Страница:
Однако включение прожекторов дорого обошлось и линкору "Хийя". Четыре американских эсминца, идущие впереди "Атланты" обрушили на линкор яростный концентрированный огонь с расстояния от 2000 до нескользких сотен метров. Идущий впереди всех эсминец "Кашинг" даже прошил мостик линкора очередями крупнокалиберных пулеметов. Многие снаряды и трассы крупнокалиберных очередей летели мимо линкора и падали каскадами вокруг моего "Амацукадзе". Стоял невероятный грохот.
Совершенно ослепленный я в течение некоторого времени стоял на мостике, ничего не видя. К счастью, в эсминец не было ни одного попадания.
"Кашинг" выпустил по "Хийя" шесть торпед (если верить его рапорту), но ни одна из них не попала. Во всяком случае, мы с "Амацукадзе" ни одну из них не заметили.
Между тем все снаряды, не попадающие в "Хийя", продолжали ложиться вокруг нас. Опасность нашего положения увеличивалась еще и тем, что впереди уже отчетливо виднелись очертания острова Флорида с его многочисленными прибрежными рифами. Я приказал отвернуть вправо, увеличить скорость и отойти от линкора.
Отойдя подальше от "Хийя", я пристроился в кильватер к эсминцу "Юкикадзе", идущего полным ходом с правого борта крейсера "Нагара". Справа я увидел множество американских кораблей, идущих призрачными тенями вдоль берега Гуадалканала.
Положив руль право на борт и дав полный ход, я решил атаковать корабли противника, прежде чем они смогут выйти в позицию для удара по нашему громоздкому ордеру. Однако в следующий момент призрачные силуэты кораблей противника исчезли на фоне берега острова. Я вглядывался в темноту, пытаясь что-нибудь там различить.
Внезапно с правого фланга линкора "Хийя" появились три наших эсминца, закрыв мне видимость берега Гуадалканала. Мой боевой порыв был сорван. Я оглянулся на "Хийя" и в отчаянии громко выругался.
Массивная надстройка линкора была охвачена пламенем. Три наших эсминца, которые так некстати появились между мной и противником, начали поворот влево, видимо, желая прикрыть линкор с тыла. Это были "Акацуки", "Инадзума" и "Икацучи" - более новые и быстроходные эскадренные миноносцы, чем мой. Я уже было решил пристроиться замыкающим в их колонну, но в этот момент непроглядная темнота ночи была освещена двумя яркими ракетами, выпущенными, как я узнал позднее, с крейсера "Нагара". И мне стали ясно видны 5 или 6 американских кораблей, идущих кильватерной колонной. Ближайший из них находился у меня справа по носу по пеленгу 30 градусов на расстоянии примерно 5000 метров. Причем почти на параллельном курсе! Мое сердце подпрыгнуло. Представлялся уникальный шанс проверить на практике мою теорию торпедных стрельб.
Мой минно-торпедный офицер лейтенант Миеси уже стонал от нетерпения. Я приказал приготовиться к стрельбе торпедами и дал указание штурману, повернув вправо, немного сблизиться с противником и выходить на гиперболический курс.
Мы сближались с противником на суммарной скорости 60 узлов. Торпедным аппаратам была дана команда "Товсь!" и Миеси смотрел на меня жадными глазами, ожидая команды "Пли!"
Противник почему-то не открывал огня. Но даже если бы он это сделал, на гиперболическом курсе им меня не достать.
- Пли! - скомандовал я.
Восемь толстых "рыбин" выскочили в воду из аппаратов и пошли к цели. Было 23 часа 54 минуты. Я ждал, затаив дыхание и читая молитвословие. Брызги обрушивались на мостик от буруна, поднятого полным боевым ходом эсминца, но никто на мостике их не замечал.
Я отвернул немного влево, чуть сбросив скорость, когда еще пара ракет осветила сцену ночного боя. Я видел колонну из четырех американских эсминцев, идущих с интервалами не более 200 метров друг от друга. На них, обрезая им курс и ведя яростный огонь из всех орудий, несся "Юдачи". Казалось, что он собирается таранить головной эсминец противника "Аарон Вард", который резко отвернул в сторону, чтобы избежать столкновения.
Следующий за ним вторым в колонне эсминец "Бартон" вынужден был на короткое место застопорить машины, чтобы не столкнуться с "Аароном Вардом". В этот момент - через две минуты после выпуска мною торпед - два столба пламени поднялись над "Бартоном". Этот прекрасный фейерверк так быстро погас, что я даже не поверил своим глазам, увидев, что "Бартон" переломился пополам и мгновенно затонул.
Зрелище было в самом деле впечатляющим и экипаж устроил мне шумную овацию, хотя я, признаться, ничего не услышал. Я испытывал скорее чувство удовлетворения ученого, убедившегося на практике в достоверности своей теории, чем ликование военного, быстро и эффективно уничтожившего противника. Все получилось как-то слишком легко.
Ракеты сгорели и погасли. Нас снова окружила тьма.
Через несколько минут я обнаружил тусклые, мигающие огоньки слева, очертившие расплывчатый силуэт большого корабля. Я приказал приготовиться к новой торпедной атаке:
- Цель слева по борту по пеленгу 70 градусов! Я проинструктировал Миеси использовать на этот раз четыре, а не восемь торпед и дал команду:
- Аппараты! Товсь! Пли!
Было 23 часа 59 минут, когда четыре смертоносных рыбины снова вылетели из аппаратов "Амацукадзе" и ринулись к цели. Через три минуты и 40 секунд над нашей целью поднялась огромная алая стена пламени. Жертвой оказался американский легкий крейсер "Джуно", который в этот момент вел артогонь по "Юдачи". Мои моряки снова взвыли от восторга.
Лейтенант Шимицу хотел добить противника артогнем, но я не разрешил. Орудийные залпы только бы выдали наше местонахождение.
Придя в себя, я огляделся. В темноте стоял оглушительный грохот орудий, сверкали вспышки выстрелов.
Американский эсминец "Кашинг", выйдя в атаку на линкор "Хийя", попал под огонь нашего эсминца "Теруцуки". Японский эсминец находился в темноте с левого борта линкора, а "Кашинг" попал в перекрестие наших прожекторов. В итоге "Теруцуки" просто расстрелял его прямой наводкой.
Другой американский эсминец "Лоффи" почти врезался в "Хийя". Отвернув в последний момент, "Лоффи" промчался под бортом линкора, поливая его надстройку очередями крупнокалиберных пулеметов.
Капитан 1-го ранга Судзуки - командир линкора - был убит на месте. Другие, включая и адмирала Абе, ранены. Огромные орудия линкора и торпеды "Теруцуки" настигли американский эсминец на отходе и потопили его в течение нескольких минут.
Третий в строю противника эсминец "Стеррет" выпустил по "Хийя" торпеды, но промахнулся. Четвертый американский эсминец "О'Веннон", оставаясь в темноте, открыл беглый огонь по нашему линкору, добившись множества попаданий и выведя из строя всю систему внутрикорабельной связи на "Хийя", что вынудило линейный корабль выйти из боя.
В темноте ночи бой продолжался в условиях, когда никто толком не знал общей обстановки и сил противника. Эсминец "Акацуки", чье место в ордере было в 2000 метрах с правого борта "Хийя", ринулся вперед и выпустил торпеды, которые поразили американский крейсер "Атланта". Но сам "Акацуки" попал под убийственный перекрестный огонь с американского тяжелого крейсера "Сан-Франциско" и эсминцев и погиб почти со всем экипажем. "Сан-Франциско" еще вел огонь по "Акацуки", когда сам попал под огонь подошедшего линкора "Киришима", который вскоре, однако, вынужден был покинуть район боя, подчиняясь приказу адмирала Абе.
Между тем, эсминец "Юдачи", перерезав вражескую колонну, увидел следующий с ним параллельным курсом американский крейсер. Эсминец выпустил в него 8 торпед, но промахнулся. Крейсер обрушил на него всю мощь своего артиллерийского огня. Капитан 2-го ранга Киккава считал, что ему пришел конец, но в этот момент над крейсером противника поднялся огромный столб пламени, видимо, от попадания торпед.
Когда был потоплен эсминец "Акацуки", следовавшие за ним два японских эсминца пошли в яростную атаку на американские крейсеры "Сан-Франциско" и "Портленд", которые встретили их убийственным огнем.
Воспользовавшись суматохой, непредсказуемый "Юдачи", выскочив из темноты со стороны нестреляющего борта американского крейсера, выпустил в него восемь торпед и сам попал под огонь американских эсминцев, получив тяжелейшие повреждения.
А мой "Амацукадзе" шел на север к нашему подбитому линейному кораблю "Хийя". Стояла странная тишина. Вдали сверкали вспышки выстрелов, но было уже невозможно определить, кто с кем сражается. Единственным кораблем, который еще можно было опознать по пожару, полыхающему на палубе, был линкор "Хийя". И я решил присоединиться к нему. Я запросил радиорубку: не было ли каких-нибудь важных сообщений.
Радисты ответили отрицательно, добавив, что они вообще не слышат флагманского линкора. Видимо, на нем вышли из строя все средства связи.
Я взглянул на часы. Было 13 минут первого ночи. Вспышка вдали показала, что там горит еще какой-то корабль. Позднее выяснилось, что это был "Юдачи". Пока я наблюдал это зарево, прямо передо мной из темноты появился силуэт большого корабля. Чтобы избежать столкновения лейтенант Мацумото резко положил руль право на борт. Казавшееся неизбежным столкновение удалось чудом избежать.
Что это был за корабль? Мы прошли мимо него настолько близко, что я не смог охватить взглядом весь силуэт. Над нами просто проплыла темная громада борта. Какой-либо активности на его палубе заметно не было. Не было видно и артиллерийских башен, но это было явно не торговое судно. Почему-то этот вышедший тьмы корабль напомнил мне "Джингей" - плавбазу наших подводных кораблей. Но как "Джингей" мог сюда попасть? Но уже через мгновение я понял, что это вовсе не "Джингей", а, скорее всего, какой-то из кораблей противника.
Я приказал комендорам и торпедистам приготовиться к бою. Командиры артиллерийской и минно-торпедой боевых частей Миеси и Шимицу немедленно доложили о своей готовности. Но в последний момент я снова заколебался. А вдруг это кто-нибудь из своих?
В отчаянии я приказал включить прожектора и сразу же увидел, что таинственный неопознанный корабль является американским крейсером. И немедленно приказал открыть огонь.
Мы выпустили последние 4 торпеды (из 16 имеющихся на борту) и открыли огонь первый раз за время этого боя из всех шести 127-мм орудий. К нашему удивлению, противник не отвечал.
Примерно через 20 секунд после начала стрельбы мои акустики обнаружили четыре мощных подводных источника звука. Я затаил дыхание, ожидая взрывов. Прошло еще 10 секунд, но никаких взрывов не случилось, но "Амацукадзе" тяжело закачался с борта на борт. И я понял, какую глупость сам и совершил.
Каждая японская торпеда имела специальное предохранительное устройство, предотвращающее взрыв в пределах 500 метров от места выпуска торпеды, а наша цель находилась менее, чем в 500 метрах от "Амацукадзе". Я выругал себя. В спешке и суматохе я упустил стопроцентную возможность отправить американский крейсер на дно.
За первой ошибкой, как известно, всегда следует и еще одна. Так случилось и со мной. Злясь на самого себя, что попусту истратил последние торпеды, я забыл отдать приказ выключить прожекторы.
Между тем, американский крейсер, по которому мы продолжали вести огонь, горел по всей длине корпуса. Это был тяжелый крейсер "Сан-Франциско", и наша встреча в темноте, видимо, произошла после того, когда погибли адмирал Каллаган вместе с командиром крейсера и офицерами своего штаба. Артиллерийские башни, чье отсутствие так сбило меня с толку, были сметены с "Сан-Франциско" 14-дюймовыми снарядами нашего линкора "Киришима".
"Сан-Франциско" не отвечал на огонь, но снаряды падали вокруг "Амацукадзе". Опьяненные боем и горя желанием прикончить противника, мы не обращали на это внимания. Я тоже не отрывал глаз от пылающего американского крейсера и это была моя третья ошибка.
Через грохот орудий я услышал крик сигнальщика Ивата с его наблюдательного поста над мостиком:
- Командир! Еще один крейсер режет нам курс. Пеленг 70 с левого борта!
Я резко повернулся в указанном направлении и увидел еще один крейсер противника. На какое-то мгновение я застыл от ужаса, а потом скомандовал:
- Закрыть прожектора! Прекратить огонь! Ставить дымзавесу!
Я еще не успел закончить команду, когда залп нового противника (это был американский крейсер "Хелена") накрыл мой эсминец. Два снаряда рванули у самого борта. Я напряг спину и вцепился в ограждение мостика. Взрывом меня чуть не выбросило за борт, грохот оглушил. Я еле устоял на ногах. Но мысль работала четко, и я понял, что не ранен. Я увидел бледное лицо Ивата и его неестественную позу. Сигнальщик как бы висел не дальномере.
- Ивата! - крикнул я. - Что с тобой? Он не отвечал и не шевелился. Тут я заметил, что кровь течет из его пробитой осколками головы, капая на настил. Мой лучший сигнальщик был убит наповал! Снаряд, видимо, взорвался на дальномерной площадке.
Я наклонился к переговорной трубе и вызвал лейтенанта Шимицу. Но ответа не было.
- Радиорубка! - закричал я. - Доложите обстановку!
Гробовое молчание.
Второй снаряд пробил борт эсминца чуть ниже мостика и взорвался в радиорубке, убив всех находящихся там.
"Амацукадзе", совершая разворот вправо, неожиданно пошел на полную циркуляцию.
- Корабль не слушается руля! - доложил штурман Мацумото.
Из-под мостика, очевидно из радиорубки, вырвалось пламя. А над нами зависли осветительные ракеты. "Хелена" явно намеревалась нас прикончить.
Прибежавшие на мостик рассыльные доложили, что вышла из строя вся гидравлическая система корабля: башни не вращаются, рулевая машина не работает.
Приятно было узнать, что машины эсминца не пострадали. Целыми остались и цистерны с топливом.
Между тем, "Амацукадзе", совершив полную циркуляцию, пошел на второй круг. Снаряды с "Хелены" продолжали падать вокруг нас, осыпая эсминец осколками. Наши орудия молчали, торпеды были израсходованы. Мы были беспомощны как овечка, которую повели на бойню.
К счастью, противник не имел намерения с нами покончить. Огонь стал ослабевать и вскоре прекратился совсем.
Посланный вниз капитан-лейтенант Мацумото доложил, что рули переведены на ручное управление. Гидравлика полностью вышла из строя.
Для устранения некоторых повреждений неплохо было бы остановить машины. Останавливать эсминец в такой близости от противника было, конечно, очень опасно. Но "Хелена" полностью прекратила огонь, и мы ее визуально больше не видели. Позднее я узнал, что в темноте "Хелена" нарвалась на три наших эсминца: "Асагумо", "Мурасаме" и "Самидаре", которые вместе с "Юдачи" и "Харусаме" составляли авангард нашего соединения, но разошлись с ними, запутавшись в адмиральских приказах по маневрированию. Открыв яростный огонь по американскому крейсеру, вовремя подошедшие эсминцы спасли нас от гибели.
"Хелена", пораженная торпедой с "Мурасаме", получила смертельный удар. Каким-то чудом крейсер продержался на плаву еще несколько часов, а затем затонул.
В это время с японских эсминцев заметили мигающий опознавательный позывной в восточном направлении. Позывной подавал американский эсминец "Монссен", который ошибочно принял наши эсминцы за свои. Передача своих позывных явилась для "Монссена" самоубийством. Несколькими артиллерийскими залпами и торпедами с "Асагумо" с ним было покончено.
А мой "Амацукадзе", переведя руль с гидравлического на ручное управление, продолжал движение на север. Управлять вручную кораблем в 2500 тонн водоизмещения дело очень нелегкое. Хотя нам и удалось увеличить скорость до 20 узлов, шли мы как пьяные, все время рыская на курсе. На руль пришлось поставить десять здоровенных матросов, но и они выбивались из сил, выполняя постоянные команды, которые я кричал им через Мацумото.
В 03:00 Миеси доложил, что все пробоины временно заделаны, а пожары в нижней части корабля потушены.
Через несколько минут слева по курсу я увидел линкор "Хийя". Пожары на нем уже были потушены, но флагманский линкор качался на волне без хода. Что у него случилось с машинами, я не знал. Вокруг флагмана не было ни одного нашего корабля, а мой "Амацукадзе" находился в таком состоянии, что никакой помощи предложить не мог.
Единственно, что я мог сделать - это указать линкору направление на север. Собрав все свои силы и энергию, я продолжал управлять эсминцем, крича команды через переговорную трубу.
С первыми же лучами рассвета появились самолеты противника. Это было очень неприятно, поскольку из всех наших орудий более-менее могло действовать только одно - No 1. Когда самолеты приблизились, оно открыло огонь. К счастью, бомбардировщики неверно определили нашу скорость и сбросили бомбы слишком рано. Ближайшая из них упала в 300 метрах у нас по носу. После чего американские самолеты повернули обратно к Гуадалканалу. Можно было предположить, что вскоре появятся и другие самолеты противника, но у нас не было времени на волнения. Все свои силы мы тратили, чтобы корабль продолжал идти вперед.
Не успели мы порадоваться уходу самолетов, как на горизонте появился корабль, идущий прямо на нас. Дистанция до него была 9000 метров.
Я взглянул на растерянные лица своих офицеров и прокричал в переговорную трубку:
- Мацумото! К нам приближается какой-то неизвестный корабль. Дайте максимальную скорость. Если это противник, то по крайней мере попытаемся его таранить!
Неизвестный корабль приближался со скоростью более 30 узлов. После нескольких напряженных минут я облегченно вздохнул. Это был японский эсминец "Юкикадзе". На расстоянии 3000 метров с него передали флажным семафором: "Сердечные поздравления "Амацукадзе". Мы идем на помощь "Хийя". Можем ли мы чем-либо помочь вам?"
Мои сигнальщики быстро передали ответ: "Благодарим за поздравления. Не беспокойтесь о нас. Следуйте по назначению полным ходом. Авиация противника уже обнаружила нас. Весьма вероятно, что "Хийя" обнаружен также. Будьте готовы к ударам с воздуха. Удачи".
Предупреждение, которое мы успели передать на "Юкикадзе", оказалось правильным. С первыми лучами рассвета два десятка бомбардировщиков американской морской пехоты атаковали подбитый линкор и окончательно его добили. Когда "Юкикадзе" подошел к борту "Хийя", адмчрал Абе приказал экипажу оставить корабль. А затем дал приказ затопить линкор. Через несколько дней именно за этот приказ адмирал Абе и командир "Хийя" капитан 1-го ранга Масао Нисида были уволены со службы и отданы под суд.
Расставшись с "Юкикадзе", мы продолжали, рыская на курсе, идти со скоростью 20 узлов. В открытом море мы перестали беспокоиться о рифах и мелях, но постоянно помнили о том, что наш подбитый эсминец может стать легкой добычей для подводной лодки противника.
К счастью, все обошлось. Подводные лодки противника если и видели нас, то никак о себе не заявили.
Около 15:00 на горизонте появился еще один японский эсминец.
Поняв, что мы уже достигли безопасного района, я внезапно почувствовал страшную усталость. Мы находились уже в 250 милях севернее Гуадалканала, где находился флот адмирала Курита, готовый ночью выдвинуться в район боевых действий.
Появившимся эсминцем оказался "Теруцуки", также участвовавший в ночном бою в составе соединения адмирала Абе. Я приказал сигнальщикам запросить "Теруцуки" об общей обстановке.
Ответ пришел незамедлительно: "С возвращением, "Амацукадзе". Добро пожаловать. Примите наши сердечные поздравления. Несколько часов назад пришло сообщение о вашей гибели. Мало кто уже ожидал вашего возвращения. С нашим соединением все в порядке. По последним данным только "Хийя" и "Юдачи", лишившись хода, дрейфуют южнее нас. Пропал и считается погибшим "Акацуки". "Мурасаме" и "Икацучи" получили попадания, но отделались легкими повреждениями. Еще раз поздравляем. Вы отработали замечательно. Мы вами гордимся".
Мы подошли к соединению кораблей адмирала Курита и сбавили скорость. Флагманский корабль Курита линкор "Конго" возвышался над водой как сказочная крепость всеми своими 27 500 тонн.
На линкоре поднялся наш позывной и заработал семафор:
"Адмирал Курита капитану 2-го ранга Хара. Я салютую вашему доблестному возвращению и рад информировать вас, что получен приказ о зачислении вашего эсминца в мое соединение для предстоящего ночного боя. Я буду горд иметь вас под своей командой".
Несмотря на столь высокую честь, мне не оставалось ничего другого, как ответить адмиралу, что эсминец подбит, из экипажа убиты 43 человека, включая старшего артиллериста, управление рулем осуществляется вручную, необходим срочный ремонт.
Через несколько минут пришел новый семафор с "Конго": "Адмирал Курита приказывает вам срочно возвращаться на Трук. Счастливого плавания и удачи!"
Огромный силуэт линкора "Конго" расплылся в моих слезах, когда я читал это теплое послание адмирала Курита.
Сообщив Мацумото, что мы возвращаемся на базу, я впервые за сутки присел в свое кресло. Мацумото предложил мне спуститься в каюту и немного поспать, уверяя, что справится с ручным управлением рулем самостоятельно. Я уже был склонен с ним согласиться, но вспомнил, что до наступления темноты необходимо провести погребальную церемонию по нашим погибшим товарищам.
На полубаке эсминца были выложены сорок три трупа. Некоторые были представлены в виде разорванных на части останков. Друзья каждого из погибших промыли их тела теплой водой и зашили в брезент. Для этой церемонии использовалась только драгоценная дистиллированная вода.
Горны заиграли прощание, офицеры взяли под козырек и тела погибших были преданы океану. Два унтер-офицера обмыли и зашили в брезент тело сигнального старшины Ивата, который, первым заметив крейсер "Хелена", можно сказать, спас эсминец. Я спустился с мостика - первый раз с начала операции - и подошел к останкам сигнальщика.
- Он был моим другом, - сквозь слезы проговорил я. - Я должен лично участвовать в его погребении.
Я снял с себя форменный китель и накрыл им тело Ивата. Многие матросы плакали как дети, вытирая слезы ладонями.
Солнце садилось, и, когда погребальная церемония закончилась, было уже совсем темно. "Амацукадзе" совершил круг почета над местом погребения, экипаж хором читал поминальную молитву, а затем мы возобновили движение на север по направлению к Труку.
Капитан-лейтенант Мацумото, закончивший когда-то училище торгового флота, был прекрасным штурманом и освоился с ручным управлением рулем очень быстро. Эсминец шел, почти не рыская на курсе, и через 24 часа "Амацукадзе" бросил якорь в тихой лагуне атолла Трук.
Прошедшее сражение закончилось безусловной победой японцев. Но победа опять была чисто тактической, а стратегически снова выиграл противник.
Наша попытка бомбардировать аэродромы Гуадалканала была полностью сорвана. Ни одного снаряда по острову выпущено не было и гибель американских кораблей была, таким образом, оправдана.
Адмирал Ямамото был страшно разгневан подобным оборотом событий. Мало того, что адмиралу Абе не удалось выполнить поставленную перед ним задачу, он еще умудрился потерять в этом бою линейный корабль. "Хийя" стал первым японским линкором, потерянным в войне.
Не менее шокировано было и высшее командование в Токио. И хотя вслед за неудачей Абе последовала еще худшая неудача адмирала Кондо, козлом отпущения за обе неудачи стал контр-адмирал Абе. Была назначена комиссия адмиралов для тайного военного суда над адмиралом Абе и командиром "Хийя" капитаном 1-го ранга Нисида. Им не удалось оправдать свои ошибки и промахи. Суд приговорил обоих к увольнению со службы. Им была назначена пенсия, но запрещено было хоть как-то напоминать о себе или появляться в общественных местах и на страницах прессы.
В ночь на 13 ноября эскадра контр-адмирала Шодзи Нисимура из трех крейсеров и четырех эсминцев подошла к побережью Гуадалканала и бомбардировала американские аэродромы. Бомбардировка была столь неэффективной, что уже на следующее утро с этих аэродромов поднялись бомбардировщики американской морской пехоты. Взаимодействуя с самолетами авианосца "Энтерпрайз" они атаковали японский транспортный конвой из одиннадцати транспортов и утопили семь из них. Кроме того, американские самолеты утопили тяжелый крейсер "Кинугаса" и тяжело повредили три эсминца.
При осуществлении следующей операции, назначенной на ночь 14 ноября, адмирал Курита был неожиданно заменен заместителем главкома адмиралом Кондо. Было составлено мощное соединение, состоящее из линкора "Киришима", тяжелых крейсеров "Атаго" и "Такао" плюс все бывшее соединение адмирала Абе, не считая "Хийя" и трех эсминцев.
Назначение адмирала Кондо командовать этим мощным соединением можно считать одной из самых ужасных ошибок адмирала Ямамото. До сих пор остается загадкой, почему Ямамото так высоко ценил боевые способности адмирала Кондо, хотя тот уже успел довольно явно продемонстрировать свою нерешительность, если не сказать растерянность, в реальной боевой обстановке. В итоге, в ночном бою у Гуадалканала мощное соединение Кондо, включавшее в себя линкор, два тяжелых и один легкий крейсер и девять эсминцев столкнулось с гораздо менее сильной американской эскадрой контр-адмирала Уиллиса Ли из двух линкоров и четырех эсминцев. В последовавшем бою Кондо потерял линкор "Киришима" и эсминец, а Ли - только три эсминца. Два тяжелых крейсера Кондо не получили никаких повреждений, но Кондо приказал отходить, даже на попытавшись продолжить бой с противником. Это был третий подобный поступок адмирала Кондо за четыре месяца.
Адмирал Ямамото, который пришел в такую ярость, узнав, что Абе потерял линкор "Хийя", оказался на удивление снисходительным по отношению к Кондо. Многим офицерам из окружения Кондо было стыдно и за него, и за себя. Они предпочитали вообще не говорить об этом бое.
Совершенно ослепленный я в течение некоторого времени стоял на мостике, ничего не видя. К счастью, в эсминец не было ни одного попадания.
"Кашинг" выпустил по "Хийя" шесть торпед (если верить его рапорту), но ни одна из них не попала. Во всяком случае, мы с "Амацукадзе" ни одну из них не заметили.
Между тем все снаряды, не попадающие в "Хийя", продолжали ложиться вокруг нас. Опасность нашего положения увеличивалась еще и тем, что впереди уже отчетливо виднелись очертания острова Флорида с его многочисленными прибрежными рифами. Я приказал отвернуть вправо, увеличить скорость и отойти от линкора.
Отойдя подальше от "Хийя", я пристроился в кильватер к эсминцу "Юкикадзе", идущего полным ходом с правого борта крейсера "Нагара". Справа я увидел множество американских кораблей, идущих призрачными тенями вдоль берега Гуадалканала.
Положив руль право на борт и дав полный ход, я решил атаковать корабли противника, прежде чем они смогут выйти в позицию для удара по нашему громоздкому ордеру. Однако в следующий момент призрачные силуэты кораблей противника исчезли на фоне берега острова. Я вглядывался в темноту, пытаясь что-нибудь там различить.
Внезапно с правого фланга линкора "Хийя" появились три наших эсминца, закрыв мне видимость берега Гуадалканала. Мой боевой порыв был сорван. Я оглянулся на "Хийя" и в отчаянии громко выругался.
Массивная надстройка линкора была охвачена пламенем. Три наших эсминца, которые так некстати появились между мной и противником, начали поворот влево, видимо, желая прикрыть линкор с тыла. Это были "Акацуки", "Инадзума" и "Икацучи" - более новые и быстроходные эскадренные миноносцы, чем мой. Я уже было решил пристроиться замыкающим в их колонну, но в этот момент непроглядная темнота ночи была освещена двумя яркими ракетами, выпущенными, как я узнал позднее, с крейсера "Нагара". И мне стали ясно видны 5 или 6 американских кораблей, идущих кильватерной колонной. Ближайший из них находился у меня справа по носу по пеленгу 30 градусов на расстоянии примерно 5000 метров. Причем почти на параллельном курсе! Мое сердце подпрыгнуло. Представлялся уникальный шанс проверить на практике мою теорию торпедных стрельб.
Мой минно-торпедный офицер лейтенант Миеси уже стонал от нетерпения. Я приказал приготовиться к стрельбе торпедами и дал указание штурману, повернув вправо, немного сблизиться с противником и выходить на гиперболический курс.
Мы сближались с противником на суммарной скорости 60 узлов. Торпедным аппаратам была дана команда "Товсь!" и Миеси смотрел на меня жадными глазами, ожидая команды "Пли!"
Противник почему-то не открывал огня. Но даже если бы он это сделал, на гиперболическом курсе им меня не достать.
- Пли! - скомандовал я.
Восемь толстых "рыбин" выскочили в воду из аппаратов и пошли к цели. Было 23 часа 54 минуты. Я ждал, затаив дыхание и читая молитвословие. Брызги обрушивались на мостик от буруна, поднятого полным боевым ходом эсминца, но никто на мостике их не замечал.
Я отвернул немного влево, чуть сбросив скорость, когда еще пара ракет осветила сцену ночного боя. Я видел колонну из четырех американских эсминцев, идущих с интервалами не более 200 метров друг от друга. На них, обрезая им курс и ведя яростный огонь из всех орудий, несся "Юдачи". Казалось, что он собирается таранить головной эсминец противника "Аарон Вард", который резко отвернул в сторону, чтобы избежать столкновения.
Следующий за ним вторым в колонне эсминец "Бартон" вынужден был на короткое место застопорить машины, чтобы не столкнуться с "Аароном Вардом". В этот момент - через две минуты после выпуска мною торпед - два столба пламени поднялись над "Бартоном". Этот прекрасный фейерверк так быстро погас, что я даже не поверил своим глазам, увидев, что "Бартон" переломился пополам и мгновенно затонул.
Зрелище было в самом деле впечатляющим и экипаж устроил мне шумную овацию, хотя я, признаться, ничего не услышал. Я испытывал скорее чувство удовлетворения ученого, убедившегося на практике в достоверности своей теории, чем ликование военного, быстро и эффективно уничтожившего противника. Все получилось как-то слишком легко.
Ракеты сгорели и погасли. Нас снова окружила тьма.
Через несколько минут я обнаружил тусклые, мигающие огоньки слева, очертившие расплывчатый силуэт большого корабля. Я приказал приготовиться к новой торпедной атаке:
- Цель слева по борту по пеленгу 70 градусов! Я проинструктировал Миеси использовать на этот раз четыре, а не восемь торпед и дал команду:
- Аппараты! Товсь! Пли!
Было 23 часа 59 минут, когда четыре смертоносных рыбины снова вылетели из аппаратов "Амацукадзе" и ринулись к цели. Через три минуты и 40 секунд над нашей целью поднялась огромная алая стена пламени. Жертвой оказался американский легкий крейсер "Джуно", который в этот момент вел артогонь по "Юдачи". Мои моряки снова взвыли от восторга.
Лейтенант Шимицу хотел добить противника артогнем, но я не разрешил. Орудийные залпы только бы выдали наше местонахождение.
Придя в себя, я огляделся. В темноте стоял оглушительный грохот орудий, сверкали вспышки выстрелов.
Американский эсминец "Кашинг", выйдя в атаку на линкор "Хийя", попал под огонь нашего эсминца "Теруцуки". Японский эсминец находился в темноте с левого борта линкора, а "Кашинг" попал в перекрестие наших прожекторов. В итоге "Теруцуки" просто расстрелял его прямой наводкой.
Другой американский эсминец "Лоффи" почти врезался в "Хийя". Отвернув в последний момент, "Лоффи" промчался под бортом линкора, поливая его надстройку очередями крупнокалиберных пулеметов.
Капитан 1-го ранга Судзуки - командир линкора - был убит на месте. Другие, включая и адмирала Абе, ранены. Огромные орудия линкора и торпеды "Теруцуки" настигли американский эсминец на отходе и потопили его в течение нескольких минут.
Третий в строю противника эсминец "Стеррет" выпустил по "Хийя" торпеды, но промахнулся. Четвертый американский эсминец "О'Веннон", оставаясь в темноте, открыл беглый огонь по нашему линкору, добившись множества попаданий и выведя из строя всю систему внутрикорабельной связи на "Хийя", что вынудило линейный корабль выйти из боя.
В темноте ночи бой продолжался в условиях, когда никто толком не знал общей обстановки и сил противника. Эсминец "Акацуки", чье место в ордере было в 2000 метрах с правого борта "Хийя", ринулся вперед и выпустил торпеды, которые поразили американский крейсер "Атланта". Но сам "Акацуки" попал под убийственный перекрестный огонь с американского тяжелого крейсера "Сан-Франциско" и эсминцев и погиб почти со всем экипажем. "Сан-Франциско" еще вел огонь по "Акацуки", когда сам попал под огонь подошедшего линкора "Киришима", который вскоре, однако, вынужден был покинуть район боя, подчиняясь приказу адмирала Абе.
Между тем, эсминец "Юдачи", перерезав вражескую колонну, увидел следующий с ним параллельным курсом американский крейсер. Эсминец выпустил в него 8 торпед, но промахнулся. Крейсер обрушил на него всю мощь своего артиллерийского огня. Капитан 2-го ранга Киккава считал, что ему пришел конец, но в этот момент над крейсером противника поднялся огромный столб пламени, видимо, от попадания торпед.
Когда был потоплен эсминец "Акацуки", следовавшие за ним два японских эсминца пошли в яростную атаку на американские крейсеры "Сан-Франциско" и "Портленд", которые встретили их убийственным огнем.
Воспользовавшись суматохой, непредсказуемый "Юдачи", выскочив из темноты со стороны нестреляющего борта американского крейсера, выпустил в него восемь торпед и сам попал под огонь американских эсминцев, получив тяжелейшие повреждения.
А мой "Амацукадзе" шел на север к нашему подбитому линейному кораблю "Хийя". Стояла странная тишина. Вдали сверкали вспышки выстрелов, но было уже невозможно определить, кто с кем сражается. Единственным кораблем, который еще можно было опознать по пожару, полыхающему на палубе, был линкор "Хийя". И я решил присоединиться к нему. Я запросил радиорубку: не было ли каких-нибудь важных сообщений.
Радисты ответили отрицательно, добавив, что они вообще не слышат флагманского линкора. Видимо, на нем вышли из строя все средства связи.
Я взглянул на часы. Было 13 минут первого ночи. Вспышка вдали показала, что там горит еще какой-то корабль. Позднее выяснилось, что это был "Юдачи". Пока я наблюдал это зарево, прямо передо мной из темноты появился силуэт большого корабля. Чтобы избежать столкновения лейтенант Мацумото резко положил руль право на борт. Казавшееся неизбежным столкновение удалось чудом избежать.
Что это был за корабль? Мы прошли мимо него настолько близко, что я не смог охватить взглядом весь силуэт. Над нами просто проплыла темная громада борта. Какой-либо активности на его палубе заметно не было. Не было видно и артиллерийских башен, но это было явно не торговое судно. Почему-то этот вышедший тьмы корабль напомнил мне "Джингей" - плавбазу наших подводных кораблей. Но как "Джингей" мог сюда попасть? Но уже через мгновение я понял, что это вовсе не "Джингей", а, скорее всего, какой-то из кораблей противника.
Я приказал комендорам и торпедистам приготовиться к бою. Командиры артиллерийской и минно-торпедой боевых частей Миеси и Шимицу немедленно доложили о своей готовности. Но в последний момент я снова заколебался. А вдруг это кто-нибудь из своих?
В отчаянии я приказал включить прожектора и сразу же увидел, что таинственный неопознанный корабль является американским крейсером. И немедленно приказал открыть огонь.
Мы выпустили последние 4 торпеды (из 16 имеющихся на борту) и открыли огонь первый раз за время этого боя из всех шести 127-мм орудий. К нашему удивлению, противник не отвечал.
Примерно через 20 секунд после начала стрельбы мои акустики обнаружили четыре мощных подводных источника звука. Я затаил дыхание, ожидая взрывов. Прошло еще 10 секунд, но никаких взрывов не случилось, но "Амацукадзе" тяжело закачался с борта на борт. И я понял, какую глупость сам и совершил.
Каждая японская торпеда имела специальное предохранительное устройство, предотвращающее взрыв в пределах 500 метров от места выпуска торпеды, а наша цель находилась менее, чем в 500 метрах от "Амацукадзе". Я выругал себя. В спешке и суматохе я упустил стопроцентную возможность отправить американский крейсер на дно.
За первой ошибкой, как известно, всегда следует и еще одна. Так случилось и со мной. Злясь на самого себя, что попусту истратил последние торпеды, я забыл отдать приказ выключить прожекторы.
Между тем, американский крейсер, по которому мы продолжали вести огонь, горел по всей длине корпуса. Это был тяжелый крейсер "Сан-Франциско", и наша встреча в темноте, видимо, произошла после того, когда погибли адмирал Каллаган вместе с командиром крейсера и офицерами своего штаба. Артиллерийские башни, чье отсутствие так сбило меня с толку, были сметены с "Сан-Франциско" 14-дюймовыми снарядами нашего линкора "Киришима".
"Сан-Франциско" не отвечал на огонь, но снаряды падали вокруг "Амацукадзе". Опьяненные боем и горя желанием прикончить противника, мы не обращали на это внимания. Я тоже не отрывал глаз от пылающего американского крейсера и это была моя третья ошибка.
Через грохот орудий я услышал крик сигнальщика Ивата с его наблюдательного поста над мостиком:
- Командир! Еще один крейсер режет нам курс. Пеленг 70 с левого борта!
Я резко повернулся в указанном направлении и увидел еще один крейсер противника. На какое-то мгновение я застыл от ужаса, а потом скомандовал:
- Закрыть прожектора! Прекратить огонь! Ставить дымзавесу!
Я еще не успел закончить команду, когда залп нового противника (это был американский крейсер "Хелена") накрыл мой эсминец. Два снаряда рванули у самого борта. Я напряг спину и вцепился в ограждение мостика. Взрывом меня чуть не выбросило за борт, грохот оглушил. Я еле устоял на ногах. Но мысль работала четко, и я понял, что не ранен. Я увидел бледное лицо Ивата и его неестественную позу. Сигнальщик как бы висел не дальномере.
- Ивата! - крикнул я. - Что с тобой? Он не отвечал и не шевелился. Тут я заметил, что кровь течет из его пробитой осколками головы, капая на настил. Мой лучший сигнальщик был убит наповал! Снаряд, видимо, взорвался на дальномерной площадке.
Я наклонился к переговорной трубе и вызвал лейтенанта Шимицу. Но ответа не было.
- Радиорубка! - закричал я. - Доложите обстановку!
Гробовое молчание.
Второй снаряд пробил борт эсминца чуть ниже мостика и взорвался в радиорубке, убив всех находящихся там.
"Амацукадзе", совершая разворот вправо, неожиданно пошел на полную циркуляцию.
- Корабль не слушается руля! - доложил штурман Мацумото.
Из-под мостика, очевидно из радиорубки, вырвалось пламя. А над нами зависли осветительные ракеты. "Хелена" явно намеревалась нас прикончить.
Прибежавшие на мостик рассыльные доложили, что вышла из строя вся гидравлическая система корабля: башни не вращаются, рулевая машина не работает.
Приятно было узнать, что машины эсминца не пострадали. Целыми остались и цистерны с топливом.
Между тем, "Амацукадзе", совершив полную циркуляцию, пошел на второй круг. Снаряды с "Хелены" продолжали падать вокруг нас, осыпая эсминец осколками. Наши орудия молчали, торпеды были израсходованы. Мы были беспомощны как овечка, которую повели на бойню.
К счастью, противник не имел намерения с нами покончить. Огонь стал ослабевать и вскоре прекратился совсем.
Посланный вниз капитан-лейтенант Мацумото доложил, что рули переведены на ручное управление. Гидравлика полностью вышла из строя.
Для устранения некоторых повреждений неплохо было бы остановить машины. Останавливать эсминец в такой близости от противника было, конечно, очень опасно. Но "Хелена" полностью прекратила огонь, и мы ее визуально больше не видели. Позднее я узнал, что в темноте "Хелена" нарвалась на три наших эсминца: "Асагумо", "Мурасаме" и "Самидаре", которые вместе с "Юдачи" и "Харусаме" составляли авангард нашего соединения, но разошлись с ними, запутавшись в адмиральских приказах по маневрированию. Открыв яростный огонь по американскому крейсеру, вовремя подошедшие эсминцы спасли нас от гибели.
"Хелена", пораженная торпедой с "Мурасаме", получила смертельный удар. Каким-то чудом крейсер продержался на плаву еще несколько часов, а затем затонул.
В это время с японских эсминцев заметили мигающий опознавательный позывной в восточном направлении. Позывной подавал американский эсминец "Монссен", который ошибочно принял наши эсминцы за свои. Передача своих позывных явилась для "Монссена" самоубийством. Несколькими артиллерийскими залпами и торпедами с "Асагумо" с ним было покончено.
А мой "Амацукадзе", переведя руль с гидравлического на ручное управление, продолжал движение на север. Управлять вручную кораблем в 2500 тонн водоизмещения дело очень нелегкое. Хотя нам и удалось увеличить скорость до 20 узлов, шли мы как пьяные, все время рыская на курсе. На руль пришлось поставить десять здоровенных матросов, но и они выбивались из сил, выполняя постоянные команды, которые я кричал им через Мацумото.
В 03:00 Миеси доложил, что все пробоины временно заделаны, а пожары в нижней части корабля потушены.
Через несколько минут слева по курсу я увидел линкор "Хийя". Пожары на нем уже были потушены, но флагманский линкор качался на волне без хода. Что у него случилось с машинами, я не знал. Вокруг флагмана не было ни одного нашего корабля, а мой "Амацукадзе" находился в таком состоянии, что никакой помощи предложить не мог.
Единственно, что я мог сделать - это указать линкору направление на север. Собрав все свои силы и энергию, я продолжал управлять эсминцем, крича команды через переговорную трубу.
С первыми же лучами рассвета появились самолеты противника. Это было очень неприятно, поскольку из всех наших орудий более-менее могло действовать только одно - No 1. Когда самолеты приблизились, оно открыло огонь. К счастью, бомбардировщики неверно определили нашу скорость и сбросили бомбы слишком рано. Ближайшая из них упала в 300 метрах у нас по носу. После чего американские самолеты повернули обратно к Гуадалканалу. Можно было предположить, что вскоре появятся и другие самолеты противника, но у нас не было времени на волнения. Все свои силы мы тратили, чтобы корабль продолжал идти вперед.
Не успели мы порадоваться уходу самолетов, как на горизонте появился корабль, идущий прямо на нас. Дистанция до него была 9000 метров.
Я взглянул на растерянные лица своих офицеров и прокричал в переговорную трубку:
- Мацумото! К нам приближается какой-то неизвестный корабль. Дайте максимальную скорость. Если это противник, то по крайней мере попытаемся его таранить!
Неизвестный корабль приближался со скоростью более 30 узлов. После нескольких напряженных минут я облегченно вздохнул. Это был японский эсминец "Юкикадзе". На расстоянии 3000 метров с него передали флажным семафором: "Сердечные поздравления "Амацукадзе". Мы идем на помощь "Хийя". Можем ли мы чем-либо помочь вам?"
Мои сигнальщики быстро передали ответ: "Благодарим за поздравления. Не беспокойтесь о нас. Следуйте по назначению полным ходом. Авиация противника уже обнаружила нас. Весьма вероятно, что "Хийя" обнаружен также. Будьте готовы к ударам с воздуха. Удачи".
Предупреждение, которое мы успели передать на "Юкикадзе", оказалось правильным. С первыми лучами рассвета два десятка бомбардировщиков американской морской пехоты атаковали подбитый линкор и окончательно его добили. Когда "Юкикадзе" подошел к борту "Хийя", адмчрал Абе приказал экипажу оставить корабль. А затем дал приказ затопить линкор. Через несколько дней именно за этот приказ адмирал Абе и командир "Хийя" капитан 1-го ранга Масао Нисида были уволены со службы и отданы под суд.
Расставшись с "Юкикадзе", мы продолжали, рыская на курсе, идти со скоростью 20 узлов. В открытом море мы перестали беспокоиться о рифах и мелях, но постоянно помнили о том, что наш подбитый эсминец может стать легкой добычей для подводной лодки противника.
К счастью, все обошлось. Подводные лодки противника если и видели нас, то никак о себе не заявили.
Около 15:00 на горизонте появился еще один японский эсминец.
Поняв, что мы уже достигли безопасного района, я внезапно почувствовал страшную усталость. Мы находились уже в 250 милях севернее Гуадалканала, где находился флот адмирала Курита, готовый ночью выдвинуться в район боевых действий.
Появившимся эсминцем оказался "Теруцуки", также участвовавший в ночном бою в составе соединения адмирала Абе. Я приказал сигнальщикам запросить "Теруцуки" об общей обстановке.
Ответ пришел незамедлительно: "С возвращением, "Амацукадзе". Добро пожаловать. Примите наши сердечные поздравления. Несколько часов назад пришло сообщение о вашей гибели. Мало кто уже ожидал вашего возвращения. С нашим соединением все в порядке. По последним данным только "Хийя" и "Юдачи", лишившись хода, дрейфуют южнее нас. Пропал и считается погибшим "Акацуки". "Мурасаме" и "Икацучи" получили попадания, но отделались легкими повреждениями. Еще раз поздравляем. Вы отработали замечательно. Мы вами гордимся".
Мы подошли к соединению кораблей адмирала Курита и сбавили скорость. Флагманский корабль Курита линкор "Конго" возвышался над водой как сказочная крепость всеми своими 27 500 тонн.
На линкоре поднялся наш позывной и заработал семафор:
"Адмирал Курита капитану 2-го ранга Хара. Я салютую вашему доблестному возвращению и рад информировать вас, что получен приказ о зачислении вашего эсминца в мое соединение для предстоящего ночного боя. Я буду горд иметь вас под своей командой".
Несмотря на столь высокую честь, мне не оставалось ничего другого, как ответить адмиралу, что эсминец подбит, из экипажа убиты 43 человека, включая старшего артиллериста, управление рулем осуществляется вручную, необходим срочный ремонт.
Через несколько минут пришел новый семафор с "Конго": "Адмирал Курита приказывает вам срочно возвращаться на Трук. Счастливого плавания и удачи!"
Огромный силуэт линкора "Конго" расплылся в моих слезах, когда я читал это теплое послание адмирала Курита.
Сообщив Мацумото, что мы возвращаемся на базу, я впервые за сутки присел в свое кресло. Мацумото предложил мне спуститься в каюту и немного поспать, уверяя, что справится с ручным управлением рулем самостоятельно. Я уже был склонен с ним согласиться, но вспомнил, что до наступления темноты необходимо провести погребальную церемонию по нашим погибшим товарищам.
На полубаке эсминца были выложены сорок три трупа. Некоторые были представлены в виде разорванных на части останков. Друзья каждого из погибших промыли их тела теплой водой и зашили в брезент. Для этой церемонии использовалась только драгоценная дистиллированная вода.
Горны заиграли прощание, офицеры взяли под козырек и тела погибших были преданы океану. Два унтер-офицера обмыли и зашили в брезент тело сигнального старшины Ивата, который, первым заметив крейсер "Хелена", можно сказать, спас эсминец. Я спустился с мостика - первый раз с начала операции - и подошел к останкам сигнальщика.
- Он был моим другом, - сквозь слезы проговорил я. - Я должен лично участвовать в его погребении.
Я снял с себя форменный китель и накрыл им тело Ивата. Многие матросы плакали как дети, вытирая слезы ладонями.
Солнце садилось, и, когда погребальная церемония закончилась, было уже совсем темно. "Амацукадзе" совершил круг почета над местом погребения, экипаж хором читал поминальную молитву, а затем мы возобновили движение на север по направлению к Труку.
Капитан-лейтенант Мацумото, закончивший когда-то училище торгового флота, был прекрасным штурманом и освоился с ручным управлением рулем очень быстро. Эсминец шел, почти не рыская на курсе, и через 24 часа "Амацукадзе" бросил якорь в тихой лагуне атолла Трук.
Прошедшее сражение закончилось безусловной победой японцев. Но победа опять была чисто тактической, а стратегически снова выиграл противник.
Наша попытка бомбардировать аэродромы Гуадалканала была полностью сорвана. Ни одного снаряда по острову выпущено не было и гибель американских кораблей была, таким образом, оправдана.
Адмирал Ямамото был страшно разгневан подобным оборотом событий. Мало того, что адмиралу Абе не удалось выполнить поставленную перед ним задачу, он еще умудрился потерять в этом бою линейный корабль. "Хийя" стал первым японским линкором, потерянным в войне.
Не менее шокировано было и высшее командование в Токио. И хотя вслед за неудачей Абе последовала еще худшая неудача адмирала Кондо, козлом отпущения за обе неудачи стал контр-адмирал Абе. Была назначена комиссия адмиралов для тайного военного суда над адмиралом Абе и командиром "Хийя" капитаном 1-го ранга Нисида. Им не удалось оправдать свои ошибки и промахи. Суд приговорил обоих к увольнению со службы. Им была назначена пенсия, но запрещено было хоть как-то напоминать о себе или появляться в общественных местах и на страницах прессы.
В ночь на 13 ноября эскадра контр-адмирала Шодзи Нисимура из трех крейсеров и четырех эсминцев подошла к побережью Гуадалканала и бомбардировала американские аэродромы. Бомбардировка была столь неэффективной, что уже на следующее утро с этих аэродромов поднялись бомбардировщики американской морской пехоты. Взаимодействуя с самолетами авианосца "Энтерпрайз" они атаковали японский транспортный конвой из одиннадцати транспортов и утопили семь из них. Кроме того, американские самолеты утопили тяжелый крейсер "Кинугаса" и тяжело повредили три эсминца.
При осуществлении следующей операции, назначенной на ночь 14 ноября, адмирал Курита был неожиданно заменен заместителем главкома адмиралом Кондо. Было составлено мощное соединение, состоящее из линкора "Киришима", тяжелых крейсеров "Атаго" и "Такао" плюс все бывшее соединение адмирала Абе, не считая "Хийя" и трех эсминцев.
Назначение адмирала Кондо командовать этим мощным соединением можно считать одной из самых ужасных ошибок адмирала Ямамото. До сих пор остается загадкой, почему Ямамото так высоко ценил боевые способности адмирала Кондо, хотя тот уже успел довольно явно продемонстрировать свою нерешительность, если не сказать растерянность, в реальной боевой обстановке. В итоге, в ночном бою у Гуадалканала мощное соединение Кондо, включавшее в себя линкор, два тяжелых и один легкий крейсер и девять эсминцев столкнулось с гораздо менее сильной американской эскадрой контр-адмирала Уиллиса Ли из двух линкоров и четырех эсминцев. В последовавшем бою Кондо потерял линкор "Киришима" и эсминец, а Ли - только три эсминца. Два тяжелых крейсера Кондо не получили никаких повреждений, но Кондо приказал отходить, даже на попытавшись продолжить бой с противником. Это был третий подобный поступок адмирала Кондо за четыре месяца.
Адмирал Ямамото, который пришел в такую ярость, узнав, что Абе потерял линкор "Хийя", оказался на удивление снисходительным по отношению к Кондо. Многим офицерам из окружения Кондо было стыдно и за него, и за себя. Они предпочитали вообще не говорить об этом бое.