Харингтон Кэтлин. Обещай мне

   – Но, папа! – запротестовали сестры хором, и каждая сочла своим долгом бросить на отца взгляд, полный укора.
   В семье девушек называли Густа и Синти, что было уменьшительными именами от Августы и Гиацинты. Обе юные леди никак не могли смириться с фактом, что появились на свет в семье, где верховодят мужчины. Им казалось, что мужчины, даже десятилетний Артур, не принимают их всерьез… возможно, в какой-то мере так и было. Никто не мог устоять перед очарованием золотоволосых хохотушек, отец и братья баловали их сверх всякой меры. Что до них самих, они торопились повзрослеть, мечтали, чтобы с ними наконец стали обращаться, как с настоящими леди. Они жаждали уважения, почитания и даже, может быть, поклонения.
   Вот уже два года, как сестры учились в женской академии, названной «частным пансионом Мур», во главе которой стояли, конечно, все те же Бланш и Беатриса. Называя академию пансионом «Мур», Филиппа хотела увековечить память своих родителей. Близнецы делали блестящие успехи в геометрии и латыни, но, как неоднократно подчеркивал Корт, им не помешало бы прослушать курс по развитию здравого смысла.
   Вспомнив это, Филиппа мысленно улыбнулась. Корт продолжал считать девушек детьми и полагал, что им еще рано появляться в свете. Если бы не ее настойчивость, он отложил бы их дебют до двадцати лет, а то и дольше. Он нисколько не изменился, оставшись яростным собственником, и относился к дочерям с тем же ревнивым обожанием, что и к жене. Разумеется, он изо всех сил старался это скрыть, однако не раз, когда в Уорбек-Кастле появлялась компания местной молодежи, Филиппа замечала, как ее грозный супруг бормочет под нос угрозы, полагая, что никто его не слышит. Самые жуткие последствия ждали того несчастного, который позволит себе выйти за рамки приличий. Однако дальше бормотания дело не шло, поскольку наиболее настойчивыми ухажерами были сыновья Рокингемов.
   Тобиас и Белль почти уже утратили надежду стать родителями, но в тот же самый день, когда Корт и Филиппа вторично сочетались браком, виконтесса узнала, что беременна. Это обнаружилось прямо во время церемонии, когда Белль вдруг почувствовала себя дурно. Преподобный мистер Троттер, разумеется, объявил это промыслом Божьим…
   Кит подошел к леди Гарриэт, расположившейся в шезлонге, и уселся рядом. Вдовствующая маркиза ласково потрепала его по руке.
   – Дорогой, я давно хочу расспросить тебя об этом ужасном путешествии по железной дороге, хотя и чувствую, что у меня кровь застынет в жилах.
   – Мне самому не терпится поскорее перепугать тебя, бабушка, – сказал Кит, округляя глаза. – Как только Густа и Синти перестанут шуршать оберточной бумагой, я немедленно приступлю к леденящему кровь рассказу.
   – Представь себе, твой отец пригласил меня проехаться вместе с ним до Ньюкасла! Но он не на ту напал. Никогда в жизни я не позволю, чтобы меня везло пыхтящее железное чудовище. Твоя прабабушка была права: однажды локомотив сойдет с рельсов и поубивает всех безумцев, которые решились на такую авантюру.
   – Ничего такого не случится, уверяю тебя, – возразил Кит со смешком. – А что касается прабабушки, она всегда шла в ногу со временем. Если бы она сейчас была жива, непременно рискнула бы.
   Леди Августа в возрасте восьмидесяти одного года тихо скончалась во сне. Это случилось через два месяца после рождения ее четвертого правнука. До самых последних дней она не уставала повторять, что «ее дорогой Кортни» оказался умнее, чем она думала, так как вчетверо увеличил количество ее правнуков, на что она поначалу совсем не надеялась.
   Тем временем у стола продолжалась лихорадочная деятельность по разворачиванию подарков. Корт был прав: принявшись за дело, близнецы погрузились в него с головой, забыв обо всем. Роскошные туалеты, перчатки, зонтики, шали – все это по очереди заставляло их ахать от восторга. Позже, когда подарки были открыты все до единого, а чай сервирован и выпит, братья и сестры решили вчетвером покататься на «Чайке второй». Девушки отправились переодеваться.
   Филиппа откинулась в кресле и прикрыла глаза, чувствуя, как мир и покой снизошли на нее.
   – Ну, вот и наступила благословенная тишина, – шутливо заметила она. – Кит, ты можешь начать свой рассказ о железной дороге.
   Она украдкой бросила из-под ресниц взгляд на мужа, чтобы убедиться, что тот не уловил в ее тоне скептицизма. За шестнадцать лет Корту так и не удалось убедить жену, что будущее принадлежит железным дорогам. Однако кое в чем он оказался прозорливым. Вложения, сделанные им много лет назад, принесли немалый доход, и больше Филиппа не оспаривала его финансовых талантов, во всяком случае, вслух.
   – Я уговорил проехаться по железной дороге троих приятелей из Оксфорда, – оживленно начал Кит, с непринужденностью и изяществом положив ногу на ногу. – Теперь по пробной ветке между Манчестером и Ливерпулем постоянно ходит поезд. Представьте себе, его скорость достигает двадцати семи миль! Вся поездка заняла не больше часа.
   – Боже сохрани от такого кошмара! – вскричала леди Гарриэт громоподобным басом. – И куда только катится мир? Двадцать семь миль в час! Уму непостижимо!
   Достойная леди приближалась к семидесятилетнему возрасту, но оставалась энергичной, прямой и бескомпромиссной. Хотя Кит больше не являлся наследником титула маркиза (теперь ему по праву полагался титул герцога), он по-прежнему называл леди Гарриэт бабушкой и относился к ней как к родной.
   Корт решил найти родственников Артура Бентинка. И действительно, нашелся тот, кому пришлась по душе идея унаследовать поместья, деньги и титул. У нового маркиза Сэндхерста был сын, внешне похожий на Артура Бентинка. Вильям и Кит сдружились, вместе учились в Итоне, а потом и в Оксфорде.
   – Ну вот, мой мальчик, теперь ты закончил обучение. Что ты намерен делать дальше? Надеюсь, у тебя уже есть планы на будущее? – спросила Кита леди Гарриэт.
   – Мы с папой договорились, что год я поработаю под началом Джорджа Стивенсона, – ответил молодой человек, переглянувшись с отцом. —Если вы помните, это инженер, который руководил прокладкой ветки Манчестер – Ливерпуль. А когда я усвою все что, нужно, мы с папой начнем строить свою собственную ветку: Лондон – Гиллсайд. В городке уже есть все необходимое, чтобы стать модным морским курортом, не хватает только удобного транспорта.
   – Но что же будет, когда Гиллсайд наводнит публика, – встревожилась Филиппа. – А Галлс-Нест?
   – Мы примем меры, чтобы уберечь свое уединение от посторонних, – благодушно успокоил Корт.
   Из года в год летом они всей семьей приезжали в Галлс-Нест, чтобы дети могли насладиться отдыхом у моря. Да что там дети, они сами наслаждались не меньше. Часто по ночам, когда все спали, Корт и Филиппа потихоньку спускались в бухту, в их любимую пещеру, чтобы провести там несколько часов в объятиях друг друга. Эта пещера была тайным любовным убежищем и в какой-то мере счастливым талисманом. Именно там был зачат Артур.
   – А я скоро тоже поеду по железной дороге, папа мне обещал, – с гордостью сообщил мальчик леди Гарриэт. – Когда лето кончится, мы прокатимся до Ливерпуля, а уж потом вернемся в Лондон.
   – Что значит «мы»? – с подозрением спросила Филиппа. – Надеюсь, это не означает, что только вы с папой? Насколько я помню, я тоже как-то высказывала желание проехаться по рельсам.
   – Твоя мама в душе большая авантюристка, – серьезно сказал Корт, но глаза его сверкнули ласковой насмешкой. —Она бы и рада рисковать по всякому поводу, но, к счастью, есть я. В одиночку я бы ни за что не позволил ей править дилижансом.
   – Ух ты! – вскричал Артур, вскакивая со стула и глядя на мать с уважением. – Ты правила дилижансом? Когда? Вот бы мне хотелось попробовать!
   – За этим тебе нужно обращаться к отцу, – засмеялась Филиппа. – Ты расспроси его на досуге, он любит похвастаться тем, какой он хороший кучер. К чести его, это не пустая похвала. Он способен править даже слепой упряжкой.
   – Неужели это правда, папа?
   – Мама преувеличивает, – скромно ответил Корт. – Слепыми были только коренники, да и то потому, что были в шорах.
   – Если хотите править дилижансом, то лучше не откладывайте это надолго, —вставил Кит, – потому что сами не заметите, как дилижансов не останется. Все будут ездить только по железной дороге.
   – Кит! Перестань забивать голову брата подобной чепухой, – возмутилась Филиппа.
   В следующую секунду она прикусила язык, но поздно. Отец и сын переглянулись и дружно расхохотались.
   – Мы готовы, – послышалось из-за открывшейся двери.
   Близнецы, сияя улыбками, появились на пороге. Они сменили нарядные платья на так называемые «пляжные халаты» – последнюю выдумку модников. Это были милые хлопчатобумажные платьица длиной чуть выше лодыжки, со сплошным рядом пуговиц впереди, лентой вместо пояса и кружевной отделкой по вороту. Под «халат» не полагалось надевать ни корсета, ни пышных нижних юбок, и как раз это определило выбор девушек. Глядя на дочерей, Филиппа невольно вспоминала, как когда-то чувствовала себя только что не голой, даже будучи укутанной в целый ворох юбок.
   – Ну же, идемте! – торопила Синти. Братья поднялись, сбросили ботинки и носки, закатали брюки до колен, а рукава до локтей. Теперь все четверо были готовы к приключениям.
   – Спорим, я всех вас перегоню? – без улыбки, но весело осведомился Артур и, не дожидаясь ответа, понесся через лужайку к лестнице, ведущей вниз, на пляж.
   Близнецы, приподняв юбки, и без того короткие, на взгляд Филиппы, с хохотом бросились догонять брата. Три терьера, отдыхавшие в тени, сорвались с места и с веселым лаем побежали за хозяевами.
   Кит покачал головой, всем видом выражая взрослую снисходительность к детским шалостям.
   – К ужину мы вернемся, обещаю, – заверил он и добавил тоном умудренного опытом наставника: – Не волнуйтесь, я позабочусь об этих непоседах.
   С этими словами он тоже направился к лестнице, помахал на прощание с верхней ступеньки и исчез из виду.
   – Боже, какой утомительный день, – заметила леди Гарриэт. – От радости устаешь не меньше, чем от беспокойства. Пойду-ка вздремну немного, иначе вечером у меня не хватит сил находиться в обществе столь живых созданий. – Она широко зевнула, прикрывая рот рукой.
   Вдовствующая маркиза удалилась в дом, а Филиппа и Корт подошли к перилам, чтобы взглянуть на картинно красивую бухту. Паруса на яхте уже были подняты и поймали ветер. Суденышко птицей летело по водной глади, точь-в-точь как настоящая белокрылая чайка.
   Корт помахал детям и обнял Филиппу. Со вздохом удовлетворения она прислонилась к его широкой груди.
   – Тебе никогда не хотелось, чтобы время остановилось? – спросила она, помолчав. – Чтобы какой-то один миг жизни, самый счастливый, остался с тобой навсегда?
   – Ты хочешь сказать, что вот этот миг и есть самый счастливый? – с улыбкой спросил Корт, касаясь ее виска поцелуем. – Ты в этом уверена?
   – Не знаю… знаю только, что невозможно быть счастливее, чем мы сейчас.
   – И ты хотела бы, чтобы это лето продолжалось вечно, а наши дети оставались детьми до скончания времен? Это было бы славно, но только для нас. Нашим детям захочется взрослеть, любить и когда-нибудь завести свои собственные семьи. Было бы несправедливо лишить их этого.
   – Об этом я как-то не подумала, – все с той же мечтательностью произнесла Филиппа, теснее прижимаясь к мужу.
   От него исходил невыразимо притягательный родной запах.
   – Надеюсь, каждому из них встретится единственно нужный человек, – задумчиво продолжал Корт. – Не может быть, чтобы счастье зависело только от удачи. Не может быть, чтобы нам просто повезло.