— Как себя чувствует лорд Брукхэмптон?
— Отдыхает. У него плохая рана на голове, но он соображает все лучше и лучше. И, похоже, отчаянно хочет вернуться в Англию.
— Не может дождаться, когда вернется к Нериссе, — пояснил Гаррет.
Люсьен улыбнулся. Эва, Чарлз, Гаррет, Эндрю и, да, даже Перри в целости и сохранности… Значит, в его мире все хорошо. Он снова повернул голову и посмотрел в мутно-серые глаза капитана.
— Между нами нет ничего плохого, Лорд, а?
— Ничего, — снова улыбнулся капитан. — Но это был последний раз, когда я позволил герцогу подняться на мой корабль. Скорее я подам в отставку.
Люсьен засмеялся, но боль была слишком сильна. Он закрыл глаза и приказал телу расслабиться. Он снова в кругу семьи, чувствует их любовь, тревогу о нем. Его переполняла благодарность за это счастье. Но самым ценным для него было присутствие Эвы, которая стояла у изголовья и гладила его по голове, ободряюще положив другую руку ему на плечо.
Эва. Его герцогиня.
Его любовь.
— Вот и хирург, — сказала она.
Люсьен слабо улыбнулся. Ему было больно двигаться. Даже дышать.
Он почувствовал, как кто-то срезает с него остатки рубашки. Как уверенные руки ощупывают, надавливают. Как пальцы притрагиваются к ребрам, передвигаются ниже, надавливают там. Он задохнулся от вспыхнувшей боли, в голове помутилось.
— Принесите ему коньяку, — произнес хриплый голос. — Да побольше.
Люсьен прерывисто дышал, стараясь набрать в грудь больше воздуха и смягчить пронзившую тело боль.
— Мне нужна моя жена, а не коньяк.
— А мне нужно, чтобы вы лежали совершенно неподвижно, пока я вас буду резать. Всего одно движение, даже малейшее, может стоить вам легкого или жизни вообще.
— Я не буду шевелиться.
— Он не будет шевелиться, — повторили за ним братья, которые хорошо знали его.
Хирург лишь поднял брови. Гаррет, Эндрю и Чарлз подошли поближе. Эва стояла в изголовье, рука по-прежнему покоилась на плече Люсьена, ее лицо было так близко к нему, что до него можно было дотронуться. Люсьену очень хотелось сделать это, но он пообещал, что не шелохнется, так и будет. Вместо этого он посмотрел в ее зеленые глаза, на длинные ресницы, под которыми затаилась тревога, скрыть которую она была не в силах. Он сосредоточил взгляд на ее губах — она закусила нижнюю губу, наблюдая за приготовлениями хирурга к операции. На матовой белизне кожи, на чистоте линий лица, на…
— Я не могу работать, когда вы дергаетесь, ваша светлость, — сказал врач; убирая скальпель.
— Я неподвижен. Я даже не дышу, — проговорил Люсьен, однако он почувствовал, как капли пота стекают у него со лба, и понял, что не в состоянии сдержать слово.
Хирург отодвинулся от стола и покачал головой.
— Я не могу сделать это. Риск слишком велик.
Все молча посмотрели друг на друга в поисках решения. Хирург собрался уже перейти к другому пациенту. Люсьен снова попытался вздохнуть, но почувствовал обжигающую боль в том месте, где засела пуля. Должен быть способ удалить ее. Должен быть.
И тогда он ощутил, что рука Эвы гладит его по голове, по щеке.
Он молча потянулся и взял ее ладонь в руки. Его рука настойчиво требовала ее внимания. Он взглянул в ее прекрасные глаза. Она встретила его взгляд, пытаясь понять, чего он хочет. Тогда Люсьен прикоснулся ее ладонью к своей шее, удерживая ее на месте и слегка надавив на нее. Их взгляды скрестились.
И тогда она улыбнулась.
Она все поняла.
— Доктор? — окликнула она хирурга, когда тот уже уходил.
Хирург, нахмурившись, остановился.
— Он не доставит вам хлопот, — заверила она врача. — Только дайте ему минуту.
— Хорошо, одну минуту.
— И вы дайте ему минуту побыть одному, — обратилась она к взволнованным людям вокруг стола.
Люсьен увидел, что братья, обменявшись озадаченными взглядами, насупились и тоже неохотно отошли от стола.
— На какой умной девочке я женился, — выдохнул он, пока она со знанием дела отыскивала пальцами нужную точку у него на шее. Он попытался поймать глазами ее взгляд. — Я люблю тебя, Эва. Я люблю тебя с той самой минуты, когда впервые увидел.
— А знаешь что, мой любимый Блэкхит?
— Что, дорогая?
— Я тоже люблю тебя.
Он припал щекой к ее запястью. Нежно поцеловал ей руку.
— Ты готов, любовь моя?
— Да, — ответил он и повернул голову так, чтобы видеть ее. — Примени свое волшебство, дорогая, и как следует. Я ведь сказал, что не пошевелюсь.
— Ты не пошевелишься, — заверила она.
Он взглянул в ее прекрасные и загадочные глаза, желая как можно дольше удержать перед собой ее образ. Он уже ощущал ее пальцы у себя на шее, как они любовно перемещаются к нужному месту, за которым не было боли, не было ничего. Сейчас он отправится в небытие. Сейчас хирург будет кромсать его плоть, пробираясь под ребро, а он даже не пошевелится.
Его стала окутывать темнота. Он не сопротивлялся. Люсьен вздохнул и отдался этой темноте, расслабившись под ее умелыми пальцами, падая в глубины небытия Его пальцы вздрогнули раз, другой, и он затих словно мертвый под руками своей герцогини.
Эва, подняв голову, встретила взгляд врача.
— Его светлость готов, — сказала она.
Скальпель вошел в его тело. И Люсьен, верный своему слову, даже не шелохнулся.
Вечером того же дня потрепанный в бою «Арундел» вместе с «Мэджиком», пристроившимся у него за кормой, протиснулся между разнокалиберными судами и бросил якорь у мыса Спитхед.
Солнце склонилось к западу, прочертив на воде пылающую дорожку, казалось, до самой Америки. Эва стояла у борта, прислонившись щекой к плечу Люсьена.
— Даю пенни, чтобы узнать твои мысли, — сказал он, заметив на ее лице отсутствующий взгляд и застывшую улыбку.
— Я как раз думала об Америке… и о том, что мы оба в конечном счете хотели для нее одного и того же, но были слишком упрямы, чтобы это понять.
— Мира?
— Да. Я желала этого в течение всей войны, надеясь, что вмешательство Франции быстро положит ей конец. Ты же хотел добиться этого дипломатическим путем, надеясь, что переговоры и учет требований моей страны удовлетворят ее стремление к свободе. Мне остается лишь сожалеть, что я не поняла этого.
— Будь такая возможность, ты хотела бы, чтобы все вернулось назад, Эва?
Он вспоминал о той ужасной ночи, когда она узнала об условиях его завещания, о его желании приковать ее к Англии ради наследника. Об ответственности перед семьей, которую она поняла. И простила. Она улыбнулась и посмотрела в его глаза.
— Нет, — тихо сказала она, качая головой. — Мой дом теперь здесь. С тобой. С моей новой семьей.
— Я люблю тебя. — Он положил руки ей на талию, притянул к себе и поцеловал, не обращая внимания на окружающих. — Я самый счастливый человек на свете.
— И я тебя люблю, Люсьен. Жаль только, что я не поняла этого раньше.
— У нас впереди целая жизнь, чтобы исправлять ошибки.
— Правда?
Он улыбнулся, и эта улыбка осветила его лицо, сделав каким-то мальчишеским, восторженным и милым.
— Меня уже несколько недель не мучают кошмары. Думаю, что они оставили меня навсегда.
— О! — В ее глазах заискрилась радость. — Значит, это доказывает, что я права.
— Доказывает, что ты права?
— Я всегда подозревала, что этот сон может иметь аналогию с чем-то другим. Подумай, Люсьен. Каждый раз во сне твое сердце пронзала шпага, которую направляло нечто неподвластное тебе. Теперь понимаешь, что это на самом деле была за шпага? Что она символизировала?
— Любовь, — тихо проговорил он, притронувшись кончиками пальцев к ее губам. — А смерть, которую я видел, была концом моей одинокой, холостяцкой жизни.
— Всякий конец ведет к новому началу.
— Это точно. А хочешь услышать еще об одном начале? Она вскинула брови в молчаливом вопросе.
— Я только что говорил с Перри. Он сказал, что настолько сыт приключениями, что первым делом по возвращении на берег предложит Нериссе стать его женой.
— Ох, Люсьен, похоже, что твоя последняя большая интрига в конечном счете приносит свои плоды!
— Да. — Он улыбнулся. — Моя последняя большая авантюра. А теперь, моя дорогая герцогиня, не сойти ли нам на берег, найти себе ночлег и, — он погладил ее щеку, в потемневших глазах читался намек, — поработать над нашими собственными плодами?
Она понурила голову, губы тронула горькая улыбка.
— Ты же знаешь, врачи сказали, что я никогда не смогу иметь ребенка.
— К дьяволу всех врачей, — отрезал он, предложив ей руку, и неспешно повел к сходням. — Я всегда не слишком доверял их мрачным прогнозам.
Через несколько минут они были в лодке, которая доставила их в Портсмут.
А еще через час они, запершись в комнате портовой гостиницы, подтверждали свою любовь словами, телами и сердцами.
А ровно через девять месяцев шестой герцог Блэкхит — чудо, которое никогда не должно было произойти, наследник, который никогда не должен был быть зачат, — благополучно появился на свет в замке Блэкхит на старинной дубовой кровати, где спали все герцоги и герцогини до него и куда однажды он приведет свою собственную красавицу жену.
Когда Эва и ее гордый супруг смотрели на своего новорожденного сына, она почувствовала, как ее захлестывает неведомая ей прежде волна любви, удовлетворения и самой чистой радости. Она взглянула в торжествующие глаза Люсьена.
Он улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ.
И когда он поднял их крошечное чудо на руки и поднес к окну, чтобы показать ему вечные холмы, простирающиеся до самого горизонта, Эва подумала, что некоторые вещи никогда не изменятся. День будет состоять из двадцати четырех часов. Солнце всегда будет вставать на востоке и садиться на западе.
А судьба, похоже, будет неизменно выполнять желания пятого герцога Блэкхита.
— Отдыхает. У него плохая рана на голове, но он соображает все лучше и лучше. И, похоже, отчаянно хочет вернуться в Англию.
— Не может дождаться, когда вернется к Нериссе, — пояснил Гаррет.
Люсьен улыбнулся. Эва, Чарлз, Гаррет, Эндрю и, да, даже Перри в целости и сохранности… Значит, в его мире все хорошо. Он снова повернул голову и посмотрел в мутно-серые глаза капитана.
— Между нами нет ничего плохого, Лорд, а?
— Ничего, — снова улыбнулся капитан. — Но это был последний раз, когда я позволил герцогу подняться на мой корабль. Скорее я подам в отставку.
Люсьен засмеялся, но боль была слишком сильна. Он закрыл глаза и приказал телу расслабиться. Он снова в кругу семьи, чувствует их любовь, тревогу о нем. Его переполняла благодарность за это счастье. Но самым ценным для него было присутствие Эвы, которая стояла у изголовья и гладила его по голове, ободряюще положив другую руку ему на плечо.
Эва. Его герцогиня.
Его любовь.
— Вот и хирург, — сказала она.
Люсьен слабо улыбнулся. Ему было больно двигаться. Даже дышать.
Он почувствовал, как кто-то срезает с него остатки рубашки. Как уверенные руки ощупывают, надавливают. Как пальцы притрагиваются к ребрам, передвигаются ниже, надавливают там. Он задохнулся от вспыхнувшей боли, в голове помутилось.
— Принесите ему коньяку, — произнес хриплый голос. — Да побольше.
Люсьен прерывисто дышал, стараясь набрать в грудь больше воздуха и смягчить пронзившую тело боль.
— Мне нужна моя жена, а не коньяк.
— А мне нужно, чтобы вы лежали совершенно неподвижно, пока я вас буду резать. Всего одно движение, даже малейшее, может стоить вам легкого или жизни вообще.
— Я не буду шевелиться.
— Он не будет шевелиться, — повторили за ним братья, которые хорошо знали его.
Хирург лишь поднял брови. Гаррет, Эндрю и Чарлз подошли поближе. Эва стояла в изголовье, рука по-прежнему покоилась на плече Люсьена, ее лицо было так близко к нему, что до него можно было дотронуться. Люсьену очень хотелось сделать это, но он пообещал, что не шелохнется, так и будет. Вместо этого он посмотрел в ее зеленые глаза, на длинные ресницы, под которыми затаилась тревога, скрыть которую она была не в силах. Он сосредоточил взгляд на ее губах — она закусила нижнюю губу, наблюдая за приготовлениями хирурга к операции. На матовой белизне кожи, на чистоте линий лица, на…
— Я не могу работать, когда вы дергаетесь, ваша светлость, — сказал врач; убирая скальпель.
— Я неподвижен. Я даже не дышу, — проговорил Люсьен, однако он почувствовал, как капли пота стекают у него со лба, и понял, что не в состоянии сдержать слово.
Хирург отодвинулся от стола и покачал головой.
— Я не могу сделать это. Риск слишком велик.
Все молча посмотрели друг на друга в поисках решения. Хирург собрался уже перейти к другому пациенту. Люсьен снова попытался вздохнуть, но почувствовал обжигающую боль в том месте, где засела пуля. Должен быть способ удалить ее. Должен быть.
И тогда он ощутил, что рука Эвы гладит его по голове, по щеке.
Он молча потянулся и взял ее ладонь в руки. Его рука настойчиво требовала ее внимания. Он взглянул в ее прекрасные глаза. Она встретила его взгляд, пытаясь понять, чего он хочет. Тогда Люсьен прикоснулся ее ладонью к своей шее, удерживая ее на месте и слегка надавив на нее. Их взгляды скрестились.
И тогда она улыбнулась.
Она все поняла.
— Доктор? — окликнула она хирурга, когда тот уже уходил.
Хирург, нахмурившись, остановился.
— Он не доставит вам хлопот, — заверила она врача. — Только дайте ему минуту.
— Хорошо, одну минуту.
— И вы дайте ему минуту побыть одному, — обратилась она к взволнованным людям вокруг стола.
Люсьен увидел, что братья, обменявшись озадаченными взглядами, насупились и тоже неохотно отошли от стола.
— На какой умной девочке я женился, — выдохнул он, пока она со знанием дела отыскивала пальцами нужную точку у него на шее. Он попытался поймать глазами ее взгляд. — Я люблю тебя, Эва. Я люблю тебя с той самой минуты, когда впервые увидел.
— А знаешь что, мой любимый Блэкхит?
— Что, дорогая?
— Я тоже люблю тебя.
Он припал щекой к ее запястью. Нежно поцеловал ей руку.
— Ты готов, любовь моя?
— Да, — ответил он и повернул голову так, чтобы видеть ее. — Примени свое волшебство, дорогая, и как следует. Я ведь сказал, что не пошевелюсь.
— Ты не пошевелишься, — заверила она.
Он взглянул в ее прекрасные и загадочные глаза, желая как можно дольше удержать перед собой ее образ. Он уже ощущал ее пальцы у себя на шее, как они любовно перемещаются к нужному месту, за которым не было боли, не было ничего. Сейчас он отправится в небытие. Сейчас хирург будет кромсать его плоть, пробираясь под ребро, а он даже не пошевелится.
Его стала окутывать темнота. Он не сопротивлялся. Люсьен вздохнул и отдался этой темноте, расслабившись под ее умелыми пальцами, падая в глубины небытия Его пальцы вздрогнули раз, другой, и он затих словно мертвый под руками своей герцогини.
Эва, подняв голову, встретила взгляд врача.
— Его светлость готов, — сказала она.
Скальпель вошел в его тело. И Люсьен, верный своему слову, даже не шелохнулся.
Вечером того же дня потрепанный в бою «Арундел» вместе с «Мэджиком», пристроившимся у него за кормой, протиснулся между разнокалиберными судами и бросил якорь у мыса Спитхед.
Солнце склонилось к западу, прочертив на воде пылающую дорожку, казалось, до самой Америки. Эва стояла у борта, прислонившись щекой к плечу Люсьена.
— Даю пенни, чтобы узнать твои мысли, — сказал он, заметив на ее лице отсутствующий взгляд и застывшую улыбку.
— Я как раз думала об Америке… и о том, что мы оба в конечном счете хотели для нее одного и того же, но были слишком упрямы, чтобы это понять.
— Мира?
— Да. Я желала этого в течение всей войны, надеясь, что вмешательство Франции быстро положит ей конец. Ты же хотел добиться этого дипломатическим путем, надеясь, что переговоры и учет требований моей страны удовлетворят ее стремление к свободе. Мне остается лишь сожалеть, что я не поняла этого.
— Будь такая возможность, ты хотела бы, чтобы все вернулось назад, Эва?
Он вспоминал о той ужасной ночи, когда она узнала об условиях его завещания, о его желании приковать ее к Англии ради наследника. Об ответственности перед семьей, которую она поняла. И простила. Она улыбнулась и посмотрела в его глаза.
— Нет, — тихо сказала она, качая головой. — Мой дом теперь здесь. С тобой. С моей новой семьей.
— Я люблю тебя. — Он положил руки ей на талию, притянул к себе и поцеловал, не обращая внимания на окружающих. — Я самый счастливый человек на свете.
— И я тебя люблю, Люсьен. Жаль только, что я не поняла этого раньше.
— У нас впереди целая жизнь, чтобы исправлять ошибки.
— Правда?
Он улыбнулся, и эта улыбка осветила его лицо, сделав каким-то мальчишеским, восторженным и милым.
— Меня уже несколько недель не мучают кошмары. Думаю, что они оставили меня навсегда.
— О! — В ее глазах заискрилась радость. — Значит, это доказывает, что я права.
— Доказывает, что ты права?
— Я всегда подозревала, что этот сон может иметь аналогию с чем-то другим. Подумай, Люсьен. Каждый раз во сне твое сердце пронзала шпага, которую направляло нечто неподвластное тебе. Теперь понимаешь, что это на самом деле была за шпага? Что она символизировала?
— Любовь, — тихо проговорил он, притронувшись кончиками пальцев к ее губам. — А смерть, которую я видел, была концом моей одинокой, холостяцкой жизни.
— Всякий конец ведет к новому началу.
— Это точно. А хочешь услышать еще об одном начале? Она вскинула брови в молчаливом вопросе.
— Я только что говорил с Перри. Он сказал, что настолько сыт приключениями, что первым делом по возвращении на берег предложит Нериссе стать его женой.
— Ох, Люсьен, похоже, что твоя последняя большая интрига в конечном счете приносит свои плоды!
— Да. — Он улыбнулся. — Моя последняя большая авантюра. А теперь, моя дорогая герцогиня, не сойти ли нам на берег, найти себе ночлег и, — он погладил ее щеку, в потемневших глазах читался намек, — поработать над нашими собственными плодами?
Она понурила голову, губы тронула горькая улыбка.
— Ты же знаешь, врачи сказали, что я никогда не смогу иметь ребенка.
— К дьяволу всех врачей, — отрезал он, предложив ей руку, и неспешно повел к сходням. — Я всегда не слишком доверял их мрачным прогнозам.
Через несколько минут они были в лодке, которая доставила их в Портсмут.
А еще через час они, запершись в комнате портовой гостиницы, подтверждали свою любовь словами, телами и сердцами.
А ровно через девять месяцев шестой герцог Блэкхит — чудо, которое никогда не должно было произойти, наследник, который никогда не должен был быть зачат, — благополучно появился на свет в замке Блэкхит на старинной дубовой кровати, где спали все герцоги и герцогини до него и куда однажды он приведет свою собственную красавицу жену.
Когда Эва и ее гордый супруг смотрели на своего новорожденного сына, она почувствовала, как ее захлестывает неведомая ей прежде волна любви, удовлетворения и самой чистой радости. Она взглянула в торжествующие глаза Люсьена.
Он улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ.
И когда он поднял их крошечное чудо на руки и поднес к окну, чтобы показать ему вечные холмы, простирающиеся до самого горизонта, Эва подумала, что некоторые вещи никогда не изменятся. День будет состоять из двадцати четырех часов. Солнце всегда будет вставать на востоке и садиться на западе.
А судьба, похоже, будет неизменно выполнять желания пятого герцога Блэкхита.