Страница:
Два рубина и сапфир — темный как море, чистый, насыщенного цвета, без изъянов. Ей показалось, что в каждой драгоценности, хотя они лежали в тенях, пылало крошечное, бесконечно далекое зернышко света.
Но только когда она увидела, как он поднял чашу из хрусталя и перламутра, только когда услышала, как снова звенят, открываясь, цепи крытого колодца, ее осенило. Она вскрикнула, тьма поглотила изображение, а связь между ее разумом и драконьим разрушился. Она снова закричала. И почувствовала, как теплые сильные руки сжали ее ладони…
— Джен!
Она открыла глаза и увидела лицо Джона.
— Что такое, Джен?
Ее трясло, от потрясения она не могла дышать. Поскольку надежда была отброшена, она не представляла, как это будет больно, когда она стремительно нахлынет снова; мука понимания того, что возможно, она может что-то сделать.
— Ян! — сказала она.
— Что с ним?
— Ян… — Она сглотнула. — Этот волшебник — Карадок — он не ввел демона в него, чтобы вытеснить его душу и разум, Джон, он вынул его душу — его сердце — и поместил их в драгоценность. А потом впустил демона. Ян все еще там, Джон. Мы еще можем его вернуть.
Но только когда она увидела, как он поднял чашу из хрусталя и перламутра, только когда услышала, как снова звенят, открываясь, цепи крытого колодца, ее осенило. Она вскрикнула, тьма поглотила изображение, а связь между ее разумом и драконьим разрушился. Она снова закричала. И почувствовала, как теплые сильные руки сжали ее ладони…
— Джен!
Она открыла глаза и увидела лицо Джона.
— Что такое, Джен?
Ее трясло, от потрясения она не могла дышать. Поскольку надежда была отброшена, она не представляла, как это будет больно, когда она стремительно нахлынет снова; мука понимания того, что возможно, она может что-то сделать.
— Ян! — сказала она.
— Что с ним?
— Ян… — Она сглотнула. — Этот волшебник — Карадок — он не ввел демона в него, чтобы вытеснить его душу и разум, Джон, он вынул его душу — его сердце — и поместил их в драгоценность. А потом впустил демона. Ян все еще там, Джон. Мы еще можем его вернуть.
Глава 16
— Но почему он это делает? — Джон говорил через плечо, не глядя в огонь, что притупило бы его ночное зрение, а направив взгляд в сторону темного леса. — Почему он хочет сохранять их души, когда уже забрал тела?
— Не знаю. — Дженни глянула вверх, отвлекаясь от огня, от попыток восстановить переплетение ее разума с Моркелебовым. — Я об этом никогда не слышала. Обычно, во всяком случае, согласно Каэрдину, даже самая мелкая нечисть и твари не… не полностью выгоняют разум и душу своих жертв. Иногда душу можно вернуть, когда демон изгнан, если прошло не слишком много времени. Конечно, с Великими Тварями по-другому. Но это…
Она замолчала, вспоминая демоническое пламя в глазах Карадока. Свет ада в Яновых.
— Я думаю, раньше он встречался с демонами в полночь, — немного погодя сказал Джон. Дженни открыла глаза, поскольку не смогла найти разума дракона в своем. — Они вышли из моря, блестя серебром. Саламандры — они, по-моему, на них похожи, или на жаб — выползающие из маленьких стеклянных ракушек. Вода, должно быть, одно из их Врат.
Они приходят с иного уровня, пробормотал ей Каэрдин, когда они вместе стояли на краю Райтмира, наблюдая за призрачным мерцанием болотных тварей во тьме. Еще с древности существуют люди, что открыли бы Врата в Преисподнюю в надежде обрести силу.
Дженни вспомнила, как они караулили тварь, которая захватила одну дуреху, войдя в ее разум и сны и заставив убить и разрубить на куски мужа, детей, сестру и отца, прежде чем крестьяне призвали Каэрдина. Вместе со своим мастером они освободили женщину, но разум ее так и не вернулся. Возможно, здесь, подумала Дженни, вспоминая безмолвную, покрытую кровью лачугу, проползающие вереницы муравьев и жужжание мух, то же самое.
Хотя она знала, что присутствие в Корфлин Холде волшебников почти наверняка не позволит заглянуть за стены с помощью магического кристалла, она взяла из сумки осколок прозрачного кварца размером с палец и попыталась вызвать образы: внутренний двор, комнату Карадока, шкатулку для драгоценностей в нише над кроватью. Но это место было целиком покрыто охранными заклятьями, как она покрыла ими все стены поместья Палмогрин. Все, что она видела, это темный массив самих стен издалека, и по виду неба она поняла, что то, что она видит, происходило другой ночью, в другое время года, в другом году. Наваждение.
Карадок во внутреннем дворе, подумала она. Призывает Исчадий Ада из иной реальности. Призывает их сквозь далекие Врата, сквозь воду — их привычную среду, сквозь пространство, что лежит между ними. Призывает их в опустошенные разумы, опустошенные сердца тех двух бедных детей.
Изулт, говорившая «Да, мэм» и «Нет, мэм», с этаким едва заметным , небрежным огоньком, избегая ее взгляда.
Изулт, отославшая прочь сыновей Блайеда, чтобы они не увидели, как изменился их отец.
Роклис, просившая ее остаться, настаивая, чтобы она взяла эскорт.
— То есть все время это была Роклис. — Дженни запахнула пледы вокруг плеч и снова взглянула на небо. На нее пристально смотрела красная звезда, которую называли «Фонарь Наблюдателя». Полночь звенела прохладной музыкой в ее сердце. Все двери открыты в полночь, однажды сказала ей Ночная Птица, разделяя ее волосы гребнем из серебра и кости и вплетая в это простое действие тени силы, вызванной ею. Все двери открыты в минуты изменений: от глубокой ночи к рассветающему дню, от увядающей зимы к первым обещаниям весны.
Все двери открыты.
— Мне бы надо было догадаться. — В Джоновых очках появились полосы огня от костра, когда он перевернул колоду.
Дженни подняла глаза, вздрогнув. Иногда ей казалось невероятным, что этот мужчина — сын Ночной Птицы.
— Королевство, в том виде, как оно устроено, сводит ее с ума, ты же знаешь. Каждый феод и округ — со своим собственным законом, а большинство из них еще и со своими богами, не говоря уж о системе мер. Мне говорили, что все мечутся в разные стороны, вообще почти ничего не доводится до конца, а их Двор в это время сочиняет песни, лунные поэмы и теологические споры. Взгляни на книги из библиотеки Роклис, те, что она держит при себе: Тенантиус. Гургустус. Справедливейший монарх Касилиуса. Это все законники. Конечно, ее выводит из терпения Гарет, который пытается навести порядок согласно старым договорам и старым обещаниям. Конечно, она хочет вмешаться и сделать так, чтобы все сходилось.
— Я только стремлюсь навести порядок, — тихо процитировала Дженни, — делать то, что должно быть сделано. Джон, Гарета нужно предупредить. У нее сейчас самая большая армия в Королевстве, даже включая тех, кого он забрал с собой к Импертенгу. И как бы то ни было, он не справится против драконов, волшебников и демонов, действующих сообща.
— Вот что мне интересно, — Джон поддержал перевязанным указательным пальцем очки, — так это что, во имя божьих пряжек, заставило Роклис думать, что она может управлять Карадоком? Ну, положим, она не знала, что им овладел демон, но неужели эта женщина не читает?
— Нет, сказала Дженни. — Вероятно, нет. Всю свою жизнь она была сама себе хозяйка. Она как обычно сражается с Карадоком за власть. Если он появился, чтобы договориться с ней, думаешь, ей пришло бы в голову, будто это обман? Она…
Она подняла голову, услышав шорох огромных шелковистых крыльев. — Он идет сюда.
А потом, осознав, что она ни разу даже не смогла услышать появление Моркелеба:
— Деревья!
В тот же миг она швырнула в костер заклинание, придушившее его и бросила всю силу до капли в огромный крутящийся смерч дезориентации и иллюзий вокруг себя и Джона, пока с неба круто спускались драконы.
Много драконов.
Джон заорал:
— Огонь, — схватив ее руку, а когти прочесывали и исследовали лиственный шатер над ними. В ветвях мелькали змееобразные головы, щелкали рты; зеленая кислота расцветила огромным обугленным рубцом мачтовую сосну и Дженни выкрикнула Заклинание Огня, швыряя его как оружие в шелестящую сень деревьев. Крона леса запылала в огне, озарившись на какое-то ослепительное мгновение всей искрящейся гаммой радуги: розовый, зеленый, золотой, белый, алый. Один из драконов закричал, когда пламя охватило крупные чешуйки его тела, и жутким эхом этот крик подхватила девушка на спине другого дракона — у Изулт в огне были юбки и волосы. Потом два дракона ушли, и Джон с Дженни побежали по тропинке вниз, к ручью, а вокруг них вздымался дым, тлели ветки, дождем осыпались сучья, а сверху брызгала кислота.
Джон втащил их обоих в воду, поскольку от жара лица их покрылись волдырями. Ручей заворачивал к югу, чтобы влиться в Черную Реку двумя-тремя милями ниже Кайр Корфлин. Дженни сбросила мокрые пледы и тяжелую юбку, подтянула повыше нижнюю юбку и начала ползти по острым камням, которые впивались и ранили ее колени и ладони. Джон шел за ней, неудобно держа лук за спиной. Дженни потянула за ними огонь, приказала дыму расползтись пеленой над всем лесом; он жег и разрывал ее легкие, разъедал глаза.
— Моркелеб увидит огонь, — с трудом выдохнула она.
— Если он жив. — Джон подскользнулся на камне и выругался. Вода в глубине застыла от холода, хотя на поверхности начала нагреваться. — Если думает, что оно того стоит — сразиться с четырьмя драконами…Ну, с тремя, раз уж девушка вышла из игры…
— Он придет.
Кислота обрызгала сверкающую воду перед ними. Сквозь пар Дженни видела огромную угловатую фигуру дракона в рамке огня, припавшую к земле на дне потока.
Джон сказал:
— Чтоб ему провалиться.
Дракон находился неподалеку от края деревьев, в том месте, где ручей впадал в болотистый луг. Плотно прижатые крылья опали, бросив его голову под огненный полог. Пламя золотило чешуйки, голубым по голубому, переливчатое великолепие ляпис-лазури, лобелии и муаровой синевы; обрисовывало контуры мелких узоров на плечах, среди шипов. Он открыл рот, чтобы плюнуть снова, и Джон по колено в воде уже натянул тетиву лука и приблизился, когда Дженни увидела лицо всадника.
Она закричала Нет!, когда Джон выпустил стрелу. Это Ян! Она швырнула в нее заклинание, но эта стрела была заколдована ею самой много месяцев назад. Ян качнулся назад, когда она ударила его; схватился за шипы вокруг и медленно осел. Дракон отпрянул во тьму.
— Ну же! — Джон схватил ее за запястье, оттаскивая ее. — Вдоль реки есть пещеры.
— Моркелеб…
— Что? Думаешь, я не могу справиться с двумя драконами сам?
И тут Дженни услышала его, этот мрачный призрачный голос, зовущий ее по имени.
Они вышли, спотыкаясь, из горящих лесов и увидели его — вихрь рассекающего пламя угловатого мрака в воздухе, неистовый, кусающийся, пикирующий на кричаще-яркую, грубую фигуру красного с белым дракона и на солнечно — желтое великолепие, — должно быть, подумала Дженни, это дракон Энисмирдал. Моркелеб был быстрее и больше их обоих, но когда эти двое поднялись к нему, с ними, казалось, взвихрились тьма и огонь, и образы и иллюзии утраивались и распадались на четверти. Дженни сузила свой разум, сфокусировала его до лезвия света и швырнула это лезвие в сторону Моркелеба с заклинаниями осознания и охраны.
Какое-то ослепительное мгновение она видела его глазами. Видела, как драконы дробились и рассыпались то на пять, то на шесть отдельных атакующих фигур, то на радуги ужасающих цветов — сводящих с ума, отводящих глаза — и проносились осколками мерзкого злого зеленоватого пламени. Дженни удвоила сосредоточенность, вытягивая силу из необузданной ярости огня, из гранита и доломита глубоко под дном реки. Драконьими глазами она видела, как очертания одного из драконов прояснились, и Моркелеб ударил черной молнией , разрывая противника когтями.
Потом картина снова раздробилась, и Дженни задохнулась от внезапного холодного ужаса, который ею овладел, словно в плоть внезапно прорвался серебряный червь, извиваясь и стремясь достигнуть сердца и мозга. Она призвала всю свою силу, защищая себя, защищая Моркелеба, но, казалось, что-то внутри нее истекает кровью, и с этим вытекает и сила. Дисциплина, которую вколотил в нее Каэрдин, взяла верх, она упорно призывала другие силы Земли — лунный свет, воду, мерцающие звезды — и зрение ее как будто прояснилось. Моркелеб нанес еще несколько эффектных ударов когтями и зубами, отгоняя их. На лицо Дженни хлынул кровавый дождь и капельки жгучей кислоты. Но внутри нее все еще сочилось жидкое серебро.
Моркелеб нырнул вниз, выпустив черные когти. Она почувствовала, как ее схватили и оторвали от земли. Когда он облаком бритвенно острых крыльев снова взмыл в небо, по инерции ее голова резко откинулась назад. На них обоих Дженни набросила дырявые сети охранных заклятий и когда ее магия сомкнулась и сплавилась с его, почувствовала, что его сила тоже иссякает и пересыхает. Они быстро летели на восток, и она отдавала себе отчет , что позади них бурей ревели крылья, знала о бешенстве преследующих их красок и ярости. Дождевые тучи укрывали высокие унылые склоны Скеппингских холмов.
Туда и направился Моркелеб, и Дженни распростерла разум, вызывая молнию и начертив вокруг них охранные заклятья, чтобы помешать их преследователям сделать то же самое. На этот раз с ними ничего не случилось: никаких схваток между противоборствующими силами, только замерцала молния — гнетущие вспышки, озарившие мягкую тьму вокруг.
Немного погодя дракон плавными кругами направился к земле.
Ведьмин огонь замерцал на очках, когда Джон повернул голову. Ее поразило, что среди хаоса огня, крови и магии Моркелебу удалось схватить их обоих.
— Мне жаль насчет Яна, милая.
Она глубоко втянула воздух. — Ты знал, когда стрелял?
— Ага. — Он осторожно выпрямился. Тончайшие голубые нити света сделали заметнее пластины старого металла, которыми был украшен его камзол. За ним, невероятно распластанный, словно жук в щели, в глубине пещеры лежал Моркелеб
— мерцание алмазных глаз и шипов. — Видишь ли, я знал, что он будет наездником Нимра.
Дженни отвернулась. Знание, что Ян жив и его можно вернуть, сжигало ее: ярость, негодование, ужас от того, что сделал Джон.
— Карадок не даст ему умереть, ты же знаешь, — продолжил Джон. — В мире слишком мало магов, и ему пришлось вытащить их обоих, Нимра и Яна, — всех троих, я бы сказал, если считать того гоблина, что его оседлал — из боя, как он вытащил Изулт.
— А если бы твоя стрела его убила наповал? — Голос ее дрожал. — Мы можем вернуть его, Джон, но не из мертвых.
— Если бы мы умерли тогда, — мягко сказал Джон, — как думаешь, кем был бы Ян, кроме как рабом гоблинов, беспомощным пленником этой драгоценности до последнего вздоха и удара сердца? Наблюдал бы, что они творят, живя его болью? Иногда стрела в сердца — это подарок, преподнесенный из любви.
Дженни смотрела в сторону. Он был прав, но ей было так больно, что не находилось слов. Джон снял камзол и улегся, положив голову на мокрый насквозь ком из пледов. От его рубашки шел легкий пар из-за заклинаний тепла, которые вызвал Моркелеб, чтобы высушить их одежду. В пещере раздавался только звук дыхания, когда снаружи пробился серый свет. Чуть погодя Дженни встала и передвинулась, чтобы лечь радом с ним, сжимая его руку.
Поэтому дракон полетел прямо к лагерю у подножия холмов Джотема и на второй день после их бегства кругами спустился с вечернего неба. Дженни раскрыла над ними огромный зонтик Промажь по цели, чтобы справиться с последствиями.
Это было необходимо. Со всех концов лагеря с криками высыпали люди — из лагерей, поскольку с высоты было ясно, что каждый из вассалов Короля разбил свои палатки по отдельности, и было невозможно спутать полосатые палатки Халната и светло-кремовое, хотя и потрепанное, пристанище солдат Хита. Драконьим зрением Дженни ясно их видела, и фасон и цвет их одежды отличались так же, как вид и размер их бивуаков. Вместе с диким ржанием лошадей и безумным блеянием овец, в панике носящихся по кругу в загонах, до нее доносились голоса. Бесполезной тучей взмыли стрелы. Потом солдаты кинулись врассыпную, как неслись сюда, тыча пальцами и крича, когда увидели, что дракон зажал в когтях людей.
Джон оставался Джоном, он махал руками и посылал воздушные поцелуи.
Балансируя на огромных крыльях, Моркелеб вытянул длинные задние ноги к земле, а потом присел и сложил крылья. К этому времени на углу плаца, где он обосновался, стояли только два высоких худых молодых человека — рыжеволосый носил черную мантию ученого, а очки белокурого казались нелепыми в сочетании с красной военной формой, красными бриджами и красными стоптанными сапогами с искусным тиснением.
Именно эта очкастая малиновая фигура выкрикнула:
— Лорд Джон! Леди Дженни! — и зашагала вперед, протягивая руки.
Дженни помнила время, когда он бы побежал.
Дженни сделала реверанс — в потрепанной нижней юбке и Джоновых запачканных сажей пледах, но он обхватил ее руками, нагибаясь с высоты своего возмутительного роста. Потом он повернулся и заключил в объятья Джона, задыхаясь от восхищения и удовольствия, а Моркелеб в это время устроился чуть поудобнее и наблюдал за этой сценой холодными сардоническими нечеловеческими глазами. Казалось, сорок футов — его истинный размер, крупнее которого он быть не может, но сейчас Дженни не была в этом так уверена.
— Что вы здесь делаете? — спросил Гарет Маглошелдон, сын — и Регент — своего отца-Короля. Как раз когда он говорил, появился Уриен из Дома Увейна, высокий мужчина, который в юности, должно быть, был похож на статую Сармендеса, Повелителя Солнца: инкрустированные золотом доспехи, малиновый плащ, огромный, украшенный драгоценностями меч, отбрасывающий блики света. — Все в порядке, отец, — торопливо сказал Гарет, подходя к нему, когда Король, увидев Моркелеба, поднял оружие и начал наступать.
— Подумать только, это же дракон Злого Хребта!
— — Все в порядке, — повторил Гарет, хватая его за руку. — Его победили. Он здесь как… как пленник.
Моркелеб открыл рот и зашипел, но если он и сказал что-то, Дженни этого не различила, и не подала Гарету никаких знаков.
— Он дракон. — Король нахмурился, словно чего-то здесь он не мог уразуметь. К нему торопливо подошли слуги и ординарцы, тактично беря его под руки. — Драконов нужно убивать. Это долг Короля…
— Нет, — сказал Гарет. — Лорд Аверсин — ты помнишь лорда Аверсина? — и леди Дженни захватили этого дракона в плен. Я спою тебе об этом песню сегодня вечером или…или завтра. — Он повернулся к Джону, нахмурившись, когда увидел ожоги и волдыри обожженного кислотой тела. — Что случилось? — Он посмотрел также и на Моркелеба, словно зная, что только самая крайняя необходимость привела бы их в лагерь.
— Роклис — предательница. — Джон сунул одну руку за портупею, а второй почесал длинный нос. — И это хорошая новость.
Как и Джон, осознала она, полюбил драконов, когда стал понимать их лучше.
— Она всегда смотрела на тебя свысока, ты же знаешь, — сказал Поликарп Гарету. — Мы с ней говорили два-три раза, когда она командовала войсками, осаждавшими Халнат. Когда она узнала, что твой отец … заболел, — он бросил взгляд на высокого мужчину, сидевшего в кресле на почетном месте в центре стола, — ее первой реакцией был ужас, что королевством будешь править ты.
— Я не болен. — Король Уриен, который слушал Джоново повествование с серьезным удивлением ребенка, слегка откинулся на спинку кресла, нахмурившись. Его волосы, которые были раньше цвета спелого ячменя, сейчас стали почти белыми и росли так редко, клочками, что их стригли коротко. Выходя, чтобы сразить дракона, он надел гладкий парик.
В отличие от всех остальных, подумала Дженни, он выглядит крепким, у него цветущий вид человека, который хорошо ест и проводит часть дня на улице. С каждым разом, когда Дженни его видела после смерти чародейки Зиерн, что высосала из него столько жизни и души, старый Король, казалось, понемногу оживал, понемногу воспринимал свое окружение, хотя он все еще по-детски восхищался каждым цветком, пуговицей и механизмом, словно никогда не видел их раньше.
И обескураживала мысль, что Роклис, возможно, была права: если Уриена разлучить с сыном, его легко можно было бы уговорить забыть его и назначить любого — Роклис, Принца Импертенга, Джона или даже Адрика — Регентом вместо молодого человека.
Король продолжил:
— Меня всего лишь тянет вздремнуть, но ведь я могу быть Королем, даже если меня тянет вздремнуть, не так ли? — Он беспокойно повернулся к сыну, который улыбнулся и накрыл ладонью его большие загорелые пальцы.
— Самым лучшим, отец.
— Как же она могла так поступить. — Уриен снова повернулся к Поликарпу. — Никогда бы о ней такого не подумал. Она всегда была таким хорошим воином, таким хорошим бойцом. Помню, когда ей исполнилось тринадцать, я подарил ей доспехи. Ты попросил книги. — Он рассматривал Гарета с легим смущением, хотя и без всякой враждебности в голосе.
По внезапному румянцу, что пополз по тонкой коже Гарета после слов отца, Дженни предположила, что у его отца нашлось что сказать о тех мальчиках, которые просят книги, а не доспехи.
— Но почему же она нас не любит? — сказал Уриен.
— Она нас не любит, потому что не может поступать как ей хочется, — сказал Джон , криво улыбнувшись, и Король кивнул, поняв это.
— Ну, это потому, что она не вышла замуж за того парня-купца. Но все к лучшему, конечно.
Снаружи, с равнины, к темным стенам палатки доносился лай лагерных собак и карканье грачей с навозной кучи. Дженни подумала, что других шумов очень мало. Дженни. Ни ударов оружия, ни выкрикивания команд. Моркелеб, зловеще залегший в центре плац-парада, блистал великолепием в тишине и, казалось, притуплял любой звук.
Что поймут из всего этого шпионы и разведчики горцев — или Принца Импертенга, если уж на то пошло?
— Она мне сказала, — тихо произнес Гарет, — что ей не понравилась мысль о моем регентстве, но ей хочется думать, что она не права. После этого она всегда относилась ко мне с уважением.
И может быть уже тогда, подумала Дженни, Роклис начала подумывать о захвате трона.
— Она полдюжины раз выступала в совете против того, чтобы феодам и свободным городам позволяли оставлять собственные парламенты и сохранять древние законы, — продолжил юный Регент. — Она говорила, что это глупо и неэффективно. Но что я мог сделать? Принцы и таны признают меня Королем отчасти и потому, что им позволяют иметь собственные законы, жить так, как завещали им предки. Король не может сказать своим подданным — своим преданным подданным — что он лучше знает, как им жить, чем их предки.
— Очевидно, — сухо сказал Джон, — она думала, что ты можешь.
— Что касается Карадока, — сказал Поликарп, вертя длинными пальцами перо,
— я его помню. Он появился около пяти лет назад с дюжиной переписчиков и предложил мне их услуги в восстановлении и замене некоторых древнейших рукописей в библиотеке, если я дам ему позволение сделать копии и для себя. Я всегда думал, что он слишком удачлив в торговле, чтобы быть по-настоящему честным.
Он незаметно взглянул на Короля, но Его Величество был погружен в созерцание золотого узора по краю блюда, на котором лежали сыры, сладости и экзотические лакомства.
Джон хмыкнул:
— Теперь мы знаем, откуда ветер дует и с чего это ему так подфартило.
— Более того, — сказал Гарет. — За последние два года здесь было достаточно…ну, скажем так… несчастных случаев…с кораблями на островах, так что в совете было выдвинуто предложение вновь ввести в действие закон против волшебников, владеющих собственностью или занимающих должности. Только никто не знал, что это за волшебник. — Он сконфуженно глянул на Дженни и торопливо продолжил, — Расскажи нам о драконоборческой машине.
Джон сделал ему одолжение, изложив все коротко и по делу — когда возникала нужда, он это мог. — Я над ней работал бог знает сколько лет, — сказал он, закончив. — Эту мысль я ухватил откуда-то из Полиборуса — или это была Дотисова Тайная История? — но самый полезный чертеж получил от Геронекса из Эрнайна, разве что рулевое управление в кабине взял из чертежей Сирдасиса Скринуса для паромов. — Он постучал по рисунку, окруженному полупустыми кубками, который набросал мелом на скатерти.
— И я торговался с гномами за каждый кусок и сводил бедного Маффла с ума всеми этими замочками и рычагами, что его скрепляют, чтобы можно было разобрать на части. Этот маленький ублюдок тяжеловат.
Гарет и Поликарп переглянулись. — Владыка Бездны Ильфердина сделал бы для нас больше, — сказал Регент, протирая очки скатертью. — Драконы — это последнее, что ему, да и всем остальным гномам, хочется видеть разгуливающим на свободе.
Четыре года, подумала Дженни, обуздали и успокоили его. Когда они с Джоном приехали на юг два года назад, по случаю крестин дочери Гарета, Дженни увидела, что импульсивный, чувствительный мальчик, который поехал на север, чтобы просить Джоновой помощи, превратился в молодого человека, отлично осознающего свои ограничения, человека, который может попросить помощи, с любовью принимая во внимание мысли той тени короля-воина, которой стал его отец и даруя ему все знаки королевской власти и положения.
— Не знаю. — Дженни глянула вверх, отвлекаясь от огня, от попыток восстановить переплетение ее разума с Моркелебовым. — Я об этом никогда не слышала. Обычно, во всяком случае, согласно Каэрдину, даже самая мелкая нечисть и твари не… не полностью выгоняют разум и душу своих жертв. Иногда душу можно вернуть, когда демон изгнан, если прошло не слишком много времени. Конечно, с Великими Тварями по-другому. Но это…
Она замолчала, вспоминая демоническое пламя в глазах Карадока. Свет ада в Яновых.
— Я думаю, раньше он встречался с демонами в полночь, — немного погодя сказал Джон. Дженни открыла глаза, поскольку не смогла найти разума дракона в своем. — Они вышли из моря, блестя серебром. Саламандры — они, по-моему, на них похожи, или на жаб — выползающие из маленьких стеклянных ракушек. Вода, должно быть, одно из их Врат.
Они приходят с иного уровня, пробормотал ей Каэрдин, когда они вместе стояли на краю Райтмира, наблюдая за призрачным мерцанием болотных тварей во тьме. Еще с древности существуют люди, что открыли бы Врата в Преисподнюю в надежде обрести силу.
Дженни вспомнила, как они караулили тварь, которая захватила одну дуреху, войдя в ее разум и сны и заставив убить и разрубить на куски мужа, детей, сестру и отца, прежде чем крестьяне призвали Каэрдина. Вместе со своим мастером они освободили женщину, но разум ее так и не вернулся. Возможно, здесь, подумала Дженни, вспоминая безмолвную, покрытую кровью лачугу, проползающие вереницы муравьев и жужжание мух, то же самое.
Хотя она знала, что присутствие в Корфлин Холде волшебников почти наверняка не позволит заглянуть за стены с помощью магического кристалла, она взяла из сумки осколок прозрачного кварца размером с палец и попыталась вызвать образы: внутренний двор, комнату Карадока, шкатулку для драгоценностей в нише над кроватью. Но это место было целиком покрыто охранными заклятьями, как она покрыла ими все стены поместья Палмогрин. Все, что она видела, это темный массив самих стен издалека, и по виду неба она поняла, что то, что она видит, происходило другой ночью, в другое время года, в другом году. Наваждение.
Карадок во внутреннем дворе, подумала она. Призывает Исчадий Ада из иной реальности. Призывает их сквозь далекие Врата, сквозь воду — их привычную среду, сквозь пространство, что лежит между ними. Призывает их в опустошенные разумы, опустошенные сердца тех двух бедных детей.
Изулт, говорившая «Да, мэм» и «Нет, мэм», с этаким едва заметным , небрежным огоньком, избегая ее взгляда.
Изулт, отославшая прочь сыновей Блайеда, чтобы они не увидели, как изменился их отец.
Роклис, просившая ее остаться, настаивая, чтобы она взяла эскорт.
— То есть все время это была Роклис. — Дженни запахнула пледы вокруг плеч и снова взглянула на небо. На нее пристально смотрела красная звезда, которую называли «Фонарь Наблюдателя». Полночь звенела прохладной музыкой в ее сердце. Все двери открыты в полночь, однажды сказала ей Ночная Птица, разделяя ее волосы гребнем из серебра и кости и вплетая в это простое действие тени силы, вызванной ею. Все двери открыты в минуты изменений: от глубокой ночи к рассветающему дню, от увядающей зимы к первым обещаниям весны.
Все двери открыты.
— Мне бы надо было догадаться. — В Джоновых очках появились полосы огня от костра, когда он перевернул колоду.
Дженни подняла глаза, вздрогнув. Иногда ей казалось невероятным, что этот мужчина — сын Ночной Птицы.
— Королевство, в том виде, как оно устроено, сводит ее с ума, ты же знаешь. Каждый феод и округ — со своим собственным законом, а большинство из них еще и со своими богами, не говоря уж о системе мер. Мне говорили, что все мечутся в разные стороны, вообще почти ничего не доводится до конца, а их Двор в это время сочиняет песни, лунные поэмы и теологические споры. Взгляни на книги из библиотеки Роклис, те, что она держит при себе: Тенантиус. Гургустус. Справедливейший монарх Касилиуса. Это все законники. Конечно, ее выводит из терпения Гарет, который пытается навести порядок согласно старым договорам и старым обещаниям. Конечно, она хочет вмешаться и сделать так, чтобы все сходилось.
— Я только стремлюсь навести порядок, — тихо процитировала Дженни, — делать то, что должно быть сделано. Джон, Гарета нужно предупредить. У нее сейчас самая большая армия в Королевстве, даже включая тех, кого он забрал с собой к Импертенгу. И как бы то ни было, он не справится против драконов, волшебников и демонов, действующих сообща.
— Вот что мне интересно, — Джон поддержал перевязанным указательным пальцем очки, — так это что, во имя божьих пряжек, заставило Роклис думать, что она может управлять Карадоком? Ну, положим, она не знала, что им овладел демон, но неужели эта женщина не читает?
— Нет, сказала Дженни. — Вероятно, нет. Всю свою жизнь она была сама себе хозяйка. Она как обычно сражается с Карадоком за власть. Если он появился, чтобы договориться с ней, думаешь, ей пришло бы в голову, будто это обман? Она…
Она подняла голову, услышав шорох огромных шелковистых крыльев. — Он идет сюда.
А потом, осознав, что она ни разу даже не смогла услышать появление Моркелеба:
— Деревья!
В тот же миг она швырнула в костер заклинание, придушившее его и бросила всю силу до капли в огромный крутящийся смерч дезориентации и иллюзий вокруг себя и Джона, пока с неба круто спускались драконы.
Много драконов.
Джон заорал:
— Огонь, — схватив ее руку, а когти прочесывали и исследовали лиственный шатер над ними. В ветвях мелькали змееобразные головы, щелкали рты; зеленая кислота расцветила огромным обугленным рубцом мачтовую сосну и Дженни выкрикнула Заклинание Огня, швыряя его как оружие в шелестящую сень деревьев. Крона леса запылала в огне, озарившись на какое-то ослепительное мгновение всей искрящейся гаммой радуги: розовый, зеленый, золотой, белый, алый. Один из драконов закричал, когда пламя охватило крупные чешуйки его тела, и жутким эхом этот крик подхватила девушка на спине другого дракона — у Изулт в огне были юбки и волосы. Потом два дракона ушли, и Джон с Дженни побежали по тропинке вниз, к ручью, а вокруг них вздымался дым, тлели ветки, дождем осыпались сучья, а сверху брызгала кислота.
Джон втащил их обоих в воду, поскольку от жара лица их покрылись волдырями. Ручей заворачивал к югу, чтобы влиться в Черную Реку двумя-тремя милями ниже Кайр Корфлин. Дженни сбросила мокрые пледы и тяжелую юбку, подтянула повыше нижнюю юбку и начала ползти по острым камням, которые впивались и ранили ее колени и ладони. Джон шел за ней, неудобно держа лук за спиной. Дженни потянула за ними огонь, приказала дыму расползтись пеленой над всем лесом; он жег и разрывал ее легкие, разъедал глаза.
— Моркелеб увидит огонь, — с трудом выдохнула она.
— Если он жив. — Джон подскользнулся на камне и выругался. Вода в глубине застыла от холода, хотя на поверхности начала нагреваться. — Если думает, что оно того стоит — сразиться с четырьмя драконами…Ну, с тремя, раз уж девушка вышла из игры…
— Он придет.
Кислота обрызгала сверкающую воду перед ними. Сквозь пар Дженни видела огромную угловатую фигуру дракона в рамке огня, припавшую к земле на дне потока.
Джон сказал:
— Чтоб ему провалиться.
Дракон находился неподалеку от края деревьев, в том месте, где ручей впадал в болотистый луг. Плотно прижатые крылья опали, бросив его голову под огненный полог. Пламя золотило чешуйки, голубым по голубому, переливчатое великолепие ляпис-лазури, лобелии и муаровой синевы; обрисовывало контуры мелких узоров на плечах, среди шипов. Он открыл рот, чтобы плюнуть снова, и Джон по колено в воде уже натянул тетиву лука и приблизился, когда Дженни увидела лицо всадника.
Она закричала Нет!, когда Джон выпустил стрелу. Это Ян! Она швырнула в нее заклинание, но эта стрела была заколдована ею самой много месяцев назад. Ян качнулся назад, когда она ударила его; схватился за шипы вокруг и медленно осел. Дракон отпрянул во тьму.
— Ну же! — Джон схватил ее за запястье, оттаскивая ее. — Вдоль реки есть пещеры.
— Моркелеб…
— Что? Думаешь, я не могу справиться с двумя драконами сам?
И тут Дженни услышала его, этот мрачный призрачный голос, зовущий ее по имени.
Они вышли, спотыкаясь, из горящих лесов и увидели его — вихрь рассекающего пламя угловатого мрака в воздухе, неистовый, кусающийся, пикирующий на кричаще-яркую, грубую фигуру красного с белым дракона и на солнечно — желтое великолепие, — должно быть, подумала Дженни, это дракон Энисмирдал. Моркелеб был быстрее и больше их обоих, но когда эти двое поднялись к нему, с ними, казалось, взвихрились тьма и огонь, и образы и иллюзии утраивались и распадались на четверти. Дженни сузила свой разум, сфокусировала его до лезвия света и швырнула это лезвие в сторону Моркелеба с заклинаниями осознания и охраны.
Какое-то ослепительное мгновение она видела его глазами. Видела, как драконы дробились и рассыпались то на пять, то на шесть отдельных атакующих фигур, то на радуги ужасающих цветов — сводящих с ума, отводящих глаза — и проносились осколками мерзкого злого зеленоватого пламени. Дженни удвоила сосредоточенность, вытягивая силу из необузданной ярости огня, из гранита и доломита глубоко под дном реки. Драконьими глазами она видела, как очертания одного из драконов прояснились, и Моркелеб ударил черной молнией , разрывая противника когтями.
Потом картина снова раздробилась, и Дженни задохнулась от внезапного холодного ужаса, который ею овладел, словно в плоть внезапно прорвался серебряный червь, извиваясь и стремясь достигнуть сердца и мозга. Она призвала всю свою силу, защищая себя, защищая Моркелеба, но, казалось, что-то внутри нее истекает кровью, и с этим вытекает и сила. Дисциплина, которую вколотил в нее Каэрдин, взяла верх, она упорно призывала другие силы Земли — лунный свет, воду, мерцающие звезды — и зрение ее как будто прояснилось. Моркелеб нанес еще несколько эффектных ударов когтями и зубами, отгоняя их. На лицо Дженни хлынул кровавый дождь и капельки жгучей кислоты. Но внутри нее все еще сочилось жидкое серебро.
Моркелеб нырнул вниз, выпустив черные когти. Она почувствовала, как ее схватили и оторвали от земли. Когда он облаком бритвенно острых крыльев снова взмыл в небо, по инерции ее голова резко откинулась назад. На них обоих Дженни набросила дырявые сети охранных заклятий и когда ее магия сомкнулась и сплавилась с его, почувствовала, что его сила тоже иссякает и пересыхает. Они быстро летели на восток, и она отдавала себе отчет , что позади них бурей ревели крылья, знала о бешенстве преследующих их красок и ярости. Дождевые тучи укрывали высокие унылые склоны Скеппингских холмов.
Туда и направился Моркелеб, и Дженни распростерла разум, вызывая молнию и начертив вокруг них охранные заклятья, чтобы помешать их преследователям сделать то же самое. На этот раз с ними ничего не случилось: никаких схваток между противоборствующими силами, только замерцала молния — гнетущие вспышки, озарившие мягкую тьму вокруг.
Немного погодя дракон плавными кругами направился к земле.
***
— Джон? — Дженни повернулась, и мокрый корсаж с нижними юбками прилипли к телу. Пещера, куда их доставил дракон, была такой низкой, что только Дженни могла стоять в ней, выпрямившись, и она сужалась, углубляясь в холм. Лил унылый дождь, безостановочно падая на наружный склон. Она слышала журчание — должно быть, поблизости был ручей Клейбоггин — и почти бессознательно она определила, где они находятся и как далеко улетели.Ведьмин огонь замерцал на очках, когда Джон повернул голову. Ее поразило, что среди хаоса огня, крови и магии Моркелебу удалось схватить их обоих.
— Мне жаль насчет Яна, милая.
Она глубоко втянула воздух. — Ты знал, когда стрелял?
— Ага. — Он осторожно выпрямился. Тончайшие голубые нити света сделали заметнее пластины старого металла, которыми был украшен его камзол. За ним, невероятно распластанный, словно жук в щели, в глубине пещеры лежал Моркелеб
— мерцание алмазных глаз и шипов. — Видишь ли, я знал, что он будет наездником Нимра.
Дженни отвернулась. Знание, что Ян жив и его можно вернуть, сжигало ее: ярость, негодование, ужас от того, что сделал Джон.
— Карадок не даст ему умереть, ты же знаешь, — продолжил Джон. — В мире слишком мало магов, и ему пришлось вытащить их обоих, Нимра и Яна, — всех троих, я бы сказал, если считать того гоблина, что его оседлал — из боя, как он вытащил Изулт.
— А если бы твоя стрела его убила наповал? — Голос ее дрожал. — Мы можем вернуть его, Джон, но не из мертвых.
— Если бы мы умерли тогда, — мягко сказал Джон, — как думаешь, кем был бы Ян, кроме как рабом гоблинов, беспомощным пленником этой драгоценности до последнего вздоха и удара сердца? Наблюдал бы, что они творят, живя его болью? Иногда стрела в сердца — это подарок, преподнесенный из любви.
Дженни смотрела в сторону. Он был прав, но ей было так больно, что не находилось слов. Джон снял камзол и улегся, положив голову на мокрый насквозь ком из пледов. От его рубашки шел легкий пар из-за заклинаний тепла, которые вызвал Моркелеб, чтобы высушить их одежду. В пещере раздавался только звук дыхания, когда снаружи пробился серый свет. Чуть погодя Дженни встала и передвинулась, чтобы лечь радом с ним, сжимая его руку.
***
Учитывая неровную и сильно заросшую лесом территорию Лесов Импертенга и возможность присутствия там восставших отрядов, и Джон, и Дженни посчитали небезопасным, высаживаться в темноте, в нескольких милях от лагеря солдат Короля. Более того, как отметил Джон, невозможно сказать, не следил ли за ними кто-нибудь из драконов, выжидая, чтобы напасть на них с Дженни, как только Моркелеб скроется из виду.Поэтому дракон полетел прямо к лагерю у подножия холмов Джотема и на второй день после их бегства кругами спустился с вечернего неба. Дженни раскрыла над ними огромный зонтик Промажь по цели, чтобы справиться с последствиями.
Это было необходимо. Со всех концов лагеря с криками высыпали люди — из лагерей, поскольку с высоты было ясно, что каждый из вассалов Короля разбил свои палатки по отдельности, и было невозможно спутать полосатые палатки Халната и светло-кремовое, хотя и потрепанное, пристанище солдат Хита. Драконьим зрением Дженни ясно их видела, и фасон и цвет их одежды отличались так же, как вид и размер их бивуаков. Вместе с диким ржанием лошадей и безумным блеянием овец, в панике носящихся по кругу в загонах, до нее доносились голоса. Бесполезной тучей взмыли стрелы. Потом солдаты кинулись врассыпную, как неслись сюда, тыча пальцами и крича, когда увидели, что дракон зажал в когтях людей.
Джон оставался Джоном, он махал руками и посылал воздушные поцелуи.
Балансируя на огромных крыльях, Моркелеб вытянул длинные задние ноги к земле, а потом присел и сложил крылья. К этому времени на углу плаца, где он обосновался, стояли только два высоких худых молодых человека — рыжеволосый носил черную мантию ученого, а очки белокурого казались нелепыми в сочетании с красной военной формой, красными бриджами и красными стоптанными сапогами с искусным тиснением.
Именно эта очкастая малиновая фигура выкрикнула:
— Лорд Джон! Леди Дженни! — и зашагала вперед, протягивая руки.
Дженни помнила время, когда он бы побежал.
Дженни сделала реверанс — в потрепанной нижней юбке и Джоновых запачканных сажей пледах, но он обхватил ее руками, нагибаясь с высоты своего возмутительного роста. Потом он повернулся и заключил в объятья Джона, задыхаясь от восхищения и удовольствия, а Моркелеб в это время устроился чуть поудобнее и наблюдал за этой сценой холодными сардоническими нечеловеческими глазами. Казалось, сорок футов — его истинный размер, крупнее которого он быть не может, но сейчас Дженни не была в этом так уверена.
— Что вы здесь делаете? — спросил Гарет Маглошелдон, сын — и Регент — своего отца-Короля. Как раз когда он говорил, появился Уриен из Дома Увейна, высокий мужчина, который в юности, должно быть, был похож на статую Сармендеса, Повелителя Солнца: инкрустированные золотом доспехи, малиновый плащ, огромный, украшенный драгоценностями меч, отбрасывающий блики света. — Все в порядке, отец, — торопливо сказал Гарет, подходя к нему, когда Король, увидев Моркелеба, поднял оружие и начал наступать.
— Подумать только, это же дракон Злого Хребта!
— — Все в порядке, — повторил Гарет, хватая его за руку. — Его победили. Он здесь как… как пленник.
Моркелеб открыл рот и зашипел, но если он и сказал что-то, Дженни этого не различила, и не подала Гарету никаких знаков.
— Он дракон. — Король нахмурился, словно чего-то здесь он не мог уразуметь. К нему торопливо подошли слуги и ординарцы, тактично беря его под руки. — Драконов нужно убивать. Это долг Короля…
— Нет, — сказал Гарет. — Лорд Аверсин — ты помнишь лорда Аверсина? — и леди Дженни захватили этого дракона в плен. Я спою тебе об этом песню сегодня вечером или…или завтра. — Он повернулся к Джону, нахмурившись, когда увидел ожоги и волдыри обожженного кислотой тела. — Что случилось? — Он посмотрел также и на Моркелеба, словно зная, что только самая крайняя необходимость привела бы их в лагерь.
— Роклис — предательница. — Джон сунул одну руку за портупею, а второй почесал длинный нос. — И это хорошая новость.
***
Гарет слушал рассказ Джона без комментариев, хотя когда Джон говорил о Шхерах Света, глаза Регента засверкали от восторга и страстного желания туда попасть. Тихо сидя между Джоном и рыжеволосым Поликарпом, правителем Халната и доктором естественной философии — и одетая в слишком яркое и слишком длинное платье, которое одолжила одна из офицерских жен — Дженни поняла, что только часть Гаретовой одержимости рассказами о древних Драконьих Погибелях возникла из тоски неуклюжего мальчишки по героизму и мужественным деяниям с оружием в руках. Что Гарет любил, так это рассказы о драконах.Как и Джон, осознала она, полюбил драконов, когда стал понимать их лучше.
— Она всегда смотрела на тебя свысока, ты же знаешь, — сказал Поликарп Гарету. — Мы с ней говорили два-три раза, когда она командовала войсками, осаждавшими Халнат. Когда она узнала, что твой отец … заболел, — он бросил взгляд на высокого мужчину, сидевшего в кресле на почетном месте в центре стола, — ее первой реакцией был ужас, что королевством будешь править ты.
— Я не болен. — Король Уриен, который слушал Джоново повествование с серьезным удивлением ребенка, слегка откинулся на спинку кресла, нахмурившись. Его волосы, которые были раньше цвета спелого ячменя, сейчас стали почти белыми и росли так редко, клочками, что их стригли коротко. Выходя, чтобы сразить дракона, он надел гладкий парик.
В отличие от всех остальных, подумала Дженни, он выглядит крепким, у него цветущий вид человека, который хорошо ест и проводит часть дня на улице. С каждым разом, когда Дженни его видела после смерти чародейки Зиерн, что высосала из него столько жизни и души, старый Король, казалось, понемногу оживал, понемногу воспринимал свое окружение, хотя он все еще по-детски восхищался каждым цветком, пуговицей и механизмом, словно никогда не видел их раньше.
И обескураживала мысль, что Роклис, возможно, была права: если Уриена разлучить с сыном, его легко можно было бы уговорить забыть его и назначить любого — Роклис, Принца Импертенга, Джона или даже Адрика — Регентом вместо молодого человека.
Король продолжил:
— Меня всего лишь тянет вздремнуть, но ведь я могу быть Королем, даже если меня тянет вздремнуть, не так ли? — Он беспокойно повернулся к сыну, который улыбнулся и накрыл ладонью его большие загорелые пальцы.
— Самым лучшим, отец.
— Как же она могла так поступить. — Уриен снова повернулся к Поликарпу. — Никогда бы о ней такого не подумал. Она всегда была таким хорошим воином, таким хорошим бойцом. Помню, когда ей исполнилось тринадцать, я подарил ей доспехи. Ты попросил книги. — Он рассматривал Гарета с легим смущением, хотя и без всякой враждебности в голосе.
По внезапному румянцу, что пополз по тонкой коже Гарета после слов отца, Дженни предположила, что у его отца нашлось что сказать о тех мальчиках, которые просят книги, а не доспехи.
— Но почему же она нас не любит? — сказал Уриен.
— Она нас не любит, потому что не может поступать как ей хочется, — сказал Джон , криво улыбнувшись, и Король кивнул, поняв это.
— Ну, это потому, что она не вышла замуж за того парня-купца. Но все к лучшему, конечно.
Снаружи, с равнины, к темным стенам палатки доносился лай лагерных собак и карканье грачей с навозной кучи. Дженни подумала, что других шумов очень мало. Дженни. Ни ударов оружия, ни выкрикивания команд. Моркелеб, зловеще залегший в центре плац-парада, блистал великолепием в тишине и, казалось, притуплял любой звук.
Что поймут из всего этого шпионы и разведчики горцев — или Принца Импертенга, если уж на то пошло?
— Она мне сказала, — тихо произнес Гарет, — что ей не понравилась мысль о моем регентстве, но ей хочется думать, что она не права. После этого она всегда относилась ко мне с уважением.
И может быть уже тогда, подумала Дженни, Роклис начала подумывать о захвате трона.
— Она полдюжины раз выступала в совете против того, чтобы феодам и свободным городам позволяли оставлять собственные парламенты и сохранять древние законы, — продолжил юный Регент. — Она говорила, что это глупо и неэффективно. Но что я мог сделать? Принцы и таны признают меня Королем отчасти и потому, что им позволяют иметь собственные законы, жить так, как завещали им предки. Король не может сказать своим подданным — своим преданным подданным — что он лучше знает, как им жить, чем их предки.
— Очевидно, — сухо сказал Джон, — она думала, что ты можешь.
— Что касается Карадока, — сказал Поликарп, вертя длинными пальцами перо,
— я его помню. Он появился около пяти лет назад с дюжиной переписчиков и предложил мне их услуги в восстановлении и замене некоторых древнейших рукописей в библиотеке, если я дам ему позволение сделать копии и для себя. Я всегда думал, что он слишком удачлив в торговле, чтобы быть по-настоящему честным.
Он незаметно взглянул на Короля, но Его Величество был погружен в созерцание золотого узора по краю блюда, на котором лежали сыры, сладости и экзотические лакомства.
Джон хмыкнул:
— Теперь мы знаем, откуда ветер дует и с чего это ему так подфартило.
— Более того, — сказал Гарет. — За последние два года здесь было достаточно…ну, скажем так… несчастных случаев…с кораблями на островах, так что в совете было выдвинуто предложение вновь ввести в действие закон против волшебников, владеющих собственностью или занимающих должности. Только никто не знал, что это за волшебник. — Он сконфуженно глянул на Дженни и торопливо продолжил, — Расскажи нам о драконоборческой машине.
Джон сделал ему одолжение, изложив все коротко и по делу — когда возникала нужда, он это мог. — Я над ней работал бог знает сколько лет, — сказал он, закончив. — Эту мысль я ухватил откуда-то из Полиборуса — или это была Дотисова Тайная История? — но самый полезный чертеж получил от Геронекса из Эрнайна, разве что рулевое управление в кабине взял из чертежей Сирдасиса Скринуса для паромов. — Он постучал по рисунку, окруженному полупустыми кубками, который набросал мелом на скатерти.
— И я торговался с гномами за каждый кусок и сводил бедного Маффла с ума всеми этими замочками и рычагами, что его скрепляют, чтобы можно было разобрать на части. Этот маленький ублюдок тяжеловат.
Гарет и Поликарп переглянулись. — Владыка Бездны Ильфердина сделал бы для нас больше, — сказал Регент, протирая очки скатертью. — Драконы — это последнее, что ему, да и всем остальным гномам, хочется видеть разгуливающим на свободе.
Четыре года, подумала Дженни, обуздали и успокоили его. Когда они с Джоном приехали на юг два года назад, по случаю крестин дочери Гарета, Дженни увидела, что импульсивный, чувствительный мальчик, который поехал на север, чтобы просить Джоновой помощи, превратился в молодого человека, отлично осознающего свои ограничения, человека, который может попросить помощи, с любовью принимая во внимание мысли той тени короля-воина, которой стал его отец и даруя ему все знаки королевской власти и положения.