо, – ответил Годвин. – Только мне всю ночь казалось, что сюда входили какие-то люди и смотрели на меня.
   – Мне грезилось то же самое, – сказал Вульф, – и, кажется, это не был сон. Вот на моей постели лежит одеяло, его не было, когда я лег.
   Годвин оглянулся и увидел, что на его постели также лежит одеяло, которое, конечно, принесли ночью, когда в этом высоком месте делалось холодно.
   – Я слышал рассказы о зачарованных замках, – сказал он. – И теперь, мне кажется, мы в волшебном дворце.
   – Да, – ответил Вульф, – и до сих пор нам очень хорошо.
   Они встали, оделись в свежее платье и накинули лучшие плащи, которые привезли с собой на мулах. Вскоре вошли закрытые покрывалами женщины и подали им вкусный завтрак. Окончив его, д'Арси знаками показали одной из служанок, что им нужны тряпки, которыми они могли бы почистить свои рыцарские доспехи; братья не говорили ни слова по-арабски, помня совет Масуды делать вид, будто они не знают арабского языка. Служанка кивнула головой, ушла и скоро вернулась с другой прислужницей. Они принесли куски замши и какую-то пасту в кувшине; девушки уселись на пол, без просьбы братьев взяли кольчуги и стали так тереть их, что они заблестели, как серебро; братья же чистили свои шлемы, шпоры, щиты, мечи и кинжалы, а также точили лезвие камнем, который возили с собой для этой цели.
   Работая, служанки говорили между собой тихим голосом, и многое из их беседы братья поняли.
   – Красавцы, – сказала первая девушка, – хорошо было бы, если бы нам достались такие красивые мужья.
   – Да, – ответила другая, – и знаешь, рыцари эти до того похожи друг на друга, что, вероятно, они близнецы. Ну, которого же из них ты бы выбрала себе?
   Долгое время девушки разговаривали, сравнивая Годвина с Вульфом; лица братьев сильно покраснели от смущения, и они стали неистово тереть щиты, чтобы объяснить свой румянец усталостью.
   Наконец одна из служанок заметила:
   – Жестоко поступила госпожа Масуда, заманив этих красивых птиц в сети нашего господина, лучше сделала бы она, если бы предупредила их.
   – Масуда всегда была жестокой, – ответила другая, – и она ненавидит всех мужчин. Только мне думается, что если она полюбит кого-нибудь, то полюбит крепко, и, может быть, ее любовь будет для него хуже ненависти.
   – А эти рыцари шпионы? – спросила первая.
   – Я думаю, – послышался ответ. – Глупые люди, они воображают, что могут шпионить в стране шпионов! Лучше, если бы они дрались, так как, вероятно, хорошо умеют сражаться. Что-то будет с ними?
   – Думаю, то, что случается всегда; сначала они проведут время хорошо, а потом, если для них не найдется другого дела, им предложат переменить веру или выпить кубок. Впрочем, если они окажутся людьми знатными, может быть, их посадят в тюрьму, чтобы взять за них выкуп. Да, да, жестоко поступила Масуда. Зачем она обманула их? Ведь, может быть, они мирные путешественники и просто хотели осмотреть наш город?
   В эту минуту занавесь отодвинулась, и вошла сама Масуда. Она была одета в белое платье, и на ее груди с левой стороны краснела вышивка в виде кинжала. Ее длинные черные волосы падали на плечи, полускрытые раздвинутым спереди покрывалом, которое свешивалось у нее с головы. Еще никогда не казалась она д'Арси такой красивой.
   – Привет, братья Петер и Джон, – сказала Масуда по-французски. – А разве это подходящее занятие для пилигримов? – прибавила она, указывая на мечи, которые они точили. Братья поклонились ей.
   – Да, – ответил Вульф, – для пилигримов в этот святой город.
   Девушки, чистившие кольчуги, тоже поклонились; казалось, в этом дворце Масуда была лицом важным. Она взяла одну из кольчуг и резко сказала:
   – Плохо вычищено. Я думаю, вы лучше болтаете, чем работаете. Ну, ничего. Помогите этим рыцарям надеть их. Глупые! Это кольчуга сероглазого путника. Дай мне ее, я буду его оруженосцем, – и она вырвала кольчугу из рук служанки. Когда Масуда отвернулась, девушки переглянулись.
   Братья вполне вооружились и накинули на себя плащи; Масуда сказала:
   – Теперь вы совсем похожи на пилигримов. Слушайте, у меня есть к вам дело. Господин, – и она нагнула голову так же, как и служанки, угадавшие, о ком она говорит, – через час примет вас; до тех пор, если вам угодно, мы погуляем по саду, который стоит посмотреть.
   Д'Арси пошли за нею; подле занавеси она шепнула им:
   – Во имя любви к жизни, помните все, что я вам говорила, главное же о вине и кольце – если вы впадете в сон выпитых напитков, вас обыщут. Со мной говорите только об обыкновенных вещах.
   В галерее за занавесью стояли стражи в белых одеждах, вооруженные копьями; не говоря ни слова, они повернулись и пошли за братьями. Прежде всего д'Арси отправились в конюшню взглянуть на своих коней; заслышав их шаги, Огонь и Дым тихонько заржали. Лошади были в хорошем виде, и целое общество конюхов собралось кругом коней, обсуждая их стати, их красоту; все низко поклонились братьям. Из конюшни д'Арси прошли в знаменитые сады, которые считались самыми роскошными на всем Востоке. И действительно, прекрасны были они, засаженные редкими деревьями, кустами и цветами. Между одетыми папоротником скалами вились ручейки и падали с высоких утесов в виде пенистых водопадов. Местами кедры бросали такую густую тень, что под их ветвями яркий день превращался в сумрак; открытая почва была, как ковром, покрыта цветами, которые наполняли воздух благоуханием. Повсюду красовались розы, мирты, деревья, увешанные великолепными плодами; со всех сторон неслось воркование голубей и пение множества птиц с яркими перьями, которые, как блистающие драгоценности, перепархивали с одной пальмы на другую.
   Целую милю шли братья по дорожке, усыпанной песком. Масуда и стража провожали их. Миновав заросли шепчущих, похожих на тростник растений, д'Арси увидели низкую стену, а за ней у самых своих ног широкую и зиявшую расщелину, через которую они переехали, направляясь в замок.
   – Этот широкий ров окружает внутреннюю часть города, крепость и сад, – сказала Масуда. – И кто в наши дни может перебросить через него такой мост? Теперь пойдем обратно.
   Они вернулись в замок другой дорогой. Их ввели в переднюю, где стояло двенадцать часовых. Масуда ушла, оставив обоих д'Арси посреди воинов, смотревших на них окаменелыми глазами. Но скоро она вернулась и знаком предложила им идти за нею по длинному коридору. В конце этого прохода д'Арси увидели занавесь, которую охраняли двое часовых. При виде братьев воины раздвинули занавесь. Тогда рука об руку Годвин и Вульф вошли в большую залу, длинную, как церковь Стенгетского аббатства, и наполненную толпой людей, сидевших на полу; дальше она сужалась, как церковный притвор.
   Тут стояло и сидело еще много людей со свирепыми глазами, с тюрбанами на головах и с большими ножами за поясом. Впоследствии д'Арси узнали, что это были федаи, которые ждали только, чтобы исполнять приказания своего, господина. В конце узкой части залы опять висели занавеси, а за ними были двери, охранявшиеся часовыми. Их створки распахнулись, и братья очутились на залитой солнцем, открытой террасе. Справа и слева сидели старые длиннобородые люди, числом двенадцать, скромно склонив головы. Это были даисы, или советники, аль-Джебала.
   В конце террасы под балдахином, покрытым великолепной резьбой стояли два исполина-воина, и на их белых одеждах рдели красные кинжалы. Между воинами лежала черная подушка, а на ней виднелась какая-то странная черная же груда. Сначала, глядя из яркого солнечного света в тень, братья не могли понять, что это такое. Потом они рассмотрели блестящие глаза, и им стало ясно, что это совсем не груда, а человек в черном тюрбане на голове и в черном одеянии, скроенном в виде колокола и застегнутом на груди сияющим камнем, красным, как кровь. Он от своей тяжести так погрузился в мягкую подушку, что на виду остались только складки его колоколообразного платья, красный камень на груди и голова. Странный человек этот походил на свернувшуюся кольцами черную змею, и его черные глаза тоже походили на змеиные. В глубокой тени, падавшей от навеса и от широкого черного тюрбана, нельзя было рассмотреть черт его лица.
   Все в этом существе было так ужасно, оно так мало походило на человека, что братья невольно вздрогнули. Они были люди, он тоже был человеком; однако между грудой с бисеринками-глазами и двумя высокими европейцами-воинами в сияющих кольчугах и цветных плащах и шлемах противоположность была не меньше, чем между жизнью и смертью.

XI. ГОСПОДИН СМЕРТИ

   Масуда выбежала вперед и бросилась ниц перед балдахином; Годвин и Вульф стояли и смотрели на черную груду; груда смотрела на них. Потом по одному знаку его подбородка Масуда поднялась и сказала:
   – Чужестранцы, вы стоите перед властителем Сипаном, Господином Смерти. Преклоните колена и приветствуйте властелина.
   Братья выпрямились: они не хотели опуститься на колени и только поднесли руки ко лбу. И вот откуда-то из пространства между черным тюрбаном и черным одеянием послышался глухой голос, спрашивавший по-арабски:
   – Это те люди, которые привезли мне львиную шкуру? Чего хотите вы, франки?
   Д'Арси молчал.
   – Устрашающий властитель, – сказала Масуда, – эти рыцари только что приехали из Англии через моря и не понимают вашего языка.
   – Расскажи мне, кто они и чего просят, – сказал аль-Джебал.
   – Страшный господин, – ответила Масуда. – Как я прислала сказать тебе, они родственники рыцаря, который во время сражения спас жизнь того, кто правил перед тобой и ныне сделался жителем рая.
   – Я слышал, что был такой рыцарь, – прозвучал голос. – Его звали д'Арси, и на его щите был такой же знак – знак черепа.
   – Господин, это братья д'Арси, и они пришли просить твоей помощи против Салахеддина.
   При имени султана черная груда заволновалась; так двигается змея, почуяв опасность. Под большим черным тюрбаном выпрямилась голова.
   – Какой помощи и зачем? – спросил голос.
   – Господин, султан украл девушку из их дома, племянницу того д'Арси; рыцари – ее братья и просят тебя помочь им вернуть ее.
   Бисеринки-глаза загорелись любопытством.
   – Мне донесли об этой истории, – прозвучал голос. – Но какие доказательства есть у этих франков? Тот, кто был до меня, дал кольцо, а вместе с ним известные права в нашей стране рыцарю д'Арси, который помог ему в опасности. Где же то священное кольцо, с которым он, по безумию, расстался?
   Масуда перевела вопрос; но, увидев предостерегающий свет в ее глазах и помня все, что она сказала, братья отрицательно покачали головами, и Вульф ответил;
   – Наш дядя, рыцарь сэр Эндрю, был зарублен солдатами Салахеддина и, умирая, велел отыскать тебя, властелин. Он не мог успеть рассказать нам о кольце.
   Голова в тюрбане упала на грудь.
   – Я думал, – сказал Сипан Масуде, – что это кольцо у них, и потому, женщина, позволил тебе привезти их сюда после того, как ты донесла мне о них из Бейрута. Нехорошо, что святая печать ходит по миру, а тот, кто ушел до меня, умирая, поручил мне вернуть ее. Пусть они отправятся в свою страну и вернутся сюда с древним кольцом, тогда я помогу им.
   Масуда перевела только последнюю фразу; братья опять сделали отрицательный знак. На этот раз заговорил Годвин:
   – Далеко лежит страна наша, о, господин, и где можем мы найти давно потерянный перстень? Да не будет наше путешествие тщетно, о могучий, окажи нам помощь против Салахеддина.
   – Я все дни моей жизни совершал суд над Салахеддином, – ответил Сипан, – а между тем он властвует надо мной.
   Теперь я сделаю вам одно предложение, франки, принесите мне его голову или, по крайней мере, убейте его. Я скажу вам, как сделать это, и тогда мы потолкуем снова.
   Услышав это, Вульф по-английски сказал Годвину:
   – Мне кажется, нам лучше уехать. Нехорошо здесь. – Но Годвин ничего не ответил. Так они стояли, не. зная, что сказать; в это время в дверях показался человек, упал на руки и на колени и подполз к подушке между двойным рядом даисов.
   – Докладывай, – по-арабски сказал Сипан.
   – Господин, – ответил пришедший. – Твоя воля исполнена относительно корабля. – Дальше он заговорил шепотом, так, что д'Арси не могли ни слышать, ни понять его слов. Когда он умолк, Сипан сказал:
   – Пусть войдет федай и сам расскажет все; пусть также приведут пленников.
   Один из даисов, тот, который сидел ближе всего к балдахину, поднялся и, указав пальцем на братьев, спросил:
   – Какова твоя воля, властитель, относительно этих франков?
   Черные глаза, которые, казалось, проникали в самую душу, пристально посмотрели на братьев. Довольно долго Сипан молча раздумывал. Д'Арси дрожали, зная, что он мысленно рассуждает о них, что от его слова зависит их и жизнь, и смерть.
   – Пусть остаются, – сказал он наконец. – Может быть, я захочу задать им несколько вопросов.
   Минуты две стояла полная тишина. Сипан, Господин Смерти, ушел в свои мысли, сидя в черной тени балдахина; даисы смотрели куда-то вдаль; исполины стражи застыли, точно статуи; Масуда из-под длинных ресниц смотрела на братьев, а д'Арси не спускали глаз с резкого края тени, падавшей от балдахина на мраморный пол. Они старались казаться спокойными, но их сердца бились быстро, так как они предчувствовали, что скоро совершатся великие события, хотя и не знали какие.
   Так глубока была тишина, таким ужасным казалось это нечеловеческое, похожее на змею, существо, такими странными представлялись его дряхлые, бесстрастные советники, что страх, как во время кошмара, охватывал д'Арси. Годвин спрашивал себя, не может ли аль-Джебал видеть кольцо, лежавшее на его груди, или что случится, если он увидит его; Вульфу хотелось громко крикнуть, пошевелиться, сделать что-нибудь, что нарушило бы мертвую тишину. И минуты для братьев тянулись, как часы.
   Наконец позади д'Арси послышалось какое-то движение, и по приказанию Масуды они разошлись и остановились друг против друга. В ту же минуту занавеси раздвинулись. Вошло четверо людей, которые несли носилки, покрытые полотном: под этим покрывалом виднелся абрис неподвижной человеческой фигуры. Носилки поставили на пол подле балдахина, невольники распростерлись ниц, потом ушли, отступая до края террасы.
   Снова все смолкло: братья спрашивали себя, чей труп лежал на носилках; что это было мертвое тело – они не сомневались. Снова распахнулись занавеси, и на террасе появилось шествие. Впереди двигался высокий человек, весь в белом, с красным вышитым кинжалом на груди; за ним появилась высокая женщина, окутанная длинным покрывалом; за нею шел плотный рыцарь во франкском вооружении и в шлеме, закрывавшем ему лицо; за ним четыре стража. Все прошли между двумя рядами даисов. Братья со странным замиранием сердца смотрели на движения закутанной женщины, которая не поворачивала головы ни вправо, ни влево. Глава небольшой процессии остановился перед балдахином и, бросившись ниц рядом с носилками, несколько минут не двигался. Женщина, которая шла за ним, тоже остановилась и, увидев черную груду, похожую на змею, вздрогнула.
   – Открой лицо, – приказал ей голос Сипана.
   Она колебалась, потом быстро сняла какую-то застежку, и вуаль спала с ее головы. Братья посмотрели и протерли глаза: перед ними стояла Розамунда.
   Да, это была Розамунда, усталая, измученная болезнью, но, несомненно, она. При виде бледной, царственной красоты девушки груда на подушке задвигалась, и в бисеринах-глазах загорелся свет. Даже даисы очнулись; Масуда закусила красные губы, и ее оливковая кожа побледнела; она пожирала глазами Розамунду, точно желая прочитать в ее сердце.
   – Розамунда! – в один голос вскрикнули братья.
   Она услышала; когда д'Арси кинулись к ней, молодая девушка посмотрела на них и с легким восклицанием обняла одной рукой шею Годвина, другой Вульфа. Ее ноги подогнулись, и коленями она коснулась земли. В ту минуту, как братья наклонились, чтобы поднять ее, Годвин вспомнил, что Масуда выдала Розамунду за их родную сестру. С сестрой их могли оставить, а в противном случае дьявол в черном платье…
   – Послушайте, – шепнул он по-английски, – мы не ваши двоюродные братья, а родные, от разных матерей, и мы не говорим по-арабски.
   И Розамунда, и Вульф услышали: остальные подумали, что они обмениваются приветствиями, тем более что Вульф начал без разбора кричать по-французски:
   – Привет тебе, сестра, найденная сестра, – и т. д.
   Розамунда открыла глаза и подала братьям обе руки. В это время послышался голос Масуды, которая переводила слова Сипана.
   – Ты, госпожа, кажется, знаешь этих рыцарей?
   – Знаю хорошо, – ответила она, – это мои братья; меня украли, опоив их; наш отец был убит…
   – Как это может быть, госпожа? Ведь, говорят, ты племянница Салахеддина? Разве эти рыцари тоже племянники Салахеддина?
   – Нет, – ответила Розамунда, – они сыновья моего отца, но от другой жены.
   По-видимому, Сипан поверил Розамунде, по крайней мере, он перестал задавать вопросы. Он задумчиво сидел, все молчали; через несколько мгновений в конце террасы послышался шум, и обернувшиеся братья увидели, как плотный рыцарь старался пробиться вперед, а стража не пускала его. И Годвин вспомнил, что как раз перед тем, как Розамунда сняла покрывало, этот же рыцарь внезапно пошел к концу террасы.