В чем-чем, а в этом он не сомневался. Было в ней что-то естественное, наверное, доброта и порядочность, которые он почувствовал сразу. Может быть, отчасти из-за своего к ней влечения? Женщины, которых он встречал прежде, были поверхностны и бесчувственны. Потому он не мог выносить их долго.
   – Мы с отцом никогда не были близки, – начал он, потом замотал головой. – Нет, неправда. Было время, когда были неразлучны. Но постепенно из-за бесконечной работы ему стало некогда. Начались долгие отлучки из дому, поездки в Вашингтон с матерью, поздние совещания. К тринадцати годам я почти перестал его видеть. Да и мать тоже. Чтобы облегчить себе жизнь, они отослали меня в школу-интернат, но я умудрился сделать так, что меня через три месяца вытурили.
   Лаура улыбнулась, гадая, что же такое он сотворил.
   – Я не знал, чего хочу от жизни, – продолжал он, в то время, как они медленно шли по затененной тропинке. – Но одно я знал точно – я не хотел заниматься политикой. И не хотел поступать в юридическую школу. Тогда-то мы с отцом и стали отдаляться друг от друга. Годы спустя, когда я признался ему, что хочу стать фотографом и путешествовать по миру, он закатил скандал. Мать пыталась вмешаться, но он и слушать не хотел. Тогда я поступил в Луизианский университет, и с тех пор не видел его, до дня похорон матери.
   Она вспомнила, что читала сообщения об этой трагической смерти. Чарльз Кендалл доставил самолетом более ста добровольных помощников по его предвыборной кампании в свое шале в Аспене на уик-энд. В то воскресенье, посреди празднества, жена Кендалла поднялась наверх, вышла на балкон и прыгнула навстречу смерти.
   – Наверное, для тебя это было ужасно.
   Он саркастически рассмеялся:
   – Я фактически ничего не знал. Я проводил уикэнд с друзьями во Флориде, и после нескольких попыток отыскать меня, отец прекратил поиски. Если бы не Люсинда, я пропустил бы похороны собственной матери.
   – И ты был рассержен.
   – Не то слово – в ярости. Я появился посреди службы. Пришлось буквально расталкивать агентов безопасности, чтобы добраться до места, где сидела моя семья. А когда я добрался, отец даже не взглянул в мою сторону. Как я узнал позднее, полиция подозревала, что дело нечисто, но, так как не смогла найти никаких улик, объявили, что имело место самоубийство.
   – Джей Би говорил мне, что ты никогда не верил в самоубийство.
   – Поначалу не верил. Вряд ли мать была способна на такое. Она казалась такой жизнерадостной, заводной, да и матерью она была отличной. – Он печально и трогательно улыбнулся. – Ее все обожали.
   Они посторонились, уступая путь матери, толкавшей детскую коляску.
   – Меня не пригласили в дом после церемонии на кладбище, – продолжал он ровным тоном, – но все равно я пошел. Оглядываясь назад, я понимаю, что мог бы поладить с отцом, если бы попытался. Впервые за многие годы у нас появилось нечто общее – наша скорбь. Вместо этого обвинил его, мол, это он виноват в смерти матери и будь он лучшим, более внимательным мужем, она бы не убила себя.
   – Но теперь ты так не считаешь?
   Он покачал головой:
   – Это не его вина. Она наслаждалась той жизнью, которую он ей обеспечил, ну и, конечно, привилегиями. Почему она решила со всем этим покончить, навсегда останется для меня загадкой.
   Лаура знала эту историю давно, но она никогда не слышала, чтобы ее рассказывали с такой горечью. На лице его не отражались эмоции, в голосе не чувствовалось волнения, но боль, которую она ощущала, пронзала и ее.
   – И отец так никогда и не простил тебя за тот день?
   – Нет. Даже на прошлой неделе, когда я приехал повидаться с ним.
   Она положила руку ему на плечо:
   – Мне так жаль, Тед.
   Не замедляя шага, он похлопал ее по руке.
   – Я знаю. Спасибо. – Затем взглянул на нее, и впервые за все время их прогулки на лице его появилось некоторое подобие улыбки. – Правильно говорят: у тебя это хорошо получается.
   Маленькая девочка рядом с ними вдруг взволнованно показала пальцем в сторону моста. На землю опустились сумерки, и бесконечной темной лентой из ферм моста потянулась колония мексиканских длиннохвостых летучих мышей. От этого зрелища остинцы никогда не уставали. Каждый вечер на закате десятки людей собирались на мосту или садились по берегам реки в ожидании того момента, когда летучие мыши станут вылетать на ночную охоту.
   – Это все еще самое великолепное шоу в Остине, правда? – прошептала Лаура.
   – Да уж. – Тед следил за длинной лентой, растягивающейся над рекой. – Однажды меня привел сюда отец. Мне было лет пять или шесть. Здесь было столько народу, что ему пришлось посадить меня к себе на плечи.
 
   Позднее, ночью, Лаура долго ворочалась без сна Она снова и снова вспоминала выражение глаз Теда, когда он рассказывал о своих фотографиях, о том, что они значат для него и будут значить для увидевших их. И еще в памяти всплыло, как он говорил об отце – без гнева, но так страстно, что сразу же захотелось ему помочь.
   Ее беспокоило, что она никогда не чувствовала подобного сострадания к Стюарту. Да и с чего бы? У Стюарта прекрасные отношения с родителями. Конечно, он прилагал к этому немало усилий. Пусть даже он бы и мечтал стать кем-либо другим, а не юристом, сын похоронил бы эту мечту глубоко в сердце, лишь бы не расстраивать родителей. Да, именно так оно и было.

Глава 12

   Что, собственно, это такое? – спросила Лаура, глядя, как мать вываливает в форму для выпечки какую-то подозрительную зеленую массу. Такая домашняя в этом веселеньком розовом фартуке поверх лиловых джинсов и белой майки, Ширли поставила емкость на плиту.
   – «Гато д'Эпинар а-ля паризьен».
   – Что такое «Гато д'Эпинар»?
   – Запеканка из шпината, но перевод убивает всю пикантность. Стюарт поделился со мной рецептом.
   – Стюарт? Мой Стюарт?
   – Мы с ним, похоже, подружились после того обеда на прошлой неделе. – Она запихнула рулет в духовку и поставила таймер на двадцать пять минут. – Стоило мне только заикнуться, что беру уроки приготовления изысканных блюд…
   – Когда же ты начала свой кулинарный курс?
   – Я и не начинала, но решила изобрести общий интерес, чтобы ему понравиться. – Она любовно ущипнула Лауру за щеку. – И прекрати смотреть на меня, словно я украла бриллианты из королевской короны. Это просто невинный розыгрыш.
   – Стюарт ненавидит розыгрыши.
   – Ну, то, чего он не знает, его не обидит, как я всегда говорю.
   Ширли открыла ящик стола, вытащила два посеребренных подноса и поставила их на кухонный стол у окна, выходящего на общежития Техасского университета.
   – Признаться, он был очень любезен со мной по телефону. Даже обещал как-нибудь зайти в клуб послушать, как я пою.
   «Так, – подумала Лаура. – Та небольшая ссора в ночь, когда они обнаружили фотографии Теда, видимо, все же сослужила хорошую службу».
   – Он так и сказал?
   – Говорю тебе, дитя мое, это совсем другой человек. Он действительно был очень мил со мной. Я даже подумываю сделать ему деловое предложение.
   Лаура опустила свой стакан.
   – Какого рода?
   – Это связано с Джо и продажей «Золотого попугая».
   – Я не знала, что он все еще пытается продать клуб. Мне казалось, бизнес идет успешно.
   Взяв со сверкающей белой стойки кувшин, Ширли налила Лауре стакан чая со льдом.
   – Да, это так. Но он устал и хочет больше времени проводить с внуками.
   – А при чем здесь Стюарт?
   – У Джо есть потенциальный покупатель – молодой наглый делец, который планирует превратить клуб во что-то вроде рок-н-ролльной площадки – то есть, чтобы остаться при работе, мне придется купить «Золотой попугай».
   Лаура чуть не поперхнулась.
   – Купить «Золотой попугай»?! На какие средства?
   Не обращая внимания на реакцию Лауры, Ширли продолжала собирать на стол.
   – Джо сказал мне, что, если я соберу сто тысяч для авансового платежа, остальную часть он профинансирует сам. Но прежде чем нападать на меня, – добавила она, видя, как округлились от изумления глаза Лауры, – выслушай до конца.
   Она развязала тесемки фартука и аккуратно положила его на крышку столешницы.
   – Во-первых, я понимаю, что начинать собственное дело в моем возрасте рискованно. Но «Золотой попугай» имеет устойчивую клиентуру. Я просмотрела бухгалтерские книги и знаю, сколько выручает Джо в неделю.
   – Да имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, сколько времени и энергии потребует содержание клуба-ресторана? Следить за работниками? Ладить с поставщиками? Управляться с капризными посетителями?
   – Я не боюсь тяжелой работы, Лаура. Все, что я хочу, – это лишь доказать, что способна на реальное дело. Но для начала мне нужны сто тысяч долларов на первый взнос.
   – И тогда ты подумала о Стюарте?
   – Да, у меня промелькнула такая мысль. Но, по правде говоря, Стюарт числился вторым в списке.
   – Кто же первый?
   – Джей Би.
   Лаура уставилась на нее, не веря своим ушам.
   – Ты что, серьезно?
   – Он многим людям помог на старте – некоторых он почти не знал. Почему бы ему не сделать то же самое для меня?
   – Я не могу поверить! – воскликнула Лаура, качая головой. – Как можно надеяться, что человек, которому ты причинила жуткую боль, человек, от которого ты ушла через год после свадьбы и шестнадцать лет которого не видела, внезапно все забудет и даст тебе сто тысяч долларов?
   – Прежде всего, ему не придется ничего отдавать. Я готова написать долговую расписку. Так же, как и для Джо.
   – Джей Би никогда не пойдет на это.
   – Откуда ты знаешь? Он когда-то любил меня и, полагаю, все еще питает то же чувство. Ты сама об этом говорила. – Зазвенел таймер. Надев прихватные рукавички, Ширли подошла к плите. – Послушай, если он мне откажет, я пойду к кому-нибудь другому. Может быть, к Стюарту. Но пока Джей Би – моя основная надежда.
   Лаура начала было высказывать новые возражения, но остановила себя. Джей Би – взрослый человек. Он знает, как сказать «нет», даже Ширли. А если не скажет, если он действительно все еще настолько неравнодушен к ней, что захочет помогать, – это его дело.
   – Ну, вот и все. – Ширли повернулась, гордо поднимая исходящую паром шпинатную запеканку. – Фиеста начинается.
 
   Тони позвонил Енцо в Нью-Йорк из таксофона рядом с его номером в мотеле. Босс будет недоволен. Но что он может поделать? Не его вина, что ничего не удалось обнаружить.
   – Очень вовремя, – сказал Енцо, наконец-то сняв трубку. – Что раскопал?
   – Ничего, босс. Я обыскал дом Лауры Спенсер сверху донизу и нашел пшик. Никаких имен, никаких компрометирующих документов и ничего, что могло бы связать Кендалла с вами.
   – А ее офис? Тони засмеялся.
   – Босс, это место более людное, чем Таймс-сквер, причем днем и ночью. – Он сделал паузу. – Может быть, и искать-то нечего.
   – М-м-м. – Енцо немного помолчал. – Вполне возможно. Луиджи сообщает, что «Сентинел» больше ничего не пишет о кампании Кендалла.
   – Ни слова. Думаю, Лаура Спенсер поняла, что откусила кусок больший, чем сможет проглотить, и решила бросить это дело.
   – Может, ты и прав. – Повисла еще одна пауза. – Как держится Кендалл?
   – Хорошо! Я видел его в программе новостей сегодня утром, и, должен сказать, у парня есть стиль.
   Они тоже говорят, что он фаворит на выборах в ноябре.
   – Будем надеяться.
   – Что делать, босс? – Он молился, чтобы Енцо приказал ему возвращаться. Здесь ему больше нечего было делать.
   – Оставайся там. И продолжай обыскивать дом Лауры каждый день. Если она хранит свои записи на работе, то когда-нибудь обязательно принесет их домой. И неплохо было бы с сегодняшнего дня повисеть у нее на хвосте. Просто чтобы я знал, с кем она встречается.
   Тони вздохнул:
   – Хорошо, босс.
 
   – Просто не верится, что пришлось ехать через весь округ, чтобы увидеть собственного брата. – Закрыв дверцу голубого «файерберда», Сандра двинулась навстречу Теду. – Ты с таким же успехом мог бы находиться в Англии, я почти не видела тебя эти дни.
   – Прости, Лютик. Джей Би загрузил меня работой.
   Обняв ее за талию, он повел ее к дому.
   – Как дела, сестрица?
   – Очень даже хорошо. – Она взглянула на него. – А как ты? У тебя проблемы на телевидении?
   – Нет. Я пообещал появиться в одном из утренних шоу, а в ответ они согласились не возбуждать иск.
   – Что, если они опять примутся за свое, когда ты будешь перед камерой?
   – Вряд ли. Директор студии дал мне слово.
   Под широкой аркой, соединявшей фойе с гостиной, Сандра остановилась и обежала комнату взглядом.
   – Господи, я и забыла, как любила это место, как тепло и уютно чувствовала себя здесь, не то, что в мавзолее, где мы выросли.
   – Осторожнее. Ты говоришь прямо как я. Папе бы это не понравилось.
   Выбрав кресло, на которое падал солнечный свет, Сандра сбросила сабо и залезла в него с ногами, поджав их под себя.
   – А где Джей Би?
   – Играет в гольф с шерифом Уилсоном.
   Тед сел напротив и закинул руку на спинку кресла.
   – У тебя что-то на уме, сестричка?
   – На уме у меня папа и ты.
   Тед поднял руку в протестующем жесте.
   – О, нет, не надо. Этот вопрос закрыт. Раз и навсегда.
   – Ты даже не выслушал меня, – запротестовала она.
   – И не собираюсь. Твои глаза уже все мне сказали. Ты приехала, чтобы попытаться еще раз замолвить словечко за доброго, старого папу? Ответом будет – «нет».
   – Я приехала не потому. Ну… не совсем по этому поводу.
   – То есть? – спросил Тед и тотчас пожалел, что задал этот вопрос.
   – Это значит, что, после того как ты выслушаешь меня, твое мнение об отце изменится.
   – Ох, Сандра! Не люби я тебя так сильно, духу твоего здесь бы уже не было! Но так, как я тебя люблю и поскольку знаю, что ты не уйдешь, пока не выговоришься… – он сделал великодушный жест, – то давай говори. Но, предупреждаю, ты попусту теряешь время.
   – Все не так-то просто. – Она глубоко вздохнула, задержала дыхание, а затем выпалила: – Ты не знаешь всего. Мне давно следовало бы рассказать об этом тебе.
   Тед растянул рот в иронической усмешке.
   – Новые темные тайны из семейного шкафа Кендаллов?
   – Эта касается мамы.
   Усмешка Теда исчезла.
   – При чем здесь мама?
   – Ты помнишь, как набросился на папу в день маминых похорон, как сказал, что, если бы он уделял ей больше внимания, она бы не покончила с собой?
   Как мог он забыть?
   – Помню, что говорил что-то в этом роде, да.
   – Так вот… Мама была не так одинока, как все считали.
   – Что, черт возьми, это значит?
   – У нее был любовник.
   Бомба, взорвавшаяся прямо у него на коленях, удивила бы Теда меньше.
   – Повтори еще раз.
   Сандра облизала губы.
   – Ты был далеко, учился в университете, но за две недели до маминой смерти папа обнаружил, что у нее есть любовная связь.
   – Ерунда! Она любила отца.
   – Судя по всему, это не помешало ей изменить ему.
   Он бросил на неё возмущенный взгляд.
   – Очередное папочкино промывание мозгов? Это он забил тебе голову лживыми сказками?!
   – Нет. Он даже не подозревает, что мне об этом известно.
   – Откуда ты узнала?
   – Я слышала, как они ссорились однажды ночью и все последующие ночи – ужасные сцены, настолько пугавшие меня, что я пряталась за шторами. Но все равно я слышала, как папа требовал назвать имя того человека.
   – Боже мой, Сандра!
   – Это правда. Он был как сумасшедший, кричал, угрожал выбить имя силой, если она не скажет сама.
   – Она назвала его?
   – Нет. Продолжала все отрицать.
   – Вот видишь. В нем просто бушевала ревность. Ты же знаешь, каким он становился, когда видел, что другие мужчины засматриваются на нее.
   Сандра покачала головой:
   – Однажды ночью, после особенно безобразного скандала, мама, в конце концов призналась, что у нее есть любовник, и заявила, что хочет развестись. Папа был в шоке. Я знаю, потому что наступило долгое молчание; затем чуть погодя я услышала, как хлопнула дверь их спальни. На следующее утро за завтраком он был необычайно тих, и глаза у него были красные, как будто он плакал. Я тогда хотела как-нибудь его утешить, но не знала как. Поэтому я промолчала. Мне казалось, что если притвориться, будто ничего не случилось, то весь этот ужас исчезнет. Так оно и произошло. Мама поехала с ним в Аспен, и мне показалось, что все пришло в норму. – Сандра смахнула слезинку. – В следующее воскресенье ее уже не стало.
   Тед словно врос в кресло.
   – Ты уверена, что именно так все и было, Сандра? Не могла ты принять за реальность какой-нибудь дурной ночной сон, навеянный подсознанием шестилетнего ребенка?
   Она отрицательно покачала головой:
   – Нет, это не было ночным кошмаром. Это случилось на самом деле.
   – Почему ты раньше мне не рассказала?
   – Боялась. Я до сих пор не уверена, что полностью поняла смысл происходившего. Поэтому я выбросила все из головы и никогда к этому не возвращалась. Мне было слишком тяжело. Я была настолько раздавлена смертью мамы, что все остальное стало несущественным. Лишь годы спустя, когда я прочла биографию отца и то, какой идеальной парой они были, я смогла снова посмотреть фактам в глаза.
   – А мама так и не раскрыла имени этого человека?
   – Нет. Эту тайну она унесла в могилу.
   – Ты не помнишь, чтобы кто-нибудь постоянно приходил в дом? Какие-нибудь телефонные разговоры?
   – Ничего.
   – Черт, должна же была!
   Тед спрыгнул с кресла и заходил из угла в угол, засунув руки в карманы.
   – Ты же все время была с ней!
   Внезапная вспышка Теда вызвала румянец на щеках у Сандры.
   – Мне было шесть лет. Шпионить за собственной матерью мне и в голову не приходило!
   – Прости.
   Он взъерошил волосы, чувствуя себя идиотом оттого, что выплеснул свой гнев на Сандру.
   – Просто это… Это полностью все меняет. Если у нее кто-то был, тогда ее смерть может оказаться вовсе не самоубийством.
   Глаза Сандры расширились от ужаса.
   – Что ты хочешь сказать?
   – Я говорю, что, возможно, она была убита.
   – Тед, полиция провела тщательное расследование. У них не было оснований подозревать преступление. И потому сделала вывод, что она совершила самоубийство.
   – А знаешь, я никогда не верил в это. Мама была не того склада, чтобы выброситься с балкона. Или убить себя каким-либо другим способом. Она слишком любила жизнь. – Его голос смягчился. – И еще, она любила тебя. Она никогда бы не решилась оставить свою дочь.
   – Но кому нужно было ее убивать?
   – Может быть, ее любовнику. Возможно, она передумала уходить от отца, и тот человек в гневе убил ее. – С трудом овладев собой, он добавил: – Ты понимаешь, что мы должны сообщить в полицию?
   В глазах ее появилась тревога.
   – Сообщить о чем?
   – Что к делу причастен еще один человек. Им это может показаться интересным.
   – Какая теперь разница? Столько времени прошло.
   – Неужели тебе, по крайней мере не интересно, что в действительности произошло в тот день? Если кто-то убил маму, неужто ты не хочешь, чтобы его покарали?
   – Конечно, хочу. Но как же папа? Как отразится на нем этот скандал?
   – Думаю, он не меньше нашего хотел бы знать правду.
   Сандра не ответила.
   – Он должен был сказать мне. – Тед скорее говорил самому себе. – Он не должен был позволить мне уйти с похорон, не раскрыв правды.
   – Ты не дал ему такой возможности, настолько разъярился. Даже если бы он и попытался рассказать, ты бы не стал слушать.
   Пожалуй, так оно и было. Сын походил тогда на умалишенного, обуреваемого одной навязчивой идеей – обвинять.
   – Я намеревалась тебе рассказать, когда поехала к тебе в Лондон, – продолжала Сандра, – но, так как ты согласился вернуться домой, надобность отпала. А особенно потому, что я знала, как тебе будет больно. Сейчас я открылась только из-за того… – она нерешительно взглянула на него, – из-за того, что это мой последний козырь, последняя надежда на то, что ты еще раз дашь папе шанс.
   – Почему всегда я? Почему он не может дать мне шанса?!
   – Тед!
   – Он мог бы прийти на выставку, Сандра. Мог бы покончить с этой дурацкой враждой раз и навсегда.
   Сандра опустила голову. Ей нечего было сказать, нечем утолить горечь в сердце Теда.
   – Где ее вещи? – вдруг спросил Тед.
   Вопрос застал Сандру врасплох.
   – Чьи вещи?
   – Мамина одежда, книги, записи – все, что осталось.
   – Одежду папа раздал. Драгоценности у меня. Можешь забрать все, что хочешь, – добавила она, ошибочно истолковав его вопрос.
   Он покачал головой:
   – Меня больше интересуют фотоальбомы, старые письма, которые могли сохраниться.
   – Люсинда упаковала все в коробки и убрала на чердак. Я давно там не была, но все коробки помечены.
   – Я хочу взглянуть на них.
   – Пожалуйста.
   – Когда отца не будет дома.
   – О! – Сандра на секунду задумалась. – Завтра после обеда он пойдет играть в бридж к генералу Макгоу. Я предупрежу Люсинду.
   Он кивнул:
   – Спасибо, сестричка.
   Она подняла на него теплые карие глаза:
   – Ты ведь это не из сентиментальности? Я имею в виду, хочешь просмотреть мамины вещи?
   – Не совсем.
   – Что ты надеешься найти?
   Тед пожал плечами:
   – Если повезет, ключ к разгадке личности того человека.
   – Ты и впрямь думаешь, что этот таинственный незнакомец может иметь отношение к смерти мамы?
   – Не знаю. Знаю только, что не собираюсь сидеть сложа руки. Я должен до конца разобраться в этой истории. Ради отца, – добавил он неслышно, – я у него в долгу.
 
   Если не считать толстого слоя пыли и скоплений паутины, чердак остался таким же, каким Тед его помнил.
   Среди разного хлама виднелись былые знакомцы: старый велосипед-десятискоростник с погнутым колесом, авиамодельный планер, который он все время разбивал, а потом восстанавливал, потертая бейсбольная перчатка-ловушка, кукольный домик Сандры с облупившейся краской.
   Вещи с этикетками «Миссис Кендалл» были упакованы и составлены вдоль дальней стены. Тед пробрался туда, сел на пол и стал разбирать коробку за коробкой.
   Все сохранилось – любимые книги Элизабет, некоторые с дарственными надписями авторов, фотографии ее предков в рамках, дюжина вышитых носовых платков, груда коробочек из-под пилюль, даже пенал для ручек, который он сделал для нее еще в детском саду. Но никаких фотографий, дневников, записных книжек. Ничего, что указывало бы на личность таинственного любовника матери.
   Он разочарованно поставил последнюю коробку на место и поднялся. Еще раз оглядев чердак, зацепился взглядом за сумку для клюшек для гольфа, лежавшую у него под ногами.
   Сердце екнуло от боли. Набор клюшек был подарком Элизабет Чарльзу в день десятилетия свадьбы. По словам Люсинды, именно ими он играл в гольф в день смерти Элизабет.
   После трагедии Чарльз убрал клюшки и больше никогда не выходил на поле.
   Ухватившись за ручку, Тед поставил пыльную сумку вертикально и прислонил к стене. Клюшка с номером девять, выбитым на стали головки, торчала прямо перед ним.
   Губы Теда растянула улыбка, когда он вспомнил, как отец пытался научить его гольфу.
   – Все дело в движении запястья, сын, – демонстрировал технику удара Чарльз. Но Тед, которому было тогда девять лет, так и не преуспел в игре. Постепенно он оставил попытки научиться и, к неудовольствию отца, переключился на теннис.
   Поддавшись искушению, он вытащил клюшку из сумки и чуть не обмер.
   Вокруг сухой треснувшей кожи рукоятки обвилась золотая цепочка, которую он мгновенно узнал. Она принадлежала матери.
   Потрясенный, он осторожно, стараясь не тянуть, распутал цепочку, и она скользнула в его раскрытую ладонь. Эту семейную реликвию, тонкую нить флорентийского золота, Элизабет получила в наследство от бабушки.
   Она была на ней в день гибели, но когда полиция нашла тело, цепочки на шее не оказалось. Пропавшая цепочка, впрочем, при расследовании не заронила никаких сомнений в том, что это самоубийство. Специалисты посчитали, что она могла слететь во время падения.
   Тед вновь посмотрел на цепочку, на этот раз внимательнее. Только теперь он заметил, что она была порвана, замочек вывернут, словно ее сдергивали с шеи.
   – Что за черт.
   Он перевел взгляд с цепочки на сумку для гольфа. Если цепочка найдена, то, что она делает в старой сумке для гольфа? Почему ее не починили и не отдали? Сандре вместе с остальными драгоценностями Элизабет?
   Внезапно открывшаяся истина словно оглушила его.
   Чарльз. Чарльз бросил сюда цепочку. Чарльз убил Элизабет.

Глава 13

   Сандра сбежала из школы, не дожидаясь конца последнего урока. Вбежав в дом, она нос к носу столкнулась с Тедом, который спускался с лестницы.
   – Нашел что-нибудь?
   По угрюмому выражению его лица она поняла, что нашел.
   Тед присел на ступеньку и подождал, пока Сандра пристроится рядом, прежде чем показать ей улику.
   – Мамина цепочка, – прошептала Сандра. Она взяла ее, словно та была из хрупкого стекла, и долго рассматривала. Когда она подняла голову, кровь отхлынула от ее щек, а в глазах стояли слезы. – Где ты ее нашел?
   – На чердаке.
   – Но, как могло так получиться? После смерти мамы папа нанял команду скалолазов, чтобы найти ее. Они вернулись с пустыми руками. Как же она попала к маминым вещам, если ее так и не отыскали?
   – Она была не в маминых вещах.
   – Тогда где же?
   – В старой папиной сумке для клюшек.
   Глаза Сандры округлились.
   – Как она туда попала?
   Он бросил на нее долгий оценивающий взгляд, гадая, готова ли она услышать правду. Она не просто обожала отца, она всегда яростно его защищала. В то же самое время сестра ненавидела, когда с ней обращались как с ребенком.