Хэмбли Барбара. Время тьмы

   – Не думаю, что мы управимся до темноты, – с сомнением сказала она.
   – О, я тоже, – согласился Ингольд. – Но мы едва ли сможем провести ночь в долине.
   Джил покорно вздохнула.
   – Тут вы правы.
   Колдун осторожно толкнул посохом широкий камень, скрывавший подножие тропы, и валун чуть качнулся, послав маленький поток гравия и песка вниз через их ноги и край тропы. Бормоча про себя то, что в следующий раз обязательно нужно будет взять веревку, и проклиная невидимых Рейдеров внизу в долине, он начал осторожно разведывать другой маршрут.
   Пока Ингольд делал это, Джил повернулась, чтобы окинуть взглядом утес, снова пугаясь только что совершенного самоубийственного восхождения. Ее взгляд бродил по долине внизу и вдруг застыл.
   – Ингольд, – тихо позвала она. – Взгляните сюда.
   Что-то в тоне ее голоса заставило его, оступаясь и скользя, подойти к ней.
   – В чем дело?
   Она показала.
   – Посмотрите. Посмотрите туда. Что вы видите?
   Обозримая сзади и сверху земля приобрела особые очертания, угол солнечных лучей к западу от гор изменил перспективу этого погружавшегося в темноту места. Отсюда была видна очевидная симметрия; ядра разросшихся лесов составляли своеобразный узор, восприятие которого явно было по ту сторону человеческого понимания; русла потоков прокладывали курсы, несшие отголосок извращенной упорядоченности. Густые заросли виноградников под этим углом зрения представляли собой странную картину, смена их цвета и густоты навевала беспокойство. Почти прямо под ними лежал огромный прямоугольник плиты, и его положение, связанное со странными курганами из черного камня, пробивавшимися сквозь растительность, стало внезапно потрясающе ясным для Джил, изучавшей в свое время основы археологии.
   Ингольд хмурился, всматриваясь в искаженное покрывало под ним.
   – Странно... как будто тут когда-то был город. Но его никогда не было в человеческой истории, – его зоркий глаз прослеживал математическую точность изгибающихся теней в винограде, странные тупые углы, слабо видимые в полунамеченных закономерностях сочетаний между потоками и камнями. – В чем причина этого? Словно виноград растет хуже в местах...
   – ...заложенных фундаментов, – сухо ответила Джил. – Причем фундаменты заложены настолько глубоко, что они составили настоящую тропу. Деревья плохо растут на этой линии, потому что их корни не могут проникнуть так далеко. Смотрите, вы видите направление этого ручья? И еще... – она остановилась, смутившись, – это выглядит таким спланированным, таким упорядоченным, но почему-то все-таки не похоже ни на один город, который я когда-либо видела. Тут есть план – это можно видеть по углу падения солнечного света, – но в какой-то мере неправильный план.
   – Я понял, – сказал колдун. – Здесь нет улиц.
   Глаза их встретились. Значение увиденного доходило до Джил медленно, как шепот из невообразимо древних глубин времени.
   – Пошли, – сказал Ингольд. – После захода солнца здесь нам делать нечего.

13

   Когда они покинули долину, поднялся ветер, обжигающе холодный, злобно отрывающий их друг от друга. Временами они оказывались намного выше линии лесов, с риском карабкаясь по козьим тропам, скользким от старого снега, или прокладывая путь через заросли, или хватаясь для поддержки за ободранные ветром корни переплетающихся деревьев, полагаясь на их силу, над невидимой пропастью.
   Джил и Ингольд шли через мир, где единственными стихиями были холод, скалы, ветер и далекий рев воды, тут они не смогли бы при желании остановиться, ибо нигде не было никакого убежища. Если бы не нити колдовского света, которые излучал Ингольд, чтобы очертить карниз, Джил была уверена, они бы не пережили подъема. Вспоминая обо всем позже, Джил удивлялась, как выдержала это.
   В конце концов они заночевали в расщелинах голых каменных плит, прижавшись друг к другу, чтобы согреться; Джил уснула сразу после двух суток бессонницы. В разгар ночи она почувствовала, как изменилась погода, и там, в своих снах, уловила запах далекого надвигающегося снегопада.
   Утром путь был легче. Ингольд нашел что-то вроде тропы и проследовал вниз по ней до крутого, покрытого деревьями западного склона Крепостного Вала, достигнув к полудню холодной ветреной долины Ренвет.
   Джил прикрыла глаза ладонью от солнца и посмотрела в яркую даль.
   – Что за черт? – Холодные ветры, извивающиеся по долине, рвали ее дыхание в клочья и мчались, подобно воде, быстро разливающейся над фиордом из бесцветного стекла. – ЧТО ЭТО?
   – Это Убежище Дейра, – ответил Ингольд, улыбаясь и скрестив руки, чтобы сохранить тепло, но тем не менее дрожа. – А что ты ожидала?
   Джил не знала толком, чего ожидала. Во всяком случае чего-нибудь меньшего. Чего-нибудь более средневекового. Но только не этот трапециевидный монолит из черного камня, который вздымался, плоть от плоти гор, на огромном холме у подножия тех далеких утесов с черными вершинами. Его крыша была выше сосен, росших на хребте за ним. Слабый рассыпчатый снег сдувало облаками с плоской крыши Убежища, но он не задерживался нигде на его стенах, голых и гладких, как стекло без трещин.
   – Кто построил это, черт возьми? – шептала Джил с благоговением. – Какой это высоты? – теперь она могла поверить, что в нем человечество выстояло против Тьмы. Могущество Дарков, способное разбивать камень и железо, найдет эту крепость неприступной.
   – Это построил Дейр из Ренвета, – раздался рядом с ней голос Ингольда, – используя остатки технологий и могущества древних Королевств, чья мощь намного превышала наши нынешние средства. В нем он укрыл тех из своего народа, кто пережил первый удар Тьмы, и оттуда он и его род управляли долиной, перевалом Сарда и всем, что осталось от империи, чье название, границы и устройство целиком стерлись из людской памяти. Что же до размеров Убежища... – он взглянул вдаль, обозревая черный монолит, охранявший изгибающееся пространство долины по ту сторону. – Оно невелико. Оно может вместить всего около восьми тысяч душ. А в долине можно выращивать урожай для примерно вдвое большего количества людей. Не сохранилось записей, если они вообще существовали, о том, сколько оно действительно укрывало одновременно.
   Пока они шли по чавкающей траве долины, строение, казалось, увеличивалось в размерах, лишенное тени в холодный пасмурный день. Джил смотрела на долину, окруженные стенами цепочки возвышенных лугов, по которым были разбросаны островки осин, берез и тополей, их листья все время сверкали на ветру. Какая-то тяжелая яркая красота была в этом месте, первом ядре Королевства и последнем, колыбели и могиле. Джил чувствовала себя крайне утомленной.
   Для места, где придется провести остаток дней, подумала она, это совсем недурно.
   Хотя, будучи знакомой с мелкими ссорами соседей, она уже узнала их семена в сплетнях, которые разрастались в обозе беглецов, даже несмотря на круглосуточные угрозу и напряжение. И она видела, к чему это приведет – маленький город, сжатый до размеров неприступного форта, с одними и теми же людьми, живущими по соседству друг с другом годы и годы без всякой возможности уединиться. Это маленький ад.
   – Убежище стояло долго, – сказал Ингольд, когда они наконец вышли на дорогу, ведущую за Убежище к перевалу Сарда, ту же дорогу, по которой, много миль ниже, Алвир вел своих людей в поисках полумифического спасения. – Хотя Руны Власти все еще на дверях Убежища, поставленные там колдунами, которые помогали в постройке его – Йед на левой и Перн на правой – Руны Охраны и Закона. Только колдун может видеть их, как мерцающий серебряный узор в тенях. Но и после всего прошедшего времени чары строителей все еще имеют силу.
   Джил отвела глаза от башнеобразных громад скал, которые вздымались, стена на стене черных, поросших лесом ущелий, прорезанных отчетливой неглубокой расселиной перевала Сарда, чтобы опять взглянуть на возвышающуюся тень Убежища. Она не видела никаких Рун, только огромные железные панели, висящие на петлях и стальных скрепах, не тронутые столетиями.
   Огромные ворота были открыты. Маленький гарнизон, который Элдор отправил сюда несколько лет назад, чтобы подготовить место к возможному отступлению, когда Ингольд в первый раз заговорил о вероятности нашествия Тьмы, был готов к встрече. Капитан гарнизона, маленькая белокурая женщина с проницательным взглядом, приветствовала Ингольда с преувеличенным уважением и явно не была удивлена новостями о том, что Гей пал и беглецы были уже в нескольких днях пути отсюда.
   – Я опасалась этого, – сказала она, глядя на колдуна; ее пальцы в перчатках покоились на рукояти меча. – Мы не получали посланий уже с неделю, и мои парни доносили, что видели Дарков у передней части долины почти каждую ночь, – она скривила губы. – Я рада, что уцелело много людей. Помню, когда была в Гее, люди смеялись над вами на улицах из-за ваших предупреждений, называли вас чокнутым паникером и сочиняли песенки.
   Джил заметила нотку негодования в ее голосе, но Ингольд лишь смеялся.
   – Я помню это. Всю жизнь я мечтал быть увековеченным в балладах, но у этих стишков был такой ужасный стиль, что они совсем не поддавались запоминанию.
   – И, – цинично сказала капитан, – большинство тех, кто сочинял их, – мертвы.
   Ингольд вздохнул.
   – Я бы предпочел, чтобы они были живы и продолжали петь о том, какой я дурак, каждый день моей жизни, – сказал он. – Мы остановимся здесь на ночь. Вы можете нас накормить?
   Капитан пожала плечами.
   – Конечно. У нас есть запасы... – она указала на множество загонов из жердей, протянувшихся за холмом, где табун лошадей и полдюжины молочных коров стояли и терлись спинами о верхнюю перекладину изгороди, глядя на пришельцев добрыми тупыми глазами. – У нас даже есть винокуренный завод в той роще, некоторые парни варят Голубую Руину из коры и картофеля.
   Ингольд слабо поежился.
   – Временами я понимаю идею Алвира насчет ужасов одичания. – И он последовал за ней вверх по истертым ступеням к воротам.
   – Между прочим, – сказала капитан, когда остальные воины гарнизона сгрудились за ними, – у нас тут действует Закон Убежища.
   Ингольд кивнул.
   – Я понимаю.
   Они вошли в Убежище Дейра, и Джил замерла в благоговейном молчании.
   Снаружи Убежище и так казалось достаточно пугающим. Внутри же оно было давящим, устрашающим, темным, чудовищным и невероятно громадным; эхо шагов стражников отдавалось в его огромной звонкой палате, как далекий шум падающих капель воды; факелы, которые они несли, уменьшились до размеров светлячков. Чудовищная архитектура с ее сочетанием голых плоскостей не имела ничего общего с человеческим масштабом.
   Технология, сотворившая это из камня и воздуха, явно была превыше чего угодно в этом мире, а также, догадывалась Джил, и в ее собственном. Она взглянула на протяженность этой бесконечной центральной пещеры, где маленькие, качающиеся язычки факелов отражались на черной глади каналов с водой, и трепетала от холода, размеров и пустоты.
   – Как построили это здание? – шепнула она, и слова ее загудели во всех углах высокого зала. – Какой стыд, что память главного архитектора не могла предаваться по наследству, как память королей.
   – Она передается, – сказал Ингольд, его голос тоже слабо гудел в невидимых сводах потолка. – Но наследственная память не управляется по выбору – в самом деле, у нас нет ни малейшего представления, что управляет ею, – он двигался, как тень, сбоку от Джил, следуя за уменьшающимися факелами. Озираясь по сторонам, Джил видела, насколько позволял свет факелов, как вздымающиеся стены центрального зала были изрешечены темными маленькими дверными проемами – ряд за рядом, иногда они соединялись каменными балконами, иногда – шаткими подвесными мостками, которые оплетали стену, как паутина пьяных или безумных пауков. Эти темные дверцы вели во множество камер, лестниц и коридоров, чьи неожиданные изгибы были мрачны, как подземные лабиринты.
   – Что же до того, как это построили – Лохиро из Кво, Глава Совета Магов, изучал достижения того времени по сохранившимся документам, и он говорит, что стены возводились силами как магии, так и техники. Люди в те дни обладали умением, намного превосходящим наше; мы никогда не сможем создать что-нибудь вроде этого.
   Они пересекли узкий мост над одним из многих прямых каналов, которые связывали пруд за прудом на протяжении гулкого зала. Джил на секунду задержалась на лишенном перил пролете, глядя на быстрый черный поток внизу,
   – Именно поэтому он провел такое исследование? – тихо спросила она. – Потому что знал, что их мастерство может пригодиться снова?
   Ингольд покачал головой.
   – О нет, это было много лет назад. Как все колдуны, Лохиро ищет понимание ради него самого, рада своего развлечения. Иногда я думаю, что все колдовство – это страсть к знанию, жажда понять. Все остальное – иллюзии, превращения, гармония духа и стихий вокруг нас, способность спасти, изменить или разрушить мир – это побочные явления, и они приходят после основной потребности.
   – Проблема в том, – ворчал Ингольд много позже, когда они поужинали со стражниками и им отвели маленькую комнату рядом с помещениями гарнизона, – что я могу повлиять лишь на то, что знаю. И совершенно бесполезно спорить, если чего-то не знаю, – он взглянул мимо Джил, треугольные искры света, отброшенные его магическим кристаллом, рассыпались, как звезды, на фоне его грубого, покрытого шрамами лица. Они разожгли небольшой огонь в очаге, чтобы согреть помещение. К удивлению Джил, в комнату не попало дыма – тут должна была быть вентиляция, как в высотном доме. Ее уважение к строителям возросло.
   Ингольд некоторое время разглядывал кристалл. Джил, подкрепленная кашей и теплом, сонная и довольная присутствием колдуна, сидела, усердно натачивая свой кинжал методом, который показал ей Ледяной Сокол. С самого начала она чувствовала, будто знала Ингольда всю жизнь. Теперь невозможно было представить себе время, когда это было не так.
   Она поднесла лезвие к свету и провела по нему большим пальцем.
   При всем ужасе, который она испытывала, при всей тяжести постоянной физической усталости и непрекращающейся боли в полузажившей левой руке, при том лишении единственного мира, который она знала, и единственного дела, которым честно хотела заниматься, она осознавала, что получила какое-то возмещение. Она никогда не ощущала тяжести изгнания, если он был с ней.
   И скоро он уйдет. Она останется здесь на долгие бесконечные недели, а он будет прокладывать свой одинокий путь через равнины в Кво в поисках колдунов, своих друзей, единственных людей, по-настоящему понимавших его. Джил спрашивала себя, что он там найдет, вернется ли вообще.
   «Он вернется, – говорила она себе, глядя на неподвижный профиль и спокойные, внимательные глаза старика, – он крепкий, как старый башмак, и скользкий, как змея. Он вернется в лучшем виде и прихватит с собой других колдунов».
   Она поудобнее подоткнула свой подбитый мехом плащ под ноющие плечи и закрыла глаза. После ночного перехода по голому хребту даже сторожевой костер у дороги был бы хорош, а эта семь-на-девять комната, в которой она едва могла стоять, казалась уголком рая.
   Если повнимательней взглянуть на это место, то его можно было бы назвать даже грязным: теплый золотой огонь, высвечивающий трещины грубо оштукатуренных стен и каменного пола, безжалостно обнажал неровности, строительный хлам, пятна и налет копоти, выбоины и царапины, оставленные сотнями поколений обитателей и тысячелетием запустения. Комната будет жутко переполнена какой-нибудь семьей, размышляла Джил. В сознании непрошено всплыла картина дома, где провел детство Руди, пронзительный крик бранящихся желчных женских голосов. Она ухмыльнулась, спрашивая себя, какого размаха достигали братоубийства в лучшие дни Убежища.
   Тени от огня качнулись, когда Ингольд отложил свой кристалл и лег в другом углу комнаты, завернувшись в мантию, как в одеяло. Джил приготовилась сделать то же, спросив его между тем:
   – Вы видели конвой?
   – Да. Они останавливаются на ночлег под двойной охраной. Я не вижу никаких признаков Тьмы. Случайно кристалл показал мне Логово в долине Тьмы, оно все еще замуровано.
   – Им это нравится, да? – Джил завернулась в плащ, глядя на переменчивые узоры пламени и тени, пляшущие на шаткой стене, с давних пор отделявшей эту комнату от другой, больших размеров. Ее мысли вращались вокруг мира, заключенного в эти узкие стены, вокруг огромного черного монолита Убежища, хранившего свой мрак, свое молчание, свои тайны – тайны, которые были забыты даже Ингольдом, даже Лохиро, главой всех колдунов мира. Эти мрачные, тяжелые стены хранили лишь темноту за собой.
   Она повернулась на бок и подперла голову рукой.
   – Вы знаете, – мечтательно сказала Джил, – все это место похоже на ваше описание Логова Тьмы.
   Ингольд открыл глаза.
   – Очень похоже, – согласился он.
   – Это то, к чему мы пришли? – спросила она. – Жить, как они, чтобы быть в безопасности от них.
   – Возможно, – сонно согласился колдун. – Но тогда можно спросить, почему Дарки живут так. Все, что нам нужно, – безопасность; и мы останемся в безопасности до тех пор, пока ворота закрыты на ночь, – он перевернулся на другой бок. – Спи, Джил.
   Джил щурилась на отражение огня, размышляя об этом. Ей пришло в голову, что если однажды Тьма проникнет сюда, здешняя безопасность превратится в удвоенную угрозу. В стенах Убежища царил вечный мрак, как в лабиринтах ночи в чреве земли, которых никогда не касался солнечный свет. Она встревоженно позвала:
   – Ингольд?
   – Да? – в его голосе чувствовалась усталость.
   – Что это за Закон Убежища, о котором говорила капитан? Какое это имеет отношение к тому, что мы ночуем здесь?
   Ингольд вздохнул и повернул к ней голову, угасающий огонь играл на линиях и шрамах его лица.
   – Закон Убежища, – сказал он ей, – гласит, что безопасность Убежища – превыше всего, превыше жизни, чести, жизней родных или любимых. Он не зависит от того, что люди останутся за воротами после наступления темноты, и когда ворота закрыты на ночь, правилом Убежища есть и всегда должно быть то, что никто не пройдет через них до рассвета. В древние времена в наказание за открытие ворот – какой бы ни была причина – между заходом и восходом солнца виновного приковывали к колоннам, стоявшим на маленьком холме напротив дверей через дорогу, и оставляли на ночь Тьме. Теперь спи.
   На этот раз он, должно быть, вложил чары в свои слова, потому что Джил сразу уснула, и слова колдуна последовали за ней в темноту сна.
   Тьма вышла на охоту. Джил могла чувствовать ее, воспринимать темное движение через крутящуюся изначальную темноту, смутное шевеление невыразимых бездн, которых никогда не касался свет. Неясно, сквозь свинцовый туман сна, Джил пыталась вспомнить, где она. Убежище, Убежище Дейра. Быстротечные спутанные образы приходили к ней, скользя через ночные коридоры и приближаясь к избранной добыче. Она чувствовала это молчаливое выжидающее недоброжелательство, запах, ибо они сильно пахли, горячую пульсацию крови и через густой дрожащий мрак – багровую темноту, отблеск жертвы, эпицентр кружащегося вихря страсти и ненависти...
   Но ее окружало вовсе не замкнутое Убежище, а ветер, страшный, до костей пробирающий холод, шум воды вокруг каменных колонн, белая волна, блики брызг и леденящее прикосновение воздуха над рекой. Жадная сила грызла камень, прожорливые души пересчитывали сияющие бусины четырехмильной цепи запутанного сна и смеялись злорадным смехом.
   Она открыла глаза, пот выступил на лице при воспоминании об этом злорадном смехе. Она прошептала:
   – Ингольд... – почти не желая издавать звук из боязни, что они могут услышать.
   Колдун уже проснулся, седые волосы были растрепаны, взгляд насторожен, словно он прислушивался к какому-то далекому звуку, который Джил не могла расслышать. Тусклый голубой шар колдовского света висел у него над головой; огонь в комнате давно погас.
   – В чем дело? – мягко спросил он. – Что тебе приснилось?
   Она глубоко вздохнула, собирая быстро тающие обрывки ощущений, которые слышала и чувствовала.
   – Тьма...
   – Я знаю, – мягко сказал он, – я тоже ее чувствовал. Что именно? И где?
   Она села, заворачиваясь в плащ, словно это все еще заставляло ее дрожать.
   – Я не знаю, где это было, – сказала она чуть спокойней. – Был поток воды и... камень... тесаный камень, я думаю, колонны. Они отрывали куски камня от колонн, бросали их в поток... и... и смеялись. Они знают, где Тир, Ингольд, – добавила она тихим и настойчивым голосом.
   Он прошел к ней через всю комнату и обнял рукой за плечи, чтобы успокоить. Его голос был мрачным, когда он сказал:
   – То же видел и я. Он со своей матерью в половине дня пути от каменного моста, пересекающего ущелье реки Эрроу.
   Где-то над черными тучами небо, может быть, сияло, готовое к наступлению дня, но если даже это было и так, Руди Солис видел мало признаков этого. Каньон, через который извивалась дорога, был похож на черный тоннель. Руди пробирался по пробуждающемуся лагерю, не в силах объяснить свою тревогу, проходя через кучки собиравших вещи беженцев, толпящихся у костров с завтраком, почти подсознательно возвращаясь к повозкам, которые он незаметно покинул перед тем, как лагерь проснулся.
   Там были разложены костры, они отбрасывали мерцающий отблеск на лагерь. Альда проснулась и кормила Тира хлебом, размоченным в молоке, в маленьком укрытии в задней части повозки.
   С другой стороны костра несколько воинов Дома Бес молча поглощали свои скудные пайки. Дальше среди повозок другая женщина, служанка Дома, что-то приказывала двум маленьким детям, а сама кормила ребенка, еще меньшего, чем Тир, ее муж в угрюмом молчании давал корм волам. Наверху в ледяных порывах ветра, как кнуты, хлопали флаги.
   Руди покачал головой и улыбнулся Альде, прислонившись плечом к стойке, подпиравшей крышу повозки.
   – Знаешь, если что-то и изумляет меня в этом путешествии, так это то, что так много детей выжило. Они снуют по всему лагерю. Посмотри вон на того. Он выглядит так, будто его унесет первым порывом ветра.
   – Это она, – тихо ответила Альда, глядя на ребенка, играющего в пятнашки под ногами упряжки лошадей. Мать маленькой девочки увидела, что она делает, и позвала ее к костру, и ребенок со счастливой беззаботностью того, кто лишь недавно научился ходить, весело побежал назад, прочь от опасности, обнаженного оружия, сжимая в руках сокровище – пучок соломы.
   Руди рассеянно потянулся, чтобы погладить волосы Тира.
   «Он вырастет таким же, – подумал он, – бегая по темным лабиринтам Убежища Дейра и обучаясь фехтованию у стражников...» Было странно думать, что Альда и Тир собираются прожить годы в крепости, которую Руди никогда не видел, долго после того, как он покинет их.
   Если только они доберутся туда – и он вздрогнул от собственных невеселых мыслей.
   – Обычное дело, – продолжала Минальда с блеском несмелого озорства в голубых глазах, – если ты заметил, это не женщины и дети сидят на обочине и умирают. Если ломается повозка, мужчина будет стенать и сокрушаться, женщина же станет толкать ее. Обрати внимание при случае.
   – Да? – сказал он, подозревая, что она смеется над ним.
   Альда послала ему косой дразнящий взгляд.
   – Серьезно, Руди. Женщина выносливей. Она должна быть такой, чтобы защищать детей.
   Он вспомнил продуваемую ветром галерею в Карсте, развевающуюся белую одежду девушки, бежавшей по залу в темноту.
   – А-а-а... – не очень-то любезно уступил Руди, и она засмеялась.
   Еще больше детей вертелись в круге у костра, стайка лагерных сирот со стройной молодой девушкой, которая была у них за старшую и несла на руках младенца. Девушка и служанка остановились поговорить. Глядя на них, Руди вспомнил, как увидел Альду и Медду в тот первый день на террасе виллы в Карсте.
   Новая мысль пронеслась в его сознании, и он внезапно нахмурился.
   – Альда? – она быстро подняла голову, пролив молоко на пальцы. – Откуда Даркам известно, кто такой Тир?
   Изящные брови задумчиво сдвинулись.
   – Я не знаю, – сказала она, испуганная вопросом, – разве им известно?
   – Да. Во всяком случае, они преследовали его в Карсте и в Гее. На вилле в Карсте была куча детей. Насколько они должны были знать, он мог быть одним из них. Но они сразу оказались за порогом его спальни.
   Она озадаченно покачала головой, грива ее распущенных волос скользнула по плечам.
   – Бектис! – позвала она, увидев высокую фигуру, идущую через лагерь к своим повозкам.
   Он подошел и изящно поклонился.
   – Чем могу служить, моя госпожа?
   Чародей Королевства не выглядел хуже после двух недель на воздухе; как и Алвир, он знал толк в щегольстве, не было ни одной мятой складки на его волнистой серой мантии.
   Руди вмешался.
   – Откуда Дарки знают, где найти Тира? Я имею в виду, у них нет глаз, они не могут сказать, что он отличается от остальных. Откуда они знают, где преследовать его?
   Колдун поколебался, глубоко обдумывая вопрос, возможно, догадался Руди, чтобы скрыть, что поставлен в тупик. Наконец он сказал:
   – Дарки обладают знанием, которое превыше человеческого понимания.
   Он в тупике.
   – Может, мой господин Ингольд смог бы объяснить это тебе, если бы не выбрал это время, чтобы исчезнуть. Источники знания у Тьмы...