Ким просыпался – и его уже мучила ревность, он засыпал – она преследовала его и во сне. Тяжелые мысли вытесняли светлые, а ревность заправляла всем его существом. Он позвонил Илоне сразу, как приехал в Нью-Йорк, встретился с ней в ту же ночь и проводил с ней все последующие ночи. Он не писал Николь и не звонил ей, хотя думал о ней не переставая, размышлял, примет ли она его когда-нибудь, и решил, что она уже никогда не согласится встретиться с ним. Как же иначе? После того как он оскорблял ее, после всех обвинений, которые он на нее обрушил, после тех мук, которым подверг. Николь, что и не удивительно, не писала и не звонила ему. И вот, на новогодней вечеринке, в канун 1935 года, Ким сделал предложение Илоне.
   – Ты замечательная девушка, Илона. Я обожаю тебя. Я хочу жениться на тебе, – сказал Ким. – Если ты захочешь…
   – Если?.. – сказала Илона. Она пойдет за ним в огонь и в воду! Если!
   – Предупреждаю тебя – со мной нелегко жить.
   – Ты самый чудесный человек в мире, – сказала Илона. Она была влюблена, а влюбленные женщины не прислушиваются к предупреждениям своих любимых.
   Тем же летом, в Чарльстоне, они поженились. Илона, очень хорошо умевшая вести чужие дела, настойчивая, когда речь шла о ее клиентах, была очень уязвима, когда речь шла о ней самой. Перед свадьбой Ким попросил ее дать ему обещание: что его жизнь станет ее жизнью, что она все будет делать, как он считает необходимым, потому что так будет лучше и для нее.
   – Ты обещаешь? – спросил он. Он решил, что их отношения с Николь мешал ее бизнес. Если бы она могла целиком посвятить себя ему, они сумели бы жить вместе.
   Ему не хотелось больше рисковать. Он хотел, чтобы она целиком принадлежала ему.
   – Я обещаю, – сказала она. Она уже и так решила бросить свою работу. Просто еще не сказала об этом Киму.
   – Ты клянешься на Библии? – настаивал Ким.
   – На целой кипе Библий, – ответила Илона, улыбаясь.
   Илона едва верила своей доброй судьбе, пославшей ей такого необыкновенного мужа. Он действительно был самым очаровательным и привлекательным мужчиной в мире! Она просыпалась посреди ночи и спешила убедиться, что он здесь, рядом, протягивала руку и дотрагивалась до него. Миссис Ким Хендрикс, шептала она в темноте и улыбалась сама себе, погружаясь в блаженство.
   Илона бросила работу в литературном агентстве и целиком посвятила себя обязанностям жены Кима. Он предупредил ее, что быть его женой означает круглосуточную работу, и вскоре она убедилась, что он не преувеличивал. Она была женой, защитницей, литературным агентом, менеджером, домашней хозяйкой, агентом по туризму, шофером и машинисткой. Она была так увлечена своим мужем, так преклонялась перед ним, что уже не помнила, когда именно в последний раз ее нога касалась земли, так признавалась она в этом своим друзьям; все, что касалось ее самой, отошло в небытие.
   Николь прочла о свадьбе Кима в газетах. Там же были напечатаны две фотографии невесты. Официальное фото, сделанное в фотоателье, и другое – улыбающаяся Илона на борту яхты. Потрясенной Николь вдруг показалось, что она смотрит не на фотографию, а в зеркало. Улыбающаяся Илона Вандерпоэль выглядела точно так же, как она сама. Николь стало совершенно очевидно, что Ким женился в ответ на те безумные сцены, которые разорвали их отношения. В течение нескольких недель Николь приходила домой и плакала каждый вечер, пока не засыпала от изнурения; просыпалась она измученная и опустошенная. Несколько бесцветных месяцев прошли один за другим, с чувством горькой безысходности. Николь уже стала осознавать, что закончилась большая любовь ее жизни.
   Она с удвоенной энергией вернулась к наркотику, который ей всегда помогал: к работе. Она с головой ушла в бизнес. К концу 1933 года она смогла положить всем своим служащим – золотошвейкам и портным, закройщицам, продавцам, уборщикам, посыльным, швейцарам, помощникам, ученикам, манекенщицам то жалованье, которое у них было накануне Краха. В середине 1934 года она смогла прибавить им заработную плату. Она находилась целыми днями в окружении людей. Ночью она была одна.
   Николь часто читала в газетах о Киме и его новой жене. «Воспоминания о счастливой жизни» были опубликованы в 1933 году и сразу же возглавили список бестселлеров в США и в Англии. Через полтора года новая повесть – «Время потерь» – получила еще большее количество положительных откликов и имела огромный успех. Часто появлялись новости и более частного характера – Ким Хендрикс в Голливуде в компании Хэмфри Богарта; в Нью-Йорке в «Эль Марокко» с Марлен Дитрих; на острове Куба, где они когда-то хотели купить дом; в Кении, во время сафари. Ким Хендрикс с помощью международной прессы окончательно стал легендой.
   На всех фотографиях, сопровождавших очередную статью о Киме, рядом находилась улыбающаяся Илона. Для Николь было страшным мучением видеть женщину-близнеца рядом с человеком, которого Николь любила глубже, чем кто-нибудь в целом мире. Николь жила в одиночестве и часто думала: неужели кто-нибудь и когда-нибудь мог к этому привыкнуть?

2

   Легенда разрасталась.
   У Кима Хендрикса была одна религия – честь, а эта религия требовала таких атрибутов, как отвага, честность, сила, целостность. Ким судил о других людях по тому, насколько они обладали этими качествами.
   В 1935 году Изадор Селвин, или Иззи, соперник Гарри Кона, полетел на восток США, чтобы купить права на съемку фильма «Время потерь». Иззи не читал романа, но хотел его экранизировать, потому что Гарри Кон собрался делать этот фильм. Гарри Кон романа тоже не читал. Ким же решил не продавать права на роман ни тому, ни другому, а оставить его себе. Иззи сел на самолет и полетел на Восточное побережье, которое он в глубине души очень не любил, так как люди восточных штатов смотрели на него сверху вниз. Иззи прибыл в квартиру на Гранмерси-парк, к Киму и Илоне, распространяя аромат «Данхил Монте-Кристо». Вслед за ним шли два лакея, один из которых нес чемодан от Пьерре-Жуэ, а другой – великолепный «Маннлихер» калибра 6,5: редкий, коллекционный экземпляр.
   – Называйте меня Иззи, – сказал Изадор.
   Он стал лучшим другом Кима, порекомендовал ему своего портного, букмекера, даже дал адрес одной исключительной нью-йоркской девочки по вызову, вероятно, мулатки, которая доставляла мужчинам райское блаженство. Иззи сразу признался, что он не читал «Время потерь» и что его задача – переиграть Кона. «Я делец, – сказал он, – но честный делец».
   Иззи заговорил о деньгах; каждый раз, когда он называл очередную цифру, Ким выражал свою признательность, но объяснял, что он не собирался продавать право на съемку фильма по своему последнему роману кому бы то ни было.
   Отказ ничуть не обескуражил Изадора Селвина. Он уехал, оставляя за собой запах дорогих сигарет «Монте-Кристо», вернулся в номер в «Уолдорфе», сделал новые прикидки и на следующий день прибыл в апартаменты Кима с большей, значительно более соблазнительной суммой. На пятый день Иззи поднял цену до ста пятидесяти тысяч долларов – такой цены еще не получал никто за право съемки фильма. Ким лишь развел руками, признав, что он человек и ничто человеческое ему не чуждо, – и принял предложение. И здесь же, на месте, Иззи сразу выписал ему чек на двадцать пять тысяч долларов.
   Во время последней ночи пребывания Иззи в Нью-Йорке он с мулаткой, с Кимом и с Илоной обошли все кабаки Манхэттена. В восемь утра Ким и Илона привезли Иззи в Айдлвайдл к самолету, улетавшему на запад.
   – Он очень честен, по-моему, – сказал Ким, наблюдая за тем, как самолет набирал высоту. – Мне он нравится. Я люблю настойчивых людей. Настойчивость – вот что отличает мальчиков от мужчин.
   Ким и Илона пошли домой и спали весь день. Вечером в шесть часов они включили радио и услышали, что самолет, на котором летел Изадор, разбился, попав в грозу над Роки Маунтенз. Все пассажиры погибли. Иззи уже никогда не снимет фильм. Ким взял чек, еще не предъявленный к оплате, и, запечатав его в конверт, отправил по почте его вдове.
   Вернуть деньги было делом чести, и Ким это сделал, хотя этой суммы было бы достаточно, чтобы почти целиком оплатить остаток отцовских долгов. Миссис Селвин публично поблагодарила Кима за возвращенные деньги, которые юридически принадлежали ему, – легенда продолжала расти.

3

   В том, что касалось денег, Киму было легко оставаться честным, но оставаться честным, когда речь шла о девочках, было труднее, потому что в этом случае он сам себя стыдился. Его девочки так или иначе, но говорили Илоне, что Киму мало ее одной. У него не хватало смелости признаться Илоне, кого именно она ему так остро напомнила тогда, в «Сторк клабс». Но он принудил себя сказать о своей измене Илоне после первой же девушки.
   Имя этой девушки было Фейт. Она работала помощником издателя в «Двадцатом веке» и однажды ночью оказалась среди толпы, окружающей Кима во время его легендарных попоек. Когда все прилипалы исчезли, осталась лишь Фейт, и произошло неизбежное – они поехали к ней на квартиру.
   – У меня сегодня ночью случилась маленькая интрижка с Фейт, – сказал он, вернувшись домой. – Я хочу, чтобы ты об этом узнала от меня, а не от кого-то другого. – На лице у Илоны отразились унижение и боль.
   – Это неважно. Это ничего не значит. Это было просто… – Его голос сорвался. – Не знаю, почему я это сделал. Видит Бог, ничего подобного больше не случится. Я обещаю тебе. Если только ты сможешь меня простить. Ты простишь меня?
   Илона была потрясена и ничего не могла сказать.
   – Пожалуйста, Илона. Ну… Наконец она молча кивнула.
   – Клянусь, этого больше не будет, – сказал Ким.
   – Не надо клясться, – ответила Илона. Все, чего она хотела – это забыть о происшедшем: как бы она желала никогда не знать о случившемся! Ну почему, почему Ким не солгал ей, как это делают другие мужчины? К черту его хваленую честность! – Не будем больше говорить об этом, – попросила Илона. – Если это не важно, не станем продолжать разговор.
   Ким был нежен, внимателен и казался таким же любящим мужем, как и в начале их женитьбы. Он объяснил Илоне, что она сильнее, чем он. Поэтому их брак не разрушится, что бы ни случилось. Илона была польщена. Она вспоминала, как ее мать говорила когда-то, что женщины – это сильный пол. Илона чувствовала определенную гордость за свою стойкость перед лицом той интрижки, которую предпринял ее замечательный муж.
   Увы, Фейт стала лишь первой «девочкой». После нее все чаще стали появляться другие… Они были издателями, репортерами, писательницами – все молодые и страстно желающие узнать секреты мастерства от великого мастера. Они обожали его, как ученицы обожают учителя, к тому же они знали, что связь их имени с именем Хендрикса никак не повредит их карьере. В своей блистательной невинности, обожающие и преклоняющиеся, они сами бросались на Кима, а он не мог устоять перед их молодостью, их обожанием и поклонением. Если она хочет сохранить брак, поняла Илона, ей придется терпеть этих девочек. Это являлось одним из неудобств замужества за известным и всеми желанным человеком. Она поняла также и истинность старой поговорки, что в браке один человек всегда любит больше. В их браке она любила больше. Сначала такое положение не казалось ей несправедливым.
   Но вот мало-помалу жизнь Илоны становилась временами безрадостной. К своему удивлению, она научилась уже узнавать это состояние и даже сосуществовать с ним. В ее жизни, в конце концов, было чему завидовать. У нее был известный муж, который, без сомнения, любит ее. Жизнь ее была полна очарования, и вокруг была масса вещей, которые приносили удовольствие.
   Экспансивность Кима была поистине всеохватывающей: она распространялась на его личность, его аппетиты, его щедрость, его интересы, его путешествия, его привычки. Годы, за исключением периодов, во время которых он писал книги, прошли в постоянном движении. Илона стала классным упаковщиком, организатором, а также держателем архива Кима. В архиве хранились картотеки с указанием контрактов, вырезки из газет, рекламные фотографии и прочее. Она оплачивала счета, заказывала все необходимое для их жизни – от ленты для пишущей машинки до туалетной бумаги.
   Кения, Бали, Мадрид, Майорка, Куба, Кей-Уэст, Венеция, Беверли-Хиллс, Лондон, Дублин, – Илона шутила, что передвижения мистера и миссис Хендрикс были похожи на передвижения армии. Многим друзьям надо было позвонить и написать, а также известить компаньонов по занятиям спортом и по выпивке, компаньонов по бизнесу, писателей, очередную пассию, слуг и, конечно, работающую журналистскую братию, отмечающую каждый приезд и отъезд. За исключением тех часов, когда они занимались любовью, Ким и Илона редко бывали наедине. Ким был безумно общителен, поэтому за каждой трапезой, кроме завтраков, собиралась большая компания. В обедах участвовало человек десять, застолье затягивалось до половины пятого, за ужином – человек двенадцать-семнадцать, и он продолжался до утра.
   Илона так организовала жизнь мужа, что его ничто не беспокоило из того, из-за чего он не хотел беспокоиться. Она заботилась, чтобы его дети приходили вовремя и не прерывали его работы; она отбирала ему только положительные отклики прессы и удачные фотографии, напечатанные в журналах и газетах; приглашались только те люди, которые ему были приятны. Его работа была его жизнью, и ничто не должно было огорчать или отвлекать его, вторгаться в его дела или раздражать его. Он писал постоянно, переходя от одного романа к другому, подобно наркоману, который не может оторваться от наркотика. С 1935 года по 1938-й он выпускал каждый год по роману, и каждый приносил ему еще больший успех, делая его богатым человеком. Его работа была его крепостью, скрывающей его от нежданных визитов, а его жена и друзья понимали, что самым важным для него были те слова, которые Хендрикс записывал на бумаге.

4

   Мода, хотя и с трудом переносившая всемирную Депрессию, все же продолжала существовать. Более того, мода, как всегда, менялась. Свободные силуэты с заниженной талией двадцатых годов к середине тридцатых постепенно видоизменялись, приближаясь к тонкому облегающему силуэту. В середине же тридцатых годов в моде произошла настоящая революция, Николь ее и возглавила, – она всегда была сторонницей недорогих и простых в обращении тканей: хлопка и рэйона. Эти ткани использовались в ее самых элегантных моделях. Мода перестала быть привилегией очень богатых людей, обладавших свободным временем. Стали терять свое значение и свою прелесть маленькие примерочные, скромные закройщицы, салоны и манекенщицы, три примерки перестали быть необходимостью, элегантная отделка модели стала терять свою важность. На смену всему этому пришла общедоступная мода, мода для миллионов – ее продвигала мощная промышленность, ее рекламировали многочисленные журналы мод. В тридцатые годы мода, благодаря Николь, стала демократичной и удобной.
   Духи «Николь» приобрели огромную славу. Продажа только этих духов помогла «Дому Редон» пережить самые тяжелые годы Депрессии. Многие женщины, которые не могли позволить себе нового платья, приобретали все же флакон духов, и их продажа в годы Депрессии побила все рекорды. Настойчивость Николь в рекламировании своих духов не только во Франции, но и за рубежом возмещалась сторицей. Везде интересовались этими духами, привлеченные красивым флаконом, легко произносимым названием и современным, абстрактным запахом. В середине тридцатых годов компания, которой Николь владела вместе с Лео Северином, имела в штате больше химиков, дизайнеров и покупала больше натуральных эссенций, чем любая другая компания в мире.
   Вклад Николь в восстановление экономики Франции был признан французским правительством: в 1936 году она была награждена орденом Почетного Легиона. Прошло еще немного времени, и благодаря своим собственным усилиям Николь превратилась в миллионершу.
   Самое большое удовлетворение, которое она получала от своих денег, заключалось в том, что, наконец, она сумела как следует позаботиться о своей матери. Николь поклялась никогда в жизни не возвращаться в Ларонель. Но в середине тридцатых она туда поехала.
   – Когда я видела тебя в последний раз, я думала, что никогда больше ноги моей не будет в Ларонеле, – сказала она Жанне-Мари. – Но становясь старше, я вижу, что на самом деле очень похожа на тебя и что в конечном счете своим успехом я обязана только тебе. Я на твоем примере научилась ничего не бросать и никогда не сдаваться. Я научилась гордиться своей работой, а не стыдиться ее, я научилась следовать только своему инстинкту. Я хочу поблагодарить тебя за все это.
   Жанна-Мари смотрела на свою блистательную дочь и впервые в жизни не смогла ничего покритиковать.
   – В Антибе у меня есть дом, я хотела бы подарить его тебе. – Николь с грустью вспомнила о тех своих мечтах, которые были связаны с домом. Все прошедшие годы он практически пустовал, а когда ее бухгалтер сказал, сколько она зарабатывает, Николь решила, что для одного человека это слишком много. Она сразу подумала о своей матери. – Ты хочешь там жить?
   – Я думала о том, чтобы перестать работать, – сказала Жанна-Мари. Это было самое большое, что она смогла сказать в этот момент, признавая все, что Николь хотела для нее сделать. – Я становлюсь старой, Николь, и я устала…
   Жанна-Мари приняла подарок дочери и переехала в свой дом. Она пригласила Николь приезжать к ней каждое лето; в доме ее обслуживали дворецкий и повар. Жанна-Мари, которая всю свою жизнь обслуживала других, теперь сама пользовалась их услугами. Она рассказывала всем, с кем ей приходилось говорить, что мало у кого такая любящая и внимательная дочь, как у нее. Николь, говорила обычно Жанна-Мари, одна из миллиона.
   Для Николь же из всех похвал, которые ей приходилось слышать в течение жизни, похвала матери была дороже всего и исполнена самого глубокого смысла.

5

   Бой Меллани давно понял, что одного рубина явно недостаточно. За годы их знакомства он подарил ей много драгоценностей: ожерелье с рубинами, а позже серьги с рубинами и бриллиантами. Чем больше он дарил ей, тем желаннее она становилась. Он изобретал одну причину за другой, чтобы находиться в Париже. В прошлом, 1937 году Бой преподнес Николь три браслета – один с рубинами, другой с бриллиантами, а третий с изумрудами. Он подарил бы ей и сапфиры, но помнил, как Николь однажды заметила, что все оттенки синего, за исключением морской волны, угнетающе действуют на нее.
   – Я думал о тебе, Николь, – сказал Бой, когда она поблагодарила его за очередной подарок. – Думал о нас, о нашем будущем. Я бы развелся и женился на тебе.
   Николь задумчиво следила за дымом, поднимающимся с кончика ее сигареты.
   – Ты делаешь мне предложение? – наконец спросила она.
   – Ну, – замялся Бой, которому всегда было нелегко облекать чувства в словесную оболочку, – в общем, да. Да, это предложение.
   – Если бы ты только знал, как я хотела выйти за тебя замуж в свое время, – в голосе женщины прозвучала тоска.
   – Ты можешь сделать это сейчас, – сказал Бой. – Николь, такты принимаешь мое предложение?
   – Ты помнишь, что ты сказал, когда первый раз вернулся ко мне? – спросила Николь.
   – Нет, – слова Николь застали его врасплох. – И что я сказал?
   – Ты сказал: «Есть только одна Николь на свете, и все знают, кто она», – процитировала она его собственные слова.
   – Не понимаю…
   – Я не выйду за тебя, Бой, – мягко сказала Николь. – Герцогинь Меллани было уже много. А Николь Редон – одна. Это твои слова: все знают, кто я такая.
   К своим сорока годам Николь славилась тем, что ее окружало большое количество блестящих изысканных мужчин, каждый из них был бы рад жениться на ней, но все их предложения отклонялись. Это лишь усиливало всеобщее восхищение.
   Также она славилась своей коллекцией драгоценностей, которые были подарены воздыхателями, и тем, как она их носила, надевая на себя сразу и рубины, и чистейшей воды бриллианты, и изумруды. «Настоящие драгоценности тоже могут казаться поддельными» – этот афоризм Николь цитировали. Он даже попал в газеты, и Ким прочитал его. Кима тогда поразило ее безразличие, и он подумал, что за ним скрыта настоящая боль. Можно ли сравнить эту боль с его собственной?

6

   Илона была любящей и преданной женой, но после пяти лет совместной жизни она не могла не признаться самой себе, что кое-что в поведении Кима угнетает ее. Даже самым близким друзьям она не сказала бы того, что узнала лишь она. Ким далеко не тот человек, которого знает общество. Она защищала его образ героя и творческой личности перед всем миром и сегодня, но сама-то чувствовала, что он далеко не пример для подражания. И уж конечно, она ни за что не сказала бы, что все чаще она и Ким подумывают о разводе.
   Виноватым же в этих изменениях в первую очередь был сам Ким, его постоянные, ему самому не нужные измены, пугающие ее, непредсказуемые периоды депрессии. А также пьянство. Сколько Илона его знала, он всегда поглощал огромные порции спиртного: он был в состоянии перенести несколько коктейлей перед едой, вино за обедом и большое количество рюмок коньяку после. Принадлежность Кима к категории людей, умеющих «держать удар», не вызывала сомнений, и Илона никогда не задумывалась о влиянии алкоголя на мужа. Он оправдывал свою любимую присказку: человек поглощает алкоголь, а не алкоголь поглощает человека. Илона даже представить себе не могла, что причиной самой большой ссоры за время их семейной жизни станет именно спиртное, а не его постоянные увлечения женщинами.
   Случилось это жарким воскресеньем в конце августа 1939 года. В начале сентября должна была появиться последняя книга Кима, роман «Время шампанского», и два десятка людей решили отметить это событие у них дома. Буфет был уставлен бутылками джина, виски, рома и шампанского, составлявшими основу хозяйского бара. Сам Ким отдавал предпочтение коктейлю, рецепт которого, как он сам говорил, узнал в баре отеля «Риц». Это была смесь рома, полынной и апельсинового сока – «для витаминов», говаривал Ким, – остальное пространство хайбола заливалось холодным шампанским. Ким вылил себе в бокал остатки рома из бутылки и пошел в кладовую, где хранились запасы спиртного, чтобы принести еще рома.
   – Рома нет! Куда делся ром?! – заорал он, снова входя в комнату. В руке у него было небольшое льняное полотенце бармена. Используя его как кнут, он неожиданно ударил по столу и стал сметать все подряд с низкого коктейльного столика. На пол полетели стаканы, подносы, пачки сигарет, его золотая зажигалка, ваза с нарциссами и блюдо с его любимыми фисташками. На ковре образовалась лужа из спиртного и воды из вазы, в которой плавали маленькие орешки, кубики льда и осколки посуды.
   – Что же это такое! – рычал он. Лицо Кима было белым от гнева. – Я, самый знаменитый писатель современности, не могу сделать свой любимый коктейль в собственном доме!
   Гости застыли и молчали. Молчала и Илона.
   – Ну ответьте мне! – орал Ким. – Скажите хоть что-нибудь! – Он стоял посреди комнаты, его трясло от возмущения. Раскачиваясь с пяток на носки, он, казалось, искал глазами, что бы еще сокрушить в гостиной.
   – Нет рома! У нас! Хотел бы я знать, куда он девался?
   – Я заказывала ром в начале недели, – наконец, вымолвила Илона. Она точно помнила, как ей пришлось ждать, пока принесут спиртное из магазина, она даже опоздала к парикмахеру в этот день. Перед ее глазами всплыла картинка: вот парнишка сгружает две коробки – одну с джином, другую с ромом – и несет их в кладовую. Она тогда еще дала ему на чай пятьдесят центов, и парнишка счастливо заулыбался, получив такие щедрые чаевые. – Ром должен быть в кладовой.
   Она сама туда пошла. Ким был прав. Рома не было. В обеих коробках был джин.
   – Мне очень жаль, – сказала Илона, возвращаясь в комнату, – в винном магазине перепутали и прислали только джин. Может, выпьем джина с тоником?
   – Я не хочу джина с тоником! – тихо, но злобно прошипел Ким. – Я пил ром и хочу дальше пить ром.
   – Тогда пойдемте куда-нибудь, выпьем рома, – предложила Илона.
   – Правда, можно сходить в бар «Грэмерси-парк-отеля», – поддержал ее один из гостей.
   – Выпивка там отвратительная, – выдавил Ким.
   – Тогда в «21». Ты же любишь бывать там.
   – Джек Криндлер – жалкий бутлегер, а не бармен, – снова возразил Ким.
   – Ты же еще на прошлой неделе говорил, как тебе нравится у него в баре, – тихо напомнила ему Илона.
   – Знаю, что говорил, – сказал Ким. На лице у него появилась застенчивая улыбка. «Вспышка гнева прошла», – с облегчением подумала Илона.
   Все сели в такси и отправились в «21». Там Ким заказал сайдкарс, коктейли, которыми славился бар. Казалось, он забыл, что совсем недавно настаивал на роме, никто ему и не напоминал об этом. К пяти все стали расходиться, Ким и Илона тоже отправились домой.
   – Я себя отвратительно чувствую, – сказал Ким, когда они пришли, и тут же лег в постель.
   На следующее утро «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью о «Времени шампанского». «Ким Хендрикс, снискавший славу своими изумительными ранними романами и вращением в высшем обществе, судя по новой книге, решил жить в собственном мирке, в котором нет места чувствам большинства людей, переживающим горькие события Депрессии… подъем фашизма… аншлюс, чехословацкий кризис, политику попустительства агрессии, Мюнхен… нарастающую опасность мировой войны…»