Страница:
— Очень жаль. Лично я верю в полное запрещение подобных заведений и горжусь тем, что являюсь членом Бостонского общества трезвости.
Шаги Ангуса стали менее уверенными, улыбка исчезла с его лица.
— Зная бабушку Блэйр, я этому не удивляюсь. — Он вздохнул, и его шаги опять стали твёрдыми, хотя теперь он шёл медленнее. — Ну что ж, на это я не стал бы особенно надеяться.
— На что надеяться?
— Ты скоро узнаешь, девочка. — Он говорил с шотландским акцентом, слегка растягивая гласные, поэтому слово «девочка» у него получалось как «деевоочкаа».
Пройдя ещё полквартала, Ангус остановился и указал на противоположную сторону улицы.
— Мы перейдём здесь, — сказал он. — Вон наш дом. Иди осторожно, эти доски могут быть скользкими.
Пока они пропускали фургон и двух всадников, Хетер с интересом разглядывала кирпичное здание, на верхней части фасада которого висела вывеска: «Галерея и Гурди Гаса».
— Я знаю, что такое галерея, но что такое «гурди»? — вежливо осведомилась она.
— А, ну, видишь ли, это сокращённо от «хурди-гурди», — ответил он без прежней решительности в голосе.
— «Хурди-гурди»? — повторила она. — Не думаю, что я слышала это слово раньше.
Ангус проворчал что-то, но она не расслышала, а прежде чем Хетер успела задать ему следующий вопрос, ей потребовалось все её внимание, чтобы удержаться на покрытой грязью доске. Все ещё пытаясь отряхнуть комья грязи со своей обуви, она прошла за Ангусом через двусторонние двери в затемнённый зал его заведения.
Ещё до того, как её глаза приспособились к полумраку, царившему в помещении, Хетер почувствовала сильный запах перебродивших дрожжей, и её совершенно неподготовленному взору открылось ошеломляющее зрелище, от которого она буквально разинула рот. От удивления она чуть не выронила Пиддлса.
Прочитав вывеску над входом, Хетер вообразила, что её отцу принадлежит художественная галерея типа картинной. Действительно, на стенах висели картины, но, уставившись на них с раскрытым ртом, она быстро изменила первоначальное, явно ошибочное предположение. Всего в помещении имелась дюжина картин, все необычайно большие и выписанные маслом до мельчайших подробностей. На них были изображены нимфы и наяды в непристойных позах, абсолютно нагие, бесстыдно демонстрирующие свои прелести. Эти крикливые произведения даже отдалённо не имели ничего общего с настоящей живописью, за исключением, может быть, основных элементов, таких, как полотно и краска.
Затем, к своему ужасу, она увидела, что две трети одной стены были покрыты зеркалами, в которых отражались не только картины, но и длинный ряд бутылок со спиртным, стаканы для виски и пивные кружки. Вдоль задней стены помещения протянулась длинная стойка из красного дерева, окаймлённая полосой жёлтой меди. Напротив стойки, вдоль боковой стены располагались многочисленные, крытые сукном круглые столы, возле которых небольшие группы мужчин были заняты игрой в карты. Широкая лестница отделяла часть помещения, занятую столами, от такого же большого пространства, отведённого для игры в бильярд. В дальнем углу за лестницей Хетер разглядела пианино, установленное на небольшом возвышении вроде сцены. Эта часть помещения, отведённая, вероятно, для танцев, была окружена небольшими столиками. — О Боже милостивый! Это же… питейное заведение! — громко воскликнула Хетер.
Ангус, стоявший рядом с ней и молча наблюдавший за тем, как менялось выражение её лица, сухо ответил:
— Да, мисси, это бар. А также бильярдная и «хурди-гурди», которое является просто выдуманным названием танцзала.
— Но… но…
Большинство посетителей повернулось в её сторону, услышав визгливый голос, которым она произнесла свою фразу. С опозданием Хетер заметила, что присутствующие мужчины разглядывают её оценивающими взглядами, а многие откровенно плотоядными.
Ангус тоже заметил это и поспешил объявить:
— Я представляю всем вам мою дочь Хетер, только что приехавшую из Бостона. Она настоящая леди, поэтому я прошу вас не распускать руки и вести себя пристойно, если вы вообще знаете, что это такое. Если я узнаю, что кто-либо из вас был достаточно глуп и допустил какие-нибудь непристойные выходки по отношению к ней, я разделаю этого субъекта так, что от него останутся только груда костей и зубы.
— О, Гас! — промычал один мужчина. — Чёрт побери, это сущая пытка! Всё равно что дать лисе схватить птицу, а затем сообщить ей, что она не может её съесть.
— Эта хорошенькая голубка занята, ребята. Она решила выйти замуж у себя на Востоке за какого-то богатого городского пройдоху. Поэтому вам следует поберечь свою энергию для какой-нибудь другой, более податливой птички, — коротко изложил Ангус. — Пусть любой из вас попробует выкинуть какой-нибудь фокус, и дорога в мой бар будет для него закрыта, если, конечно, ему удастся остаться в живых.
Разъяснив все своим посетителям, Ангус повёл Хетер вверх по лестнице и дальше, вдоль открытой галереи второго этажа, проходившей по всей ширине здания, с которой очень удобно было наблюдать всё, что происходило внизу. В коридоре вдоль галереи было несколько дверей, одна из которых, как объяснил Ангус, вела в его кабинет и жилые помещения. Вдоль примыкающих к галерее сторон бара были расположены дополнительные комнаты второго этажа.
— У вас здесь очень просторно и много свободного места, — заметила Хетер, не придумав ничего другого. Она всё ещё находилась в потрясении от того, что её только что обретённый отец является владельцем салуна. — Вы могли бы переделать это заведение в небольшую гостиницу, если бы захотели, — предположила она, заставив себя криво улыбнуться.
Ангус отрицательно покачал головой:
— Нет. Не хотелось бы выкидывать на улицу девиц. Они привыкли считать это место своим домом, понимаешь?
— Нет, боюсь, что не понимаю. Какие девицы?
— Ну, те, что работают здесь, конечно.
— О, ваши официантки живут здесь?
— Да. — Он бросил косой взгляд в её сторону. — Это удобно для большинства из них — жить и работать в одном и том же месте.
— Сколько же у вас работников, Ангус?
— Как раз сейчас мне не хватает людей. У меня работают восемь женщин и один бармен, плюс я сам. Надеюсь найти ещё одного хорошего бармена и пару девиц, прежде чем наступит сезон перегона скота. Когда скотоводы нагрянут в городе наступят очень горячие деньки.
— Все это весьма интересно, — неуверенно заметила Хетер, представив себе полчища необразованных, грубых, грязных, испытывающих жажду мужчин, наводнивших город. С надеждой она подумала, что к тому времени будет уже на пути домой.
Ангус остановился перед дверью в заднем конце коридора.
— Я подумал, что тебе, возможно, понравятся эти угловые комнаты, так как в них больше окон, — сказал он, приглашая её войти. — Вид из них вряд ли доставит тебе удовольствие, но воздуха здесь больше. Летом у нас бывает очень жарко. Вот эта комната, наверное, будет потише. Меньше шума с улицы.
Так как была середина мая, а Хетер собиралась пробыть здесь самое большее пару недель, она сомневалась, что ей придётся испытывать какие-нибудь неудобства, связанные с шумом или жарой. Тем не менее она поблагодарила отца за заботу.
Оглядевшись, она поняла, что находится в небольшой гостиной. Через открытые двери была видна спальня. Обе комнаты были аккуратными и на вид чистыми, хотя мебели в них было очень мало. В гостиной стояли старое бесформенное кресло, два мягких стула, пара столиков, две разных по стилю лампы с абажурами, пол был покрыт тонким ковром неопределённого цвета, на окнах висели мрачных тонов занавески.
Спальня была ненамного лучше. Хотя кровать была застелена чистым бельём и покрывалом и выглядела очень привлекательно. Там были также прикроватная тумбочка с лампой, туалетный столик со старым, мутным от времени зеркалом и ненадёжно выглядевшей табуреткой, большой, исцарапанный платяной шкаф и комод, на котором стояли кувшин и чаша. Деревянный пол был покрыт только двумя плетёными ковриками, лежавшими рядом с кроватью. А в углу стояла ширма, разрисованная купающимися восточными красавицами.
— Думаю, это не совсем то, к чему ты привыкла, но девочки постарались убрать все как можно лучше, а Арлен даже прислала одно из своих стёганых одеял. Она сделала его сама, — добавил Ангус с ноткой гордости в голосе.
— Все очень мило, учитывая, что я приехала совсем ненадолго, — заверила она. — Арлен — одна из женщин, которые работают здесь?
Странное выражение смущения появилось на лице Ангуса. Его и без того красные щёки стали ещё краснее.
— Э-э… нет. Видишь ли, девочка, Арлен Клэнси вдовая женщина, с которой я в течение некоторого времени поддерживаю отношения.
Хетер зарделась:
— Понимаю. Ну что ж, мне кажется, этого следовало ожидать. Мама предупреждала меня, что, возможно, за те годы, что вас не было в Бостоне, вы женились вторично и даже имеете детей.
Его лицо вытянулось. Он ответил строго, почти сердито:
— Твоя мама была единственной женщиной в моей жизни, на которой я хотел жениться, дочка. И у меня не было больше детей, во всяком случае, насколько мне известно. Как говорят, обжегшись на молоке, дуешь на воду.
Хетер подняла облачённую в перчатку руку, словно желая заставить его замолчать. Тон её был высокомерен и холоден.
— Довольно, сэр. Вам незачем защищать передо мной избранный вами жизненный путь. Откровенно говоря, мне абсолютно безразлична ваша личная жизнь. Не нужно неуклюжих извинений или оправданий. Оставим все так, как оно есть.
— Да, пожалуй, так будет лучше всего, по крайней мере на данный момент, — согласился Ангус. Кивком он указал на её чемоданы, которые поставил возле туалетного столика. — Я оставлю тебя, чтобы ты разобрала свои вещи. Если тебе что-нибудь понадобится, дай знать.
Он был почти у двери, когда она обратилась к нему:
— Ещё кое-что, если позволите. Не подскажете, где находятся удобства?
— Удобства? — глупо повторил он.
— Да. Ватерклозет, — пояснила она с некоторой растерянностью.
Его лицо прояснилось.
— А, место общего пользования! Если ты выглянешь из окна, то сразу увидишь маленький домик с полумесяцем. Только прежде чем открыть дверь, удостоверься, что там никого нет, и закрой за собой щеколду, чтобы никто не вошёл к тебе. Такое нередко здесь случалось.
Хетер заморгала, с удивлением глядя на него. Её челюсть задвигалась, но она не могла произнести ни слова. Наконец она пробормотала:
— Значит ли это, что внутри дома нет удобств? Ничего более современного, чем этот домик?
В голубых глазах Ангуса заиграл насмешливый огонёк, а на губах появилась дразнящая улыбка.
— Боюсь, что так, девочка. Тебе придётся справлять свои дела в такой же примитивной обстановке, как делаем это мы, бедные пограничные поселенцы. Под кроватью у тебя стоит ночной горшок, если ты предпочитаешь пользоваться им. Но опорожнять его придётся тебе самой. Есть также кадка, которую ты можешь втащить сюда и наполнить водой, чтобы искупаться, если тебе надоест обливаться над чашей из того маленького кувшина. Возможно, ты даже найдёшь кого-нибудь, кто согласится помочь тебе согреть воду и натаскать её в твою комнату, конечно, если у кого-нибудь будет на это время и желание. — И он снова, хихикая, двинулся к двери. — Добро пожаловать в Додж, Хетер. Это далеко от Бостона, и не только в милях.
ГЛАВА 6
Шаги Ангуса стали менее уверенными, улыбка исчезла с его лица.
— Зная бабушку Блэйр, я этому не удивляюсь. — Он вздохнул, и его шаги опять стали твёрдыми, хотя теперь он шёл медленнее. — Ну что ж, на это я не стал бы особенно надеяться.
— На что надеяться?
— Ты скоро узнаешь, девочка. — Он говорил с шотландским акцентом, слегка растягивая гласные, поэтому слово «девочка» у него получалось как «деевоочкаа».
Пройдя ещё полквартала, Ангус остановился и указал на противоположную сторону улицы.
— Мы перейдём здесь, — сказал он. — Вон наш дом. Иди осторожно, эти доски могут быть скользкими.
Пока они пропускали фургон и двух всадников, Хетер с интересом разглядывала кирпичное здание, на верхней части фасада которого висела вывеска: «Галерея и Гурди Гаса».
— Я знаю, что такое галерея, но что такое «гурди»? — вежливо осведомилась она.
— А, ну, видишь ли, это сокращённо от «хурди-гурди», — ответил он без прежней решительности в голосе.
— «Хурди-гурди»? — повторила она. — Не думаю, что я слышала это слово раньше.
Ангус проворчал что-то, но она не расслышала, а прежде чем Хетер успела задать ему следующий вопрос, ей потребовалось все её внимание, чтобы удержаться на покрытой грязью доске. Все ещё пытаясь отряхнуть комья грязи со своей обуви, она прошла за Ангусом через двусторонние двери в затемнённый зал его заведения.
Ещё до того, как её глаза приспособились к полумраку, царившему в помещении, Хетер почувствовала сильный запах перебродивших дрожжей, и её совершенно неподготовленному взору открылось ошеломляющее зрелище, от которого она буквально разинула рот. От удивления она чуть не выронила Пиддлса.
Прочитав вывеску над входом, Хетер вообразила, что её отцу принадлежит художественная галерея типа картинной. Действительно, на стенах висели картины, но, уставившись на них с раскрытым ртом, она быстро изменила первоначальное, явно ошибочное предположение. Всего в помещении имелась дюжина картин, все необычайно большие и выписанные маслом до мельчайших подробностей. На них были изображены нимфы и наяды в непристойных позах, абсолютно нагие, бесстыдно демонстрирующие свои прелести. Эти крикливые произведения даже отдалённо не имели ничего общего с настоящей живописью, за исключением, может быть, основных элементов, таких, как полотно и краска.
Затем, к своему ужасу, она увидела, что две трети одной стены были покрыты зеркалами, в которых отражались не только картины, но и длинный ряд бутылок со спиртным, стаканы для виски и пивные кружки. Вдоль задней стены помещения протянулась длинная стойка из красного дерева, окаймлённая полосой жёлтой меди. Напротив стойки, вдоль боковой стены располагались многочисленные, крытые сукном круглые столы, возле которых небольшие группы мужчин были заняты игрой в карты. Широкая лестница отделяла часть помещения, занятую столами, от такого же большого пространства, отведённого для игры в бильярд. В дальнем углу за лестницей Хетер разглядела пианино, установленное на небольшом возвышении вроде сцены. Эта часть помещения, отведённая, вероятно, для танцев, была окружена небольшими столиками. — О Боже милостивый! Это же… питейное заведение! — громко воскликнула Хетер.
Ангус, стоявший рядом с ней и молча наблюдавший за тем, как менялось выражение её лица, сухо ответил:
— Да, мисси, это бар. А также бильярдная и «хурди-гурди», которое является просто выдуманным названием танцзала.
— Но… но…
Большинство посетителей повернулось в её сторону, услышав визгливый голос, которым она произнесла свою фразу. С опозданием Хетер заметила, что присутствующие мужчины разглядывают её оценивающими взглядами, а многие откровенно плотоядными.
Ангус тоже заметил это и поспешил объявить:
— Я представляю всем вам мою дочь Хетер, только что приехавшую из Бостона. Она настоящая леди, поэтому я прошу вас не распускать руки и вести себя пристойно, если вы вообще знаете, что это такое. Если я узнаю, что кто-либо из вас был достаточно глуп и допустил какие-нибудь непристойные выходки по отношению к ней, я разделаю этого субъекта так, что от него останутся только груда костей и зубы.
— О, Гас! — промычал один мужчина. — Чёрт побери, это сущая пытка! Всё равно что дать лисе схватить птицу, а затем сообщить ей, что она не может её съесть.
— Эта хорошенькая голубка занята, ребята. Она решила выйти замуж у себя на Востоке за какого-то богатого городского пройдоху. Поэтому вам следует поберечь свою энергию для какой-нибудь другой, более податливой птички, — коротко изложил Ангус. — Пусть любой из вас попробует выкинуть какой-нибудь фокус, и дорога в мой бар будет для него закрыта, если, конечно, ему удастся остаться в живых.
Разъяснив все своим посетителям, Ангус повёл Хетер вверх по лестнице и дальше, вдоль открытой галереи второго этажа, проходившей по всей ширине здания, с которой очень удобно было наблюдать всё, что происходило внизу. В коридоре вдоль галереи было несколько дверей, одна из которых, как объяснил Ангус, вела в его кабинет и жилые помещения. Вдоль примыкающих к галерее сторон бара были расположены дополнительные комнаты второго этажа.
— У вас здесь очень просторно и много свободного места, — заметила Хетер, не придумав ничего другого. Она всё ещё находилась в потрясении от того, что её только что обретённый отец является владельцем салуна. — Вы могли бы переделать это заведение в небольшую гостиницу, если бы захотели, — предположила она, заставив себя криво улыбнуться.
Ангус отрицательно покачал головой:
— Нет. Не хотелось бы выкидывать на улицу девиц. Они привыкли считать это место своим домом, понимаешь?
— Нет, боюсь, что не понимаю. Какие девицы?
— Ну, те, что работают здесь, конечно.
— О, ваши официантки живут здесь?
— Да. — Он бросил косой взгляд в её сторону. — Это удобно для большинства из них — жить и работать в одном и том же месте.
— Сколько же у вас работников, Ангус?
— Как раз сейчас мне не хватает людей. У меня работают восемь женщин и один бармен, плюс я сам. Надеюсь найти ещё одного хорошего бармена и пару девиц, прежде чем наступит сезон перегона скота. Когда скотоводы нагрянут в городе наступят очень горячие деньки.
— Все это весьма интересно, — неуверенно заметила Хетер, представив себе полчища необразованных, грубых, грязных, испытывающих жажду мужчин, наводнивших город. С надеждой она подумала, что к тому времени будет уже на пути домой.
Ангус остановился перед дверью в заднем конце коридора.
— Я подумал, что тебе, возможно, понравятся эти угловые комнаты, так как в них больше окон, — сказал он, приглашая её войти. — Вид из них вряд ли доставит тебе удовольствие, но воздуха здесь больше. Летом у нас бывает очень жарко. Вот эта комната, наверное, будет потише. Меньше шума с улицы.
Так как была середина мая, а Хетер собиралась пробыть здесь самое большее пару недель, она сомневалась, что ей придётся испытывать какие-нибудь неудобства, связанные с шумом или жарой. Тем не менее она поблагодарила отца за заботу.
Оглядевшись, она поняла, что находится в небольшой гостиной. Через открытые двери была видна спальня. Обе комнаты были аккуратными и на вид чистыми, хотя мебели в них было очень мало. В гостиной стояли старое бесформенное кресло, два мягких стула, пара столиков, две разных по стилю лампы с абажурами, пол был покрыт тонким ковром неопределённого цвета, на окнах висели мрачных тонов занавески.
Спальня была ненамного лучше. Хотя кровать была застелена чистым бельём и покрывалом и выглядела очень привлекательно. Там были также прикроватная тумбочка с лампой, туалетный столик со старым, мутным от времени зеркалом и ненадёжно выглядевшей табуреткой, большой, исцарапанный платяной шкаф и комод, на котором стояли кувшин и чаша. Деревянный пол был покрыт только двумя плетёными ковриками, лежавшими рядом с кроватью. А в углу стояла ширма, разрисованная купающимися восточными красавицами.
— Думаю, это не совсем то, к чему ты привыкла, но девочки постарались убрать все как можно лучше, а Арлен даже прислала одно из своих стёганых одеял. Она сделала его сама, — добавил Ангус с ноткой гордости в голосе.
— Все очень мило, учитывая, что я приехала совсем ненадолго, — заверила она. — Арлен — одна из женщин, которые работают здесь?
Странное выражение смущения появилось на лице Ангуса. Его и без того красные щёки стали ещё краснее.
— Э-э… нет. Видишь ли, девочка, Арлен Клэнси вдовая женщина, с которой я в течение некоторого времени поддерживаю отношения.
Хетер зарделась:
— Понимаю. Ну что ж, мне кажется, этого следовало ожидать. Мама предупреждала меня, что, возможно, за те годы, что вас не было в Бостоне, вы женились вторично и даже имеете детей.
Его лицо вытянулось. Он ответил строго, почти сердито:
— Твоя мама была единственной женщиной в моей жизни, на которой я хотел жениться, дочка. И у меня не было больше детей, во всяком случае, насколько мне известно. Как говорят, обжегшись на молоке, дуешь на воду.
Хетер подняла облачённую в перчатку руку, словно желая заставить его замолчать. Тон её был высокомерен и холоден.
— Довольно, сэр. Вам незачем защищать передо мной избранный вами жизненный путь. Откровенно говоря, мне абсолютно безразлична ваша личная жизнь. Не нужно неуклюжих извинений или оправданий. Оставим все так, как оно есть.
— Да, пожалуй, так будет лучше всего, по крайней мере на данный момент, — согласился Ангус. Кивком он указал на её чемоданы, которые поставил возле туалетного столика. — Я оставлю тебя, чтобы ты разобрала свои вещи. Если тебе что-нибудь понадобится, дай знать.
Он был почти у двери, когда она обратилась к нему:
— Ещё кое-что, если позволите. Не подскажете, где находятся удобства?
— Удобства? — глупо повторил он.
— Да. Ватерклозет, — пояснила она с некоторой растерянностью.
Его лицо прояснилось.
— А, место общего пользования! Если ты выглянешь из окна, то сразу увидишь маленький домик с полумесяцем. Только прежде чем открыть дверь, удостоверься, что там никого нет, и закрой за собой щеколду, чтобы никто не вошёл к тебе. Такое нередко здесь случалось.
Хетер заморгала, с удивлением глядя на него. Её челюсть задвигалась, но она не могла произнести ни слова. Наконец она пробормотала:
— Значит ли это, что внутри дома нет удобств? Ничего более современного, чем этот домик?
В голубых глазах Ангуса заиграл насмешливый огонёк, а на губах появилась дразнящая улыбка.
— Боюсь, что так, девочка. Тебе придётся справлять свои дела в такой же примитивной обстановке, как делаем это мы, бедные пограничные поселенцы. Под кроватью у тебя стоит ночной горшок, если ты предпочитаешь пользоваться им. Но опорожнять его придётся тебе самой. Есть также кадка, которую ты можешь втащить сюда и наполнить водой, чтобы искупаться, если тебе надоест обливаться над чашей из того маленького кувшина. Возможно, ты даже найдёшь кого-нибудь, кто согласится помочь тебе согреть воду и натаскать её в твою комнату, конечно, если у кого-нибудь будет на это время и желание. — И он снова, хихикая, двинулся к двери. — Добро пожаловать в Додж, Хетер. Это далеко от Бостона, и не только в милях.
ГЛАВА 6
Чувствуя себя захваченной каким-то бесконечным кошмаром, Хетер с тяжёлым вздохом опустилась на ближайший стул. Её вздох перешёл в приступ кашля, вызванный облаком пыли, поднявшимся из сиденья старого стула. Глазами, полными слёз, она смотрела прямо перед собой.
— Боже! Какое убожество, — негромко пробормотала она. — Ничуть не лучше, чем в том грязном поезде. — Она посмотрела на окно и невольно содрогнулась при одной мысли о необходимости пользоваться этими устаревшими удобствами во дворе.
Слезы жалости к себе смешались с теми, что были вызваны пылью от мебели. «Если этот содержащий бар недотёпа думает, что я буду пользоваться его удобствами, ему придётся вскоре изменить свой мысли на этот счёт, — пообещала она себе, — и я не стану опорожнять ночные горшки, словно какой-нибудь приютский ребёнок! Что он о себе воображает?»
Она склонилась ещё ниже. Лицо её сморщилось. «Во имя всех святых, я не могу этому поверить! Мой отец… содержит салун! Если бы кто-нибудь из моих друзей по обществу трезвости узнал об этом, от меня отвернулся бы весь Бостон! Боже упаси, если Лайл узнает правду о моём отце! А когда я напишу об этом маме, она, наверное, целый месяц будет пить свои сердечные капли!»
Перед её мысленным взором возникли её дорогая мамочка и Ангус, и она попыталась представить их молодыми влюблёнными. Допустим, что Ангус Бёрнс был когда-то симпатичным мужчиной, так как даже теперь он не был лишён привлекательности. Уже только своими размерами он, наверное, выделялся из толпы. К тому же у него были притягивающие, яркие голубые глаза, обаятельная улыбка. Тем не менее Хетер не могла понять, как могла её деликатная, утончённая мать влюбиться в такого простого и грубого человека, каким она увидела Ангуса. Не удивительно, что дедушка и бабушка так противились этому союзу. Ангус, должно быть, выглядел в бостонском высшем свете как осел в конюшне со скаковыми лошадьми!
— Слава Богу, что их брак оказался таким непрочным! — воскликнула она с облегчением. Вновь оглядев окружающую её ужасную обстановку, она с невольным огорчением сравнила с ней свою изящную спальню. Тут ей в голову пришла ещё одна мысль: мать наверняка обслуживала бы посетителей бара, если бы они остались вместе, а это старьё окружало бы их до конца их жалкой жизни.
«Всего лишь две недели, — напомнила она себе с гримасой отвращения. — Четырнадцать дней прожить в этом ужасном месте, и я смогу вернуться назад к цивилизации… и к соответствующим удобствам!»
Недалеко от неё Морган тоже был недоволен. Не то чтобы он ожидал много удобств, так как ему доводилось время от времени бывать е аналогичных камерах— обычно по обвинению в пьянстве или участии в драках. Как правило, он проводил там не более одной ночи и вскоре выходил на свободу. Никогда ему не предъявлялись такие серьёзные обвинения, как на этот раз.
Кроме того, ему не понравились не слишком вежливые методы, которыми пользовались при до-просе его тюремщики. После общения с ними у него ужасно болела челюсть, левый глаз распух до такой степени, что он им ничего не видел, и хотя он не думал, что у него переломаны все кости, одно или два ребра могли оказаться сломанными в том месте, где его грудь украшали тёмные кровоподтёки. То, что его сосед по камере — предполагаемый преступник — снова находился в бессознательном состоянии и имел ещё более жалкий вид, было слабым утешением. Несчастный бандит был избит ещё больше, чем Морган, главным образом за то, что он отрицал всякое знакомство с ним и утверждал, что видит его впервые, тогда как Морган охотно показал, что его сокамерник принадлежал к банде, напавшей на поезд.
Пока в допросе устроили перерыв, для того чтобы дать шерифу и его заместителю время для опроса многочисленных пассажиров, которых все ещё задерживали в городе, пытаясь получить от них какую-нибудь информацию. Несколько несчастных собирались задержать независимо от их желания, чтобы они дали показания на предстоящем завтра процессе.
Морган также предполагал, что пауза в допросах нужна, чтобы допрашивающие могли собраться с новыми силами, а арестованные подумали бы, какие признания они могут сделать. Каким бы плачевным ни было состояние Моргана, он не собирался признаваться в преступлении, которого не совершал. Поэтому он подготовился к новому раунду жестоких издевательств и молился, чтобы у него хватило сил вытерпеть всё это.
«Для чего? — спрашивал он себя. — Чтобы быть повешенным после скорой пародии на судебный процесс? Дрейк, где, чёрт возьми, тебя носит? Проклятие! Почему тебя никогда не бывает там, где ты должен быть и где очень нужен?»
— Что ты там бормочешь всё время? — сердито осведомился заместитель шерифа.
— Просто думаю, не намереваетесь ли вы брать плату со зрителей за присутствие на процессе, — устало ответил Морган.
— Эй, а ведь это неплохая мысль, — оживляясь, сказал заместитель шерифа. — Я предложу это шерифу. Глядишь, мне ещё и жалованье повысят.
Морган проворчал с отвращением:
— Рад был угодить. Только не ждите, что я буду петь и танцевать или показывать карточные фокусы. Сомневаюсь, что сейчас в состоянии выступать с подобными театральными номерами.
Хетер разбирала вещи, с огорчением разглядывая свою мятую одежду и мысленно проклиная Итту за то, что она покинула её, бросив одну в этом захолустном городишке. Ей обязательно надо было постараться убедить Ангуса взять на работу специально для неё новую горничную, так как сама она не могла сделать этого в связи с отсутствием денег и потому что никого не знала в этом городе. С этой мыслью она спустилась вниз, чтобы разыскать его.
Ангус в большом белом переднике, повязанном на поясе, обслуживал посетителей. Это ещё больше убедило Хетер в том неприятном обстоятельстве, что её отец оказался простым барменом. Она просто умрёт от стыда, если кто-нибудь из её друзей в Бостоне узнает об этом!
— Если ты хочешь пить, могу предложить тебе сарсапариллу, — сказал он, заметив её. — Не думаю, что твоя мамочка разрешает тебе употреблять что-нибудь более крепкое.
— Я лучше выпью чаю, если он у вас есть.
— Сейчас подам.
— Я подумала, не сможете ли вы помочь мне в другом вопросе. Видите ли, моя горничная покинула меня в Сент-Луисе, потому что нашла другое место. Мама очень огорчится, когда узнает, какой ненадёжной оказалась Итта.
Ангус согласно кивнул и сказал:
— Ну, на некоторых людей трудно угодить.
— Да, но вся моя одежда помята, и я не могу появиться на людях в таком ужасном виде. Не говоря уже о том, что у меня теперь нет компаньонки для сопровождения в дороге.
— Вернее будет сказать, что у тебя нет теперь оплачиваемого раба, готового выполнять все твои капризы, — подвёл итог Ангус, правильно оценив ситуацию.
Хетер вздёрнула подбородок и сверкнула глазами.
— Не думаю, что вы правильно оценили создавшуюся обстановку. Однако факт заключается в том, что мне нужна новая служанка и я надеялась, что вы сможете нанять её для меня. Я могла бы телеграфировать маме, чтобы она выслала деньги, так как мои похитили во время ограбления поезда. Но, боюсь, она страшно разволнуется, узнав, что я подвергалась такой опасности.
Ангус покачал головой и криво усмехнулся:
— Довольно глупо просить денег у твоей матери, учитывая, что я поддерживал вас обеих все эти годы. Деньги все равно будут из моего кармана.
— Думаю, что так, — неохотно согласилась Хетер.
Он посмотрел на неё оценивающим взглядом.
— Вы знаете, мисси, я все больше убеждаюсь в том, что вас здорово избаловали. Может быть, настало время научиться заботиться о себе самой?
Её лицо мгновенно приняло мрачное выражение.
— Это значит, что вы отказываетесь нанять для меня служанку?
Он улыбнулся:
— Знаешь, что я тебе скажу. Я велю кому-нибудь найти утюг и поручу одной из девушек показать тебе, как им пользоваться. Это пригодится тебе, когда ты выйдешь замуж.
— Весьма сомневаюсь в этом, Ангус. Мой жених, Лайл Эшер, из очень богатой семьи. Да его удар хватит, если я только скажу ему, что хочу погладить одежду. Когда я стану его женой, мне не придётся заниматься подобными делами.
— Тогда я думаю, что тебе лучше не выходить замуж за эту напыщенную задницу. Найди себе настоящего мужчину, девочка. Такого, который сумеет оценить хорошую женщину.
— Кого-нибудь вроде вас, кто удерёт, как только я отвернусь? — язвительно возразила Хетер. — Нет уж, благодарю вас, мистер Бёрнс. Обойдусь без «настоящего мужчины».
Глаза Ангуса превратились в голубые щёлочки.
— А у тебя злой язык, дочка. Кроме того, ты не имеешь ни малейшего представления о том, что говоришь. Заставь мать рассказать правду об этом деле, а потом уже нападай на меня. А пока я предлагаю тебе вырасти немного и научиться некоторым полезным женским делам: готовить обед, шить и стирать. Тогда, если вдруг твои грандиозные планы выйти замуж за мистера Богача не будут вытанцовываться, ты сможешь делать все сама и не будешь обузой для родителей всю оставшуюся жизнь.
— Это не входит в мои планы! — заявила Хетер. — Если вы думаете, что я останусь здесь, чтобы выслушивать ваши разглагольствования, смешные обвинения и всякую чепуху, вы глубоко ошибаетесь. Я уеду первым же поездом, и, можете поверить, мы больше никогда не увидимся.
Ангус ласково улыбнулся:
— И как ты собираешься оплатить свой проезд до Бостона, девочка? Ты только что сообщила мне, что у тебя за душой нет даже медного гроша.
— У-у-у! — вскричала она. — Вы самый противный мужчина из тех, с которыми мне приходилось встречаться, не считая этого ужасного Моргана Стоуна, да и тот оказался грабителем! Вы оба, должно быть, одного поля ягоды. Маме повезло, что она избавилась от вас— так, во всяком случае, я думаю.
Разгневанная, она удалилась решительным шагом в свою комнату, где и провела остаток дня, сердитая на всех.
Морган пытался собрать остатки сил, чтобы справиться с ужином, когда заместитель шерифа объявил ему, что к нему пришёл посетитель.
— Это проповедник, который хочет помолиться за твою чёрную душу, — сказал он, разрушив надежды Моргана на то, что наконец появился Дрейк.
— Как раз то, что требовалось, чтобы окончательно отбить всякий аппетит, — проворчал Морган, когда заместитель шерифа отпер дверь камеры и впустил одетого в чёрное священника.
Священник подождал, пока охранник удалился, и заметил:
— Разве так следует встречать скромного Божьего слугу, движимого самыми добрыми намерениями?
Вздрогнув, Морган поднял голову.
— Дрейк! — прошептал он, всматриваясь в лицо, все ещё находившееся в тени широкополой шляпы.
— Да. — Дрейк улыбнулся и указал рукой на нетронутую тарелку с ужином. — Курица с клёцками. Моё любимое блюдо. Ты ещё будешь или я могу доесть? Я пропустил свой ужин.
— Моё сердце истекает кровью от желания видеть тебя, — с сарказмом сообщил ему Морган. — Я надеялся, что ты придёшь не только затем, чтобы покушать. Например, с какой-нибудь идеей на тему побега из тюрьмы. Шериф настроен враждебно, а судье уже не терпится вынести приговор, за которым последует быстрое повешение.
— Я того же мнения. Более того, заместитель шерифа не дал бы мне свидания с тобой, если бы не надеялся на то, что мне удастся вырвать у тебя предсмертное признание. Чёрт возьми, Морган, на этот раз ты действительно вляпался!
— Не надо насмешек, гений. Итак, что ты собираешься делать, чтобы вытащить меня отсюда? Есть у тебя с собой какое-нибудь припрятанное оружие? Может быть, лишний пистолет или напильник, спрятанный в Библии?
— Прости, дружище. — Дрейк указал на книгу, о которой шла речь. — Это настоящая. Я позаимствовал её в номере гостиницы для придания большей достоверности моему образу. Кроме того, я пришёл не для того, чтобы помочь тебе вырваться из тюрьмы. Я пришёл сообщить тебе возникший в голове нашего босса план, который не предусматривает установление твоей личности, но даёт возможность выручить тебя из тюрьмы.
— Мне очень не хочется тебя огорчать, но я уже сказал этим остолопам, что являюсь тайным агентом фирмы «Уэллс Фарго». Правда, они не поверили мне, иначе у меня не было бы этих живописных кровоподтёков и синяков.
— Ты действительно выглядишь как перегретый навоз, — благодушно согласился Дрейк.
— Я и чувствую себя таковым.
— Ну что ж, тогда тебе будет приятно узнать, что завтра ты выйдешь отсюда, хотя не совсем так, как тебе этого хотелось бы.
— Можешь, пояснишь? Что-то не очень понятно.
Дрейк согласно кивнул:
— Как только мне стало известно, в какую беду ты попал, я послал кодированное сообщение в наше отделение в Сан-Франциско. В ответ босс прислал мне телеграмму, тоже кодированную, конечно, так как мы не хотим, чтобы весь город узнал наши планы. Мы держим в курсе только судью и пару других людей.
— А как со мной? Мне можно узнать? Или ты хочешь, чтобы я всю ночь терзался в догадках? — нетерпеливо пробормотал Морган.
— Я как раз хотел рассказать об этом, — с улыбкой ответил Дрейк. — Мы все подготовили, Фрэнк послал Свенсону телеграмму с просьбой, чтобы судья немедленно конфиденциально встретился и выслушал меня. Я заверил его в том, что весь мой рассказ будет сущей правдой.
— Счастливо оставаться, — грустно пробормотал Морган. — Если всё будет так, как хочет Свенсон, к середине дня моя шея станет на несколько дюймов длиннее, и мне не придётся думать о том, что заказать завтра на ужин. Я буду ужинать под звуки арф.
Дрейк засмеялся:
— Зная тебя, я бы подумал, что бы будешь жарить свою еду на горячих углях с помощью вил. Но это все мечты, так как я уже переговорил с судьёй, и он согласился играть по нашим правилам. Ввиду отсутствия доказательств, свидетелей и всего такого он вынесет приговор о твоём условном освобождении, как поступают с арестантами, отпущенными на поруки. Хотя ты всё ещё будешь под подозрением и надзором на тот случай, если вдруг дашь закону ниточку, ведущую к твоим приятелям-бандитам и к украденным деньгам.
— Боже! Какое убожество, — негромко пробормотала она. — Ничуть не лучше, чем в том грязном поезде. — Она посмотрела на окно и невольно содрогнулась при одной мысли о необходимости пользоваться этими устаревшими удобствами во дворе.
Слезы жалости к себе смешались с теми, что были вызваны пылью от мебели. «Если этот содержащий бар недотёпа думает, что я буду пользоваться его удобствами, ему придётся вскоре изменить свой мысли на этот счёт, — пообещала она себе, — и я не стану опорожнять ночные горшки, словно какой-нибудь приютский ребёнок! Что он о себе воображает?»
Она склонилась ещё ниже. Лицо её сморщилось. «Во имя всех святых, я не могу этому поверить! Мой отец… содержит салун! Если бы кто-нибудь из моих друзей по обществу трезвости узнал об этом, от меня отвернулся бы весь Бостон! Боже упаси, если Лайл узнает правду о моём отце! А когда я напишу об этом маме, она, наверное, целый месяц будет пить свои сердечные капли!»
Перед её мысленным взором возникли её дорогая мамочка и Ангус, и она попыталась представить их молодыми влюблёнными. Допустим, что Ангус Бёрнс был когда-то симпатичным мужчиной, так как даже теперь он не был лишён привлекательности. Уже только своими размерами он, наверное, выделялся из толпы. К тому же у него были притягивающие, яркие голубые глаза, обаятельная улыбка. Тем не менее Хетер не могла понять, как могла её деликатная, утончённая мать влюбиться в такого простого и грубого человека, каким она увидела Ангуса. Не удивительно, что дедушка и бабушка так противились этому союзу. Ангус, должно быть, выглядел в бостонском высшем свете как осел в конюшне со скаковыми лошадьми!
— Слава Богу, что их брак оказался таким непрочным! — воскликнула она с облегчением. Вновь оглядев окружающую её ужасную обстановку, она с невольным огорчением сравнила с ней свою изящную спальню. Тут ей в голову пришла ещё одна мысль: мать наверняка обслуживала бы посетителей бара, если бы они остались вместе, а это старьё окружало бы их до конца их жалкой жизни.
«Всего лишь две недели, — напомнила она себе с гримасой отвращения. — Четырнадцать дней прожить в этом ужасном месте, и я смогу вернуться назад к цивилизации… и к соответствующим удобствам!»
Недалеко от неё Морган тоже был недоволен. Не то чтобы он ожидал много удобств, так как ему доводилось время от времени бывать е аналогичных камерах— обычно по обвинению в пьянстве или участии в драках. Как правило, он проводил там не более одной ночи и вскоре выходил на свободу. Никогда ему не предъявлялись такие серьёзные обвинения, как на этот раз.
Кроме того, ему не понравились не слишком вежливые методы, которыми пользовались при до-просе его тюремщики. После общения с ними у него ужасно болела челюсть, левый глаз распух до такой степени, что он им ничего не видел, и хотя он не думал, что у него переломаны все кости, одно или два ребра могли оказаться сломанными в том месте, где его грудь украшали тёмные кровоподтёки. То, что его сосед по камере — предполагаемый преступник — снова находился в бессознательном состоянии и имел ещё более жалкий вид, было слабым утешением. Несчастный бандит был избит ещё больше, чем Морган, главным образом за то, что он отрицал всякое знакомство с ним и утверждал, что видит его впервые, тогда как Морган охотно показал, что его сокамерник принадлежал к банде, напавшей на поезд.
Пока в допросе устроили перерыв, для того чтобы дать шерифу и его заместителю время для опроса многочисленных пассажиров, которых все ещё задерживали в городе, пытаясь получить от них какую-нибудь информацию. Несколько несчастных собирались задержать независимо от их желания, чтобы они дали показания на предстоящем завтра процессе.
Морган также предполагал, что пауза в допросах нужна, чтобы допрашивающие могли собраться с новыми силами, а арестованные подумали бы, какие признания они могут сделать. Каким бы плачевным ни было состояние Моргана, он не собирался признаваться в преступлении, которого не совершал. Поэтому он подготовился к новому раунду жестоких издевательств и молился, чтобы у него хватило сил вытерпеть всё это.
«Для чего? — спрашивал он себя. — Чтобы быть повешенным после скорой пародии на судебный процесс? Дрейк, где, чёрт возьми, тебя носит? Проклятие! Почему тебя никогда не бывает там, где ты должен быть и где очень нужен?»
— Что ты там бормочешь всё время? — сердито осведомился заместитель шерифа.
— Просто думаю, не намереваетесь ли вы брать плату со зрителей за присутствие на процессе, — устало ответил Морган.
— Эй, а ведь это неплохая мысль, — оживляясь, сказал заместитель шерифа. — Я предложу это шерифу. Глядишь, мне ещё и жалованье повысят.
Морган проворчал с отвращением:
— Рад был угодить. Только не ждите, что я буду петь и танцевать или показывать карточные фокусы. Сомневаюсь, что сейчас в состоянии выступать с подобными театральными номерами.
Хетер разбирала вещи, с огорчением разглядывая свою мятую одежду и мысленно проклиная Итту за то, что она покинула её, бросив одну в этом захолустном городишке. Ей обязательно надо было постараться убедить Ангуса взять на работу специально для неё новую горничную, так как сама она не могла сделать этого в связи с отсутствием денег и потому что никого не знала в этом городе. С этой мыслью она спустилась вниз, чтобы разыскать его.
Ангус в большом белом переднике, повязанном на поясе, обслуживал посетителей. Это ещё больше убедило Хетер в том неприятном обстоятельстве, что её отец оказался простым барменом. Она просто умрёт от стыда, если кто-нибудь из её друзей в Бостоне узнает об этом!
— Если ты хочешь пить, могу предложить тебе сарсапариллу, — сказал он, заметив её. — Не думаю, что твоя мамочка разрешает тебе употреблять что-нибудь более крепкое.
— Я лучше выпью чаю, если он у вас есть.
— Сейчас подам.
— Я подумала, не сможете ли вы помочь мне в другом вопросе. Видите ли, моя горничная покинула меня в Сент-Луисе, потому что нашла другое место. Мама очень огорчится, когда узнает, какой ненадёжной оказалась Итта.
Ангус согласно кивнул и сказал:
— Ну, на некоторых людей трудно угодить.
— Да, но вся моя одежда помята, и я не могу появиться на людях в таком ужасном виде. Не говоря уже о том, что у меня теперь нет компаньонки для сопровождения в дороге.
— Вернее будет сказать, что у тебя нет теперь оплачиваемого раба, готового выполнять все твои капризы, — подвёл итог Ангус, правильно оценив ситуацию.
Хетер вздёрнула подбородок и сверкнула глазами.
— Не думаю, что вы правильно оценили создавшуюся обстановку. Однако факт заключается в том, что мне нужна новая служанка и я надеялась, что вы сможете нанять её для меня. Я могла бы телеграфировать маме, чтобы она выслала деньги, так как мои похитили во время ограбления поезда. Но, боюсь, она страшно разволнуется, узнав, что я подвергалась такой опасности.
Ангус покачал головой и криво усмехнулся:
— Довольно глупо просить денег у твоей матери, учитывая, что я поддерживал вас обеих все эти годы. Деньги все равно будут из моего кармана.
— Думаю, что так, — неохотно согласилась Хетер.
Он посмотрел на неё оценивающим взглядом.
— Вы знаете, мисси, я все больше убеждаюсь в том, что вас здорово избаловали. Может быть, настало время научиться заботиться о себе самой?
Её лицо мгновенно приняло мрачное выражение.
— Это значит, что вы отказываетесь нанять для меня служанку?
Он улыбнулся:
— Знаешь, что я тебе скажу. Я велю кому-нибудь найти утюг и поручу одной из девушек показать тебе, как им пользоваться. Это пригодится тебе, когда ты выйдешь замуж.
— Весьма сомневаюсь в этом, Ангус. Мой жених, Лайл Эшер, из очень богатой семьи. Да его удар хватит, если я только скажу ему, что хочу погладить одежду. Когда я стану его женой, мне не придётся заниматься подобными делами.
— Тогда я думаю, что тебе лучше не выходить замуж за эту напыщенную задницу. Найди себе настоящего мужчину, девочка. Такого, который сумеет оценить хорошую женщину.
— Кого-нибудь вроде вас, кто удерёт, как только я отвернусь? — язвительно возразила Хетер. — Нет уж, благодарю вас, мистер Бёрнс. Обойдусь без «настоящего мужчины».
Глаза Ангуса превратились в голубые щёлочки.
— А у тебя злой язык, дочка. Кроме того, ты не имеешь ни малейшего представления о том, что говоришь. Заставь мать рассказать правду об этом деле, а потом уже нападай на меня. А пока я предлагаю тебе вырасти немного и научиться некоторым полезным женским делам: готовить обед, шить и стирать. Тогда, если вдруг твои грандиозные планы выйти замуж за мистера Богача не будут вытанцовываться, ты сможешь делать все сама и не будешь обузой для родителей всю оставшуюся жизнь.
— Это не входит в мои планы! — заявила Хетер. — Если вы думаете, что я останусь здесь, чтобы выслушивать ваши разглагольствования, смешные обвинения и всякую чепуху, вы глубоко ошибаетесь. Я уеду первым же поездом, и, можете поверить, мы больше никогда не увидимся.
Ангус ласково улыбнулся:
— И как ты собираешься оплатить свой проезд до Бостона, девочка? Ты только что сообщила мне, что у тебя за душой нет даже медного гроша.
— У-у-у! — вскричала она. — Вы самый противный мужчина из тех, с которыми мне приходилось встречаться, не считая этого ужасного Моргана Стоуна, да и тот оказался грабителем! Вы оба, должно быть, одного поля ягоды. Маме повезло, что она избавилась от вас— так, во всяком случае, я думаю.
Разгневанная, она удалилась решительным шагом в свою комнату, где и провела остаток дня, сердитая на всех.
Морган пытался собрать остатки сил, чтобы справиться с ужином, когда заместитель шерифа объявил ему, что к нему пришёл посетитель.
— Это проповедник, который хочет помолиться за твою чёрную душу, — сказал он, разрушив надежды Моргана на то, что наконец появился Дрейк.
— Как раз то, что требовалось, чтобы окончательно отбить всякий аппетит, — проворчал Морган, когда заместитель шерифа отпер дверь камеры и впустил одетого в чёрное священника.
Священник подождал, пока охранник удалился, и заметил:
— Разве так следует встречать скромного Божьего слугу, движимого самыми добрыми намерениями?
Вздрогнув, Морган поднял голову.
— Дрейк! — прошептал он, всматриваясь в лицо, все ещё находившееся в тени широкополой шляпы.
— Да. — Дрейк улыбнулся и указал рукой на нетронутую тарелку с ужином. — Курица с клёцками. Моё любимое блюдо. Ты ещё будешь или я могу доесть? Я пропустил свой ужин.
— Моё сердце истекает кровью от желания видеть тебя, — с сарказмом сообщил ему Морган. — Я надеялся, что ты придёшь не только затем, чтобы покушать. Например, с какой-нибудь идеей на тему побега из тюрьмы. Шериф настроен враждебно, а судье уже не терпится вынести приговор, за которым последует быстрое повешение.
— Я того же мнения. Более того, заместитель шерифа не дал бы мне свидания с тобой, если бы не надеялся на то, что мне удастся вырвать у тебя предсмертное признание. Чёрт возьми, Морган, на этот раз ты действительно вляпался!
— Не надо насмешек, гений. Итак, что ты собираешься делать, чтобы вытащить меня отсюда? Есть у тебя с собой какое-нибудь припрятанное оружие? Может быть, лишний пистолет или напильник, спрятанный в Библии?
— Прости, дружище. — Дрейк указал на книгу, о которой шла речь. — Это настоящая. Я позаимствовал её в номере гостиницы для придания большей достоверности моему образу. Кроме того, я пришёл не для того, чтобы помочь тебе вырваться из тюрьмы. Я пришёл сообщить тебе возникший в голове нашего босса план, который не предусматривает установление твоей личности, но даёт возможность выручить тебя из тюрьмы.
— Мне очень не хочется тебя огорчать, но я уже сказал этим остолопам, что являюсь тайным агентом фирмы «Уэллс Фарго». Правда, они не поверили мне, иначе у меня не было бы этих живописных кровоподтёков и синяков.
— Ты действительно выглядишь как перегретый навоз, — благодушно согласился Дрейк.
— Я и чувствую себя таковым.
— Ну что ж, тогда тебе будет приятно узнать, что завтра ты выйдешь отсюда, хотя не совсем так, как тебе этого хотелось бы.
— Можешь, пояснишь? Что-то не очень понятно.
Дрейк согласно кивнул:
— Как только мне стало известно, в какую беду ты попал, я послал кодированное сообщение в наше отделение в Сан-Франциско. В ответ босс прислал мне телеграмму, тоже кодированную, конечно, так как мы не хотим, чтобы весь город узнал наши планы. Мы держим в курсе только судью и пару других людей.
— А как со мной? Мне можно узнать? Или ты хочешь, чтобы я всю ночь терзался в догадках? — нетерпеливо пробормотал Морган.
— Я как раз хотел рассказать об этом, — с улыбкой ответил Дрейк. — Мы все подготовили, Фрэнк послал Свенсону телеграмму с просьбой, чтобы судья немедленно конфиденциально встретился и выслушал меня. Я заверил его в том, что весь мой рассказ будет сущей правдой.
— Счастливо оставаться, — грустно пробормотал Морган. — Если всё будет так, как хочет Свенсон, к середине дня моя шея станет на несколько дюймов длиннее, и мне не придётся думать о том, что заказать завтра на ужин. Я буду ужинать под звуки арф.
Дрейк засмеялся:
— Зная тебя, я бы подумал, что бы будешь жарить свою еду на горячих углях с помощью вил. Но это все мечты, так как я уже переговорил с судьёй, и он согласился играть по нашим правилам. Ввиду отсутствия доказательств, свидетелей и всего такого он вынесет приговор о твоём условном освобождении, как поступают с арестантами, отпущенными на поруки. Хотя ты всё ещё будешь под подозрением и надзором на тот случай, если вдруг дашь закону ниточку, ведущую к твоим приятелям-бандитам и к украденным деньгам.