— Он не знал, что его отец увяз в этом так же глубоко, как и все остальные, — пришел я ей на помощь.
Она передернула плечами, но ничего не возразила и продолжила:
— Они с мистером Илайхью поссорились. Мистер Илайхью велел ему не лезть в чужие дела, но мистер Дональд продолжал свое. Может быть, он перестал бы, если бы знал… все. Но, по-моему, ему не приходило в голову, что его отец действительно в этом серьезно замешан. А отец ему не говорил. Наверное, отцу трудно сказать такое сыну. Он пригрозил, что отнимет у мистера Дональда газеты. Не знаю, всерьез он грозил или нет. Но тут мистер Илайхью заболел, и все осталось как было.
— Дональд Уилсон рассказывал вам об этом? — спросил я.
— Нет. — Теперь она говорила почти шепотом.
— Но вы это узнали. Откуда же?
— Я хочу помочь… помочь вам выяснить, кто его убил, — сказала она горячо.
— Больше всего вы мне поможете, если скажете, где все это узнали, — настойчиво повторил я.
Она смотрела на стол, прикусив нижнюю губу. Я ждал. Наконец она решилась:
— Мой отец — секретарь мистера Илайхью Уилсона.
— Спасибо.
— Но не думайте, что мы…
— Мне это все равно, — заверил я ее. — Что делал Уилсон вчера вечером на Харрикейн-стрит, когда дома у него была назначена встреча со мной?
Она сказала, что не знает. Я спросил, слышала ли она, как он просил меня по телефону приехать к нему в десять часов. Она сказала, что слышала.
— Что он делал потом? Попробуйте вспомнить все, до мелочей, что он говорил и делал, пока вы не ушли с работы.
Секретарша откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
— Вы позвонили — если это действительно вас он приглашал к себе домой — в два часа. После этого мистер Дональд продиктовал письма, одно на бумажную фабрику, второе сенатору Киферу насчет изменений в почтовых правилах, и… ах, да! Около трех он вышел, минут на двадцать. А перед уходом выписал чек.
— На чье имя?
— Не знаю, но я видела, как он писал.
— Где его чековая книжка? Он носил ее с собой?
— Она здесь. — Девушка вскочила, обошла вокруг письменного стола и потянула верхний ящик. — Заперто.
Я подошел, разогнул скрепку для бумаг и, помогая лезвием ножа, открыл ею ящик.
Девушка достала тонкую плоскую чековую книжку Первого Национального банка. На последнем корешке было проставлено 5000. Больше ничего. Никаких имен. Никаких объяснений.
— Он ушел с этим чеком, — спросил я, — и его не было двадцать минут? Можно успеть за это время в банк и обратно?
— До банка всего пять минут.
— А что еще произошло перед тем, как он выписал чек? Подумайте. Писем не приносили? Звонил ему кто-нибудь?
— Дайте вспомнить. — Она опять закрыла глаза. — Он диктовал письма и… Ну и дура же я! Ему позвонили по телефону. Он сказал: «Да, я могу быть в десять, но очень ненадолго». Потом он сказал: «Очень хорошо, в десять». Больше он ничего не говорил, только несколько раз «да, да».
— С мужчиной говорил или с женщиной?
— Не знаю.
— Подумайте. По голосу можно понять разницу.
Она подумала и сказала:
— Тогда с женщиной.
— Кто раньше ушел с работы — он или вы?
— Я. Я вам говорила, что мой отец — секретарь мистера Илайхью. У них с мистером Дональдом на конец дня была назначена встреча — что-то насчет финансовых дел газеты. Отец пришел около пяти. Кажется, они собирались вместе обедать.
Это было все, что могла мне сообщить Луис. Она сказала, что не может объяснить, как Уилсон оказался на Харрикейн-стрит. Она ничего не знала про миссис Уилсон.
Мы обшарили стол убитого, но не откопали ничего полезного. Я навестил телефонисток и ничего не узнал. Час я поработал с посыльными, редакторами и прочими служащими, но ничего не выкачал и из них. Как сказала секретарша, свои дела Уилсон держал при себе — и в этом не знал равных.
3. Дина Бранд
4. Харрикейн-стрит
Она передернула плечами, но ничего не возразила и продолжила:
— Они с мистером Илайхью поссорились. Мистер Илайхью велел ему не лезть в чужие дела, но мистер Дональд продолжал свое. Может быть, он перестал бы, если бы знал… все. Но, по-моему, ему не приходило в голову, что его отец действительно в этом серьезно замешан. А отец ему не говорил. Наверное, отцу трудно сказать такое сыну. Он пригрозил, что отнимет у мистера Дональда газеты. Не знаю, всерьез он грозил или нет. Но тут мистер Илайхью заболел, и все осталось как было.
— Дональд Уилсон рассказывал вам об этом? — спросил я.
— Нет. — Теперь она говорила почти шепотом.
— Но вы это узнали. Откуда же?
— Я хочу помочь… помочь вам выяснить, кто его убил, — сказала она горячо.
— Больше всего вы мне поможете, если скажете, где все это узнали, — настойчиво повторил я.
Она смотрела на стол, прикусив нижнюю губу. Я ждал. Наконец она решилась:
— Мой отец — секретарь мистера Илайхью Уилсона.
— Спасибо.
— Но не думайте, что мы…
— Мне это все равно, — заверил я ее. — Что делал Уилсон вчера вечером на Харрикейн-стрит, когда дома у него была назначена встреча со мной?
Она сказала, что не знает. Я спросил, слышала ли она, как он просил меня по телефону приехать к нему в десять часов. Она сказала, что слышала.
— Что он делал потом? Попробуйте вспомнить все, до мелочей, что он говорил и делал, пока вы не ушли с работы.
Секретарша откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
— Вы позвонили — если это действительно вас он приглашал к себе домой — в два часа. После этого мистер Дональд продиктовал письма, одно на бумажную фабрику, второе сенатору Киферу насчет изменений в почтовых правилах, и… ах, да! Около трех он вышел, минут на двадцать. А перед уходом выписал чек.
— На чье имя?
— Не знаю, но я видела, как он писал.
— Где его чековая книжка? Он носил ее с собой?
— Она здесь. — Девушка вскочила, обошла вокруг письменного стола и потянула верхний ящик. — Заперто.
Я подошел, разогнул скрепку для бумаг и, помогая лезвием ножа, открыл ею ящик.
Девушка достала тонкую плоскую чековую книжку Первого Национального банка. На последнем корешке было проставлено 5000. Больше ничего. Никаких имен. Никаких объяснений.
— Он ушел с этим чеком, — спросил я, — и его не было двадцать минут? Можно успеть за это время в банк и обратно?
— До банка всего пять минут.
— А что еще произошло перед тем, как он выписал чек? Подумайте. Писем не приносили? Звонил ему кто-нибудь?
— Дайте вспомнить. — Она опять закрыла глаза. — Он диктовал письма и… Ну и дура же я! Ему позвонили по телефону. Он сказал: «Да, я могу быть в десять, но очень ненадолго». Потом он сказал: «Очень хорошо, в десять». Больше он ничего не говорил, только несколько раз «да, да».
— С мужчиной говорил или с женщиной?
— Не знаю.
— Подумайте. По голосу можно понять разницу.
Она подумала и сказала:
— Тогда с женщиной.
— Кто раньше ушел с работы — он или вы?
— Я. Я вам говорила, что мой отец — секретарь мистера Илайхью. У них с мистером Дональдом на конец дня была назначена встреча — что-то насчет финансовых дел газеты. Отец пришел около пяти. Кажется, они собирались вместе обедать.
Это было все, что могла мне сообщить Луис. Она сказала, что не может объяснить, как Уилсон оказался на Харрикейн-стрит. Она ничего не знала про миссис Уилсон.
Мы обшарили стол убитого, но не откопали ничего полезного. Я навестил телефонисток и ничего не узнал. Час я поработал с посыльными, редакторами и прочими служащими, но ничего не выкачал и из них. Как сказала секретарша, свои дела Уилсон держал при себе — и в этом не знал равных.
3. Дина Бранд
В Первом Национальном банке я занялся помощником кассира по фамилии Олбури, молодым, приятного вида блондином лет двадцати пяти.
— Я заверял чек для Уилсона, — сказал он, когда я объяснил, что мне нужно. — Пять тысяч, на имя Дины Бранд.
— Знаете, кто она такая?
— Да, конечно! Я ее знаю.
— Можете что-нибудь о ней рассказать?
— Пожалуйста, с удовольствием. Вот только я уже на восемь минут опоздал на встречу…
— Тогда, может быть, поужинаем вместе?
— Прекрасно, — сказал он.
— В семь часов в «Грейт Вестерн»?
— Договорились.
— Я уже исчезаю и отпускаю вас, только скажите, у нее открыт здесь счет?
— Да, и сегодня утром она получила по чеку деньги. Чек в полиции.
— А где живет эта дама?
— Харрикейн-стрит, дом 1232.
Я сказал «так, так», потом «ну, до вечера» и ушел.
Следующую остановку я сделал в муниципалитете, у шефа полиции.
Шеф Нунан был толстяком с круглым добродушным лицом и зелеными глазами. Когда я сказал, чем занимаюсь у него в городе, он как будто обрадовался и предложил мне рукопожатие, сигару и стул.
— Ну, — сказал он, когда мы расположились поудобнее, — теперь говорите, кто выкинул эту штуку.
— Я умею хранить тайны.
— Я тоже, — весело заверил он сквозь клубы дыма. — Так что вы предполагаете?
— Трудно гадать, особенно когда нет фактов.
— Факты выложить недолго, — сказал он. — Вчера, перед закрытием банка, Уилсон заверил чек на пять тысчонок на имя Дины Бранд. Вечером его продырявили пулей калибра 8, 13 недалеко от ее дома. Те, кто слышал стрельбу, видели возле трупа мужчину и женщину. А на следующее дивное утро вышеуказанная Дина Бранд депонирует вышеуказанный чек в вышеуказанном банке. Ну?
— Кто такая эта Дина Бранд?
Шеф стряхнул пепел на середину стола, помахал сигарой, зажатой в толстых пальцах, и сказал:
— Порочная голубица, как сказал бы поэт. Шикарная потаскуха, первоклассная золотоискательница.
— Вы уже были у нее?
— Нет. Сперва надо сделать еще пару заходов. Мы приглядываем за ней и ждем. Это я вам не для разглашения.
— Ясно. Теперь послушайте. — И я рассказал ему о том, что видел и слышал вчера, пока ждал Дональда Уилсона у него дома.
Когда я кончил, шеф выпятил толстые губы, тихонько свистнул и воскликнул:
— Ну и ну, интересные штучки вы рассказываете! Так у нее туфля была в крови? И она сказала, что мужа не будет дома?
На первый вопрос я ответил: «Так мне показалось», а на второй «Угу».
— А вы после этого с ней говорили? — спросил он.
— Нет. Я шел к ней сегодня утром, но молодой человек по имени Талер забежал туда первым, и я отложил визит.
— Мать честная! — Его зеленые глаза заблестели от восторга. — Это что же, у нее был Шепот?
— Вот именно.
Он швырнул сигару на пол, встал, оперся пухлыми руками на стол и перегнулся ко мне, излучая восторг.
— Ну, вы и поработали, — промурлыкал он. — Да ведь Дина Бранд живет с этим Шепотом. А теперь давайте-ка поедем и побеседуем с вдовой.
Мы вышли из машины шефа полиции у дома миссис Уилсон. У первой ступеньки шеф задержался на секунду и взглянул на черный креп над звонком. Потом сказал: «Что делать — приходится», — и мы поднялись на крыльцо.
Миссис Уилсон не особенно жаждала этой встречи, но если шефы полиции настаивают, их обычно принимают. Этот шеф настаивал. Нас провели наверх в библиотеку, где сидела вдова. Она была в черном. В ее голубых глазах сквозил лютый холод.
Мы с Нунаном по очереди пробормотали соболезнования, и затем он приступил к делу:
— Хотелось бы задать вам несколько вопросов. Вот, например, куда вы ездили вчера вечером?
Она неприязненно взглянула на меня, затем на шефа, нахмурилась и высокомерно произнесла:
— Можно узнать, почему меня допрашивают?
Пока я вспоминал, сколько раз в жизни я слышал эту фразу — слово в слово, интонация в интонацию, — шеф, не обратив ни малейшего внимания на вопрос, благодушно продолжал:
— И потом еще, у вас на туфле оказалось пятно. На правой, а может, на левой. В общем, на какой-то было.
Верхняя губа у нее начала подергиваться.
— Вроде все? — спросил у меня шеф. Не успел я ответить, как он прищелкнул языком и снова обратил к миссис Уилсон свое добродушное лицо. — Чуть не забыл. Еще вопрос — как вы узнали, что ваш муж не вернется домой?
Она, пошатываясь, поднялась на ноги, — рука, которой она схватилась за спинку стула, побелела.
— Надеюсь, вы извините…
— Да, пожалуйста. — Шеф сделал широкий жест своей мясистой дланью. — Не будем вас беспокоить. Вот только куда вы ездили, и насчет туфли, и откуда вы знали, что он не вернется. Да, и, пожалуй, вот еще что — зачем сегодня утром у вас был Талер?
Миссис Уилсон опять села, пытаясь сохранять самообладание. Шеф поглядел на нее. Улыбка, в которую он старался вложить побольше сердечности, образовала на его жирном лице странные складки и бугры. Немного погодя плечи у нее обмякли, подбородок коснулся груди, спина согнулась.
Я подвинул стул и сел напротив.
— Придется рассказать, миссис Уилсон, — сказал я как можно более сочувственно. — Такие вещи надо объяснять.
— Вы считаете, я что-то скрываю? — с вызовом спросила миссис Уилсон. Она снова выпрямилась и произносила каждое слово очень тщательно — разве что слегка шепелявила. — Да, я уезжала. На туфле была кровь. Я знала, что мой муж мертв. Талер приходил в связи с его смертью. Я на все ответила?
— Это мы и так знаем, — сказал я. — Мы просим объяснить.
Она опять встала и рассерженно воскликнула:
— Мне не нравится, как вы со мной обращаетесь. Я отказываюсь подвергаться…
Нунан сказал:
— Да пожалуйста, миссис Уилсон, только уж тогда попросим вас проехать с нами в полицию.
Она повернулась к нему спиной, сделала глубокий вдох и стала бросать мне в лицо:
— Когда вы ждали здесь Дональда, мне позвонили. Звонил мужчина, он не назвался. Сказал, что Дональд поехал к женщине по имени Дина Бранд с чеком на пять тысяч долларов, и дал мне ее адрес. Я поехала туда и стала ждать в машине, когда появится Дональд. Потом увидела Макса Талера, я знаю его в лицо. Он подошел к дому этой женщины, но входить не стал. Прошел мимо. Тут вышел Дональд. Меня он не заметил. Я этого и не хотела. Я собиралась ехать обратно, чтобы очутиться дома первой. Едва я включила мотор, как услышала выстрелы и увидела, что Дональд упал. Я выскочила из машины и побежала к нему. Он был мертв. Я словно обезумела. Тут появился Талер. Он сказал, что если меня здесь найдут, то скажут, что это я убила Дональда. Талер заставил меня бегом вернуться к машине и уехать домой.
В глазах у женщины стояли слезы. Сквозь их пелену она изучала мое лицо, явно пытаясь понять, как я воспринял всю эту историю. Я ничего не сказал.
— Вот это вам было нужно? — спросила она.
— В общем, да, — ответил Нунан. Он подошел к ней сбоку. — О чем говорил с вами Талер сегодня днем?
— Он советовал мне молчать. — Голос у нее стал тихим и бесцветным. — Он сказал — если узнают, что мы там были, нас заподозрят, поодиночке или обоих. Потому что Дональда убили возле дома этой женщины после того, как он отдал ей деньги.
— С какой стороны стреляли? — спросил шеф.
— Не знаю. Я ничего не видела… Только посмотрела… а Дональд уже падает.
— Это Талер стрелял?
— Нет, — быстро ответила она. Тут глаза у нее затуманились. Она приложила руку к груди. — Не знаю. Не думаю. Он ведь сказал, что стрелял кто-то другой, а где он был в тот момент — не знаю. Мне в голову не пришло, что это мог сделать он.
— А теперь вы как думаете? — поинтересовался Нунан.
— Может быть… Может быть, он.
Шеф, сделав мощное усилие, подмигнул мне так, что в этом приняли участие сразу все лицевые мускулы, и двинулся дальше:
— Так вы не знаете, кто вам звонил?
— Он не назвался.
— Голос не узнали.
— Нет.
— А какой был голос?
— Тихий такой, словно этот человек боялся, что его подслушивают. Я с трудом разбирала слова.
— Он говорил шепотом? — Промолвив это, шеф застыл с открытым ртом. Зеленоватые глаза на жирном лице алчно заискрились.
— Да, хриплым шепотом.
Шеф звучно захлопнул рот и открыл его снова, чтобы вкрадчиво пробормотать:
— Вы говорили с Талером…
Миссис Уилсон вздрогнула и перевела широко раскрытые глаза с шефа на меня.
— Это был он! — вскричала она. — Это был он!
Когда я вернулся в гостиницу, Роберт Олбури, молодой помощник кассира из Первого Национального банка, сидел в вестибюле. Мы поднялись ко мне в комнату и попросили воды со льдом, — лед был нужен, чтобы охладить смесь виски, лимонного сока и гранатового сиропа. Потом мы спустились в ресторан.
— Расскажите мне про эту даму, — сказал я, когда мы приступили к супу.
— А вы ее видели? — спросил он.
— Нет еще.
— Но слышали о ней?
— Слышал только, что она мастерица своего дела.
— Это да, — согласился он. — Вы, наверное, с ней познакомитесь. Сперва вы будете разочарованы. Потом, не понимая, как это случилось, вы вдруг забудете о разочаровании и поймаете себя на том, что уже рассказываете ей всю свою жизнь и поверяете все беды и надежды. — Он засмеялся по-мальчишески застенчиво. — Вот тут-то вы и попались окончательно.
— Спасибо за предупреждение. А у вас откуда такие сведения?
Он пристыженно улыбнулся, застыв с ложкой у рта, и сознался:
— Купил.
— Наверное, недешево? По слухам, она любит деньги.
— Она и правда помешана на деньгах, но это почему-то не вызывает протеста. Она настолько не скрывает своей алчности, что на это как-то нечего и возразить. Сами увидите, когда познакомитесь.
— Вероятно, увижу. Можно спросить, почему вы с ней расстались?
— Можно. У меня кончились деньги, вот и все.
— Так просто?
Он слегка покраснел и кивнул.
— Кажется, вы легко это пережили, — сказал я.
— А что было делать? — По его симпатичному юному лицу еще шире разлилась краска. Он заговорил, запинаясь: — Собственно, я ей кое-чем обязан. Она… Пожалуй, я вам расскажу. Я хочу, чтобы вы знали ее и с этой стороны. У меня было немного денег. Когда от них ничего не осталось… Учтите, я был молод и сходил по ней с ума. У меня деньги кончились, но в банке их было много. Тогда я… Неважно, сделал я что-то или просто подумал… В общем, она про это узнала. От нее ничего не скроешь. Тут и наступил конец.
— Она с вами порвала?
— Да, слава Богу! Если бы не она, может быть, сейчас вы разыскивали бы меня за кражу. Я ей обязан! — Он сосредоточенно наморщил лоб. — Пусть это останется между нами. Ладно? Просто я хотел, чтобы вы знали — в ней есть не только плохое. О нем вам и без меня наговорят.
— Возможно, что-то в ней есть и хорошее. А возможно, она рассчитала, что не стоит рисковать и впутываться в историю за такую цену.
Он поразмышлял над этим и покачал головой.
— Может быть, вы и правы, но не совсем.
— Я так понял, что к ней вход строго по оплаченным билетам.
— А как же Дэн Ролф? — спросил Олбури.
— Это кто такой?
— Считается, что он ей не то родной брат, не то сводный. Но это неправда. Он смертник — чахоточный. Живет у нее. Дина его содержит. Она в него не влюблена и ничего такого. Просто подобрала где-то и привела к себе.
— Еще примеры есть?
— Еще она с радикалом встречалась. Хотя вряд ли ей было от него много выгоды.
— С каким радикалом?
— Который приехал сюда во время стачки. Куинт его зовут.
— Значит, он тоже был у нее в списке?
— Похоже, из-за этого он и остался здесь, когда стачка кончилась.
— Куинт до сих пор значится в списке?
— Нет. Она мне говорила, что боится его. Он грозил ее убить.
— В этом списке, кажется, в свое время перебывали все, — заметил я.
— Ей стоило только захотеть, — сказал он, и это прозвучало серьезно.
— Кто был последним — Дональд Уилсон? — спросил я.
— Не знаю, — сказал Олбури. — Я про них никогда не слышал и ничего такого не видел. Шеф полиции велел нам проверить, не выписывал ли он ей чеков раньше, до вчерашнего дня, но мы ничего не нашли. И никто таких чеков не помнит.
— Кто, по-вашему, был ее последним клиентом?
— Я часто видел ее в городе с парнем по имени Талер, у него тут пара игорных домов. Кличка Шепот. Вы, наверное, про него слыхали.
В восемь тридцать я расстался с Олбури и направился в гостиницу «Шахтерская» на Форест-стрит. За полквартала от гостиницы я встретил Билла Куинта.
— Привет! — окликнул я его. — А я к тебе шел.
Он остановился, оглядел меня с ног до головы и проворчал:
— Так ты легавый.
— Вот невезуха, — пожаловался я. — Иду тебя заарканивать, а тебе уже настучали.
— Что ты теперь хочешь знать? — спросил он.
— Про Дональда Уилсона. Вы были знакомы?
— Были.
— Хорошо?
— Нет.
— Как ты к нему относился?
Куинт выпятил толстые губы, издал звук, словно рвется тряпка, и заявил:
— Либерал он был паршивый.
— Ты знаешь Дину Бранд? — спросил я.
— Знаю. — Шея у него сделалась короче и толще.
— Могла она убить Уилсона?
— Запросто. Это уж точно.
— Значит, не ты его убил?
— Кто же, как не я, — сказал он. — Мы с ней вместе, на пару. Еще вопросы есть?
— Есть, но не стану тратиться попусту. Ты же все равно соврешь.
Я вернулся на Бродвей, нашел такси и велел водителю отвезти меня на Харрикейн-стрит, дом 1232.
— Я заверял чек для Уилсона, — сказал он, когда я объяснил, что мне нужно. — Пять тысяч, на имя Дины Бранд.
— Знаете, кто она такая?
— Да, конечно! Я ее знаю.
— Можете что-нибудь о ней рассказать?
— Пожалуйста, с удовольствием. Вот только я уже на восемь минут опоздал на встречу…
— Тогда, может быть, поужинаем вместе?
— Прекрасно, — сказал он.
— В семь часов в «Грейт Вестерн»?
— Договорились.
— Я уже исчезаю и отпускаю вас, только скажите, у нее открыт здесь счет?
— Да, и сегодня утром она получила по чеку деньги. Чек в полиции.
— А где живет эта дама?
— Харрикейн-стрит, дом 1232.
Я сказал «так, так», потом «ну, до вечера» и ушел.
Следующую остановку я сделал в муниципалитете, у шефа полиции.
Шеф Нунан был толстяком с круглым добродушным лицом и зелеными глазами. Когда я сказал, чем занимаюсь у него в городе, он как будто обрадовался и предложил мне рукопожатие, сигару и стул.
— Ну, — сказал он, когда мы расположились поудобнее, — теперь говорите, кто выкинул эту штуку.
— Я умею хранить тайны.
— Я тоже, — весело заверил он сквозь клубы дыма. — Так что вы предполагаете?
— Трудно гадать, особенно когда нет фактов.
— Факты выложить недолго, — сказал он. — Вчера, перед закрытием банка, Уилсон заверил чек на пять тысчонок на имя Дины Бранд. Вечером его продырявили пулей калибра 8, 13 недалеко от ее дома. Те, кто слышал стрельбу, видели возле трупа мужчину и женщину. А на следующее дивное утро вышеуказанная Дина Бранд депонирует вышеуказанный чек в вышеуказанном банке. Ну?
— Кто такая эта Дина Бранд?
Шеф стряхнул пепел на середину стола, помахал сигарой, зажатой в толстых пальцах, и сказал:
— Порочная голубица, как сказал бы поэт. Шикарная потаскуха, первоклассная золотоискательница.
— Вы уже были у нее?
— Нет. Сперва надо сделать еще пару заходов. Мы приглядываем за ней и ждем. Это я вам не для разглашения.
— Ясно. Теперь послушайте. — И я рассказал ему о том, что видел и слышал вчера, пока ждал Дональда Уилсона у него дома.
Когда я кончил, шеф выпятил толстые губы, тихонько свистнул и воскликнул:
— Ну и ну, интересные штучки вы рассказываете! Так у нее туфля была в крови? И она сказала, что мужа не будет дома?
На первый вопрос я ответил: «Так мне показалось», а на второй «Угу».
— А вы после этого с ней говорили? — спросил он.
— Нет. Я шел к ней сегодня утром, но молодой человек по имени Талер забежал туда первым, и я отложил визит.
— Мать честная! — Его зеленые глаза заблестели от восторга. — Это что же, у нее был Шепот?
— Вот именно.
Он швырнул сигару на пол, встал, оперся пухлыми руками на стол и перегнулся ко мне, излучая восторг.
— Ну, вы и поработали, — промурлыкал он. — Да ведь Дина Бранд живет с этим Шепотом. А теперь давайте-ка поедем и побеседуем с вдовой.
Мы вышли из машины шефа полиции у дома миссис Уилсон. У первой ступеньки шеф задержался на секунду и взглянул на черный креп над звонком. Потом сказал: «Что делать — приходится», — и мы поднялись на крыльцо.
Миссис Уилсон не особенно жаждала этой встречи, но если шефы полиции настаивают, их обычно принимают. Этот шеф настаивал. Нас провели наверх в библиотеку, где сидела вдова. Она была в черном. В ее голубых глазах сквозил лютый холод.
Мы с Нунаном по очереди пробормотали соболезнования, и затем он приступил к делу:
— Хотелось бы задать вам несколько вопросов. Вот, например, куда вы ездили вчера вечером?
Она неприязненно взглянула на меня, затем на шефа, нахмурилась и высокомерно произнесла:
— Можно узнать, почему меня допрашивают?
Пока я вспоминал, сколько раз в жизни я слышал эту фразу — слово в слово, интонация в интонацию, — шеф, не обратив ни малейшего внимания на вопрос, благодушно продолжал:
— И потом еще, у вас на туфле оказалось пятно. На правой, а может, на левой. В общем, на какой-то было.
Верхняя губа у нее начала подергиваться.
— Вроде все? — спросил у меня шеф. Не успел я ответить, как он прищелкнул языком и снова обратил к миссис Уилсон свое добродушное лицо. — Чуть не забыл. Еще вопрос — как вы узнали, что ваш муж не вернется домой?
Она, пошатываясь, поднялась на ноги, — рука, которой она схватилась за спинку стула, побелела.
— Надеюсь, вы извините…
— Да, пожалуйста. — Шеф сделал широкий жест своей мясистой дланью. — Не будем вас беспокоить. Вот только куда вы ездили, и насчет туфли, и откуда вы знали, что он не вернется. Да, и, пожалуй, вот еще что — зачем сегодня утром у вас был Талер?
Миссис Уилсон опять села, пытаясь сохранять самообладание. Шеф поглядел на нее. Улыбка, в которую он старался вложить побольше сердечности, образовала на его жирном лице странные складки и бугры. Немного погодя плечи у нее обмякли, подбородок коснулся груди, спина согнулась.
Я подвинул стул и сел напротив.
— Придется рассказать, миссис Уилсон, — сказал я как можно более сочувственно. — Такие вещи надо объяснять.
— Вы считаете, я что-то скрываю? — с вызовом спросила миссис Уилсон. Она снова выпрямилась и произносила каждое слово очень тщательно — разве что слегка шепелявила. — Да, я уезжала. На туфле была кровь. Я знала, что мой муж мертв. Талер приходил в связи с его смертью. Я на все ответила?
— Это мы и так знаем, — сказал я. — Мы просим объяснить.
Она опять встала и рассерженно воскликнула:
— Мне не нравится, как вы со мной обращаетесь. Я отказываюсь подвергаться…
Нунан сказал:
— Да пожалуйста, миссис Уилсон, только уж тогда попросим вас проехать с нами в полицию.
Она повернулась к нему спиной, сделала глубокий вдох и стала бросать мне в лицо:
— Когда вы ждали здесь Дональда, мне позвонили. Звонил мужчина, он не назвался. Сказал, что Дональд поехал к женщине по имени Дина Бранд с чеком на пять тысяч долларов, и дал мне ее адрес. Я поехала туда и стала ждать в машине, когда появится Дональд. Потом увидела Макса Талера, я знаю его в лицо. Он подошел к дому этой женщины, но входить не стал. Прошел мимо. Тут вышел Дональд. Меня он не заметил. Я этого и не хотела. Я собиралась ехать обратно, чтобы очутиться дома первой. Едва я включила мотор, как услышала выстрелы и увидела, что Дональд упал. Я выскочила из машины и побежала к нему. Он был мертв. Я словно обезумела. Тут появился Талер. Он сказал, что если меня здесь найдут, то скажут, что это я убила Дональда. Талер заставил меня бегом вернуться к машине и уехать домой.
В глазах у женщины стояли слезы. Сквозь их пелену она изучала мое лицо, явно пытаясь понять, как я воспринял всю эту историю. Я ничего не сказал.
— Вот это вам было нужно? — спросила она.
— В общем, да, — ответил Нунан. Он подошел к ней сбоку. — О чем говорил с вами Талер сегодня днем?
— Он советовал мне молчать. — Голос у нее стал тихим и бесцветным. — Он сказал — если узнают, что мы там были, нас заподозрят, поодиночке или обоих. Потому что Дональда убили возле дома этой женщины после того, как он отдал ей деньги.
— С какой стороны стреляли? — спросил шеф.
— Не знаю. Я ничего не видела… Только посмотрела… а Дональд уже падает.
— Это Талер стрелял?
— Нет, — быстро ответила она. Тут глаза у нее затуманились. Она приложила руку к груди. — Не знаю. Не думаю. Он ведь сказал, что стрелял кто-то другой, а где он был в тот момент — не знаю. Мне в голову не пришло, что это мог сделать он.
— А теперь вы как думаете? — поинтересовался Нунан.
— Может быть… Может быть, он.
Шеф, сделав мощное усилие, подмигнул мне так, что в этом приняли участие сразу все лицевые мускулы, и двинулся дальше:
— Так вы не знаете, кто вам звонил?
— Он не назвался.
— Голос не узнали.
— Нет.
— А какой был голос?
— Тихий такой, словно этот человек боялся, что его подслушивают. Я с трудом разбирала слова.
— Он говорил шепотом? — Промолвив это, шеф застыл с открытым ртом. Зеленоватые глаза на жирном лице алчно заискрились.
— Да, хриплым шепотом.
Шеф звучно захлопнул рот и открыл его снова, чтобы вкрадчиво пробормотать:
— Вы говорили с Талером…
Миссис Уилсон вздрогнула и перевела широко раскрытые глаза с шефа на меня.
— Это был он! — вскричала она. — Это был он!
Когда я вернулся в гостиницу, Роберт Олбури, молодой помощник кассира из Первого Национального банка, сидел в вестибюле. Мы поднялись ко мне в комнату и попросили воды со льдом, — лед был нужен, чтобы охладить смесь виски, лимонного сока и гранатового сиропа. Потом мы спустились в ресторан.
— Расскажите мне про эту даму, — сказал я, когда мы приступили к супу.
— А вы ее видели? — спросил он.
— Нет еще.
— Но слышали о ней?
— Слышал только, что она мастерица своего дела.
— Это да, — согласился он. — Вы, наверное, с ней познакомитесь. Сперва вы будете разочарованы. Потом, не понимая, как это случилось, вы вдруг забудете о разочаровании и поймаете себя на том, что уже рассказываете ей всю свою жизнь и поверяете все беды и надежды. — Он засмеялся по-мальчишески застенчиво. — Вот тут-то вы и попались окончательно.
— Спасибо за предупреждение. А у вас откуда такие сведения?
Он пристыженно улыбнулся, застыв с ложкой у рта, и сознался:
— Купил.
— Наверное, недешево? По слухам, она любит деньги.
— Она и правда помешана на деньгах, но это почему-то не вызывает протеста. Она настолько не скрывает своей алчности, что на это как-то нечего и возразить. Сами увидите, когда познакомитесь.
— Вероятно, увижу. Можно спросить, почему вы с ней расстались?
— Можно. У меня кончились деньги, вот и все.
— Так просто?
Он слегка покраснел и кивнул.
— Кажется, вы легко это пережили, — сказал я.
— А что было делать? — По его симпатичному юному лицу еще шире разлилась краска. Он заговорил, запинаясь: — Собственно, я ей кое-чем обязан. Она… Пожалуй, я вам расскажу. Я хочу, чтобы вы знали ее и с этой стороны. У меня было немного денег. Когда от них ничего не осталось… Учтите, я был молод и сходил по ней с ума. У меня деньги кончились, но в банке их было много. Тогда я… Неважно, сделал я что-то или просто подумал… В общем, она про это узнала. От нее ничего не скроешь. Тут и наступил конец.
— Она с вами порвала?
— Да, слава Богу! Если бы не она, может быть, сейчас вы разыскивали бы меня за кражу. Я ей обязан! — Он сосредоточенно наморщил лоб. — Пусть это останется между нами. Ладно? Просто я хотел, чтобы вы знали — в ней есть не только плохое. О нем вам и без меня наговорят.
— Возможно, что-то в ней есть и хорошее. А возможно, она рассчитала, что не стоит рисковать и впутываться в историю за такую цену.
Он поразмышлял над этим и покачал головой.
— Может быть, вы и правы, но не совсем.
— Я так понял, что к ней вход строго по оплаченным билетам.
— А как же Дэн Ролф? — спросил Олбури.
— Это кто такой?
— Считается, что он ей не то родной брат, не то сводный. Но это неправда. Он смертник — чахоточный. Живет у нее. Дина его содержит. Она в него не влюблена и ничего такого. Просто подобрала где-то и привела к себе.
— Еще примеры есть?
— Еще она с радикалом встречалась. Хотя вряд ли ей было от него много выгоды.
— С каким радикалом?
— Который приехал сюда во время стачки. Куинт его зовут.
— Значит, он тоже был у нее в списке?
— Похоже, из-за этого он и остался здесь, когда стачка кончилась.
— Куинт до сих пор значится в списке?
— Нет. Она мне говорила, что боится его. Он грозил ее убить.
— В этом списке, кажется, в свое время перебывали все, — заметил я.
— Ей стоило только захотеть, — сказал он, и это прозвучало серьезно.
— Кто был последним — Дональд Уилсон? — спросил я.
— Не знаю, — сказал Олбури. — Я про них никогда не слышал и ничего такого не видел. Шеф полиции велел нам проверить, не выписывал ли он ей чеков раньше, до вчерашнего дня, но мы ничего не нашли. И никто таких чеков не помнит.
— Кто, по-вашему, был ее последним клиентом?
— Я часто видел ее в городе с парнем по имени Талер, у него тут пара игорных домов. Кличка Шепот. Вы, наверное, про него слыхали.
В восемь тридцать я расстался с Олбури и направился в гостиницу «Шахтерская» на Форест-стрит. За полквартала от гостиницы я встретил Билла Куинта.
— Привет! — окликнул я его. — А я к тебе шел.
Он остановился, оглядел меня с ног до головы и проворчал:
— Так ты легавый.
— Вот невезуха, — пожаловался я. — Иду тебя заарканивать, а тебе уже настучали.
— Что ты теперь хочешь знать? — спросил он.
— Про Дональда Уилсона. Вы были знакомы?
— Были.
— Хорошо?
— Нет.
— Как ты к нему относился?
Куинт выпятил толстые губы, издал звук, словно рвется тряпка, и заявил:
— Либерал он был паршивый.
— Ты знаешь Дину Бранд? — спросил я.
— Знаю. — Шея у него сделалась короче и толще.
— Могла она убить Уилсона?
— Запросто. Это уж точно.
— Значит, не ты его убил?
— Кто же, как не я, — сказал он. — Мы с ней вместе, на пару. Еще вопросы есть?
— Есть, но не стану тратиться попусту. Ты же все равно соврешь.
Я вернулся на Бродвей, нашел такси и велел водителю отвезти меня на Харрикейн-стрит, дом 1232.
4. Харрикейн-стрит
Пунктом моего назначения оказался серый сборный домик. На мой звонок дверь открыл худой человек. В усталом его лице не было ни кровинки, только яркие пятна величиной с полдоллара розовели на каждой скуле. Это, подумал я, и есть чахоточный Дэн Ролф.
— Я бы хотел видеть мисс Бранд, — сказал я ему.
— Как передать — кто ее спрашивает? — Голос тоже выдавал в нем больного человека — и, кстати, образованного.
— Моя фамилия ей ничего не скажет. Я по поводу смерти Уилсона.
Чахоточный посмотрел на меня усталыми темными глазами и сказал:
— И что же?
— Я из сан-францисского отделения сыскного агентства «Континентал». Нас интересует это убийство.
— Очень любезно с вашей стороны, — заметил он иронически. — Входите.
В комнате на первом этаже, за столом, заваленным бумагами, сидела молодая женщина. Кипами лежали бюллетени финансовых контор, биржевые сводки и облигации. Была здесь и программа лошадиных бегов.
Комната выглядела неприбранной и захламленной. Мебели было слишком много, и казалось, что все стоит не на месте.
— Вот, — кивнул в мою сторону чахоточный, — этот джентльмен приехал из Сан-Франциско по поручению сыскного агентства «Континентал». Он будет расследовать обстоятельства смерти мистера Дональда Уилсона.
Молодая женщина встала, отшвырнула ногой с прохода несколько газет и подошла ко мне, протягивая руку.
Росту в ней было сантиметров на три-четыре больше моего, из чего следовало, что она тянет примерно на метр семьдесят. Широкоплечая, полногрудая женщина с округлыми бедрами, крупными мускулистыми ногами. Я пожал ей руку — мягкую, теплую и сильную. Судя по внешности, ей было лет двадцать пять, но на лице уже появились признаки усталости: от углов крупного сочного рта разбегались явственные морщинки, вокруг больших голубых, слегка воспаленных глаз с накрашенными ресницами уже начали собираться морщинки потоньше.
Жесткие каштановые волосы давно пора было подровнять, пробор шел криво. Губная помада с одной стороны была наложена выше, чем с другой. Платье винного цвета удивительно ей не шло, и местами на нем виднелись прорехи — там, где пуговицы отлетели и она забыла их застегнуть. Спереди на левом чулке спустилась петля.
Такова была Дина Бранд, которая, судя по рассказам, свободно выбирала кого хотела среди мужчин Отервилла.
— Вас, конечно, вызвал его отец, — сказала она, убирая со стула туфли из змеиной кожи и чашку с блюдцем, чтобы освободить мне место.
Голос у нее был мягкий и ленивый.
Я сказал ей правду:
— Меня вызвал Дональд Уилсон. Я ждал встречи с ним в то время, как его убивали.
— Не уходи, Дэн, — окликнула она Ролфа.
Он вернулся в комнату. Дина заняла свое место за столом, Ролф сел напротив, подперев худую щеку худой рукой, и стал смотреть на меня без всякого интереса.
Она нахмурила брови — между ними при этом появились две морщинки — и спросила:
— Значит, он знал, что его хотят убить?
— Понятия не имею. Он не сказал, что ему нужно. Может быть, просто хотел помощи в своей кампании за реформы.
— Но разве вы…
Я пожаловался:
— Нелегко быть ищейкой. То и дело тебя перебивают и задают вопросы.
— Люблю все знать, — сказала она со слабым гортанным смешком.
— Вот и я тоже. Например — зачем вы заставили его идти в банк и заверять чек.
Очень небрежно Дэн Ролф пошевелился на стуле и откинулся назад, его худые руки скрылись под столом.
— Так вам и про это известно? — спросила Дина Бранд. Она закинула ногу на ногу и посмотрела вниз. Взгляд ее остановился на спущенной петле. — Ну, ей-Богу, хоть совсем их не надевай! — пожаловалась она. — Скоро буду носить туфли на босу ногу. Вчера отдала за эти проклятые чулки целую пятерку. И вот вам, пожалуйста! Каждый день — то дорожка, то дырка!
— Это не тайна, — сказал я. — Я имею в виду чек, а не дырки. Чек у Нунана.
Дина посмотрела на Ролфа, который оторвался от наблюдения за мной и коротко кивнул.
— Если бы мы с вами нашли общий язык, — протяжно сказала Дина Бранд и прищурилась, — я, может быть, вам помогла бы.
— А что это за язык?
— Деньги, — объяснила она. — И чем больше, тем лучше. Я их люблю.
Я тут же взял наставительный тон:
— Деньги сберечь — все равно что заработать. Я помогу вам сэкономить деньги, а заодно избавлю от неприятностей.
— Это мне непонятно, — заявила она, — хотя все слова вроде знакомые.
— Вас полиция не спрашивала насчет чека?
Она отрицательно покачала головой.
Я сказал:
— Нунан шьет дело вам и Шепоту.
— Ой, не пугайте, — пролепетала она. — Я ведь маленькая девочка.
— Нунану известно, что Талер знал про чек. Нунан в курсе, что, когда Уилсон был у вас, Талер приехал сюда, но не вошел в дом. Нунан знает, что, когда Уилсона застрелили. Талер ошивался где-то поблизости. Нунану известно также, что возле трупа видели Талера с какой-то женщиной.
Девушка взяла со стола карандаш и задумчиво почесала им щеку. Грифель оставил на румянах черные полоски.
Из глаз Ролфа исчезла усталость. Он впился в меня блестящим лихорадочным взглядом и подался вперед, но руки по-прежнему прятал под столом.
— Все это, — сказал он, — касается только Талера, мисс Бранд тут ни при чем.
— Талер и мисс Бранд друг другу не чужие, — заметил я. — Уилсон принес сюда чек на пять тысяч долларов и был убит на выходе. У мисс Бранд могли быть неприятности в банке, если бы… если бы Уилсон не позаботился об этом заранее и не заверил чек.
— Господи, — запротестовала девушка, — если бы я хотела его убить, я бы сделала это здесь, без свидетелей, или дала бы ему отойти подальше от дома. Что ж я, по-вашему, дура набитая?
— Я не уверен, что его убили вы, — сказал я. — Но уверен, что толстый шеф собирается свалить все на вас.
— А вам-то что нужно? — спросила она.
— Узнать, кто убил Уилсона. Мне не интересно, кто хотел или кто мог его убить. Мне надо знать, кто это сделал.
— Могу помочь, — сказала она, — но мне нужно с этого что-то иметь.
— А безопасность? — напомнил я, но она покачала головой.
— Безопасность — одно, деньги — другое. Вам моя помощь пригодится, но придется заплатить. Я много не запрошу.
— Не пойдет, — улыбнулся я. — Забудьте о наличных и займитесь благотворительностью. Представьте себе, будто я Билл Куинт.
Дэн Ролф рванулся со стула, губы его побелели, слившись с цветом лица. Он сел, только когда девушка засмеялась — лениво и добродушно.
— Сыщик думает, Дэн, что мне от Билла не было никакой прибыли. — Она перегнулась и положила руку мне на колено. — А если вы знаете заранее о забастовке, о том, когда она начнется и когда закончится? Разве нельзя с такой информацией и с небольшим капиталом съездить на биржу и сыграть на акциях той компании, где бастуют? Можно, и еще как! — победоносно воскликнула она. — Так что не думайте, будто Билл прошел бесплатно.
— Избаловали вас тут, — сказал я.
— Господи, ну к чему такая скупость? — спросила она с упреком. — Как будто вы из своего кармана. Вам же выделяют на непредвиденные расходы.
Я ничего не ответил. Она перевела хмурый взгляд с меня на чулок, потом на Ролфа. Ему она сказала:
— Может, он подобреет, если выпьет?
Ролф встал и вышел.
Дина надула губы, легонько пнула меня носком в голень и сказала:
— Дело даже не в деньгах. Дело в принципе. Если у девушки есть что-то такое, что нужно другим, дура она последняя, если не сорвет куш.
Я ухмыльнулся.
— Ну, будьте умницей, — принялась она клянчить.
Вошел Дэн Ролф с бутылкой джина, сифоном, лимонами и миской колотого льда. Мы выпили по одной. Чахоточный удалился. Мы с Диной уперлись в денежный вопрос и продолжали пить. Я старался склонить ее к беседе о Талере и Уилсоне. Она упорно переводила разговор на суммы, которые ей причитаются. Так шло до тех пор, пока бутылка не опустела. На моих часах было четверть второго.
Жуя лимонную корочку, Дина сказала, уже в третий или четвертый раз:
— Не из вашего же кармана. Какая вам разница?
— Дело не в деньгах, — отвечал я, — дело в принципе.
— Я бы хотел видеть мисс Бранд, — сказал я ему.
— Как передать — кто ее спрашивает? — Голос тоже выдавал в нем больного человека — и, кстати, образованного.
— Моя фамилия ей ничего не скажет. Я по поводу смерти Уилсона.
Чахоточный посмотрел на меня усталыми темными глазами и сказал:
— И что же?
— Я из сан-францисского отделения сыскного агентства «Континентал». Нас интересует это убийство.
— Очень любезно с вашей стороны, — заметил он иронически. — Входите.
В комнате на первом этаже, за столом, заваленным бумагами, сидела молодая женщина. Кипами лежали бюллетени финансовых контор, биржевые сводки и облигации. Была здесь и программа лошадиных бегов.
Комната выглядела неприбранной и захламленной. Мебели было слишком много, и казалось, что все стоит не на месте.
— Вот, — кивнул в мою сторону чахоточный, — этот джентльмен приехал из Сан-Франциско по поручению сыскного агентства «Континентал». Он будет расследовать обстоятельства смерти мистера Дональда Уилсона.
Молодая женщина встала, отшвырнула ногой с прохода несколько газет и подошла ко мне, протягивая руку.
Росту в ней было сантиметров на три-четыре больше моего, из чего следовало, что она тянет примерно на метр семьдесят. Широкоплечая, полногрудая женщина с округлыми бедрами, крупными мускулистыми ногами. Я пожал ей руку — мягкую, теплую и сильную. Судя по внешности, ей было лет двадцать пять, но на лице уже появились признаки усталости: от углов крупного сочного рта разбегались явственные морщинки, вокруг больших голубых, слегка воспаленных глаз с накрашенными ресницами уже начали собираться морщинки потоньше.
Жесткие каштановые волосы давно пора было подровнять, пробор шел криво. Губная помада с одной стороны была наложена выше, чем с другой. Платье винного цвета удивительно ей не шло, и местами на нем виднелись прорехи — там, где пуговицы отлетели и она забыла их застегнуть. Спереди на левом чулке спустилась петля.
Такова была Дина Бранд, которая, судя по рассказам, свободно выбирала кого хотела среди мужчин Отервилла.
— Вас, конечно, вызвал его отец, — сказала она, убирая со стула туфли из змеиной кожи и чашку с блюдцем, чтобы освободить мне место.
Голос у нее был мягкий и ленивый.
Я сказал ей правду:
— Меня вызвал Дональд Уилсон. Я ждал встречи с ним в то время, как его убивали.
— Не уходи, Дэн, — окликнула она Ролфа.
Он вернулся в комнату. Дина заняла свое место за столом, Ролф сел напротив, подперев худую щеку худой рукой, и стал смотреть на меня без всякого интереса.
Она нахмурила брови — между ними при этом появились две морщинки — и спросила:
— Значит, он знал, что его хотят убить?
— Понятия не имею. Он не сказал, что ему нужно. Может быть, просто хотел помощи в своей кампании за реформы.
— Но разве вы…
Я пожаловался:
— Нелегко быть ищейкой. То и дело тебя перебивают и задают вопросы.
— Люблю все знать, — сказала она со слабым гортанным смешком.
— Вот и я тоже. Например — зачем вы заставили его идти в банк и заверять чек.
Очень небрежно Дэн Ролф пошевелился на стуле и откинулся назад, его худые руки скрылись под столом.
— Так вам и про это известно? — спросила Дина Бранд. Она закинула ногу на ногу и посмотрела вниз. Взгляд ее остановился на спущенной петле. — Ну, ей-Богу, хоть совсем их не надевай! — пожаловалась она. — Скоро буду носить туфли на босу ногу. Вчера отдала за эти проклятые чулки целую пятерку. И вот вам, пожалуйста! Каждый день — то дорожка, то дырка!
— Это не тайна, — сказал я. — Я имею в виду чек, а не дырки. Чек у Нунана.
Дина посмотрела на Ролфа, который оторвался от наблюдения за мной и коротко кивнул.
— Если бы мы с вами нашли общий язык, — протяжно сказала Дина Бранд и прищурилась, — я, может быть, вам помогла бы.
— А что это за язык?
— Деньги, — объяснила она. — И чем больше, тем лучше. Я их люблю.
Я тут же взял наставительный тон:
— Деньги сберечь — все равно что заработать. Я помогу вам сэкономить деньги, а заодно избавлю от неприятностей.
— Это мне непонятно, — заявила она, — хотя все слова вроде знакомые.
— Вас полиция не спрашивала насчет чека?
Она отрицательно покачала головой.
Я сказал:
— Нунан шьет дело вам и Шепоту.
— Ой, не пугайте, — пролепетала она. — Я ведь маленькая девочка.
— Нунану известно, что Талер знал про чек. Нунан в курсе, что, когда Уилсон был у вас, Талер приехал сюда, но не вошел в дом. Нунан знает, что, когда Уилсона застрелили. Талер ошивался где-то поблизости. Нунану известно также, что возле трупа видели Талера с какой-то женщиной.
Девушка взяла со стола карандаш и задумчиво почесала им щеку. Грифель оставил на румянах черные полоски.
Из глаз Ролфа исчезла усталость. Он впился в меня блестящим лихорадочным взглядом и подался вперед, но руки по-прежнему прятал под столом.
— Все это, — сказал он, — касается только Талера, мисс Бранд тут ни при чем.
— Талер и мисс Бранд друг другу не чужие, — заметил я. — Уилсон принес сюда чек на пять тысяч долларов и был убит на выходе. У мисс Бранд могли быть неприятности в банке, если бы… если бы Уилсон не позаботился об этом заранее и не заверил чек.
— Господи, — запротестовала девушка, — если бы я хотела его убить, я бы сделала это здесь, без свидетелей, или дала бы ему отойти подальше от дома. Что ж я, по-вашему, дура набитая?
— Я не уверен, что его убили вы, — сказал я. — Но уверен, что толстый шеф собирается свалить все на вас.
— А вам-то что нужно? — спросила она.
— Узнать, кто убил Уилсона. Мне не интересно, кто хотел или кто мог его убить. Мне надо знать, кто это сделал.
— Могу помочь, — сказала она, — но мне нужно с этого что-то иметь.
— А безопасность? — напомнил я, но она покачала головой.
— Безопасность — одно, деньги — другое. Вам моя помощь пригодится, но придется заплатить. Я много не запрошу.
— Не пойдет, — улыбнулся я. — Забудьте о наличных и займитесь благотворительностью. Представьте себе, будто я Билл Куинт.
Дэн Ролф рванулся со стула, губы его побелели, слившись с цветом лица. Он сел, только когда девушка засмеялась — лениво и добродушно.
— Сыщик думает, Дэн, что мне от Билла не было никакой прибыли. — Она перегнулась и положила руку мне на колено. — А если вы знаете заранее о забастовке, о том, когда она начнется и когда закончится? Разве нельзя с такой информацией и с небольшим капиталом съездить на биржу и сыграть на акциях той компании, где бастуют? Можно, и еще как! — победоносно воскликнула она. — Так что не думайте, будто Билл прошел бесплатно.
— Избаловали вас тут, — сказал я.
— Господи, ну к чему такая скупость? — спросила она с упреком. — Как будто вы из своего кармана. Вам же выделяют на непредвиденные расходы.
Я ничего не ответил. Она перевела хмурый взгляд с меня на чулок, потом на Ролфа. Ему она сказала:
— Может, он подобреет, если выпьет?
Ролф встал и вышел.
Дина надула губы, легонько пнула меня носком в голень и сказала:
— Дело даже не в деньгах. Дело в принципе. Если у девушки есть что-то такое, что нужно другим, дура она последняя, если не сорвет куш.
Я ухмыльнулся.
— Ну, будьте умницей, — принялась она клянчить.
Вошел Дэн Ролф с бутылкой джина, сифоном, лимонами и миской колотого льда. Мы выпили по одной. Чахоточный удалился. Мы с Диной уперлись в денежный вопрос и продолжали пить. Я старался склонить ее к беседе о Талере и Уилсоне. Она упорно переводила разговор на суммы, которые ей причитаются. Так шло до тех пор, пока бутылка не опустела. На моих часах было четверть второго.
Жуя лимонную корочку, Дина сказала, уже в третий или четвертый раз:
— Не из вашего же кармана. Какая вам разница?
— Дело не в деньгах, — отвечал я, — дело в принципе.