Страница:
И твоей колдунье? Воздух зазвенел от его иронии и гнева — прохладный звук, похожий на перешептывание стеклянных осколков на ветру.
Джон ничего не сказал, но внутри него что-то словно истекало кровью. Уже чуждо драконам, сказал Энисмирдал о черном драконе, и глядя на это вырезанное из гагата великолепие, Джон вдруг вспомнил свою мать в изгнании — одиночество на этом пустынном острове и то, что он нес внутри.
Весь этот непомерный гнев, расцвеченный, подумал Джон, годами безмолвия и морских ветров, слился в этом низком спокойном голосе, что заговорил в глубинах его разума.
Я сказал ей, когда она отвернулась от меня, что за любовь к смертным есть цена. Вот она, эта цена. Останься она со мной — останься она джер-драконицей
— Джон услышал и понял слово (самка, еще не имевшая птенцов) — тебе не нужно было бы искать меня. Будь ее сын драконом, этой проблемы бы не было.
Драконий гнев был холоден, как крошащееся стекло. Джон снова почесал бороду и сказал:
— Ну, рискуя очередным маканием в море, думаю, ты не прав насчет этого. Если Сентуивир случайно выбрал это время и это место, чтобы напасть, я сжую свои перчатки. Этот малый в очаровательном берете оказался ушлым парнем, он подождал, пока я сделаю за него всю работу. Мне кажется, пройдет немного времени, и у драконов будут те же проблемы, что уже есть у меня.
Драконы заботятся каждый о себе. Моркелеб снова сдвинул крылья и на костях его таза, в эбонитовых зарослях шипов на суставах, позвоночнике и черепе засияли первые солнечные лучи. В дни, когда Изикрос создал свое войско, мы жили в Горах Теней, и в пещерах этих гор, которые называли Убийцы Людей; мы не живем там больше.
Люди слабы, Драконья Погибель. Когда человек сталкивается с тем, кто сильнее его, он бежит по улице и кричит, и из дверей выйдут люди и нападут на силача ради слабейшего. Таков путь людей, которые всегда боятся.
Джон не говорил ничего какое-то время, слушая голос прибоя на скалах внизу. Пытался придумать, что сказать, чтобы привлечь это чуждое создание; пытался, отчаянно понимая, что если он скажет что-то не так, Ян и в самом деле пропал. Но все, что он нашел сказать, так это:
— Не позволяй своей ненависти ко мне украсть у нее сына, которого она любит.
Темная голова резко обернулась; Джону пришлось быстро отвести глаза, чтобы избежать алмазного мерцания его взгляда. Ты забываешь, что говоришь не с человеком. Ненависть чужда драконам.
Джон сказал:
— Как и любовь.
Да. Со щелчком, похожим на удар молнии, шелковистые крылья распахнулись, ловя океанский ветер. Дракон размотал хвост со скал. И она тоже.
За миг до этого дракон взобрался на вершину, похожий на огромную сверкающую птицу. И сейчас его мускулы, чешуя и сухожилия словно стали всего лишь тенью и весили не более шарфа из тончайшего шелка. Его легко подхватил ветер, он поднялся над тенями пика и весь словно вспыхнул драгоценными камнями, когда направился к солнцу. Джон наблюдал за ним, а сердце кричало, Нет! Драконьи крылья согнулись; он спикировал почти к самым волнам, потом быстро и круто забрал вверх, словно сокол, взмывающий над добычей. Но не упал камнем, как сокол. Он спирально уходил все выше и выше на фоне ясного неба и полетел на запад, уменьшаясь и исчезая в воздухе.
Джон ничего не сказал, но внутри него что-то словно истекало кровью. Уже чуждо драконам, сказал Энисмирдал о черном драконе, и глядя на это вырезанное из гагата великолепие, Джон вдруг вспомнил свою мать в изгнании — одиночество на этом пустынном острове и то, что он нес внутри.
Весь этот непомерный гнев, расцвеченный, подумал Джон, годами безмолвия и морских ветров, слился в этом низком спокойном голосе, что заговорил в глубинах его разума.
Я сказал ей, когда она отвернулась от меня, что за любовь к смертным есть цена. Вот она, эта цена. Останься она со мной — останься она джер-драконицей
— Джон услышал и понял слово (самка, еще не имевшая птенцов) — тебе не нужно было бы искать меня. Будь ее сын драконом, этой проблемы бы не было.
Драконий гнев был холоден, как крошащееся стекло. Джон снова почесал бороду и сказал:
— Ну, рискуя очередным маканием в море, думаю, ты не прав насчет этого. Если Сентуивир случайно выбрал это время и это место, чтобы напасть, я сжую свои перчатки. Этот малый в очаровательном берете оказался ушлым парнем, он подождал, пока я сделаю за него всю работу. Мне кажется, пройдет немного времени, и у драконов будут те же проблемы, что уже есть у меня.
Драконы заботятся каждый о себе. Моркелеб снова сдвинул крылья и на костях его таза, в эбонитовых зарослях шипов на суставах, позвоночнике и черепе засияли первые солнечные лучи. В дни, когда Изикрос создал свое войско, мы жили в Горах Теней, и в пещерах этих гор, которые называли Убийцы Людей; мы не живем там больше.
Люди слабы, Драконья Погибель. Когда человек сталкивается с тем, кто сильнее его, он бежит по улице и кричит, и из дверей выйдут люди и нападут на силача ради слабейшего. Таков путь людей, которые всегда боятся.
Джон не говорил ничего какое-то время, слушая голос прибоя на скалах внизу. Пытался придумать, что сказать, чтобы привлечь это чуждое создание; пытался, отчаянно понимая, что если он скажет что-то не так, Ян и в самом деле пропал. Но все, что он нашел сказать, так это:
— Не позволяй своей ненависти ко мне украсть у нее сына, которого она любит.
Темная голова резко обернулась; Джону пришлось быстро отвести глаза, чтобы избежать алмазного мерцания его взгляда. Ты забываешь, что говоришь не с человеком. Ненависть чужда драконам.
Джон сказал:
— Как и любовь.
Да. Со щелчком, похожим на удар молнии, шелковистые крылья распахнулись, ловя океанский ветер. Дракон размотал хвост со скал. И она тоже.
За миг до этого дракон взобрался на вершину, похожий на огромную сверкающую птицу. И сейчас его мускулы, чешуя и сухожилия словно стали всего лишь тенью и весили не более шарфа из тончайшего шелка. Его легко подхватил ветер, он поднялся над тенями пика и весь словно вспыхнул драгоценными камнями, когда направился к солнцу. Джон наблюдал за ним, а сердце кричало, Нет! Драконьи крылья согнулись; он спикировал почти к самым волнам, потом быстро и круто забрал вверх, словно сокол, взмывающий над добычей. Но не упал камнем, как сокол. Он спирально уходил все выше и выше на фоне ясного неба и полетел на запад, уменьшаясь и исчезая в воздухе.
Глава 12
Мне придется рассказать Джен.
Эта мысль была едва ли не больше, чем он мог вынести.
А затем, Мне придется дотащить Молочай до земли.
В какой-то пустоте оцепенения Джон снова наполнил все емкости для воды на своем суденышке из ручья, сложил одеяла и разбросал пепел от костра.
Ян пропал.
Демоны проникли в Изикроса и выжгли его душу…Используя его магию, как кукловод использует куклу.
Джон коснулся уже перестающих болеть ребер.
Что бы ни случилось — почему бы маг-демон ни забрал мальчика-колдуна — очевидно, они нигде еще не появились: демоны, маги, дракон.
И в данный момент только он, Джон Аверсин, знал.
Он проверил воздушные баллоны Молочая и обнаружил, что они еще держатся на плаву. Взбираясь по лестнице и на ивовый планшир, когда судно поднялось над тенями соседнего утеса, он ощутил странную печаль, покидая остров.
В двигателе было немного энергии, и он какое-то время заводил его вручную, пока мощность не усилилась достаточно, чтобы развернуть нос корабля в сторону самого большого из трех Последних Островов. Его первым желанием было сразу же направиться на восток: Если бы Молочай упал на полпути между Шхерами и полуостровом Тралчет, то наверное, он смог бы пройти под парусом до этого жалкого скопления хижин и развалин в устье реки Элд, но пробовать ему совсем не хотелось. На самом большом острове он настрелял чаек, сварил их, собрал яйца, чтобы запечь, и снова направился в сторону заката. В мыслях и сердце была пустота. Интересно, может ли Дженни его видеть на этих островах — обиталищах драконов, и если может, то знает ли она, что он делает и что узнал.
Ян пропал.
Он закрыл глаза и увидел след башмака сына и следы этого человека в расшитом берете.
Они были где-то на островах. Я мог их найти…
Он отбросил эту мысль. Они объявятся, думал он. В Уинтерленде, на юге, в воздухе над Кайр Корфлин или Белом, плюясь кислотой и огнем…Они объявятся.
Он молился, чтобы добраться и предупредить командира Роклис раньше, чем они это сделают.
В свинцовом сумраке северной полуночи он видел мальчишечье лицо, окрашенное светом костра и дыма нижнего двора в Ходле: Я не неопытный. Видел красное личико малыша размером не больше его кулака, безобразное и нахмуренное под шелковистым пухом черных волос.
Ох, сынок.
Демоны.
Его сердце переворачивалось в груди.
Согласно Дотису в его Историях и случайным упоминаниям у Горгонимира, в прошлом наказание тех, кто связался с демонами, включало сдирание кожи, четвертование и сожжение заживо. Горгонимир составил скрупулезную иерархию Исчадий Ада, начиная с простых болотных тварей, шептунов, леших, огневиков, домовых и гномов до созданий тьмы, что проникают в человеческие души. Есть демоны и демоны, сказал Моркелеб. Когда Джон читал древних, у него сложилось впечатление, что большинство из них не знают, о чем говорят.
Как вернуть обратно души тех, у кого их вырвала болезнь, Драконья Погибель?
Он не может пропасть. Не может.
Время от времени болотные твари овладевали ребенком и их изгоняли. Эта задача доводила Дженни до изнеможения и она всегда действовала с величайшей, тщательнейшей осмотрительностью, но все же это было в ее силах, и иногда, если это сделать достаточно быстро, душу ребенка можно было исцелить ( по крайней мере, часть ее). Конечно, даже самые мелкие огневики с болот могли быть смертельно опасны. Джон знал, что на Дальнем Западном Выезде, рядом с Призрачными Топями, когда кого-то хоронили, то труп привязывали к гробу до тех пор, пока его не сожгут, опасаясь, что там поселятся демоны.
Волшебник-демон. Демоны, что сильнее заклинаний, которыми обычно защищают себя волшебники.
Он закрыл глаза, пытаясь скрыться от картин, что теснились в его сознании и терзали его.
Он слышал шептунов на болотах, подражавших голосам Дженни, Яна или одной из его теток. Они просили его сделать то-то и то-то или пытались завести в топи. Он думал, что для Исчадий Ада не составит труда поговорить с магом во сне. Соверши этот обряд, произнеси эти слова, смешай кровь и жидкость на раскаленном гром-камне — и ты получишь силу, которую ищешь… Дженни была не единственной, кого учили, что ключ к магии — это магия. Он знал, было время, когда она сделала бы все, что угодно, чтобы усовершенствоваться в своем искусстве.
Только вот пар зашипит совсем не из-за магии.
Этой ночью и на следующие сутки он снова летел на восток над пустыми морями, где возможно, идя под парусом и вручную заводя пружины двигателей. Он следил за компасом, наблюдал в подзорную трубу, сверялся с картами, которые сделал, и время от времени проверял вертлюги катапульт и смазывал ядом гарпуны. Дважды он видел дракониц, купавшихся и резвившихся с самцами на гребнях волн.
Бытие каждого из нас, сказал Энисмирдал. Бытие. Целые галактики смысла и оттенков смысла включало это бытие: раскаленная совершенная белизна, подобная плотной сердцевине звезды, из которой кругами, как свет, расходится магия. Драконья магия — такую впитала от Моркелеба Дженни в те дни, когда была драконом, источник ее и корни — неистребимая воля.
Вероятно, демоны могли забрать и это.
По крайней мере, думал Джон, я знаю больше, чем знал. По крайней мере, я могу прийти к Джен — если выберусь живым — и сказать, Был, знаешь ли, такой волшебник, его звали Изикрос, он заключил сделку с демонами…
Но сначала, подумал он, ему придется сообщить об этом Роклис. Сказать, что на свободе Исчадье Ада, которое носит тело волшебника и владеет силой волшебника. На свободе Исчадье Ада, обитающее в теле и вытягивающее силы из того, кто был его сыном.
Он был Драконьей Погибелью. Он был единственным, кто понимает, как мало кто из людей, как сразить звездную птицу.
Он был единственным, кого они позовут, когда это дьявольское трио — одержимый демоном маг, одержимый демоном раб и одержимый демоном дракон — вернется из укрытия на Шхерах Света.
Нет, думал он, изгоняя из сознания понимание того, что, по всей вероятности, его призовут сделать. Нет.
В раскаленном сиянии полудня Джон посадил Молочай на остров, похожий по очертаниям на башмачок придворной дамы, как раз вовремя, чтобы увидеть яркий отблеск голубизны и золота, быстро пронесшийся низко над морем, и взобравшись на вершину утеса с подзорной трубой, разглядел две фигуры, сидевшие на спине дракона.
С колотящимся сердцем он следил за ними в трубу и увидел, как они устроились на другом островке примерно в двадцати милях к северу. Его руки дрожали, когда он вытряхнул дюжину обрывков пергамента из сумки: Согласно его более раннему осмотру это был С-образный остров с лагуной в центре, сверкавший водопадами, густо заросший лесом и населенный овцами.
Построить плот, пересечь открытое море и победить всех троих одним взмахом могучего клинка?
Я напишу об этом балладу.
Подождать, пока они не уйдут, а потом как можно быстрее направиться на восток и оставить сына, или то, что осталось от его сына, в руках демона?
Он закрыл глаза, а сердце так болело — он и не думал, что такое возможно.
Ян, прости меня.
Дженни, прости меня.
Он уже знал, что сам никогда не сможет простить это себе.
Он остался на пике, ожидая, наблюдая, задаваясь вопросом, что ж он будет делать, если они не улетят, если ему придется поднимать Молочай в воздух, когда они еще будут там, в умирающих ломких сумерках.
Но утром он увидел вспышку светящейся голубизны в небе, и повернув подзорную трубу на восток, увидел, как Голубой Нимр сделал круг над волнами, где среди скал в лагунах ныряли и купались драконицы, которые выглядели на глубине в тысячу раз темнее, чем наполненные светом полуночные небеса.
В изнеможении, ослепленный болью и страданием, он не смог удержаться и повернул трубу, чтобы посмотреть. Интересно, а самки присоединяются к ним в определенное время года, как делают кобылицы и коровы? Или они похожи на женщин, которые выбирают мужчину по другим причинам, более замысловатым и неопределенным? Почему он не видел ни одного детеныша, ни одного дракончика? Дотис — или это был Сирдасис? — где-то сказал, что молодые драконы ярко окрашены, но узор у них прост — полосы, ленты — как у черно-желтого Энисмирдала, и узоры становятся все запутаннее и красивее спустя столетия, когда дракон взрослеет. Моркелеб был черен. Что это значило?
И что случается после черноты?
Мой сын мертв, подумал он. У меня отличные шансы пойти ко дну посреди океана на полдороге домой, потом, если доберусь до земли, пройтись пешком от Элдсбауча до Кайр Корфлин, а ПОТОМ придется драться с магом-демоном и драконом, а я тут интересуюсь любовной жизнью драконом?
Адрик прав. Папа был прав. Я смешон.
Нимр снова сделал круг над морем, касаясь кончиками крыльев волн. Воздух как будто был оплетен гирляндами драконьей музыки, наполняющей мысли Джона, свиваясь с другими, еще более странными мелодиями. Серенады для дамы?
Но пришла не самка дракона.
Это был Сентуивир.
Сентуивир обрушился на голубого дракона, как пикирующий сокол, стремительно падая с белого хрусталя полуденных небес, плотно прижав крылья к бело-золотым бокам, открыв клюв, вытянув когти, с пустыми жуткими глазами. Нимр изогнулся, кружа в воздухе, увернувшись явно в последний момент, когда голубой с золотом дракон оцарапал его; Нимр зашипел, хлеща в ответ когтями, зубами и хвостом.
И поднялся вверх, нанося удар туда, где Сентуивира не было. Никогда не было.
Свет и молнии пылали и били Джону в глаза — неуловимое движение и вихри воздуха. Иногда он видел двух драконов, иногда трех или четырех, замечал Сентуивира или просто обрывки движущейся, крутящейся голубизны и золота, словно северная заря сошла с ума. Они окружили Нимра, который без толку хлестал и кусался, в воздухе. Но из тех граней и взвихрений цвета и молний вырвался огонь, покрывая бока Нимра, когда тот крутился в воздухе, и из отметин когтей, что появились на животе и боках, хлынула кровь.
Голубой дракон бежал. Сентуивир преследовал его повсюду, уже видимый, окутанный безумными преломлениями иллюзий. На миг, когда голубой с золотом дракон снова стал видимым, Джон заметил, что за его спину цеплялась не одна, а две фигуры, вклинившись среди шипов, подсунув ноги под ремень из вышитой кожи, что опоясывал дракона.
Его сердце застряло в горле, когда он увидел темные волосы, выцветшие пледы. Два дракона изогнулись и сцепились, воздух между ними обжигал и мерцал светом, иллюзией, магией, также как огнем, кровью и брызгами волн. Они упали, сцепившись — шипы, огонь, молотящие хвосты — и опускались к морю. Они были близко к водоворотам двенадцати скал, если Ян выберется здесь, его невозможно будет спасти…
Его и сейчас невозможно спасти, подумал Джон, все еще не в состоянии дышать.
Нимр сделал последнюю попытку сбежать, рванувшись на юг. Сентуивир упал на него сверху и снизу, разрывая и раня, нарываясь на огромные шипы и лезвия позвоночника, суставов крыльев и оперения на шее другого дракона, и на этот раз Нимр тоненько сипло закричал — ничего похожего Джон прежде от драконов не слышал — и нырнул в море, таща за собой Сентуивира и двух наездников.
Ян! Джон задыхаясь, оступился на нависшем краю утеса и опустился на колени среди морского овса и маков. Он весь дрожал, наблюдая за морем, где в зыби волн исчезли два дракона, волшебник и его раб. Слишком долго, думал он, борясь с тошнотой и задыхаясь. Слишком долго, чтобы выжить…
В волнах вспыхнуло пламя. Поверхность пробила голова Сентуивира, затем спина. Телескоп показал Джону, что седоволосый маг еще цепляется за спину дракона, держа Яна за воротник куртки. Ян хватал ртом воздух от удушья, но не сопротивлялся. Лицо мужчины было жестоко, но странно беззаботно, словно он не испытывал страха перед смертью. Он уставился на огромную голубую фигуру Нимра, которого Сентуивир крепко держал когтями и зубами за крыло и шею.
Двигаясь с помощью хвоста, Сентуивир направился к круглому острову. Один раз Джон подумал, что заметил, как Нимр борется и двигает другим крылом. Но он явно умирал, когда нападающий вытащил его на берег.
Смотреть на это было тяжело. Джон в отчаянии огляделся, а потом побежал по вершине утеса к более высокой скале, которая опасно нависала над темно-голубыми волнами на высоте тридцати футов.
В очках он ясно видел лицо драконьего волшебника: маленький холодный рот и маленькие холодные близко посаженные глазки. Чисто выбритый мужчина, утонченный и богатый — человек с холодными глазами купца. Он наполовину стащил Яна со спины Сентуивира и положил на песок невдалеке. Он его даже не укрыл, просто повернулся к двум драконам, вытащил из рюкзака серебряный подсвечник, свертки и пакеты с порошками, необходимыми для исцеляющих заклятий и начал чертить магические диаграммы на песке.
Диаграмма охватила Сентуивира, который присел на задних лапах и сложил крылья. Голубая с золотом звездная птица казалось, была не ранена и сидела более спокойно, подумал Джон, чем сидел любой дракон, которого он видел ранее. Завершив диаграмму и выполнив все сиглы власти и исцеления, драконий волшебник — волшебник-демон — вытащил из рюкзака еще один осколок хрусталя и, как раньше, вонзил его в затылок Нимру. Когда Сентуивир повернул голову и ветер подхватил мех и перья его огромной многцветной гривы, Джон увидел отблеск хрусталя под рогатой бахромой на шее. Драконий волшебник взял что-то
— немного драконьей крови, подумал Джон, хотя уверен не был — в чашу из золота и перламутра, и понес ее туда, где лежал Ян. Полоснув по запястью, он дал крови, что капала с него, смешаться с драконьей, и вытащил из чаши что-то вроде талисмана. Для Джона это выглядело так, словно он прижал его к губам Яна, а потом к собственным; затем расстегнул на груди одежду и сунул талисман, который сделал, внутрь. Вероятно, подумал Джон со странным равнодушием, в медальон на шее, для безопасности.
Ян лежал на том же месте, пока волшебник перевязывал его запястье. Джон не видел, открыты у него были глаза или закрыты, но когда волшебник пошел прочь, мальчик чуть шевельнулся, так что Джон знал, что он жив. Волшебник вернулся к Нимру, на этот раз без опаски пересекая начерченные линии силы.
Джон отнял телескоп от глаз. Он вспотел, словно был поражен какой-то мучительной хворью, и какое-то время его мысли были заняты только лицом сына и лицом драконьего волшебника — волшебника-демона — который работал над Нимром.
Демон или нет, подумал Джон, но он ранен. Сентуивир ранен. Ян, или то, что было Яном, тоже лежит больной.
Если я должен их убить, это мой шанс.
Оставайтесь там, отчаянно шептал Джон. Просто оставайтесь там и спите. Я скоро приду.
Он не позволял себе думать о том, что случится тогда.
Он собрал и пересчитал разнообразные куски своей второй машины на небольшой площадке на дне трещины, что рассекала остров. Ближе к полуночи сумрак сгустился, но по краю неба еще держался молочный свет, и никак не темнело настолько, чтобы нельзя было увидеть, что он делает.
Где-то ближе к концу ночи он прилег на теплый песок и заснул. Его сны были тревожны, в них мелькали темные сутулые фигуры, сияли бледные зеленые глаза, повсюду пахло рыбой, паленой кровью и серой. Он думал, что видит каких-то тварей, вроде блестящих ящериц, которые выползали из прибоя и танцевали на узком пляже черепахообразного острова, думал, что видит драконьего волшебника, сидевшего в середине и позволявшего им пить из своей чаши из золота с перламутром.
Сначала старый волшебник, подумал он, вставая после сна. Он установил пластины из тройного хрусталя, колеса, шестерни и кардан рулевого управления, что было самой сутью, сердцем драконоборческой машины. Может, этим все и кончится.
В Яне сидел демон, и он знал, что этим не кончится, но пытался об этом не думать. Хотелось бы ему больше узнать от Моркелеба о хрустальных шипах в черепах драконов, о природе одержимости, которая охватывает драконов…
Они собирались где-то напасть, и почти наверняка раньше, чем он сам сможет добраться до земли.
Тело и кости, сказал его отец. Тело и кости.
Он установил металлические пластины на деревянные балки и перенес все катапульты Молочая, кроме двух, в крепкий внутренний отсек Ежа. Когда он закончил, это и в самом деле было похоже на ежа, ощетинившегося колючками, как дракон. Если у него нет маневренности и скорости, что дала бы ему лошадь, ему нужны доспехи, сила и внезапность. Здравый смысл говорил, что ему нужно отдохнуть, настрелять дичи, поесть. Он чувствовал, что силы утекают по мере того, как садится луна и утро близится к полудню.
За час до полудня он подтянул шестерни и пружины двигателя, сделанного гномами, и огромным штурвалом в кабине управления вытолкнул это на берег. Еж зашатался и затрясся, потом завертелся в маленьком круге, отказываясь двигаться быстрее, не обращая внимания, как Джон сгибал и толкал разновесы. Выругавшись, он перебросил рычаги тормозов, ослабил пружины и снова разобрал двигатель. Прибой бился о скалы. Кричали чайки. Смещались тени. Интересно, что происходит на черепахообразном острове — но от не рискнул прерваться и посмотреть.
Вторая попытка удалась лучше. Машина ровно двигалась на колесах, неравномерно поскрипывая на мягком песке. Джон долгие годы овладевал сложной акробатикой езды на колесах и равновесием, необходимым в кабине. Он повернулся, выгнувшись, развернул на вертлюгах машины копья и катапульты, его полураздетое тело лоснилось от пота. Пожалуй, когда я дострою эту штуку до конца, то сделаю вентиляцию. Он хватал ртом воздух, когда снова затормозил, открыл люк и выбрался из кабины, высунув голову и плечи…
И увидел, как на той стороне водного пространства поднимаются с острова к югу два дракона.
Они вспыхнули голубизной и золотом, когда развернулись. Великолепные, как солнечный свет и цветы, они сделали круг, низко пройдясь над прибоем. Схватив телескоп, Джон следил за ними, и увидел мужчину в расшитом берете, который был привязан к голове, и мальчика с капюшоном, сдутым на спину и свободно развевающимися темными волосами.
— Нет… — Джон задрожал на морском ветру, ударившему по мокрым плечам и лицу. — Не делай этого.
Но они снова мчались на север и на запад, даже не остановившись на острове, где разбили лагерь.
— Вернись! — закричал он, вырываясь из нутра драконоборческой машины и смотря, как огромные сияющие фигуры становятся размером с колибри. Он был один на этом острове, с крабами, птицами-глупышами и овцами. Уронив голову, он стукнул по металлическому боку Ежа и заплакал.
Эта мысль была едва ли не больше, чем он мог вынести.
А затем, Мне придется дотащить Молочай до земли.
В какой-то пустоте оцепенения Джон снова наполнил все емкости для воды на своем суденышке из ручья, сложил одеяла и разбросал пепел от костра.
Ян пропал.
Демоны проникли в Изикроса и выжгли его душу…Используя его магию, как кукловод использует куклу.
Джон коснулся уже перестающих болеть ребер.
Что бы ни случилось — почему бы маг-демон ни забрал мальчика-колдуна — очевидно, они нигде еще не появились: демоны, маги, дракон.
И в данный момент только он, Джон Аверсин, знал.
Он проверил воздушные баллоны Молочая и обнаружил, что они еще держатся на плаву. Взбираясь по лестнице и на ивовый планшир, когда судно поднялось над тенями соседнего утеса, он ощутил странную печаль, покидая остров.
В двигателе было немного энергии, и он какое-то время заводил его вручную, пока мощность не усилилась достаточно, чтобы развернуть нос корабля в сторону самого большого из трех Последних Островов. Его первым желанием было сразу же направиться на восток: Если бы Молочай упал на полпути между Шхерами и полуостровом Тралчет, то наверное, он смог бы пройти под парусом до этого жалкого скопления хижин и развалин в устье реки Элд, но пробовать ему совсем не хотелось. На самом большом острове он настрелял чаек, сварил их, собрал яйца, чтобы запечь, и снова направился в сторону заката. В мыслях и сердце была пустота. Интересно, может ли Дженни его видеть на этих островах — обиталищах драконов, и если может, то знает ли она, что он делает и что узнал.
Ян пропал.
Он закрыл глаза и увидел след башмака сына и следы этого человека в расшитом берете.
Они были где-то на островах. Я мог их найти…
Он отбросил эту мысль. Они объявятся, думал он. В Уинтерленде, на юге, в воздухе над Кайр Корфлин или Белом, плюясь кислотой и огнем…Они объявятся.
Он молился, чтобы добраться и предупредить командира Роклис раньше, чем они это сделают.
В свинцовом сумраке северной полуночи он видел мальчишечье лицо, окрашенное светом костра и дыма нижнего двора в Ходле: Я не неопытный. Видел красное личико малыша размером не больше его кулака, безобразное и нахмуренное под шелковистым пухом черных волос.
Ох, сынок.
Демоны.
Его сердце переворачивалось в груди.
Согласно Дотису в его Историях и случайным упоминаниям у Горгонимира, в прошлом наказание тех, кто связался с демонами, включало сдирание кожи, четвертование и сожжение заживо. Горгонимир составил скрупулезную иерархию Исчадий Ада, начиная с простых болотных тварей, шептунов, леших, огневиков, домовых и гномов до созданий тьмы, что проникают в человеческие души. Есть демоны и демоны, сказал Моркелеб. Когда Джон читал древних, у него сложилось впечатление, что большинство из них не знают, о чем говорят.
Как вернуть обратно души тех, у кого их вырвала болезнь, Драконья Погибель?
Он не может пропасть. Не может.
Время от времени болотные твари овладевали ребенком и их изгоняли. Эта задача доводила Дженни до изнеможения и она всегда действовала с величайшей, тщательнейшей осмотрительностью, но все же это было в ее силах, и иногда, если это сделать достаточно быстро, душу ребенка можно было исцелить ( по крайней мере, часть ее). Конечно, даже самые мелкие огневики с болот могли быть смертельно опасны. Джон знал, что на Дальнем Западном Выезде, рядом с Призрачными Топями, когда кого-то хоронили, то труп привязывали к гробу до тех пор, пока его не сожгут, опасаясь, что там поселятся демоны.
Волшебник-демон. Демоны, что сильнее заклинаний, которыми обычно защищают себя волшебники.
Он закрыл глаза, пытаясь скрыться от картин, что теснились в его сознании и терзали его.
Он слышал шептунов на болотах, подражавших голосам Дженни, Яна или одной из его теток. Они просили его сделать то-то и то-то или пытались завести в топи. Он думал, что для Исчадий Ада не составит труда поговорить с магом во сне. Соверши этот обряд, произнеси эти слова, смешай кровь и жидкость на раскаленном гром-камне — и ты получишь силу, которую ищешь… Дженни была не единственной, кого учили, что ключ к магии — это магия. Он знал, было время, когда она сделала бы все, что угодно, чтобы усовершенствоваться в своем искусстве.
Только вот пар зашипит совсем не из-за магии.
Этой ночью и на следующие сутки он снова летел на восток над пустыми морями, где возможно, идя под парусом и вручную заводя пружины двигателей. Он следил за компасом, наблюдал в подзорную трубу, сверялся с картами, которые сделал, и время от времени проверял вертлюги катапульт и смазывал ядом гарпуны. Дважды он видел дракониц, купавшихся и резвившихся с самцами на гребнях волн.
Бытие каждого из нас, сказал Энисмирдал. Бытие. Целые галактики смысла и оттенков смысла включало это бытие: раскаленная совершенная белизна, подобная плотной сердцевине звезды, из которой кругами, как свет, расходится магия. Драконья магия — такую впитала от Моркелеба Дженни в те дни, когда была драконом, источник ее и корни — неистребимая воля.
Вероятно, демоны могли забрать и это.
По крайней мере, думал Джон, я знаю больше, чем знал. По крайней мере, я могу прийти к Джен — если выберусь живым — и сказать, Был, знаешь ли, такой волшебник, его звали Изикрос, он заключил сделку с демонами…
Но сначала, подумал он, ему придется сообщить об этом Роклис. Сказать, что на свободе Исчадье Ада, которое носит тело волшебника и владеет силой волшебника. На свободе Исчадье Ада, обитающее в теле и вытягивающее силы из того, кто был его сыном.
Он был Драконьей Погибелью. Он был единственным, кто понимает, как мало кто из людей, как сразить звездную птицу.
Он был единственным, кого они позовут, когда это дьявольское трио — одержимый демоном маг, одержимый демоном раб и одержимый демоном дракон — вернется из укрытия на Шхерах Света.
Нет, думал он, изгоняя из сознания понимание того, что, по всей вероятности, его призовут сделать. Нет.
В раскаленном сиянии полудня Джон посадил Молочай на остров, похожий по очертаниям на башмачок придворной дамы, как раз вовремя, чтобы увидеть яркий отблеск голубизны и золота, быстро пронесшийся низко над морем, и взобравшись на вершину утеса с подзорной трубой, разглядел две фигуры, сидевшие на спине дракона.
С колотящимся сердцем он следил за ними в трубу и увидел, как они устроились на другом островке примерно в двадцати милях к северу. Его руки дрожали, когда он вытряхнул дюжину обрывков пергамента из сумки: Согласно его более раннему осмотру это был С-образный остров с лагуной в центре, сверкавший водопадами, густо заросший лесом и населенный овцами.
Построить плот, пересечь открытое море и победить всех троих одним взмахом могучего клинка?
Я напишу об этом балладу.
Подождать, пока они не уйдут, а потом как можно быстрее направиться на восток и оставить сына, или то, что осталось от его сына, в руках демона?
Он закрыл глаза, а сердце так болело — он и не думал, что такое возможно.
Ян, прости меня.
Дженни, прости меня.
Он уже знал, что сам никогда не сможет простить это себе.
Он остался на пике, ожидая, наблюдая, задаваясь вопросом, что ж он будет делать, если они не улетят, если ему придется поднимать Молочай в воздух, когда они еще будут там, в умирающих ломких сумерках.
Но утром он увидел вспышку светящейся голубизны в небе, и повернув подзорную трубу на восток, увидел, как Голубой Нимр сделал круг над волнами, где среди скал в лагунах ныряли и купались драконицы, которые выглядели на глубине в тысячу раз темнее, чем наполненные светом полуночные небеса.
В изнеможении, ослепленный болью и страданием, он не смог удержаться и повернул трубу, чтобы посмотреть. Интересно, а самки присоединяются к ним в определенное время года, как делают кобылицы и коровы? Или они похожи на женщин, которые выбирают мужчину по другим причинам, более замысловатым и неопределенным? Почему он не видел ни одного детеныша, ни одного дракончика? Дотис — или это был Сирдасис? — где-то сказал, что молодые драконы ярко окрашены, но узор у них прост — полосы, ленты — как у черно-желтого Энисмирдала, и узоры становятся все запутаннее и красивее спустя столетия, когда дракон взрослеет. Моркелеб был черен. Что это значило?
И что случается после черноты?
Мой сын мертв, подумал он. У меня отличные шансы пойти ко дну посреди океана на полдороге домой, потом, если доберусь до земли, пройтись пешком от Элдсбауча до Кайр Корфлин, а ПОТОМ придется драться с магом-демоном и драконом, а я тут интересуюсь любовной жизнью драконом?
Адрик прав. Папа был прав. Я смешон.
Нимр снова сделал круг над морем, касаясь кончиками крыльев волн. Воздух как будто был оплетен гирляндами драконьей музыки, наполняющей мысли Джона, свиваясь с другими, еще более странными мелодиями. Серенады для дамы?
Но пришла не самка дракона.
Это был Сентуивир.
Сентуивир обрушился на голубого дракона, как пикирующий сокол, стремительно падая с белого хрусталя полуденных небес, плотно прижав крылья к бело-золотым бокам, открыв клюв, вытянув когти, с пустыми жуткими глазами. Нимр изогнулся, кружа в воздухе, увернувшись явно в последний момент, когда голубой с золотом дракон оцарапал его; Нимр зашипел, хлеща в ответ когтями, зубами и хвостом.
И поднялся вверх, нанося удар туда, где Сентуивира не было. Никогда не было.
Свет и молнии пылали и били Джону в глаза — неуловимое движение и вихри воздуха. Иногда он видел двух драконов, иногда трех или четырех, замечал Сентуивира или просто обрывки движущейся, крутящейся голубизны и золота, словно северная заря сошла с ума. Они окружили Нимра, который без толку хлестал и кусался, в воздухе. Но из тех граней и взвихрений цвета и молний вырвался огонь, покрывая бока Нимра, когда тот крутился в воздухе, и из отметин когтей, что появились на животе и боках, хлынула кровь.
Голубой дракон бежал. Сентуивир преследовал его повсюду, уже видимый, окутанный безумными преломлениями иллюзий. На миг, когда голубой с золотом дракон снова стал видимым, Джон заметил, что за его спину цеплялась не одна, а две фигуры, вклинившись среди шипов, подсунув ноги под ремень из вышитой кожи, что опоясывал дракона.
Его сердце застряло в горле, когда он увидел темные волосы, выцветшие пледы. Два дракона изогнулись и сцепились, воздух между ними обжигал и мерцал светом, иллюзией, магией, также как огнем, кровью и брызгами волн. Они упали, сцепившись — шипы, огонь, молотящие хвосты — и опускались к морю. Они были близко к водоворотам двенадцати скал, если Ян выберется здесь, его невозможно будет спасти…
Его и сейчас невозможно спасти, подумал Джон, все еще не в состоянии дышать.
Нимр сделал последнюю попытку сбежать, рванувшись на юг. Сентуивир упал на него сверху и снизу, разрывая и раня, нарываясь на огромные шипы и лезвия позвоночника, суставов крыльев и оперения на шее другого дракона, и на этот раз Нимр тоненько сипло закричал — ничего похожего Джон прежде от драконов не слышал — и нырнул в море, таща за собой Сентуивира и двух наездников.
Ян! Джон задыхаясь, оступился на нависшем краю утеса и опустился на колени среди морского овса и маков. Он весь дрожал, наблюдая за морем, где в зыби волн исчезли два дракона, волшебник и его раб. Слишком долго, думал он, борясь с тошнотой и задыхаясь. Слишком долго, чтобы выжить…
В волнах вспыхнуло пламя. Поверхность пробила голова Сентуивира, затем спина. Телескоп показал Джону, что седоволосый маг еще цепляется за спину дракона, держа Яна за воротник куртки. Ян хватал ртом воздух от удушья, но не сопротивлялся. Лицо мужчины было жестоко, но странно беззаботно, словно он не испытывал страха перед смертью. Он уставился на огромную голубую фигуру Нимра, которого Сентуивир крепко держал когтями и зубами за крыло и шею.
Двигаясь с помощью хвоста, Сентуивир направился к круглому острову. Один раз Джон подумал, что заметил, как Нимр борется и двигает другим крылом. Но он явно умирал, когда нападающий вытащил его на берег.
Смотреть на это было тяжело. Джон в отчаянии огляделся, а потом побежал по вершине утеса к более высокой скале, которая опасно нависала над темно-голубыми волнами на высоте тридцати футов.
В очках он ясно видел лицо драконьего волшебника: маленький холодный рот и маленькие холодные близко посаженные глазки. Чисто выбритый мужчина, утонченный и богатый — человек с холодными глазами купца. Он наполовину стащил Яна со спины Сентуивира и положил на песок невдалеке. Он его даже не укрыл, просто повернулся к двум драконам, вытащил из рюкзака серебряный подсвечник, свертки и пакеты с порошками, необходимыми для исцеляющих заклятий и начал чертить магические диаграммы на песке.
Диаграмма охватила Сентуивира, который присел на задних лапах и сложил крылья. Голубая с золотом звездная птица казалось, была не ранена и сидела более спокойно, подумал Джон, чем сидел любой дракон, которого он видел ранее. Завершив диаграмму и выполнив все сиглы власти и исцеления, драконий волшебник — волшебник-демон — вытащил из рюкзака еще один осколок хрусталя и, как раньше, вонзил его в затылок Нимру. Когда Сентуивир повернул голову и ветер подхватил мех и перья его огромной многцветной гривы, Джон увидел отблеск хрусталя под рогатой бахромой на шее. Драконий волшебник взял что-то
— немного драконьей крови, подумал Джон, хотя уверен не был — в чашу из золота и перламутра, и понес ее туда, где лежал Ян. Полоснув по запястью, он дал крови, что капала с него, смешаться с драконьей, и вытащил из чаши что-то вроде талисмана. Для Джона это выглядело так, словно он прижал его к губам Яна, а потом к собственным; затем расстегнул на груди одежду и сунул талисман, который сделал, внутрь. Вероятно, подумал Джон со странным равнодушием, в медальон на шее, для безопасности.
Ян лежал на том же месте, пока волшебник перевязывал его запястье. Джон не видел, открыты у него были глаза или закрыты, но когда волшебник пошел прочь, мальчик чуть шевельнулся, так что Джон знал, что он жив. Волшебник вернулся к Нимру, на этот раз без опаски пересекая начерченные линии силы.
Джон отнял телескоп от глаз. Он вспотел, словно был поражен какой-то мучительной хворью, и какое-то время его мысли были заняты только лицом сына и лицом драконьего волшебника — волшебника-демона — который работал над Нимром.
Демон или нет, подумал Джон, но он ранен. Сентуивир ранен. Ян, или то, что было Яном, тоже лежит больной.
Если я должен их убить, это мой шанс.
***
Джон выгружал ящики, стойки и обшивку с Молочая всю белую ночь середины лета, превозмогая усталость, которая, казалось, угнездилась в его костях. Дважды он смотрел в подзорную трубу, но и голубой дракон, и голубой с золотом тихо лежали на песке. Ян остался на месте, укрытый одеялом.Оставайтесь там, отчаянно шептал Джон. Просто оставайтесь там и спите. Я скоро приду.
Он не позволял себе думать о том, что случится тогда.
Он собрал и пересчитал разнообразные куски своей второй машины на небольшой площадке на дне трещины, что рассекала остров. Ближе к полуночи сумрак сгустился, но по краю неба еще держался молочный свет, и никак не темнело настолько, чтобы нельзя было увидеть, что он делает.
Где-то ближе к концу ночи он прилег на теплый песок и заснул. Его сны были тревожны, в них мелькали темные сутулые фигуры, сияли бледные зеленые глаза, повсюду пахло рыбой, паленой кровью и серой. Он думал, что видит каких-то тварей, вроде блестящих ящериц, которые выползали из прибоя и танцевали на узком пляже черепахообразного острова, думал, что видит драконьего волшебника, сидевшего в середине и позволявшего им пить из своей чаши из золота с перламутром.
Сначала старый волшебник, подумал он, вставая после сна. Он установил пластины из тройного хрусталя, колеса, шестерни и кардан рулевого управления, что было самой сутью, сердцем драконоборческой машины. Может, этим все и кончится.
В Яне сидел демон, и он знал, что этим не кончится, но пытался об этом не думать. Хотелось бы ему больше узнать от Моркелеба о хрустальных шипах в черепах драконов, о природе одержимости, которая охватывает драконов…
Они собирались где-то напасть, и почти наверняка раньше, чем он сам сможет добраться до земли.
Тело и кости, сказал его отец. Тело и кости.
Он установил металлические пластины на деревянные балки и перенес все катапульты Молочая, кроме двух, в крепкий внутренний отсек Ежа. Когда он закончил, это и в самом деле было похоже на ежа, ощетинившегося колючками, как дракон. Если у него нет маневренности и скорости, что дала бы ему лошадь, ему нужны доспехи, сила и внезапность. Здравый смысл говорил, что ему нужно отдохнуть, настрелять дичи, поесть. Он чувствовал, что силы утекают по мере того, как садится луна и утро близится к полудню.
За час до полудня он подтянул шестерни и пружины двигателя, сделанного гномами, и огромным штурвалом в кабине управления вытолкнул это на берег. Еж зашатался и затрясся, потом завертелся в маленьком круге, отказываясь двигаться быстрее, не обращая внимания, как Джон сгибал и толкал разновесы. Выругавшись, он перебросил рычаги тормозов, ослабил пружины и снова разобрал двигатель. Прибой бился о скалы. Кричали чайки. Смещались тени. Интересно, что происходит на черепахообразном острове — но от не рискнул прерваться и посмотреть.
Вторая попытка удалась лучше. Машина ровно двигалась на колесах, неравномерно поскрипывая на мягком песке. Джон долгие годы овладевал сложной акробатикой езды на колесах и равновесием, необходимым в кабине. Он повернулся, выгнувшись, развернул на вертлюгах машины копья и катапульты, его полураздетое тело лоснилось от пота. Пожалуй, когда я дострою эту штуку до конца, то сделаю вентиляцию. Он хватал ртом воздух, когда снова затормозил, открыл люк и выбрался из кабины, высунув голову и плечи…
И увидел, как на той стороне водного пространства поднимаются с острова к югу два дракона.
Они вспыхнули голубизной и золотом, когда развернулись. Великолепные, как солнечный свет и цветы, они сделали круг, низко пройдясь над прибоем. Схватив телескоп, Джон следил за ними, и увидел мужчину в расшитом берете, который был привязан к голове, и мальчика с капюшоном, сдутым на спину и свободно развевающимися темными волосами.
— Нет… — Джон задрожал на морском ветру, ударившему по мокрым плечам и лицу. — Не делай этого.
Но они снова мчались на север и на запад, даже не остановившись на острове, где разбили лагерь.
— Вернись! — закричал он, вырываясь из нутра драконоборческой машины и смотря, как огромные сияющие фигуры становятся размером с колибри. Он был один на этом острове, с крабами, птицами-глупышами и овцами. Уронив голову, он стукнул по металлическому боку Ежа и заплакал.
Глава 13
— Глупец! — Командир Роклис с такой силой хлопнула свитком по столу, что сургуч раскрошился. — Тысячу раз глупец! Грондова борода, кто…? — Она зло подняла глаза, так что камердинер резко остановился на пороге, но выражение ее лица изменилось, когда она увидела Дженни, шедшую за ним вслед. — Госпожа Уэйнест! — Она вскочила на ноги, напомнив Дженни большую рыжевато-золотистую пуму. — Слава Двенадцати, вы вернулись невредимой! — Неподдельный интерес изогнул ее бровь. — Вы нашли эту волшебницу бандитов? Вы доставили ее сюда?
Дженни склонила голову. — Думаю, вы обнаружите, что она более чем согласна с идеей школы. Прошу вас… — Она поймала командира за руку, когда Роклис шагнула мимо нее в прихожую. — Она очень молода, — сказала она, глядя Роклис в лицо, — и с ней очень плохо обходились. Будьте очень, очень мягки с ней.
По дереву крыши колотил дождь. Плац-парад за окном был унылой мешаниной из серой, в оспинах от дождя слякоти, в которой восемь выживших членов отряда Роклис, поначалу состоявшего из двадцати пяти человек, разгружали скудные пожитки. Командро пересчитала их взглядом, снова повернулась к Джении с яростью и потрясением во взгляде. — А этот бандит Балгодорус…?
— Ушел на третий день после того, как колдунья покинула его войско, — сказала Дженни. — Думаю, с ним еще человек семьдесят, раза в три меньше, чем в начале осады.
— Осады? — резко спросила командир.
Дженни кивнула. — Палмогрина. Мы едва успели добраться до стен перед тем, как появились бандиты.
Роклис начала было раздраженно говорить, потом словно в первый раз увидела промокшие пледы Дженни, ее искаженное лицо. — Вы вся вымокли. — Она с грубоватой заботой положила руку на ладонь Дженни. — Джильвер… — Дворецкий тут же исчез и через минуту вернулся со слугой, полотенцами, одеялом и кувшином горячего меда. Последний он поставил на стол, пока Роклис твердо отвела Дженни к откидному креслу и принесла жаровню. — Эта колдунья бандитов…она будет служить королевству? — поторопила командир, ставя ногу на сиденье стула напротив и опираясь локтем о колено.
— Думаю, да.
— Хорошо. Хорошо. Вчера прибыл еще один — может, мой кузен и глупец, но по крайней мере, ему хватило ума разослать на юге сообщение, призывающее откликнуться тех, у кого есть врожденная сила. Старик хранил тайну много лет. Как будто кто-то еще применяет старинные законы против волшебников! Блайед — так его зовут, благопристойный старый зануда — использовал магию, чтобы предохранить розы от гусениц и уберечь волосы от выпадения. Все они идиоты! — Она недоверчиво покачала головой.
— Его пришлось убеждать, и мой кузен послал достойный эскорт. — Роклис состроила гримасу. — Его семья не хотела, чтобы он шел — магия «занятие не для джентльмена». — Ее голос дрогнул от презрения. — Именно поэтому я говорю Гарету, что Кайр Корфлин — единственное место, где мы можем создать такую школу, подальше от предрассудков юга. Вы можете себе представить, как обучить кого-то магии рядом с кретинами вроде Эктора из Синдестрея — это казначей моего кузена — которые ноют насчет древних законов?
Дженни склонила голову. — Думаю, вы обнаружите, что она более чем согласна с идеей школы. Прошу вас… — Она поймала командира за руку, когда Роклис шагнула мимо нее в прихожую. — Она очень молода, — сказала она, глядя Роклис в лицо, — и с ней очень плохо обходились. Будьте очень, очень мягки с ней.
По дереву крыши колотил дождь. Плац-парад за окном был унылой мешаниной из серой, в оспинах от дождя слякоти, в которой восемь выживших членов отряда Роклис, поначалу состоявшего из двадцати пяти человек, разгружали скудные пожитки. Командро пересчитала их взглядом, снова повернулась к Джении с яростью и потрясением во взгляде. — А этот бандит Балгодорус…?
— Ушел на третий день после того, как колдунья покинула его войско, — сказала Дженни. — Думаю, с ним еще человек семьдесят, раза в три меньше, чем в начале осады.
— Осады? — резко спросила командир.
Дженни кивнула. — Палмогрина. Мы едва успели добраться до стен перед тем, как появились бандиты.
Роклис начала было раздраженно говорить, потом словно в первый раз увидела промокшие пледы Дженни, ее искаженное лицо. — Вы вся вымокли. — Она с грубоватой заботой положила руку на ладонь Дженни. — Джильвер… — Дворецкий тут же исчез и через минуту вернулся со слугой, полотенцами, одеялом и кувшином горячего меда. Последний он поставил на стол, пока Роклис твердо отвела Дженни к откидному креслу и принесла жаровню. — Эта колдунья бандитов…она будет служить королевству? — поторопила командир, ставя ногу на сиденье стула напротив и опираясь локтем о колено.
— Думаю, да.
— Хорошо. Хорошо. Вчера прибыл еще один — может, мой кузен и глупец, но по крайней мере, ему хватило ума разослать на юге сообщение, призывающее откликнуться тех, у кого есть врожденная сила. Старик хранил тайну много лет. Как будто кто-то еще применяет старинные законы против волшебников! Блайед — так его зовут, благопристойный старый зануда — использовал магию, чтобы предохранить розы от гусениц и уберечь волосы от выпадения. Все они идиоты! — Она недоверчиво покачала головой.
— Его пришлось убеждать, и мой кузен послал достойный эскорт. — Роклис состроила гримасу. — Его семья не хотела, чтобы он шел — магия «занятие не для джентльмена». — Ее голос дрогнул от презрения. — Именно поэтому я говорю Гарету, что Кайр Корфлин — единственное место, где мы можем создать такую школу, подальше от предрассудков юга. Вы можете себе представить, как обучить кого-то магии рядом с кретинами вроде Эктора из Синдестрея — это казначей моего кузена — которые ноют насчет древних законов?