Страница:
— Вы правы, именно так.
— Извините, дорогая. Я не один из ваших молокососов, ищущих фривольных отношений, и не представитель богемы, предлагающий прекрасной леди развлечение по возвращении в ее покои. Такой путь не для нас, даже если вы предпочитаете не рисковать.
— Я не вижу ни одного пути для нас.
— Неужели? А я иного мнения…
Возобновившееся непреодолимое желание подстрекало его продемонстрировать ей свою любовь прямо сейчас.
Он заставил себя отвернуться, боясь не совладать с искушением.
— Возвращайтесь домой. Я подожду, пока вы не уйдете, а потом последую за вами.
Ей хватило здравого смысла не перечить. Она быстро пошла по тропинке, ведущей к дому.
Глава 14
Глава 15
— Извините, дорогая. Я не один из ваших молокососов, ищущих фривольных отношений, и не представитель богемы, предлагающий прекрасной леди развлечение по возвращении в ее покои. Такой путь не для нас, даже если вы предпочитаете не рисковать.
— Я не вижу ни одного пути для нас.
— Неужели? А я иного мнения…
Возобновившееся непреодолимое желание подстрекало его продемонстрировать ей свою любовь прямо сейчас.
Он заставил себя отвернуться, боясь не совладать с искушением.
— Возвращайтесь домой. Я подожду, пока вы не уйдете, а потом последую за вами.
Ей хватило здравого смысла не перечить. Она быстро пошла по тропинке, ведущей к дому.
Глава 14
— Какая жалость, что вы должны все лето носить траур! — воскликнула Дороти. — Хотя, я думаю, этого можно избежать, так как вам следует присутствовать в сентябре на балу в честь коронации. И потом вы ведь Эвердон! Ты не согласен, Эйдриан?
— Если герцогиня ищет обоснование, я уверен, что мы вправе предъявить подобный аргумент.
Прогуливаясь рядом со своей тетушкой, Эйдриан взглянул на Софию. Широкие поля ее капора, украшенного черными перьями, частично скрывали ее лицо, оставляя открытыми нос и подбородок.
Эйдриан пригласил на прогулку Дороти, зная, что они скорее всего встретят Софию, так как обычно в такой час она гуляла в парке. Он был вынужден прибегнуть к подобным манипуляциям, потому что София упорно избегала его. Она отказалась от его услуг, как только закончилось их совместное путешествие, связанное с выдвижением кандидатов. С тех пор как она приехала в Лондон, то есть три недели назад, даже если она принимала его, то обязательно присутствовал кто-то еще.
София и сейчас умудрилась завести разговор с Дороти, не предполагающий его участия. Дамы шли впереди в нескольких шагах от него, а граф Динкастер семенил рядом с ними. Появление графа на прогулке, как подозревал Эйдриан, не предвещало ничего хорошего.
Эйдриан сосредоточил внимание на других гостях. Дэниел Сент-Джон и его жена Диана тоже решили совершить утреннюю прогулку, Эйдриан представил их герцогине еще до того, как они встретились в парке.
— Она, кажется, узнала вас, — обратился он к Дэниелу.
— Мы встречались раньше, несколько лет назад, когда заезжали в свой дом в Париже.
— Тогда вы, наверное, наслышаны о ее жизни там?
— Мисс Роли, как и постоянный круг ее друзей, хорошо известна в Париже. — Голос Сент-Джона не содержал ни критики, ни сарказма. — Жизнь, которую она вела там, представлялась совершенно особенной. Да и сама она была другой. Жаль, если ей не удастся сохранить нечто похожее здесь.
Эйдриан понимал, что Сент-Джон говорит исходя из собственного опыта. Дэниел Сент-Джон и сам вел иную жизнь, нежели ему предписано от рождения. Эйдриан относился к одним из немногих в Англии, кто знал его секрет, как и то, почему этот секрет существовал. Он не очень понимал, почему Дэниел продолжал настаивать на обмане, когда причины его давно исчерпаны.
— Она выглядит усталой, — внимательные глаза Дианы рассматривали черное платье герцогини, — я думаю, возвращение домой стало для нее настоящим испытанием.
— Да, а приезд в Лондон еще более усугубил ситуацию. Постоянный поток посетителей утомляет ее. Каждая светская дама считает своим долгом лично взглянуть на нее, прежде чем согласиться со все более крепнущим мнением, что София на самом деле не годится для отведенной ей роли.
— Позвольте мне… Они также считают, что подходящий супруг мог бы возместить ее недостатки и она бы преуспела, если бы вышла замуж за сына, племянника или брата очередного посетителя, — добавил Сент-Джон.
— Без сомнения, — согласился Эйдриан. — Я устроил ее встречу с Дороти, ведь ей необходим друг, который защитил бы ее в течение тех нескольких месяцев, что она будет здесь.
— Весьма умно с вашей стороны, — поддержала его Диана, — так как у нее нет семьи, которая могла бы ей помочь. Она должна пройти через все одна. Может быть, она прибегнет к помощи друзей, которые не являются частью светского ада? Если вы не возражаете, я приглашу ее поболтать о Париже. Во всяком случае, она всегда может рассчитывать на нас.
— Как мне кажется, вы оказали ей существенную помощь, — отозвался Эйдриан, — невзирая на то, кто при надлежит к ее кружку, а кто нет, как она утверждала в Париже.
Дружба с Дэниелом и Дианой Сент-Джон не унизит герцогиню. Сент-Джон невероятно разбогател благодаря торговому флоту и финансовым операциям и мог купить большинство пэров королевства.
— Тогда я проявлю инициативу, и посмотрим, откликнется ли она. — Диана ускорила шаг, стараясь догнать Дороти. Как только она поравнялась с ней, граф немного отстал от женщин.
— Похоже, он хочет поговорить с вами, — заметил Сент-Джон.
— Другого объяснения его неожиданному появлению просто не придумаешь, — отвечал Берчард. — Вероятно, ему за несколько месяцев не удалось пройти пешком столько, сколько за сегодняшнее утро.
— Пожалуй, мне лучше удалиться. — Подойдя к своей жене, Сент-Джон отвел ее от других женщин. Они повернулись и пошли своей дорогой.
Эйдриан и граф остались один на один. Граф бочком подвинулся поближе к Эйдриану.
— Дело сделано? — вполголоса спросил он, стараясь, чтобы женщины не слышали.
— Как мы и говорили, они избраны и прибыли для участия в заседаниях парламента.
Кандидатов Софии действительно избрали, но общего числа тори оказалось недостаточно для победы. Виги голосовали по мандатам, которые жестко контролировались палатой общин.
Веллингтон, Пил и другие лидеры тори столкнулись с деликатной ситуацией. Цель заключалась в том, чтобы билль на худой конец был смягчен, и почти при равном делении голосов палата лордов могла зарубить его, не встретив публичного неодобрения. Такое положение означало, что двенадцать голосов Софии все еще имели значение, так как пустующее место Эвердона в палате лордов становилось критическим.
— Из Корнуолла ползут слухи, будто она не сказала им, как голосовать. — Граф с сомнением почесал затылок.
— Ей предстоит решить данный вопрос сейчас, — ответил Эйдриан.
— Говорят, что там произошел бунт.
— Разве это бунт?
— Ты полагаешь, что удастся справиться с недовольством? Удержать ее в узде? — вскинул брови граф.
— Она не лошадь, чтобы держать ее в узде, — отвечал Эйдриан.
— Да, она женщина, которой должен управлять муж. Стидолф так ничего и не понял, хотя надеюсь, кто-то объяснит ему. Он думает, что он все еще первый претендент. Как бы кто-то другой не увел молодую кобылку в свой загон! Почему Эвердон не мог произвести на свет хорошенькую, скромную, послушную кобылку?
— Может быть, он и произвел, но слишком сильно натянул удила, и она взбунтовалась, не желая простить ему деспотизма. Ну а теперь не думаете ли вы, что мы достаточно поглумились над метафорой и пора оставить лошадей в покое?
Такой нескончаемый разговор они вели годы, и Эйдриан не мог дождаться, когда он кончится. Переливать из пустого в порожнее можно бесконечно, но, право же, надоело.
Внезапно граф развернулся, преградив дорогу Эйдриану.
Эйдриан встретил взгляд его серых глаз, таких непохожих на его собственные. Бледная кожа графа покраснела от непривычно долгой ходьбы. Зачесанные назад седые волосы, когда-то такие же светлые, как у Колина и Гзвина, топорщились из-под шляпы. Лицо, в прошлом худое, и грудь, когда-то мускулистая и сильная, как у его сыновей, стали дряблыми и рыхлыми от слишком сильного потворства своим слабостям. Как и его ум.
Эйдриан подумал, что если бы палата лордов состояла полностью из людей, подобных его отцу, то он голосовал бы за реформы.
— Она вчера посетила митинг радикалов, — сообщил граф.
— Неужели? — Эйдриан искренне удивился: граф думает, что такой факт представляет для кого-то новость! Он мог сам рассказать, куда она отправлялась каждый раз, когда выходила из дома в течение последних недель. Более того, он мог изложить, что она ела в тот или иной день. Он мог бы рассказать, что и она не осталась равнодушна к тому увлечению экстравагантностью, которое захватило весь город благодаря модисткам.
Он мог бы ответить, что она дважды получала письма от капитана Брута и не послала за Эйдрианом, чтобы обсудить их с ним.
— Леклер держал речь, — продолжал граф Динкастер. — Герцогиня беседовала с ним после. Она собирается завтра посетить его дом.
Виконт Леклер — один из нескольких пэров, принадлежащих к партии тори, но поддерживающих реформу, — состоял членом кружка друзей Эйдриана, который включал Сент-Джона и несколько других мужчин. Они многое пережили вместе, что укрепило их узы, стоявшие выше общественного положения и политических взглядов. В юности они учредили Общество хэмпстедских дуэлянтов, составлявшее, в сущности, единственный круг, куда он действительно был принят и к которому он на самом деле принадлежал. От случая к случаю они все еще собирались в Академии фехтования шевалье Корбета для тренировок.
— Жена Леклера актриса, — заметил Эйдриан. — Герцогиня, возможно, скорее интересуется творчеством, нежели политическими взглядами Леклера.
— Актриса! Проклятие! Подумать только, женщина поет в опере! Нам еще не хватает американских нравов! Леклер всегда был такой надежный, а теперь она погубит его. Каждому известно, что он слишком увлекся коммерцией. Я думаю, тебе следует найти способ заглянуть к ним завтра и посмотреть, что там происходит и не обманывают ли герцогиню. И еще кое-что… — начал граф несколько смущенно, но решительно.
Эйдриан почти не слушал его, потому что все его внимание привлекла суета на дороге, которую он заметил краем глаза. В некотором отдалении от них появился большой двухколесный экипаж, кренившийся то в одну, то в другую сторону от неумелого управления. Темная фигура возвышалась рядом с кучером, раскачиваясь и размахивая руками. Крики едва долетали до них:
— София!
— Если вы еще что-то хотите сказать, то говорите скорее, пока мы не встретились с дамами, — предложил Эйдриан.
— Лучше обсудить мой вопрос с глазу на глаз.
— Со-фи-ия!..
— Ты слышишь? — Граф вскинул голову.
— Да. Так в чем дело?
— Я готов поклясться… Дело касается герцогини. Стидолф говорил со мной. Думает, что ты уделяешь ей слишком много внимания. Он прав?
— О моя королева! Моя София! — снова раздались крики.
— Сначала вы наставляете меня не спускать с нее глаз, а теперь говорите, чтобы я отошел в сторону.
— Послушай, Эйдриан, ты знаешь, о чем я говорю.
Они почти поравнялись с Дот и Софией. Оглянувшись назад, Эйдриан наблюдал за опасным покачиванием экипажа. Человек, размахивающий руками, плюхнулся на сиденье.
— Не уверен, что знаю. Может быть, вам лучше изложить все более ясно.
Серые глаза окаменели, а важное лицо исказила гримаса.
— Ты знаешь, о чем я… Любовная связь обычно кончается скандалом.
— Любовная связь или связь со мной?
— Я не хочу, чтобы моя семья стала поводом для сплетен.
— Другими словами, вы хотите, чтобы я оставался невидимым? Но как?
Граф холодным, оценивающим взглядом изучал его лицо. Эйдриана такой способ воздействия возмущал с тех пор, как он стал достаточно взрослым.
Эйдриан оставил графа и, подхватив, дам, быстро повел их подальше от дороги под сень деревьев. Он слышал, как экипаж тарахтит следом за ними, но шум скрывал продолжавшиеся крики.
— Софи… подождите…
— Здесь есть прелестный пруд, — заметил Эйдриан, — где плавают лебеди, и один из них черный. Вам нужно взглянуть…
— Я уже видела их, но черного лебедя там не было, — отвечала София. — Куда мы спешим? Я порву юбку, если мы будем так бежать.
— Подождите. Вернитесь! — кричали им вслед.
— Что такое? — София насторожилась и огляделась кругом.
— Черный лебедь, наверное, спрятался в тот раз, когда вы приходили. Пойдемте посмотрим…
— Нет, не может быть… Я слышу…
— София! Kedvesern, подождите! — опять послышалось, уже громче.
Она остановилась.
— Аттила! Посмотрите, Берчард! Это Аттила и Жак. О Пресвятая Дева, так и есть!
Она бросилась к экипажу. Эйдриан и Дороти поспешили следом, граф тащился сзади. Когда они подошли, начались поцелуи и объятия. Дороти с любопытной улыбкой наблюдала за радостной встречей. Граф с важным видом остановился поодаль.
— Kedvesem! О, как же я рад видеть вас снова! — кричал Аттила. — Мы с Жаком так беспокоились о вас. Где бы мы ни находились в Париже, мы всякий раз вспоминали нашу прекрасную Софию, и однажды нас осенила блестящая идея: почему бы не поехать и не навестить ее? Когда мы утром прибыли в ваш дом, Жак выудил у Чарлза, где вас найти. — Он снова наклонился к ее руке, затем повернулся к Эйдриану: — Мистер Берчард, вот мы и встретились снова. Я надеюсь, вы не возражаете? Жак говорит, что после прошедших лет вы, наверное, хотели бы проводить больше времени наедине с Софией…
Проклятие, подумал Эйдриан.
— …но я сказал, что вы не будете возражать, если старые друзья приедут взглянуть, счастлива ли София в своем новом положении. Я имею в виду не только общественные обязанности, но и вас…
К счастью, София прервала бесконечный поток красноречия, представляя присутствующих, и ни Дороти, ни граф не заметили странной ссылки в адрес Эйдриана.
— Вас только двое? А где же Дитер? — поинтересовалась София.
— Дитер получил известие, что некая графиня согласилась оплатить издание его последнего романа, поэтому ему пришлось вернуться в Пруссию, — объяснил Жак. — Стефан просто испарился в один прекрасный день. Новый композитор прибыл в Париж из Польши. Его фамилия Шопен, и он действительно из их дворянства, так что все складывается неплохо для бедного Стефана. Он не так одинок теперь…
— А вы когда прибыли?
— Вчера. Жак нашел уютную маленькую гостиницу, где мы переночевали, а утром…
— Гостиница? — воскликнула София, всплеснув руками. — Я далее слышать не хочу о ней. Мы сейчас же пошлем за вашими вещами. В Эвердон-Хаусе полно пустующих комнат.
Аттила расплылся в довольной улыбке:
— Чудесно. Все будет как в добрые старые времена. Жак грустно улыбнулся:
— Мы почтем за честь, дорогая София. Конечно, если мистер Берчард не станет возражать.
— Берчард? — Сдвинув брови, София покосилась на Дороти и графа.
Эйдриан поспешил на помощь.
— Герцогиня более великодушна, чем благоразумна, — заметил он. — Мы ведь не хотим усугублять ее положение, особенно если учесть, что она недавно вернулась. Ведь так, джентльмены?
— Я не допущу, чтобы мои друзья останавливались в какой-то гостинице, спали на расшатанных кроватях, — стала протестовать София с решительным видом.
Уж чего-чего, но чтобы приехавшая братия снова жила в ее доме, Эйдриан хотел меньше всего.
— Может быть, тетя окажет вам гостеприимство? Городской дом Динкастеров на той же площади, что и Эвердон-Хаус.
— С удовольствием, — кивнула Дороти, — вы оба можете остановиться у нас.
Граф понял, что двух иностранцев пригласили проживать в его доме.
— Я хотел бы… — начал он, но Аттила разразился потоком благодарностей, поглотившим его протест. Граф, растерявшись, зашагал вниз по тропинке, бормоча что-то себе под нос.
Жак приблизился к Эйдриану и незаметно коснулся его руки:
— Pardon, но я так понял, что вы не живете в Эвердон-Хаусе? И что ваш брак с герцогиней по-прежнему остается тайной?
— Именно так.
— Но почему? Наверняка сейчас…
— Политика.
Лицо Жака прояснилось.
— A, bien. Политика. Конечно, конечно. — Он понимающе закивал.
— Мы пойдем ко мне и сейчас же пошлем за вашими вещами, — командовала София. Она подала Жаку руку, чтобы тот помог ей забраться в экипаж, прежде чем самому усесться и взяться за поводья. Аттила забрался на ступеньку сзади и, наклонившись к ней, с энтузиазмом стал рассказывать об их путешествии из Франции.
— Я пришлю за вами карету, — крикнула вслед Дороти.
— Я уже люблю Англию. Какие приветливые и добрые люди! — расчувствовался Аттила, когда экипаж тронулся с места. — Нам давно следовало приехать.
— Спасибо, Дот, — поблагодарил Эйдриан, как только они отъехали.
— Кто они? — Брови Дороти приподнялись.
— Художественные натуры, друзья Софии. Постарайся держать их подальше от графа, хорошо?
— Я подозреваю, что он предпочтет обедать в клубе, пока они гостят у нас.
— Ничего страшного, София наверняка будет настаивать, чтобы они обедали у нее.
Дот посмотрела вслед удаляющемуся экипажу.
— Ты не захотел, чтобы они остановились у нее, но я не думаю, что причина только в возможных сплетнях.
— Не совсем.
— Правильно ли я поняла, что ты не собираешься вместе с нами развлекать их, а останешься в своих личных покоях?
— Граф предпочел бы такой расклад, ты не думаешь?
— Сколько я должна занимать их, чтобы ты мог побыть с ней наедине?
Он улыбнулся проницательности тетушки.
— Там будет видно.
Ее ладонь скользнула в его руку, и они продолжали прогулку.
— Я не думаю, что она такая извращенная, как говорят, зная ее парижский опыт. Но твое обаяние и прежде действовало безотказно, я рискну предположить, что ей не устоять, если ты проявишь решительность. Я бы посоветовала тебе быть благоразумнее, но знаю, что оно здесь не обязательно.
— Да, не обязательно.
Она, прищурившись, взглянула на удаляющееся крошечное пятнышко капора Софии.
— Я верю, что ты добр. Несмотря на всю ее показную браваду, бедняжка так напугана. Из-за тебя?
— Частично.
— Тогда тебе лучше отступить, ведь подумай, Эйдриан, она должна выйти замуж, а ты только осложнишь ей жизнь.
Возможно, Дороти права и лучше отступить. София, очевидно, уже приняла подобное решение. Но он не отступит. Год за годом он подчинялся голосу разума. Он провел жизнь, будучи благоразумным, незаметным, насколько возможно, третьим сыном графа Динкастера, но сейчас все по-другому.
Он хотел Софию Роли. Ему не терпелось держать ее в своих объятиях, в своей постели. Он должен уничтожить всех ее призраков и развеять ее печаль, защитить ее, заботиться о ней так долго, как будет ему позволено.
По большей части он хотел того, чего она боялась. К сожалению, он подозревал, что она больше никогда не доверится ни одному мужчине.
— Когда она решит выйти замуж, я отступлю, Дот. Я не хочу осложнять ей жизнь.
— Если герцогиня ищет обоснование, я уверен, что мы вправе предъявить подобный аргумент.
Прогуливаясь рядом со своей тетушкой, Эйдриан взглянул на Софию. Широкие поля ее капора, украшенного черными перьями, частично скрывали ее лицо, оставляя открытыми нос и подбородок.
Эйдриан пригласил на прогулку Дороти, зная, что они скорее всего встретят Софию, так как обычно в такой час она гуляла в парке. Он был вынужден прибегнуть к подобным манипуляциям, потому что София упорно избегала его. Она отказалась от его услуг, как только закончилось их совместное путешествие, связанное с выдвижением кандидатов. С тех пор как она приехала в Лондон, то есть три недели назад, даже если она принимала его, то обязательно присутствовал кто-то еще.
София и сейчас умудрилась завести разговор с Дороти, не предполагающий его участия. Дамы шли впереди в нескольких шагах от него, а граф Динкастер семенил рядом с ними. Появление графа на прогулке, как подозревал Эйдриан, не предвещало ничего хорошего.
Эйдриан сосредоточил внимание на других гостях. Дэниел Сент-Джон и его жена Диана тоже решили совершить утреннюю прогулку, Эйдриан представил их герцогине еще до того, как они встретились в парке.
— Она, кажется, узнала вас, — обратился он к Дэниелу.
— Мы встречались раньше, несколько лет назад, когда заезжали в свой дом в Париже.
— Тогда вы, наверное, наслышаны о ее жизни там?
— Мисс Роли, как и постоянный круг ее друзей, хорошо известна в Париже. — Голос Сент-Джона не содержал ни критики, ни сарказма. — Жизнь, которую она вела там, представлялась совершенно особенной. Да и сама она была другой. Жаль, если ей не удастся сохранить нечто похожее здесь.
Эйдриан понимал, что Сент-Джон говорит исходя из собственного опыта. Дэниел Сент-Джон и сам вел иную жизнь, нежели ему предписано от рождения. Эйдриан относился к одним из немногих в Англии, кто знал его секрет, как и то, почему этот секрет существовал. Он не очень понимал, почему Дэниел продолжал настаивать на обмане, когда причины его давно исчерпаны.
— Она выглядит усталой, — внимательные глаза Дианы рассматривали черное платье герцогини, — я думаю, возвращение домой стало для нее настоящим испытанием.
— Да, а приезд в Лондон еще более усугубил ситуацию. Постоянный поток посетителей утомляет ее. Каждая светская дама считает своим долгом лично взглянуть на нее, прежде чем согласиться со все более крепнущим мнением, что София на самом деле не годится для отведенной ей роли.
— Позвольте мне… Они также считают, что подходящий супруг мог бы возместить ее недостатки и она бы преуспела, если бы вышла замуж за сына, племянника или брата очередного посетителя, — добавил Сент-Джон.
— Без сомнения, — согласился Эйдриан. — Я устроил ее встречу с Дороти, ведь ей необходим друг, который защитил бы ее в течение тех нескольких месяцев, что она будет здесь.
— Весьма умно с вашей стороны, — поддержала его Диана, — так как у нее нет семьи, которая могла бы ей помочь. Она должна пройти через все одна. Может быть, она прибегнет к помощи друзей, которые не являются частью светского ада? Если вы не возражаете, я приглашу ее поболтать о Париже. Во всяком случае, она всегда может рассчитывать на нас.
— Как мне кажется, вы оказали ей существенную помощь, — отозвался Эйдриан, — невзирая на то, кто при надлежит к ее кружку, а кто нет, как она утверждала в Париже.
Дружба с Дэниелом и Дианой Сент-Джон не унизит герцогиню. Сент-Джон невероятно разбогател благодаря торговому флоту и финансовым операциям и мог купить большинство пэров королевства.
— Тогда я проявлю инициативу, и посмотрим, откликнется ли она. — Диана ускорила шаг, стараясь догнать Дороти. Как только она поравнялась с ней, граф немного отстал от женщин.
— Похоже, он хочет поговорить с вами, — заметил Сент-Джон.
— Другого объяснения его неожиданному появлению просто не придумаешь, — отвечал Берчард. — Вероятно, ему за несколько месяцев не удалось пройти пешком столько, сколько за сегодняшнее утро.
— Пожалуй, мне лучше удалиться. — Подойдя к своей жене, Сент-Джон отвел ее от других женщин. Они повернулись и пошли своей дорогой.
Эйдриан и граф остались один на один. Граф бочком подвинулся поближе к Эйдриану.
— Дело сделано? — вполголоса спросил он, стараясь, чтобы женщины не слышали.
— Как мы и говорили, они избраны и прибыли для участия в заседаниях парламента.
Кандидатов Софии действительно избрали, но общего числа тори оказалось недостаточно для победы. Виги голосовали по мандатам, которые жестко контролировались палатой общин.
Веллингтон, Пил и другие лидеры тори столкнулись с деликатной ситуацией. Цель заключалась в том, чтобы билль на худой конец был смягчен, и почти при равном делении голосов палата лордов могла зарубить его, не встретив публичного неодобрения. Такое положение означало, что двенадцать голосов Софии все еще имели значение, так как пустующее место Эвердона в палате лордов становилось критическим.
— Из Корнуолла ползут слухи, будто она не сказала им, как голосовать. — Граф с сомнением почесал затылок.
— Ей предстоит решить данный вопрос сейчас, — ответил Эйдриан.
— Говорят, что там произошел бунт.
— Разве это бунт?
— Ты полагаешь, что удастся справиться с недовольством? Удержать ее в узде? — вскинул брови граф.
— Она не лошадь, чтобы держать ее в узде, — отвечал Эйдриан.
— Да, она женщина, которой должен управлять муж. Стидолф так ничего и не понял, хотя надеюсь, кто-то объяснит ему. Он думает, что он все еще первый претендент. Как бы кто-то другой не увел молодую кобылку в свой загон! Почему Эвердон не мог произвести на свет хорошенькую, скромную, послушную кобылку?
— Может быть, он и произвел, но слишком сильно натянул удила, и она взбунтовалась, не желая простить ему деспотизма. Ну а теперь не думаете ли вы, что мы достаточно поглумились над метафорой и пора оставить лошадей в покое?
Такой нескончаемый разговор они вели годы, и Эйдриан не мог дождаться, когда он кончится. Переливать из пустого в порожнее можно бесконечно, но, право же, надоело.
Внезапно граф развернулся, преградив дорогу Эйдриану.
Эйдриан встретил взгляд его серых глаз, таких непохожих на его собственные. Бледная кожа графа покраснела от непривычно долгой ходьбы. Зачесанные назад седые волосы, когда-то такие же светлые, как у Колина и Гзвина, топорщились из-под шляпы. Лицо, в прошлом худое, и грудь, когда-то мускулистая и сильная, как у его сыновей, стали дряблыми и рыхлыми от слишком сильного потворства своим слабостям. Как и его ум.
Эйдриан подумал, что если бы палата лордов состояла полностью из людей, подобных его отцу, то он голосовал бы за реформы.
— Она вчера посетила митинг радикалов, — сообщил граф.
— Неужели? — Эйдриан искренне удивился: граф думает, что такой факт представляет для кого-то новость! Он мог сам рассказать, куда она отправлялась каждый раз, когда выходила из дома в течение последних недель. Более того, он мог изложить, что она ела в тот или иной день. Он мог бы рассказать, что и она не осталась равнодушна к тому увлечению экстравагантностью, которое захватило весь город благодаря модисткам.
Он мог бы ответить, что она дважды получала письма от капитана Брута и не послала за Эйдрианом, чтобы обсудить их с ним.
— Леклер держал речь, — продолжал граф Динкастер. — Герцогиня беседовала с ним после. Она собирается завтра посетить его дом.
Виконт Леклер — один из нескольких пэров, принадлежащих к партии тори, но поддерживающих реформу, — состоял членом кружка друзей Эйдриана, который включал Сент-Джона и несколько других мужчин. Они многое пережили вместе, что укрепило их узы, стоявшие выше общественного положения и политических взглядов. В юности они учредили Общество хэмпстедских дуэлянтов, составлявшее, в сущности, единственный круг, куда он действительно был принят и к которому он на самом деле принадлежал. От случая к случаю они все еще собирались в Академии фехтования шевалье Корбета для тренировок.
— Жена Леклера актриса, — заметил Эйдриан. — Герцогиня, возможно, скорее интересуется творчеством, нежели политическими взглядами Леклера.
— Актриса! Проклятие! Подумать только, женщина поет в опере! Нам еще не хватает американских нравов! Леклер всегда был такой надежный, а теперь она погубит его. Каждому известно, что он слишком увлекся коммерцией. Я думаю, тебе следует найти способ заглянуть к ним завтра и посмотреть, что там происходит и не обманывают ли герцогиню. И еще кое-что… — начал граф несколько смущенно, но решительно.
Эйдриан почти не слушал его, потому что все его внимание привлекла суета на дороге, которую он заметил краем глаза. В некотором отдалении от них появился большой двухколесный экипаж, кренившийся то в одну, то в другую сторону от неумелого управления. Темная фигура возвышалась рядом с кучером, раскачиваясь и размахивая руками. Крики едва долетали до них:
— София!
— Если вы еще что-то хотите сказать, то говорите скорее, пока мы не встретились с дамами, — предложил Эйдриан.
— Лучше обсудить мой вопрос с глазу на глаз.
— Со-фи-ия!..
— Ты слышишь? — Граф вскинул голову.
— Да. Так в чем дело?
— Я готов поклясться… Дело касается герцогини. Стидолф говорил со мной. Думает, что ты уделяешь ей слишком много внимания. Он прав?
— О моя королева! Моя София! — снова раздались крики.
— Сначала вы наставляете меня не спускать с нее глаз, а теперь говорите, чтобы я отошел в сторону.
— Послушай, Эйдриан, ты знаешь, о чем я говорю.
Они почти поравнялись с Дот и Софией. Оглянувшись назад, Эйдриан наблюдал за опасным покачиванием экипажа. Человек, размахивающий руками, плюхнулся на сиденье.
— Не уверен, что знаю. Может быть, вам лучше изложить все более ясно.
Серые глаза окаменели, а важное лицо исказила гримаса.
— Ты знаешь, о чем я… Любовная связь обычно кончается скандалом.
— Любовная связь или связь со мной?
— Я не хочу, чтобы моя семья стала поводом для сплетен.
— Другими словами, вы хотите, чтобы я оставался невидимым? Но как?
Граф холодным, оценивающим взглядом изучал его лицо. Эйдриана такой способ воздействия возмущал с тех пор, как он стал достаточно взрослым.
Эйдриан оставил графа и, подхватив, дам, быстро повел их подальше от дороги под сень деревьев. Он слышал, как экипаж тарахтит следом за ними, но шум скрывал продолжавшиеся крики.
— Софи… подождите…
— Здесь есть прелестный пруд, — заметил Эйдриан, — где плавают лебеди, и один из них черный. Вам нужно взглянуть…
— Я уже видела их, но черного лебедя там не было, — отвечала София. — Куда мы спешим? Я порву юбку, если мы будем так бежать.
— Подождите. Вернитесь! — кричали им вслед.
— Что такое? — София насторожилась и огляделась кругом.
— Черный лебедь, наверное, спрятался в тот раз, когда вы приходили. Пойдемте посмотрим…
— Нет, не может быть… Я слышу…
— София! Kedvesern, подождите! — опять послышалось, уже громче.
Она остановилась.
— Аттила! Посмотрите, Берчард! Это Аттила и Жак. О Пресвятая Дева, так и есть!
Она бросилась к экипажу. Эйдриан и Дороти поспешили следом, граф тащился сзади. Когда они подошли, начались поцелуи и объятия. Дороти с любопытной улыбкой наблюдала за радостной встречей. Граф с важным видом остановился поодаль.
— Kedvesem! О, как же я рад видеть вас снова! — кричал Аттила. — Мы с Жаком так беспокоились о вас. Где бы мы ни находились в Париже, мы всякий раз вспоминали нашу прекрасную Софию, и однажды нас осенила блестящая идея: почему бы не поехать и не навестить ее? Когда мы утром прибыли в ваш дом, Жак выудил у Чарлза, где вас найти. — Он снова наклонился к ее руке, затем повернулся к Эйдриану: — Мистер Берчард, вот мы и встретились снова. Я надеюсь, вы не возражаете? Жак говорит, что после прошедших лет вы, наверное, хотели бы проводить больше времени наедине с Софией…
Проклятие, подумал Эйдриан.
— …но я сказал, что вы не будете возражать, если старые друзья приедут взглянуть, счастлива ли София в своем новом положении. Я имею в виду не только общественные обязанности, но и вас…
К счастью, София прервала бесконечный поток красноречия, представляя присутствующих, и ни Дороти, ни граф не заметили странной ссылки в адрес Эйдриана.
— Вас только двое? А где же Дитер? — поинтересовалась София.
— Дитер получил известие, что некая графиня согласилась оплатить издание его последнего романа, поэтому ему пришлось вернуться в Пруссию, — объяснил Жак. — Стефан просто испарился в один прекрасный день. Новый композитор прибыл в Париж из Польши. Его фамилия Шопен, и он действительно из их дворянства, так что все складывается неплохо для бедного Стефана. Он не так одинок теперь…
— А вы когда прибыли?
— Вчера. Жак нашел уютную маленькую гостиницу, где мы переночевали, а утром…
— Гостиница? — воскликнула София, всплеснув руками. — Я далее слышать не хочу о ней. Мы сейчас же пошлем за вашими вещами. В Эвердон-Хаусе полно пустующих комнат.
Аттила расплылся в довольной улыбке:
— Чудесно. Все будет как в добрые старые времена. Жак грустно улыбнулся:
— Мы почтем за честь, дорогая София. Конечно, если мистер Берчард не станет возражать.
— Берчард? — Сдвинув брови, София покосилась на Дороти и графа.
Эйдриан поспешил на помощь.
— Герцогиня более великодушна, чем благоразумна, — заметил он. — Мы ведь не хотим усугублять ее положение, особенно если учесть, что она недавно вернулась. Ведь так, джентльмены?
— Я не допущу, чтобы мои друзья останавливались в какой-то гостинице, спали на расшатанных кроватях, — стала протестовать София с решительным видом.
Уж чего-чего, но чтобы приехавшая братия снова жила в ее доме, Эйдриан хотел меньше всего.
— Может быть, тетя окажет вам гостеприимство? Городской дом Динкастеров на той же площади, что и Эвердон-Хаус.
— С удовольствием, — кивнула Дороти, — вы оба можете остановиться у нас.
Граф понял, что двух иностранцев пригласили проживать в его доме.
— Я хотел бы… — начал он, но Аттила разразился потоком благодарностей, поглотившим его протест. Граф, растерявшись, зашагал вниз по тропинке, бормоча что-то себе под нос.
Жак приблизился к Эйдриану и незаметно коснулся его руки:
— Pardon, но я так понял, что вы не живете в Эвердон-Хаусе? И что ваш брак с герцогиней по-прежнему остается тайной?
— Именно так.
— Но почему? Наверняка сейчас…
— Политика.
Лицо Жака прояснилось.
— A, bien. Политика. Конечно, конечно. — Он понимающе закивал.
— Мы пойдем ко мне и сейчас же пошлем за вашими вещами, — командовала София. Она подала Жаку руку, чтобы тот помог ей забраться в экипаж, прежде чем самому усесться и взяться за поводья. Аттила забрался на ступеньку сзади и, наклонившись к ней, с энтузиазмом стал рассказывать об их путешествии из Франции.
— Я пришлю за вами карету, — крикнула вслед Дороти.
— Я уже люблю Англию. Какие приветливые и добрые люди! — расчувствовался Аттила, когда экипаж тронулся с места. — Нам давно следовало приехать.
— Спасибо, Дот, — поблагодарил Эйдриан, как только они отъехали.
— Кто они? — Брови Дороти приподнялись.
— Художественные натуры, друзья Софии. Постарайся держать их подальше от графа, хорошо?
— Я подозреваю, что он предпочтет обедать в клубе, пока они гостят у нас.
— Ничего страшного, София наверняка будет настаивать, чтобы они обедали у нее.
Дот посмотрела вслед удаляющемуся экипажу.
— Ты не захотел, чтобы они остановились у нее, но я не думаю, что причина только в возможных сплетнях.
— Не совсем.
— Правильно ли я поняла, что ты не собираешься вместе с нами развлекать их, а останешься в своих личных покоях?
— Граф предпочел бы такой расклад, ты не думаешь?
— Сколько я должна занимать их, чтобы ты мог побыть с ней наедине?
Он улыбнулся проницательности тетушки.
— Там будет видно.
Ее ладонь скользнула в его руку, и они продолжали прогулку.
— Я не думаю, что она такая извращенная, как говорят, зная ее парижский опыт. Но твое обаяние и прежде действовало безотказно, я рискну предположить, что ей не устоять, если ты проявишь решительность. Я бы посоветовала тебе быть благоразумнее, но знаю, что оно здесь не обязательно.
— Да, не обязательно.
Она, прищурившись, взглянула на удаляющееся крошечное пятнышко капора Софии.
— Я верю, что ты добр. Несмотря на всю ее показную браваду, бедняжка так напугана. Из-за тебя?
— Частично.
— Тогда тебе лучше отступить, ведь подумай, Эйдриан, она должна выйти замуж, а ты только осложнишь ей жизнь.
Возможно, Дороти права и лучше отступить. София, очевидно, уже приняла подобное решение. Но он не отступит. Год за годом он подчинялся голосу разума. Он провел жизнь, будучи благоразумным, незаметным, насколько возможно, третьим сыном графа Динкастера, но сейчас все по-другому.
Он хотел Софию Роли. Ему не терпелось держать ее в своих объятиях, в своей постели. Он должен уничтожить всех ее призраков и развеять ее печаль, защитить ее, заботиться о ней так долго, как будет ему позволено.
По большей части он хотел того, чего она боялась. К сожалению, он подозревал, что она больше никогда не доверится ни одному мужчине.
— Когда она решит выйти замуж, я отступлю, Дот. Я не хочу осложнять ей жизнь.
Глава 15
Настала ночь, и в доме все спали. Он осторожно продвигался в тишине. Подобравшись к черной лестнице, не мешкая приступил к делу.
София оказалась куда более жизнерадостной, чем он ожидал. Где та маленькая тихая мышка, какой он запомнил ее?
Она знала, что он следит за ней, как знала и то, чего он хочет. Он достаточно ясно выразился в записке. Если она не поняла, что он находился в Хейфорде, то ее телохранитель наверняка понял. Но ее реакция оказалась неожиданной. Он продолжал надеяться, что она подаст знак, который бы говорил, что он победил и она сдалась, но ее позиция оставалась неопределенной как в отношении голосования, так и всего остального.
Может быть, она думала, что он блефует? Что ж, сегодня ей предстоит убедиться, что она ошибается.
Он вытащил из кармана сюртука несколько листовок, сложил их вместе и подсунул под нижнюю ступеньку лестницы. Проскользнув в кухню, он подобрался к печи, зачерпнул совком пригоршню горящих углей. Вернувшись к лестнице, высыпал на бумагу.
Бумага тут же занялась, и пламя длинной желтой змейкой побежало вдоль ступеньки. Он удовлетворенно потер руки.
Чарлз открыл дверь ровно настолько, чтобы Эйдриан мог протиснуться в дом. Прижав палец к губам и оглядываясь через плечо, дворецкий жестом пригласил гостя следовать за ним. Пройдя через спящий дом, они миновали «серебряную» буфетную (Комната, где хранилось столовое серебро.), за которой располагалась комната Чарлза.
Гостиная была небольших размеров, но вполне уютная. Эйдриан устроился в кресле и требовательно протянул руку.
Чарлз колебался.
— Меня все еще что-то смущает, сэр. Рассказывать вам, что она делает, не такое уж предательство, особенно если учесть, что она вообще ничего не делает. Но мне все равно не по себе.
Беспокойство Чарлза сродни его собственному беспокойству. Эйдриан не привык пользоваться подобными методами в Англии, другое дело — служба за границей.
— Я согласен, что здесь есть нечто сомнительное, и при других обстоятельствах я никогда бы не прибег к такому способу получения информации. Тем не менее я не лгал, когда говорил, что герцогине угрожает опасность. Вот почему я просто обязан знать каждый ее шаг.
Чарлз еще немножко подумал, потом вздохнул и, вытащив из своей Библии два листка бумаги, протянул Эйдриану.
— Она уволит меня, если узнает.
— Вы тотчас вернете их на место.
Он придвинулся ближе к свету. Как и первое письмо капитана Брута, новые письма были аккуратно написаны печатными буквами. Тем не менее они отличались меньшей сдержанностью и осуждающим требовательным тоном.
Первое письмо призывало ее поддержать более радикальные из предложенных реформ, напоминало об их «близости» в прошлом и содержало требование, чтобы она не показывала снова свою слабость, которую так постыдно продемонстрировала во время известного эпизода.
Последнее письмо выражало более определенные мысли.
«Ваша светлость, вам предоставляется возможность искупить свое предательство и преступление. То, что вы сделали со мной, не идет ни в какое сравнение с тем, что вы разрушили надежды людей, надежды, которые я олицетворял. Моя собственная жизнь, как и ваша, ничто по сравнению с этим. История призывает, и сейчас пришел час исправить, что можно. Мое дело потребовать, а ваше — платить по долгам. Так или иначе».
Следующий абзац звучал как признание любовника, вспоминавшего ее «нежную теплоту», «доброе сердце» и «чувство благородства», и не содержал угроз. Эйдриан перечитал строки послания более внимательно.
Почему она не показала письма ему или кому-то другому? Или отзвуки любви тронули ее больше, чем пугающие предупреждения?
— Нет ли у вас других доказательств, что она встречается с ним? — спросил он Чарлза. — Не посещают ли ее мужчины, которые кажутся вам подозрительными?
— Никто из тех, кого я видел. Но ведь миледи не все время сидит дома. Гуляет в парке, например. А прошлым вечером отправилась на митинг.
— На митинг сторонников реформ, не капитана Брута. Виконт Леклер не связан с революционерами.
Эйдриан продолжал пристрастно расспрашивать Чарлза о посетителях, но узнал только то, что все они хорошо известные представители общества. А в парке по утрам полно народу, и он сомневался, чтобы она устраивала там тайные встречи.
Снова пробежав глазами последнее письмо, он так и не понял, для чего капитану нужна София: для реванша, любви или для осуществления каких-то политических целей.
Он поднялся. Нужно серьезно поговорить с герцогиней.
Приоткрыв дверь, Чарлз пропустил гостя вперед. Они миновали «серебряную» буфетную и вошли в коридор.
Почти одновременно оба остановились.
Чарлз повертел головой. Эйдриан потянул носом.
— Сэр, вы чувствуете?.. — тревожно проговорил дворецкий. Напряженный взгляд Эйдриана сказал ему, что он прав.
Чарлз побежал к лестнице. С нижнего этажа, где располагались помещения для прислуги, поднимались клубы дыма.
— Будите лакеев, надо остановить пожар, и бегите к соседям, — приказал Эйдриан.
Дым становился гуще. Круто развернувшись, Эйдриан бросился вверх по лестнице.
Он чуть не столкнулся с Джеральдом Стидолфом, выходившим из библиотеки.
— Что вы, черт возьми, делаете здесь, Стидолф?
— В моем присутствии нет ничего удивительного. Я навещал Софию, а когда она ушла, решил пропустить стаканчик портвейна.
— Не рано ли привыкаете к дому?
— Оставьте свои дерзости, Берчард.
Эйдриан бегом начал подниматься по лестнице, крикнув на ходу:
— Нет времени, Стидолф. Следуйте за мной. Внизу пожар.
— Пожар! О Господи! София! — с ужасом воскликнул Джеральд.
— Идите и поднимайте слуг! — крикнул Эйдриан. Джеральд схватил его за руку:
— Ну уж нет, кто вы такой, чтобы мне приказывать? Сами бегите к слугам, а я спасу Софию. — Он оттолкнул Берчарда к стене, едва не сбив с ног.
Проклиная решимость Стидолфа во что бы то ни стало стать героем, Эйдриан поспешил на третий этаж, заметив, как тень Джеральда мелькнула у двери в комнату Софии. С трудом дыша, так как едкий дым уже заполнил дом, Эйдриан продолжал подниматься в мансарду.
Лежа в постели, София тщетно пыталась уснуть. Ее взгляд равнодушно блуждал по комнате, задерживаясь на темных очертаниях предметов. Дом все еще оставался для нее чужим, а ночные тени вызывали страх. Она потянулась к краю постели и, свесив руку, погладила пушистую спину оцелота, представив, как будто она у себя в парижской квартире.
Около камина Юри и двое его собратьев мирно посапывали во сне, а Принни дремал в деревянной клетке рядом с диванчиком. Присутствие четвероногих друзей чуть-чуть скрашивало одиночество, так же как и приезд Аттилы и Жака, который хоть на время заглушил смятение, царившее в ее душе.
Ее переполняли противоречивые эмоции, не давая ей ни минуты покоя. Волновали ее и письма капитана Брута, и предстоящие выборы, и назойливое внимание Джеральда, и многое, многое другое. Тем не менее все отходило на второй план по сравнению с той борьбой, которую ее сердце вело против Эйдриана Берчарда. Ее одиночество так страстно жаждало утешения, которое он предлагал, что желание постоянно жгло ее, как клеймо.
София оказалась куда более жизнерадостной, чем он ожидал. Где та маленькая тихая мышка, какой он запомнил ее?
Она знала, что он следит за ней, как знала и то, чего он хочет. Он достаточно ясно выразился в записке. Если она не поняла, что он находился в Хейфорде, то ее телохранитель наверняка понял. Но ее реакция оказалась неожиданной. Он продолжал надеяться, что она подаст знак, который бы говорил, что он победил и она сдалась, но ее позиция оставалась неопределенной как в отношении голосования, так и всего остального.
Может быть, она думала, что он блефует? Что ж, сегодня ей предстоит убедиться, что она ошибается.
Он вытащил из кармана сюртука несколько листовок, сложил их вместе и подсунул под нижнюю ступеньку лестницы. Проскользнув в кухню, он подобрался к печи, зачерпнул совком пригоршню горящих углей. Вернувшись к лестнице, высыпал на бумагу.
Бумага тут же занялась, и пламя длинной желтой змейкой побежало вдоль ступеньки. Он удовлетворенно потер руки.
Чарлз открыл дверь ровно настолько, чтобы Эйдриан мог протиснуться в дом. Прижав палец к губам и оглядываясь через плечо, дворецкий жестом пригласил гостя следовать за ним. Пройдя через спящий дом, они миновали «серебряную» буфетную (Комната, где хранилось столовое серебро.), за которой располагалась комната Чарлза.
Гостиная была небольших размеров, но вполне уютная. Эйдриан устроился в кресле и требовательно протянул руку.
Чарлз колебался.
— Меня все еще что-то смущает, сэр. Рассказывать вам, что она делает, не такое уж предательство, особенно если учесть, что она вообще ничего не делает. Но мне все равно не по себе.
Беспокойство Чарлза сродни его собственному беспокойству. Эйдриан не привык пользоваться подобными методами в Англии, другое дело — служба за границей.
— Я согласен, что здесь есть нечто сомнительное, и при других обстоятельствах я никогда бы не прибег к такому способу получения информации. Тем не менее я не лгал, когда говорил, что герцогине угрожает опасность. Вот почему я просто обязан знать каждый ее шаг.
Чарлз еще немножко подумал, потом вздохнул и, вытащив из своей Библии два листка бумаги, протянул Эйдриану.
— Она уволит меня, если узнает.
— Вы тотчас вернете их на место.
Он придвинулся ближе к свету. Как и первое письмо капитана Брута, новые письма были аккуратно написаны печатными буквами. Тем не менее они отличались меньшей сдержанностью и осуждающим требовательным тоном.
Первое письмо призывало ее поддержать более радикальные из предложенных реформ, напоминало об их «близости» в прошлом и содержало требование, чтобы она не показывала снова свою слабость, которую так постыдно продемонстрировала во время известного эпизода.
Последнее письмо выражало более определенные мысли.
«Ваша светлость, вам предоставляется возможность искупить свое предательство и преступление. То, что вы сделали со мной, не идет ни в какое сравнение с тем, что вы разрушили надежды людей, надежды, которые я олицетворял. Моя собственная жизнь, как и ваша, ничто по сравнению с этим. История призывает, и сейчас пришел час исправить, что можно. Мое дело потребовать, а ваше — платить по долгам. Так или иначе».
Следующий абзац звучал как признание любовника, вспоминавшего ее «нежную теплоту», «доброе сердце» и «чувство благородства», и не содержал угроз. Эйдриан перечитал строки послания более внимательно.
Почему она не показала письма ему или кому-то другому? Или отзвуки любви тронули ее больше, чем пугающие предупреждения?
— Нет ли у вас других доказательств, что она встречается с ним? — спросил он Чарлза. — Не посещают ли ее мужчины, которые кажутся вам подозрительными?
— Никто из тех, кого я видел. Но ведь миледи не все время сидит дома. Гуляет в парке, например. А прошлым вечером отправилась на митинг.
— На митинг сторонников реформ, не капитана Брута. Виконт Леклер не связан с революционерами.
Эйдриан продолжал пристрастно расспрашивать Чарлза о посетителях, но узнал только то, что все они хорошо известные представители общества. А в парке по утрам полно народу, и он сомневался, чтобы она устраивала там тайные встречи.
Снова пробежав глазами последнее письмо, он так и не понял, для чего капитану нужна София: для реванша, любви или для осуществления каких-то политических целей.
Он поднялся. Нужно серьезно поговорить с герцогиней.
Приоткрыв дверь, Чарлз пропустил гостя вперед. Они миновали «серебряную» буфетную и вошли в коридор.
Почти одновременно оба остановились.
Чарлз повертел головой. Эйдриан потянул носом.
— Сэр, вы чувствуете?.. — тревожно проговорил дворецкий. Напряженный взгляд Эйдриана сказал ему, что он прав.
Чарлз побежал к лестнице. С нижнего этажа, где располагались помещения для прислуги, поднимались клубы дыма.
— Будите лакеев, надо остановить пожар, и бегите к соседям, — приказал Эйдриан.
Дым становился гуще. Круто развернувшись, Эйдриан бросился вверх по лестнице.
Он чуть не столкнулся с Джеральдом Стидолфом, выходившим из библиотеки.
— Что вы, черт возьми, делаете здесь, Стидолф?
— В моем присутствии нет ничего удивительного. Я навещал Софию, а когда она ушла, решил пропустить стаканчик портвейна.
— Не рано ли привыкаете к дому?
— Оставьте свои дерзости, Берчард.
Эйдриан бегом начал подниматься по лестнице, крикнув на ходу:
— Нет времени, Стидолф. Следуйте за мной. Внизу пожар.
— Пожар! О Господи! София! — с ужасом воскликнул Джеральд.
— Идите и поднимайте слуг! — крикнул Эйдриан. Джеральд схватил его за руку:
— Ну уж нет, кто вы такой, чтобы мне приказывать? Сами бегите к слугам, а я спасу Софию. — Он оттолкнул Берчарда к стене, едва не сбив с ног.
Проклиная решимость Стидолфа во что бы то ни стало стать героем, Эйдриан поспешил на третий этаж, заметив, как тень Джеральда мелькнула у двери в комнату Софии. С трудом дыша, так как едкий дым уже заполнил дом, Эйдриан продолжал подниматься в мансарду.
Лежа в постели, София тщетно пыталась уснуть. Ее взгляд равнодушно блуждал по комнате, задерживаясь на темных очертаниях предметов. Дом все еще оставался для нее чужим, а ночные тени вызывали страх. Она потянулась к краю постели и, свесив руку, погладила пушистую спину оцелота, представив, как будто она у себя в парижской квартире.
Около камина Юри и двое его собратьев мирно посапывали во сне, а Принни дремал в деревянной клетке рядом с диванчиком. Присутствие четвероногих друзей чуть-чуть скрашивало одиночество, так же как и приезд Аттилы и Жака, который хоть на время заглушил смятение, царившее в ее душе.
Ее переполняли противоречивые эмоции, не давая ей ни минуты покоя. Волновали ее и письма капитана Брута, и предстоящие выборы, и назойливое внимание Джеральда, и многое, многое другое. Тем не менее все отходило на второй план по сравнению с той борьбой, которую ее сердце вело против Эйдриана Берчарда. Ее одиночество так страстно жаждало утешения, которое он предлагал, что желание постоянно жгло ее, как клеймо.