Все это было мне не совсем понятно. Почему столь красивая, богатая, образованная девушка решила выбрать мужем меня - простого морского офицера, не имеющего за душой ничего, кроме униформы и довольно среднего жалованья? Меня мучили подозрения. Дело дошло до того, что я показал письмо своему верному вестовому и попросил высказать свое мнение.
   Матрос прочел письмо, выслушал мои сомнения и, понизив голос, сказал: "Хара-сан, у меня брат работает детективом в полиции. Если вы не против, он все про нее выведает".
   Я согласился, и месяц спустя, брат моего вестового представил всю подноготную моей будущей жены. В заключении уверенно говорилось, что госпожа Асаяма безупречна во всех отношениях.
   Впервые мы встретились в начале марта 1929 года. Наша беседа длилась около часа. Присутствовали родители с обеих сторон, поскольку первая встреча считалась чрезвычайно важной.
   На следующий день я известил ее семью о своем согласии на брак. Сразу же после церемонии брака мы совершили "медовое" путешествие. Его длительность составляла одни сутки.
   На следующий день я вернулся в Йокосуки один. Моя молодая жена сошла в Ойсо - курортном городке между Атами и Йокосуки, где жили ее приемные родители. Затем у меня началась странная семейная жизнь, когда мне удавалось увидеться с женой один раз в течение нескольких месяцев.
   Спустя полгода я был переведен на эсминец "Акикадзе" ("Осенний ветер"). Это был новый эсминец водоизмещением 1500 тонн. Я прослужил на нем командиром минно-торпедной боевой части в течение целого года.
   8 ноября 1930 года моя жена подарила мне первую дочку, которую назвали Еку. Через месяц после этого я был назначен командиром минно-торпедной боевой части на эсминец "Фубуки". В течение года службы на этом корабле я познакомился, и даже подружился еще с одним, незабываемым для меня человеком. Этим человеком был командир нашей эскадры капитан 1-го ранга Чуичи Нагумо.
   Когда я учился в офицерских классах в Йокосуки, капитан 1-го ранга Нагумо был там преподавателем. Он тогда только что вернулся из Соединенных Штатов, где проходил годичную стажировку.
   В те дни я вряд ли мог себе представить, что Нагумо, став уже вице-адмиралом, будет командовать огромным авианосным соединением нашего флота во время нанесения ударов по Перл-Харбору и Мидуэю. После катастрофы у Мидуэя карьера Нагумо практически закончилась, и его действия критиковали все, кто мог. Но в моей памяти он навсегда останется блестящим и агрессивным морским офицером и в то же время добрым и сердечным человеком.
   .Несмотря на помощь капитана 1-го ранга Нагумо, мне не удалось выдержать приемных экзаменов в Штабной Колледж. Вместо этого я был назначен в этот колледж... преподавателем. Это произошло в сентябре 1932 года.
   Три года после женитьбы я работал над одним очень интересным проектом. Кое-кто об этом знал, но в общих чертах, потому что в подробности я никого не посвящал. Мне пришлось выполнить тысячи сложнейших расчетов и вычислений, и в итоге удалось математически доказать полную несостоятельность доктрины применения торпедного оружия, принятой в Императорском флоте.
   В результате я создал новое наставление. Когда я обнародовал свои результаты, это вызвало настоящую сенсацию в Императорском флоте.
   Я горжусь созданной мною новой доктриной использования торпедного оружия больше, чем всеми другими достижениями в течение моей долгой службы на флоте, включая и мои действия в годы Второй мировой войны.
   Подробно мою теорию очень трудно объяснить, не используя аппарат математики. Очень упрощенно ее, однако, можно рассказать.
   В течение многого времени я изучал торпедное оружие и тренировался в его использовании почти с религиозным фанатизмом. Почти три года моей Библией было наставление по использованию торпедного оружия. Практически каждую неделю наш дивизион выходил на учебные стрельбы. После трех лет интенсивной практики я стал сильно сомневаться в своих способностях, так как поразить цель учебной торпедой мне удавалось крайне редко.
   Поначалу я винил в этом свою собственную некомпетентность и постоянно работал над совершенствованием своих теоретических и практических знаний. Я уже мог, лишь глянув в бинокль, точно определить расстояние до цели и ее скорость. Проверяя эти данные по приборам, я убеждался в том, что не ошибся, но количество попаданий от этого не увеличивалось. Тогда и возникли сомнения в правильности доктрины использования торпед.
   Так началась моя работа по пересмотру всех компонентов торпедного залпа. По мере продолжения своих исследований я проверял их на учебных стрельбах и убедился, насколько выше становится результативность попаданий. В итоге я получил репутацию самого меткого "торпедника" во всем флоте. Капитан 1-го ранга Нагумо заинтересовался моими опытами, поддержал меня и своим авторитетом добился, чтобы новая теория была принята командованием в 1932 году.
   Мое наставление революционизировало всю торпедную доктрину флота. В течение одного года после внедрения нового наставления все показатели результатов стрельб на флоте значительно улучшились.
   Все это совпало с появлением новых прекрасных, быстроходных эсминцев, которыми гордился весь флот. Нам больше не приходилось беспокоиться о численном превосходстве американцев, настолько наша материальная часть была лучше и эффективнее. Так мы считали, не учитывая, конечно, многих, не известных нам тогда, фактов. Мы не учитывали, в частности, секретных разработок американцами новых видов электронного оружия, а равным образом растущей воздушной мощи Соединенных Штатов. А это были решающие факторы, повлиявшие на исход Второй мировой войны.
   15 ноября 1933 года я был произведен в капитаны 3-го ранга. К этому времени я был уже отцом двух дочерей. Прошло уже 12 лет после моего выпуска из училища, и я, наконец, почувствовал себя настоящим офицером флота.
   Период с 1931 по 1937 годы был для Японии временем постоянных внешних конфликтов и внутренних потрясений, которые в итоге и вылились в войну на Тихом океане. Мне, конечно, трудно правильно оценить весь этот фатальный процесс сползания к крупной войне, поскольку я был занят своей службой и много времени находился практически в изоляции на борту корабля.
   Тем не менее я могу коротко описать основные события, которые, шаг за шагом, вели Японию по дороге к большой войне.
   18 сентября 1931 года японская армия была втянута в инцидент с войсками Чан-Кай-ши вблизи Мукдена. Война тут же распространилась на всю Манчжурию.
   15 мая 1932 года примерно два десятка молодых офицеров армии и флота ворвались в резиденцию консервативного премьер-министра Тсуеши Инукаи и убили его.
   В марте 1933 года Япония вышла из Лиги Наций, когда этот орган обвинил нашу страну в агрессии против Манчжурии.
   В декабре 1934 года Япония уведомила США и Англию в денонсации соглашения по ограничению военно-морских вооружений.
   В августе 1935 года крайне правый экстремист подполковник Сабуро Айдзава ворвался в кабинет начальника одного из управлений военного министерства генерал-лейтенанта Тецудзана Нагата и зарубил его мечом.
   26 февраля 1936 года группа безответственных офицеров из первой гвардейской дивизии предприняла попытку совершить военный переворот.
   Я к тому времени получил под командование свой первый эсминец. Затем, в 1934-35 годах мне пришлось побывать даже судьей военно-морского суда, что дало мне возможность изучить законы и основы юриспруденции. А во время мятежа я снова находился в строю, командуя эсминцем "Нагацуки" ("Полная Луна")...
   7 июля 19377 года начался так называемый Китайский Инцидент, произошедший на мосту Марко Поло вблизи Пекина. Армия пыталась локализовать конфликт, но острые антияпонские настроения среди китайцев сразу же распространили его и на несколько других районов.
   23 августа того же года я получил свое первое крещение огнем при самых невероятных для командира эсминца обстоятельствах.
   Орды Чан-кай-ши вели наступление на Шанхай, где жили тысячи граждан Японии. Для защиты их жизни и имущества в городе находилась бригада японской морской пехоты. Морские пехотинцы доблестно сражались против значительно превосходящих сил противника, но их силы таяли. Тогда последовал приказ на четырех эсминцах доставить в Шанхай из Нагой армейские подразделения.
   К этому времени я получил в командование эсминец "Амагири" ("Небесная Дымка"). Это был корабль самого последнего проекта водоизмещением 2370 тонн.
   "Амагири" принял на борт около 300 вооруженных до зубов солдат. Ими, как сардинами в банке, были надбиты все свободные площади эсминца. Под покровом ночи отряд из четырех эсминцев выскользнул из Нагой и за двое суток покрыл расстояние в 1000 миль до Шанхая.
   Под прикрытием темноты мы проникли в Шанхайский порт и поставили эсминец у стенки железнодорожного причала в Вусунге. Солдаты быстро и бесшумно перебрались с палубы на стенку. Неожиданно с верхних этажей затемненного здания, находящегося примерно в 50 метрах от причала, ударили пулеметные очереди. Шесть 127 мм орудий "Амагири" яростно грохнули в ответ по невидимому противнику.
   Хотя нам и не удалось добиться полной внезапности, высадка десанта позволила отбросить китайцев от японского квартала. В ноябре я привел "Амагири" обратно в Японию и через месяц был назначен командиром только что построенного новейшего эсминца "Ямагумо". Пока на суше шли бои, я продолжал крейсеровать в китайских водах, пытаясь по скупым сообщениям прессы следить за обстановкой в мире.
   В середине 1938 года состоялась конференция в Мюнхене. В Европе росла мощь Адольфа Гитлера.
   В ноябре я был произведен в капитаны 2-го ранга, но до марта 1939 года продолжал выполнять скучные и монотонные задачи по блокаде китайских вод.
   3 сентября 1939 года в Европе вспыхнула Вторая мировая война, а Японию продолжали потрясать правительственные кризисы. В январе кабинет возглавил мой бывший командир, столь почитаемый мною Мицумаса Ионаи. Ионаи был убежден, что если Япония присоединится к странам Оси, она будет втянута в тотальную войну. Он прилагал титанические условия, чтобы противостоять заключению знаменитого Тройственного пакта.
   Однако потерявшие голову армейские генералы были твердо уверены, что страны Оси вскоре выиграют войну, и вся добыча будет поделена между Германией и Италией. Увидев, что им никак не удается побудить Ионае присоединиться к странам Оси, они просто решили свалить его кабинет, вынудив подать в отставку военного министра. По старой японской конституции военным министром мог быть только генерал действительной службы. И когда в середине 1940 года ушел в отставку генерал Шунроку Хата, ни один генерал не принял предложение Ионаи занять этот пост. Таким образом, 21 июля 1940 года пал и кабинет Ионаи.
   В сентябре 1940 года новый кабинет, возглавляемый принцем Коноэ, заключил Тройственный Пакт с Германией и Италией. В течение целого года принц Коноэ мужественно боролся с агрессивным шовинизмом армейских генералов и американским экономическим давлением. Но генералам удалось свалить и кабинет принца, вынудив его уйти в отставку в октябре 1941 года.
   Глава 2.
   От Перл-Харбора до Гуадалканала
   1
   День 9 октября 1941 года навсегда остался в моей памяти. В этот день на рейде Хиросимы собралось более 200 боевых кораблей японского Объединенного флота. До этого почти не было случаев, чтобы весь Объединенный флот собирался в одном месте.
   В это время я был командиром новейшего эскадренного миноносца "Амацукадзэ" ("Штормовой ветер") водоизмещением 2500 тонн, который накануне вошел в строй 2-й эскадры эсминцев 2-го флота. Четыре однотипных с ним новейших эсминца входили в состав 16-го дивизиона второй эскадры.
   Стоял прекрасный осенний день. Боевые корабли всех классов и типов грациозно стояли на якорях, отражаясь в зеркальной поверхности нежно-голубых вод бухты, и были сравнимы в своей строгости со сверкающими снежными вершинами гор, окружающими рейд. Стаи чаек с громкими криками носились в небе, нарушая тишину и покой, царящие над кораблями.
   В 9.00 на мачте флагманского линкора "Нагато" пополз вверх трехфлажный сигнал, на который мгновенно нацелились бинокли вахтенных офицеров и сигнальщиков со всех кораблей. Сигнал был весьма необычным: "Всем командирам кораблей прибыть на флагман". На всех кораблях стали спешно готовить к спуску командирские катера и вельботы.
   Через несколько минут мой моторный катер уже спешил к "Нагато". Ко времени моего прибытия обширный ют линкора уже был заполнен почти сотней офицеров, командовавших кораблями, флотилиями, эскадрами и флотами.
   Среди присутствующих я быстро заметил и двух своих прямых начальников: командира 2-й эскадры эсминцев контр-адмирала Райцо Танака и командующего 2-м флотом вице-адмирала Набутаке Кондо. На всех лицах читалась мрачная озабоченность. Несмотря на прелесть осеннего утра, вся атмосфера была наполнена напряженностью.
   Склянки на линкоре отбили 09:30, и мы заметили, как все младшие офицеры и матросы были отправлены вниз. На палубе остались только офицеры чином от капитана 3-го ранга и выше. Столь необычные меры предосторожности еще более усилили беспокойство и напряженность.
   На юте была установлена трибуна, на которой неожиданно появился один из флаг-офицеров штаба Объединенного флота капитан 2-го ранга Хаджиме Ямагучи.
   - Господа, прошу внимания! - крикнул он. - Перед вами сейчас выступит главнокомандующий Объединенным флотом.
   Была дана команда "Смирно!" и на палубе появился адмирал Исороку Ямамото, который в полной тишине занял трибуну.
   Поклонившись аудитории, главком сказал:
   - Мне очень приятно, что случай позволил увидеть вас всех. Я хочу объявить вам, что наш Объединенный флот завершил подготовку к войне. Мы должны продолжать нашу боевую учебу именно на этой основе. Нынешняя обстановка в мире такова, что Япония может быть вынуждена начать военные действия против Америки, Британии, Австралии и Нидерландов, чтобы не позволить задушить себя той блокадой, которую объявили эти страны. Без сомнения, мы переживаем самый серьезный кризис в нашей истории. Но если правительство решится на войну против названных стран, долгом Объединенного флота станет защита нашей родины и разгром врага. Я считаю эту задачу вполне возможной, если каждый из вас приложит к ее выполнению все силы. Я ожидаю, что мы выполним свой долг каждый в отдельности и все вместе, когда настанет час.
   Короткие фразы, произнесенные адмиралом, падали на нас, как раскаты грома. Все были ошеломлены и сидели без движения, едва дыша.
   Адмирал замолчал и внимательно посмотрел на нас, как бы желая заглянуть каждому в глаза. Он выглядел очень мрачным, когда сошел с трибуны и покинул совещание.
   Следующим на трибуну поднялся начальник штаба Объединенного флота вице-адмирал Матоме Угаки. Он сделал анализ нынешней ситуации, заявив о катастрофических последствиях англо-американского эмбарго на экономику Японии. В стране истекают запасы горючего, железной руды, каучука, цинка, никеля и бокситов. Если подобная ситуация будет продолжаться, объяснил Угаки, то через год-два вся японская экономика просто рухнет. Однако, высшее командование разработало ряд мер, позволяющих сбросить с горла нации эту англо-американскую удавку.
   - Возможно, - голос Угаки дрогнул, - что подобная встреча офицеров Объединенного флота станет вообще последней встречей мирного времени. Теперь мы должны еще более ужесточить нашу боевую подготовку, но при этом постоянно следите за тем, чтобы ваши подчиненные имели достаточно времени на отдых и, особенно, на сон. Люди должны вступить в бой хорошо подготовленными и свежими. Это необходимо всегда, даже если впереди верная смерть. Поэтому позвольте мне пожелать вам всем хорошего здоровья прежде всего.
   Слова адмирала Угаки были также встречены гробовым молчанием. Затем на трибуне снова появился капитан 2-го ранга Ямагучи и объявил, что совещание закончено. Старшие офицеры ушли, остальные стали разъезжаться по кораблям.
   Я был потрясен. Слова Ямамото и Угаки все еще звучали в моих ушах, когда я, стоя у лееров, ожидал катера, который должен был отвезти меня обратно на "Амацукадзе". Внезапно я вышел из состояния оцепенения и решил, что мне необходимо поговорить с вице-адмиралом Угаки наедине. Решив так, я направился к люку, ведущему в адмиральские помещения.
   С вице-адмиралом Угаки мне приходилось сталкиваться и раньше. В прошлом я пару раз назначался посредником в ходе маневров Объединенного флота.
   Когда я подошел к люку, из него неожиданно появился мой старый знакомый вице-адмирал Чуичи Нагумо. Я встал смирно и отдал честь. Нагумо, улыбаясь, приложил руку к козырьку, а затем сердечно пожал мне руку, назвав по имени.
   Я давно знал Нагумо и понял, что он потрясен не меньше меня, а его бодрая улыбка не более чем попытка скрыть свое настроение, о чем говорил его хмурый взгляд. Когда он удалился, я обратил внимание на его тяжелую походку и странную сутулость.
   Мне редко приходилось видеть своего бывшего командира в подобном настроении. В любой обстановке он всегда сохранял бодрое настроение, заряжая оптимизмом остальных. С нехорошими предчувствиями я спустился по трапу и постучал в каюту адмирала Угаки.
   Угаки сидел за столом и по выражению его лица можно было догадаться, что он пребывает тоже далеко не в блестящем настроении.
   - Разрешите, господин адмирал, - сказал я, входя. - Не уделите ли вы мне несколько минут для беседы?
   - Конечно, Хара. Входите, садитесь.
   Я сильно волновался и только после некоторой паузы под вопросительным взглядом адмирала решился заговорить.
   - Адмирал Угаки, - начал я, - мое поведение может показаться вам дерзким и неуместным, но я надеюсь на ваше понимание. Я также надеюсь, что вы не сочтете меня человеком трусливым и не способным...
   - Я знаю вас очень хорошо, Хара, - перебил меня адмирал. - Смелее. Скажите все, что хотите сказать. Вы же пришли, чтобы обсудить со мной саму целесообразность открытия военных действий против Америки и Англии? Правда?
   - Так точно, адмирал. Я понимаю, что являюсь всего-навсего узким специалистом в области торпедного оружия, чтобы осмелиться критиковать решения, выработанные мозгом страны и ее вооруженных сил. Поэтому простите мне мою прямоту, господин адмирал Угаки, но я очень скептически оцениваю всю нашу стратегию. Разве мы не можем избежать тотальной войны, обойдя, скажем, Филиппины, и захватив Голландскую Ост-Индию, богатую именно теми сырьевыми ресурсами, которые, по вашим же словам, вынуждают нас взяться за оружие?
   Вымученная улыбка, совсем как у Нагумо, появилась на лице адмирала Угаки.
   - Что я могу сказать вам, Хара? Только то, что ваше мнение разделяют многие старшие офицеры, но его не пожелали принять во внимание. Поэтому я хочу подчеркнуть следующее. Решение принято и мы должны быть готовы к худшему. Как вам известно, адмирал Кичисабуро Номура, назначенный послом в Вашингтон, ведет сложные и длительные переговоры в усилиях достичь с американцами какого-нибудь компромисса. Мы не ищем войны. Но если нам не оставят другого выбора, мы нанесем целую серию быстрых и беспощадных ударов. Вот теория, которая принята и одобрена высшим командованием.
   Я вздохнул, поняв, что все дискуссии бесполезны. Я снова попросил прощения за бесцеремонность, на что Угаки сказал:
   - Успокоитесь и берегите себя. Вы один из лучших командиров эсминцев на флоте. Многое будет зависеть от вас. Прощайте, Хара. Рад буду встретиться с вами снова.
   Однако эта встреча для адмирала Угаки и меня оказалась последней. Угаки удалось уцелеть, когда двухмоторный бомбардировщик "Бетти", на котором находился адмирал Ямамото с офицерами своего штаба, был сбит американскими истребителями "Р-38" в апреле 1943 года. Это произошло вблизи острова Бугенвиль (Соломоновы острова). При этом сам адмирал Ямамото погиб. Угаки уцелел, и уже когда бои шли на Окинаве, вылетел туда в качестве одного из камикадзе.
   До сего дня мне точно не известно, был ли сам Угаки среди тех, кто возражал против целесообразности нападения на Перл-Харбор. Но я всегда чувствовал, что и он, и адмирал Нагумо были против этого налета. И хотя сам адмирал Ямамото был совершенно непреклонным в нанесении предварительного удара по главным силам американского флота в Перл-Харборе, он, говорят, тоже предупреждал, что японский флот сможет сражаться на равных с объединенными силами европейских держав только два года. Адмирал надеялся, что за это время политикам удастся договориться о приемлемом мире для Японии и тем самым избежать катастрофы.
   С пылающим лицом и гудящей головой я поднялся на палубу. Кругом небольшими группами стояли молодые офицеры, оживленно беседуя. Я услышал, как один капитан-лейтенант сказал:
   - Нам на эсминцах придется всегда сражаться с превосходящими силами противника. И именно от нас будет зависеть исход войны.
   Я подумал, что он был совершенно прав. Вернувшись в свою маленькую каюту на "Амацукадзе", я взял с полки томик Сун-Ци. Труды этого древнего китайского классика по стратегии и философии уже 2500 лет являлись Библией восточных воинов.
   Бессмертный труд открывался следующим заявлением: "Военное искусство является жизненно важным для государства. Это вопрос жизни и смерти, процветания или крушения. Поэтому оно является объектом изучения, которым невозможно пренебречь".
   В главе Третьей делалось заключение: "При ведении войны сохранение своей Родины от бедствий является более важным, чем разгром и опустошение другого государства. Сохранение собственной армии является более важным, чем уничтожение армии неприятеля. Полководец, который сражался сто раз и все сто раз победил, не является лучшим полководцем. Настоящий великий полководец побеждает врага, не сражаясь с ним.
   Если вы знаете врага и знаете себя, вам не нужно страшиться за исход даже сотен битв. Если вы знаете себя, но не знаете врага, то каждая одержанная вами победа будет сменяться поражением. Если вы не знаете ни себя, ни противника, вы будете побеждены в каждом сражении..."
   Историческая конференция на борту линкора "Нагато" совпала по времени с уходом в отставку премьер-министра страны принца Коноэ и его кабинета. Новое правительство возглавил генерал Хидеки Тодзио. Подобная смена режима в столь критическое время сама по себе является зловещим предзнаменованием.
   А что я знал о себе и о противнике? Меня часто называли лучшим командиром эсминца в Императорском флоте. Действительно, на маневрах мне удавалось достичь весьма высоких показателей в управлении кораблем и в результатах торпедных стрельб.
   А что я знал о противнике? Только то, что объединенные силы США и Англии имеют превосходство над японскими в пропорции примерно 10 к 3-3,5. Это означало, что я должен пустить на дно по меньшей мере четыре корабля противника и уцелеть сам, чтобы получить какие-то шансы на победу. Если каждый из командиров японских кораблей добьется подобных результатов, тогда все будет хорошо. Но подобное развитие событий было очень даже сомнительным. Адмирал Нагумо много раз говорил мне, что гигантский промышленный потенциал Соединенных Штатов был еще одним мощным фактором, говорящим не в пользу Японии.
   2
   7 ноября 1941 года на флоте была объявлена "Боевая готовность No I". Корабли Объединенного флота по одному выходили в море и рассредоточивались по разным базам. Все это делалось по возможности быстро и незаметно. Мой эсминец с тремя однотипными кораблями 16-го дивизиона перешел под покровом ночи в Куре. Я тогда ничего не знал о том, что крупные силы 1-го и 2-го флотов вышли на север, следуя в секретное место сбора на Курильских островах (бухта Танкан), где формировалось самое гигантское оперативно-ударное соединение японского флота, которое когда-либо знала история.
   О цели подготовки знали только командиры кораблей. Экипажам было объявлено, что эсминцы готовятся к обычному учебному походу в южную часть Тихого океана.
   Все отпуска и увольнения были отменены. Я сам был последний раз в увольнении в сентябре. Мне тогда удалось успеть на ночной экспресс, идущий из Куре, от которого было 16 часов езды до Камакуры, где жила моя семья. Мое неожиданное появление очень обрадовало всех, особенно детей. Мои две дочурки хлопали в ладоши и танцевали от радости. Мне удалось тогда побыть дома почти целые сутки.
   21 ноября 1941 года была объявлена "Оперативная готовность No 2".
   На следующий день все оперативное соединение вице-адмирала Нагумо сосредоточилось в укрытой туманами бухте острова Иторофу на Курилах. 23 ноября восемь эсминцев нашего 16-го и 24-го дивизионов, составляющих 2-ю эскадру, выскользнули из Куре и направились в пролив Терасима. Четыре последующие дня мы готовили боезапас, приводя снаряды и торпеды в боевое состояние. Медики делали всем членам экипажей прививки, необходимые для длительного пребывания в тропиках.
   26 ноября в 18:00 наша эскадра, пройдя пролив, вышла в открытый океан. В это же самое время соединение Нагумо вышло из бухты Танкан, направляясь к Гавайским островам. Мы же следовали к Палау - одному из островков, находящихся под японским мандатом в южной части Тихого океана.
   Все командиры знали поставленную задачу: собравшись на Палау, наша эскадра одновременно с ударом по Перл-Харбору должна была атаковать остров Минданао в группе Филиппинских островов. На веем 2000-мильном пути от Герасимы у нас, как и на кораблях адмирала Нагумо, все радиопередатчики были опечатаны. Радисты работали только на прием. При уходе из Куре мы приняли сообщение, распространенное прессой: