Страница:
Я подняла стекло, ощутив во влажном ветерке холод надвигающейся ночи.
– Я ее малость слишком завела во время тренировки. Она попыталась сделать меня своим… гм… ну, попыталась меня укусить. Ник ее вырубил моим котлом для зелий.
– Она пыталась тебя укусить?
Я оторвалась от ночного пейзажа и посмотрела на Дженкса – в свете фар едущих сзади машин его крылья были неподвижны, потом вдруг слились в прозрачный круг и снова застыли. Со смущенного лица Ника он перевел глаза на мое встревоженное, потом обратно на Ника.
– Ух ты, – произнес он с расширенными глазами. – Теперь дошло. Она хотела тебя привязать, чтобы только онамогла заставить твой шрам резонировать в ответ на вампирские феромоны. Ты ей отказала. Бог ты мой, это для нее должен был быть крутой облом. Не удивительно, что она так расстроилась.
– Заткнись, Дженкс, – попросила я, подавляя жгучее желание схватить его и вышвырнуть в окошко. Все равно он догнал бы нас на первом же светофоре.
Пикси вспорхнул на плечо Ника, разглядывая огоньки приборной панели.
– Классная машинка.
– Спасибо.
– Все родное?
Ник на секунду отвел глаза от хвостовых огней впередии-дущей машины.
– Нет, с наворотами.
Крылья Дженкса слились в круг, потом остановились.
– И сколько ты из нее выжимаешь?
– Сто пятьдесят миль в час – с азотом.
– Черт! – восхищенно выругался пикси и снова устроился на зеркале заднего вида. – Шланги проверь, я утечку чую.
Ник покосился на чумазый рычаг под панелью, явно не заводской установки, и снова стал смотреть на дорогу.
– Спасибо, а то я гадал.
Он медленно приоткрыл щель в окне со своей стороны. Я хотела было спросить, но передумала. Нечего в мужские разговоры лезть.
– Ну-ну, – протянул Дженкс. – Едем к твоей мамочке?
– Ага, – кивнула я. – Хочешь за компанию?
Он подлетел на дюйм – мы налетели на колдобину – и повис, скрестив ноги в воздухе. – Ага, спасибо. У нее как раз наверное гибискус цветет. Она не возразит, если я возьму немножко пыльцы?
– А ты у нее спроси.
– Так и сделаю. – Он ухмыльнулся. – А ты бы закрасила этот красивый засос.
– Дженкс! – воскликнула я, прикрывая шею рукой. Совсем забыла.
У меня краска бросилась в лицо, когда Ник с Дженксом переглянулись так по-идиотски, по-мужски. Ей-богу, мне показалось, что я в пещере. Моя пометить та женщина, и твоя, Клург, не тянуть к ней эта волосатая лапа.
– Ник, – взмолилась я, остро ощущая отсутствие сумки. – Одолжишь мне денег? Мне надо заехать в магазин амулетов.
Если есть что-то, что смущает меня больше, чем покупать чары для цвета лица, так это покупать их с засосом на шее. Тем более когда почти все владельцы магазинов меня знают. Поэтому я приняла решение в пользу самостоятельности и попросила Ника заехать на заправку. Конечно, полка с амулетами возле кассы была пуста, и пришлось мне мазать шею обычной косметикой. «Кавергерл», ага? Не верьте рекламе. Ник сказал, что все нормально, но Дженкс хохотал так, что у него аж крылья покраснели. Он сидел на плече у Ника и трепался о достоинствах девушек-пикси, которых он знал до встречи с Маталиной, своей женой. Причем трепался этот скабрезный пик-си всю дорогу до окраины Цинциннати, где живет моя мама, пока я поправляла косметику перед зеркальцем машины.
– Налево по этой улице, – сказала я, вытирая пальцы друг о друга. – Третий дом справа.
Ник молча остановился перед домом. Фонарь на крыльце для нас зажгли, и я поклясться могу, что видела, как шевельнулась занавеска. Я здесь не была месяца полтора, и дерево, которое я посадила над прахом отца, уже желтело. Развесистый клен почти закрыл гараж за двенадцать лет, что рос на этом месте.
Дженкс уже вылетел из открытой дверцы Ника, и сам Ник тоже собрался выходить, но я тронула его за руку.
– Ник?
Его остановил мой встревоженный тон, и он подался назад по истертой обивке. Я убрала руку, уставилась в собственные колени.
– Ник, я хотела бы заранее за маму извиниться – до того, как ты ее увидишь, – произнесла я одним духом.
Он улыбнулся, длинное лицо смягчилось. Он потянулся ко мне и чмокнул в щеку.
– Мамы – это ужас.
Он вылез, и я с нетерпением ждала, пока он обойдет машину и откроет мне дверцу.
– Ник, я серьезно. Она малость тронутая. Смерть папы ее действительно подкосила. Она не психопатка там или что, но не думает, что говорит. Что на уме, то и на языке.
Напряженное лицо его разгладилось:
– Так поэтому только я еще с ней не знаком? Я думал, дело во мне.
– В тебе? – спросила я, не понимая, и тут же внутренне вздрогнула. – Ах, это! Человек и ведьма, – сказала я тихо, чтобы ему не пришлось этого говорить. – Нет.
На самом деле я об этом просто забыла. Вдруг занервничав, я поправила волосы и потянулась рукой за отсутствующей сумкой. У меня замерзли ноги, и шлепанцы шлепали по ступеням неуклюже и громко. Дженкс кружил возле фонаря на крыльце огромной ночной бабочкой. Я позвонила в дверь и встала рядом с Ником. Господи, пусть сегодня будет у нее хороший день.
– Хорошо, что не во мне дело, – сказал Ник.
– Ага, – согласился Дженкс, приземляясь мне на плечо. – Твоя мама обязательно должна с ним познакомиться. Увидеть, кто же дочку трахает и вообще.
– Дженкс! – выкрикнула я – и тут же собралась и сделала лицо, потому что дверь открылась.
– Рэйчел! – воскликнула мама, бросаясь вперед и сгребая меня в охапку. Я закрыла глаза и обняла ее в ответ. Она была ниже меня, и ощущение было странное. Запах лака для волос хлынул в горло, к нему примешивался едва уловимый аромат красного дерева. Мне совестно было, что я не сказала ей всей правды насчет моего ухода из ОВ и смертельных опасностей, которые я пережила. Но не хотелось ее волновать.
– Привет, мам, – сказала я, отодвигаясь. – Это Ник Спарагмос, а Дженкса ты помнишь?
– Конечно, помню. И рада снова тебя видеть, Дженкс.
Она отступила внутрь, пробежав рукой по выцветшим рыжим волосам и вязаному платью средней длины. Тревога, комом свернувшаяся у меня в груди, отпустила. Она хорошо выглядела, лучше, чем в прошлый раз. Снова в глазах ее был лукавый блеск, и двигалась она быстро, когда вела нас внутрь.
– Давайте, давайте, – сказала она, маленькой ручкой подталкивая Ника в плечо. – А то крылатой шушеры налетит.
Свет в коридоре горел, но не слишком освещал его зеленую темноту. Вдоль узкого коридора висели картины, и меня чуть прижало клаустрофобией, когда мама еще раз крепко меня обняла и отодвинулась, сияя.
– Я так рада, что ты приехала, – сказала она и обернулась к Нику. – Значит, вы и есть Ник.
Она окинула его оценивающим взглядом, прикусив нижнюю губу. Резко кивнула, увидев его поношенные туфли, потом задумчиво поджала губы при виде моих шлепанцев.
– Добрый вечер, миссис Морган, – сказал Ник, улыбаясь и протягивая руку.
Мама протянула руку ему навстречу, но вместо рукопожатия вдруг дернула его к себе и обняла – я аж вздрогнула от неожиданности. Мама намного меня ниже, и Ник после первой секунды удивления усмехнулся мне поверх ее головы.
– Как я рада с вами познакомиться, – сказала она, выпуская Ника и поворачиваясь к Дженксу.
Пикси устроился у потолка.
– Здрассьте, миссис Морган. Отлично сегодня выглядите, – сказал он осторожно, чуть присев в воздухе.
– Спасибо. – Она улыбнулась, ее немногие морщины стали глубже. В доме пахло соусом для спагетти, и я подумала, не надо ли ее предупредить, что Ник – человек. – Ладно, заходите. Завтракать будете? Я себе варю спагетти, без проблем сварить еще.
Идя за ней на кухню, я не могла удержаться от вздоха, но постепенно напряжение меня отпускало. Мама вроде бы больше обычного следила, что говорит. Вошли в кухню, ярко освещенную верхним светом, и мне стало легче дышать. У кухни был нормальный вид – человечески нормальный. Мама уже редко варила зелья, и только бак соленой воды у холодильника и медный котел на плите наводили на какие-то мысли. Когда наступил Поворот, мама училась в школе, и ее поколение было очень осторожным.
– Мы просто заехали забрать мои лей-линейские прибамбасы, – сказала я, зная заранее, что моя попытка забрать вещи и бежать обречена на провал, поскольку в медном котле уже кипела вода в ожидании макарон.
– Мне не трудно, – сказала она, добавляя горсть спагетти. Поглядев на Ника, она добавила еще одну. – Уже восьмой час, вы же есть хотите, Ник?
– Да, миссис Морган, – сказал он, не обращая внимания на мой умоляющий взгляд.
Она, довольная, повернулась к плите:
– А ты, Дженкс? У меня во дворе мало что есть, но все в твоем распоряжении. Или могу тебе сахарной воды намешать, если хочешь.
Дженкс просиял:
– Спасибо, мэм! – Он подлетел так близко, что ветром от крылышек шевельнул ее рыжие волосы. – Посмотрю у вас во дворе. Вы не против, если я соберу пыльцы с вашего гибискуса? Моим младшим в это время года это будет очень-очень полезно.
Мать осветилась улыбкой.
– Конечно, сколько хочешь. Эти чертовы фейри чуть не сгубили все вокруг, охотясь на пауков.
Она приподняла брови, и меня охватил дикий страх. У нее есть мысль – и не угадать, какая.
– Ты не знаешь случайно каких-нибудь детей, которым интересно было бы поработать на исходе лета? – спросила она, и я с шумом облегченно вздохнула.
Дженкс сел на ее протянутую ладонь, крылышки его довольно сияли розовым.
– Да, мэм. Мой сын, Джакс, будет рад поработать у вас во дворе. Он с моими двумя старшими дочерьми вполне смогут отгонять фейри. Я их пришлю к вам завтра до восхода, если хотите. Когда вы будете пить первую чашку кофе, уже ни одного фейри видно не будет. – Чудесно! – воскликнула мать. – Эти чертовы гады у меня все лето торчали во дворе. Всех певчих птичек разогнали на фиг.
Ник дернулся, услышав подобную лексику от столь почтенной леди, и я пожала плечами.
Дженкс пролетел по дуге от задней двери ко мне, без слов прося ее открыть.
– Если не возражаешь, – сказал он, паря над ручкой, – я быстренько посмотрю, что там. Чтобы детки ни на что неожиданное не напоролись. Джакс все-таки еще мальчишка, и я хочу его предупредить, чего остерегаться.
– Прекрасная мысль, – сказала мать, цокая каблуками по белому линолеуму. Она включила свет на заднем крыльце и выпустила Дженкса.
– Так, – повернулась она к Нику. – Садитесь, пожалуйста. Пить хотите? Воду, кофе? Кажется, у меня где-то пиво есть.
– Кофе – это было бы отлично, миссис Морган, – сказал Ник, выдвигая из-под стола стул и усаживаясь.
Я открыла холодильник, и мать взяла у меня из рук пакет молотого кофе и стала хлопотать, издавая какие-то родительского тембра звуки, пока я не села рядом с Ником. Стул заскрипел громко, и мне неловко было, что мать так суетится. Ник усмехнулся, явно забавляясь моей неловкостью.
– Кофе, – заговорила мать, болтаясь по кухне. – Восхищаюсь мужчинами, которые пьют кофе на ленч. Вы понятия не имеете, Ник, как я рада с вами познакомиться. Уж сколько воды утекло, как Рэйчел в последний раз приводила в дом мальчика. Она даже в школе не особенно с ними встречалась. Я даже задумалась, не склоняется ли она в другую сторону – если вы меня понимаете.
– Мама! – воскликнула я, чувствуя, как лицо у меня становится под цвет волосам.
Она заморгала:
– Но ведь ничего плохого в этом нет, – поправилась она, набирая кофе и насыпая его в фильтр.
Я не смотрела на Ника – только услышала, как он весело прокашлялся. Положив локти на стол, я уронила голову на руки.
– Но вы меня понимаете, – добавила мать, повернувшись к нам спиной, чтобы убрать пакет. Я сжалась, не зная, что у нее сейчас вылетит изо рта. – Я того мнения, что лучше совсем никакого мужчины, чем не тот, кто нужен. Вот твой папа – это был тот, кто нужен.
Вздохнув, я подняла глаза. Если она заговорила о папе, то не будет говорить обо мне.
– Какой был хороший человек, – сказала она, медленно подходя к плите. Она стала боком, чтобы нас видеть, подняла крышку и помешала соус. – Детей заводить надо только с тем, кто нужен. Нам повезло, у нас родилась Рэйчел. И все равно мы ее чуть не потеряли.
– Каким образом, миссис Морган? – заинтересовался Ник.
Лицо у нее вытянулось от давней тревоги, а я встала включить кофеварку, потому что она забыла. Меня смущала история, которая должна была последовать, но была знакома, и смущала куда слабее, чем то, что она могла бы еще сказать, особенно уже заговорив о детях. Я села рядом с Ником, а мама начала с привычного запева.
– Рэйчел родилась с редкой болезнью крови, – сказала она. – Мы о ней даже не догадывались, просто вдруг это неподходящее сочетание генов вылезло наружу.
Ник повернулся ко мне, приподняв брови.
– Ты мне об этом не рассказывала.
– Ну, у нее этой болезни больше нет, – сказала мать. – Отзывчивая дама в больнице нам все объяснила, сказала, что со старшим братом Рэйчел нам повезло, и что шансов на туже болезнь у нашего следующего ребенка – один из четырех.
– Похоже на генетическое заболевание, – сказал Ник. – Обычно от них не выздоравливают.
Мать кивнула и прикрутила огонь под кипящими макаронами.
– Рэйчел дала положительный отклик на курс лекарственных трав и традиционных препаратов. – Она наш чудо-ребенок.
Ник, похоже, не был убежден, и я объяснила:
– У меня митохондрии выдавали какой-то странный фермент, и белые кровяные шарики считали его инфекцией. Они нападали на здоровые клетки как на чужеродные – в основном на костный мозг и прочие ткани, связанные с кроветворением. Я только помню, что все время была усталой. Травы помогали, но лишь когда наступил пубертат, все это устаканилось. Теперь все в порядке, разве что чувствительность к сере осталась, но болезнь укоротила мне жизнь лет на десять. Как минимум, мне сказали.
Ник под столом тронул меня за колено:
– Прости.
Я осветилась улыбкой, глядя на него:
– Ну что такое десять лет? Мне даже до пубертата не полагалось дожить.
У меня духу не хватило сказать ему, что даже учитывая эти десять отнятых лет, я все-таки переживу его лет на полсотни или больше. Но он, наверное, и так это знал.
– Мы с Монти познакомились в колледже, Ник, – продолжала рассказывать мать, возвращаясь к прежней теме. Я знала, что она не любит говорить о первых двенадцати годах моей жизни. – Это было так романтично! В университете только-только ввели курсы паранормальных явлений, и была путаница насчет предварительных требований – каждый мог брать любой курс. Мне совершенно нечего было делать на занятиях по лей-линиям, и единственной причиной, почему я туда записалась, был потрясающе красивый колдун прямо передо мной в офисе регистратора, а все альтернативные курсы были уже заполнены.
Движение ложки в кастрюле стало медленнее, пар окружал мать.
– Забавно, как иногда судьба будто сталкивает между собой тех, кого хочет, – сказала она тихо. – Я записалась на курс, чтобы сидеть рядом с одним парнем, а кончилось тем, что я влюбилась в его лучшего друга. – Она улыбнулась мне: – В твоего отца. Мы втроем делали вместе лабы. Я бы их провалила, если бы не Монти. Лей-линейщица из меня оказалась никакая, а поскольку Монти не мог бы заварить зелье, хоть ты его убей, он два года строил для меня все круги, а я оживляла все его амулеты до самого диплома.
Этого я никогда раньше не слышала.
Вставая взять три чашки для кофе, я глянула на котел с красным соусом. Морща лоб, я подумала, есть ли какой-нибудь вежливый способ вылить его в помойное ведро. Она опять варит соус в котле для зелий. Оставалось только надеяться, что она сполоснула его соленой водой, или ленч может оказаться куда интереснее обычного.
– А как вы с Рэйчел познакомились? – спросила мать, отталкивая меня от котла и засовывая замороженный каравай печься в духовку.
Вытаращив глаза, я замотала головой, предупреждая Ника. Он посмотрел на меня, на мать.
– Гм… на одном спортивном мероприятии.
– «Хаулеры» играли? – спросила она.
Ник посмотрел на меня, прося помощи, и я села рядом с ним.
– На крысиных боях, мам, – сказала я. – Я ставила на норку, а он на крысу.
– Крысиные бои? – скривилась она. – Вот гадость. И кто победил?
– Они удрали, – ответил Ник, глядя на меня ласковыми глазами. – Мы потом представляли себе, что они удрали вместе и бешено влюбились друг в друга. И сейчас живут где-то в городской канализации.
Я подавила смешок, но мать рассмеялась открыто. У меня сердце екнуло при этом звуке – я уже давно не слышала, чтобы она смеялась так весело.
– Да, – сказала она, откладывая прихватки. – Мне нравится. Норки и крысы. Как мы с Монти, у нас больше не было детей.
Я моргнула, не понимая, как она от норок и крыс перескочила к себе и папе, и причем тут, что у них больше не было детей.
Ник наклонился поближе и шепнул:
– Норки и крысы тоже не дают потомства.
Я открыла рот в безмолвном «А!» и подумала, что Ник с его своеобразным видением мира лучше может понять маму, чем я.
– Дорогой мой Ник, – сказала мать, резко и быстро помешивая соус по часовой стрелке. – У вас генетических болезней в роду нет? Только не это!Меня охватила паника, а Ник спокойно ответил:
– Нет, миссис Морган.
– Называй меня Элис, – сказала она, – ты мне нравишься. – Женись на Рэйчел и заведите детей побольше.
– Мама! – воскликнула я.
Ник широко улыбнулся – ему понравилось.
– Но не прямо сейчас, – продолжала она. – Еще какое-то время вместе насладитесь своей свободой. Детей хочется только тогда, когда ты уже к этому готов. Вы ведь безопасным сексом занимаетесь?
– Мама, замолчи! – крикнула я.
Бог мой, поскорее бы кончился этот вечер!Она обернулась, упираясь рукой в бедро. В другой была зажата ложка, с нее капал соус.
– Рэйчел, если ты не хотела, чтобы я подняла эту тему, тебе надо было прикрыть свой засос чарами.
Я уставилась на нее, отвесив челюсть. Просто помертвев, я встала и вытащила ее в холл.
– Извини, – бросила я, увидев ухмылку Ника.
– Мама! – шепнула я в коридоре. – Ты же должна была принимать свои лекарства, ты не забыла?
Она опустила голову.
– Он очень симпатичный. Я не хочу, чтобы ты и его прогнала, как прогоняла всех прежних бойфрендов. Я так любила твоего отца, я хочу, чтобы ты была так же счастлива.
Тут же моя злость испарилась – у мамы был такой одинокий, такой несчастный вид. Я вздохнула, опустив плечи. Надо бы мне заезжать к ней почаще.
– Мам, – сказала я. – Он – человек. Нормал.
– А! – тихо ответила она. – Кажется, более безопасного секса не бывает?
Мне стало нехорошо, когда я увидела, как придавила ее тяжесть этого простого замечания, и я подумала, не изменилось ли ее мнение о Нике. У нас с Ником не может быть детей. Хромосомы не сочетаются. Доказательство этого факта положило конец давним спорам внутриземельцев, установив, что колдуны, в отличие от вампиров и вервольфов, – отдельный от человечества вид, не менее, чем пикси или тролли. Вампиры и вервольфы, укушенные или рожденные в этом состоянии, – всего лишь модифицированные люди. А колдуны, хотя почти идеально имитируют людей, на клеточном уровне отличаются от них не меньше, чем бананы от дрозофил. С Ником я останусь бесплодна.
Я это сказала Нику в первый же раз, как наши объятия превратились в нечто более настойчивое – я боялась, что он заметит, будто что-то не так. И страшно было от мысли, что он как-то с отвращением отреагирует на это различие наших видов. Так что я чуть не заплакала, когда он сделал большие глаза и задал только один вопрос:
– Но ведь с виду и по ощущениям это одно и то же?
В то время я еще честно этого не знала. Ответ на вопрос мы нашли вместе.
Покраснев оттого, что эти мысли пришли ко мне при матери, я ей слабо улыбнулась. Она улыбнулась в ответ, выпрямившись всей своей хрупкой фигуркой.
– Ладно, – сказала она. – Я тогда открою банку соуса «альфредо».
С колоссальным облегчением я ее обняла. Она тоже обняла меня крепче обычного. Все-таки я по ней скучала.
– Спасибо, мам, – шепнула я.
Она потрепала меня по спине, и мы разомкнули объятия. Не глядя мне в глаза, она повернулась к кухне.
– У меня в ванной лежит амулет, если он тебе нужен, третий ящик снизу.
Сделав глубокий вдох, она с приветливым лицом короткими и быстрыми шагами направилась в кухню. Я секунду прислушивалась, решила, что ничего не изменилось – мама весело болтала с Ником о погоде, убирая куда подальше томатный соус. С облегчением я застучала шлепанцами по темному коридору.
Ванная у мамы выглядела так же жутковато, как у Айви – только рыбка в ванне не плавала. Амулет я нашла и, смыв с себя «Кавергерл», пробудила чары, вполне довольная результатом. Еще раз со вздохом попытавшись пригладить волосы, я поспешила в кухню. Никто не знает, что еще мама расскажет Нику, если я оставлю их слишком надолго.
Конечно, я их нашла над альбомом с почти вплотную сдвинутыми головами. Мама показывала фотографии. У Ника в руках была чашка кофе, от нее поднимался пар.
– Мам! – с упреком сказала я. – Потому-то я больше никого и не привожу.
Крылья Дженкса резко затрещали – он взлетел с маминого плеча.
– Ведьма, не гони волну. Все равно они уже миновали картинки с голыми младенцами.
Я закрыла глаза, собираясь с силами. Мама, радостно покачивая бедрами на ходу, подошла помешать «альфредо». Я заняла ее место рядом с Ником, показывая на страницы:
– Вот это мой брат Роберт, – сказала я, жалея, что он не отвечает на мои телефонные звонки. – А это папа, – добавила я, чувствуя наплыв эмоций. И улыбнулась фотографии – мне очень его не хватало.
– Хорошо выглядит, – сказал Ник.
– Для меня это был лучший человек в мире.
Я перевернула страницу, и Дженкс приземлился на нее, уперев руки в боки и стал прогуливаться по моей жизни, аккуратно разложенной по столбцам и строкам.
– Вот это моя любимая его фотография, – сказала я, показав на группу непохожих одиннадцати-двенадцатилетних девочек, стоящих перед желтым автобусом. Все мы были загорелые, волосы на три тона светлее обычного. Мои были коротко пострижены и торчали во все стороны. Папа стоял рядом со мной, держа руку у меня на плече, и улыбался в объектив. Я невольно вздохнула.
– А это мои подруги по летнему лагерю, – сказала я, вспоминая три моих самых лучших лета. – Посмотри, видишь озеро? Это где-то в штате Нью-Йорк. Плавала я только один раз, потому что холодная была вода. Ноги сводило.
– Никогда в лагере не был, – сказал Ник, пристально вглядываясь в лица.
– Лагерь из разряда «твое последнее желание», – объяснила я. – Меня оттуда вышибли, когда сообразили, что я уже не умираю.
– Рэйчел! – возразила мама. – Там не все были умирающие.
– Почти все.
Я помрачнела, разглядывая лица, когда сообразила, что только я одна из них, наверное, еще жива. Попыталась вспомнить имя худенькой черноволосой девочки рядом со мной, и огорчилась, что не смогла. Это была моя лучшая подруга.
– Рэйчел попросили больше туда не приезжать, когда она устроила скандал, – сказала мама, – а не потому, что она выздоравливала. Ей вступило в голову наказать одного мальчика iu то, что девочек дразнил.
– Мальчика! – передразнила я. – Хулигана. Он там был старше всех.
– И что ты сделала? – спросил Ник с веселым интересом. Я встала налить себе кофе.
– Забросила его на дерево.
Дженкс хихикнул, а мама постучала ложкой по краю кастрюли.
– Ну, не скромничай. Рэйчел подключилась к лей-линии, па которой был построен лагерь, и забросила мальчика на тридцать футов вверх.
Дженкс присвистнул, а у Ника сделались большие глаза. Я налила себе кофе, чувствуя неловкость. Это был не очень хороший день. Тому хмырю было лет пятнадцать, и он изводил девочку, которую на этой фотографии я обнимала за плечи. Я ему велела оставить ее в покое, а он меня толкнул так, что я полетела на землю, и тут я сорвалась. Я даже не знала тогда, как черпать из лей-линии – просто все само собой случилось. Пацан приземлился на дерево, упал и руку себе порезал. Крови столько было, что я перепугалась. Молодых вампиров в лагере пришлось вывезти на всю ночь на прогулку по озеру, чтобы успеть собрать землю, куда пролилась кровь, и сжечь.
Папе тогда пришлось прилететь разбираться. Это был первый случай, когда я воспользовалась лей-линией и, в общем, последний до колледжа, потому что папенька тогда выдубил мне шкуру как следует. Мне еще повезло, что меня не выгнали на месте в ту же минуту.
Я вернулась к столу и увидела его улыбку на фотографии. – Мам, можно я эту фотографию возьму? Мои пропали весной, когда… когда их сгубило неудачное колдовство.
Я встретилась взглядом с Ником и получила подтверждение, что он ничего не сказал о смертельных опасностях, которые мне грозили.
Мама пододвинулась ближе.
– Очень хорошая фотография отца, – сказала она, вынимая ее из альбома и давая мне. Потом вернулась к плите.
Я села на стул и стала разглядывать лица, пытаясь вспомнить имена. И не могла припомнить ни одного – мне это не понравилось.
– Рэйчел? – позвал Ник, глядя в альбом.
– Да?
Аманда? –молча спросила я темноволосую. – Так тебя звали?
Дженкс завертел крыльями, отчего у меня волосы затанцевали вокруг лица.
– Черт побери! – воскликнул он.
Я глянула на фотографию, открывшуюся под той, что была у меня в руке, и почувствовала, как бледнею. Это был тот же день, потому что снято на фоне того же автобуса. Но на этот раз отца окружали не девочки-подростки, а стоял рядом с ним некто – один в один Трент Каламак, только постаревший.
– Я ее малость слишком завела во время тренировки. Она попыталась сделать меня своим… гм… ну, попыталась меня укусить. Ник ее вырубил моим котлом для зелий.
– Она пыталась тебя укусить?
Я оторвалась от ночного пейзажа и посмотрела на Дженкса – в свете фар едущих сзади машин его крылья были неподвижны, потом вдруг слились в прозрачный круг и снова застыли. Со смущенного лица Ника он перевел глаза на мое встревоженное, потом обратно на Ника.
– Ух ты, – произнес он с расширенными глазами. – Теперь дошло. Она хотела тебя привязать, чтобы только онамогла заставить твой шрам резонировать в ответ на вампирские феромоны. Ты ей отказала. Бог ты мой, это для нее должен был быть крутой облом. Не удивительно, что она так расстроилась.
– Заткнись, Дженкс, – попросила я, подавляя жгучее желание схватить его и вышвырнуть в окошко. Все равно он догнал бы нас на первом же светофоре.
Пикси вспорхнул на плечо Ника, разглядывая огоньки приборной панели.
– Классная машинка.
– Спасибо.
– Все родное?
Ник на секунду отвел глаза от хвостовых огней впередии-дущей машины.
– Нет, с наворотами.
Крылья Дженкса слились в круг, потом остановились.
– И сколько ты из нее выжимаешь?
– Сто пятьдесят миль в час – с азотом.
– Черт! – восхищенно выругался пикси и снова устроился на зеркале заднего вида. – Шланги проверь, я утечку чую.
Ник покосился на чумазый рычаг под панелью, явно не заводской установки, и снова стал смотреть на дорогу.
– Спасибо, а то я гадал.
Он медленно приоткрыл щель в окне со своей стороны. Я хотела было спросить, но передумала. Нечего в мужские разговоры лезть.
– Ну-ну, – протянул Дженкс. – Едем к твоей мамочке?
– Ага, – кивнула я. – Хочешь за компанию?
Он подлетел на дюйм – мы налетели на колдобину – и повис, скрестив ноги в воздухе. – Ага, спасибо. У нее как раз наверное гибискус цветет. Она не возразит, если я возьму немножко пыльцы?
– А ты у нее спроси.
– Так и сделаю. – Он ухмыльнулся. – А ты бы закрасила этот красивый засос.
– Дженкс! – воскликнула я, прикрывая шею рукой. Совсем забыла.
У меня краска бросилась в лицо, когда Ник с Дженксом переглянулись так по-идиотски, по-мужски. Ей-богу, мне показалось, что я в пещере. Моя пометить та женщина, и твоя, Клург, не тянуть к ней эта волосатая лапа.
– Ник, – взмолилась я, остро ощущая отсутствие сумки. – Одолжишь мне денег? Мне надо заехать в магазин амулетов.
Если есть что-то, что смущает меня больше, чем покупать чары для цвета лица, так это покупать их с засосом на шее. Тем более когда почти все владельцы магазинов меня знают. Поэтому я приняла решение в пользу самостоятельности и попросила Ника заехать на заправку. Конечно, полка с амулетами возле кассы была пуста, и пришлось мне мазать шею обычной косметикой. «Кавергерл», ага? Не верьте рекламе. Ник сказал, что все нормально, но Дженкс хохотал так, что у него аж крылья покраснели. Он сидел на плече у Ника и трепался о достоинствах девушек-пикси, которых он знал до встречи с Маталиной, своей женой. Причем трепался этот скабрезный пик-си всю дорогу до окраины Цинциннати, где живет моя мама, пока я поправляла косметику перед зеркальцем машины.
– Налево по этой улице, – сказала я, вытирая пальцы друг о друга. – Третий дом справа.
Ник молча остановился перед домом. Фонарь на крыльце для нас зажгли, и я поклясться могу, что видела, как шевельнулась занавеска. Я здесь не была месяца полтора, и дерево, которое я посадила над прахом отца, уже желтело. Развесистый клен почти закрыл гараж за двенадцать лет, что рос на этом месте.
Дженкс уже вылетел из открытой дверцы Ника, и сам Ник тоже собрался выходить, но я тронула его за руку.
– Ник?
Его остановил мой встревоженный тон, и он подался назад по истертой обивке. Я убрала руку, уставилась в собственные колени.
– Ник, я хотела бы заранее за маму извиниться – до того, как ты ее увидишь, – произнесла я одним духом.
Он улыбнулся, длинное лицо смягчилось. Он потянулся ко мне и чмокнул в щеку.
– Мамы – это ужас.
Он вылез, и я с нетерпением ждала, пока он обойдет машину и откроет мне дверцу.
– Ник, я серьезно. Она малость тронутая. Смерть папы ее действительно подкосила. Она не психопатка там или что, но не думает, что говорит. Что на уме, то и на языке.
Напряженное лицо его разгладилось:
– Так поэтому только я еще с ней не знаком? Я думал, дело во мне.
– В тебе? – спросила я, не понимая, и тут же внутренне вздрогнула. – Ах, это! Человек и ведьма, – сказала я тихо, чтобы ему не пришлось этого говорить. – Нет.
На самом деле я об этом просто забыла. Вдруг занервничав, я поправила волосы и потянулась рукой за отсутствующей сумкой. У меня замерзли ноги, и шлепанцы шлепали по ступеням неуклюже и громко. Дженкс кружил возле фонаря на крыльце огромной ночной бабочкой. Я позвонила в дверь и встала рядом с Ником. Господи, пусть сегодня будет у нее хороший день.
– Хорошо, что не во мне дело, – сказал Ник.
– Ага, – согласился Дженкс, приземляясь мне на плечо. – Твоя мама обязательно должна с ним познакомиться. Увидеть, кто же дочку трахает и вообще.
– Дженкс! – выкрикнула я – и тут же собралась и сделала лицо, потому что дверь открылась.
– Рэйчел! – воскликнула мама, бросаясь вперед и сгребая меня в охапку. Я закрыла глаза и обняла ее в ответ. Она была ниже меня, и ощущение было странное. Запах лака для волос хлынул в горло, к нему примешивался едва уловимый аромат красного дерева. Мне совестно было, что я не сказала ей всей правды насчет моего ухода из ОВ и смертельных опасностей, которые я пережила. Но не хотелось ее волновать.
– Привет, мам, – сказала я, отодвигаясь. – Это Ник Спарагмос, а Дженкса ты помнишь?
– Конечно, помню. И рада снова тебя видеть, Дженкс.
Она отступила внутрь, пробежав рукой по выцветшим рыжим волосам и вязаному платью средней длины. Тревога, комом свернувшаяся у меня в груди, отпустила. Она хорошо выглядела, лучше, чем в прошлый раз. Снова в глазах ее был лукавый блеск, и двигалась она быстро, когда вела нас внутрь.
– Давайте, давайте, – сказала она, маленькой ручкой подталкивая Ника в плечо. – А то крылатой шушеры налетит.
Свет в коридоре горел, но не слишком освещал его зеленую темноту. Вдоль узкого коридора висели картины, и меня чуть прижало клаустрофобией, когда мама еще раз крепко меня обняла и отодвинулась, сияя.
– Я так рада, что ты приехала, – сказала она и обернулась к Нику. – Значит, вы и есть Ник.
Она окинула его оценивающим взглядом, прикусив нижнюю губу. Резко кивнула, увидев его поношенные туфли, потом задумчиво поджала губы при виде моих шлепанцев.
– Добрый вечер, миссис Морган, – сказал Ник, улыбаясь и протягивая руку.
Мама протянула руку ему навстречу, но вместо рукопожатия вдруг дернула его к себе и обняла – я аж вздрогнула от неожиданности. Мама намного меня ниже, и Ник после первой секунды удивления усмехнулся мне поверх ее головы.
– Как я рада с вами познакомиться, – сказала она, выпуская Ника и поворачиваясь к Дженксу.
Пикси устроился у потолка.
– Здрассьте, миссис Морган. Отлично сегодня выглядите, – сказал он осторожно, чуть присев в воздухе.
– Спасибо. – Она улыбнулась, ее немногие морщины стали глубже. В доме пахло соусом для спагетти, и я подумала, не надо ли ее предупредить, что Ник – человек. – Ладно, заходите. Завтракать будете? Я себе варю спагетти, без проблем сварить еще.
Идя за ней на кухню, я не могла удержаться от вздоха, но постепенно напряжение меня отпускало. Мама вроде бы больше обычного следила, что говорит. Вошли в кухню, ярко освещенную верхним светом, и мне стало легче дышать. У кухни был нормальный вид – человечески нормальный. Мама уже редко варила зелья, и только бак соленой воды у холодильника и медный котел на плите наводили на какие-то мысли. Когда наступил Поворот, мама училась в школе, и ее поколение было очень осторожным.
– Мы просто заехали забрать мои лей-линейские прибамбасы, – сказала я, зная заранее, что моя попытка забрать вещи и бежать обречена на провал, поскольку в медном котле уже кипела вода в ожидании макарон.
– Мне не трудно, – сказала она, добавляя горсть спагетти. Поглядев на Ника, она добавила еще одну. – Уже восьмой час, вы же есть хотите, Ник?
– Да, миссис Морган, – сказал он, не обращая внимания на мой умоляющий взгляд.
Она, довольная, повернулась к плите:
– А ты, Дженкс? У меня во дворе мало что есть, но все в твоем распоряжении. Или могу тебе сахарной воды намешать, если хочешь.
Дженкс просиял:
– Спасибо, мэм! – Он подлетел так близко, что ветром от крылышек шевельнул ее рыжие волосы. – Посмотрю у вас во дворе. Вы не против, если я соберу пыльцы с вашего гибискуса? Моим младшим в это время года это будет очень-очень полезно.
Мать осветилась улыбкой.
– Конечно, сколько хочешь. Эти чертовы фейри чуть не сгубили все вокруг, охотясь на пауков.
Она приподняла брови, и меня охватил дикий страх. У нее есть мысль – и не угадать, какая.
– Ты не знаешь случайно каких-нибудь детей, которым интересно было бы поработать на исходе лета? – спросила она, и я с шумом облегченно вздохнула.
Дженкс сел на ее протянутую ладонь, крылышки его довольно сияли розовым.
– Да, мэм. Мой сын, Джакс, будет рад поработать у вас во дворе. Он с моими двумя старшими дочерьми вполне смогут отгонять фейри. Я их пришлю к вам завтра до восхода, если хотите. Когда вы будете пить первую чашку кофе, уже ни одного фейри видно не будет. – Чудесно! – воскликнула мать. – Эти чертовы гады у меня все лето торчали во дворе. Всех певчих птичек разогнали на фиг.
Ник дернулся, услышав подобную лексику от столь почтенной леди, и я пожала плечами.
Дженкс пролетел по дуге от задней двери ко мне, без слов прося ее открыть.
– Если не возражаешь, – сказал он, паря над ручкой, – я быстренько посмотрю, что там. Чтобы детки ни на что неожиданное не напоролись. Джакс все-таки еще мальчишка, и я хочу его предупредить, чего остерегаться.
– Прекрасная мысль, – сказала мать, цокая каблуками по белому линолеуму. Она включила свет на заднем крыльце и выпустила Дженкса.
– Так, – повернулась она к Нику. – Садитесь, пожалуйста. Пить хотите? Воду, кофе? Кажется, у меня где-то пиво есть.
– Кофе – это было бы отлично, миссис Морган, – сказал Ник, выдвигая из-под стола стул и усаживаясь.
Я открыла холодильник, и мать взяла у меня из рук пакет молотого кофе и стала хлопотать, издавая какие-то родительского тембра звуки, пока я не села рядом с Ником. Стул заскрипел громко, и мне неловко было, что мать так суетится. Ник усмехнулся, явно забавляясь моей неловкостью.
– Кофе, – заговорила мать, болтаясь по кухне. – Восхищаюсь мужчинами, которые пьют кофе на ленч. Вы понятия не имеете, Ник, как я рада с вами познакомиться. Уж сколько воды утекло, как Рэйчел в последний раз приводила в дом мальчика. Она даже в школе не особенно с ними встречалась. Я даже задумалась, не склоняется ли она в другую сторону – если вы меня понимаете.
– Мама! – воскликнула я, чувствуя, как лицо у меня становится под цвет волосам.
Она заморгала:
– Но ведь ничего плохого в этом нет, – поправилась она, набирая кофе и насыпая его в фильтр.
Я не смотрела на Ника – только услышала, как он весело прокашлялся. Положив локти на стол, я уронила голову на руки.
– Но вы меня понимаете, – добавила мать, повернувшись к нам спиной, чтобы убрать пакет. Я сжалась, не зная, что у нее сейчас вылетит изо рта. – Я того мнения, что лучше совсем никакого мужчины, чем не тот, кто нужен. Вот твой папа – это был тот, кто нужен.
Вздохнув, я подняла глаза. Если она заговорила о папе, то не будет говорить обо мне.
– Какой был хороший человек, – сказала она, медленно подходя к плите. Она стала боком, чтобы нас видеть, подняла крышку и помешала соус. – Детей заводить надо только с тем, кто нужен. Нам повезло, у нас родилась Рэйчел. И все равно мы ее чуть не потеряли.
– Каким образом, миссис Морган? – заинтересовался Ник.
Лицо у нее вытянулось от давней тревоги, а я встала включить кофеварку, потому что она забыла. Меня смущала история, которая должна была последовать, но была знакома, и смущала куда слабее, чем то, что она могла бы еще сказать, особенно уже заговорив о детях. Я села рядом с Ником, а мама начала с привычного запева.
– Рэйчел родилась с редкой болезнью крови, – сказала она. – Мы о ней даже не догадывались, просто вдруг это неподходящее сочетание генов вылезло наружу.
Ник повернулся ко мне, приподняв брови.
– Ты мне об этом не рассказывала.
– Ну, у нее этой болезни больше нет, – сказала мать. – Отзывчивая дама в больнице нам все объяснила, сказала, что со старшим братом Рэйчел нам повезло, и что шансов на туже болезнь у нашего следующего ребенка – один из четырех.
– Похоже на генетическое заболевание, – сказал Ник. – Обычно от них не выздоравливают.
Мать кивнула и прикрутила огонь под кипящими макаронами.
– Рэйчел дала положительный отклик на курс лекарственных трав и традиционных препаратов. – Она наш чудо-ребенок.
Ник, похоже, не был убежден, и я объяснила:
– У меня митохондрии выдавали какой-то странный фермент, и белые кровяные шарики считали его инфекцией. Они нападали на здоровые клетки как на чужеродные – в основном на костный мозг и прочие ткани, связанные с кроветворением. Я только помню, что все время была усталой. Травы помогали, но лишь когда наступил пубертат, все это устаканилось. Теперь все в порядке, разве что чувствительность к сере осталась, но болезнь укоротила мне жизнь лет на десять. Как минимум, мне сказали.
Ник под столом тронул меня за колено:
– Прости.
Я осветилась улыбкой, глядя на него:
– Ну что такое десять лет? Мне даже до пубертата не полагалось дожить.
У меня духу не хватило сказать ему, что даже учитывая эти десять отнятых лет, я все-таки переживу его лет на полсотни или больше. Но он, наверное, и так это знал.
– Мы с Монти познакомились в колледже, Ник, – продолжала рассказывать мать, возвращаясь к прежней теме. Я знала, что она не любит говорить о первых двенадцати годах моей жизни. – Это было так романтично! В университете только-только ввели курсы паранормальных явлений, и была путаница насчет предварительных требований – каждый мог брать любой курс. Мне совершенно нечего было делать на занятиях по лей-линиям, и единственной причиной, почему я туда записалась, был потрясающе красивый колдун прямо передо мной в офисе регистратора, а все альтернативные курсы были уже заполнены.
Движение ложки в кастрюле стало медленнее, пар окружал мать.
– Забавно, как иногда судьба будто сталкивает между собой тех, кого хочет, – сказала она тихо. – Я записалась на курс, чтобы сидеть рядом с одним парнем, а кончилось тем, что я влюбилась в его лучшего друга. – Она улыбнулась мне: – В твоего отца. Мы втроем делали вместе лабы. Я бы их провалила, если бы не Монти. Лей-линейщица из меня оказалась никакая, а поскольку Монти не мог бы заварить зелье, хоть ты его убей, он два года строил для меня все круги, а я оживляла все его амулеты до самого диплома.
Этого я никогда раньше не слышала.
Вставая взять три чашки для кофе, я глянула на котел с красным соусом. Морща лоб, я подумала, есть ли какой-нибудь вежливый способ вылить его в помойное ведро. Она опять варит соус в котле для зелий. Оставалось только надеяться, что она сполоснула его соленой водой, или ленч может оказаться куда интереснее обычного.
– А как вы с Рэйчел познакомились? – спросила мать, отталкивая меня от котла и засовывая замороженный каравай печься в духовку.
Вытаращив глаза, я замотала головой, предупреждая Ника. Он посмотрел на меня, на мать.
– Гм… на одном спортивном мероприятии.
– «Хаулеры» играли? – спросила она.
Ник посмотрел на меня, прося помощи, и я села рядом с ним.
– На крысиных боях, мам, – сказала я. – Я ставила на норку, а он на крысу.
– Крысиные бои? – скривилась она. – Вот гадость. И кто победил?
– Они удрали, – ответил Ник, глядя на меня ласковыми глазами. – Мы потом представляли себе, что они удрали вместе и бешено влюбились друг в друга. И сейчас живут где-то в городской канализации.
Я подавила смешок, но мать рассмеялась открыто. У меня сердце екнуло при этом звуке – я уже давно не слышала, чтобы она смеялась так весело.
– Да, – сказала она, откладывая прихватки. – Мне нравится. Норки и крысы. Как мы с Монти, у нас больше не было детей.
Я моргнула, не понимая, как она от норок и крыс перескочила к себе и папе, и причем тут, что у них больше не было детей.
Ник наклонился поближе и шепнул:
– Норки и крысы тоже не дают потомства.
Я открыла рот в безмолвном «А!» и подумала, что Ник с его своеобразным видением мира лучше может понять маму, чем я.
– Дорогой мой Ник, – сказала мать, резко и быстро помешивая соус по часовой стрелке. – У вас генетических болезней в роду нет? Только не это!Меня охватила паника, а Ник спокойно ответил:
– Нет, миссис Морган.
– Называй меня Элис, – сказала она, – ты мне нравишься. – Женись на Рэйчел и заведите детей побольше.
– Мама! – воскликнула я.
Ник широко улыбнулся – ему понравилось.
– Но не прямо сейчас, – продолжала она. – Еще какое-то время вместе насладитесь своей свободой. Детей хочется только тогда, когда ты уже к этому готов. Вы ведь безопасным сексом занимаетесь?
– Мама, замолчи! – крикнула я.
Бог мой, поскорее бы кончился этот вечер!Она обернулась, упираясь рукой в бедро. В другой была зажата ложка, с нее капал соус.
– Рэйчел, если ты не хотела, чтобы я подняла эту тему, тебе надо было прикрыть свой засос чарами.
Я уставилась на нее, отвесив челюсть. Просто помертвев, я встала и вытащила ее в холл.
– Извини, – бросила я, увидев ухмылку Ника.
– Мама! – шепнула я в коридоре. – Ты же должна была принимать свои лекарства, ты не забыла?
Она опустила голову.
– Он очень симпатичный. Я не хочу, чтобы ты и его прогнала, как прогоняла всех прежних бойфрендов. Я так любила твоего отца, я хочу, чтобы ты была так же счастлива.
Тут же моя злость испарилась – у мамы был такой одинокий, такой несчастный вид. Я вздохнула, опустив плечи. Надо бы мне заезжать к ней почаще.
– Мам, – сказала я. – Он – человек. Нормал.
– А! – тихо ответила она. – Кажется, более безопасного секса не бывает?
Мне стало нехорошо, когда я увидела, как придавила ее тяжесть этого простого замечания, и я подумала, не изменилось ли ее мнение о Нике. У нас с Ником не может быть детей. Хромосомы не сочетаются. Доказательство этого факта положило конец давним спорам внутриземельцев, установив, что колдуны, в отличие от вампиров и вервольфов, – отдельный от человечества вид, не менее, чем пикси или тролли. Вампиры и вервольфы, укушенные или рожденные в этом состоянии, – всего лишь модифицированные люди. А колдуны, хотя почти идеально имитируют людей, на клеточном уровне отличаются от них не меньше, чем бананы от дрозофил. С Ником я останусь бесплодна.
Я это сказала Нику в первый же раз, как наши объятия превратились в нечто более настойчивое – я боялась, что он заметит, будто что-то не так. И страшно было от мысли, что он как-то с отвращением отреагирует на это различие наших видов. Так что я чуть не заплакала, когда он сделал большие глаза и задал только один вопрос:
– Но ведь с виду и по ощущениям это одно и то же?
В то время я еще честно этого не знала. Ответ на вопрос мы нашли вместе.
Покраснев оттого, что эти мысли пришли ко мне при матери, я ей слабо улыбнулась. Она улыбнулась в ответ, выпрямившись всей своей хрупкой фигуркой.
– Ладно, – сказала она. – Я тогда открою банку соуса «альфредо».
С колоссальным облегчением я ее обняла. Она тоже обняла меня крепче обычного. Все-таки я по ней скучала.
– Спасибо, мам, – шепнула я.
Она потрепала меня по спине, и мы разомкнули объятия. Не глядя мне в глаза, она повернулась к кухне.
– У меня в ванной лежит амулет, если он тебе нужен, третий ящик снизу.
Сделав глубокий вдох, она с приветливым лицом короткими и быстрыми шагами направилась в кухню. Я секунду прислушивалась, решила, что ничего не изменилось – мама весело болтала с Ником о погоде, убирая куда подальше томатный соус. С облегчением я застучала шлепанцами по темному коридору.
Ванная у мамы выглядела так же жутковато, как у Айви – только рыбка в ванне не плавала. Амулет я нашла и, смыв с себя «Кавергерл», пробудила чары, вполне довольная результатом. Еще раз со вздохом попытавшись пригладить волосы, я поспешила в кухню. Никто не знает, что еще мама расскажет Нику, если я оставлю их слишком надолго.
Конечно, я их нашла над альбомом с почти вплотную сдвинутыми головами. Мама показывала фотографии. У Ника в руках была чашка кофе, от нее поднимался пар.
– Мам! – с упреком сказала я. – Потому-то я больше никого и не привожу.
Крылья Дженкса резко затрещали – он взлетел с маминого плеча.
– Ведьма, не гони волну. Все равно они уже миновали картинки с голыми младенцами.
Я закрыла глаза, собираясь с силами. Мама, радостно покачивая бедрами на ходу, подошла помешать «альфредо». Я заняла ее место рядом с Ником, показывая на страницы:
– Вот это мой брат Роберт, – сказала я, жалея, что он не отвечает на мои телефонные звонки. – А это папа, – добавила я, чувствуя наплыв эмоций. И улыбнулась фотографии – мне очень его не хватало.
– Хорошо выглядит, – сказал Ник.
– Для меня это был лучший человек в мире.
Я перевернула страницу, и Дженкс приземлился на нее, уперев руки в боки и стал прогуливаться по моей жизни, аккуратно разложенной по столбцам и строкам.
– Вот это моя любимая его фотография, – сказала я, показав на группу непохожих одиннадцати-двенадцатилетних девочек, стоящих перед желтым автобусом. Все мы были загорелые, волосы на три тона светлее обычного. Мои были коротко пострижены и торчали во все стороны. Папа стоял рядом со мной, держа руку у меня на плече, и улыбался в объектив. Я невольно вздохнула.
– А это мои подруги по летнему лагерю, – сказала я, вспоминая три моих самых лучших лета. – Посмотри, видишь озеро? Это где-то в штате Нью-Йорк. Плавала я только один раз, потому что холодная была вода. Ноги сводило.
– Никогда в лагере не был, – сказал Ник, пристально вглядываясь в лица.
– Лагерь из разряда «твое последнее желание», – объяснила я. – Меня оттуда вышибли, когда сообразили, что я уже не умираю.
– Рэйчел! – возразила мама. – Там не все были умирающие.
– Почти все.
Я помрачнела, разглядывая лица, когда сообразила, что только я одна из них, наверное, еще жива. Попыталась вспомнить имя худенькой черноволосой девочки рядом со мной, и огорчилась, что не смогла. Это была моя лучшая подруга.
– Рэйчел попросили больше туда не приезжать, когда она устроила скандал, – сказала мама, – а не потому, что она выздоравливала. Ей вступило в голову наказать одного мальчика iu то, что девочек дразнил.
– Мальчика! – передразнила я. – Хулигана. Он там был старше всех.
– И что ты сделала? – спросил Ник с веселым интересом. Я встала налить себе кофе.
– Забросила его на дерево.
Дженкс хихикнул, а мама постучала ложкой по краю кастрюли.
– Ну, не скромничай. Рэйчел подключилась к лей-линии, па которой был построен лагерь, и забросила мальчика на тридцать футов вверх.
Дженкс присвистнул, а у Ника сделались большие глаза. Я налила себе кофе, чувствуя неловкость. Это был не очень хороший день. Тому хмырю было лет пятнадцать, и он изводил девочку, которую на этой фотографии я обнимала за плечи. Я ему велела оставить ее в покое, а он меня толкнул так, что я полетела на землю, и тут я сорвалась. Я даже не знала тогда, как черпать из лей-линии – просто все само собой случилось. Пацан приземлился на дерево, упал и руку себе порезал. Крови столько было, что я перепугалась. Молодых вампиров в лагере пришлось вывезти на всю ночь на прогулку по озеру, чтобы успеть собрать землю, куда пролилась кровь, и сжечь.
Папе тогда пришлось прилететь разбираться. Это был первый случай, когда я воспользовалась лей-линией и, в общем, последний до колледжа, потому что папенька тогда выдубил мне шкуру как следует. Мне еще повезло, что меня не выгнали на месте в ту же минуту.
Я вернулась к столу и увидела его улыбку на фотографии. – Мам, можно я эту фотографию возьму? Мои пропали весной, когда… когда их сгубило неудачное колдовство.
Я встретилась взглядом с Ником и получила подтверждение, что он ничего не сказал о смертельных опасностях, которые мне грозили.
Мама пододвинулась ближе.
– Очень хорошая фотография отца, – сказала она, вынимая ее из альбома и давая мне. Потом вернулась к плите.
Я села на стул и стала разглядывать лица, пытаясь вспомнить имена. И не могла припомнить ни одного – мне это не понравилось.
– Рэйчел? – позвал Ник, глядя в альбом.
– Да?
Аманда? –молча спросила я темноволосую. – Так тебя звали?
Дженкс завертел крыльями, отчего у меня волосы затанцевали вокруг лица.
– Черт побери! – воскликнул он.
Я глянула на фотографию, открывшуюся под той, что была у меня в руке, и почувствовала, как бледнею. Это был тот же день, потому что снято на фоне того же автобуса. Но на этот раз отца окружали не девочки-подростки, а стоял рядом с ним некто – один в один Трент Каламак, только постаревший.