Дот задала несколько вопросов. София наблюдала за их слишком энергичным разговором. Слишком энергичным… Слишком горячим… Разговоры, разговоры… Улыбки, улыбки… Кроме разговора, поразившего ее своей странной притворностью, улыбки тоже казались натужными. Они щебетали вокруг нее беспрестанно, словно пауза могла стать настоящей катастрофой.
Но пауза все же наступила, так как дворецкий объявил о приходе Жака и Аттилы. Еще один неожиданный визит! Видимо, тоже совпадение. А может, все-таки нет.
Жак был мил, как всегда. Аттила излучал преувеличенную веселость. Они присоединились к общей беседе. Виконтесса снова принялась объяснять свою идею.
Бесконечная болтовня становилась все более нервной. София хотела одного — сидеть спокойно и лелеять свою любовь, но разговоры отвлекали ее.
Она внимательно посмотрела на виконтессу и Дороти. Несмотря на их оживление, тревожное выражение не сходило с их лиц. Жак тоже казался более озабоченным, стоило ей присмотреться к нему. А уж улыбку Аттилы можно, без сомнения, назвать вымученной.
Чарлз вошел в гостиную и, подойдя к герцогине, склонился к ее уху.
София слушала его и кивала.
— Герцог Веллингтон пожаловал с визитом, — объявила она. — Похоже, я открываю новую моду — утренние салоны.
Ее сообщение прервало общий разговор. Жак оставался спокойным, Аттила бросил на Дороти тревожный взгляд. Седое облачко волос Дороти качнулось.
Герцог на секунду задержался в дверях, окинув взглядом присутствующих.
— Я опасался, что мой ранний визит потревожит вас, герцогиня. Но вижу, что у вас большой прием. Простите мое вторжение, но я шел мимо и…
— …воздух показался слишком холодным, и вы подумали о чашечке какао, — продолжила за него София. — Добро пожаловать, герцог! Как видите, мы не слишком строго придерживаемся формальностей.
Она усадила герцога между Дороти и виконтессой и заметила, как он облегченно вздохнул. Повисло Неловкое молчание, нарушаемое лишь незначительными фразами, которые способствовали еще большему напряжению между гостями.
— Аттила, я пробовала сыграть сонату, которую вы мне дали, — обратилась к гостю София. — Пожалуйте к пианино, я бы хотела, чтобы вы послушали, что у меня получилось.
Жак не желал оставлять Аттилу наедине с Софией. Впрочем, и Дороти тоже. Виконтесса бросилась обсуждать с Веллингтоном подробности битвы при Ватерлоо. Герцог ухватился за предложенную тему с энтузиазмом.
София жестом подозвала Аттилу. Робкая улыбка дрожала на его полных губах, Аттила неохотно встал подле пианино.
— Замечательно! Вы делаете успехи, миледи. Значительные успехи… — похвалил он, когда она исполнила первый пассаж.
— О, глупости. Я играла ужасно, впрочем, как и всегда.
— Нет, нет… Хотя вы все еще пропускаете некоторые ноты и темп немного замедлен, но ваше глубокое понимание музыки трогает мое сердце.
Ее пальцы вновь легли на клавиши. Герцог продолжал рассказ. Виконтесса изображала преувеличенный интерес, но ее взгляд останавливался чаще на Софии, чем на ее собеседнике.
— Что происходит? Почему вы все пришли? — воскликнула София, требуя ответа у Аттилы.
— Навестить вас. Разве не разрешается?
— Аттила, не надо делать из меня дурочку. Я вижу, что происходит что-то необычное. Виконтесса Леклер, с которой я едва успела перекинуться парой слов, появляется в такое неурочное время! Герцог Веллингтон рассказывает истории, которые скучны ему самому. Вы соглашаетесь слушать мою игру, когда мы оба знаем, как она мучительна для вас. Какие-то тени бродят по комнате, и каждый старается не заметить их и сохранить видимость спокойствия. Я спрашиваю еще раз: что случилось?
Он замялся:
— Ничего, уверяю вас. Мне и Жаку захотелось повидать вас, вот и все. Мы пришли, мы ведь ваши друзья? Мы и представления не имели, что окажемся в таком обществе. Мы не хотели оставлять вас одну.
Ее взгляд скользнул по маленькой группе гостей. Простое совпадение? Они ничего не планировали заранее? И, не сговариваясь, каждый пришел сам по себе. Но почему? Потому что никто не хотел оставить ее одну. Даже Веллингтон…
— Но почему вы не хотели оставить меня одну, Аттила?
— Разве я так сказал? Я имел в виду, что, может быть, вам одиноко.
— Что-то с Эйдрианом? Я угадала? И она сразу поняла, что права.
Они не хотели оставить ее одну на тот случай, если придут плохие новости.
Беспокойство, которое она пыталась проигнорировать, вновь поселилось в ней. Тревога жгла ее сердце. Она прекратила играть и молча смотрела на гостей. Один за другим они заметили ее выражение. И замолчали… Робкие улыбки исчезли.
София поднялась, держась одной рукой за пианино, чтобы не упасть, и посмотрела в глаза Веллингтону.
— Где Эйдриан?
Герцог с сочувствием смотрел на нее. Дороти подошла и взяла ее за руку.
— Другого выхода не было. Колин объяснил мне.
— Где он?
Веллингтон покачал головой:
— Я не знаю, где происходит дуэль. Я получил от него письмо с сообщением о дуэли, но там не указано место. R письме он просит меня оказать вам покровительство, если будет убит. Там также вложено другое письмо, но его надо вскрыть только в случае смерти Эйдриана.
— Дуэль? — едва слышно повторила София. — Он и Джеральд? Все знают, кроме меня?
По лицам присутствующих она поняла, что весь город знал, за исключением ее. Даже Дженни и слуги. Отсюда все эти улыбки… Вот почему Дженни уговорила ее заняться туалетами. Вот почему пришли Дороти и остальные. Они пришли, чтобы находиться около нее в случае печального исхода. И чтобы она не вышла из дому и не узнала о том, что происходит.
Безумие. Джеральд не заслуживает подобной чести. Его надо бы заковать в колодки, не пускать к порядочным людям.
Эйдриан не имел права не сказать ей. Она могла бы разделить его страдания сегодняшней ночью. А может, и остановить… даже если бы пришлось запереть его и не дать уйти. Он должен был рассказать ей.
Может быть, он рассказал? Он принес ей свой страх, разве нет? Он хотел провести с ней ночь, перед тем как посмотреть в лицо смерти.
Смерть. Каждый человек в этой комнате понимает такую возможность исхода. Джеральд не избежит суда, но, прежде чем встретиться со смертью, он может отнять у нее самое дорогое.
— Кто с ним?
— Его брат, Сент-Джон и мой муж, — пояснила виконтесса.
— И дюжина других, чьи имена останутся неизвестными, пока необходимо, — добавил Веллингтон.
— Вы можете остановить дуэль. — София резко повернулась к герцогу. — Если герцог Веллингтон потребует назвать место, где она происходит, вам наверняка сообщат. Вы можете предотвратить… Вместо того чтобы сидеть здесь и ждать результата, словно какого-то глупого голосования в парламенте.
— Я сижу здесь и жду результата, словно послал на опасное дело лучшего из своих солдат. Если Берчард выбрал такой способ разрешить ситуацию между ним и Стидолфом, он, несомненно, имеет причины. Он не пошел бы на такое, если бы не существовало необходимости.
— Вы знаете, из-за, чего произошла дуэль? — спросила София.
— Стидолф вызвал его, будто бы отстаивая честь вдовствующей герцогини, но никто не верит, что он назвал реальную причину. Я думаю, вам известно лучше, чем мне. Я даже подозреваю, что она имеет прямое отношение к вам, герцогиня.
— Ни одна из причин не может требовать подобного геройства. Вы должны остановить…
— Уже поздно, все свершилось. Я не могу. — Он поднялся и похлопал ее по руке. — Я подозреваю, что вы не знаете всего, герцогиня. С Божьей помощью он возвратится с триумфом, которого мы все желаем. Если нет, я открою другое письмо, и мы ознакомимся с его содержанием. — Его жесткое лицо смягчилось. — Он храбрый человек. Я не раз видел это. Если бы мне пришлось выбирать вам защитника, я не мог бы найти лучше.
Ее защитник. Рискует своей жизнью из-за того, что не имело к нему прямого отношения.
Она ощущала себя совершенно беспомощной. Такой ужасной. Такой благодарной, что он пришел к ней ночью и что она наконец осмелела и могла любить его без всяких преград.
— Поэтому мне не остается ничего другого, как набраться терпения и ждать. Я должен выдержать, пока не будет известий.
Рука Аттилы легла на ее плечо.
— Мы все вместе выдержим, kedvesem.
Наступил худший час ее жизни. Поистине чудовищное ожидание. Веллингтон позвал слугу, и вскоре запылали дрова в камине.
Вдруг ей показалось, что она слышит стук копыт под окнами. Она хотела подняться и бежать, но не могла. Как и никто из присутствующих. Все замерли, тревожно прислушиваясь. Казалось, все перестали дышать.
Тяжелые шаги приближались. Чарлз распахнул дверь, и Леклер замер на пороге.
Он с удивлением оглядывал присутствующих.
— Ну? — нетерпеливо произнес герцог.
— Я ехал впереди. Он в карете, вместе с братом и Сент-Джоном. Он скоро будет здесь.
Волна облегчения накрыла Софию. Слезы текли по щекам.
— Он ранен?
— Рана на бедре. Мы задержались, так как делали перевязку. Я советовал ему тотчас отправиться домой, но он предпочел приехать сюда. — Он оглядел комнату. — Не думаю, что он ожидает увидеть такое собрание.
— А Стидолф? — спросил герцог. Леклер промолчал, сказав этим все.
Веллингтон поднялся, собираясь уйти. По дороге к дверям он вынул запечатанное письмо и бросил его в камин. Жак и Аттила поцеловали Софию и поспешили следом за герцогом.
— Вы должны остаться, Дот. Вы должны увидеть его, — проговорила София, удерживая Дороти.
— Если вы не возражаете, милочка, только на минутку… — Дот вытирала глаза. — Не хотела бы я снова пережить такие минуты, скажу я вам.
Леклер предложил руку жене:
— Нам пора, моя дорогая. Я вижу, вы катались на лошади. Вы редко позволяете себе подобное удовольствие, когда мы живем в городе. Я надеюсь, вы использовали дамское седло?
— Разумеется, Леклер. Как вы можете беспокоиться о подобных пустяках в такой день, когда речь идет о жизни и смерти?
— Другими словами, дамское седло отсутствовало. — Он повернулся к Софии: — Эйдриан может появиться в странном настроении. Не удивляйтесь, дорогая, если он не проявит особой радости в связи со своей победой.
— Я понимаю. Спасибо за все, что вы сделали для него, виконт.
София и Дороти прошли в библиотеку подождать Эйдриана. Дот поспешила из комнаты, как только послышался шум подъезжающей кареты. Все, что она хотела сказать своему племяннику, она сказала в холле.
Эйдриан вошел в библиотеку, осторожно опираясь на палку. Он остановился и посмотрел на Софию.
Он был без сюртука, его брюки перехватывала на бедре широкая повязка. На одежде — ни одной капли крови. Он, должно быть, в карете поменялся одеждой с Колином.
Эйдриан смотрел на нее воспаленными глазами. Леклер прав. Никакой радости. Никакого триумфа. Просто сознание того, что случилось, и того, что могло случиться.
Ее сердце сжалось от боли, любви и облегчения. Она не сводила с него глаз, боялась дышать, дабы явь не оказалась сном.
Никогда он не выглядел менее похожим на англичанина. Черные глаза обжигали ее. Темные волосы спадали на лоб. Тонкий узорчатый платок перехватывал его талию на восточный манер.
Он осторожно подошел к ней. И невольно поморщился. Каждый шаг доставлял ему боль. Плохая рана. Ему надо было бы поехать домой, но она знала, почему вместо дома он приехал сюда. Причина крылась в его глазах, в жестких складках вокруг рта.
Наступивший день предназначался для заключительных действий. Она молила Бога, чтобы все кончилось удачно.
— Леклер рассказал тебе?
— Я уже знала.
— Я надеялся, что ты не узнаешь, пока все не закончится.
— Но ты поступил несправедливо. Есть вещи, от которых ты не должен оберегать меня. — Она сделала несколько шагов, преодолев пространство, которое разделяло их, чтобы обнять и поцеловать его. Он вздрогнул, и она нащупала повязку на его плече. Значит, не только нога задета. Он переоделся, чтобы она не видела крови.
Положив голову ему на грудь, она слушала, как бьется его сердце. Он нагнулся и поцеловал ее в макушку.
— Давай присядем?
Она подняла конец его импровизированного пояса:
— Что это?
— Мой отец дал мне. Он все еще в Англии.
— Он приехал?
— Он присутствовал там. Он оставался в карете, но я узнал лакея и подошел к нему. Он дал мне платок на счастье. Он думал, что я засуну его в рубашку. Но я решил, что так будет лучше. — Он посмотрел на цветной платок. — У него тринадцать других сыновей, но он оставался в карете до конца и молился, чтобы я остался жив.
София провела пальцем по узорчатой ткани платка, который он показал всему свету. День для заявлений, как и для подведения итогов, наступил.
— Почему ты вызвал Джеральда?
— Он бросил мне вызов. Пятьдесят мужчин готовы поклясться, что все шло от него. Я не провоцировал Стидолфа.
Может быть, и нет, но он принял вызов. Все произошло именно так, как он хотел.
— Но зачем, Эйдриан? Зачем так рисковать? Почему ты просто не арестовал его?
Он нежно погладил ее щеку.
— Ты веришь мне? Ты доверяешь мне настолько, чтобы поверить, что дуэль — лучший способ закончить дело?
Она заглянула ему в глаза и поняла, что больше он ничего не скажет. Ни сейчас, ни потом. Может быть, никогда. Веллингтон прав: причина — в ней. Эйдриан пошел на дуэль, чтобы защитить ее, и она могла никогда не узнать почему.
— Да. Я доверяю тебе. Полностью. Я верю тебе. И верю в тебя.
Она снова хотела обнять его, но он отошел. Глубокие, темные чувства одолели его.
— Я убивал и прежде. Но не так. Тогда больше походило на военные переделки. Страна против страны. Леклер предупреждал меня, что сейчас будет по-другому. Он пережил подобную историю и признался, что воспоминания очень тяжелые.
Сердце Софии сжималось от боли за него. Он прекрасно знал, что другого выбора нет, но сомнения все равно терзали его.
— Леклер тебе хороший друг. Я рада, что он оставался с тобой.
Эйдриан рассеянно кивнул и зашагал из угла в угол.
— Я обедал с ним накануне того памятного дня, когда произнес речь. Его дети обедали с нами. Я прежде никогда не видел их. Он балует их. Говорят, это американское влияние Бьянки, но он ни в чем не может отказать им. Все воспитание идет от нее, не от него. Наблюдая за проявлениями искренней семейной радости, впитывая в себя удивительную атмосферу любви, я чуть не прослезился. — Даже сейчас, когда он говорил, его голос предательски дрогнул. — Я бы хотел иметь такую семью, дорогая.
— Я уверена, что все в наших руках. Мы, может быть, не знаем, что делать, но мы знаем, что не надо делать.
Он покачал головой:
— Тебе никогда не простят, если ты выйдешь за меня. И никогда не забудут, кто я, как бы я ни старался. Многие не смогут принять меня.
— Знаешь, а я думаю, что кое-кто из наших друзей никогда не простит мне, если я не выйду за тебя. А ведь они относятся к людям, которых я уважаю.
— Не обольщайся, София. Твой титул не защитит тебя. Половина твоих недавних гостей порвет с тобой, как только будет объявлено о нашей помолвке. Меня терпели, пока я находился в тени. Но никогда не потерпят, окажись я на виду.
— Что ж, тогда мы узнаем, кто наши настоящие друзья, а кто притворялся. Я уже говорила, что есть вещи, от которых тебе не следует защищать меня. Я не позволю тебе разрушить наше счастье во имя ложно понятой добродетели.
Он прекратил нервно шагать по комнате и повернулся к ней. Выражение его лица заставило ее затаить дыхание. Страшная тревога. Страшная и безжалостная.
— Ты знаешь, что я не обращаю внимания на подобные нападки. Я провела восемь лет, игнорируя таких людей. Их мнение не может ранить меня сейчас. Твое происхождение не имеет никакого значения для меня.
— Может быть, нет. Я никогда не думал обсуждать такой вопрос с тобой. Но мне делается не по себе при мысли, что тебя могут обидеть из-за меня.
— Почему мы должны придавать значение какой-то ерунде?
Эйдриан выпрямился. Казалось, что никакой раны у него нет. Он стоял перед ней такой сильный, такой красивый.
— Ты любишь меня, София? Не просто нуждаешься во мне? Не просто хочешь меня или зависишь от меня? Я готов принять твое предложение, но я хочу знать, любишь ли ты меня так же, как я люблю тебя? Мое чувство к тебе безгранично. Оно живое, горячее и совершенное. Все остальное не имеет значения. Ни Эвердон, ни прошлое, ни скандалы и будущее, ни то высокомерие и притворство, с которыми нам наверняка придется столкнуться. Мне все равно, кто ты такая, мне важно, какая ты. Все остальное станет незначительным, если я буду уверен, что ты любишь меня, что у тебя ко мне не просто привязанность или страсть…
— Я люблю тебя. Я любила тебя давно. Люблю так сильно, что чувство пугало меня, поэтому я старалась скрыть его. Кто знает, может быть, я сама не верила, что заслуживаю счастья? Неудивительно, ведь я теряла людей, которых любила.
— Ты заслуживаешь счастья, София. А если ты боишься его, у тебя есть на то основания.
— Дело не в тебе, а во мне. Я сама не доверяла своей любви. Ночью ты дал мне шанс осознать, что я могу любить. Сейчас я знаю, что люблю тебя. Очень люблю. Больше, чем любая женщина б мире. Если бы ты позволил мне дать тебе мою любовь и защищать тебя, как ты защищаешь меня! Если бы ты разделял со мной свою ношу, как сделал прошлой ночью и сделал сегодня.
— Я чувствовал. Я надеялся. И сегодня ты была в моем сердце. Я пришел первым делом сюда, потому что хотел убедиться, что не ошибся.
— Ты всегда понимал меня. Не думаю, что ты сможешь когда-нибудь ошибиться. А я только сейчас все поняла про себя, увидев свое отражение в твоих глазах.
— Отражение красивой женщины, прекрасной и сильной. Я рад, что ты узнала правду.
— Я хочу, чтобы мы заполнили пустоту, которая так долго сопутствовала нам. С одиночеством покончено навсегда. Эйдриан, я хочу, чтобы мы создали счастливую семью, где всегда будет царить любовь.
— Если мы собираемся завести семью, то должны пожениться.
— Вы делаете мне предложение, мистер Берчард? Опираясь одной рукой на палку, он протянул ей свободную руку.
— Мы слишком долго путешествовали в одиночку, дорогая. Ты не составишь мне компанию… на всю оставшуюся жизнь?
Она не успела сделать и шага, как ее счастье уже коснулось его. В следующий миг она уже обнимала его.
— На всю оставшуюся жизнь, любимый!
Но пауза все же наступила, так как дворецкий объявил о приходе Жака и Аттилы. Еще один неожиданный визит! Видимо, тоже совпадение. А может, все-таки нет.
Жак был мил, как всегда. Аттила излучал преувеличенную веселость. Они присоединились к общей беседе. Виконтесса снова принялась объяснять свою идею.
Бесконечная болтовня становилась все более нервной. София хотела одного — сидеть спокойно и лелеять свою любовь, но разговоры отвлекали ее.
Она внимательно посмотрела на виконтессу и Дороти. Несмотря на их оживление, тревожное выражение не сходило с их лиц. Жак тоже казался более озабоченным, стоило ей присмотреться к нему. А уж улыбку Аттилы можно, без сомнения, назвать вымученной.
Чарлз вошел в гостиную и, подойдя к герцогине, склонился к ее уху.
София слушала его и кивала.
— Герцог Веллингтон пожаловал с визитом, — объявила она. — Похоже, я открываю новую моду — утренние салоны.
Ее сообщение прервало общий разговор. Жак оставался спокойным, Аттила бросил на Дороти тревожный взгляд. Седое облачко волос Дороти качнулось.
Герцог на секунду задержался в дверях, окинув взглядом присутствующих.
— Я опасался, что мой ранний визит потревожит вас, герцогиня. Но вижу, что у вас большой прием. Простите мое вторжение, но я шел мимо и…
— …воздух показался слишком холодным, и вы подумали о чашечке какао, — продолжила за него София. — Добро пожаловать, герцог! Как видите, мы не слишком строго придерживаемся формальностей.
Она усадила герцога между Дороти и виконтессой и заметила, как он облегченно вздохнул. Повисло Неловкое молчание, нарушаемое лишь незначительными фразами, которые способствовали еще большему напряжению между гостями.
— Аттила, я пробовала сыграть сонату, которую вы мне дали, — обратилась к гостю София. — Пожалуйте к пианино, я бы хотела, чтобы вы послушали, что у меня получилось.
Жак не желал оставлять Аттилу наедине с Софией. Впрочем, и Дороти тоже. Виконтесса бросилась обсуждать с Веллингтоном подробности битвы при Ватерлоо. Герцог ухватился за предложенную тему с энтузиазмом.
София жестом подозвала Аттилу. Робкая улыбка дрожала на его полных губах, Аттила неохотно встал подле пианино.
— Замечательно! Вы делаете успехи, миледи. Значительные успехи… — похвалил он, когда она исполнила первый пассаж.
— О, глупости. Я играла ужасно, впрочем, как и всегда.
— Нет, нет… Хотя вы все еще пропускаете некоторые ноты и темп немного замедлен, но ваше глубокое понимание музыки трогает мое сердце.
Ее пальцы вновь легли на клавиши. Герцог продолжал рассказ. Виконтесса изображала преувеличенный интерес, но ее взгляд останавливался чаще на Софии, чем на ее собеседнике.
— Что происходит? Почему вы все пришли? — воскликнула София, требуя ответа у Аттилы.
— Навестить вас. Разве не разрешается?
— Аттила, не надо делать из меня дурочку. Я вижу, что происходит что-то необычное. Виконтесса Леклер, с которой я едва успела перекинуться парой слов, появляется в такое неурочное время! Герцог Веллингтон рассказывает истории, которые скучны ему самому. Вы соглашаетесь слушать мою игру, когда мы оба знаем, как она мучительна для вас. Какие-то тени бродят по комнате, и каждый старается не заметить их и сохранить видимость спокойствия. Я спрашиваю еще раз: что случилось?
Он замялся:
— Ничего, уверяю вас. Мне и Жаку захотелось повидать вас, вот и все. Мы пришли, мы ведь ваши друзья? Мы и представления не имели, что окажемся в таком обществе. Мы не хотели оставлять вас одну.
Ее взгляд скользнул по маленькой группе гостей. Простое совпадение? Они ничего не планировали заранее? И, не сговариваясь, каждый пришел сам по себе. Но почему? Потому что никто не хотел оставить ее одну. Даже Веллингтон…
— Но почему вы не хотели оставить меня одну, Аттила?
— Разве я так сказал? Я имел в виду, что, может быть, вам одиноко.
— Что-то с Эйдрианом? Я угадала? И она сразу поняла, что права.
Они не хотели оставить ее одну на тот случай, если придут плохие новости.
Беспокойство, которое она пыталась проигнорировать, вновь поселилось в ней. Тревога жгла ее сердце. Она прекратила играть и молча смотрела на гостей. Один за другим они заметили ее выражение. И замолчали… Робкие улыбки исчезли.
София поднялась, держась одной рукой за пианино, чтобы не упасть, и посмотрела в глаза Веллингтону.
— Где Эйдриан?
Герцог с сочувствием смотрел на нее. Дороти подошла и взяла ее за руку.
— Другого выхода не было. Колин объяснил мне.
— Где он?
Веллингтон покачал головой:
— Я не знаю, где происходит дуэль. Я получил от него письмо с сообщением о дуэли, но там не указано место. R письме он просит меня оказать вам покровительство, если будет убит. Там также вложено другое письмо, но его надо вскрыть только в случае смерти Эйдриана.
— Дуэль? — едва слышно повторила София. — Он и Джеральд? Все знают, кроме меня?
По лицам присутствующих она поняла, что весь город знал, за исключением ее. Даже Дженни и слуги. Отсюда все эти улыбки… Вот почему Дженни уговорила ее заняться туалетами. Вот почему пришли Дороти и остальные. Они пришли, чтобы находиться около нее в случае печального исхода. И чтобы она не вышла из дому и не узнала о том, что происходит.
Безумие. Джеральд не заслуживает подобной чести. Его надо бы заковать в колодки, не пускать к порядочным людям.
Эйдриан не имел права не сказать ей. Она могла бы разделить его страдания сегодняшней ночью. А может, и остановить… даже если бы пришлось запереть его и не дать уйти. Он должен был рассказать ей.
Может быть, он рассказал? Он принес ей свой страх, разве нет? Он хотел провести с ней ночь, перед тем как посмотреть в лицо смерти.
Смерть. Каждый человек в этой комнате понимает такую возможность исхода. Джеральд не избежит суда, но, прежде чем встретиться со смертью, он может отнять у нее самое дорогое.
— Кто с ним?
— Его брат, Сент-Джон и мой муж, — пояснила виконтесса.
— И дюжина других, чьи имена останутся неизвестными, пока необходимо, — добавил Веллингтон.
— Вы можете остановить дуэль. — София резко повернулась к герцогу. — Если герцог Веллингтон потребует назвать место, где она происходит, вам наверняка сообщат. Вы можете предотвратить… Вместо того чтобы сидеть здесь и ждать результата, словно какого-то глупого голосования в парламенте.
— Я сижу здесь и жду результата, словно послал на опасное дело лучшего из своих солдат. Если Берчард выбрал такой способ разрешить ситуацию между ним и Стидолфом, он, несомненно, имеет причины. Он не пошел бы на такое, если бы не существовало необходимости.
— Вы знаете, из-за, чего произошла дуэль? — спросила София.
— Стидолф вызвал его, будто бы отстаивая честь вдовствующей герцогини, но никто не верит, что он назвал реальную причину. Я думаю, вам известно лучше, чем мне. Я даже подозреваю, что она имеет прямое отношение к вам, герцогиня.
— Ни одна из причин не может требовать подобного геройства. Вы должны остановить…
— Уже поздно, все свершилось. Я не могу. — Он поднялся и похлопал ее по руке. — Я подозреваю, что вы не знаете всего, герцогиня. С Божьей помощью он возвратится с триумфом, которого мы все желаем. Если нет, я открою другое письмо, и мы ознакомимся с его содержанием. — Его жесткое лицо смягчилось. — Он храбрый человек. Я не раз видел это. Если бы мне пришлось выбирать вам защитника, я не мог бы найти лучше.
Ее защитник. Рискует своей жизнью из-за того, что не имело к нему прямого отношения.
Она ощущала себя совершенно беспомощной. Такой ужасной. Такой благодарной, что он пришел к ней ночью и что она наконец осмелела и могла любить его без всяких преград.
— Поэтому мне не остается ничего другого, как набраться терпения и ждать. Я должен выдержать, пока не будет известий.
Рука Аттилы легла на ее плечо.
— Мы все вместе выдержим, kedvesem.
Наступил худший час ее жизни. Поистине чудовищное ожидание. Веллингтон позвал слугу, и вскоре запылали дрова в камине.
Вдруг ей показалось, что она слышит стук копыт под окнами. Она хотела подняться и бежать, но не могла. Как и никто из присутствующих. Все замерли, тревожно прислушиваясь. Казалось, все перестали дышать.
Тяжелые шаги приближались. Чарлз распахнул дверь, и Леклер замер на пороге.
Он с удивлением оглядывал присутствующих.
— Ну? — нетерпеливо произнес герцог.
— Я ехал впереди. Он в карете, вместе с братом и Сент-Джоном. Он скоро будет здесь.
Волна облегчения накрыла Софию. Слезы текли по щекам.
— Он ранен?
— Рана на бедре. Мы задержались, так как делали перевязку. Я советовал ему тотчас отправиться домой, но он предпочел приехать сюда. — Он оглядел комнату. — Не думаю, что он ожидает увидеть такое собрание.
— А Стидолф? — спросил герцог. Леклер промолчал, сказав этим все.
Веллингтон поднялся, собираясь уйти. По дороге к дверям он вынул запечатанное письмо и бросил его в камин. Жак и Аттила поцеловали Софию и поспешили следом за герцогом.
— Вы должны остаться, Дот. Вы должны увидеть его, — проговорила София, удерживая Дороти.
— Если вы не возражаете, милочка, только на минутку… — Дот вытирала глаза. — Не хотела бы я снова пережить такие минуты, скажу я вам.
Леклер предложил руку жене:
— Нам пора, моя дорогая. Я вижу, вы катались на лошади. Вы редко позволяете себе подобное удовольствие, когда мы живем в городе. Я надеюсь, вы использовали дамское седло?
— Разумеется, Леклер. Как вы можете беспокоиться о подобных пустяках в такой день, когда речь идет о жизни и смерти?
— Другими словами, дамское седло отсутствовало. — Он повернулся к Софии: — Эйдриан может появиться в странном настроении. Не удивляйтесь, дорогая, если он не проявит особой радости в связи со своей победой.
— Я понимаю. Спасибо за все, что вы сделали для него, виконт.
София и Дороти прошли в библиотеку подождать Эйдриана. Дот поспешила из комнаты, как только послышался шум подъезжающей кареты. Все, что она хотела сказать своему племяннику, она сказала в холле.
Эйдриан вошел в библиотеку, осторожно опираясь на палку. Он остановился и посмотрел на Софию.
Он был без сюртука, его брюки перехватывала на бедре широкая повязка. На одежде — ни одной капли крови. Он, должно быть, в карете поменялся одеждой с Колином.
Эйдриан смотрел на нее воспаленными глазами. Леклер прав. Никакой радости. Никакого триумфа. Просто сознание того, что случилось, и того, что могло случиться.
Ее сердце сжалось от боли, любви и облегчения. Она не сводила с него глаз, боялась дышать, дабы явь не оказалась сном.
Никогда он не выглядел менее похожим на англичанина. Черные глаза обжигали ее. Темные волосы спадали на лоб. Тонкий узорчатый платок перехватывал его талию на восточный манер.
Он осторожно подошел к ней. И невольно поморщился. Каждый шаг доставлял ему боль. Плохая рана. Ему надо было бы поехать домой, но она знала, почему вместо дома он приехал сюда. Причина крылась в его глазах, в жестких складках вокруг рта.
Наступивший день предназначался для заключительных действий. Она молила Бога, чтобы все кончилось удачно.
— Леклер рассказал тебе?
— Я уже знала.
— Я надеялся, что ты не узнаешь, пока все не закончится.
— Но ты поступил несправедливо. Есть вещи, от которых ты не должен оберегать меня. — Она сделала несколько шагов, преодолев пространство, которое разделяло их, чтобы обнять и поцеловать его. Он вздрогнул, и она нащупала повязку на его плече. Значит, не только нога задета. Он переоделся, чтобы она не видела крови.
Положив голову ему на грудь, она слушала, как бьется его сердце. Он нагнулся и поцеловал ее в макушку.
— Давай присядем?
Она подняла конец его импровизированного пояса:
— Что это?
— Мой отец дал мне. Он все еще в Англии.
— Он приехал?
— Он присутствовал там. Он оставался в карете, но я узнал лакея и подошел к нему. Он дал мне платок на счастье. Он думал, что я засуну его в рубашку. Но я решил, что так будет лучше. — Он посмотрел на цветной платок. — У него тринадцать других сыновей, но он оставался в карете до конца и молился, чтобы я остался жив.
София провела пальцем по узорчатой ткани платка, который он показал всему свету. День для заявлений, как и для подведения итогов, наступил.
— Почему ты вызвал Джеральда?
— Он бросил мне вызов. Пятьдесят мужчин готовы поклясться, что все шло от него. Я не провоцировал Стидолфа.
Может быть, и нет, но он принял вызов. Все произошло именно так, как он хотел.
— Но зачем, Эйдриан? Зачем так рисковать? Почему ты просто не арестовал его?
Он нежно погладил ее щеку.
— Ты веришь мне? Ты доверяешь мне настолько, чтобы поверить, что дуэль — лучший способ закончить дело?
Она заглянула ему в глаза и поняла, что больше он ничего не скажет. Ни сейчас, ни потом. Может быть, никогда. Веллингтон прав: причина — в ней. Эйдриан пошел на дуэль, чтобы защитить ее, и она могла никогда не узнать почему.
— Да. Я доверяю тебе. Полностью. Я верю тебе. И верю в тебя.
Она снова хотела обнять его, но он отошел. Глубокие, темные чувства одолели его.
— Я убивал и прежде. Но не так. Тогда больше походило на военные переделки. Страна против страны. Леклер предупреждал меня, что сейчас будет по-другому. Он пережил подобную историю и признался, что воспоминания очень тяжелые.
Сердце Софии сжималось от боли за него. Он прекрасно знал, что другого выбора нет, но сомнения все равно терзали его.
— Леклер тебе хороший друг. Я рада, что он оставался с тобой.
Эйдриан рассеянно кивнул и зашагал из угла в угол.
— Я обедал с ним накануне того памятного дня, когда произнес речь. Его дети обедали с нами. Я прежде никогда не видел их. Он балует их. Говорят, это американское влияние Бьянки, но он ни в чем не может отказать им. Все воспитание идет от нее, не от него. Наблюдая за проявлениями искренней семейной радости, впитывая в себя удивительную атмосферу любви, я чуть не прослезился. — Даже сейчас, когда он говорил, его голос предательски дрогнул. — Я бы хотел иметь такую семью, дорогая.
— Я уверена, что все в наших руках. Мы, может быть, не знаем, что делать, но мы знаем, что не надо делать.
Он покачал головой:
— Тебе никогда не простят, если ты выйдешь за меня. И никогда не забудут, кто я, как бы я ни старался. Многие не смогут принять меня.
— Знаешь, а я думаю, что кое-кто из наших друзей никогда не простит мне, если я не выйду за тебя. А ведь они относятся к людям, которых я уважаю.
— Не обольщайся, София. Твой титул не защитит тебя. Половина твоих недавних гостей порвет с тобой, как только будет объявлено о нашей помолвке. Меня терпели, пока я находился в тени. Но никогда не потерпят, окажись я на виду.
— Что ж, тогда мы узнаем, кто наши настоящие друзья, а кто притворялся. Я уже говорила, что есть вещи, от которых тебе не следует защищать меня. Я не позволю тебе разрушить наше счастье во имя ложно понятой добродетели.
Он прекратил нервно шагать по комнате и повернулся к ней. Выражение его лица заставило ее затаить дыхание. Страшная тревога. Страшная и безжалостная.
— Ты знаешь, что я не обращаю внимания на подобные нападки. Я провела восемь лет, игнорируя таких людей. Их мнение не может ранить меня сейчас. Твое происхождение не имеет никакого значения для меня.
— Может быть, нет. Я никогда не думал обсуждать такой вопрос с тобой. Но мне делается не по себе при мысли, что тебя могут обидеть из-за меня.
— Почему мы должны придавать значение какой-то ерунде?
Эйдриан выпрямился. Казалось, что никакой раны у него нет. Он стоял перед ней такой сильный, такой красивый.
— Ты любишь меня, София? Не просто нуждаешься во мне? Не просто хочешь меня или зависишь от меня? Я готов принять твое предложение, но я хочу знать, любишь ли ты меня так же, как я люблю тебя? Мое чувство к тебе безгранично. Оно живое, горячее и совершенное. Все остальное не имеет значения. Ни Эвердон, ни прошлое, ни скандалы и будущее, ни то высокомерие и притворство, с которыми нам наверняка придется столкнуться. Мне все равно, кто ты такая, мне важно, какая ты. Все остальное станет незначительным, если я буду уверен, что ты любишь меня, что у тебя ко мне не просто привязанность или страсть…
— Я люблю тебя. Я любила тебя давно. Люблю так сильно, что чувство пугало меня, поэтому я старалась скрыть его. Кто знает, может быть, я сама не верила, что заслуживаю счастья? Неудивительно, ведь я теряла людей, которых любила.
— Ты заслуживаешь счастья, София. А если ты боишься его, у тебя есть на то основания.
— Дело не в тебе, а во мне. Я сама не доверяла своей любви. Ночью ты дал мне шанс осознать, что я могу любить. Сейчас я знаю, что люблю тебя. Очень люблю. Больше, чем любая женщина б мире. Если бы ты позволил мне дать тебе мою любовь и защищать тебя, как ты защищаешь меня! Если бы ты разделял со мной свою ношу, как сделал прошлой ночью и сделал сегодня.
— Я чувствовал. Я надеялся. И сегодня ты была в моем сердце. Я пришел первым делом сюда, потому что хотел убедиться, что не ошибся.
— Ты всегда понимал меня. Не думаю, что ты сможешь когда-нибудь ошибиться. А я только сейчас все поняла про себя, увидев свое отражение в твоих глазах.
— Отражение красивой женщины, прекрасной и сильной. Я рад, что ты узнала правду.
— Я хочу, чтобы мы заполнили пустоту, которая так долго сопутствовала нам. С одиночеством покончено навсегда. Эйдриан, я хочу, чтобы мы создали счастливую семью, где всегда будет царить любовь.
— Если мы собираемся завести семью, то должны пожениться.
— Вы делаете мне предложение, мистер Берчард? Опираясь одной рукой на палку, он протянул ей свободную руку.
— Мы слишком долго путешествовали в одиночку, дорогая. Ты не составишь мне компанию… на всю оставшуюся жизнь?
Она не успела сделать и шага, как ее счастье уже коснулось его. В следующий миг она уже обнимала его.
— На всю оставшуюся жизнь, любимый!