Страница:
Джил посмотрела на куртку внимательнее, поставив подбородок на скрещенные на спинке стула руки: дизайн, пусть и с долей шизофрении, был хорошо выполнен и свидетельствовал о несомненном мастерстве и чувстве стиля.
– Так вы сами не рокер?
– Я езжу на мотоцикле, – сказал Руди. – Я люблю мотоциклы, работаю с ними. Хотя я и не в банде. Это слишком опасно. – Он пожал плечами. – Эти парни действительно работают на износ. Я так не могу, да и не хочу.
Вернулся Ингольд, все это время изучавший направление электрического кабеля к его источнику и землю вокруг домика, как будто выискивая что-то в пыльном безмолвии рощи. Джил подала на стол тушенку и хлеб. Во время еды Руди слушал разговор девушки с колдуном и снова удивлялся, насколько эта хилая, похожая на чучело женщина верила старику, и сколько в ее словах было юмора по отношению к старому, любимому и окончательно спятившему другу.
Это было непередаваемо. То, что она без ума от него, было очевидно; ее внешняя холодность улетучилась, и лицо приятно оживилось. И все же Ингольд был тут главным, она во всем следовала за ним, и были моменты, когда Руди готов был поверить в сумасшествие Джил.
– Я так и не поняла насчет тех воспоминаний, – говорила Джил, остужая горячий кофе. – Вы с Элдором упоминали об этом, но я ничего не поняла.
– Никто этого по-настоящему не понимает, – сказал Ингольд. – Это редкое явление, более редкое, чем способность к колдовству. Насколько я знаю, во всей истории Королевства оно появлялось только в трех благородных родах и двух – из простонародья. Мы не знаем, что это или почему это действует, почему человек внезапно пересказывает события, случившиеся с его дедом, который никогда в жизни не проявлял таких свойств, почему это передается только по мужской линии, почему перескакивает через поколение, два или пять, почему некоторые сыновья помнят одни события и упускают другие, те, что их братья передают с потрясающей ясностью.
– Это может быть что-то вроде двойного рецессивного гена, – глубокомысленно начала Джил.
– Чего?
– Генетической черты... – она запнулась. – Черт возьми, у вас ведь не понимают генетики, да?
– Как в выведении пород лошадей? – с улыбкой спросил Ингольд.
Она кивнула:
– Вроде того. Это то, как вы воспроизводите какую-нибудь особенность, как получаете атавизмы, другие врожденные черты. Когда-нибудь я это объясню.
– Вы имеете в виду, – сказал Руди, – что этот курносый может помнить, что случилось с его папашей и дедом? – он покачал ребенка на колене.
– Конечно, – ответил Ингольд, – хотя мы не уверены наверняка, что именно он будет помнить. Его отец помнит... вернее, помнил, – угрюмый голос колдуна чуть заметно дрогнул, когда он сказал это в прошедшем времени, – вещи, которые произошли в эпоху их самого дальнего предка – Дейра из Ренвета, в ту самую эпоху, когда и появились Дарки.
– Кто? – спросил Руди.
– Дарки, – этот пристальный взгляд из-под тяжелых век вызвал у Руди неприятное чувство. – Враги, от которых мы скрываемся, – он перевел взгляд обратно на Джил; свет из западного окна косо падал и окрашивал желтым резкие черты ее лица. – К несчастью, боюсь, Дарки знают это. Они знают многое – их сила отличается от моей, у нее другая природа и другой источник. Я уверен, что их нападения были направлены на Дворец в Гее, потому что они знали, что Элдор и Тир опасны для них, что память короля и принца содержала ключ к их полному поражению. Они уничтожили Элдора. Теперь остался только Тир.
Джил подняла голову и скользнула взглядом по краснощекому малышу, который самозабвенно изучал связку ключей от мотоцикла, потом по колдуну, чей профиль вырисовывался на фоне треснутого грязного оконного стекла, за которым виднелись холмы – заброшенные, безлюдные, мертвое золото в вечернем свете. Ее голос был спокойным:
– Они могут преследовать вас здесь?
Ингольд быстро взглянул на нее, его лазурно-голубые глаза встретились с ее глазами, потом он отвел взгляд.
– О, я не думаю, – сказал он мягко. – Они не имеют представления о существовании Пустоты, не говоря уже о том, чтобы пересечь ее.
– Откуда вы знаете, – настаивала она. – Вы сами говорили, что не понимаете их сущности и их познаний. В этом мире у вас нет никакой силы. Если они пересекут Пустоту, сохранится ли у них сила?
Он покачал головой.
– Сомневаюсь, что они смогут существовать в этом мире, – сказал он ей. – Законы материи тут совсем другие. Что, как мне думается, и сделало возможной магию, так это смещение действий физических законов...
Когда разговор повернул к обсуждению теоретической магии и ее связи с военным искусством, Руди слушал, озадаченный; если у Ингольда был свой логический конец в этом сценарии, то у Джил, ясно как день, был свой.
Через некоторое время Ингольд стал кормить Тира, а Джил вышла на веранду.
Она сидела на краю высокой платформы, обхватив руками низ стойки старой шаткой балюстрады, и болтала ногами, рассматривая холмы, переходящие от рыжевато-золотых к кристальным, подобным ледяным скалам. Вечерний ветер мягко шевелил золотистую траву на пустырях вокруг. Каждая скала и засохшее дерево были по-своему неповторимо-прекрасно окрашены закатом. Теплый свет даже придал что-то неземное и нереальное осевшим облакам, голубой «Импале»* [2] и кроваво-красному «Фольксвагену», полускрытому зарослями буйной травы.
Она услышала, как сзади хлопнула дверь, и почувствовала тяжелый запах прокопченного сала и шерсти, когда рядом сел Ингольд, снова одевший свою темную мантию поверх светлой домотканой рубахи. Несколько минут они молча смотрели на закат в теплом дружеском молчании. Джил улыбнулась.
Наконец он сказал:
– Спасибо, что приехала, Джил. Ты и сама не понимаешь, как помогла нам с Тиром.
Она покачала головой.
– Ерунда.
– Ты очень недовольна тем, что приходится взять Руди обратно? – По его голосу она могла понять, что он почувствовал ее неприязнь и беспокоится из-за этого.
– Я не против, – она повернула голову, опершись щекой о руку на перилах. – С ним все в порядке. Если бы я вас не знала, я, наверное, и сама бы не поверила вашим словам, – она заметила в золотой дымке света, что, хоть Ингольд был седым, его брови оставались такими же огненно-рыжими, какими, должно быть, были его волосы в молодости. Она продолжала: – Но я собираюсь довезти его до главного хайвэя и вернуться. Я не хочу оставлять вас здесь одного.
– Со мной ничего не случится, – поспешил заверить ее колдун.
– Как сказать, – ответила она.
Он посмотрел в ее сторону.
– Ты же знаешь, что все равно не сможешь помочь, если что-нибудь и случится.
– Вы лишены магической силы в этом мире, – мягко возразила она, – и вы в безвыходном положении. Я не оставлю вас.
Ингольд сложил руки на перилах, опершись подбородком на скрещенные запястья, казалось, он только наблюдает за игрой ветра в высокой траве над верандой. Вокруг его головы был нимб из солнечных лучей.
– Я ценю твою преданность, – наконец сказал он. – Но ситуация изменится. Видишь ли, я решил рискнуть и вернуться сегодня, прежде чем совсем стемнеет.
Джил посмотрела одновременно облегченно и озабоченно:
– А как же Тир?
– Я могу наложить охранительные чары на нас обоих, что должно защитить его от худшего. – Солнце уже касалось края холмов, вечерний ветер повеял легкой прохладой. – Когда мы с Тиром вернемся, в моем мире будет еще целых два часа дневного света – в Пустоте, кажется, происходит временной сдвиг, твой и мой миры не совсем синхронны. Надеюсь, мы успеем до темноты.
– Это очень опасно?
– Возможно, – он немного повернул голову, чтобы встретиться с ней глазами, и в тускнеющем вечернем свете ей подумалось, что он выглядит уставшим; тень от перил упала на его лицо, но не в силах была скрыть глубоких морщин вокруг рта и глаз. Его пальцы небрежно скользили по зарубкам на дереве, ничто не выдавало в нем волнения. – Уж лучше я пойду на этот риск, чем подвергну угрозе ваш мир, вашу цивилизацию в том случае, если Дарки станут преследовать меня через Пустоту.
Потом Ингольд вздохнул и встал, будто прогоняя эту мысль от себя. Он помог Джил подняться, его рука была грубой, теплой и сильной.
Последний отблеск дня окружил их, отчеканив силуэты на фоне пылающих окон.
– Я имею право рисковать собственной жизнью, Джил, – сказал он, – но, насколько это возможно, стараюсь не рисковать жизнями других, особенно тех, кто предан мне, как ты. Поэтому не беспокойся. Мы будем в безопасности.
– Так вы сами не рокер?
– Я езжу на мотоцикле, – сказал Руди. – Я люблю мотоциклы, работаю с ними. Хотя я и не в банде. Это слишком опасно. – Он пожал плечами. – Эти парни действительно работают на износ. Я так не могу, да и не хочу.
Вернулся Ингольд, все это время изучавший направление электрического кабеля к его источнику и землю вокруг домика, как будто выискивая что-то в пыльном безмолвии рощи. Джил подала на стол тушенку и хлеб. Во время еды Руди слушал разговор девушки с колдуном и снова удивлялся, насколько эта хилая, похожая на чучело женщина верила старику, и сколько в ее словах было юмора по отношению к старому, любимому и окончательно спятившему другу.
Это было непередаваемо. То, что она без ума от него, было очевидно; ее внешняя холодность улетучилась, и лицо приятно оживилось. И все же Ингольд был тут главным, она во всем следовала за ним, и были моменты, когда Руди готов был поверить в сумасшествие Джил.
– Я так и не поняла насчет тех воспоминаний, – говорила Джил, остужая горячий кофе. – Вы с Элдором упоминали об этом, но я ничего не поняла.
– Никто этого по-настоящему не понимает, – сказал Ингольд. – Это редкое явление, более редкое, чем способность к колдовству. Насколько я знаю, во всей истории Королевства оно появлялось только в трех благородных родах и двух – из простонародья. Мы не знаем, что это или почему это действует, почему человек внезапно пересказывает события, случившиеся с его дедом, который никогда в жизни не проявлял таких свойств, почему это передается только по мужской линии, почему перескакивает через поколение, два или пять, почему некоторые сыновья помнят одни события и упускают другие, те, что их братья передают с потрясающей ясностью.
– Это может быть что-то вроде двойного рецессивного гена, – глубокомысленно начала Джил.
– Чего?
– Генетической черты... – она запнулась. – Черт возьми, у вас ведь не понимают генетики, да?
– Как в выведении пород лошадей? – с улыбкой спросил Ингольд.
Она кивнула:
– Вроде того. Это то, как вы воспроизводите какую-нибудь особенность, как получаете атавизмы, другие врожденные черты. Когда-нибудь я это объясню.
– Вы имеете в виду, – сказал Руди, – что этот курносый может помнить, что случилось с его папашей и дедом? – он покачал ребенка на колене.
– Конечно, – ответил Ингольд, – хотя мы не уверены наверняка, что именно он будет помнить. Его отец помнит... вернее, помнил, – угрюмый голос колдуна чуть заметно дрогнул, когда он сказал это в прошедшем времени, – вещи, которые произошли в эпоху их самого дальнего предка – Дейра из Ренвета, в ту самую эпоху, когда и появились Дарки.
– Кто? – спросил Руди.
– Дарки, – этот пристальный взгляд из-под тяжелых век вызвал у Руди неприятное чувство. – Враги, от которых мы скрываемся, – он перевел взгляд обратно на Джил; свет из западного окна косо падал и окрашивал желтым резкие черты ее лица. – К несчастью, боюсь, Дарки знают это. Они знают многое – их сила отличается от моей, у нее другая природа и другой источник. Я уверен, что их нападения были направлены на Дворец в Гее, потому что они знали, что Элдор и Тир опасны для них, что память короля и принца содержала ключ к их полному поражению. Они уничтожили Элдора. Теперь остался только Тир.
Джил подняла голову и скользнула взглядом по краснощекому малышу, который самозабвенно изучал связку ключей от мотоцикла, потом по колдуну, чей профиль вырисовывался на фоне треснутого грязного оконного стекла, за которым виднелись холмы – заброшенные, безлюдные, мертвое золото в вечернем свете. Ее голос был спокойным:
– Они могут преследовать вас здесь?
Ингольд быстро взглянул на нее, его лазурно-голубые глаза встретились с ее глазами, потом он отвел взгляд.
– О, я не думаю, – сказал он мягко. – Они не имеют представления о существовании Пустоты, не говоря уже о том, чтобы пересечь ее.
– Откуда вы знаете, – настаивала она. – Вы сами говорили, что не понимаете их сущности и их познаний. В этом мире у вас нет никакой силы. Если они пересекут Пустоту, сохранится ли у них сила?
Он покачал головой.
– Сомневаюсь, что они смогут существовать в этом мире, – сказал он ей. – Законы материи тут совсем другие. Что, как мне думается, и сделало возможной магию, так это смещение действий физических законов...
Когда разговор повернул к обсуждению теоретической магии и ее связи с военным искусством, Руди слушал, озадаченный; если у Ингольда был свой логический конец в этом сценарии, то у Джил, ясно как день, был свой.
Через некоторое время Ингольд стал кормить Тира, а Джил вышла на веранду.
Она сидела на краю высокой платформы, обхватив руками низ стойки старой шаткой балюстрады, и болтала ногами, рассматривая холмы, переходящие от рыжевато-золотых к кристальным, подобным ледяным скалам. Вечерний ветер мягко шевелил золотистую траву на пустырях вокруг. Каждая скала и засохшее дерево были по-своему неповторимо-прекрасно окрашены закатом. Теплый свет даже придал что-то неземное и нереальное осевшим облакам, голубой «Импале»* [2] и кроваво-красному «Фольксвагену», полускрытому зарослями буйной травы.
Она услышала, как сзади хлопнула дверь, и почувствовала тяжелый запах прокопченного сала и шерсти, когда рядом сел Ингольд, снова одевший свою темную мантию поверх светлой домотканой рубахи. Несколько минут они молча смотрели на закат в теплом дружеском молчании. Джил улыбнулась.
Наконец он сказал:
– Спасибо, что приехала, Джил. Ты и сама не понимаешь, как помогла нам с Тиром.
Она покачала головой.
– Ерунда.
– Ты очень недовольна тем, что приходится взять Руди обратно? – По его голосу она могла понять, что он почувствовал ее неприязнь и беспокоится из-за этого.
– Я не против, – она повернула голову, опершись щекой о руку на перилах. – С ним все в порядке. Если бы я вас не знала, я, наверное, и сама бы не поверила вашим словам, – она заметила в золотой дымке света, что, хоть Ингольд был седым, его брови оставались такими же огненно-рыжими, какими, должно быть, были его волосы в молодости. Она продолжала: – Но я собираюсь довезти его до главного хайвэя и вернуться. Я не хочу оставлять вас здесь одного.
– Со мной ничего не случится, – поспешил заверить ее колдун.
– Как сказать, – ответила она.
Он посмотрел в ее сторону.
– Ты же знаешь, что все равно не сможешь помочь, если что-нибудь и случится.
– Вы лишены магической силы в этом мире, – мягко возразила она, – и вы в безвыходном положении. Я не оставлю вас.
Ингольд сложил руки на перилах, опершись подбородком на скрещенные запястья, казалось, он только наблюдает за игрой ветра в высокой траве над верандой. Вокруг его головы был нимб из солнечных лучей.
– Я ценю твою преданность, – наконец сказал он. – Но ситуация изменится. Видишь ли, я решил рискнуть и вернуться сегодня, прежде чем совсем стемнеет.
Джил посмотрела одновременно облегченно и озабоченно:
– А как же Тир?
– Я могу наложить охранительные чары на нас обоих, что должно защитить его от худшего. – Солнце уже касалось края холмов, вечерний ветер повеял легкой прохладой. – Когда мы с Тиром вернемся, в моем мире будет еще целых два часа дневного света – в Пустоте, кажется, происходит временной сдвиг, твой и мой миры не совсем синхронны. Надеюсь, мы успеем до темноты.
– Это очень опасно?
– Возможно, – он немного повернул голову, чтобы встретиться с ней глазами, и в тускнеющем вечернем свете ей подумалось, что он выглядит уставшим; тень от перил упала на его лицо, но не в силах была скрыть глубоких морщин вокруг рта и глаз. Его пальцы небрежно скользили по зарубкам на дереве, ничто не выдавало в нем волнения. – Уж лучше я пойду на этот риск, чем подвергну угрозе ваш мир, вашу цивилизацию в том случае, если Дарки станут преследовать меня через Пустоту.
Потом Ингольд вздохнул и встал, будто прогоняя эту мысль от себя. Он помог Джил подняться, его рука была грубой, теплой и сильной.
Последний отблеск дня окружил их, отчеканив силуэты на фоне пылающих окон.
– Я имею право рисковать собственной жизнью, Джил, – сказал он, – но, насколько это возможно, стараюсь не рисковать жизнями других, особенно тех, кто предан мне, как ты. Поэтому не беспокойся. Мы будем в безопасности.
3
– Вам куда? – Джил осторожно вела «Фольксваген», медленно объезжая камни и ухабы и снова возвращаясь на дорогу. Дорога, холмы, черные деревья рощи становились серо-голубыми и бесцветными в сумерках. Ингольд в развевающейся темной мантии, со сверкающим мечом в руках – Джил видела это в зеркале, – даже несмотря на свой мужественный вид, вызывал у нее чувство страха и ответственности. Руди, жующий стебелек травы, свесил в открытое окно загорелую руку и сидел так же комфортно, как герой его любимого фильма «Ползущий взгляд».
– Сан-Бернардино, – сказал Руди, то и дело оборачиваясь на темную фигуру колдуна в тени дома.
– Я довезу вас, – сказала Джил, преодолевая скользящий гравий и глубокие русла от последних зимних дождей, – я еду в Лос-Анджелес, так что, можно сказать, по пути.
– Спасибо, – сказал Руди, – ночью чертовски тяжело найти попутную машину.
Она невольно улыбнулась.
– В такой куртке – конечно.
Руди засмеялся.
– Вы из Лос-Анджелеса?
– Родом я из Сан-Марино. Но учусь в Лос-Анджелесском университете по программе доктора философии по средневековой истории, – краем глаза она заметила его удивление – типичная реакция мужчины на умную женщину.
– А-а, – понимающе отозвался Руди, узнав название этого престижного пригорода. – Богатая детка.
– Не совсем, – Джил возражала скорее против ярлыка, чем против фактов, – хотя... полагаю, вы можете это сказать. Мой отец – доктор.
– Специалист? – расспрашивал Руди, слегка ее поддразнивая.
– Детский психиатр, – сказала Джил со слабой улыбкой, понимая его издевку.
– Ого-го.
– Они отказались от меня, – добавила она, пожав плечами, – но это уже не имеет значения. – Джил включила фары. Руди увидел, что ее лицо снова приобрело замкнутое настороженное выражение.
– Почему, черт возьми, они отказались от вас? – он неожиданно для себя обиделся за нее. – Господи, моя мать простила бы любой моей сестре даже убийство, если бы та кончила высшую школу.
Джил коротко усмехнулась.
– Дело в моем стремлении к степени доктора философии, – сказала она. – Какой предприимчивый молодой доктор или дантист женится на исследовательнице средневековой истории?
И Джил на некоторое время замолчала.
Темные силуэты холмов маячили за окнами маленького автомобиля, звезды томились в сияющей голубизне вечернего неба. Всматриваясь в темноту, Руди узнавал приметы своего незадачливого путешествия по холмам: и скалу, и дерево, и круглые гладкие тени на земле. Зеленые глаза какого-то зверька блеснули в темноте, потом исчезли, когда юркий силуэт метнулся через дорогу.
– Значит, они выставили вас, потому что вы хотели стать доктором?
Она пожала плечами.
– Выходит, так. Собственно, они не то чтобы выставили меня. Я просто больше не хожу домой. И не скучаю по ним, – честно добавила она.
– Неужели? Я бы дьявольски скучал, – Руди облокотился на дверь, высунув руку из окна, ветер овевал лицо и шею, – я хочу сказать, что дом моей матери – как привал, остановка, где кругом вертятся под ногами маленькие дети, кошки, друзья моих сестер... Понимаете, это место, куда можно прийти, где мне всегда будут рады, даже если мне придется кричать, чтобы услышать себя. Я бы свихнулся, если бы пришлось там жить, но возвращаться туда так здорово!
Джил улыбнулась, представив картину, которую он изобразил, сравнивая невольно с домом своей матери.
– И вы оставили семью только для того, чтобы учиться? – его голос звучал удивленно и недоверчиво.
– Мне ничего не оставалось, – сказала Джил. – Я хотела стать ученой, а они не могут понять, что мне не надо ничего другого.
Опять долгое молчание. Впереди в темноте вспыхнули желтые фары. Длинный и низкий цементный мост, пересекавший автостраду, казался огромным на фоне бледных холмов; мимо прогремел грузовик с прицепом, как сверкающая крепость из красного и янтарного пламени, рев его мотора походил на далекий гром. «Фольксваген» взвыл на подъеме; Руди откинулся на спинку сиденья, рассматривая лицо своей новой знакомой – с резко выступающими скулами, хотя довольно тонкое, с большими темными глазами, умными, немного грустными, таящими в себе некую сентиментальность.
– Это забавно, – сказал он наконец.
– Что кто-то так любит учиться? – нотка сарказма прозвучала в ее голосе, но он сделал вид, что не заметил ее.
– Что у вас такое сильное стремление, – спокойно сказал он, – понять можно. Что же касается меня, то я никогда особо не стремился ни к чему такому, в том смысле, чтобы отказаться от всего ради этого. Звучит резко, да? И глупо.
– Да, – сказала Джил и переключила внимание на дорогу.
– Это там вы наткнулись на Ингольда?
Она покачала головой: ей не хотелось обсуждать с этим парнем личность Ингольда.
Руди, однако, настаивал.
– Вы можете мне сказать, что все это было, черт возьми? Он действительно такой чокнутый, каким выглядит? Или нет?
– Нет, – уклончиво ответила Джил. Она пыталась найти разумное или хотя бы толковое объяснение всему, которое можно было бы подсунуть Руди. Кроме того, в тот момент ее охватило странное беспокойство. Они приближались к ярким огням хайвэя.
Ослепительно сияли рекламные щиты, грубые краски пылали в темноте, мимо проносились машины с желтыми глазами, дико смотрящими в ночь. Джил узнавала дорогу, которую видела в беспокойном мучительном сне прошлой ночью, подсказавшем ей, куда она должна идти, потом Джил схематично набросала следующую главу своей диссертации, над которой надо будет работать всю ночь, чтобы уложиться в предельный срок к семинару. Но ее сознание беспорядочно перескакивало с одного на другое, вновь и вновь возвращаясь к тому тихому уединенному дому и сверкающему клинку вскинутого меча.
– Вы-то верите ему, – вдруг услышала она.
Джил повернулась и встретилась с Руди взглядом.
– Вы верите ему, – повторил он тихо. Это прозвучало не как упрек, а как утверждение.
– Да, – сказала Джил, – да, верю.
Руди отвернулся от нее и посмотрел в окно.
– Фантастика.
– Это звучит нереально... – начала она.
Он повернулся к ней.
– Но не тогда, когда он это говорит, – возразил Руди, осуждающе подняв палец, как будто она собиралась это отрицать. – Он вызывает доверие.
– Вы еще не видели, как он появляется из Пустоты, – с восхищением сказала Джил, – а я видела.
Что-то остановило Руди, он не мог заставить себя сказать: «Я тоже».
Но почему? Потому что знал, что это могла быть просто галлюцинация, вызванная ярким солнечным светом и тяжелым похмельем. Хотя как же быть с той пылающей трещиной света, скручивающей воздух?
– Но я не видел этого, – протестовал он, – все это было как бы у меня в голове.
И, как эхо, он вдруг услышал голос Ингольда: « Ты знаешь, что видел».
«Я знаю, что видел. Но если все это не было пьяной галлюцинацией, откуда он знает об этом?» – Руди вздохнул, чувствуя себя уставшим и разбитым.
– Верьте тому, что считаете нужным, – сказала Джил, – это не столь важно. Он сегодня ночью возвращается в свой мир, он и Тир. То есть они исчезнут.
– Сказки! – настаивал Руди. – Зачем надо... колдуну таскать похищенного принца из этого мира в другое место?
Джил пожала плечами, не отводя глаз от дороги.
Разозлившись, он продолжал:
– И потом, если он и собирается вернуться сегодня в тот мир, где имеет магическую силу, зачем ему надо брать мои спички? Они ему там нужны?
– Конечно, не нужны, – охотно согласилась Джил. Потом до нее дошел смысл слов Руди, и она быстро взглянула на него. – Вы говорите, он взял их?
– Как раз перед нашим отъездом, – сказал Руди, поздравив себя мысленно с тем, что оставил и себе парочку. – Зачем ему понадобились спички?
Джил почувствовала, как кровь в ее жилах словно замедлила свое движение.
– О, Боже мой, – прошептала она.
«Я имею право рисковать собственной жизнью... Но я избегаю рисковать жизнями других...»
Конечно же, он солгал, этот невероятный Ингольд, но зачем?
Она повернула «Фольксваген» к краю дороги; подозрение переходило в уверенность, когда потертые шины затряслись по камням немощеной обочины.
Была только одна причина, по которой колдун нуждался в спичках, колдун, который в своем мире мог вызвать пламя по своему желанию.
Он не говорил о возвращении, пока она не предложила остаться с ним, пока не заговорила о возможности Дарков преследовать его через Пустоту. Он отказывался покинуть Гей до тех пор, пока тем, кто нуждался в нем, уже ничем нельзя было помочь. И он лучше испытает собственную судьбу, чем будет рисковать кем-нибудь еще.
– Приехали, выходите, – сказала она. – Я возвращаюсь.
– Что за черт? – Руди уставился на нее, отказываясь что-либо понимать.
– Он лгал, – сказала Джил, ее голос внезапно задрожал от напряжения. – Он лгал о возвращении через Пустоту сегодня ночью. Он хотел избавиться от нас обоих, убрать нас оттуда, прежде чем придут Дарки.
– Что?!
– Мне неважно, что вы думаете, – быстро продолжала она, – но я возвращаюсь. Он с самого начала боялся, что они придут через Пустоту вслед за ним...
– Подождите минутку, – начал Руди, встревоженный.
– Нет. Можете доехать на попутной машине куда вам надо. Я не оставлю его одного.
Ее лицо было белым в свете фар, огромные глаза наполнились слезами.
«Чокнутая, – подумал Руди, – оба они полные шизоиды. Почему это случилось со мной?»
– Я поеду с вами, – сказал он, вздохнув.
Она подозрительно обернулась.
– Не то, чтобы я поверил вам, – продолжал Руди, откинувшись на сиденье, – но вам двоим надо иметь хотя бы одного нормального человека рядом, чтобы следить за ребенком. Теперь поворачивайте машину и едем.
Джил, облегченно вздохнув, надавила на акселератор, и красный «Фольксваген», осыпав разделительную полосу дождем гравия, устремился в темноту...
– Здесь, – сказал Руди полчаса спустя, когда автомобиль с дребезжанием затормозил на служебной дороге под рощей. Перед ними на маленьком возвышении был ясно виден домик, в каждом окне – тусклый электрический свет. Джил выскочила из машины раньше, чем улеглось облако пыли, и быстро зашагала по разбитой дороге к ступенькам веранды, Руди шел следом медленнее, тщательно выбирая тропинку среди зарослей травы и ломая голову, как, черт возьми, он будет выпутываться из этой переделки и что скажет боссу в автомагазине.
«Дэйв, я не вышел на работу в понедельник, потому что помогал одному идиоту спасать маленького принца где-то между Барстоу и Сан-Бернардино». Не говоря уже об объяснении, почему он не вернулся с пивом на вечеринку Тэйрота.
Он посмотрел по сторонам на темный ландшафт, искаженный светом звезд, и его пробрала дрожь оттого, насколько все было заброшено и мертво. Холодный переменчивый ветер шевелил его длинные волосы, нес запах, который не был запахом пыльной травы или горячего солнечного света, запах, который он никогда не встречал раньше. Он поторопился догнать Джил, его ботинки гулко затопали по дощатым ступеням.
Она колотила в дверь.
– Ингольд! – звала она. – Ингольд, впусти меня!
Руди скользнул за ней и влез через окно, которое выбил прошлой ночью, чтобы открыть дверь изнутри. Они вошли в пустую и ярко освещенную кухню, когда из холла шагнул Ингольд с обнаженным мечом в руке. Он был взбешен.
– Вон отсюда! – гневно приказал он им.
– Черта с два, – сказала Джил.
– Вы ничем не можете мне помочь...
– Я не собираюсь оставлять вас одного.
Руди переводил взгляд с одного на другого: девушка в потертых джинсах и хлопчатобумажной куртке, с обезумевшими глазами; старик в темной развевающейся мантии, сжимающий поднятый меч в покрытой шрамами руке.
«Чокнутые, – подумал он, – во что я ввязался, черт побери?»
Тир лежал на кровати, завернутый в бархатные пеленки, голубые глаза его казались испуганными. Кроме этого, в пустой комнате была только груда дров в углу, словно переломали всю деревянную мебель в доме; рядом стояла канистра с керосином. Позади него в зале послышались шаги, голос Ингольда, строгий и жесткий, говорил:
– Ты не понимаешь?
– Понимаю, – тихо отвечала Джил. – Поэтому я и вернулась.
– Руди, – повелительно сказал Ингольд, – я хочу, чтобы ты взял Джил, посадил ее в машину и уехал сюда. Сейчас. Немедленно.
Руди обернулся.
– О, я вполне готов убраться отсюда, – мрачно сказал он, – но только с мальчиком. Не знаю, что уж вы собираетесь делать, но я не оставлю шестимесячного малыша в этой передряге.
– Не будь дураком, – рявкнул Ингольд.
– На себя посмотри, – отрезал Руди, и когда он наклонился, чтобы взять ребенка с кровати, внезапно погас свет.
Молниеносным движением Ингольд повернулся и пинком захлопнул дверь, меч огненно мерцал в его руке. Слабый свет звезд, проникавший в комнату сквозь единственное окно, высвечивал пот, выступивший у него на лице.
Руди опять положил плачущего ребенка, бормоча:
– Проклятые предохранители.
Он направился к двери.
Джил тяжело дышала:
– Руди, нет!
Ингольд схватил ее за руку, когда она попыталась остановить его. В его голосе, донесшемся из темноты, сквозила обманчивая мягкость:
– Ты думаешь, это предохранитель?
– Возможно, это короткое замыкание, – сказал Руди. Он взглянул через плечо на них, открывая дверь в зал, различая их неясные очертания в почти полной темноте. Слабое касание звездного света окружало ореолом белые волосы Ингольда и выхватывало из темноты угловатый силуэт Джил. Лезвие обнаженного меча Ингольда мерцало как будто собственным мертвенно-бледным сиянием.
В холле было черно, и Руди вслепую, ощупью пошел через него, убеждая себя, что его нервозность вызвана пребыванием в заброшенном доме с одураченной студенткой и обаятельным, но полностью спятившим старикашкой с острым, как бритва, мечом... После этого загробного мрака темная кухня показалась почти яркой; он смог разобрать неясные формы стола, буфета, серебристый отблеск металлического крана, бледный отчетливый отсвет окон на полу, одно слева – с выбитым стеклом.
Потом он наконец увидел, что проникало в комнату через разбитое окно.
...Руди так никогда и не узнал, как добрался до спальни, хотя потом увидел синяки на теле, там, где он налетал на стены. Помнилось, что в один момент он стоял в темноте в маленькой кухне и видел ужасное существо, вползавшее в окно, а в другой – уже падал на дверь спальни, чтобы захлопнуть ее, всхлипывая:
– Это там! Это там!
Ингольд, стоящий над ним, – мрачное иссеченное шрамами лицо вырисовывалось в туманном отблеске его клинка – усмехаясь, говорил:
– А ты чего ждал, Руди? Людей?
Вспыхнуло пламя. Джил развела что-то вроде костра из щепок в середине цементного пола и закашлялась от едкого дыма. Лежа на продавленном матраце, Тир смотрел во Тьму расширенными от ужаса глазами, скуля, как раненый щенок, боящийся лаять. Другой ребенок орал бы во весь голос, но те атавистические воспоминания, что наполняли этот детский мозг, подсказывали ему, что громкий крик означает смерть.
Руди медленно поднялся на ноги, его била сильная дрожь.
– Что нам делать? – шептал он. – Можем выбраться незаметно, добраться до машины...
– Ты думаешь, машина заведется? – в тлеющем оранжевом мерцании глаза старика не отрывались от двери. Даже когда он говорил, Руди видел, что обе его руки сжимали рукоять меча, изготовясь к удару. – Сомневаюсь, что мы доберемся до машины. Это невозможно.
Руди сглотнул, похолодев от шока, когда снова представил себе это – маленькое и омерзительное, но полное невыразимого ужаса.
– Вы хотите сказать – оно меняет свой размер?
– О да. – С мечом в руке Ингольд, крадучись, двинулся к двери. – Тьма не материальна в том смысле, как мы понимаем материю. Они только частично видимы и не всегда имеют одно и то же строение. Я видел, как они менялись от размера с две твоих головы до превышающего этот дом за доли секунды.
Руди вытер вспотевшие ладони о джинсы. Он дрожал от ужаса и был полностью сбит с толку.
– Но если... если они нематериальны, – он заикался, – что мы можем поделать? Как мы можем бороться?
– Есть способы. – Отблески пламени играли на залатанной мантии Ингольда, когда он стоял, одной рукой опершись на шарообразную ручку двери, в другой держа наготове мерцающий колдовским светом меч, наклонив голову, прислушиваясь к какому-то звуку. Немного погодя он заговорил снова, шепотом:
– Джил, я хочу, чтобы ты взяла Тира и укрылась между кроватью и стеной. Руди, сколько у нас топлива?
– Немного. Это дерево сухое, как трава. Оно быстро прогорает.
Ингольд отступил от двери, хотя не выпускал ее из виду ни на секунду. Маленькая комната была полна дыма, огонь уже затухал, слабо, из последних сил удерживая подступающий круг теней.
– Сан-Бернардино, – сказал Руди, то и дело оборачиваясь на темную фигуру колдуна в тени дома.
– Я довезу вас, – сказала Джил, преодолевая скользящий гравий и глубокие русла от последних зимних дождей, – я еду в Лос-Анджелес, так что, можно сказать, по пути.
– Спасибо, – сказал Руди, – ночью чертовски тяжело найти попутную машину.
Она невольно улыбнулась.
– В такой куртке – конечно.
Руди засмеялся.
– Вы из Лос-Анджелеса?
– Родом я из Сан-Марино. Но учусь в Лос-Анджелесском университете по программе доктора философии по средневековой истории, – краем глаза она заметила его удивление – типичная реакция мужчины на умную женщину.
– А-а, – понимающе отозвался Руди, узнав название этого престижного пригорода. – Богатая детка.
– Не совсем, – Джил возражала скорее против ярлыка, чем против фактов, – хотя... полагаю, вы можете это сказать. Мой отец – доктор.
– Специалист? – расспрашивал Руди, слегка ее поддразнивая.
– Детский психиатр, – сказала Джил со слабой улыбкой, понимая его издевку.
– Ого-го.
– Они отказались от меня, – добавила она, пожав плечами, – но это уже не имеет значения. – Джил включила фары. Руди увидел, что ее лицо снова приобрело замкнутое настороженное выражение.
– Почему, черт возьми, они отказались от вас? – он неожиданно для себя обиделся за нее. – Господи, моя мать простила бы любой моей сестре даже убийство, если бы та кончила высшую школу.
Джил коротко усмехнулась.
– Дело в моем стремлении к степени доктора философии, – сказала она. – Какой предприимчивый молодой доктор или дантист женится на исследовательнице средневековой истории?
И Джил на некоторое время замолчала.
Темные силуэты холмов маячили за окнами маленького автомобиля, звезды томились в сияющей голубизне вечернего неба. Всматриваясь в темноту, Руди узнавал приметы своего незадачливого путешествия по холмам: и скалу, и дерево, и круглые гладкие тени на земле. Зеленые глаза какого-то зверька блеснули в темноте, потом исчезли, когда юркий силуэт метнулся через дорогу.
– Значит, они выставили вас, потому что вы хотели стать доктором?
Она пожала плечами.
– Выходит, так. Собственно, они не то чтобы выставили меня. Я просто больше не хожу домой. И не скучаю по ним, – честно добавила она.
– Неужели? Я бы дьявольски скучал, – Руди облокотился на дверь, высунув руку из окна, ветер овевал лицо и шею, – я хочу сказать, что дом моей матери – как привал, остановка, где кругом вертятся под ногами маленькие дети, кошки, друзья моих сестер... Понимаете, это место, куда можно прийти, где мне всегда будут рады, даже если мне придется кричать, чтобы услышать себя. Я бы свихнулся, если бы пришлось там жить, но возвращаться туда так здорово!
Джил улыбнулась, представив картину, которую он изобразил, сравнивая невольно с домом своей матери.
– И вы оставили семью только для того, чтобы учиться? – его голос звучал удивленно и недоверчиво.
– Мне ничего не оставалось, – сказала Джил. – Я хотела стать ученой, а они не могут понять, что мне не надо ничего другого.
Опять долгое молчание. Впереди в темноте вспыхнули желтые фары. Длинный и низкий цементный мост, пересекавший автостраду, казался огромным на фоне бледных холмов; мимо прогремел грузовик с прицепом, как сверкающая крепость из красного и янтарного пламени, рев его мотора походил на далекий гром. «Фольксваген» взвыл на подъеме; Руди откинулся на спинку сиденья, рассматривая лицо своей новой знакомой – с резко выступающими скулами, хотя довольно тонкое, с большими темными глазами, умными, немного грустными, таящими в себе некую сентиментальность.
– Это забавно, – сказал он наконец.
– Что кто-то так любит учиться? – нотка сарказма прозвучала в ее голосе, но он сделал вид, что не заметил ее.
– Что у вас такое сильное стремление, – спокойно сказал он, – понять можно. Что же касается меня, то я никогда особо не стремился ни к чему такому, в том смысле, чтобы отказаться от всего ради этого. Звучит резко, да? И глупо.
– Да, – сказала Джил и переключила внимание на дорогу.
– Это там вы наткнулись на Ингольда?
Она покачала головой: ей не хотелось обсуждать с этим парнем личность Ингольда.
Руди, однако, настаивал.
– Вы можете мне сказать, что все это было, черт возьми? Он действительно такой чокнутый, каким выглядит? Или нет?
– Нет, – уклончиво ответила Джил. Она пыталась найти разумное или хотя бы толковое объяснение всему, которое можно было бы подсунуть Руди. Кроме того, в тот момент ее охватило странное беспокойство. Они приближались к ярким огням хайвэя.
Ослепительно сияли рекламные щиты, грубые краски пылали в темноте, мимо проносились машины с желтыми глазами, дико смотрящими в ночь. Джил узнавала дорогу, которую видела в беспокойном мучительном сне прошлой ночью, подсказавшем ей, куда она должна идти, потом Джил схематично набросала следующую главу своей диссертации, над которой надо будет работать всю ночь, чтобы уложиться в предельный срок к семинару. Но ее сознание беспорядочно перескакивало с одного на другое, вновь и вновь возвращаясь к тому тихому уединенному дому и сверкающему клинку вскинутого меча.
– Вы-то верите ему, – вдруг услышала она.
Джил повернулась и встретилась с Руди взглядом.
– Вы верите ему, – повторил он тихо. Это прозвучало не как упрек, а как утверждение.
– Да, – сказала Джил, – да, верю.
Руди отвернулся от нее и посмотрел в окно.
– Фантастика.
– Это звучит нереально... – начала она.
Он повернулся к ней.
– Но не тогда, когда он это говорит, – возразил Руди, осуждающе подняв палец, как будто она собиралась это отрицать. – Он вызывает доверие.
– Вы еще не видели, как он появляется из Пустоты, – с восхищением сказала Джил, – а я видела.
Что-то остановило Руди, он не мог заставить себя сказать: «Я тоже».
Но почему? Потому что знал, что это могла быть просто галлюцинация, вызванная ярким солнечным светом и тяжелым похмельем. Хотя как же быть с той пылающей трещиной света, скручивающей воздух?
– Но я не видел этого, – протестовал он, – все это было как бы у меня в голове.
И, как эхо, он вдруг услышал голос Ингольда: « Ты знаешь, что видел».
«Я знаю, что видел. Но если все это не было пьяной галлюцинацией, откуда он знает об этом?» – Руди вздохнул, чувствуя себя уставшим и разбитым.
– Верьте тому, что считаете нужным, – сказала Джил, – это не столь важно. Он сегодня ночью возвращается в свой мир, он и Тир. То есть они исчезнут.
– Сказки! – настаивал Руди. – Зачем надо... колдуну таскать похищенного принца из этого мира в другое место?
Джил пожала плечами, не отводя глаз от дороги.
Разозлившись, он продолжал:
– И потом, если он и собирается вернуться сегодня в тот мир, где имеет магическую силу, зачем ему надо брать мои спички? Они ему там нужны?
– Конечно, не нужны, – охотно согласилась Джил. Потом до нее дошел смысл слов Руди, и она быстро взглянула на него. – Вы говорите, он взял их?
– Как раз перед нашим отъездом, – сказал Руди, поздравив себя мысленно с тем, что оставил и себе парочку. – Зачем ему понадобились спички?
Джил почувствовала, как кровь в ее жилах словно замедлила свое движение.
– О, Боже мой, – прошептала она.
«Я имею право рисковать собственной жизнью... Но я избегаю рисковать жизнями других...»
Конечно же, он солгал, этот невероятный Ингольд, но зачем?
Она повернула «Фольксваген» к краю дороги; подозрение переходило в уверенность, когда потертые шины затряслись по камням немощеной обочины.
Была только одна причина, по которой колдун нуждался в спичках, колдун, который в своем мире мог вызвать пламя по своему желанию.
Он не говорил о возвращении, пока она не предложила остаться с ним, пока не заговорила о возможности Дарков преследовать его через Пустоту. Он отказывался покинуть Гей до тех пор, пока тем, кто нуждался в нем, уже ничем нельзя было помочь. И он лучше испытает собственную судьбу, чем будет рисковать кем-нибудь еще.
– Приехали, выходите, – сказала она. – Я возвращаюсь.
– Что за черт? – Руди уставился на нее, отказываясь что-либо понимать.
– Он лгал, – сказала Джил, ее голос внезапно задрожал от напряжения. – Он лгал о возвращении через Пустоту сегодня ночью. Он хотел избавиться от нас обоих, убрать нас оттуда, прежде чем придут Дарки.
– Что?!
– Мне неважно, что вы думаете, – быстро продолжала она, – но я возвращаюсь. Он с самого начала боялся, что они придут через Пустоту вслед за ним...
– Подождите минутку, – начал Руди, встревоженный.
– Нет. Можете доехать на попутной машине куда вам надо. Я не оставлю его одного.
Ее лицо было белым в свете фар, огромные глаза наполнились слезами.
«Чокнутая, – подумал Руди, – оба они полные шизоиды. Почему это случилось со мной?»
– Я поеду с вами, – сказал он, вздохнув.
Она подозрительно обернулась.
– Не то, чтобы я поверил вам, – продолжал Руди, откинувшись на сиденье, – но вам двоим надо иметь хотя бы одного нормального человека рядом, чтобы следить за ребенком. Теперь поворачивайте машину и едем.
Джил, облегченно вздохнув, надавила на акселератор, и красный «Фольксваген», осыпав разделительную полосу дождем гравия, устремился в темноту...
– Здесь, – сказал Руди полчаса спустя, когда автомобиль с дребезжанием затормозил на служебной дороге под рощей. Перед ними на маленьком возвышении был ясно виден домик, в каждом окне – тусклый электрический свет. Джил выскочила из машины раньше, чем улеглось облако пыли, и быстро зашагала по разбитой дороге к ступенькам веранды, Руди шел следом медленнее, тщательно выбирая тропинку среди зарослей травы и ломая голову, как, черт возьми, он будет выпутываться из этой переделки и что скажет боссу в автомагазине.
«Дэйв, я не вышел на работу в понедельник, потому что помогал одному идиоту спасать маленького принца где-то между Барстоу и Сан-Бернардино». Не говоря уже об объяснении, почему он не вернулся с пивом на вечеринку Тэйрота.
Он посмотрел по сторонам на темный ландшафт, искаженный светом звезд, и его пробрала дрожь оттого, насколько все было заброшено и мертво. Холодный переменчивый ветер шевелил его длинные волосы, нес запах, который не был запахом пыльной травы или горячего солнечного света, запах, который он никогда не встречал раньше. Он поторопился догнать Джил, его ботинки гулко затопали по дощатым ступеням.
Она колотила в дверь.
– Ингольд! – звала она. – Ингольд, впусти меня!
Руди скользнул за ней и влез через окно, которое выбил прошлой ночью, чтобы открыть дверь изнутри. Они вошли в пустую и ярко освещенную кухню, когда из холла шагнул Ингольд с обнаженным мечом в руке. Он был взбешен.
– Вон отсюда! – гневно приказал он им.
– Черта с два, – сказала Джил.
– Вы ничем не можете мне помочь...
– Я не собираюсь оставлять вас одного.
Руди переводил взгляд с одного на другого: девушка в потертых джинсах и хлопчатобумажной куртке, с обезумевшими глазами; старик в темной развевающейся мантии, сжимающий поднятый меч в покрытой шрамами руке.
«Чокнутые, – подумал он, – во что я ввязался, черт побери?»
Тир лежал на кровати, завернутый в бархатные пеленки, голубые глаза его казались испуганными. Кроме этого, в пустой комнате была только груда дров в углу, словно переломали всю деревянную мебель в доме; рядом стояла канистра с керосином. Позади него в зале послышались шаги, голос Ингольда, строгий и жесткий, говорил:
– Ты не понимаешь?
– Понимаю, – тихо отвечала Джил. – Поэтому я и вернулась.
– Руди, – повелительно сказал Ингольд, – я хочу, чтобы ты взял Джил, посадил ее в машину и уехал сюда. Сейчас. Немедленно.
Руди обернулся.
– О, я вполне готов убраться отсюда, – мрачно сказал он, – но только с мальчиком. Не знаю, что уж вы собираетесь делать, но я не оставлю шестимесячного малыша в этой передряге.
– Не будь дураком, – рявкнул Ингольд.
– На себя посмотри, – отрезал Руди, и когда он наклонился, чтобы взять ребенка с кровати, внезапно погас свет.
Молниеносным движением Ингольд повернулся и пинком захлопнул дверь, меч огненно мерцал в его руке. Слабый свет звезд, проникавший в комнату сквозь единственное окно, высвечивал пот, выступивший у него на лице.
Руди опять положил плачущего ребенка, бормоча:
– Проклятые предохранители.
Он направился к двери.
Джил тяжело дышала:
– Руди, нет!
Ингольд схватил ее за руку, когда она попыталась остановить его. В его голосе, донесшемся из темноты, сквозила обманчивая мягкость:
– Ты думаешь, это предохранитель?
– Возможно, это короткое замыкание, – сказал Руди. Он взглянул через плечо на них, открывая дверь в зал, различая их неясные очертания в почти полной темноте. Слабое касание звездного света окружало ореолом белые волосы Ингольда и выхватывало из темноты угловатый силуэт Джил. Лезвие обнаженного меча Ингольда мерцало как будто собственным мертвенно-бледным сиянием.
В холле было черно, и Руди вслепую, ощупью пошел через него, убеждая себя, что его нервозность вызвана пребыванием в заброшенном доме с одураченной студенткой и обаятельным, но полностью спятившим старикашкой с острым, как бритва, мечом... После этого загробного мрака темная кухня показалась почти яркой; он смог разобрать неясные формы стола, буфета, серебристый отблеск металлического крана, бледный отчетливый отсвет окон на полу, одно слева – с выбитым стеклом.
Потом он наконец увидел, что проникало в комнату через разбитое окно.
...Руди так никогда и не узнал, как добрался до спальни, хотя потом увидел синяки на теле, там, где он налетал на стены. Помнилось, что в один момент он стоял в темноте в маленькой кухне и видел ужасное существо, вползавшее в окно, а в другой – уже падал на дверь спальни, чтобы захлопнуть ее, всхлипывая:
– Это там! Это там!
Ингольд, стоящий над ним, – мрачное иссеченное шрамами лицо вырисовывалось в туманном отблеске его клинка – усмехаясь, говорил:
– А ты чего ждал, Руди? Людей?
Вспыхнуло пламя. Джил развела что-то вроде костра из щепок в середине цементного пола и закашлялась от едкого дыма. Лежа на продавленном матраце, Тир смотрел во Тьму расширенными от ужаса глазами, скуля, как раненый щенок, боящийся лаять. Другой ребенок орал бы во весь голос, но те атавистические воспоминания, что наполняли этот детский мозг, подсказывали ему, что громкий крик означает смерть.
Руди медленно поднялся на ноги, его била сильная дрожь.
– Что нам делать? – шептал он. – Можем выбраться незаметно, добраться до машины...
– Ты думаешь, машина заведется? – в тлеющем оранжевом мерцании глаза старика не отрывались от двери. Даже когда он говорил, Руди видел, что обе его руки сжимали рукоять меча, изготовясь к удару. – Сомневаюсь, что мы доберемся до машины. Это невозможно.
Руди сглотнул, похолодев от шока, когда снова представил себе это – маленькое и омерзительное, но полное невыразимого ужаса.
– Вы хотите сказать – оно меняет свой размер?
– О да. – С мечом в руке Ингольд, крадучись, двинулся к двери. – Тьма не материальна в том смысле, как мы понимаем материю. Они только частично видимы и не всегда имеют одно и то же строение. Я видел, как они менялись от размера с две твоих головы до превышающего этот дом за доли секунды.
Руди вытер вспотевшие ладони о джинсы. Он дрожал от ужаса и был полностью сбит с толку.
– Но если... если они нематериальны, – он заикался, – что мы можем поделать? Как мы можем бороться?
– Есть способы. – Отблески пламени играли на залатанной мантии Ингольда, когда он стоял, одной рукой опершись на шарообразную ручку двери, в другой держа наготове мерцающий колдовским светом меч, наклонив голову, прислушиваясь к какому-то звуку. Немного погодя он заговорил снова, шепотом:
– Джил, я хочу, чтобы ты взяла Тира и укрылась между кроватью и стеной. Руди, сколько у нас топлива?
– Немного. Это дерево сухое, как трава. Оно быстро прогорает.
Ингольд отступил от двери, хотя не выпускал ее из виду ни на секунду. Маленькая комната была полна дыма, огонь уже затухал, слабо, из последних сил удерживая подступающий круг теней.