– О чем ты думаешь? – спросил суровый голос. Посмотрев вверх, она увидела стоящего рядом Ледяного Сокола, едва различимого в тени.
   – Насчет этого? – она показала на движущиеся фигуры и далекий стук деревянных клинков.
   Он кивнул, бледные глаза были холодны.
   – Это необходимо для достижения совершенства, – сказала она, смотря на быстрые, изящные движения воинов. – Не так ли?
   Ледяной Сокол пожал плечами, но в серебряных глубинах его глаз мелькнул задумчивый блеск.
   – Если у тебя есть шанс выжить благодаря только одному удару, – заметил он, – пусть уж лучше он будет совершенным. Как твоя рука?
   Она утомленно покачала головой, не желая думать о боли.
   – Как глупо, – сказала она. В месте перевязки грязно-коричневое пятно проступало через рваный рукав рубашки, снятой с трупа. – Я устала, но это, очевидно, должно было случиться.
   Высокий юноша прислонился к стене и заложил пальцы за перевязь меча жестом, общим у стражников.
   – Ты действовала неплохо, – сказал он ей. – У тебя есть сноровка, талант своего рода. Я лично не думал, что ты продержишься дольше первого боя. Новички не выдерживают. У тебя есть инстинкт убивать.
   – Что? – воскликнула Джил, скорее удивленная, чем испуганная, хотя, по зрелому размышлении, она думала, что должна была быть испугана больше.
   – Среди моих людей, я имею в виду, – сказал Ледяной Сокол своим бесцветным тихим голосом, – это похвала. Убить – значит выжить в бою. Убить – значит очень хотеть жить, – он смотрел на серый день, обхватив колено длинными тонкими руками. – В Королевстве думают, что такие мысли недопустимы. Возможно, твой народ тоже так думает. И они говорят, что стражники – безумцы; и со своей стороны, они, может быть, правы.
   «Может быть, – подумала Джил. – Может быть...»
   Конечно, так оно и выглядело со стороны. Эти усилия, эта потребность редко находила понимание большее, чем понимал Руди, почему она ушла из дома и от семьи ради, прямо скажем, абстрактных удовольствий учебы. С такой точки зрения это, конечно, было своего рода безумием.
   Маленький лысый человек шел среди сражающихся, разглядывая каждого блестящими карими глазками. Он остановился как раз за Сейей, почесывая свою коротко подстриженную коричневую бороду и наблюдая за ее схваткой с другим стражником примерно ее роста и веса. Она делала выпады и парировала. Когда Сейя двинулась вперед для нового удара, он легко шагнул и поставил ей подножку, опрокинув ее без церемоний в грязь.
   – Крепче стойку, – предупредил он ее, потом повернулся и пошел дальше.
   Сейя медленно поднялась на ноги, вытерла грязь с лица и продолжила бой.
   – Очень немногие, – продолжал мягкий голос Ледяного Сокола, – понимают это. Очень немногие имеют этот инстинкт жизни, это осознание пика совершенства. Может, поэтому стражников всегда было очень мало, – он взглянул на нее с вызовом. – Ты вступила бы в стражу?
   Джил почувствовала медленный прилив крови к лицу, учащение пульса. Она долго молчала, прежде чем ответить:
   – Ты имеешь в виду остаться здесь и быть стражником?
   – У нас не хватает стражников.
   Она снова замолчала, хотя какое-то странное напряжение прошло по ее мышцам, и смятение охватило сердце. Джил посмотрела на маленького бородатого лысого человека на площади, невозмутимо шагавшего между взмахами клинков, чтобы согнуть пополам высокого стражника одним ударом, легко шагнуть назад с почти сверхъестественной точностью и двинуться дальше, поправить следующую жертву. Наконец она произнесла:
   – Я не могу.
   – Конечно, – это было все, что сказал Ледяной Сокол.
   – Я возвращаюсь назад, в мою страну.
   Он посмотрел на нее и поднял бесцветную бровь.
   – Я сожалею, – пробормотала она.
   – Гнифт тоже будет сожалеть, когда услышит об этом, – сказал Ледяной Сокол.
   – Гнифт?
   Он показал на лысого человека на площади.
   – Он инструктор стражников. Он видел тебя в подвалах Гея и прошлой ночью. Гнифт говорит, из тебя может выйти толк.
   Она покачала головой.
   – Если я останусь, – сказала она, – моя смерть будет только вопросом времени.
   – Это всегда, – заметил Ледяной Сокол, – только вопрос времени. Но ты права. – Он взглянул на другую тень, замаячившую под низкой, крытой дранкой крышей.
   – Эй, Джил, – Руди сел на тюк сена рядом с ней. – Они сказали, что ты ранена. Тебе лучше?
   Она пожала плечами, что заставило ее невольно поморщиться.
   – Я жива, а это главное.
   В полумраке Руди казался ей потрепанным и потертым, разрисованная куртка покрыта грязью и обгорелой слизью, длинные волосы – грязные от пота, однако ему удалось где-то достать бритву, и он был уже не такой заросший, как вчера. Хотя, подумала Джил, она вряд ли выглядит намного лучше.
   – Заседание их Совета кончилось, – сообщил он ей, с интересом разглядывая сырой унылый двор перед собой. – Я полагаю, Ингольд должен быть где-нибудь поблизости, и это самое время поговорить с ним о нашем возвращении.
   Из теней высокой надвратной башни во двор вышли несколько человек. Алвир, Джованнин, Янус и высокий, покрытый шрамами наместник, о котором кто-то сказал, что это Томек Тиркенсон, правитель Геттлсанда на юго-западе. Плащ канцлера огромным кровавым пятном выделялся на фоне серого пасмурного дня, а его звучный голос ясно доносился до них троих в тени казарм.
   – ...женщина скорее поверит во что угодно, чем в то, что обрекла собственного ребенка на смерть. Я не говорю, что он подменил принца, если принц был убит Тьмой, а только то, что он мог легко это сделать.
   – С какой целью? – спросила аббатиса голосом, подобным скрипу костей какого-нибудь животного.
   Под белизной бинтов лицо Януса покраснело. Даже на расстоянии Джил заметила опасный блеск в этих карих человечье-медвежьих глазах.
   Алвир пожал плечами.
   – Действительно – с какой целью? – небрежно сказал он. – Но человек, который спас принца, будет иметь намного больше уважения, чем тот, кто не мог его спасти, особенно когда становится ясно, что его магия не очень действенна против Тьмы. Благодарность королевы может далеко пойти, укрепляя его позиции в новом правительстве. Канцлер королевства – недурной шаг для человека, который начал жизнь рабом в Алкетче.
   С горящим от гнева лицом Янус начал говорить, но тут Ледяной Сокол, который отделился от навеса и неторопливо направился к группе, коснулся рукава командира и отвлек его внимание в момент, который мог стать опасным. Он говорил тихо, Алвир и Джованнин слушали с особым любопытством. Джил увидела, как длинная тонкая рука Ледяного Сокола указывает в ее направлении.
   Алвир поднял красивые брови.
   – Возвращение назад? – спросил он удивленно, его глубокий мелодичный голос ясно разнесся по открытому двору. – Это не то, что мне говорили.
   Не было нужды спрашивать, о ком шла речь. Джил почувствовала, как леденеет от шока. Она отбросила плащи, под которыми лежала, поднялась на ноги и пересекла двор, задыхаясь; каждый шаг отдавался болью в ее руке. Алвир видел ее и ждал с задумчивым выражением васильковых глаз.
   – Что вам сказали? – спросила Джил.
   Брови снова взметнулись, ее окинули холодным взглядом, помятую, перепачканную кровью, посягнувшую на его безукоризненное величие, выражая безмолвное сожаление тем, что Ингольд водит дружбу с людьми такого сорта.
   – Что Ингольд не может или не хочет позволить вам вернуться в вашу страну. Несомненно, он говорил вам об этом.
   – Почему? – настаивал Руди. Он торопливо подошел, незамеченный, вслед за Джил.
   Алвир пожал плечами.
   – Спросите его, если он все еще в Карсте. Дело в том, что ему свойственно внезапно появляться и исчезать. Я не видел его с тех пор, как он покинул Совет.
   – Где он? – тихо спросила Джил. Она в первый раз разговаривала с Алвиром, в первый раз высокий канцлер обращал на нее внимание, хотя в ее сознании с ним ассоциировалась какая-то тревога.
   – Дитя мое, понятия не имею.
   – Он стоял в воротах, – проворчал наместник Тиркенсон, его большая смуглая рука указала на узкое укрепление, перекрывавшее ворота двора. – Я не слышал, чтобы он покинул город.
   Джил повернулась на каблуках в направлении к маленькой двери надвратной башни.
   – Джил-Шалос! – позвал ее обратно голос Алвира. Невольно она остановилась, подчинившись командным ноткам в его тоне. Ветер развевал плащ великана, кровавые рубины сверкали на его руках. – Нет сомнений, у него есть веские основания на все, что он делает, дитя мое. Но остерегайся его. То, что он делает, он делает в своих собственных целях. Но нам они неизвестны.
   Джил встретилась глазами с Алвиром, словно она никогда раньше не видела отчетливо его лица, и теперь рассматривала гордые, чувственные черты, словно для того, чтобы запомнить их. Она почувствовала, что дрожит от сдерживаемого гнева, а руки ее сжались, как на рукоятке меча.
   – Все люди имеют свои цели, мой господин Алвир, – спокойно сказала она.
   Она развернулась и пошла прочь, Руди последовал за ней.
   Алвир смотрел, как они исчезли в черной щели дверей башни. Он почувствовал ненависть Джил, но Алвиру было не привыкать к ненависти подчиненных. Он печально покачал головой и тут же забыл о Джил.
   Ни Джил, ни Руди не проронили ни слова, когда поднимались по черной винтовой лестнице. Она привела их в комнату едва ли шире, чем сам проход за воротами; кривые окна с круглыми стеклами пропускали лишь холодную белизну света и затуманивали расплывчатые цвета и формы. Помещение напоминало жилище привратника, хотя теперь использовалось наверняка под склад продовольствия стражи. Мешки с мукой и овсом стояли вдоль стен, как тюки с песком на пристани, перемежаясь с покрытыми воском алыми кругами сыра. За кучей этой провизии в дальнем конце комнаты лежали одеяло и шерстяной ковер; маленький узел с вещами, включая чистую мантию, книгу и пару вязаных голубых рукавиц, был свернут в футе от этой грубой кровати, Ингольд сидел на единственном стуле у южного окна, неподвижный, как изваяние. Холодный белый свет из окна делал его похожим на черно-белую фотографию, безжалостно выгравировав глубокие линии возраста и усталости и пометив маленькими зарубками теней шрамы у него на руках.
   Джил начала говорить, потом увидела, что он смотрит на драгоценный камень, лежавший на подоконнике, пристально разглядывая центральную грань геммы, словно выискивая какой-то образ в центре кристалла.
   Он взглянул на них с улыбкой.
   – Входите, – пригласил колдун.
   Они осторожно пробрались через беспорядок комнаты к маленькому участку чистого пола у кровати колдуна. Потом устроились на мешках и бочонках. Джил сказала:
   – Алвир говорит, что вы не отправите нас обратно.
   Ингольд вздохнул, но не отвел взгляд.
   – Боюсь, он прав.
   Она глубоко вздохнула, боль, страх и ужас сметались у нее в сердце. Подавляя эмоции внутренним молчанием, которое она не могла позволить себе нарушить, Джил спокойно спросила:
   – Навсегда?
   – На несколько месяцев, – сказал колдун.
   Она медленно выдохнула.
   – О'кей, – и встала, чтобы уйти.
   Ингольд взял ее за руку.
   – Сядь, – мягко сказал он.
   Она попыталась, не отвечая, отбросить его руку, но та оказалась очень сильной.
   – Пожалуйста.
   Она обернулась, холодная и злая, потом, взглянув вниз, увидела в его голубых глазах то, чего никогда не ожидала увидеть – боль от ее гнева. Она смягчилась.
   – Пожалуйста, Джил.
   С минуту она стояла перед ним, его пальцы сомкнулись на ее запястье, словно он боялся, что если отпустит ее, то, может, уже никогда не увидит снова.
   «И, может быть, – подумала Джил, – он будет прав».
   Она снова увидела картины своего бреда: теплые яркие образы другой жизни, другого мира, друзья и учеба, которой она мечтала посвятить жизнь, далекие от нее и отгороженные какой-то темной ужасной фигурой, которая могла быть Тьмой, а могла быть и Ингольдом. Проекты, планы, диссертация – все летело ко всем чертям. Ярость переполняла ее, как сухой, безмолвный жар.
   Руди встревоженно сказал:
   – Месяцы – слишком долгий срок для игры в пятнашки с Тьмой.
   – Сожалею, – сказал Ингольд, взглянув на Джил.
   Дрожа от усилия, она подавила в себе ярость. Без этой поддержки все напряжение покинуло ее тело. Ингольд вежливо усадил Джил на кровать рядом с собой. Она не сопротивлялась.
   – Мне надо было поговорить с тобой до Совета, – тихо сказал Ингольд. – Я боялся, что это произойдет.
   Джил все еще ничего не говорила, но Руди рискнул:
   – Вы сказали что-то об этом вчера утром, когда отбывали в Гей со стражниками. Насчет того, что если появится Тьма, мы, может быть, не сможем вернуться.
   – Да, – сказал Ингольд, – я боялся этого все время. Однажды я говорил тебе, Джил, что наши миры лежат очень близко. Достаточно близко, чтобы спящий нечаянно переступил через черту, как ты. Достаточно близко, чтобы я быстро перешагнул из одного мира в другой, как человек, шагающий меж складками занавеса. Со временем эта близость уменьшится, когда сочетание между мирами подойдет к концу. К этому времени, невзирая на Тьму, я могу вполне безопасно отправить вас обратно. Я воспринимаю Пустоту всегда и подсознательно, как чувствую погоду. В первый раз я пересек ее, чтобы поговорить с тобой в твоей квартире. Я отдавал себе отчет в слабости ее структуры поблизости от воздвигнутого мной прохода. Даже тогда я боялся. Дарки не понимают Пустоты, но, я думаю, они первые ощутили ее существование. И после этого они наблюдали. Во второй раз я пересек ее, покидая сражение во Дворце Гея, и чувствовал, что один Дарк последовал за мной. Проход, который я сделал, привел к целой серии разрывов в Пустоте. Большинство их не годилось бы для человека, но Тьма со своей особой материальной природой была способна использовать по меньшей мере один. Вот почему я пытался удалить вас из хижины, Джил. Но воистину вы оба были слишком упрямы, чтобы уйти.
   – Я была упрямой? – негодующе начала Джил. – Это вы были упрямым...
   – Эй, если бы ты сказал мне правду...
   – Я сказал тебе правду, – ответил колдун Руди. – Ты просто не поверил мне.
   – Да, ну... – его ворчание стихло.
   Ингольд продолжал.
   – Я чувствовал, что отправить вас назад вчера было бы на грани риска. Но теперь это не подлежит обсуждению. Тот единственный Дарк, что последовал за мной, укрепил их знание Пустоты. И теперь им известно, что люди существуют в мире и по ту сторону.
   – Как вы сообразили это? – доска бочки скрипнула, когда Руди сменил позу, сев скрестив ноги, опершись испачканными кислотой рукавами на колени. – Тот, который последовал за вами, благополучно поджарился. Он никогда не вернется обратно, чтобы рассказать.
   – Ему этого не требовалось. – Ингольд повернулся к Джил. – Ты видела прошлой ночью, как сражаются Дарки, скорость, с какой они двигаются и меняют форму. Как действуют связи между ними, я не уверен, но то, что узнал один, не сомневаюсь, потом узнают они все. Если мы ослабим структуру Пустоты так, что несколько из них пройдут за тобой и Руди, – если, как я подозреваю, их знание событий скорее одновременное, чем сводное, – это будет только вопросом времени для них – самим научиться создавать проход через Пустоту. Как хранитель Пустоты я несу за нее ответственность. В настоящее время я не могу подвергнуть угрозе ваш мир, посылая вас обратно.
   В наступившей тишине слабо доносился голос Януса со двора. Где-то лаяла собака. Свет в комнате угасал по мере того, как сумерки опускались на разгромленный город.
   Руди спросил:
   – И что мы можем сделать?
   – Ждать, – сказал Ингольд. – Подождать до зимы, когда наши миры достаточно удалятся друг от друга, чтобы позволить безопасное пересечение. Или подождать, пока я смогу поговорить с Архимагом Лохиро.
   Джил подняла глаза:
   – Вы раньше говорили о нем.
   Колдун кивнул.
   – Он Глава Совета в Кво, предводитель всемирной магии. Его знание отличается от моего, а сила – выше. Если кто-нибудь может помочь нам, то это он. Прежде чем Дарки ворвались в Гей, до той ночи, когда я разговаривал с тобой, Джил, я говорил с Лохиро. Он сказал мне, что Совет Магов и, конечно, все маги на Западе Мира собираются вместе в Кво. Магия есть знание. Собрав вместе всю магию, все знание, всю силу, мы можем найти способ защититься от Тьмы. А до этого времени, сказал он, он окружит Кво стенами из воздуха и превратит его в крепость, которую не сокрушит никакая Тьма. Там они будут в безопасности, из этой крепости они выйдут в свет. – Когда Ингольд цитировал эти слова, его глаза потеряли часть своей резкости и голос изменился, подражая голосу другого человека. – И с тех пор, дети мои, я ничего не слышал. Я искал... – он тронул кристалл, лежащий на подоконнике у его локтя, и грани его тускло вспыхнули на свету. – Временами казалось, что мне удается разглядеть холмы над городом или очертания Башни Форна, поднимающейся из тумана. Но я не услышал ни слова – ни от Лохиро, ни от кого другого из колдунов. Они окружены чарами, ограждены заклинаниями. Итак, их надо искать, и лишь колдун может найти их.
   Джил тихо сказала:
   – Когда вы покинете нас?
   Ингольд сверкнул глазами в ее сторону, они снова стали ярче и живей.
   – Не сразу, – протянул он. – Но мы оставим Карст. Завтра на рассвете Алвир поведет людей на юг к старому Убежищу Дейра в Ренвете на Перевале Сарда. Вы, может, слышали, как мы говорили об этом на Совете. Это древняя крепость, построенная для защиты от Тьмы много тысяч лет назад, во время первого нашествия Тьмы. Это будет долгий путь и тяжелый. Но в Ренвете вы будете в безопасности, как нигде в этом мире. Я пойду с обозом в Ренвет. Хотя я больше не считаюсь членом Регентского Совета, но все еще держу обет, данный Элдору перед его смертью. Я пообещал доставить принца Тира в безопасное место, и хочу и должен это сделать, желает того Алвир или нет. Боюсь, дети мои, что вы связали себя с отверженным.
   – Пошел он к черту, этот Алвир, – коротко ругнулась Джил.
   Ингольд покачал головой.
   – У этого человека свои цели, – сказал он. – Но он натыкается на меня – незваного. По дороге в Ренвет Тир будет в постоянной опасности от Тьмы. Я не могу покинуть его. Но Ренвет станет для меня лишь остановкой, первым отрезком большого путешествия.
   – Ну, смотрите, – сказал Руди, немного поразмыслив, – если мы пойдем с вами в Кво, не могли бы вы отправить нас обратно оттуда? Если там так безопасно, это будет тем местом, куда Дарки не смогут проникнуть.
   – Действительно, – согласился Ингольд, – но это если вы доберетесь до Кво. А я не советовал бы отправляться в такое путешествие. В расцвете могущества Королевства немногие отважились бы пересечь равнину и пустыню зимой. Это около двух тысяч миль через необитаемые земли. Вдобавок к Тьме, мы будем в опасности от Белых Рейдеров, варварского племени, которое столетиями ведет кровавую войну на окраинах Королевства.
   – Но вы-то идете, – упорствовал Руди.
   Тупые иссеченные пальцы Ингольда играли кристаллом на подоконнике.
   – И вы можете быть в безопасности, путешествуя со мной. Но, поверьте, ваши шансы увидеть свой мир будут намного больше, если вы останетесь в Убежище Дейра.
   Джил молча, обхватив тонкими руками колено, пыталась представить эту крепость среди гор, вообразить недели и месяцы, проведенные там в одиночестве. Господи, опять одиночество... Она стиснула зубы:
   – Но вы вернетесь за нами?
   – Я перенес вас в этот мир против вашей воли, – тихо сказал Ингольд. Он положил свои руки на ее, тепло его прикосновения прошло сквозь нее, согревая, как это было всегда, своей жизненной силой. – Хотя бы по одной этой причине я отвечаю за вас. Лохиро мог бы дать вам более убедительный ответ, чем я. Может такое случиться, что он сумеет вернуться со мной в Убежище.
   – Да уж, – с сомнением сказал Руди. – Но что, если вы не сможете найти магов? Что если они закрылись так крепко, что вам не удастся проникнуть внутрь? Что, если... Предположим, что Глава Магов умер? – он не хотел этого говорить, раз Ингольд, казалось, исходил из того, что Лохиро был жив, но нахмуренные брови Ингольда означали скорее раздумье, чем тревогу или раздражение.
   – Это возможно, – медленно сказал Ингольд. – Я думал и об этом, – последние отблески сумерек отразились на его густых белых бровях, когда они сдвинулись к переносице. – Чары, окружающие Кво, могут скрыть его, но, я думаю, я узнал бы. Я знаю, что смогу.
   – Как? – удивленно спросил Руди.
   – Я просто смогу. Потому что он Глава Магов, а я – колдун.
   – Поэтому Алвир изгнал вас из Совета? – спросила Джил, вспомнив холодные глаза Джованнин и то, как Алвир говорил об Ингольде в воротах. – Потому что вы колдун?
   Ингольд улыбнулся и покачал головой.
   – Нет, – сказал он. – Мы с Алвиром старые враги. Ему никогда не нравилась моя дружба с Элдором. И, боюсь, он никогда не простит мне то, что я был прав насчет опасности, нависшей над Карстом. Алвир, как вы могли догадаться, не особо разделял мысль отступить в Убежище. Убежища – это крепости, защищенные по большей части против Тьмы, но с ограниченным полем действия. Отступить туда – значит лишить Королевство надежды на восстановление и перечеркнуть тысячи лет человеческой цивилизации. Такая судьба неизбежна в изолированном обществе, где транспорт и связь ограничены продолжительностью дневного света; культура придет в упадок, утвердится узость сознания, человеческие воззрения уйдут от городской терпимости по отношению ко всем людским потребностям к своего рода мелкой ограниченности, которая не может смотреть дальше пределов собственных полей. Как ты знаешь из собственных исследований, Джил, частное право порождает враждебность из своих собственных недр. Раздробленная Церковь захиреет, ее священники и теологи выродятся в священных писцов, освоивших курс таинств для сварливых суеверных крестьян. Боюсь, что и магия тоже пострадает, все более опошленная мелкими заклинаниями, теряя перспективу главной линии развития своей техники. Все, что требует организованной структуры знания, исчезнет – университеты, медицина, обучение любому виду искусств. Элдор был образован и видел это, он знал, что произошло раньше, через собственные воспоминания о долгих годах суеверия, мрака и первобытных страхов людей, которым все время угрожало Неизвестное. Алвир и Джованнин видят, как это происходит, и знают, что если один раз позволить централизованной власти выскользнуть из рук, ничто уже ее не вернет. И поэтому Кво может быть единственной нашей надеждой.
   Руди с любопытством наклонил голову.
   – Алвир говорил о каком-то плане – насчет приобретения союзников для наступления на Логова Тьмы. Это еще в силе?
   – Да, – слабо сказал Ингольд. – Он послал на юг, в великую Империю Алкетч, за помощью для своей попытки, и, я не сомневаюсь, он ее получит.
   Вялая подавленная нотка в его голосе насторожила Руди, он поднял глаза от кристалла, который лениво вертел в пальцах, направляя его на остатки сумеречного света.
   – Неплохая идея, – признал он.
   Ингольд пожал плечами.
   – А я думаю, ничего не выйдет, – сказал он, – по двум причинам. Первая – это то, что наша цивилизация почти разрушена, что бы мы ни говорили. Даже если бы мы отогнали Тьму, к какому новому миру Света мы придем? Я видел в кристалле, что опустошения Тьмы на юге намного меньше, чем здесь. Империя Алкетч – все еще сильная держава. Они могут помочь нам в наступлении Алвира, и потом, когда остатки войск Королевства примут на себя главный удар, Алкетч немедленно схватит землю, оставшуюся без населения и защиты. Алвир променяет смерть на рабство, и еще неизвестно, какая участь хуже.
   Голубые глаза сверкнули под густыми бровями.
   – Я знаю Алкетч, видите ли, – спокойно продолжал колдун. – Южная Империя давно домогается этих земель на севере. Я знаю Алкетч – и я знаю Тьму. Алвир много говорит о вещах, о которых приходится лишь верить мне на слово. Он прав. Насчет Тьмы приходится верить мне на слово, теперь, когда Элдора нет и единственный наследник мужского пола Дома Дейра слишком мал, чтобы разговаривать. И я знаю, что вторгнувшиеся в Логово наверняка потерпят поражение. Я был в Логове. Я видел Тьму в их городах под землей.
   Колдун оперся спиной о стену за ним. Вся комната тонула в сумерках. Его голос был тихим, далеким, уводящим слушателей в другое время и место.
   – Давным-давно я был заклинателем в одной деревне. О, это было далеко отсюда, в Геттлсанде. Это была большая деревня, но не настолько большая, чтобы наместник Геттлсанда вздумал бы искать меня там. Я на самом деле скрывался, но это уже другая история. Племена дуиков беспорядочно бродят по этой части страны. Они предпочитают пустые равнины, но прячутся в холмах, и известно, что иногда уносят маленьких детей. Один ребенок старейшины моей деревни исчез, и я шел по следу племени похитителей детей ночь и день по холмам. В пещере на гребне предгорий по ту сторону пустынной цепи гор я в первый раз увидел одного из Дарков. Была ночь. Существо стекло с потолка пещеры, к которому прилипло, и пожрало старого мужчину из дуиков, укрывавшегося там. Оно не догадывалось о моем присутствии. Тогда я знал о Дарках из книг, которые читал, и из древних легенд, дошедших до меня, как этот драгоценный камень, от моего наставника Рефа. Я понял, что это может быть уцелевший Дарк, и мне пришло в голову, что разрозненные группы этих существ, которые когда-то сокрушили человечество, а потом исчезли с лица земли, могут все еще скрываться в своих цитаделях в горах и пустыне. А так как я патологически любознателен – я всегда был таким, – то последовал за ним через мрак вниз по тоннелям, таким крутым, что должен был цепляться за стены и пол, чтобы не соскользнуть в черноту. Я помню, как подумал, что Дарки столь сильно боятся, что обрекли себя на такую жизнь ради собственной безопасности. Я следовал за маленьким Дарком – потому что он стелился по полу и был примерно лишь такой величины, – он показал руками, – глубже и глубже в недра земли, ползая, карабкаясь и цепляясь, чтобы удержаться. И, вы знаете, в этот момент я почти сочувствовал исчезнувшим Даркам за их, как я полагал, изгнание. Потом я увидел, что тоннель расширяется в стороны, и открылся вид на их... город.