Страница:
Признанная извне в международно-правовом отношении (ибо всё подчинено доктрине Монро), но лишь на отдельных направлениях внутри обособившаяся и выстроенная, определенно объявленная неполитической — такова панамериканская идея с реальным англосаксонско-иберийским, преждевременно родившимся расколом внутри и отягощенная серьезными проблемами, касающимися расовых отношений и жизненной силы.
Проявляющая инициативу в международно-правовом отношении, но без гарантии на успех, глубоко увязшая в трудностях, коренящихся в национальном принципе и чувстве национального суверенитета (идеи самоопределения), и отягощенная почти неразрешимыми проблемами меньшинств — такова пан-Европа.
Однако далеко превосходящая по жизнеспособности все три, занятая контригрой с огромным по численности населением, становящимся революционным, с советской идеей, с одной стороны, связанная со стремлением к самоуправлению миллиарда жителей муссонных стран — с другой, — такова паназиатская идея; и культурно-политическая, явно искусственно вызванная, но геополитически обоснованная пантихоокеанская компромиссная идея. На их пересечениях народятся в будущем крупные политические и социологические движения человечества, здесь [с.338] сконцентрированы самые большие культурно-политические задачи столетия, а именно интеграция древней азиатской культуры в мировую культуру и повторное включение 22 млн. кв. км русских земель в мировое хозяйство.
Наиболее сильно отстает в пандвижениях Африка — несмотря на случайный шум в литературе, который зачастую исходит от американских негров, — и, пожалуй, дальше всего отстоит любая возможность частичной организации паназиатских структур — вопреки Лоуренсу — на Ближнем Востоке (мозаика мандатов; Палестина; борьба среди арабов; панисламизм; Суэц).
Азия (самое большое сухопутное пространство) и Тихий океан (самое большое морское пространство) голосами своих местных лидеров ясно ставят, однако, свои особые вопросы через Женевскую всемирную организацию. Раздраженные этим, а также опасаясь за владения, расположенные в районах, где действуют таким образом особые региональные образования, представители панъевропейского мышления испытали желание ускорить роды. Именно Бриану пришлось, естественно, облечь с немалым трудом свой отказ от добрых услуг Парагваю в благую форму; во Франции достаточно дальновидных колониальных политиков, усмотревших в визите флота США “разрушительное действие для французского престижа в Океании”, а в волнениях в Южном Китае и в последствиях предоставления свободы Филиппинам и нынешнюю опасность, и осложнения в будущем для Индокитая.
Еще острее вырисовывается опасное положение дополнения пан-Европы в австрало-азиатском Срединном море в противовес эволюционному компромиссному стремлению пантихоокеанско-го направления, как и в противовес революционному, бьющему ключом паназиатскому развитию событий; при этом наследники права на власть или экономические империалистические владения — старые колониальные державы стали бы, естественно, еще больше теснить друг друга, а Британская империя, особенно под руководством лейбористов, предпочла бы компромиссный ход событий и ищет путь присоединения к американцам. Однако США умеют уклоняться от нерегионального колониального фронта; другие же без тяжелейших потерь — нет.
Обнаруживается относительное бессилие государственных и международно-правовых конструкций в отношении народных и расовых пристрастий преимущественно там, где обостряются расовые и классовые противоречия, как в важных частях Южной Америки (Боливия, Мексика, Бразилия…), а также в американских южных штатах, в Южной Африке (вопрос о банту и индийцах ), на стыке австралийского Сообщества с муссонными странами. Далее, в соответствии с законом пространственного роста государств обнаруживается, что силовые поля, где противоречия должны доходить до конца, сильно расширяются и из государства и империи перемещаются в региональные ответвления паноб-разований. Это наиболее сильно и болезненно ощущается [с.339] в скромных по размерам пространствах Европы и Ближнего Востока, а также в изувеченных жизненных пространствах , лишенных влияния за морями и воздействия на растущие автаркические крупные пространства.
От “Града Божьего” (“De civitate dei”), от “действующего закона” (“de lege lata”) не ведет больше никакой путь ни к пятилетке (пятилетний план Советов), ни к Неру, ни к Сунь Ятсену; доклад Саймона появился слишком поздно как основа “lex ferenda” . Сможет ли пан-Америка, сможет ли пантихоокеанский круг, — который мог бы быть посредником, — преодолеть свое равнодушие к крупнейшей панорганизации или нет? Это вопрос о всемирном союзе!
Выполнит ли Лига Наций в своем нынешнем составе, хотя бы в свете способности классифицировать панидеи, — здесь осознанно не рассматриваемые ни в каком ином ракурсе, — требования, которые она должна была бы выполнить в духе естественных наук, а не формально-гуманитарным путем, для образования этого важного регионального промежуточного звена между “подданством” (“гражданством”) (“Nationalitat”) и мировым союзом или же не выполнит? Приблизит ли ее промежуточное образование вроде инициативы Бриана к этой цели государственно-биологической жизненной необходимости или нет?
Таковы, собственно, два главных вопроса, которые Европе следовало обдумать по крайней мере как самые важные между Троицыным днем и 15 июля 1930 г. Уже постоянное запаздывание британского парламента, находящегося под двойным бременем — как внутренних вопросов, так и вопросов строительства империи, — могло бы побудить к частичному ответу. Это не дело, что тот же самый консультативный организм в одном своем качестве служит более крупному, широкому и многоликому пространству на всей поверхности Земли, а в некоем другом (в то время как Америка, Азия, Австралия исключаются) — непосредственно небольшой части пространства: Европе! От законов пространственного мышления должна страдать то одна, то другая функция; идет ли ныне речь об отношении Афинского народного собрания к городской казне и к казне Делосского союза (когда в Афинах в конечном счете были построены мраморные здания вместо кораблей для Союза); или о римском сенате (верили, что необходимые социальные успехи империи возможны при римской городской склонности убивать ножками стула); или же о британском имперском парламенте (который быстро забыл про улицы собственного отечества из-за восстания в Индии или о своевременных реформах трудовых отношений, затрагивающих 325 млн. человек); или о принятии во внимание возвышенных советов в адрес Женевы, с одной стороны, для всего мира, а с другой — только для Европы и Африки! Тот, кто мыслит категориями частей Света, не может быть дома соразмерным строительной моде маленького центральноевропейского городка; тот, кто ценит лишь европейские условия труда и [с.340] культурные факторы, в муссонных странах попадет впросак и окажется несостоятельным. Это констатирует без какого-либо укора географ, которому не свойственно представлять сверхчеловека в усредненности, и поэтому он хотел бы ради будущего человечества освободить от нее и Лигу Наций для великих планетарных целевых установок, и пусть это делается через региональные подвижки изборожденных панидей и их носителей. [с.341]
ПРИМЕЧАНИЯ
ГЛАВА IX
Проявляющая инициативу в международно-правовом отношении, но без гарантии на успех, глубоко увязшая в трудностях, коренящихся в национальном принципе и чувстве национального суверенитета (идеи самоопределения), и отягощенная почти неразрешимыми проблемами меньшинств — такова пан-Европа.
Однако далеко превосходящая по жизнеспособности все три, занятая контригрой с огромным по численности населением, становящимся революционным, с советской идеей, с одной стороны, связанная со стремлением к самоуправлению миллиарда жителей муссонных стран — с другой, — такова паназиатская идея; и культурно-политическая, явно искусственно вызванная, но геополитически обоснованная пантихоокеанская компромиссная идея. На их пересечениях народятся в будущем крупные политические и социологические движения человечества, здесь [с.338] сконцентрированы самые большие культурно-политические задачи столетия, а именно интеграция древней азиатской культуры в мировую культуру и повторное включение 22 млн. кв. км русских земель в мировое хозяйство.
Наиболее сильно отстает в пандвижениях Африка — несмотря на случайный шум в литературе, который зачастую исходит от американских негров, — и, пожалуй, дальше всего отстоит любая возможность частичной организации паназиатских структур — вопреки Лоуренсу — на Ближнем Востоке (мозаика мандатов; Палестина; борьба среди арабов; панисламизм; Суэц).
Азия (самое большое сухопутное пространство) и Тихий океан (самое большое морское пространство) голосами своих местных лидеров ясно ставят, однако, свои особые вопросы через Женевскую всемирную организацию. Раздраженные этим, а также опасаясь за владения, расположенные в районах, где действуют таким образом особые региональные образования, представители панъевропейского мышления испытали желание ускорить роды. Именно Бриану пришлось, естественно, облечь с немалым трудом свой отказ от добрых услуг Парагваю в благую форму; во Франции достаточно дальновидных колониальных политиков, усмотревших в визите флота США “разрушительное действие для французского престижа в Океании”, а в волнениях в Южном Китае и в последствиях предоставления свободы Филиппинам и нынешнюю опасность, и осложнения в будущем для Индокитая.
Еще острее вырисовывается опасное положение дополнения пан-Европы в австрало-азиатском Срединном море в противовес эволюционному компромиссному стремлению пантихоокеанско-го направления, как и в противовес революционному, бьющему ключом паназиатскому развитию событий; при этом наследники права на власть или экономические империалистические владения — старые колониальные державы стали бы, естественно, еще больше теснить друг друга, а Британская империя, особенно под руководством лейбористов, предпочла бы компромиссный ход событий и ищет путь присоединения к американцам. Однако США умеют уклоняться от нерегионального колониального фронта; другие же без тяжелейших потерь — нет.
Обнаруживается относительное бессилие государственных и международно-правовых конструкций в отношении народных и расовых пристрастий преимущественно там, где обостряются расовые и классовые противоречия, как в важных частях Южной Америки (Боливия, Мексика, Бразилия…), а также в американских южных штатах, в Южной Африке (вопрос о банту и индийцах ), на стыке австралийского Сообщества с муссонными странами. Далее, в соответствии с законом пространственного роста государств обнаруживается, что силовые поля, где противоречия должны доходить до конца, сильно расширяются и из государства и империи перемещаются в региональные ответвления паноб-разований. Это наиболее сильно и болезненно ощущается [с.339] в скромных по размерам пространствах Европы и Ближнего Востока, а также в изувеченных жизненных пространствах , лишенных влияния за морями и воздействия на растущие автаркические крупные пространства.
От “Града Божьего” (“De civitate dei”), от “действующего закона” (“de lege lata”) не ведет больше никакой путь ни к пятилетке (пятилетний план Советов), ни к Неру, ни к Сунь Ятсену; доклад Саймона появился слишком поздно как основа “lex ferenda” . Сможет ли пан-Америка, сможет ли пантихоокеанский круг, — который мог бы быть посредником, — преодолеть свое равнодушие к крупнейшей панорганизации или нет? Это вопрос о всемирном союзе!
Выполнит ли Лига Наций в своем нынешнем составе, хотя бы в свете способности классифицировать панидеи, — здесь осознанно не рассматриваемые ни в каком ином ракурсе, — требования, которые она должна была бы выполнить в духе естественных наук, а не формально-гуманитарным путем, для образования этого важного регионального промежуточного звена между “подданством” (“гражданством”) (“Nationalitat”) и мировым союзом или же не выполнит? Приблизит ли ее промежуточное образование вроде инициативы Бриана к этой цели государственно-биологической жизненной необходимости или нет?
Таковы, собственно, два главных вопроса, которые Европе следовало обдумать по крайней мере как самые важные между Троицыным днем и 15 июля 1930 г. Уже постоянное запаздывание британского парламента, находящегося под двойным бременем — как внутренних вопросов, так и вопросов строительства империи, — могло бы побудить к частичному ответу. Это не дело, что тот же самый консультативный организм в одном своем качестве служит более крупному, широкому и многоликому пространству на всей поверхности Земли, а в некоем другом (в то время как Америка, Азия, Австралия исключаются) — непосредственно небольшой части пространства: Европе! От законов пространственного мышления должна страдать то одна, то другая функция; идет ли ныне речь об отношении Афинского народного собрания к городской казне и к казне Делосского союза (когда в Афинах в конечном счете были построены мраморные здания вместо кораблей для Союза); или о римском сенате (верили, что необходимые социальные успехи империи возможны при римской городской склонности убивать ножками стула); или же о британском имперском парламенте (который быстро забыл про улицы собственного отечества из-за восстания в Индии или о своевременных реформах трудовых отношений, затрагивающих 325 млн. человек); или о принятии во внимание возвышенных советов в адрес Женевы, с одной стороны, для всего мира, а с другой — только для Европы и Африки! Тот, кто мыслит категориями частей Света, не может быть дома соразмерным строительной моде маленького центральноевропейского городка; тот, кто ценит лишь европейские условия труда и [с.340] культурные факторы, в муссонных странах попадет впросак и окажется несостоятельным. Это констатирует без какого-либо укора географ, которому не свойственно представлять сверхчеловека в усредненности, и поэтому он хотел бы ради будущего человечества освободить от нее и Лигу Наций для великих планетарных целевых установок, и пусть это делается через региональные подвижки изборожденных панидей и их носителей. [с.341]
ПРИМЕЧАНИЯ
Мертвое сердце (англ.). [с.341]
Обширные пустые земли (англ.). [с.341]
Mare nostrum (лат.) — обозначение Тирренского моря после завоевания Сицилии (241 до н.э.), Сардинии и Корсики (238 до н.э.). Orbis terrarum — синоним Orbis Romanus — Римская империя. [с.341]
См. примеч. 21. С. 262-263. [с.341]
В данном случае автор выражает свое отношение к “Акту о меньшинствах”, положения которого, касавшиеся защиты и обеспечения национальным, религиозным или языковым меньшинствам справедливых и приемлемых условий жизни, были включены в мирные договоры, завершившие первую мировую войну, а также в договоры, заключенные в более позднее время “главными союзными и объединившимися странами”. [с.341]
Свен Гедин — шведский исследователь. Совершил несколько экспедиций в Азию. Первая была посвящена исследованию Тянь-Шаня, Памира и пустыни Такла-Макан, во время второй (1902) прошел через эту пустыню до тибетского священного города Лхасы, переодевшись монахом. Путевые заметки Гедина вызвали широкий общественный интерес. [с.341]
См. с. 339. [с.341]
См. с. 260. [с.341]
См. примеч. 18. С. 276. [с.341]
См. примеч. 18. С. 301. [с.341]
Банту — крупнейшее племя Экваториальной и Южной Африки. [с.341]
См. примеч. 7. С. 349. [с.341]
Автор имеет в виду прежде всего Германию. [с.341]
См. примеч. 17. С. 289-290. [с.341]
С точки зрения закона, издание которого желательно (лат.). [с.341]
См. примеч. 12. С. 78. [с.341]
29 декабря 1929 г. Индийский Национальный Конгресс выдвинул требование к правительству Великобритании о предоставлении Индии независимости. После того как это требование не было выполнено, Ганди организовал кампанию гражданского неповиновения. [с.341]
Имеется в виду предложенный Аристидом Брианом проект пан-Европы. [с.341]
Обширные пустые земли (англ.). [с.341]
Mare nostrum (лат.) — обозначение Тирренского моря после завоевания Сицилии (241 до н.э.), Сардинии и Корсики (238 до н.э.). Orbis terrarum — синоним Orbis Romanus — Римская империя. [с.341]
См. примеч. 21. С. 262-263. [с.341]
В данном случае автор выражает свое отношение к “Акту о меньшинствах”, положения которого, касавшиеся защиты и обеспечения национальным, религиозным или языковым меньшинствам справедливых и приемлемых условий жизни, были включены в мирные договоры, завершившие первую мировую войну, а также в договоры, заключенные в более позднее время “главными союзными и объединившимися странами”. [с.341]
Свен Гедин — шведский исследователь. Совершил несколько экспедиций в Азию. Первая была посвящена исследованию Тянь-Шаня, Памира и пустыни Такла-Макан, во время второй (1902) прошел через эту пустыню до тибетского священного города Лхасы, переодевшись монахом. Путевые заметки Гедина вызвали широкий общественный интерес. [с.341]
См. с. 339. [с.341]
См. с. 260. [с.341]
См. примеч. 18. С. 276. [с.341]
См. примеч. 18. С. 301. [с.341]
Банту — крупнейшее племя Экваториальной и Южной Африки. [с.341]
См. примеч. 7. С. 349. [с.341]
Автор имеет в виду прежде всего Германию. [с.341]
См. примеч. 17. С. 289-290. [с.341]
С точки зрения закона, издание которого желательно (лат.). [с.341]
См. примеч. 12. С. 78. [с.341]
29 декабря 1929 г. Индийский Национальный Конгресс выдвинул требование к правительству Великобритании о предоставлении Индии независимости. После того как это требование не было выполнено, Ганди организовал кампанию гражданского неповиновения. [с.341]
Имеется в виду предложенный Аристидом Брианом проект пан-Европы. [с.341]
ГЛАВА IX
ПЛАНЕТАРНОЕ БУДУЩЕЕ ПАНИДЕЙ
Решающий ответ на вопрос о правомерности существования панидей между современными великими и малыми державами и поистине дееспособной всемирной организацией, которой у нас еще нет, будет попросту зависеть от того, смогут ли панидей служить мостом или препятствием к решению главной проблемы физической антропогеографии: справедливого распределения становящейся все более тесной Земли сообразно ее производительности для всемерного развития деятельности по освоению пространства и его способности нести нагрузку. Приведет ли такое развитие к подлинному миру во всем мире или же снова ввергнет его в борьбу за существование только уже между более крупными пространствами и с еще более страшными последствиями для человечества?
Как относятся отдельные панидей к проблеме цвета кожи и к расовой проблеме и к тому, что совершенно по-иному должны использоваться богатые водными ресурсами тропические земли — единственный крупный естественный резерв питания быстро растущего человечества? Можно ли вообще привести панидей к общему знаменателю, упорядочить их на одной плоскости, и как они противостоят при этом становящемуся все более тесным пространству, все более жгучей на другой стороне настоятельной воле к жизни, — не говоря о некоторых немногих местах, по сравнению с целым ничтожных, жизненно важных лишь для озадаченных?
Является ли равное уважение ко всему братскому роду человеческому, любовь к ближнему (в чем христианство совпадает дословно с подобным в государственной философии Конфуция, а именно “что между истинно образованными нет никаких расовых различий”) до образования панидей в пространстве убедительной истиной или же красиво звучащей ложью? Заключительный аккорд в последнем вопросе о планетарном будущем панидей затрагивает самые глубины индивидуальной и массовой души, куда мы должны проникнуть, если хотим быть честными и исчерпывающе обсудить нашу важную тему.
Конечно, мировая война — в этом отношении лишь простое звено каузальной цепи, ни причина, ни голый симптом, ни даже завершение — с ее и во зле, и в добре повсеместно возрастающим влиянием вызвала также развитие опыта пространственных образований панидей и таким образом уплотнила годы и десятилетия, что, вероятно, без этой поддержки еще десятилетия и столетия не спешили бы. Но ее способ безжалостного раскручивания исторически происходящего уподобляется в этом отношении [с.342] изображению пшеничного поля или луга с помощью цайтраффера: в самом по себе процессе и биологическом насилии над ним или политической бесцеремонности ничто не изменится от сильного уплотнения вследствие замедленной киносъемки или нерезкого растягивания с помощью ускоренной.
“The rising tide of colour against white supremacy” (“Вздымающаяся волна цветных против господства белых”) (Стоддард) — ведь ни на одной глубоко вовлеченной в волнение во время мировой войны территории она (волна) не просматривалась и так беспощадно не изображалась, как в выигравшем войну Нью-Йорке, равно как в труде Мэдисона Гранта “The passing of the great race” (“Кончина великой расы”), который подобно Л. Стоддарду “Race realities of Europe” (“Расовые реальности Европы”) считал вправе именно Германии высказать так много неприятного относительно ее “алышнизации”. Следовательно, большая доля преувеличений в расовом вопросе была привнесена к нам из Америки со всей непосредственностью, свойственной США.
А на другой стороне — содержательная, добротнейшая работа В. Шаллмейера “Vererbung und Auslese” (“Наследственность и отбор”), где на основе опыта, в том числе и моего, высказаны соображения о расовой гигиене (Rassenhygiene) древнейшей из культурных наций (китайской) и об объединении государств в интересах расовой гигиены, остается почти без последствий. Уже такое противоречие могло бы вызвать у нас подозрение, должны ли мы безоговорочно доверять преувеличениям ускоренного цайтраффера в вопросе панидей. Некоторые определенно широкозадуманные американские работы по расовым вопросам были сознательно рассчитаны на успех и исходили из совершенно ясных посылок, связанных с политическим влиянием законодательства США об американских переселенцах. Это благое право их авторов: только не следует думать, что эти работы возникли на пустом месте.
Тот, однако, кто воспринимает Землю как единое целое, отдает себе отчет в том, что при растущей перенаселенности ее поверхности и попытках оценить ее почвы превалирующую роль, согласно Пенку , играет последний, самый крупный резерв обильно увлажненных тропических земель, который следовало бы непосредственно принять во внимание. Кто же может в таком случае вспахать и обработать пригодные для культивации тропические земли, подобно тому как были освоены в течение двух тысячелетий плохие в своей основе земли Германии, пока они не стали приносить урожай, многократно превышающий получаемый в других местах? Ответ таков: тот, кто сумел до сих пор приспособиться к этим почвам или в лучшем случае — слишком устремленная, смешанная раса, которая [с.343] соединит хорошие качества, воспитанные умеренной зоной, с работоспособностью в тропиках.
С этой точки зрения волей-неволей следует иными глазами посмотреть в свете будущих панидей на некоторые вопросы заокеанских расовых смешений и переселений и сказать себе: абсолютная исключительность расы обрекает ее на гибель в результате инцухта и на долгое время исключает из широких земных пространств.
Таков ход мыслей, которые мне убедительно преподнесли выдающиеся знатоки заморских тропических областей в теории и на практике (например, Шлюбах, Заппер, К. Росс). Если белая раса, Европа и Северная Америка — о горстке белых в Австралии и Океании речь не идет — будут длительное время держаться в стороне от этих идей, то они понесут такие потери пространства в решающих для будущего, производящих продовольствие землях, что в конце концов белая раса захиреет от безработицы в нескольких промышленных резервациях, изолировав себя от самодостаточных экономических организмов, основанных на враждебных Европе панидеях, и будет пользоваться лишь их излишками.
Такие процессы происходят не так быстро, как морочили голову в перегретой и взвинченной послевоенной атмосфере. Италия времен поздней Римской империи также сумела выжить в своем крестьянском состоянии и в течение нескольких столетий кормить самою себя. Однако в конце концов загубила себя, как Ирак, ставший городским поселком вокруг Багдада, как Кампанья, из которой великий город Рим высосал жизнь, не заботясь об обновлении. Другие части империи, разоренные ранее с жизнеспособной панидеей, еще держались вместе и обеспечивали себе пропитание благодаря флоту, перевозившему зерно, и караванам с данью столичной черни там и здесь, пока эти части империи не наводнили форейторы новых панидей или устали кормить дармоедов. И тогда рано или поздно появлялся какой-нибудь [человек], кто кричал, обращаясь к слишком многим: “Чем гуще трава, тем легче косьба”; и он косил в местах скопления беззащитных и ничего не стоящих людей — Александр, Аларих, Чингисхан, Наполеон, Ленин. Если бы это был способный к созиданию человек, то за ним, вероятно, последовала бы тень, которая связала бы по духу через настоящее с будущим затонувшую панидею, как это сделали гениальный китайский министр монгольского завоевателя или паназийцы Университета имени Сунь Ятсена в Москве .
Перед новыми властями всегда возникала в таком случае задача освоения изнутри захваченных штурмом пространств; и на этом поле мы можем воспользоваться ценным четырехтысячелетним опытом китайской культуры с ее преодолением и ассимиляцией столь многих панидей, а не только опытом застывшей Китайской стены, которая защищала поистине великокитайскую идею путем животворного пояса высокоразвитой, способной обороняться крестьянской зоны. [с.344]
Всегда существуют способность к живой, гибкой, а не застывшей охране границы, к охраняемой жизни, а не к безопасности на бумаге, с одной стороны, и захват земель по внутреннему праву — с другой, право на землю, исходя из глубочайшей, основанной на обычае, кровной связи, углубления (Vertiefung) в нее самое, что, как нам кажется, гарантирует прочность пространственных образований при осуществимых панидеях.
В этой связи играет выдающуюся роль их способность присоединять пространства иного рода, приходить к добровольному сотрудничеству, использовать в общих интересах как вид альменды. “Не заграждай рта волу, когда он молотит!” Древняя хозяйственная мудрость Ближнего Востока преподносит здесь замечательный, часто игнорируемый ключ также к успешному формированию панидей в их естественных и расчлененных пространствах.
Одной из более или менее всесторонне обдуманных частных проблем из числа главных в физической географии, как и планируемой во всемирном масштабе внешней политики и мирового хозяйства, выступает проблема совместного использования колоний панобъединений, как это было предложено пан-Европой в особенности в отношении Африки. Однако и она, видимо, — после неожиданной развязки ситуации с остатком разбросанных владений европейских континентальных держав — положена в основу отношений владения внутри других панобразований, на карте пан-Европы Куденхове-Калерги обозначенных черным цветом. Здесь находится нравственно и материально в высшей степени трудное и ответственное решение для не обремененной больше империализмом части панобъединений.
Нельзя при этом допустить, чтобы эта часть панобъединений оказалась под влиянием — по-разному манипулирующих теорией и практикой — идеологии Советского Союза или лицемерия англосаксов! На все вновь и вновь декларируемый и так мало соблюдаемый нравственный уровень этих владеющих огромными пространствами земли ростовщиков (22, 36,3 или, быть может, 30,2 млн. кв. км плохо ухоженных, в значительной мере малозаселенных полезных площадей) пан-Европа никогда не могла бы вознестись, даже если бы она разместилась на 26,5 млн. кв. км с пришедшими к согласию 430 млн. населения, как полагает Куденхове-Калерги . Вероятно, должно быть не более 4,5 млн. кв. км! Но нужно было бы — при четком деловом контроле столь безобидных набросков, как карта пан-Европы, — исследовать, где пространства действительно нуждаются в развитии с помощью чужеземных сил, чтобы выполнить свои обязанности по использованию земли, или где гнев, вызванный подавлением права на самоопределение, как, например, в Индонезии, Индокитае, рецидив естественного длительного натиска вопреки ее природе на 11,78 млн. кв. км якобы 408 млн. населения (в действительности 540!!) ужатой Восточной Азии такое совместное использование обременяет ответственностями, которые станут скорее еще большей обузой в будущем, чем какой-либо нынешней выгодой, [с.345] и угрожающие динамические переоценки напрашиваются сами собой. В этом вопросе в отношении пан-Европы сразу же началась бы географическая критика в стиле той, которой упражнялись на тихоокеанских встречах.
Однако если мы исследуем, учитывая эти точки зрения, что, например, должна вложить Франция — инициатор панъевропейского объединения, самая богатая колониями среди континентальных держав пан-Европы, в европейское панпредприятие при таком колониальном дебете и кредите, да еще имея приданое, находящееся внутри пантихоокеанского, паназиатского и до поры до времени обозначенного лишь в общих чертах панмалайско-монгольского и панамериканского бассейнов, то обнаружится даже при беглом рассмотрении, что выравнивание по ценности и бремени вовсе не понятно. Здесь пан-Европа владела бы лишь находящимися под угрозой внешними постами, для которых в дальнейшем потребовалось бы основательное силовое подкрепление.
Иначе обстоит дело с внушительной пространственной массой замкнутой североафриканской колониальной области, имеющей приблизительно 3.739.202 пригодных для обитания кв. км и примерно 13,5 млн. человек населения (при средней плотности 3,62 человека на кв. км, которая ни в одной части области не превышает 10 человек на кв. км, с приростом 1,25 млн. человек за пятилетие, т.е. 10,24%). Там расположено в общей сложности 10 колониальных городков, насчитывающих примерно 145 тыс. жителей, среди которых едва 7000 белых (причем результат выглядит еще слишком благоприятным в Дакаре — опорном пункте полетов: на 34 тыс. населения до 3 тыс. белых); для них характерна недостаточная жизнеспособность, отсутствующее обеспечение людей ответственной колониальной властью; давление населения направляется в южную половину континента, на окраину гилей. Такова колониальная картина, и только в результате очень сильного перемещения предприимчивого населения развивающейся страны можно было бы ожидать здесь плодов воспитания; без такого избытка вербуемой силы наступит откат назад. Следовательно, в этом случае действовал бы в роли спасителя более крупный союз с более сильным пополнением, сумевший в других случаях выступить в роли встречного потока для местных, более компетентных панобразований, — если он чувствует себя сильным и смотрит в будущее с достаточным оптимизмом.
Полезно произвести сходные разумные расчеты для государства Конго, Индонезии, а также для 1,5 млн. белых в Южной Африке в сравнении с быстро растущим большинством (20 млн.!) чернокожих и коричневых (индийцев) , дабы понять угнетенное состояние (Beklemmung), которое вызывает у “лежащих и имущих” внезапно пробудившееся стремление к самоопределению у всех народов, и их готовность делить ответственность, а не прибыли внутри пансоюзов.
Доктор Оскар Ауст вполне справедливо сослался на чрезвычайно важный факт экономического и политического значения: [с.346] а именно, что свыше 1 млрд. человек живут в тесноте на пространстве 11 млн. кв. км, т.е. примерно равном Сибири или Австралии с их убывающим населением. Этот факт больше, чем многие тома, объясняет, какие резервы пространства сумели обеспечить себе посредством бесцеремонных захватов Советский Союз на правах наследника царей и Британская империя и как морально невозможно строить надолго панобразования или даже единственное пансооружение человечества на окостеневшем статус-кво, на плодах человеческой мудрости того преступного вида, которая царила в предместьях Парижа в 1919 г.
Стало быть, решающим для будущего остается то, что построенные на такой основе пан-Азия или пан-Европа были бы творением оппортунистической сиюминутной лжи, лишенным какой-либо внутренней долговременной устойчивости.
Как мне кажется, вопреки этой трудности пантихоокеанское движение в противовес избегающей ответственности на этих полях Лиге Наций, вопреки всем ее советам должно вступить на единственный достойный будущего человечества путь под руководством лучших и мудрейших — путь свободного, равноправного разговора не о второстепенных, а именно об откровенно щекотливых, труднейших, по большей части спорных проблемах. В этом направлении пантихоокеанские встречи отличаются как день и ночь от того, что мне известно по европейским конгрессам. Доказательством этого служит то, каким образом Гриффит Тейлор разъяснял, разумеется, брюзжащим в глубине души англосаксонским колониалистам в Шанхае проблему миграции в Тихом океане, или то, как отважились в Киото японцы, китайцы и русские пойти на обмен мнениями с глазу на глаз по вопросу о Маньчжурской железной дороге. Но перед этим форумом оказалось несостоятельным именно насилие в любой форме, и только взвешенное, доказуемое, нравственное внутреннее право имеет перспективы убедить испытанных представителей региональной совести, какая в Женеве должна быть совестью мира. И все же спросите участников тамошних конгрессов меньшинств, насколько реальность соответствует этой идеальной картине; вероятно, больше всего пока еще в Международном бюро труда (Weltarbeitsamt) .
Как относятся отдельные панидей к проблеме цвета кожи и к расовой проблеме и к тому, что совершенно по-иному должны использоваться богатые водными ресурсами тропические земли — единственный крупный естественный резерв питания быстро растущего человечества? Можно ли вообще привести панидей к общему знаменателю, упорядочить их на одной плоскости, и как они противостоят при этом становящемуся все более тесным пространству, все более жгучей на другой стороне настоятельной воле к жизни, — не говоря о некоторых немногих местах, по сравнению с целым ничтожных, жизненно важных лишь для озадаченных?
Является ли равное уважение ко всему братскому роду человеческому, любовь к ближнему (в чем христианство совпадает дословно с подобным в государственной философии Конфуция, а именно “что между истинно образованными нет никаких расовых различий”) до образования панидей в пространстве убедительной истиной или же красиво звучащей ложью? Заключительный аккорд в последнем вопросе о планетарном будущем панидей затрагивает самые глубины индивидуальной и массовой души, куда мы должны проникнуть, если хотим быть честными и исчерпывающе обсудить нашу важную тему.
Конечно, мировая война — в этом отношении лишь простое звено каузальной цепи, ни причина, ни голый симптом, ни даже завершение — с ее и во зле, и в добре повсеместно возрастающим влиянием вызвала также развитие опыта пространственных образований панидей и таким образом уплотнила годы и десятилетия, что, вероятно, без этой поддержки еще десятилетия и столетия не спешили бы. Но ее способ безжалостного раскручивания исторически происходящего уподобляется в этом отношении [с.342] изображению пшеничного поля или луга с помощью цайтраффера: в самом по себе процессе и биологическом насилии над ним или политической бесцеремонности ничто не изменится от сильного уплотнения вследствие замедленной киносъемки или нерезкого растягивания с помощью ускоренной.
“The rising tide of colour against white supremacy” (“Вздымающаяся волна цветных против господства белых”) (Стоддард) — ведь ни на одной глубоко вовлеченной в волнение во время мировой войны территории она (волна) не просматривалась и так беспощадно не изображалась, как в выигравшем войну Нью-Йорке, равно как в труде Мэдисона Гранта “The passing of the great race” (“Кончина великой расы”), который подобно Л. Стоддарду “Race realities of Europe” (“Расовые реальности Европы”) считал вправе именно Германии высказать так много неприятного относительно ее “алышнизации”. Следовательно, большая доля преувеличений в расовом вопросе была привнесена к нам из Америки со всей непосредственностью, свойственной США.
А на другой стороне — содержательная, добротнейшая работа В. Шаллмейера “Vererbung und Auslese” (“Наследственность и отбор”), где на основе опыта, в том числе и моего, высказаны соображения о расовой гигиене (Rassenhygiene) древнейшей из культурных наций (китайской) и об объединении государств в интересах расовой гигиены, остается почти без последствий. Уже такое противоречие могло бы вызвать у нас подозрение, должны ли мы безоговорочно доверять преувеличениям ускоренного цайтраффера в вопросе панидей. Некоторые определенно широкозадуманные американские работы по расовым вопросам были сознательно рассчитаны на успех и исходили из совершенно ясных посылок, связанных с политическим влиянием законодательства США об американских переселенцах. Это благое право их авторов: только не следует думать, что эти работы возникли на пустом месте.
Тот, однако, кто воспринимает Землю как единое целое, отдает себе отчет в том, что при растущей перенаселенности ее поверхности и попытках оценить ее почвы превалирующую роль, согласно Пенку , играет последний, самый крупный резерв обильно увлажненных тропических земель, который следовало бы непосредственно принять во внимание. Кто же может в таком случае вспахать и обработать пригодные для культивации тропические земли, подобно тому как были освоены в течение двух тысячелетий плохие в своей основе земли Германии, пока они не стали приносить урожай, многократно превышающий получаемый в других местах? Ответ таков: тот, кто сумел до сих пор приспособиться к этим почвам или в лучшем случае — слишком устремленная, смешанная раса, которая [с.343] соединит хорошие качества, воспитанные умеренной зоной, с работоспособностью в тропиках.
С этой точки зрения волей-неволей следует иными глазами посмотреть в свете будущих панидей на некоторые вопросы заокеанских расовых смешений и переселений и сказать себе: абсолютная исключительность расы обрекает ее на гибель в результате инцухта и на долгое время исключает из широких земных пространств.
Таков ход мыслей, которые мне убедительно преподнесли выдающиеся знатоки заморских тропических областей в теории и на практике (например, Шлюбах, Заппер, К. Росс). Если белая раса, Европа и Северная Америка — о горстке белых в Австралии и Океании речь не идет — будут длительное время держаться в стороне от этих идей, то они понесут такие потери пространства в решающих для будущего, производящих продовольствие землях, что в конце концов белая раса захиреет от безработицы в нескольких промышленных резервациях, изолировав себя от самодостаточных экономических организмов, основанных на враждебных Европе панидеях, и будет пользоваться лишь их излишками.
Такие процессы происходят не так быстро, как морочили голову в перегретой и взвинченной послевоенной атмосфере. Италия времен поздней Римской империи также сумела выжить в своем крестьянском состоянии и в течение нескольких столетий кормить самою себя. Однако в конце концов загубила себя, как Ирак, ставший городским поселком вокруг Багдада, как Кампанья, из которой великий город Рим высосал жизнь, не заботясь об обновлении. Другие части империи, разоренные ранее с жизнеспособной панидеей, еще держались вместе и обеспечивали себе пропитание благодаря флоту, перевозившему зерно, и караванам с данью столичной черни там и здесь, пока эти части империи не наводнили форейторы новых панидей или устали кормить дармоедов. И тогда рано или поздно появлялся какой-нибудь [человек], кто кричал, обращаясь к слишком многим: “Чем гуще трава, тем легче косьба”; и он косил в местах скопления беззащитных и ничего не стоящих людей — Александр, Аларих, Чингисхан, Наполеон, Ленин. Если бы это был способный к созиданию человек, то за ним, вероятно, последовала бы тень, которая связала бы по духу через настоящее с будущим затонувшую панидею, как это сделали гениальный китайский министр монгольского завоевателя или паназийцы Университета имени Сунь Ятсена в Москве .
Перед новыми властями всегда возникала в таком случае задача освоения изнутри захваченных штурмом пространств; и на этом поле мы можем воспользоваться ценным четырехтысячелетним опытом китайской культуры с ее преодолением и ассимиляцией столь многих панидей, а не только опытом застывшей Китайской стены, которая защищала поистине великокитайскую идею путем животворного пояса высокоразвитой, способной обороняться крестьянской зоны. [с.344]
Всегда существуют способность к живой, гибкой, а не застывшей охране границы, к охраняемой жизни, а не к безопасности на бумаге, с одной стороны, и захват земель по внутреннему праву — с другой, право на землю, исходя из глубочайшей, основанной на обычае, кровной связи, углубления (Vertiefung) в нее самое, что, как нам кажется, гарантирует прочность пространственных образований при осуществимых панидеях.
В этой связи играет выдающуюся роль их способность присоединять пространства иного рода, приходить к добровольному сотрудничеству, использовать в общих интересах как вид альменды. “Не заграждай рта волу, когда он молотит!” Древняя хозяйственная мудрость Ближнего Востока преподносит здесь замечательный, часто игнорируемый ключ также к успешному формированию панидей в их естественных и расчлененных пространствах.
Одной из более или менее всесторонне обдуманных частных проблем из числа главных в физической географии, как и планируемой во всемирном масштабе внешней политики и мирового хозяйства, выступает проблема совместного использования колоний панобъединений, как это было предложено пан-Европой в особенности в отношении Африки. Однако и она, видимо, — после неожиданной развязки ситуации с остатком разбросанных владений европейских континентальных держав — положена в основу отношений владения внутри других панобразований, на карте пан-Европы Куденхове-Калерги обозначенных черным цветом. Здесь находится нравственно и материально в высшей степени трудное и ответственное решение для не обремененной больше империализмом части панобъединений.
Нельзя при этом допустить, чтобы эта часть панобъединений оказалась под влиянием — по-разному манипулирующих теорией и практикой — идеологии Советского Союза или лицемерия англосаксов! На все вновь и вновь декларируемый и так мало соблюдаемый нравственный уровень этих владеющих огромными пространствами земли ростовщиков (22, 36,3 или, быть может, 30,2 млн. кв. км плохо ухоженных, в значительной мере малозаселенных полезных площадей) пан-Европа никогда не могла бы вознестись, даже если бы она разместилась на 26,5 млн. кв. км с пришедшими к согласию 430 млн. населения, как полагает Куденхове-Калерги . Вероятно, должно быть не более 4,5 млн. кв. км! Но нужно было бы — при четком деловом контроле столь безобидных набросков, как карта пан-Европы, — исследовать, где пространства действительно нуждаются в развитии с помощью чужеземных сил, чтобы выполнить свои обязанности по использованию земли, или где гнев, вызванный подавлением права на самоопределение, как, например, в Индонезии, Индокитае, рецидив естественного длительного натиска вопреки ее природе на 11,78 млн. кв. км якобы 408 млн. населения (в действительности 540!!) ужатой Восточной Азии такое совместное использование обременяет ответственностями, которые станут скорее еще большей обузой в будущем, чем какой-либо нынешней выгодой, [с.345] и угрожающие динамические переоценки напрашиваются сами собой. В этом вопросе в отношении пан-Европы сразу же началась бы географическая критика в стиле той, которой упражнялись на тихоокеанских встречах.
Однако если мы исследуем, учитывая эти точки зрения, что, например, должна вложить Франция — инициатор панъевропейского объединения, самая богатая колониями среди континентальных держав пан-Европы, в европейское панпредприятие при таком колониальном дебете и кредите, да еще имея приданое, находящееся внутри пантихоокеанского, паназиатского и до поры до времени обозначенного лишь в общих чертах панмалайско-монгольского и панамериканского бассейнов, то обнаружится даже при беглом рассмотрении, что выравнивание по ценности и бремени вовсе не понятно. Здесь пан-Европа владела бы лишь находящимися под угрозой внешними постами, для которых в дальнейшем потребовалось бы основательное силовое подкрепление.
Иначе обстоит дело с внушительной пространственной массой замкнутой североафриканской колониальной области, имеющей приблизительно 3.739.202 пригодных для обитания кв. км и примерно 13,5 млн. человек населения (при средней плотности 3,62 человека на кв. км, которая ни в одной части области не превышает 10 человек на кв. км, с приростом 1,25 млн. человек за пятилетие, т.е. 10,24%). Там расположено в общей сложности 10 колониальных городков, насчитывающих примерно 145 тыс. жителей, среди которых едва 7000 белых (причем результат выглядит еще слишком благоприятным в Дакаре — опорном пункте полетов: на 34 тыс. населения до 3 тыс. белых); для них характерна недостаточная жизнеспособность, отсутствующее обеспечение людей ответственной колониальной властью; давление населения направляется в южную половину континента, на окраину гилей. Такова колониальная картина, и только в результате очень сильного перемещения предприимчивого населения развивающейся страны можно было бы ожидать здесь плодов воспитания; без такого избытка вербуемой силы наступит откат назад. Следовательно, в этом случае действовал бы в роли спасителя более крупный союз с более сильным пополнением, сумевший в других случаях выступить в роли встречного потока для местных, более компетентных панобразований, — если он чувствует себя сильным и смотрит в будущее с достаточным оптимизмом.
Полезно произвести сходные разумные расчеты для государства Конго, Индонезии, а также для 1,5 млн. белых в Южной Африке в сравнении с быстро растущим большинством (20 млн.!) чернокожих и коричневых (индийцев) , дабы понять угнетенное состояние (Beklemmung), которое вызывает у “лежащих и имущих” внезапно пробудившееся стремление к самоопределению у всех народов, и их готовность делить ответственность, а не прибыли внутри пансоюзов.
Доктор Оскар Ауст вполне справедливо сослался на чрезвычайно важный факт экономического и политического значения: [с.346] а именно, что свыше 1 млрд. человек живут в тесноте на пространстве 11 млн. кв. км, т.е. примерно равном Сибири или Австралии с их убывающим населением. Этот факт больше, чем многие тома, объясняет, какие резервы пространства сумели обеспечить себе посредством бесцеремонных захватов Советский Союз на правах наследника царей и Британская империя и как морально невозможно строить надолго панобразования или даже единственное пансооружение человечества на окостеневшем статус-кво, на плодах человеческой мудрости того преступного вида, которая царила в предместьях Парижа в 1919 г.
Стало быть, решающим для будущего остается то, что построенные на такой основе пан-Азия или пан-Европа были бы творением оппортунистической сиюминутной лжи, лишенным какой-либо внутренней долговременной устойчивости.
Как мне кажется, вопреки этой трудности пантихоокеанское движение в противовес избегающей ответственности на этих полях Лиге Наций, вопреки всем ее советам должно вступить на единственный достойный будущего человечества путь под руководством лучших и мудрейших — путь свободного, равноправного разговора не о второстепенных, а именно об откровенно щекотливых, труднейших, по большей части спорных проблемах. В этом направлении пантихоокеанские встречи отличаются как день и ночь от того, что мне известно по европейским конгрессам. Доказательством этого служит то, каким образом Гриффит Тейлор разъяснял, разумеется, брюзжащим в глубине души англосаксонским колониалистам в Шанхае проблему миграции в Тихом океане, или то, как отважились в Киото японцы, китайцы и русские пойти на обмен мнениями с глазу на глаз по вопросу о Маньчжурской железной дороге. Но перед этим форумом оказалось несостоятельным именно насилие в любой форме, и только взвешенное, доказуемое, нравственное внутреннее право имеет перспективы убедить испытанных представителей региональной совести, какая в Женеве должна быть совестью мира. И все же спросите участников тамошних конгрессов меньшинств, насколько реальность соответствует этой идеальной картине; вероятно, больше всего пока еще в Международном бюро труда (Weltarbeitsamt) .