Страница:
Если не любовь к мужу, то любовь к сыну станет для нее основой верности. Человек, в чьих руках окажется судьба Кита, будет иметь над ней полную власть. Ну а если появятся другие дети… Она будет мирно и безмятежно заниматься их воспитанием в Уорбек-Кастле, даже не думая о развлечениях на стороне.
Ее интрижка с Сэндхерстом, продолжал размышлять Корт, была всего лишь грехом юности, из тех, через которые кое-кому из женщин надо пройти. Таких, как Сэндхерст, немного на белом свете, так что вряд ли другой сладкоголосый соловей попадется ей на пути. Мерзавец жизнью заплатил за свой поступок, а у него, Корта, есть возможность начать все заново. До всего, чего он хочет, только рукой подать…– Скажите, ваша милость, – вернул его к действительности вопрос Филиппы, – Тоби тоже вкладывает деньги в недвижимость?
– Не только он, но и братья Белль. Этьен и Андрэ вложили почти все, что сумели наскрести, и, я уверен, не прогадали. Нам четверым принадлежит большая часть таверн и гостиниц в Гиллсайде, многие магазины. Кстати, Тобиасу нравятся окрестности, и он поговаривает о том, чтобы купить здесь летний домик. Земли, которые я хотел вам показать, находятся южнее старых городских стен и тянутся до самого побережья. Поместье включает и холмы, и лес, и луга, поэтому можно гарантировать, что с течением времени его стоимость будет быстро расти.
– Значит, эту землю вы хотите приобрести Киту, – разочарованно протянула Филиппа. – Я думала, речь идет о Галлс-Нест…
– Галлс-Нест не продается.
– Откуда вам это известно? Вы уже навели справки?
– Эта земля моя, и я не собираюсь ее продавать. Должно быть, сама того не замечая, Филиппа рванула поводья, потому что пегая кобылка замотала головой и недовольно всхрапнула.
– Разрази меня гром! – буркнула Филиппа себе под нос и добавила громче: – Я не нарочно.
– Поначалу такое случается нередко, – успокоил Уорбек как ни в чем не бывало. – Постепенно руки обретут привычку и будут двигаться сами по себе независимо от хода мыслей. Только избегайте без крайней необходимости стегать лошадей. Хорошие упряжные лошади слушаются без всякого принуждения.
Филиппа кивнула и улыбнулась. Вид собственных рук с зажатыми в них вожжами порождал в душе законную гордость.
– Поверить не могу, что сама правлю!
– Мама, я горжусь тобой, – сказал Кит «взрослым» голосом. – Я тоже хочу научиться править. Signore, вы мне позволите?
– Обязательно, но не сегодня, – ответил Уорбек со смешком. – Вначале нужно научиться ездить верхом.
– Почему? Мама, например, не умеет.
– Я знаю. Чуть позже я займусь и этим.
– Правда? – воскликнула Филиппа тоненьким девчоночьим голосом, и лицо ее засветилось.
– Почему это удивляет вас, мадам? Странно. Я ведь обещал однажды, что научу вас и править, и ездить верхом.
Филиппа поерзала на сиденье, надеясь, что Кит не придал значения словам герцога. Мальчик, однако, был не из тех, кто пропускает мимо ушей разговоры взрослых.
– А когда вы ей это обещали?
– Это было довольно давно. – Уорбек ласково взъерошил его густые волосы. – И я, и твоя мама были тогда гораздо моложе.
– Ей было столько лет, сколько мне?
– Нет, чуть побольше, – засмеялся Уорбек, – но порой она вела себя, как пятилетняя девчонка.
– Гадкая ложь! – с притворным возмущением возразила Филиппа и украдкой показала ему язык. – По-моему, я уже неплохо справляюсь. Вы мне покажете, как крутить вожжи?
– Только если вы решитесь править четверкой. Тогда я научу вас и крутить вожжи, и направлять дышловых, но все это уже высшее искусство, а пока довольно и нынешнего хорошего начала.
– Как все это интересно! – не выдержал Кит. – Мне хочется поскорее попробовать!
– Попробуешь, обещаю, – сказал Уорбек, вновь обретая серьезность. – Я научу тебя всему, что нужно знать мальчику.
Уже в который раз Филиппа ощутила в душе укол раскаяния. С каждым днем она все яснее представляла себе, что она совершила, решившись бежать. Отняла у Корта сына, а у Кита отца.
Правда, тогда она была уверена, что Уорбек отвернется от ребенка так же, как отвернулся от нее. Да и как могла она думать иначе? Она сама была лишена родительской любви, а ее опекун никогда не интересовался ею. В тот момент она думала лишь о том, чтобы стать своему ребенку надежной опорой в жизни. Если судьба уготовила ей сиротство, одно из горчайших испытаний, то подобная участь должна миновать дитя, которое она носила.
Она была права… и не права в той же мере. Сделав Кита своим и только своим, тем самым она украла его у отца. Тогда, в Кентерберийском соборе, Уорбек говорил, что готов начать все заново, что им следует простить друг друга… но если бы он только знал, что она действительно сделала, и притом сделала сознательно, сказал бы он те же слова или нет? Простить… простить он, быть может, и сумел бы, но только не забыть.
– А почему вы все решили купить собственность именно в Гиллсайде? – спросила Филиппа, подавляя приступ раскаяния.
– Потому что мы собираемся превратить этот захолустный городок в фешенебельный курорт. Морской воздух издавна считается целительным, а в последнее время к тому же многие начали проявлять интерес к купаниям в морской воде. Доктора, с которыми я говорил, в один голос утверждают, что купаниями можно вылечить любую болезнь, от ревматизма до разлития желчи. Я бывал в Брайтоне и еще нескольких приморских городах и видел просторные передвижные купальни на колесах. Они заезжают достаточно далеко от берега, поэтому создается видимость купания в открытом море. – Филиппа бросила на Уорбека быстрый взгляд. Уж не напоминает ли он ей о совсем других морских купаниях? Во время медового месяца они часто купались вместе, хотя поначалу Филиппа сопротивлялась. Даже бухта Галлс-Нест не казалась ей достаточно уединенной для леди, имеющей дерзость войти в воду вместе с джентльменом. Но Уорбек так ее упрашивал, что она уступила.
Филиппа купалась в белой батистовой рубашке, мгновенно намокавшей и становившейся потому совсем прозрачной, а Уорбек вообще раздевался догола. Она и сейчас могла живо представить, как сильные гребки уносят его прочь от берега и как влажно поблескивает на солнце его обнаженная спина.
Это был запретный ход мысли, и потому тем более волнующий. Незаметно для себя Филиппа начала вспоминать брачную ночь, когда впервые увидела мужа без одежды.
…Теперь казалось невероятным, что она могла дожить до восемнадцати лет, оставаясь ужасающе наивной. Но так ли удивительно это было? В конце концов ее вырастили и воспитали две старые девы, для которых пуританский слог рыцарских романов был средоточием истины. Возможно, они давно забыли, какова жизнь на самом деле, что существует не только дух, но и плоть… если вообще когда-нибудь знали это.
Зато Корт хорошо это знал. Его поцелуи были долгими и пылкими, а ласки становились все смелее и смелее. В своем простодушии Филиппа однажды призналась ему, что всякий раз, стоит ему только прикоснуться к ней, она чувствует новое и непонятное ощущение, одновременно слегка болезненное и сладостное. Все ее тело как будто ожидает чего-то… а он в ответ улыбнулся и сказал, что это самое что ни на есть естественное ощущение для будущей новобрачной. При этом его серебряно-серые глаза странно грели, и это тоже волновало. Филиппа терлась об него, как котенок, требующий, чтобы его погладили.
В день, когда викарий церкви святого Адельма объявил их мужем и женой, Филиппа ожидала ночь с чувством приятного предвкушения. Для нее брачная ночь означала мирный сон в объятиях друг друга, на который теперь она имела полное право. Сразу из церкви они отправились в свадебное путешествие и прибыли в Кентербери довольно поздно. Легкий ужин им подали прямо в комнату, а после него Корт вышел в маленькую смежную гардеробную, чтобы сменить дорожную одежду на домашний халат. Филиппа прошла за ширму и достала сорочку, приготовленную специально для этого торжественного случая. То был подарок Белль, которая взяла с Филиппы слово, что та наденет его в первую брачную ночь.
Вынимая серебряные гребни из волос, Филиппа подошла к зеркалу. Неожиданно ей стало неловко. Она уселась в кресло перед догорающим камином и стала ждать. Она уверяла себя, что смущаться нелепо, раз всю оставшуюся жизнь, из ночи в ночь, она и Корт будут вместе. Это ее несколько успокоило, и когда новобрачный появился из гардеробной, она улыбнулась ему разве что с легкой застенчивостью.
Корт остановился на пороге и некоторое время смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Филиппа чуть было не застеснялась снова, но тут он улыбнулся своей обычной улыбкой.
– Леди Уорбек, леди Уорбек! Известно ли вам, что вы – бриллиант чистейшей воды?
– В таком случае, вы – лучшая оправа бриллианту, – отозвалась она с полной искренностью.
Как и Филиппа, он был босиком, а когда сделал шаг вперед, полы приоткрылись и показалась нога до самого колена. Она была покрыта густыми темными волосами, и это было первое откровение этой ночи, поразившее Филиппу.
Корт как будто не заметил озадаченного выражения лица Филиппы. Пройдя к столу, он налил вина в высокий бокал и сел на диван перед камином.
– Иди ко мне, здесь теплее, – сказал он. Филиппа перебралась из своего кресла на диван к Корту, и он усадил ее к себе на колени.
– Это для тебя, – произнес он вполголоса, протягивая бокал.
– Ты не забыл, что я уже выпила два бокала за ужином? – промурлыкала она. – Пожалуй, я опьянею.
– Вот и посмотрим, умеют ли феи пьянеть, – усмехнулся Корт и поцеловал ее в висок.
Несколько минут Филиппа мелкими глотками пила рубиново-красную терпкую жидкость, потом отдала пустой бокал и теснее прижалась к широкой груди.
– Ты не станешь сердиться, если я вдруг засну прямо сейчас, у тебя на коленях? День был такой долгий и утомительный!
– Что верно, то верно.
Корт слегка потерся носом о впадинку между ее ключицами. Как обычно, его прикосновение вызвало в ней сладкий трепет.
– Как тебе понравилось венчание, милая?
– Все было просто чудесно! Чудеснейшее из всех венчаний, на которых я бывала.
Филиппа чувствовала легкую сонливость, которую быстро оттесняло ощущение губ, медленно скользящих вдоль ключиц.
– Неужели из всех? И на скольких же ты бывала?
– На двух, своем и Белль. Но наше было в сто раз красивее, чем у Белль и Тобиаса.
– Боюсь, ты не можешь судить беспристрастно, – заметил Корт со смешком.
Филиппа подняла голову, и они заглянули друг другу в глаза. Его, подсвеченные догорающим в камине пламенем, казались озерами жидкой ртути, загадочными и таинственно блестящими.
Рука сама собой поднялась погладить щеку, уже подернутую темной тенью и ощутимо колючую. Филиппа провела пальцем по густым черным бровям, потом от переносицы вниз до кончика носа.
– Нет, – возразила она, – наше все-таки было особенным. Где ты еще видел целых двенадцать подружек невесты? До сих пор не могу поверить, что ни одна из них не захихикала в самый торжественный момент. А кто отдавал невесту жениху? Две старые девы, воспитательницы пансиона. – Филиппа счастливо улыбнулась, на минуту погрузившись в воспоминания, потом вдруг сказала: – А теперь мы женаты, подумать только!
– Да. – Голос Корта прозвучал совсем иначе, чем прежде, ниже и хрипловато. – Да, Филиппа, теперь мы с тобой женаты.
Все еще во власти счастливых размышлений, она едва обратила на это внимание и только теснее прижалась к нему, чтобы ощутить твердость мышц под бархатом халата и силу обнимающих рук. Когда она завозилась на коленях, у Корта вырвался стон, и она выпрямилась с встревоженным видом.
– Что с тобой? Плохо себя чувствуешь? – Филиппа оглядела стол с остатками ужина и нахмурилась. – Я так и знала, что этот йоркширский пудинг слишком тяжел для желудка!
– Я никогда не чувствовал себя лучше, – заверил Корт и положил руку ей на грудь.
Словно горячая волна обрушилась на нее вместе с ощущением твердой мужской ладони. Филиппа сделала быстрый судорожный вдох, потом медленный выдох. Она замерла словно завороженная, отдаваясь неописуемому удовольствию, пока его пальцы играли соском. Вот уже две недели, как она знала эту ласку, и привыкла к сладостному ее ожиданию.
Корт запрокинул ей голову. Это тоже было знакомо: быстрые прикосновения языка к чувствительным точкам. И когда Корт отстранился, Филиппа посмотрела на него, не скрывая разочарования.
– Филли, – начал он мягко, – прежде чем мы ляжем в постель, нам нужно кое-что обсудить.
– Если ты о том, кто будет спать у стенки, то мне совершенно все равно, – ответила она, не сводя взгляда с его губ.
Она хотела только одного: снова стать добычей этого щедрого на ласки рта. Корт помолчал, поглаживая ее по плечу почти рассеянным движением. Он был странно серьезен, едва ли не впервые за последние две недели.
– Милая, все дело в том, что мужчины устроены иначе, чем женщины. Совсем иначе.
– По-твоему, я этого не знаю! – Смеясь, Филиппа приложила свою руку к его ладони.
– Дело не только в этом. – Он ласково улыбнулся. – Мужчины выше, шире в плечах, они гораздо сильнее… и они покрыты волосами везде, где только возможно. Но и это не все. Мужчины отличаются от женщин и анатомически.
– То есть как это? – Филиппа с любопытством заглянула ему в глаза.
– Различие, о котором идет речь, напрямую касается того, как появляются дети.
Это последнее замечание окончательно заинтриговало Филиппу. Она не раз задавалась вопросом, как именно возникает новая жизнь. Во сне, это понятно – но как именно? Как замужняя женщина, она имела полное право это знать.
– Когда мы уснем… – начала она.
– Гораздо важнее то, что случится до того, как мы уснем, – перебил Корт. – Все самое интересное происходит с мужем и женой, когда они бодрствуют. Так вот, чтобы зачать ребенка, милая, мужское семя должно попасть внутрь женского тела, иначе ничего не получится. Чтобы ребенок мог расти и крепнуть, существует особое место внутри твоего восхитительного тела. И вот как раз туда и должно попасть мое семя. – Он помолчал, ожидая вопросов, но Филиппа только молча смотрела, приоткрыв от любопытства рот. – Тебе, конечно, интересно, как оно туда попадет? Для этого существует очень удобный инструмент, который называется мужской член. Его нужно будет ввести вот сюда…
Рука соскользнула с ее плеча и легла между ног.
Филиппа никак этого не ожидала и попыталась крепче стиснуть ноги, но Корт не убрал руку.
Неожиданно Филиппа вспомнила нечто давно забытое: детский разговор с одной из подруг-пансионерок, которая пыталась описать различие между мальчиками и девочками. Что-то о маленькой мягкой трубочке…
– Ты уверен, что дети получаются именно так? – спросила она, не скрывая недоверия.
– Абсолютно.
– Ну тогда… тогда давай сделаем все как положено. – Филиппа храбро улыбнулась.
Корт зарылся лицом в ее распущенные волосы, и на мгновение ей показалось, что он борется со смехом, но когда он поднял голову, то был совершенно серьезен, разве что глаза немного поблескивали.
– Вот и хорошо, – похвалил он. – И правда, попробовать-то мы можем.
С этими словами он поднялся и перенес ее на кровать. Подарок Белль как нельзя лучше подходил для первой брачной ночи, так как только завязка из лент удерживала его на плечах. Корт распустил ленты, и легкое одеяние соскользнуло с плеч Филиппы. Та до подбородка натянула простыню, потом повернулась и выжидательно посмотрела на Корта. Он с улыбкой развязал пояс халата и повел могучими плечами, сбрасывая его на пол. Филиппа вскрикнула и прижалась к спинке кровати, сжавшись в комок. И так она сидела минуту или две, глядя округлившимися от изумления глазами на человека, ставшего ее мужем.
Он нисколько не преувеличивал, когда говорил, что мужчины отличаются от женщин. Он разительно отличался от нее. Его плечи и руки бугрились мускулами,
волосы на груди были такими густыми и черными, что казались звериной шерстью, а живот представлял собой сплошные плиты мышц. Но все это не шло ни в какое сравнение с основным различием.
И вот это чудовище называется мужской член? Она вполне могла вообразить себе спрятанную в брюках мягкую трубочку, но не это…
Боже, они совершили ужасную ошибку! Анатомически они никак не подходили друг другу. Корту следовало выбрать себе женщину такую же большую, как он сам, а ей… ей нужно бы остаться незамужней. Насколько Филиппа знала свое тело, «мужской член» просто не мог проникнуть внутрь нее.
– У нас… у нас ничего не получится, – пролепетала она дрожащим голосом.
Корт присел на край кровати и спокойно привлек Филиппу к себе:
– Все у нас получится, милая. Он положил ладонь ей на шею, под волосы, и начал поглаживать затылок ритмичными успокаивающими движениями.
– Ну, я не знаю… а тебе уже приходилось делать это раньше?
Корт выглядел смущенным и как будто снова боролся с приступом смеха. Да-да, на этот раз в этом не было никаких сомнений.
– Конечно, ты делал это, – ответила Филиппа за него подавленно.
Она чувствовала себя не просто наивной дурочкой, но полной идиоткой, и покраснела чуть ли не до слез.
Корт провел ладонью по ее плечу, потом по руке. Она не отшатнулась, но сжалась так, что мышцы свело. Он, конечно, заметил это, но не подал и виду и продолжал гладить ее, как встопорщенного воробышка. Затем подвинулся совсем чуть-чуть, и Филиппа, ощутив под простыней прикосновение ноги, поросшей волосами, изо всех сил сжала бедра. Корт тихонько засмеялся и слегка укусил ее за мочку уха.
– Нам некуда спешить, – шепнул он ей на ухо.
– Правда?
– Конечно, – заверил он. – У нас впереди столько ночей, что можно будет научиться всему. Знаешь, что самое приятное в браке? Муж и жена имеют право узнать друг друга полностью. Это значит, что они могут трогать друг друга, где хотят. Тебе ведь нравилось меня трогать, помнишь?
– В общем… да…
А Корт все так же легко и непринужденно лег рядом и, не пытаясь убрать простыню, за которую Филиппа продолжала цепляться, словно утопающий за соломинку, повернул ее к себе.
– Ну, маленькая фея, есть возможность узнать, как устроен смертный мужчина. Можешь трогать меня везде, где только пожелаешь. Я твой супруг, а это значит, что мое тело принадлежит тебе.
Это были волшебные слова, снявшие с нее заклятие стыда. Она положила руку на его обнаженную грудь и ощутила ответное движение мышц. Услышав приглушенный возглас, Филиппа замерла в нерешительности и тотчас услышала;
– Продолжай!
Это прозвучало так, словно Корт испытывал некую неизвестную ей муку, и только ее прикосновения могли принести ему облегчение. Что-то разомкнулось окончательно в душе Филиппы, и она отдалась тому, что можно было бы назвать изучением, но что на самом деле было лаской. Он весь был таким твердым, но эту каменную твердость облекала шелковистая кожа. И точно так же все было там, внизу, куда он в конце концов потянул ее руку. Филиппа позволила пальцам сомкнуться вокруг твердого стержня, и тот тоже был шелковистым, гладким и податливым.
Когда она насытилась прикосновениями, наступил черед Корта. Оказывается, можно было трогать друг друга не только руками, но и губами, и языком, и все это было можно, и все это было правильно! Когда он мягко опустился на нее, она ахнула от упоительного ощущения. Робкая страсть, тлевшая в Филиппе, вспыхнула, как сухая ветка.
– Корт, Корт… – шептала она в растерянности, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, – мне нужно… что мне нужно? Что-то странное происходит со мной!
Ей хотелось царапать его ногтями, вцепиться в волосы, как врагу, и в то же время он был странно желанен, к нему властно влекло, словно он был частью, а должен стать одним целым с ней.
– Филли!
Она приоткрыла тяжелые веки.
– Сейчас тебе будет больно, милая, но совсем недолго, – прошептал Корт хрипло. – Так должно быть, и ничего страшного в этом нет. Я люблю тебя…
Мощный толчок словно разорвал ее пополам, и боль полоснула огненным острием. Филиппа вскрикнула. На глазах выступили слезы и покатились по щекам.
– Моя радость, счастье мое, – услышала она и ощутила, как его губы касаются судорожно стиснутых век, носа, подбородка. – Пожалуйста, не плачь! О дьявол, я так хочу тебя…
Губы коснулись ее приоткрытого, жарко дышащего рта. Он как будто просил прощения за причиненную боль, и по мере того как длился поцелуй, плоть Филиппы привыкала к чужому присутствию внутри, к плавному скольжению взад-вперед и к осторожным толчкам, и одновременно с этим отступала боль.
А потом началось маленькое чудо. Ритмичные движения стали сладостными, эта сладость нарастала, и в какой-то момент Филиппа услышала свой собственный стон.
– Я не знала, что это бывает так…
– Будет еще лучше, милая. Говорят, можно узнать рай в объятиях друг друга… ты хочешь побывать в раю?..
Одними губами она ответила «да» и обвилась вокруг него. Господи Боже, как чудесно это было! Как глупо было думать, будто они не подходят друг другу. О, они подходили, подходили как нельзя лучше! Каждая мышца ее тела внезапно напряглась и расслабилась вновь. Словно раскрылись невидимые двери, выпуская наружу наслаждение…
Филиппа очнулась. Удивительно, как она не направила лошадь прямо в придорожную канаву! Искоса глянув на Уорбека, она спросила себя, заметил ли он ее рассеянность. О чем он думал в эти минуты? А кстати, о чем они говорили перед тем, как… она замечталась. Кажется, о морских купаниях и целебном действии морского воздуха.
– Да, морские купания… э-э… медицина прошла долгий путь от минеральных источников в Бате до передвижных купален. Помните, когда-то считалось, что воды лечат даже склонность к апоплексии?
– То ли еще будет, – сказал он самым прозаическим тоном. – Подождите, скоро вся Англия будет проводить лето на побережье. Мы превратим Гиллсайд в такой шикарный курорт, что места в здешних гостиницах будут нарасхват.
– Я и не знала, что вас интересуют морские курорты. На этот раз искушение оказалось слишком велико. Убедившись, что Кит смотрит в другую сторону. Корт наклонился ближе к Филиппе и шепнул ей на ухо:
– Больше всего меня интересует то, что находится сейчас в непосредственной близости от меня, – и, не дожидаясь ответа, уже громче он продолжал: – Поезжайте быстрее, леди Сэндхерст. Не забывайте, нас везет чистокровная лошадь. Если вы будете без нужды ее придерживать, она скоро устанет и начнет баловать.
Филиппа послушно ослабила вожжи, и лошадка побежала резвее.
– Вчера, когда мы прибыли в Гиллсайд, меня удивило, как мало там приезжих, – заметила Филиппа немного погодя. – Странно, не правда ли? Это аккуратный и красивый городок, настоящая средневековая жемчужина.
Корт с притворно рассеянным видом поймал пальцами белокурую прядку. Филиппа была так близко, что он ощущал исходящий от нее аромат весенних цветов. Интересно, думал он, сколько потребуется времени, чтобы заманить ее в постель? Он дал себе слово, что соблазнит ее еще до того, как они вернутся в Чиппингельм. Столь же сильно его занимал вопрос, когда Филиппа забеременеет. Если вспомнить прошлое и прикинуть кое-какие даты, она уже была беременна к концу медового месяца. Но это еще ничего не значило, потому что с Сэндхерстом она жила куда дольше, но ребенком от него так и не обзавелась.
– Так случилось, что в прошлом о Гиллсайде мало кто слышал, – ответил Корт с задумчивым видом. – К этой части побережья нет удобных транспортных путей. Правда, от Рэмсгейта сюда ежедневно отправляется дилижанс, но дорога идет по гористой местности, сильно петляет, а это, согласитесь, не каждому по душе, особенно леди из общества. Так зачем преодолевать такие трудности, если есть немало других курортов?
– И что же, сейчас появилась возможность решить эту проблему?
– Как и любую другую, было бы желание. В ближайшем будущем мы будем возить сюда отдыхающих по железной дороге.
– На повозках, снабженных паровым двигателем? Тех самых, о которых шла речь на дне рождения Белль? Неужели они и впрямь движутся по длинным стальным полосам?
– Которые называются рельсами. Я собираюсь построить дорогу из таких вот стальных полос err Лондона до побережья.
– Вы проиграете! – засмеялась Филиппа. – Не думаю, чтобы кто-нибудь, будь то джентльмен или леди, по доброй воле поднялся в такую повозку. Ехать позади машины, испускающей пар! А если котел взорвется?
Нет, леди Августа была права…
– Да неужто? А мне помнится, мадам, в тот вечер вы высказали желание проехаться по железной дороге, – заметил Уорбек, не скрывая иронии.
Филиппа сжала губы, вспомнив, чем закончился разговор о железных дорогах. Забытая обида проснулась, и ей захотелось отплатить Корту колкостью.
Ее интрижка с Сэндхерстом, продолжал размышлять Корт, была всего лишь грехом юности, из тех, через которые кое-кому из женщин надо пройти. Таких, как Сэндхерст, немного на белом свете, так что вряд ли другой сладкоголосый соловей попадется ей на пути. Мерзавец жизнью заплатил за свой поступок, а у него, Корта, есть возможность начать все заново. До всего, чего он хочет, только рукой подать…– Скажите, ваша милость, – вернул его к действительности вопрос Филиппы, – Тоби тоже вкладывает деньги в недвижимость?
– Не только он, но и братья Белль. Этьен и Андрэ вложили почти все, что сумели наскрести, и, я уверен, не прогадали. Нам четверым принадлежит большая часть таверн и гостиниц в Гиллсайде, многие магазины. Кстати, Тобиасу нравятся окрестности, и он поговаривает о том, чтобы купить здесь летний домик. Земли, которые я хотел вам показать, находятся южнее старых городских стен и тянутся до самого побережья. Поместье включает и холмы, и лес, и луга, поэтому можно гарантировать, что с течением времени его стоимость будет быстро расти.
– Значит, эту землю вы хотите приобрести Киту, – разочарованно протянула Филиппа. – Я думала, речь идет о Галлс-Нест…
– Галлс-Нест не продается.
– Откуда вам это известно? Вы уже навели справки?
– Эта земля моя, и я не собираюсь ее продавать. Должно быть, сама того не замечая, Филиппа рванула поводья, потому что пегая кобылка замотала головой и недовольно всхрапнула.
– Разрази меня гром! – буркнула Филиппа себе под нос и добавила громче: – Я не нарочно.
– Поначалу такое случается нередко, – успокоил Уорбек как ни в чем не бывало. – Постепенно руки обретут привычку и будут двигаться сами по себе независимо от хода мыслей. Только избегайте без крайней необходимости стегать лошадей. Хорошие упряжные лошади слушаются без всякого принуждения.
Филиппа кивнула и улыбнулась. Вид собственных рук с зажатыми в них вожжами порождал в душе законную гордость.
– Поверить не могу, что сама правлю!
– Мама, я горжусь тобой, – сказал Кит «взрослым» голосом. – Я тоже хочу научиться править. Signore, вы мне позволите?
– Обязательно, но не сегодня, – ответил Уорбек со смешком. – Вначале нужно научиться ездить верхом.
– Почему? Мама, например, не умеет.
– Я знаю. Чуть позже я займусь и этим.
– Правда? – воскликнула Филиппа тоненьким девчоночьим голосом, и лицо ее засветилось.
– Почему это удивляет вас, мадам? Странно. Я ведь обещал однажды, что научу вас и править, и ездить верхом.
Филиппа поерзала на сиденье, надеясь, что Кит не придал значения словам герцога. Мальчик, однако, был не из тех, кто пропускает мимо ушей разговоры взрослых.
– А когда вы ей это обещали?
– Это было довольно давно. – Уорбек ласково взъерошил его густые волосы. – И я, и твоя мама были тогда гораздо моложе.
– Ей было столько лет, сколько мне?
– Нет, чуть побольше, – засмеялся Уорбек, – но порой она вела себя, как пятилетняя девчонка.
– Гадкая ложь! – с притворным возмущением возразила Филиппа и украдкой показала ему язык. – По-моему, я уже неплохо справляюсь. Вы мне покажете, как крутить вожжи?
– Только если вы решитесь править четверкой. Тогда я научу вас и крутить вожжи, и направлять дышловых, но все это уже высшее искусство, а пока довольно и нынешнего хорошего начала.
– Как все это интересно! – не выдержал Кит. – Мне хочется поскорее попробовать!
– Попробуешь, обещаю, – сказал Уорбек, вновь обретая серьезность. – Я научу тебя всему, что нужно знать мальчику.
Уже в который раз Филиппа ощутила в душе укол раскаяния. С каждым днем она все яснее представляла себе, что она совершила, решившись бежать. Отняла у Корта сына, а у Кита отца.
Правда, тогда она была уверена, что Уорбек отвернется от ребенка так же, как отвернулся от нее. Да и как могла она думать иначе? Она сама была лишена родительской любви, а ее опекун никогда не интересовался ею. В тот момент она думала лишь о том, чтобы стать своему ребенку надежной опорой в жизни. Если судьба уготовила ей сиротство, одно из горчайших испытаний, то подобная участь должна миновать дитя, которое она носила.
Она была права… и не права в той же мере. Сделав Кита своим и только своим, тем самым она украла его у отца. Тогда, в Кентерберийском соборе, Уорбек говорил, что готов начать все заново, что им следует простить друг друга… но если бы он только знал, что она действительно сделала, и притом сделала сознательно, сказал бы он те же слова или нет? Простить… простить он, быть может, и сумел бы, но только не забыть.
– А почему вы все решили купить собственность именно в Гиллсайде? – спросила Филиппа, подавляя приступ раскаяния.
– Потому что мы собираемся превратить этот захолустный городок в фешенебельный курорт. Морской воздух издавна считается целительным, а в последнее время к тому же многие начали проявлять интерес к купаниям в морской воде. Доктора, с которыми я говорил, в один голос утверждают, что купаниями можно вылечить любую болезнь, от ревматизма до разлития желчи. Я бывал в Брайтоне и еще нескольких приморских городах и видел просторные передвижные купальни на колесах. Они заезжают достаточно далеко от берега, поэтому создается видимость купания в открытом море. – Филиппа бросила на Уорбека быстрый взгляд. Уж не напоминает ли он ей о совсем других морских купаниях? Во время медового месяца они часто купались вместе, хотя поначалу Филиппа сопротивлялась. Даже бухта Галлс-Нест не казалась ей достаточно уединенной для леди, имеющей дерзость войти в воду вместе с джентльменом. Но Уорбек так ее упрашивал, что она уступила.
Филиппа купалась в белой батистовой рубашке, мгновенно намокавшей и становившейся потому совсем прозрачной, а Уорбек вообще раздевался догола. Она и сейчас могла живо представить, как сильные гребки уносят его прочь от берега и как влажно поблескивает на солнце его обнаженная спина.
Это был запретный ход мысли, и потому тем более волнующий. Незаметно для себя Филиппа начала вспоминать брачную ночь, когда впервые увидела мужа без одежды.
…Теперь казалось невероятным, что она могла дожить до восемнадцати лет, оставаясь ужасающе наивной. Но так ли удивительно это было? В конце концов ее вырастили и воспитали две старые девы, для которых пуританский слог рыцарских романов был средоточием истины. Возможно, они давно забыли, какова жизнь на самом деле, что существует не только дух, но и плоть… если вообще когда-нибудь знали это.
Зато Корт хорошо это знал. Его поцелуи были долгими и пылкими, а ласки становились все смелее и смелее. В своем простодушии Филиппа однажды призналась ему, что всякий раз, стоит ему только прикоснуться к ней, она чувствует новое и непонятное ощущение, одновременно слегка болезненное и сладостное. Все ее тело как будто ожидает чего-то… а он в ответ улыбнулся и сказал, что это самое что ни на есть естественное ощущение для будущей новобрачной. При этом его серебряно-серые глаза странно грели, и это тоже волновало. Филиппа терлась об него, как котенок, требующий, чтобы его погладили.
В день, когда викарий церкви святого Адельма объявил их мужем и женой, Филиппа ожидала ночь с чувством приятного предвкушения. Для нее брачная ночь означала мирный сон в объятиях друг друга, на который теперь она имела полное право. Сразу из церкви они отправились в свадебное путешествие и прибыли в Кентербери довольно поздно. Легкий ужин им подали прямо в комнату, а после него Корт вышел в маленькую смежную гардеробную, чтобы сменить дорожную одежду на домашний халат. Филиппа прошла за ширму и достала сорочку, приготовленную специально для этого торжественного случая. То был подарок Белль, которая взяла с Филиппы слово, что та наденет его в первую брачную ночь.
Вынимая серебряные гребни из волос, Филиппа подошла к зеркалу. Неожиданно ей стало неловко. Она уселась в кресло перед догорающим камином и стала ждать. Она уверяла себя, что смущаться нелепо, раз всю оставшуюся жизнь, из ночи в ночь, она и Корт будут вместе. Это ее несколько успокоило, и когда новобрачный появился из гардеробной, она улыбнулась ему разве что с легкой застенчивостью.
Корт остановился на пороге и некоторое время смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Филиппа чуть было не застеснялась снова, но тут он улыбнулся своей обычной улыбкой.
– Леди Уорбек, леди Уорбек! Известно ли вам, что вы – бриллиант чистейшей воды?
– В таком случае, вы – лучшая оправа бриллианту, – отозвалась она с полной искренностью.
Как и Филиппа, он был босиком, а когда сделал шаг вперед, полы приоткрылись и показалась нога до самого колена. Она была покрыта густыми темными волосами, и это было первое откровение этой ночи, поразившее Филиппу.
Корт как будто не заметил озадаченного выражения лица Филиппы. Пройдя к столу, он налил вина в высокий бокал и сел на диван перед камином.
– Иди ко мне, здесь теплее, – сказал он. Филиппа перебралась из своего кресла на диван к Корту, и он усадил ее к себе на колени.
– Это для тебя, – произнес он вполголоса, протягивая бокал.
– Ты не забыл, что я уже выпила два бокала за ужином? – промурлыкала она. – Пожалуй, я опьянею.
– Вот и посмотрим, умеют ли феи пьянеть, – усмехнулся Корт и поцеловал ее в висок.
Несколько минут Филиппа мелкими глотками пила рубиново-красную терпкую жидкость, потом отдала пустой бокал и теснее прижалась к широкой груди.
– Ты не станешь сердиться, если я вдруг засну прямо сейчас, у тебя на коленях? День был такой долгий и утомительный!
– Что верно, то верно.
Корт слегка потерся носом о впадинку между ее ключицами. Как обычно, его прикосновение вызвало в ней сладкий трепет.
– Как тебе понравилось венчание, милая?
– Все было просто чудесно! Чудеснейшее из всех венчаний, на которых я бывала.
Филиппа чувствовала легкую сонливость, которую быстро оттесняло ощущение губ, медленно скользящих вдоль ключиц.
– Неужели из всех? И на скольких же ты бывала?
– На двух, своем и Белль. Но наше было в сто раз красивее, чем у Белль и Тобиаса.
– Боюсь, ты не можешь судить беспристрастно, – заметил Корт со смешком.
Филиппа подняла голову, и они заглянули друг другу в глаза. Его, подсвеченные догорающим в камине пламенем, казались озерами жидкой ртути, загадочными и таинственно блестящими.
Рука сама собой поднялась погладить щеку, уже подернутую темной тенью и ощутимо колючую. Филиппа провела пальцем по густым черным бровям, потом от переносицы вниз до кончика носа.
– Нет, – возразила она, – наше все-таки было особенным. Где ты еще видел целых двенадцать подружек невесты? До сих пор не могу поверить, что ни одна из них не захихикала в самый торжественный момент. А кто отдавал невесту жениху? Две старые девы, воспитательницы пансиона. – Филиппа счастливо улыбнулась, на минуту погрузившись в воспоминания, потом вдруг сказала: – А теперь мы женаты, подумать только!
– Да. – Голос Корта прозвучал совсем иначе, чем прежде, ниже и хрипловато. – Да, Филиппа, теперь мы с тобой женаты.
Все еще во власти счастливых размышлений, она едва обратила на это внимание и только теснее прижалась к нему, чтобы ощутить твердость мышц под бархатом халата и силу обнимающих рук. Когда она завозилась на коленях, у Корта вырвался стон, и она выпрямилась с встревоженным видом.
– Что с тобой? Плохо себя чувствуешь? – Филиппа оглядела стол с остатками ужина и нахмурилась. – Я так и знала, что этот йоркширский пудинг слишком тяжел для желудка!
– Я никогда не чувствовал себя лучше, – заверил Корт и положил руку ей на грудь.
Словно горячая волна обрушилась на нее вместе с ощущением твердой мужской ладони. Филиппа сделала быстрый судорожный вдох, потом медленный выдох. Она замерла словно завороженная, отдаваясь неописуемому удовольствию, пока его пальцы играли соском. Вот уже две недели, как она знала эту ласку, и привыкла к сладостному ее ожиданию.
Корт запрокинул ей голову. Это тоже было знакомо: быстрые прикосновения языка к чувствительным точкам. И когда Корт отстранился, Филиппа посмотрела на него, не скрывая разочарования.
– Филли, – начал он мягко, – прежде чем мы ляжем в постель, нам нужно кое-что обсудить.
– Если ты о том, кто будет спать у стенки, то мне совершенно все равно, – ответила она, не сводя взгляда с его губ.
Она хотела только одного: снова стать добычей этого щедрого на ласки рта. Корт помолчал, поглаживая ее по плечу почти рассеянным движением. Он был странно серьезен, едва ли не впервые за последние две недели.
– Милая, все дело в том, что мужчины устроены иначе, чем женщины. Совсем иначе.
– По-твоему, я этого не знаю! – Смеясь, Филиппа приложила свою руку к его ладони.
– Дело не только в этом. – Он ласково улыбнулся. – Мужчины выше, шире в плечах, они гораздо сильнее… и они покрыты волосами везде, где только возможно. Но и это не все. Мужчины отличаются от женщин и анатомически.
– То есть как это? – Филиппа с любопытством заглянула ему в глаза.
– Различие, о котором идет речь, напрямую касается того, как появляются дети.
Это последнее замечание окончательно заинтриговало Филиппу. Она не раз задавалась вопросом, как именно возникает новая жизнь. Во сне, это понятно – но как именно? Как замужняя женщина, она имела полное право это знать.
– Когда мы уснем… – начала она.
– Гораздо важнее то, что случится до того, как мы уснем, – перебил Корт. – Все самое интересное происходит с мужем и женой, когда они бодрствуют. Так вот, чтобы зачать ребенка, милая, мужское семя должно попасть внутрь женского тела, иначе ничего не получится. Чтобы ребенок мог расти и крепнуть, существует особое место внутри твоего восхитительного тела. И вот как раз туда и должно попасть мое семя. – Он помолчал, ожидая вопросов, но Филиппа только молча смотрела, приоткрыв от любопытства рот. – Тебе, конечно, интересно, как оно туда попадет? Для этого существует очень удобный инструмент, который называется мужской член. Его нужно будет ввести вот сюда…
Рука соскользнула с ее плеча и легла между ног.
Филиппа никак этого не ожидала и попыталась крепче стиснуть ноги, но Корт не убрал руку.
Неожиданно Филиппа вспомнила нечто давно забытое: детский разговор с одной из подруг-пансионерок, которая пыталась описать различие между мальчиками и девочками. Что-то о маленькой мягкой трубочке…
– Ты уверен, что дети получаются именно так? – спросила она, не скрывая недоверия.
– Абсолютно.
– Ну тогда… тогда давай сделаем все как положено. – Филиппа храбро улыбнулась.
Корт зарылся лицом в ее распущенные волосы, и на мгновение ей показалось, что он борется со смехом, но когда он поднял голову, то был совершенно серьезен, разве что глаза немного поблескивали.
– Вот и хорошо, – похвалил он. – И правда, попробовать-то мы можем.
С этими словами он поднялся и перенес ее на кровать. Подарок Белль как нельзя лучше подходил для первой брачной ночи, так как только завязка из лент удерживала его на плечах. Корт распустил ленты, и легкое одеяние соскользнуло с плеч Филиппы. Та до подбородка натянула простыню, потом повернулась и выжидательно посмотрела на Корта. Он с улыбкой развязал пояс халата и повел могучими плечами, сбрасывая его на пол. Филиппа вскрикнула и прижалась к спинке кровати, сжавшись в комок. И так она сидела минуту или две, глядя округлившимися от изумления глазами на человека, ставшего ее мужем.
Он нисколько не преувеличивал, когда говорил, что мужчины отличаются от женщин. Он разительно отличался от нее. Его плечи и руки бугрились мускулами,
волосы на груди были такими густыми и черными, что казались звериной шерстью, а живот представлял собой сплошные плиты мышц. Но все это не шло ни в какое сравнение с основным различием.
И вот это чудовище называется мужской член? Она вполне могла вообразить себе спрятанную в брюках мягкую трубочку, но не это…
Боже, они совершили ужасную ошибку! Анатомически они никак не подходили друг другу. Корту следовало выбрать себе женщину такую же большую, как он сам, а ей… ей нужно бы остаться незамужней. Насколько Филиппа знала свое тело, «мужской член» просто не мог проникнуть внутрь нее.
– У нас… у нас ничего не получится, – пролепетала она дрожащим голосом.
Корт присел на край кровати и спокойно привлек Филиппу к себе:
– Все у нас получится, милая. Он положил ладонь ей на шею, под волосы, и начал поглаживать затылок ритмичными успокаивающими движениями.
– Ну, я не знаю… а тебе уже приходилось делать это раньше?
Корт выглядел смущенным и как будто снова боролся с приступом смеха. Да-да, на этот раз в этом не было никаких сомнений.
– Конечно, ты делал это, – ответила Филиппа за него подавленно.
Она чувствовала себя не просто наивной дурочкой, но полной идиоткой, и покраснела чуть ли не до слез.
Корт провел ладонью по ее плечу, потом по руке. Она не отшатнулась, но сжалась так, что мышцы свело. Он, конечно, заметил это, но не подал и виду и продолжал гладить ее, как встопорщенного воробышка. Затем подвинулся совсем чуть-чуть, и Филиппа, ощутив под простыней прикосновение ноги, поросшей волосами, изо всех сил сжала бедра. Корт тихонько засмеялся и слегка укусил ее за мочку уха.
– Нам некуда спешить, – шепнул он ей на ухо.
– Правда?
– Конечно, – заверил он. – У нас впереди столько ночей, что можно будет научиться всему. Знаешь, что самое приятное в браке? Муж и жена имеют право узнать друг друга полностью. Это значит, что они могут трогать друг друга, где хотят. Тебе ведь нравилось меня трогать, помнишь?
– В общем… да…
А Корт все так же легко и непринужденно лег рядом и, не пытаясь убрать простыню, за которую Филиппа продолжала цепляться, словно утопающий за соломинку, повернул ее к себе.
– Ну, маленькая фея, есть возможность узнать, как устроен смертный мужчина. Можешь трогать меня везде, где только пожелаешь. Я твой супруг, а это значит, что мое тело принадлежит тебе.
Это были волшебные слова, снявшие с нее заклятие стыда. Она положила руку на его обнаженную грудь и ощутила ответное движение мышц. Услышав приглушенный возглас, Филиппа замерла в нерешительности и тотчас услышала;
– Продолжай!
Это прозвучало так, словно Корт испытывал некую неизвестную ей муку, и только ее прикосновения могли принести ему облегчение. Что-то разомкнулось окончательно в душе Филиппы, и она отдалась тому, что можно было бы назвать изучением, но что на самом деле было лаской. Он весь был таким твердым, но эту каменную твердость облекала шелковистая кожа. И точно так же все было там, внизу, куда он в конце концов потянул ее руку. Филиппа позволила пальцам сомкнуться вокруг твердого стержня, и тот тоже был шелковистым, гладким и податливым.
Когда она насытилась прикосновениями, наступил черед Корта. Оказывается, можно было трогать друг друга не только руками, но и губами, и языком, и все это было можно, и все это было правильно! Когда он мягко опустился на нее, она ахнула от упоительного ощущения. Робкая страсть, тлевшая в Филиппе, вспыхнула, как сухая ветка.
– Корт, Корт… – шептала она в растерянности, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, – мне нужно… что мне нужно? Что-то странное происходит со мной!
Ей хотелось царапать его ногтями, вцепиться в волосы, как врагу, и в то же время он был странно желанен, к нему властно влекло, словно он был частью, а должен стать одним целым с ней.
– Филли!
Она приоткрыла тяжелые веки.
– Сейчас тебе будет больно, милая, но совсем недолго, – прошептал Корт хрипло. – Так должно быть, и ничего страшного в этом нет. Я люблю тебя…
Мощный толчок словно разорвал ее пополам, и боль полоснула огненным острием. Филиппа вскрикнула. На глазах выступили слезы и покатились по щекам.
– Моя радость, счастье мое, – услышала она и ощутила, как его губы касаются судорожно стиснутых век, носа, подбородка. – Пожалуйста, не плачь! О дьявол, я так хочу тебя…
Губы коснулись ее приоткрытого, жарко дышащего рта. Он как будто просил прощения за причиненную боль, и по мере того как длился поцелуй, плоть Филиппы привыкала к чужому присутствию внутри, к плавному скольжению взад-вперед и к осторожным толчкам, и одновременно с этим отступала боль.
А потом началось маленькое чудо. Ритмичные движения стали сладостными, эта сладость нарастала, и в какой-то момент Филиппа услышала свой собственный стон.
– Я не знала, что это бывает так…
– Будет еще лучше, милая. Говорят, можно узнать рай в объятиях друг друга… ты хочешь побывать в раю?..
Одними губами она ответила «да» и обвилась вокруг него. Господи Боже, как чудесно это было! Как глупо было думать, будто они не подходят друг другу. О, они подходили, подходили как нельзя лучше! Каждая мышца ее тела внезапно напряглась и расслабилась вновь. Словно раскрылись невидимые двери, выпуская наружу наслаждение…
Филиппа очнулась. Удивительно, как она не направила лошадь прямо в придорожную канаву! Искоса глянув на Уорбека, она спросила себя, заметил ли он ее рассеянность. О чем он думал в эти минуты? А кстати, о чем они говорили перед тем, как… она замечталась. Кажется, о морских купаниях и целебном действии морского воздуха.
– Да, морские купания… э-э… медицина прошла долгий путь от минеральных источников в Бате до передвижных купален. Помните, когда-то считалось, что воды лечат даже склонность к апоплексии?
– То ли еще будет, – сказал он самым прозаическим тоном. – Подождите, скоро вся Англия будет проводить лето на побережье. Мы превратим Гиллсайд в такой шикарный курорт, что места в здешних гостиницах будут нарасхват.
– Я и не знала, что вас интересуют морские курорты. На этот раз искушение оказалось слишком велико. Убедившись, что Кит смотрит в другую сторону. Корт наклонился ближе к Филиппе и шепнул ей на ухо:
– Больше всего меня интересует то, что находится сейчас в непосредственной близости от меня, – и, не дожидаясь ответа, уже громче он продолжал: – Поезжайте быстрее, леди Сэндхерст. Не забывайте, нас везет чистокровная лошадь. Если вы будете без нужды ее придерживать, она скоро устанет и начнет баловать.
Филиппа послушно ослабила вожжи, и лошадка побежала резвее.
– Вчера, когда мы прибыли в Гиллсайд, меня удивило, как мало там приезжих, – заметила Филиппа немного погодя. – Странно, не правда ли? Это аккуратный и красивый городок, настоящая средневековая жемчужина.
Корт с притворно рассеянным видом поймал пальцами белокурую прядку. Филиппа была так близко, что он ощущал исходящий от нее аромат весенних цветов. Интересно, думал он, сколько потребуется времени, чтобы заманить ее в постель? Он дал себе слово, что соблазнит ее еще до того, как они вернутся в Чиппингельм. Столь же сильно его занимал вопрос, когда Филиппа забеременеет. Если вспомнить прошлое и прикинуть кое-какие даты, она уже была беременна к концу медового месяца. Но это еще ничего не значило, потому что с Сэндхерстом она жила куда дольше, но ребенком от него так и не обзавелась.
– Так случилось, что в прошлом о Гиллсайде мало кто слышал, – ответил Корт с задумчивым видом. – К этой части побережья нет удобных транспортных путей. Правда, от Рэмсгейта сюда ежедневно отправляется дилижанс, но дорога идет по гористой местности, сильно петляет, а это, согласитесь, не каждому по душе, особенно леди из общества. Так зачем преодолевать такие трудности, если есть немало других курортов?
– И что же, сейчас появилась возможность решить эту проблему?
– Как и любую другую, было бы желание. В ближайшем будущем мы будем возить сюда отдыхающих по железной дороге.
– На повозках, снабженных паровым двигателем? Тех самых, о которых шла речь на дне рождения Белль? Неужели они и впрямь движутся по длинным стальным полосам?
– Которые называются рельсами. Я собираюсь построить дорогу из таких вот стальных полос err Лондона до побережья.
– Вы проиграете! – засмеялась Филиппа. – Не думаю, чтобы кто-нибудь, будь то джентльмен или леди, по доброй воле поднялся в такую повозку. Ехать позади машины, испускающей пар! А если котел взорвется?
Нет, леди Августа была права…
– Да неужто? А мне помнится, мадам, в тот вечер вы высказали желание проехаться по железной дороге, – заметил Уорбек, не скрывая иронии.
Филиппа сжала губы, вспомнив, чем закончился разговор о железных дорогах. Забытая обида проснулась, и ей захотелось отплатить Корту колкостью.