Страница:
Хотя лодка была тяжело нагружена, двигалась она быстро. Она была поставлена на колеса, сработанные, как и вся механика в этом районе, из легких сталей и сплавов, изготовленных гномами. Когда два года назад в Уинтерленд прибыли отряды Короля, Джон воспользовался случаем, чтобы съездить к гномам, в Бездну Вилдума, прослышав, что они нуждались в воине — справиться с гнездом пещерных духов, которых те потревожили, когда рыли свои тоннели. Этот механизм, сделанный по спецификациям Джона и по чертежам, которые он нашел в древних текстах Геронекса, был платой ему за две недели опасностей и ужаса во мраке.
— В тот год, когда родился Ян, нас с Джен поймали и почти два месяца держали в Лунном Лесу скелки, — сказал он Маффлу. — С Джен все будет в порядке, где бы она ни была, но я не могу больше ждать ее возвращения. Уже десять дней, как Ян пропал.
— С Яном все будет нормально. — Адрик подошел ближе, в его позе был своего рода грубоватый воинский вызов. За ним по пятам молча прошлепала Мэг и со своим обычным напряженым вниманием начала исследовать плетеную лодку. Мальчик схватил ее за руку и оттащил, ибо имел массу переживаний в связи с ее исследованиями. — А мама может позаботиться о любом старом вшивом маге.
— Ага. — Джон усмехнулся и взъерошил сыну волосы. — Но, может, это ее немного задержит. — Он оглянулся на Маффла, чей взгляд настороженно следил за его лицом в потеках пота.
— Чего-то ты мне не говоришь, Джонни.
Джон удивленно поднял брови. — Я тебе не говорю, чтобы ты отправился на эту длинную прогулку, потому как это не твое дело, но это все оттого, что ты мой брат и старше меня.
— Джон, тебе пора в кровать. — Тетя Джейн, самая старшая и тучная из трех сестер старого лорда Алина, спешила вниз по поломанной лестнице с внутреннего двора. — Маффл, я удивлена, что ты позволяешь ему вставать.
Кузнец начал было возражать, что он не нянька брату, но тетя Джейн продолжала:
— И пачкаться во всех этих варварских механизмах, когда тебе надо отдыхать. — Она неодобрительно посмотрела на Джонов телескоп, установленный на кормовом планшире. — Да еще и детей привел! Они кончат так же плохо, как ты.
— Папа нас не приводил, — решительно заявил Адрик. — Мы тайком пробрались. — Он шагнул к отцу, словно хотел его защитить, все еще добросовестно удерживая руку сестры.
— В самом деле! — Тетя Джейн остановилась и оглядела лодку сверху донизу, хотя ни одна из тетушек особо не интересовалась учеными и относящимися к механике занятиями племянника. Чуть погодя она с ворчанием отвернулась, пожав плечами, словно ее вообще не поразило, как выглядит это курьезный гибрид, : в форме лодки, но, не считая днища, обшитого досками, сделанный из покрытой лаком соломы; поставленный на колеса и снабженный целым набором парусов, реев, гиков и мачт, а также странным часовым механизмом, проводами, винтовыми лопастями и рессорами. Она, казалось, не связала это с каркасом из ивового прута, который стоял над приземистой печной трубой. Рядом, среди многочисленных мотков сплетенного гномами кабеля, стальных колец и кожаных клапанов, лежали открытые корзины со свернутым шелком.
— А сейчас ты пойдешь наверх, — приказала она. — Давай! Хватит шататься по полям, когда тебе надо отдыхать…
Она с бормотанием снова поднялась по лестнице, и сержант Маффл, бросив взволнованный взгляд на Джона, подхватил Мэг, словно маленький белый маковый цветок, и понес ее следом. Как только они скрылись из виду, Джон довольно быстро уселся на поленницу дров около печки.
— Ты в порядке? — Ардик присоединился к нему, как и Джон, раздетый до бридж, башмаков и рубахи, обхватив руками рукоять небольшого меча, что висел у него на поясе. С большим трудом Джон убедил его снимать оружие, когда он идет спать.
— Пусть только появится еще один дракон, — бодро сказал Джон, — и я сверну ему шею, как цыпленку.
Ардик усмехнулся и подсел к отцу на дровяную поленницу. — Ты собираешься уйти и найти Яна?
— Придется, сынок.
— Можно мне с тобой? Тебе понадобится помощь, — добавил он, видя, что его отец набирает воздух для неизбежного отказа. — Даже если ты заберешь все мамины яды и твою драконоборческую машину. Ты же сам знаешь, что никогда не испытывал ее против настоящего дракона. А я могу использовать меч. — Он уверенно похлопал по клинку. — И я могу стрелять, кидать веревку, метать копье. Ты же знаешь, у меня это получается лучше, чем у Яна.
Это была правда. Еще когда мальчики были маленькими, Джон тренировал их и обучал искусству владения оружием, зная, что в Уинтерленде оно им понадобится, и возможно, намного раньше, чем они повзрослеют. И там, где Ян все обстоятельно изучал, младший поглощал уроки с беспечной свирепостью, которая не оставила Джону сомнений в том, кто займет место защитника Уинтерленда, когда сам он уйдет.
И, вероятно, сделает эту работу лучше, чем он сам, размышлял он печально.
— Ты сейчас скажешь, что тебе и вправду хотелось бы, — вздохнул Адрик, — но нельзя. Я прав?
— Ты прав, сынок, — сказал Джон. Он отщипнул прут от кучи бревен и сотворил мышиный переполох для Худышки Китти, которая сошла вниз, чтобы исследовать внутренний двор. Кошка посмотрела на это равнодушно и уселась мыться. — К ужину и на танцы соберется народ, но вот если б ты поднялся в мою комнату, пока все заняты, и принес мои сумки сюда, к Молочаю, — он ткнул большим пальцем в лодку, — это было бы в самый раз; если я могу на это рассчитывать то есть.
Глаза Адрика засияли, он спрыгнул с поленницы и помчался по лестнице, как горный козел. Джон последовал за ним, только медленнее, прихрамывая и хватаясь за стены. Он поспал несколько часов (под боком дремали сонные серые глыбы — Толстушка Китти и Худышка Китти), а проснувшись, натянул кожаную безрукавку и собрал узелок с одеждой — пара башмаков, пледы и бритва. Рядом с ним поставил рюкзак, в котором были все составные части ядов, что они с Яном собрали в кабинете Джении и в доме на Мерзлом Водопаде, все банки и пакеты оттуда — или смертоносные или просто усыпляющие; и объемистая связка обрывков пергамента, которые он выпросил в скриптории Корфлина. Потом, несмотря на протесты теток, он дотащился до шумного, освещенного факелами зала.
К ужину всегда был кто-нибудь из деревни — легионы друзей Джейн, или братья и сестры слуг из Холда, иногда — сестра Дженни, Спарроу и ее дети, или Маффл со своей семьей, или многострадальный отец Гиеро, чьи попытки надлежащим образом поклоняться Богам были встречены в деревне вселенским равнодушием и глубоко укоренившейся упрямой верой в Древнего Бога. Джон был обязан пересказать Воробышку, тете Хол и кузине Роуэнберри все, что видел и слышал в Кайр Корфлин и все, что Роклис сказала о волнениях на юге; о росте зерновых и успехах с новой каменной водяной мельницей, и о количестве скота ( «Что значит — не знаю?» — вопросил старый Грэм Греббидж с фермы у дамбы. «Ты что, считать не умеешь, парень?»), и что носили жены сержантов с юга. Это его утомляло, но уходить не хотелось. Он сказал себе, это все потому, что пройдут недели, прежде чем он увидит их снова, стараясь даже не думать Никогда. После ужина он вытащил шарманку, которая была частью вознаграждения за убийство дракона четыре года назад, и наигрывал военные песни четырехсотлетней давности, и детские считалочки, и сентиментальные баллады,
— он их выучил из почерневших книг, что нашел в развалинах Элдсбауча. Маффл и Ардик присоединились к ним с ручным барабаном, а тетя Джейн — с деревянной флейтой. Тетя Роуэн, тетя Хол (мать Маффла и многолетняя любовница его отца) и привратница Пэг с удивительной легкостью танцевали в водовороте пледов, тряпья и длинных седых волос.
Все они еще были поглощены музыкой, когда он сказал, что собирается спать. Но покидая зал, он поймал взгляд Адрика.
Мальчик догнал его на кухонном дворе через несколько минут. Они вместе спустились по ступенькам в теплую голубую тьму, видя тлеющий янтарный глаз печки на старом дворе с сараями, расцвеченный и прикрытый каркасом из ивовой лозы. Ночь была тиха и доносила до них аромат ячменя, зреющего вокруг Холда, и сильную вонь мокрой зелени с болот на севере и востоке. Музыка все еще оставалась с ними, отдаленная, веселая, необузданная, а с нею — крики сверчков и лягушек. Только что над ломаной линией горизонта поднялась ущербная луна, нарядная и желтая, как сердцевина тыквы.
— Как только они узнают, что я решил уйти, тут они и явятся за мной, честя на чем свет стоит, — сказал Джон, проверяя кожаный шланг, который шел от печи к огромной серебристой массе шелка, аккуратно разложенной на разрушенном тротуаре. За последние несколько часов она начала подниматься и двигаться, раздуваясь…
В ослепительном темно-красном зареве лицо мальчика скривилось в широкой усмешке.
— То есть ты боишься, как бы тетя Джейн не запретила тебе ехать.
— Я лорд Холда, и буду благодарен вам, сэр, если вы это запомните.
Джон бросил обрубок вяза в печку, довольный, что у него есть слуги, которые притащили дрова ранее. — Прояви хоть немного уважения к старому, усталому человеку.
Но Адрик только шире усмехнулся. Он все знал о том, как честят на чем свет стоит. Какое-то время они работали вместе, раздувая огонь в печном брюхе, их лица омывал жар, а в звездном свете вздувался белый дым с песком. Спустя какое-то время Джон пинком закрыл дверь и раскопал в мешочке на поясе то, что получил от гномов Вилдума — два или три белых камня размером примерно с дикое яблоко, меловых и мягких на ощупь. У печки было что-то вроде железной корзины на вершине трубы, в нее Джон положил эти камни, затем снова проверил огромные раздувающиеся полотнища серого шелка. Канаты, клапаны и шланги были установлены так, как говорилось в старинных книгах и как высчитал Джон за время многомесячных испытаний и экспериментирования.
— Это магия? — вскоре прошептал Адрик.
Это произвело на него сильное впечатление. Джон почувствовал некоторое удовлетворение от того, что все-таки сделал.
— Воздушные шары — да нет, не магия. — Он отступил назад и незаметно оперся на лодку для поддержки. — Геронекс из Эрнайна тысячу двести лет назад использовал горячий воздух, чтобы заполнить шелковые мешки, и пролетел на них семьдесят пять миль, (по крайней мере, так он утверждает), — весь путь от Эрнайна, где бы он ни был, до Серебряных островов. В четвертом томе Дотисовой Истории — или это у Полиборуса? — говорится о людах, которые строили летающие машины с помощью магии гномов, хотя воздушные шары это были или что-то вроде крылатой машины, которую я сделал пару лет назад — не сказано. И я буду очень благодарен, если ты не будешь хихикать над этой машиной, — добавил он с достоинством. — Она почти работала.
— Ты еще и парашют свой сделал, — отметил Адрик, не правильно произнося архаичное слово. — И стеклянный пузырь, чтобы двигаться под водой. И ракеты. И …
— Кстати, в прошлом все это работало, — парировал Джон, сбрасывая из-за жары свою грубую безрукавку. — И только моя драконоборческая машина совершенно новая, я сам всю ее изобрел. Если это могли делать древние, я тоже могу.
Шелк вздымался и менял форму, становясь похожим на какой-то увеличенный вариант мышиных лап, которые он сунул под одеяла на кровати, чтобы заинтересовать впавшую в спячку Толстушку Китти — хотя даже этого они не сделали. Свет факелов и луны плыл по бледным узорам ткани. Шелк начал медленно увеличиваться, словно внизу с земли поднималось какое-то огромное существо. Ардик прошелся вокруг рядом с ним, привычно засунув руки под портупею, пытаясь казаться равнодушным, но глаза его расширились.
— Горячий воздух идет вверх, понимаешь. Об этом говорит Сирдасис в Началах мира, и это так и есть. Если ты положишь кусочек бумаги или лист на огонь, то увидишь, как он завертится, поднимаясь.
Ардик кивнул. Вообще-то он не слишком интересовался учеными занятиями своего отца, к тому же всю свою жизнь слышал о летающих машинах, но ни разу не видел ничего более впечатляющего, чем катастрофа летательного аппарата с крыльями позапрошлым летом. — Что происходит, когда воздух остывает? — спросил он.
— Ты спускаешься. Ты можешь немного это замедлить, если берешь на борт больше, чем тебе нужно, и тащишь гири и все такое, — по крайней мере, по словам Сирдасиса, — но в конце концов это все же случается. И тогда-то в дело идут хотвейзы — камешки, которые мне дали гномы. Они заставляют воздух сохранять тепло. Это часть магии гномов. Гномы могут заставлять камни точно так же держать свет, звуки, или даже воздух вокруг себя, как твоя мама использует заклинания воздуха, чтобы плыть под водой. Я слышал разговоры и о других штуках, но гномы чертовски прижимисты насчет того, чтобы позволить кому бы то ни было узнать о своей магии побольше. Кстати, в этом отрывке у Ибикуса, который я нашел у Элдсбауча, сказано…
— То есть так ты собираешься идти искать дракона, который утащил Яна?
Джон замолчал. Осознавая, что глаза сына устремлены на его лицо; осознавая также, что он никогда не лгал ни одному из своих детей. Осознавая, что его молчание слишком затянулось.
Ардик сказал:
— Ты знаешь, что случилось с Яном, да?
Очень тихо Джон сказал:
— Нет.
— Но думаешь, что знаешь.
Он закрыл глаза, желая солгать. Желая сказать сыну все, что угодно, только не то, что, по его подозрениям, было правдой. Солома и ивовая обшивка планширов впились в руки, когда он сильно сжал их, и раны заболели — снова кровоточат, подумал он, или просто истощение.
Хотел бы он, чтобы можно было дождаться Дженни.
Хотел бы, чтобы можно было сделать это как-то иначе.
Хотел бы знать, могло ли то, что он предпримет, вообще закончиться успехом.
Ардик испуганно произнес:
— Куда ты идешь?
— Найти кого-нибудь, кто может мне помочь, — сказал Джон.
Если он не убьет меня, как только увидит.
Во дни героев маги делали драконов рабами…
Он закрыл глаза, и память о том, что он прочел в этом потрепанном неполном томе Джуронала, вернулась к нему, словно том этот снова лежал перед его глазами.
Во дни героев маги делали драконов рабами.
Он увидел голубое с золотом великолепие Сентуивира, истекавшего кровью на черной дымящейся земле. Вспышку кристалла в руках волшебника. Полюбишь дракона — погубишь дракона…
Внимательное, невозмутимое лицо мага-южанина. Адскую, чужую улыбку Яна.
Джон закинул небольшой узел с одеждой в Молочай, проверил мачты, такелаж и механизмы, которые будут все двигать в штиль. Он уже летал прежде и на нем, и на его предыдущих, менее эффективных собратьях, но никогда еще — так далеко и так тяжело нагруженным. Части драконоборческой машины, которую он мастерил последние три года, были принайтованы среди пищевых продуктов и бурдюков с водой по планширу, сводя это скудное пространство почти на нет.
Все эти бесполезные мелочи против великолепия дракона. Против силы волшебника, который достаточно могущественен, чтобы спасти одному из них жизнь и сделать своим рабом.
Это глупо, я даже не маг…
Во дни героев… История рассказывала, что маги при помощи драконов, которые были их рабами, завоевали землю Эрнайна, вызвав целый ряд войн, опустошивших, судя по географическим упоминаниям, все до Границ Бела и приведя к упадку династию и цивилизацию. Джуронал писал спустя сотни лет после этих событий, и многое из того, о чем он говорил, явно было выдумано или позаимствовано из других рассказов. Но, размышляя над этим, как он размышлял целыми днями, готовя две своих машины, он был уверен, что суть рассказа правдива.
Он поднял глаза на воздушные шары Молочая, маленькие луны в первых красках ранней летней зари. Огни в зале наверху потускнели. Ревущий печной жар ударил по его телу, когда он схватил щипцами хотвейзы в корзине под клапанами воздушного шара. Сотни мелких задач и проверок легкой плетеной лодки, которая дергалась на якорях; от усталости болели кости и раны, а слова Джуронала снова и снова вертелись в его мыслях.
Небо посветлело. Они все скоро встанут.
Он крепко сжал Ардика в объятьях, отчаянно сражаясь с желанием взять мальчика с собой. Ибо он понимал, что ему понадобится помощь. А кроме того, в голове была мысль, что очень возможно, он видит сына в последний раз. Проклятье, думал он, проклятье, проклятье, проклятье…
— Где бы твоя мама ни была, она узнает, куда я пошел, — сказал он. Горло его болело от попыток сдержать в голосе дрожь. — Мы отлично справимся.
Воздушные шары сильно тянули крохотное судно. Настало время идти.
— Тащи этот канат. — Джон глубоко вздохнул. — Все якоря пойдут разом. — Он повис на веревочной лестнице, взбираясь по планширу, и поймал башмаком изогнутый металлический сегмент кабины управления в драконоборческой машине, едва не свалившись с десяти футов на землю.
Ардик поднял руку. — Позаботься о себе.
— Увидимся, когда вернусь.
В деревне закукарекал петух. Повсюду на болотах кричали местные птицы. Звонили колокола на рассвете, призывая тех немногих, кого привлекало поклонение Повелителю Солнца. Сармендес, прекрасный сын дня… Но все, что видел Джон, когда Адрик сильно и с восхищением рванул якорные канаты, — выцветшая запись рассказа Джуронала, впечатавшаяся ему в память.
Все драконы мертвы, и маги тоже.
Холд внизу исчез из виду. Паруса поймали ветер.
Все драконы мертвы, и маги тоже.
Джон направил паруса к северу.
— В тот год, когда родился Ян, нас с Джен поймали и почти два месяца держали в Лунном Лесу скелки, — сказал он Маффлу. — С Джен все будет в порядке, где бы она ни была, но я не могу больше ждать ее возвращения. Уже десять дней, как Ян пропал.
— С Яном все будет нормально. — Адрик подошел ближе, в его позе был своего рода грубоватый воинский вызов. За ним по пятам молча прошлепала Мэг и со своим обычным напряженым вниманием начала исследовать плетеную лодку. Мальчик схватил ее за руку и оттащил, ибо имел массу переживаний в связи с ее исследованиями. — А мама может позаботиться о любом старом вшивом маге.
— Ага. — Джон усмехнулся и взъерошил сыну волосы. — Но, может, это ее немного задержит. — Он оглянулся на Маффла, чей взгляд настороженно следил за его лицом в потеках пота.
— Чего-то ты мне не говоришь, Джонни.
Джон удивленно поднял брови. — Я тебе не говорю, чтобы ты отправился на эту длинную прогулку, потому как это не твое дело, но это все оттого, что ты мой брат и старше меня.
— Джон, тебе пора в кровать. — Тетя Джейн, самая старшая и тучная из трех сестер старого лорда Алина, спешила вниз по поломанной лестнице с внутреннего двора. — Маффл, я удивлена, что ты позволяешь ему вставать.
Кузнец начал было возражать, что он не нянька брату, но тетя Джейн продолжала:
— И пачкаться во всех этих варварских механизмах, когда тебе надо отдыхать. — Она неодобрительно посмотрела на Джонов телескоп, установленный на кормовом планшире. — Да еще и детей привел! Они кончат так же плохо, как ты.
— Папа нас не приводил, — решительно заявил Адрик. — Мы тайком пробрались. — Он шагнул к отцу, словно хотел его защитить, все еще добросовестно удерживая руку сестры.
— В самом деле! — Тетя Джейн остановилась и оглядела лодку сверху донизу, хотя ни одна из тетушек особо не интересовалась учеными и относящимися к механике занятиями племянника. Чуть погодя она с ворчанием отвернулась, пожав плечами, словно ее вообще не поразило, как выглядит это курьезный гибрид, : в форме лодки, но, не считая днища, обшитого досками, сделанный из покрытой лаком соломы; поставленный на колеса и снабженный целым набором парусов, реев, гиков и мачт, а также странным часовым механизмом, проводами, винтовыми лопастями и рессорами. Она, казалось, не связала это с каркасом из ивового прута, который стоял над приземистой печной трубой. Рядом, среди многочисленных мотков сплетенного гномами кабеля, стальных колец и кожаных клапанов, лежали открытые корзины со свернутым шелком.
— А сейчас ты пойдешь наверх, — приказала она. — Давай! Хватит шататься по полям, когда тебе надо отдыхать…
Она с бормотанием снова поднялась по лестнице, и сержант Маффл, бросив взволнованный взгляд на Джона, подхватил Мэг, словно маленький белый маковый цветок, и понес ее следом. Как только они скрылись из виду, Джон довольно быстро уселся на поленницу дров около печки.
— Ты в порядке? — Ардик присоединился к нему, как и Джон, раздетый до бридж, башмаков и рубахи, обхватив руками рукоять небольшого меча, что висел у него на поясе. С большим трудом Джон убедил его снимать оружие, когда он идет спать.
— Пусть только появится еще один дракон, — бодро сказал Джон, — и я сверну ему шею, как цыпленку.
Ардик усмехнулся и подсел к отцу на дровяную поленницу. — Ты собираешься уйти и найти Яна?
— Придется, сынок.
— Можно мне с тобой? Тебе понадобится помощь, — добавил он, видя, что его отец набирает воздух для неизбежного отказа. — Даже если ты заберешь все мамины яды и твою драконоборческую машину. Ты же сам знаешь, что никогда не испытывал ее против настоящего дракона. А я могу использовать меч. — Он уверенно похлопал по клинку. — И я могу стрелять, кидать веревку, метать копье. Ты же знаешь, у меня это получается лучше, чем у Яна.
Это была правда. Еще когда мальчики были маленькими, Джон тренировал их и обучал искусству владения оружием, зная, что в Уинтерленде оно им понадобится, и возможно, намного раньше, чем они повзрослеют. И там, где Ян все обстоятельно изучал, младший поглощал уроки с беспечной свирепостью, которая не оставила Джону сомнений в том, кто займет место защитника Уинтерленда, когда сам он уйдет.
И, вероятно, сделает эту работу лучше, чем он сам, размышлял он печально.
— Ты сейчас скажешь, что тебе и вправду хотелось бы, — вздохнул Адрик, — но нельзя. Я прав?
— Ты прав, сынок, — сказал Джон. Он отщипнул прут от кучи бревен и сотворил мышиный переполох для Худышки Китти, которая сошла вниз, чтобы исследовать внутренний двор. Кошка посмотрела на это равнодушно и уселась мыться. — К ужину и на танцы соберется народ, но вот если б ты поднялся в мою комнату, пока все заняты, и принес мои сумки сюда, к Молочаю, — он ткнул большим пальцем в лодку, — это было бы в самый раз; если я могу на это рассчитывать то есть.
Глаза Адрика засияли, он спрыгнул с поленницы и помчался по лестнице, как горный козел. Джон последовал за ним, только медленнее, прихрамывая и хватаясь за стены. Он поспал несколько часов (под боком дремали сонные серые глыбы — Толстушка Китти и Худышка Китти), а проснувшись, натянул кожаную безрукавку и собрал узелок с одеждой — пара башмаков, пледы и бритва. Рядом с ним поставил рюкзак, в котором были все составные части ядов, что они с Яном собрали в кабинете Джении и в доме на Мерзлом Водопаде, все банки и пакеты оттуда — или смертоносные или просто усыпляющие; и объемистая связка обрывков пергамента, которые он выпросил в скриптории Корфлина. Потом, несмотря на протесты теток, он дотащился до шумного, освещенного факелами зала.
К ужину всегда был кто-нибудь из деревни — легионы друзей Джейн, или братья и сестры слуг из Холда, иногда — сестра Дженни, Спарроу и ее дети, или Маффл со своей семьей, или многострадальный отец Гиеро, чьи попытки надлежащим образом поклоняться Богам были встречены в деревне вселенским равнодушием и глубоко укоренившейся упрямой верой в Древнего Бога. Джон был обязан пересказать Воробышку, тете Хол и кузине Роуэнберри все, что видел и слышал в Кайр Корфлин и все, что Роклис сказала о волнениях на юге; о росте зерновых и успехах с новой каменной водяной мельницей, и о количестве скота ( «Что значит — не знаю?» — вопросил старый Грэм Греббидж с фермы у дамбы. «Ты что, считать не умеешь, парень?»), и что носили жены сержантов с юга. Это его утомляло, но уходить не хотелось. Он сказал себе, это все потому, что пройдут недели, прежде чем он увидит их снова, стараясь даже не думать Никогда. После ужина он вытащил шарманку, которая была частью вознаграждения за убийство дракона четыре года назад, и наигрывал военные песни четырехсотлетней давности, и детские считалочки, и сентиментальные баллады,
— он их выучил из почерневших книг, что нашел в развалинах Элдсбауча. Маффл и Ардик присоединились к ним с ручным барабаном, а тетя Джейн — с деревянной флейтой. Тетя Роуэн, тетя Хол (мать Маффла и многолетняя любовница его отца) и привратница Пэг с удивительной легкостью танцевали в водовороте пледов, тряпья и длинных седых волос.
Все они еще были поглощены музыкой, когда он сказал, что собирается спать. Но покидая зал, он поймал взгляд Адрика.
Мальчик догнал его на кухонном дворе через несколько минут. Они вместе спустились по ступенькам в теплую голубую тьму, видя тлеющий янтарный глаз печки на старом дворе с сараями, расцвеченный и прикрытый каркасом из ивовой лозы. Ночь была тиха и доносила до них аромат ячменя, зреющего вокруг Холда, и сильную вонь мокрой зелени с болот на севере и востоке. Музыка все еще оставалась с ними, отдаленная, веселая, необузданная, а с нею — крики сверчков и лягушек. Только что над ломаной линией горизонта поднялась ущербная луна, нарядная и желтая, как сердцевина тыквы.
— Как только они узнают, что я решил уйти, тут они и явятся за мной, честя на чем свет стоит, — сказал Джон, проверяя кожаный шланг, который шел от печи к огромной серебристой массе шелка, аккуратно разложенной на разрушенном тротуаре. За последние несколько часов она начала подниматься и двигаться, раздуваясь…
В ослепительном темно-красном зареве лицо мальчика скривилось в широкой усмешке.
— То есть ты боишься, как бы тетя Джейн не запретила тебе ехать.
— Я лорд Холда, и буду благодарен вам, сэр, если вы это запомните.
Джон бросил обрубок вяза в печку, довольный, что у него есть слуги, которые притащили дрова ранее. — Прояви хоть немного уважения к старому, усталому человеку.
Но Адрик только шире усмехнулся. Он все знал о том, как честят на чем свет стоит. Какое-то время они работали вместе, раздувая огонь в печном брюхе, их лица омывал жар, а в звездном свете вздувался белый дым с песком. Спустя какое-то время Джон пинком закрыл дверь и раскопал в мешочке на поясе то, что получил от гномов Вилдума — два или три белых камня размером примерно с дикое яблоко, меловых и мягких на ощупь. У печки было что-то вроде железной корзины на вершине трубы, в нее Джон положил эти камни, затем снова проверил огромные раздувающиеся полотнища серого шелка. Канаты, клапаны и шланги были установлены так, как говорилось в старинных книгах и как высчитал Джон за время многомесячных испытаний и экспериментирования.
— Это магия? — вскоре прошептал Адрик.
Это произвело на него сильное впечатление. Джон почувствовал некоторое удовлетворение от того, что все-таки сделал.
— Воздушные шары — да нет, не магия. — Он отступил назад и незаметно оперся на лодку для поддержки. — Геронекс из Эрнайна тысячу двести лет назад использовал горячий воздух, чтобы заполнить шелковые мешки, и пролетел на них семьдесят пять миль, (по крайней мере, так он утверждает), — весь путь от Эрнайна, где бы он ни был, до Серебряных островов. В четвертом томе Дотисовой Истории — или это у Полиборуса? — говорится о людах, которые строили летающие машины с помощью магии гномов, хотя воздушные шары это были или что-то вроде крылатой машины, которую я сделал пару лет назад — не сказано. И я буду очень благодарен, если ты не будешь хихикать над этой машиной, — добавил он с достоинством. — Она почти работала.
— Ты еще и парашют свой сделал, — отметил Адрик, не правильно произнося архаичное слово. — И стеклянный пузырь, чтобы двигаться под водой. И ракеты. И …
— Кстати, в прошлом все это работало, — парировал Джон, сбрасывая из-за жары свою грубую безрукавку. — И только моя драконоборческая машина совершенно новая, я сам всю ее изобрел. Если это могли делать древние, я тоже могу.
Шелк вздымался и менял форму, становясь похожим на какой-то увеличенный вариант мышиных лап, которые он сунул под одеяла на кровати, чтобы заинтересовать впавшую в спячку Толстушку Китти — хотя даже этого они не сделали. Свет факелов и луны плыл по бледным узорам ткани. Шелк начал медленно увеличиваться, словно внизу с земли поднималось какое-то огромное существо. Ардик прошелся вокруг рядом с ним, привычно засунув руки под портупею, пытаясь казаться равнодушным, но глаза его расширились.
— Горячий воздух идет вверх, понимаешь. Об этом говорит Сирдасис в Началах мира, и это так и есть. Если ты положишь кусочек бумаги или лист на огонь, то увидишь, как он завертится, поднимаясь.
Ардик кивнул. Вообще-то он не слишком интересовался учеными занятиями своего отца, к тому же всю свою жизнь слышал о летающих машинах, но ни разу не видел ничего более впечатляющего, чем катастрофа летательного аппарата с крыльями позапрошлым летом. — Что происходит, когда воздух остывает? — спросил он.
— Ты спускаешься. Ты можешь немного это замедлить, если берешь на борт больше, чем тебе нужно, и тащишь гири и все такое, — по крайней мере, по словам Сирдасиса, — но в конце концов это все же случается. И тогда-то в дело идут хотвейзы — камешки, которые мне дали гномы. Они заставляют воздух сохранять тепло. Это часть магии гномов. Гномы могут заставлять камни точно так же держать свет, звуки, или даже воздух вокруг себя, как твоя мама использует заклинания воздуха, чтобы плыть под водой. Я слышал разговоры и о других штуках, но гномы чертовски прижимисты насчет того, чтобы позволить кому бы то ни было узнать о своей магии побольше. Кстати, в этом отрывке у Ибикуса, который я нашел у Элдсбауча, сказано…
— То есть так ты собираешься идти искать дракона, который утащил Яна?
Джон замолчал. Осознавая, что глаза сына устремлены на его лицо; осознавая также, что он никогда не лгал ни одному из своих детей. Осознавая, что его молчание слишком затянулось.
Ардик сказал:
— Ты знаешь, что случилось с Яном, да?
Очень тихо Джон сказал:
— Нет.
— Но думаешь, что знаешь.
Он закрыл глаза, желая солгать. Желая сказать сыну все, что угодно, только не то, что, по его подозрениям, было правдой. Солома и ивовая обшивка планширов впились в руки, когда он сильно сжал их, и раны заболели — снова кровоточат, подумал он, или просто истощение.
Хотел бы он, чтобы можно было дождаться Дженни.
Хотел бы, чтобы можно было сделать это как-то иначе.
Хотел бы знать, могло ли то, что он предпримет, вообще закончиться успехом.
Ардик испуганно произнес:
— Куда ты идешь?
— Найти кого-нибудь, кто может мне помочь, — сказал Джон.
Если он не убьет меня, как только увидит.
Во дни героев маги делали драконов рабами…
Он закрыл глаза, и память о том, что он прочел в этом потрепанном неполном томе Джуронала, вернулась к нему, словно том этот снова лежал перед его глазами.
Во дни героев маги делали драконов рабами.
Он увидел голубое с золотом великолепие Сентуивира, истекавшего кровью на черной дымящейся земле. Вспышку кристалла в руках волшебника. Полюбишь дракона — погубишь дракона…
Внимательное, невозмутимое лицо мага-южанина. Адскую, чужую улыбку Яна.
Джон закинул небольшой узел с одеждой в Молочай, проверил мачты, такелаж и механизмы, которые будут все двигать в штиль. Он уже летал прежде и на нем, и на его предыдущих, менее эффективных собратьях, но никогда еще — так далеко и так тяжело нагруженным. Части драконоборческой машины, которую он мастерил последние три года, были принайтованы среди пищевых продуктов и бурдюков с водой по планширу, сводя это скудное пространство почти на нет.
Все эти бесполезные мелочи против великолепия дракона. Против силы волшебника, который достаточно могущественен, чтобы спасти одному из них жизнь и сделать своим рабом.
Это глупо, я даже не маг…
Во дни героев… История рассказывала, что маги при помощи драконов, которые были их рабами, завоевали землю Эрнайна, вызвав целый ряд войн, опустошивших, судя по географическим упоминаниям, все до Границ Бела и приведя к упадку династию и цивилизацию. Джуронал писал спустя сотни лет после этих событий, и многое из того, о чем он говорил, явно было выдумано или позаимствовано из других рассказов. Но, размышляя над этим, как он размышлял целыми днями, готовя две своих машины, он был уверен, что суть рассказа правдива.
Он поднял глаза на воздушные шары Молочая, маленькие луны в первых красках ранней летней зари. Огни в зале наверху потускнели. Ревущий печной жар ударил по его телу, когда он схватил щипцами хотвейзы в корзине под клапанами воздушного шара. Сотни мелких задач и проверок легкой плетеной лодки, которая дергалась на якорях; от усталости болели кости и раны, а слова Джуронала снова и снова вертелись в его мыслях.
Небо посветлело. Они все скоро встанут.
Он крепко сжал Ардика в объятьях, отчаянно сражаясь с желанием взять мальчика с собой. Ибо он понимал, что ему понадобится помощь. А кроме того, в голове была мысль, что очень возможно, он видит сына в последний раз. Проклятье, думал он, проклятье, проклятье, проклятье…
— Где бы твоя мама ни была, она узнает, куда я пошел, — сказал он. Горло его болело от попыток сдержать в голосе дрожь. — Мы отлично справимся.
Воздушные шары сильно тянули крохотное судно. Настало время идти.
— Тащи этот канат. — Джон глубоко вздохнул. — Все якоря пойдут разом. — Он повис на веревочной лестнице, взбираясь по планширу, и поймал башмаком изогнутый металлический сегмент кабины управления в драконоборческой машине, едва не свалившись с десяти футов на землю.
Ардик поднял руку. — Позаботься о себе.
— Увидимся, когда вернусь.
В деревне закукарекал петух. Повсюду на болотах кричали местные птицы. Звонили колокола на рассвете, призывая тех немногих, кого привлекало поклонение Повелителю Солнца. Сармендес, прекрасный сын дня… Но все, что видел Джон, когда Адрик сильно и с восхищением рванул якорные канаты, — выцветшая запись рассказа Джуронала, впечатавшаяся ему в память.
Все драконы мертвы, и маги тоже.
Холд внизу исчез из виду. Паруса поймали ветер.
Все драконы мертвы, и маги тоже.
Джон направил паруса к северу.
Глава 9
Как и его тезка, Молочай поднялся с серебряным рассветом. Внизу проходили деревья и кровли деревни Алин и Джон чувствовал, что может назвать каждую крышу и лист. Хорошо знакомые ему поля, овцы и овечьи собаки, трактир «Дерзкая девчонка», прачечная, коты на стенах. Потом он увидел Дальний Западный Выезд, и в торфяных болотах, которые блестели словно осколки железа, фермеров и резчиков торфа, что выкрикивали добродушные приветствия: Надо ли его спасать на сей раз? Его заметили и в изумлении уставились пастухи, потом выругались, потому как у них сбежала овца. Еще дальше, там, где кончались деревья, внизу миля за милей накатывали сплошные болота, лишайники и скалы, а также мелькали большие стада северных оленей и лосей, да кружили вблизи ястребы, смотря на него, а затем уходя.
Это было исключительное время. Джону казалось, что вся душа его и тело пронизаны светом.
Ранним утром, когда сохранялся восточный ветер, стояла полнейшая тишина, только бились и щелкали паруса да такелаж скрипел под порывами ветра. Ближе к полудню ветер сменился на западный и Джон освободился от кое-какого балласта — воды из колодца с заднего двора, которая висела под судном в бурдюках из сыромятной кожи — и поискал, где воздушные потоки сменяются восходящими, ибо восемнадцать месяцев экспериментальных полетов показали ему, как это делать. Всевозможных восходящих потоков он нашел много, так что мог менять паруса и галсы, поскольку был хорошим моряком и на воде и в воздухе. От головокружительной красоты уменьшающейся земли у него перехватило дыхание.
И был это его первый полет, о котором он знал — ему ни за что не выжить. Как ребенок, он в восторге смотрел на землю и холмы и на это чудо — птиц, паривших в воздухе так близко к нему и оттого тысячи раз попадавших в беду. Замечания Геронекса о балласте и управлении рулем были не слишком полезны. Днем он еще мог различить и назвать каждый поток и скалистую вершину, каждую рощицу и разрушенную ферму, но ближе к вечеру вытащил свои пергаменты и палочками шероховатого древесного угля и свинца рисовал карты (смешные и странные, как и все его рисунки) и развлекался, нанося на них нелепые наименования.
Когда ветра окончательно повернулись против него, он убрал парус и бросил якорь в деревья поблизости от пруда Гэгни. С помощью дюжины шкивов и приспособлений он стащил Молочай вниз, поскольку горячий воздух выпустить не рискнул. Атмосфера была все еще близка к земной. Он принял на борт столько балласта, сколько смог втащить, и винтовые лопасти громко зашумели и затрещали, когда толкнули Молочай вперед.
Он стал на якорь в том месте, где была когда-то сторожевая башня Кайр Корби, а сейчас остался только круг из камней, и слез по лестнице развести огонь для ужина. Закутавшись в пледы и шкуры, он сел, скрестив ноги, на обрубок старой стены и съел подгоревшие ячменные лепешки, пристально вглядываясь на север, на лишенные леса пустоши, куда никогда не простирался закон Короля, а у него над ухом жалобно ныли миллионы москитов и мошкары. Согласно Дотисовой Истории, Воронья Башня гордилась лесными угодьями у подножья, и в ней всегда наготове был сложенный костер, который разжигали как предупреждение, хотя к сожалению, та часть тома, где говорилось, за чем наблюдала башня, была утеряна. Сейчас поблизости все же росло несколько деревьев, но насколько Джон видел в молочно-белом свете, не было никаких признаков того, что вокруг башни есть леса … Однако Джон смотрел на север и задавался вопросами.
Возможно, Ледяные Наездники. Или кто-то из их давно забытой родни. Усобица и чума давно вытащили королевских солдат на юг. Но что-то же ведь разрушило эту башню и опустошило все земли между нею и Дальним Западным Выездом, который до сих гордится внушительными стенами.
Может, думал Джон, в тысячный раз прихлопнув ноющего нападавшего-невидимку, их согнали, или, что более правдоподобно, съели живьем москиты.
И хотя был он утомлен, он надолго засиделся, наблюдая, как пропадают краски этих земель. Ему казалось, он различал их очертания, созданные всеми оттенками прозрачно-голубого, пока не взошла поздняя луна и не омыла все холодом и магией. Он вытащил свою шарманку и ее глубоким безыскусным печальным голосом наиграл песню, которую написал для Дженни, желая, чтобы она была с ним. И не только из-за того, с чем, он знал, ему придется столкнуться, но и чтобы разделить с нею эту красоту, эти сумерки, эти пейзажи и восторг дневного полета. Он коснулся красной ленты, все еще нарядно вплетенной в волосы.
Сверху, еще перед тем, как бросить якорь, он увидел рога гор Тралчета, покрытые белой коркой и замаскированные ледниками, чьи лапы резко обрывались в темно-зеленом море. Для второго дня полета, при том, что заклинания тепла в хотвейзах медленно исчезали, это было безрассудное расстояние. Гномы, которые вручили их ему, сказали, что они себя исчерпают за три полных дня, но он в этом сомневался.
Однако ничего другого не оставалось. Гномы Бездны Тралчета были его единственной надеждой на успех в путешествии, и он мог только молиться, что они слышали его имя от своей родни. Через какое-то время он залез по лестнице и попытался найти в телескоп на южном небосклоне комету, которая, как он высчитал по старинным записям, должна быть здесь, но ее не было. Потом он установил все рычаги машинных механизмов, с которыми мог справиться, перед тем как завернуться в пледы и медвежьи шкуры и заснуть. Ему казалось, он долго лежал без сна, наблюдая за семью лунно-белыми воздушными шарами, которые сталкивались под ночным бризом и тускло светящимся мерцанием северного сияния, голубого, багряного и белого, струившегося в опаловом небе над плетеными планширами.
К утру Молочай опустился на добрых 20 футов. Это было не так плохо, как боялся Джон, но хорошего в этом тоже не было. Ночью поднялся туман, поэтому, когда он — до рассвета — очнулся от вымученной дремоты, то на миг запаниковал, не сумев ничего разглядеть, словно его поразила слепота. Но в следующее мгновение бодрящая ледяная липкость сказала ему, что это всего лишь один из убийственных туманов на торфяниках. Они назывались «пожиратели луны», или обманные туманы, и следовали за тремя сестрами-волшебницами — или жрицами, в соответствии с Лапидарными толкованиями — которые, говорят, путешествовали с ними и пожирали души путников. В известном смысле это успокаивало. Он очень тщательно обследовал следы в окрестностях Кайр Корби и не нашел ничего более зловещего, чем присутствие в тундре волков, но тот, кто мог найти якорный канат и взобраться по нему на Молочай в таком тумане — это действительно был бы умный противник.
Он прощупал по планширу канаты от мешков с балластом. Обманные туманы редко лежали выше 30 футов — он много лет проводил измерения по стене башни Алин Холда — так что он вылил немного воды из двух мешком на противоположных сторонах лодки, меняя направление до тех пор, пока над головой медленно не материализовались неясные луны воздушных баллонов. Затем, неожиданно, словно пройдя сквозь воду, он оказался над этой густой мглой, а вокруг плетеного корпуса вздымались клубы испарений, сквозь которые в отдалении возвышались серые каменные холмы — острова в бледно-лиловом мире гаснущих звезд.
Черные клыки гор обернулись утесами на берегу этого таинственного океана. Он опустил лестницу за борт на такую длину, чтобы слезть и освободить якорь, и лодку немного отнесло, пока он снова карабкался наверх. Это означало подгоревшие вчерашние ячменные лепешки на завтрак вместо чего-нибудь свежего и горячего, но утренняя заря над таким миром тумана стоила замены, и он завел оставшиеся рукояти и установил рычаги. Лопасти сделали оборот, странно вспыхивая в полутьме.
Если я умру на севере, подумал он, по крайней мере у меня будет это.
Ему хотелось только, чтобы здесь, с ним была Дженни.
Если бы Джен была здесь, может, я бы и уцелел на севере, но будем обходиться тем, что есть.
Это было исключительное время. Джону казалось, что вся душа его и тело пронизаны светом.
Ранним утром, когда сохранялся восточный ветер, стояла полнейшая тишина, только бились и щелкали паруса да такелаж скрипел под порывами ветра. Ближе к полудню ветер сменился на западный и Джон освободился от кое-какого балласта — воды из колодца с заднего двора, которая висела под судном в бурдюках из сыромятной кожи — и поискал, где воздушные потоки сменяются восходящими, ибо восемнадцать месяцев экспериментальных полетов показали ему, как это делать. Всевозможных восходящих потоков он нашел много, так что мог менять паруса и галсы, поскольку был хорошим моряком и на воде и в воздухе. От головокружительной красоты уменьшающейся земли у него перехватило дыхание.
И был это его первый полет, о котором он знал — ему ни за что не выжить. Как ребенок, он в восторге смотрел на землю и холмы и на это чудо — птиц, паривших в воздухе так близко к нему и оттого тысячи раз попадавших в беду. Замечания Геронекса о балласте и управлении рулем были не слишком полезны. Днем он еще мог различить и назвать каждый поток и скалистую вершину, каждую рощицу и разрушенную ферму, но ближе к вечеру вытащил свои пергаменты и палочками шероховатого древесного угля и свинца рисовал карты (смешные и странные, как и все его рисунки) и развлекался, нанося на них нелепые наименования.
Когда ветра окончательно повернулись против него, он убрал парус и бросил якорь в деревья поблизости от пруда Гэгни. С помощью дюжины шкивов и приспособлений он стащил Молочай вниз, поскольку горячий воздух выпустить не рискнул. Атмосфера была все еще близка к земной. Он принял на борт столько балласта, сколько смог втащить, и винтовые лопасти громко зашумели и затрещали, когда толкнули Молочай вперед.
Он стал на якорь в том месте, где была когда-то сторожевая башня Кайр Корби, а сейчас остался только круг из камней, и слез по лестнице развести огонь для ужина. Закутавшись в пледы и шкуры, он сел, скрестив ноги, на обрубок старой стены и съел подгоревшие ячменные лепешки, пристально вглядываясь на север, на лишенные леса пустоши, куда никогда не простирался закон Короля, а у него над ухом жалобно ныли миллионы москитов и мошкары. Согласно Дотисовой Истории, Воронья Башня гордилась лесными угодьями у подножья, и в ней всегда наготове был сложенный костер, который разжигали как предупреждение, хотя к сожалению, та часть тома, где говорилось, за чем наблюдала башня, была утеряна. Сейчас поблизости все же росло несколько деревьев, но насколько Джон видел в молочно-белом свете, не было никаких признаков того, что вокруг башни есть леса … Однако Джон смотрел на север и задавался вопросами.
Возможно, Ледяные Наездники. Или кто-то из их давно забытой родни. Усобица и чума давно вытащили королевских солдат на юг. Но что-то же ведь разрушило эту башню и опустошило все земли между нею и Дальним Западным Выездом, который до сих гордится внушительными стенами.
Может, думал Джон, в тысячный раз прихлопнув ноющего нападавшего-невидимку, их согнали, или, что более правдоподобно, съели живьем москиты.
И хотя был он утомлен, он надолго засиделся, наблюдая, как пропадают краски этих земель. Ему казалось, он различал их очертания, созданные всеми оттенками прозрачно-голубого, пока не взошла поздняя луна и не омыла все холодом и магией. Он вытащил свою шарманку и ее глубоким безыскусным печальным голосом наиграл песню, которую написал для Дженни, желая, чтобы она была с ним. И не только из-за того, с чем, он знал, ему придется столкнуться, но и чтобы разделить с нею эту красоту, эти сумерки, эти пейзажи и восторг дневного полета. Он коснулся красной ленты, все еще нарядно вплетенной в волосы.
Сверху, еще перед тем, как бросить якорь, он увидел рога гор Тралчета, покрытые белой коркой и замаскированные ледниками, чьи лапы резко обрывались в темно-зеленом море. Для второго дня полета, при том, что заклинания тепла в хотвейзах медленно исчезали, это было безрассудное расстояние. Гномы, которые вручили их ему, сказали, что они себя исчерпают за три полных дня, но он в этом сомневался.
Однако ничего другого не оставалось. Гномы Бездны Тралчета были его единственной надеждой на успех в путешествии, и он мог только молиться, что они слышали его имя от своей родни. Через какое-то время он залез по лестнице и попытался найти в телескоп на южном небосклоне комету, которая, как он высчитал по старинным записям, должна быть здесь, но ее не было. Потом он установил все рычаги машинных механизмов, с которыми мог справиться, перед тем как завернуться в пледы и медвежьи шкуры и заснуть. Ему казалось, он долго лежал без сна, наблюдая за семью лунно-белыми воздушными шарами, которые сталкивались под ночным бризом и тускло светящимся мерцанием северного сияния, голубого, багряного и белого, струившегося в опаловом небе над плетеными планширами.
К утру Молочай опустился на добрых 20 футов. Это было не так плохо, как боялся Джон, но хорошего в этом тоже не было. Ночью поднялся туман, поэтому, когда он — до рассвета — очнулся от вымученной дремоты, то на миг запаниковал, не сумев ничего разглядеть, словно его поразила слепота. Но в следующее мгновение бодрящая ледяная липкость сказала ему, что это всего лишь один из убийственных туманов на торфяниках. Они назывались «пожиратели луны», или обманные туманы, и следовали за тремя сестрами-волшебницами — или жрицами, в соответствии с Лапидарными толкованиями — которые, говорят, путешествовали с ними и пожирали души путников. В известном смысле это успокаивало. Он очень тщательно обследовал следы в окрестностях Кайр Корби и не нашел ничего более зловещего, чем присутствие в тундре волков, но тот, кто мог найти якорный канат и взобраться по нему на Молочай в таком тумане — это действительно был бы умный противник.
Он прощупал по планширу канаты от мешков с балластом. Обманные туманы редко лежали выше 30 футов — он много лет проводил измерения по стене башни Алин Холда — так что он вылил немного воды из двух мешком на противоположных сторонах лодки, меняя направление до тех пор, пока над головой медленно не материализовались неясные луны воздушных баллонов. Затем, неожиданно, словно пройдя сквозь воду, он оказался над этой густой мглой, а вокруг плетеного корпуса вздымались клубы испарений, сквозь которые в отдалении возвышались серые каменные холмы — острова в бледно-лиловом мире гаснущих звезд.
Черные клыки гор обернулись утесами на берегу этого таинственного океана. Он опустил лестницу за борт на такую длину, чтобы слезть и освободить якорь, и лодку немного отнесло, пока он снова карабкался наверх. Это означало подгоревшие вчерашние ячменные лепешки на завтрак вместо чего-нибудь свежего и горячего, но утренняя заря над таким миром тумана стоила замены, и он завел оставшиеся рукояти и установил рычаги. Лопасти сделали оборот, странно вспыхивая в полутьме.
Если я умру на севере, подумал он, по крайней мере у меня будет это.
Ему хотелось только, чтобы здесь, с ним была Дженни.
Если бы Джен была здесь, может, я бы и уцелел на севере, но будем обходиться тем, что есть.