Я сел на стул в двух шагах от Талера.
— Долго еще Нунан будет ошиваться? — спросил он. Беспокойства в его хриплом шепоте не было, разве что легкое раздражение.
— На этот раз он не отстанет, — ответил я. — По-моему, пойдет до конца.
Игрок улыбнулся слабой презрительной улыбкой.
— Пора бы ему сообразить, что это дело он на меня не навесит.
— А он и не собирается ничего доказывать суду, — сказал я.
— Да?
— Тебя прихлопнут при сопротивлении аресту или при попытке к бегству. После этого зачем ему улики?
— Раздухарился старик. — Тонкие губы снова скривились в улыбке. Шепот явно был невысокого мнения о смертоносности толстого шефа. — Если уж он меня прихлопнет, значит, так мне и надо. Что он имеет против тебя?
— Догадался, что от меня можно ждать неприятностей.
— Ай-яй-яй. Дина сказала, что ты парень ничего, только прижимистый, словно шотландец.
— Мы с ней хорошо посидели. Что ты знаешь об убийстве Дональда Уилсона?
— Его жена прихлопнула.
— Сам видел?
— Видел ее секунду спустя — с пугачом в руке.
— Это не пройдет, — сказал я. — Не знаю, хорошо ли состряпана у тебя версия. Может, в суде ты на ней бы и выехал, только до суда не дойдет. Если Нунан тебя и возьмет, то лишь в виде трупа. Выложи мне все подчистую. Мне это нужно, чтобы наделать шуму.
Он уронил сигарету на пол, растер ногой и спросил:
— Что, все настолько накалено?
— Расскажи мне свою версию, и я тут же зацапаю убийцу, если, конечно, выберусь отсюда.
Макс закурил новую сигарету и спросил:
— Миссис Уилсон сказала, что это я ей звонил?
— Угу… когда ей Нунан подсказал. Теперь она сама в это верит… может быть.
— Ты прихлопнул Большого Ника, — сказал Шепот. — Рискну на тебя поставить. В тот вечер мне позвонил какой-то человек. Кто такой, не знаю. Сказал, что Уилсон поехал к Дине с чеком на пять косых. Мне-то что до этого? Но, понимаешь, забавная история — вдруг какой-то чужак мне про это стучит. Я и поехал туда. Дэн меня в дом не впустил. Ладно. А меня все не отпускала мысль — зачем этот парень мне позвонил? Вот я и устроил засаду в парадном. Видел, что там стояла тачка, но тогда я не знал, чья она и кто в ней сидит. Уилсон скоро вышел из дома. Выстрелов я не видел. Правда, слышал. Тут из тачки выскакивает женщина и бежит к нему. Но это не она стреляла. Тут бы мне и смыться, однако интерес меня удерживал. А когда я увидел, что это жена Уилсона, то все-таки пошел к ней, чтобы узнать, как там и что. Дело-то пахло жареным, верно? Надо было все знать в точности, чтобы не оступиться в случае чего. Я ее припугнул. Вот и все — если по-честному.
— Спасибо, — сказал я. — За этим я и приходил. Теперь весь фокус в том, как отсюда выбраться, чтобы нас не накрыли.
— Обойдемся без фокусов, — заверил меня Талер. — Уйдем, когда захотим.
— Я хочу сейчас. И тебе советую. Ясно, что Нунан поднял ложную тревогу, но тебе-то зачем рисковать? Смывайся и сиди тихо до полудня, а к тому времени все, что он тебе подстроил, гроша ломаного не будет стоить.
Талер засунул руку в карман и извлек толстую пачку денег. Он отсчитал сотню или две, двадцатками и десятками, и протянул человеку без подбородка, сказав:
— Купи нам отход, Джерри, и не давай никому больше, чем положено.
Джерри взял деньги, забрал со стола шляпу и удалился. Через полчаса он появился и вернул Талеру несколько купюр, небрежно сообщил:
— Пошли ждать в кухню, они дадут знак.
Мы отправились в кухню. Там было темно. К нам присоединилось еще несколько человек.
Наконец в дверь стукнули.
Джерри открыл дверь, и мы спустились по трем ступенькам во двор. Уже почти совсем рассвело. Нас было десять человек.
— Это все? — спросил я Талера.
Тот кивнул.
— Ник говорил, что вас пятьдесят.
— Против этой-то вшивой команды? — ухмыльнулся он.
Блюститель в мундире придерживал открытые ворота и нервно бормотал:
— Скорее, ребята, пожалуйста.
Лично я был не прочь поторопиться, но остальные не очень-то к нему прислушивались.
Мы вышли в переулок. Высокий человек в коричневом костюме поманил нас в другие ворота, мы прошли через сквозной подъезд на соседнюю улицу и влезли в черный автомобиль, стоявший у тротуара.
Один из юных блондинов сел за руль. Он знал, что такое скорость.
Я попросил, чтобы меня высадили где-нибудь поближе к гостинице «Грейт Вестерн». Водитель взглянул на Шепота, тот кивнул. Через пять минут я вылез у своей гостиницы.
— До скорого, — прошептал игрок, и машина отчалила.
Последнее, что я увидел, был ее полицейский номер, исчезавший за углом.
7. «поэтому я вас и повязал»
8. Ставка на Малыша Êупера
9. Черный нож
— Долго еще Нунан будет ошиваться? — спросил он. Беспокойства в его хриплом шепоте не было, разве что легкое раздражение.
— На этот раз он не отстанет, — ответил я. — По-моему, пойдет до конца.
Игрок улыбнулся слабой презрительной улыбкой.
— Пора бы ему сообразить, что это дело он на меня не навесит.
— А он и не собирается ничего доказывать суду, — сказал я.
— Да?
— Тебя прихлопнут при сопротивлении аресту или при попытке к бегству. После этого зачем ему улики?
— Раздухарился старик. — Тонкие губы снова скривились в улыбке. Шепот явно был невысокого мнения о смертоносности толстого шефа. — Если уж он меня прихлопнет, значит, так мне и надо. Что он имеет против тебя?
— Догадался, что от меня можно ждать неприятностей.
— Ай-яй-яй. Дина сказала, что ты парень ничего, только прижимистый, словно шотландец.
— Мы с ней хорошо посидели. Что ты знаешь об убийстве Дональда Уилсона?
— Его жена прихлопнула.
— Сам видел?
— Видел ее секунду спустя — с пугачом в руке.
— Это не пройдет, — сказал я. — Не знаю, хорошо ли состряпана у тебя версия. Может, в суде ты на ней бы и выехал, только до суда не дойдет. Если Нунан тебя и возьмет, то лишь в виде трупа. Выложи мне все подчистую. Мне это нужно, чтобы наделать шуму.
Он уронил сигарету на пол, растер ногой и спросил:
— Что, все настолько накалено?
— Расскажи мне свою версию, и я тут же зацапаю убийцу, если, конечно, выберусь отсюда.
Макс закурил новую сигарету и спросил:
— Миссис Уилсон сказала, что это я ей звонил?
— Угу… когда ей Нунан подсказал. Теперь она сама в это верит… может быть.
— Ты прихлопнул Большого Ника, — сказал Шепот. — Рискну на тебя поставить. В тот вечер мне позвонил какой-то человек. Кто такой, не знаю. Сказал, что Уилсон поехал к Дине с чеком на пять косых. Мне-то что до этого? Но, понимаешь, забавная история — вдруг какой-то чужак мне про это стучит. Я и поехал туда. Дэн меня в дом не впустил. Ладно. А меня все не отпускала мысль — зачем этот парень мне позвонил? Вот я и устроил засаду в парадном. Видел, что там стояла тачка, но тогда я не знал, чья она и кто в ней сидит. Уилсон скоро вышел из дома. Выстрелов я не видел. Правда, слышал. Тут из тачки выскакивает женщина и бежит к нему. Но это не она стреляла. Тут бы мне и смыться, однако интерес меня удерживал. А когда я увидел, что это жена Уилсона, то все-таки пошел к ней, чтобы узнать, как там и что. Дело-то пахло жареным, верно? Надо было все знать в точности, чтобы не оступиться в случае чего. Я ее припугнул. Вот и все — если по-честному.
— Спасибо, — сказал я. — За этим я и приходил. Теперь весь фокус в том, как отсюда выбраться, чтобы нас не накрыли.
— Обойдемся без фокусов, — заверил меня Талер. — Уйдем, когда захотим.
— Я хочу сейчас. И тебе советую. Ясно, что Нунан поднял ложную тревогу, но тебе-то зачем рисковать? Смывайся и сиди тихо до полудня, а к тому времени все, что он тебе подстроил, гроша ломаного не будет стоить.
Талер засунул руку в карман и извлек толстую пачку денег. Он отсчитал сотню или две, двадцатками и десятками, и протянул человеку без подбородка, сказав:
— Купи нам отход, Джерри, и не давай никому больше, чем положено.
Джерри взял деньги, забрал со стола шляпу и удалился. Через полчаса он появился и вернул Талеру несколько купюр, небрежно сообщил:
— Пошли ждать в кухню, они дадут знак.
Мы отправились в кухню. Там было темно. К нам присоединилось еще несколько человек.
Наконец в дверь стукнули.
Джерри открыл дверь, и мы спустились по трем ступенькам во двор. Уже почти совсем рассвело. Нас было десять человек.
— Это все? — спросил я Талера.
Тот кивнул.
— Ник говорил, что вас пятьдесят.
— Против этой-то вшивой команды? — ухмыльнулся он.
Блюститель в мундире придерживал открытые ворота и нервно бормотал:
— Скорее, ребята, пожалуйста.
Лично я был не прочь поторопиться, но остальные не очень-то к нему прислушивались.
Мы вышли в переулок. Высокий человек в коричневом костюме поманил нас в другие ворота, мы прошли через сквозной подъезд на соседнюю улицу и влезли в черный автомобиль, стоявший у тротуара.
Один из юных блондинов сел за руль. Он знал, что такое скорость.
Я попросил, чтобы меня высадили где-нибудь поближе к гостинице «Грейт Вестерн». Водитель взглянул на Шепота, тот кивнул. Через пять минут я вылез у своей гостиницы.
— До скорого, — прошептал игрок, и машина отчалила.
Последнее, что я увидел, был ее полицейский номер, исчезавший за углом.
7. «поэтому я вас и повязал»
Было половина шестого. Я прошел несколько кварталов, увидел погашенную электрическую надпись «Гостиница Кроуфорд», зашел внутрь, снял номер и попросил портье разбудить меня в десять. Меня провели в обшарпанную комнату.
Я переместил часть виски из фляжки себе в желудок и лег в постель вместе с револьвером и чеком старика Илайхью на десять тысяч.
В десять я оделся, отправился в Первый Национальный банк, нашел Олбури и попросил заверить мне чек Уилсона. Он заставил меня немножко подождать. Наверное, звонил старику домой, чтобы выяснить, все ли в порядке с чеком, и в конце концов принес его обратно со всеми нужными закорючками.
Я раздобыл конверт, вложил туда чек и письмо старика, написал адрес агентства в Сан-Франциско, наклеил марку, вышел на улицу и опустил конверт в ящик на углу. Потом вернулся в банк и сказал Олбури:
— Теперь расскажите, почему вы его убили.
Он улыбнулся и спросил:
— Серенького козлика или президента Линкольна?
— Не хотите сразу признаться, что убили Дональда Уилсона?
— Жаль вас огорчать, — ответил он, по-прежнему улыбаясь, — но предпочел бы не делать никаких признаний.
— Обидно, — расстроился я. — Здесь долго не постоишь, не поспоришь — помешают. Это что за толстый очкарик сюда движется?
Лицо юноши порозовело. Он сказал:
— Мистер Дриттон, кассир.
— Познакомьте нас.
Олбури неохотно окликнул кассира. Дриттон — солидный человек с гладким розовым лицом, венчиком седых волос вокруг розовой лысины и в пенсне на носу — подошел к нам.
Помощник кассира промямлил нужные слова. Я пожал Дриттону руку, не спуская с парня глаз.
— Я вот говорю, — обратился я к Дриттону, — что нам нужно укромное место для беседы. Мне, наверное, придется поработать с ним, пока не сознается, а я не хочу, чтобы весь банк слышал, как я на него ору.
— Пока не сознается? — Кассир облизал губы.
— Конечно. — Я говорил любезно и вкрадчиво, подражая Нунану. — Вы разве не знаете, что Олбури убил Дональда Уилсона?
На эту идиотскую шутку кассир ответил вежливой улыбкой. Затем взглянул на помощника, и в глазах у него забрезжило недоумение. Юноша стоял красный как рак, и ухмылка, которая свела ему рот, выглядела жутковато.
Дриттон прочистил горло и дружелюбно сказал:
— Прекрасное сегодня утро. Замечательная стоит погода.
— Так есть у вас комната, где можно поговорить? — не отставал я.
Дриттон нервно подпрыгнул и осведомился у юноши:
— Что… что это значит?
Олбури произнес нечто абсолютно неразборчивое.
Я добавил:
— Если нету, придется везти его в муниципалитет.
Дриттон поймал пенсне, слетевшее у него с носа, водрузил его на место и сказал:
— Пройдите сюда.
Мы последовали за ним через вестибюль, прошли по коридору и очутились в кабинете с табличкой «Президент» на двери — резиденции старика Илайхью. Там никого не было.
Я сел и указал Олбури на стул. Кассир переминался возле стола.
— Итак, объяснитесь, сэр, — потребовал он.
— Всему свой черед, — сказал я ему и повернулся к юноше. — Вы бывший дружок Дины, и она выставила вас за дверь. Из всех близких к ней людей только вы могли знать о заверенном чеке и успеть позвонить миссис Уилсон и Талеру. Уилсона застрелили из револьвера калибра 8, 13. В банках любят это калибр. Может быть, вы взяли револьвер не из банка, но я думаю, что отсюда. Если вы еще не положили его обратно, то одного револьвера здесь будет не хватать. В любом случае, я посажу эксперта со всеми его микроскопами и микрометрами сравнивать пули, выпущенные в Уилсона, с теми, которые он выпустит из всех банковских револьверов.
Юноша спокойно смотрел на меня и ничего не отвечал. Он опять взял себя в руки. Это не годилось. Нужно было ударить побольнее. Я сказал:
— Вы же с ума сходили по этой женщине. Вы мне признались, что если бы она захотела, вы бы…
— Не надо… пожалуйста! — вскрикнул он. Лицо у него опять залилось краской.
Я заставил себя растянуть рот в улыбке и смотрел на Олбури, пока он не опустил глаза. Тогда я сказал:
— Слишком ты много говорил, сынок. Слишком старался, черт побери, раскрыть мне всю свою жизнь. Все вы такие, преступнички-любители. Чересчур нажимаете на откровенность.
Он разглядывал свои руки. Я выпалил из следующего ствола:
— Ты же знаешь, что все это правда. Если ты успел положить револьвер на место, значит, ты уже на крючке — не сорвешься. Наши акулы баллистики позаботятся об этом. Если не успел, я тебя все равно накрою. Ну, ладно. Не мне говорить, есть у тебя шанс или нет. Сам знаешь. Пойми, Нунан шьет это дело Шепоту Талеру. Гарантировать обвинительный приговор он не может, но подстроено все надежно. Если же Талера убьют при сопротивлении аресту, шеф тут ни при чем. Он спит и видит, как бы убить Талера. Шепот всю ночь скрывался от полиции в своем заведении на Кинг-стрит. Он и сейчас скрывается — если до него еще не добрались. Как только первый же фараон его застукает — Талеру каюк. Если ты думаешь, что сможешь выпутаться на суде, если хочешь, чтобы из за тебя судили другого человека, дело твое. Но ты ведь знаешь, когда револьвер найдут, у тебя не будет шансов. Так дай шанс выпутаться Талеру.
— Я бы… — Голос у Олбури звучал как у старика. Он оторвал взгляд от своих рук, увидел Дриттона, сказал еще раз: — Я бы… — и замолчал.
— Где револьвер? — спросил я.
— В ящике у Харпера, — ответил он.
Я хмуро глянул на кассира и попросил:
— Принесите, пожалуйста.
Он вышел, явно радуясь, что может уйти.
— Я не хотел его убивать, — сказал юноша. — Кажется, не хотел.
Я кивнул, пытаясь изобразить на лице суровое сочувствие.
— Кажется, я не хотел его убивать, — повторил он, — хотя и взял с собой револьвер. Вы были правы насчет того, что Дина свела меня с ума. В некоторые дни мне было особенно скверно. Уилсон принес чек в плохой день. Я только о том и думал, что потерял ее, потому что у меня не было денег. А он поехал к ней с пятью тысячами. Все дело в том чеке, понимаете? Я ведь знал, что она с Талером… ну, в общем, понятно. Если бы я узнал, что она была и с Уилсоном, но не увидел этого человека, я ничего не сделал бы, клянусь вам. Но я увидел чек — а сам все думал, что я ее потерял, потому как у меня кончились деньги. В тот вечер я следил за ее домом и видел, как вошел Уилсон. Я боялся что-нибудь натворить, потому что день был плохой, а в кармане у меня лежал револьвер. Честное слово, поначалу я ничего не хотел. Мне было страшно. Я мог думать только о чеке и о том, как я потерял Дину. Я знал, что у Уилсона ревнивая жена, это все знали, и решил, что, если позвонить ей и сказать… Не могу объяснить, почему мне это пришло в голову, только я пошел в магазин за углом и позвонил ей. Потом позвонил Талеру. Я хотел, чтобы они приехали. Если бы я вспомнил еще про кого-нибудь, кто имел отношение к Дине и к Уилсону, я бы им тоже позвонил. Потом я вернулся и стал снова следить за домом Дины. Приехала миссис Уилсон, за ней Талер, и оба тоже начали наблюдать за домом. Я обрадовался. При них мне было не так боязно, что я что-нибудь сделаю. Потом вышел Уилсон. Я посмотрел на машину миссис Уилсон и на парадное, где был Талер. Никаких признаков движения, а Уилсон уходил! Тогда я понял, зачем эти двое были мне нужны. Я надеялся, что они сами что-нибудь предпримут — вместо меня. Но они ничего не делали, а он уходил. Если бы кто-то из них подошел к Уилсону, заговорил или хотя бы двинулся за ним вслед, я бы ничего не сделал. Но они не тронулись с места. Я помню, как вынул револьвер из кармана. В глазах у меня все расплывалось, как будто от слез. Может быть, я и вправду плакал. Я не помню, как выстрелил… то есть не помню, чтобы сознательно прицелился и спустил курок, но помню громкие хлопки. И вдруг я понял, что это стреляет револьвер, который я держу в руке. Не знаю, что было с Уилсоном, упал он или нет. Я бросился бежать. Когда пришел домой, вычистил и перезарядил револьвер. А наутро положил его обратно в ящик кассира.
Парня вместе с револьвером я повез в муниципалитет. По дороге я извинился перед Олбури за удар ниже пояса, который нанес, когда его раскалывал.
— Мне нужно было пронять тебя до самого нутра, — пояснил я. — Ты так говорил об этой женщине, что мне стало ясно — ты хороший актер, тупой долбежкой тебя не расколешь.
Он поморщился и медленно произнес:
— Я не все время притворялся. Когда я оказался в опасности, перед угрозой виселицы, Дина… она перестала для меня так много значить. Я не мог… я и теперь не могу… понять до конца, почему я это сделал. Вы понимаете, что я хочу сказать? Все это как-то глупо… и дешево. Вообще все, с самого начала.
Я не нашел что сказать и пробормотал какую-то ерунду, вроде того, что, мол, в жизни всякое бывает.
В кабинете Нунана мы застали одного из участников ночного штурма — это был краснолицый полицейский чин, звали его Биддл. Когда он меня увидел, его серые глаза вылезли из орбит — их распирало от любопытства, — но о событиях на Кинг-стрит он расспрашивать не стал.
Биддл вызвал из прокуратуры молодого юриста по фамилии Дарт. Пока Олбури повторял свой рассказ Биддлу, Дарту и стенографисту, прибыл шеф полиции, который, казалось, только что вылез из постели.
— Радвас видеть, ей-Богу, — сказал Нунан, одновременно тряся мне руку и похлопывая по спине. — Ну и попали вы вчера в передрягу! Вот сволочи! Я уж точно думал, что вам каюк, но тут мы вышибли двери и увидели, что там пусто. Скажите, как этим сукиным детям удалось смыться?
— Двое ваших людей выпустили их через заднюю дверь, провели сквозь дом напротив и отправили восвояси в полицейской машине. Меня они забрали с собой, так что я не мог вам сообщить.
— Моих людей? — спросил он без особого удивления. — Ну-ну. А как они выглядели?
Я описал обоих.
— Шор и Райордан, — сказал он. — Так я и знал. Ну, а это что такое? — Он указал жирным подбородком на Олбури.
Я быстро объяснил, пока тот продолжал диктовать свое признание. Шеф хмыкнул и сказал:
— Ну-ну. Зря я обидел Шепота. Надо найти его и уладить дело. Так это вы раскололи парня? Замечательно. Поздравляю и благодарю. — Он снова стал трясти мне руку. — Вы от нас еще не уезжаете?
— Пока нет.
— Это замечательно, — заверил он меня.
Я отправился завтракать. Потом позволил себе роскошь побриться и постричься, послал в агентство телеграмму с просьбой прислать Дика Фоли и Мики Лайнена в Отервилл, зашел к себе переодеться и направился к дому своего клиента.
Старик Илайхью, закутанный в одеяло, сидел в кресле у окна. Он подал мне пухлую руку и поблагодарил за то, что я поймал убийцу его сына.
Я ответил что-то приличествующее случаю. Я не спросил его, откуда он узнал эту новость.
— Чек, который я дал вам вчера, — сказал он, — считайте платой за свою работу.
— За эту работу я получил чек от вашего сына. Суммы хватит с лихвой.
— Тогда пусть мой будет премией.
— У «Континентал» есть правило — не принимать премий и вознаграждений, — сказал я.
Его лицо начало краснеть.
— Черт бы вас…
— Вы не забыли, что выписали свой чек на расследование преступности и коррупции в Отервилле? — спросил я.
— Это была глупость, — фыркнул он. — Мы вчера разволновались. Все отменяется.
— Для меня — нет.
Он изверг из себя множество неприличных выражений, закончив словами:
— Это мои деньги и я не собираюсь выбрасывать их на всякую чушь. Если не хотите брать за работу, отдайте деньги обратно.
— Хватит на меня орать, — сказал я. — По уговору я должен почистить ваш город как следует, и я это сделаю. Теперь вы знаете, что вашего сына убил Олбури, а не ваши дружки. Они, в свою очередь, знают, что Талер не хотел вместе с вами их обжулить. Ваш сын в могиле, а дружкам вы уже пообещали, что газеты больше не будут выносить сор из избы. Все снова тихо и мирно. Да только я предвидел, что так оно и случится. Поэтому я вас повязал. Вы повязаны. Чек заверен, приостановить выплату вам не удастся. Ваше письмо, конечно, не имеет силы договора, но, чтобы это доказать, придется обратиться в суд. Вам нужна такая реклама? Пожалуйста, я обеспечу ее в избытке. И еще. Вчера ночью ваш толстый шеф полиции пытался меня убить. Мне это не нравится. Я человек нервный, могу и рассердиться. Теперь моя очередь развлекаться. На развлечения у меня есть ваши десять тысяч. Они пойдут на то, чтобы распотрошить Отравилл от адамова яблока до пяток. Я позабочусь, чтобы вы получали мои отчеты регулярно. Надеюсь, они доставят вам удовольствие.
И я вышел из дома, окутанный его проклятиями.
Я переместил часть виски из фляжки себе в желудок и лег в постель вместе с револьвером и чеком старика Илайхью на десять тысяч.
В десять я оделся, отправился в Первый Национальный банк, нашел Олбури и попросил заверить мне чек Уилсона. Он заставил меня немножко подождать. Наверное, звонил старику домой, чтобы выяснить, все ли в порядке с чеком, и в конце концов принес его обратно со всеми нужными закорючками.
Я раздобыл конверт, вложил туда чек и письмо старика, написал адрес агентства в Сан-Франциско, наклеил марку, вышел на улицу и опустил конверт в ящик на углу. Потом вернулся в банк и сказал Олбури:
— Теперь расскажите, почему вы его убили.
Он улыбнулся и спросил:
— Серенького козлика или президента Линкольна?
— Не хотите сразу признаться, что убили Дональда Уилсона?
— Жаль вас огорчать, — ответил он, по-прежнему улыбаясь, — но предпочел бы не делать никаких признаний.
— Обидно, — расстроился я. — Здесь долго не постоишь, не поспоришь — помешают. Это что за толстый очкарик сюда движется?
Лицо юноши порозовело. Он сказал:
— Мистер Дриттон, кассир.
— Познакомьте нас.
Олбури неохотно окликнул кассира. Дриттон — солидный человек с гладким розовым лицом, венчиком седых волос вокруг розовой лысины и в пенсне на носу — подошел к нам.
Помощник кассира промямлил нужные слова. Я пожал Дриттону руку, не спуская с парня глаз.
— Я вот говорю, — обратился я к Дриттону, — что нам нужно укромное место для беседы. Мне, наверное, придется поработать с ним, пока не сознается, а я не хочу, чтобы весь банк слышал, как я на него ору.
— Пока не сознается? — Кассир облизал губы.
— Конечно. — Я говорил любезно и вкрадчиво, подражая Нунану. — Вы разве не знаете, что Олбури убил Дональда Уилсона?
На эту идиотскую шутку кассир ответил вежливой улыбкой. Затем взглянул на помощника, и в глазах у него забрезжило недоумение. Юноша стоял красный как рак, и ухмылка, которая свела ему рот, выглядела жутковато.
Дриттон прочистил горло и дружелюбно сказал:
— Прекрасное сегодня утро. Замечательная стоит погода.
— Так есть у вас комната, где можно поговорить? — не отставал я.
Дриттон нервно подпрыгнул и осведомился у юноши:
— Что… что это значит?
Олбури произнес нечто абсолютно неразборчивое.
Я добавил:
— Если нету, придется везти его в муниципалитет.
Дриттон поймал пенсне, слетевшее у него с носа, водрузил его на место и сказал:
— Пройдите сюда.
Мы последовали за ним через вестибюль, прошли по коридору и очутились в кабинете с табличкой «Президент» на двери — резиденции старика Илайхью. Там никого не было.
Я сел и указал Олбури на стул. Кассир переминался возле стола.
— Итак, объяснитесь, сэр, — потребовал он.
— Всему свой черед, — сказал я ему и повернулся к юноше. — Вы бывший дружок Дины, и она выставила вас за дверь. Из всех близких к ней людей только вы могли знать о заверенном чеке и успеть позвонить миссис Уилсон и Талеру. Уилсона застрелили из револьвера калибра 8, 13. В банках любят это калибр. Может быть, вы взяли револьвер не из банка, но я думаю, что отсюда. Если вы еще не положили его обратно, то одного револьвера здесь будет не хватать. В любом случае, я посажу эксперта со всеми его микроскопами и микрометрами сравнивать пули, выпущенные в Уилсона, с теми, которые он выпустит из всех банковских револьверов.
Юноша спокойно смотрел на меня и ничего не отвечал. Он опять взял себя в руки. Это не годилось. Нужно было ударить побольнее. Я сказал:
— Вы же с ума сходили по этой женщине. Вы мне признались, что если бы она захотела, вы бы…
— Не надо… пожалуйста! — вскрикнул он. Лицо у него опять залилось краской.
Я заставил себя растянуть рот в улыбке и смотрел на Олбури, пока он не опустил глаза. Тогда я сказал:
— Слишком ты много говорил, сынок. Слишком старался, черт побери, раскрыть мне всю свою жизнь. Все вы такие, преступнички-любители. Чересчур нажимаете на откровенность.
Он разглядывал свои руки. Я выпалил из следующего ствола:
— Ты же знаешь, что все это правда. Если ты успел положить револьвер на место, значит, ты уже на крючке — не сорвешься. Наши акулы баллистики позаботятся об этом. Если не успел, я тебя все равно накрою. Ну, ладно. Не мне говорить, есть у тебя шанс или нет. Сам знаешь. Пойми, Нунан шьет это дело Шепоту Талеру. Гарантировать обвинительный приговор он не может, но подстроено все надежно. Если же Талера убьют при сопротивлении аресту, шеф тут ни при чем. Он спит и видит, как бы убить Талера. Шепот всю ночь скрывался от полиции в своем заведении на Кинг-стрит. Он и сейчас скрывается — если до него еще не добрались. Как только первый же фараон его застукает — Талеру каюк. Если ты думаешь, что сможешь выпутаться на суде, если хочешь, чтобы из за тебя судили другого человека, дело твое. Но ты ведь знаешь, когда револьвер найдут, у тебя не будет шансов. Так дай шанс выпутаться Талеру.
— Я бы… — Голос у Олбури звучал как у старика. Он оторвал взгляд от своих рук, увидел Дриттона, сказал еще раз: — Я бы… — и замолчал.
— Где револьвер? — спросил я.
— В ящике у Харпера, — ответил он.
Я хмуро глянул на кассира и попросил:
— Принесите, пожалуйста.
Он вышел, явно радуясь, что может уйти.
— Я не хотел его убивать, — сказал юноша. — Кажется, не хотел.
Я кивнул, пытаясь изобразить на лице суровое сочувствие.
— Кажется, я не хотел его убивать, — повторил он, — хотя и взял с собой револьвер. Вы были правы насчет того, что Дина свела меня с ума. В некоторые дни мне было особенно скверно. Уилсон принес чек в плохой день. Я только о том и думал, что потерял ее, потому что у меня не было денег. А он поехал к ней с пятью тысячами. Все дело в том чеке, понимаете? Я ведь знал, что она с Талером… ну, в общем, понятно. Если бы я узнал, что она была и с Уилсоном, но не увидел этого человека, я ничего не сделал бы, клянусь вам. Но я увидел чек — а сам все думал, что я ее потерял, потому как у меня кончились деньги. В тот вечер я следил за ее домом и видел, как вошел Уилсон. Я боялся что-нибудь натворить, потому что день был плохой, а в кармане у меня лежал револьвер. Честное слово, поначалу я ничего не хотел. Мне было страшно. Я мог думать только о чеке и о том, как я потерял Дину. Я знал, что у Уилсона ревнивая жена, это все знали, и решил, что, если позвонить ей и сказать… Не могу объяснить, почему мне это пришло в голову, только я пошел в магазин за углом и позвонил ей. Потом позвонил Талеру. Я хотел, чтобы они приехали. Если бы я вспомнил еще про кого-нибудь, кто имел отношение к Дине и к Уилсону, я бы им тоже позвонил. Потом я вернулся и стал снова следить за домом Дины. Приехала миссис Уилсон, за ней Талер, и оба тоже начали наблюдать за домом. Я обрадовался. При них мне было не так боязно, что я что-нибудь сделаю. Потом вышел Уилсон. Я посмотрел на машину миссис Уилсон и на парадное, где был Талер. Никаких признаков движения, а Уилсон уходил! Тогда я понял, зачем эти двое были мне нужны. Я надеялся, что они сами что-нибудь предпримут — вместо меня. Но они ничего не делали, а он уходил. Если бы кто-то из них подошел к Уилсону, заговорил или хотя бы двинулся за ним вслед, я бы ничего не сделал. Но они не тронулись с места. Я помню, как вынул револьвер из кармана. В глазах у меня все расплывалось, как будто от слез. Может быть, я и вправду плакал. Я не помню, как выстрелил… то есть не помню, чтобы сознательно прицелился и спустил курок, но помню громкие хлопки. И вдруг я понял, что это стреляет револьвер, который я держу в руке. Не знаю, что было с Уилсоном, упал он или нет. Я бросился бежать. Когда пришел домой, вычистил и перезарядил револьвер. А наутро положил его обратно в ящик кассира.
Парня вместе с револьвером я повез в муниципалитет. По дороге я извинился перед Олбури за удар ниже пояса, который нанес, когда его раскалывал.
— Мне нужно было пронять тебя до самого нутра, — пояснил я. — Ты так говорил об этой женщине, что мне стало ясно — ты хороший актер, тупой долбежкой тебя не расколешь.
Он поморщился и медленно произнес:
— Я не все время притворялся. Когда я оказался в опасности, перед угрозой виселицы, Дина… она перестала для меня так много значить. Я не мог… я и теперь не могу… понять до конца, почему я это сделал. Вы понимаете, что я хочу сказать? Все это как-то глупо… и дешево. Вообще все, с самого начала.
Я не нашел что сказать и пробормотал какую-то ерунду, вроде того, что, мол, в жизни всякое бывает.
В кабинете Нунана мы застали одного из участников ночного штурма — это был краснолицый полицейский чин, звали его Биддл. Когда он меня увидел, его серые глаза вылезли из орбит — их распирало от любопытства, — но о событиях на Кинг-стрит он расспрашивать не стал.
Биддл вызвал из прокуратуры молодого юриста по фамилии Дарт. Пока Олбури повторял свой рассказ Биддлу, Дарту и стенографисту, прибыл шеф полиции, который, казалось, только что вылез из постели.
— Радвас видеть, ей-Богу, — сказал Нунан, одновременно тряся мне руку и похлопывая по спине. — Ну и попали вы вчера в передрягу! Вот сволочи! Я уж точно думал, что вам каюк, но тут мы вышибли двери и увидели, что там пусто. Скажите, как этим сукиным детям удалось смыться?
— Двое ваших людей выпустили их через заднюю дверь, провели сквозь дом напротив и отправили восвояси в полицейской машине. Меня они забрали с собой, так что я не мог вам сообщить.
— Моих людей? — спросил он без особого удивления. — Ну-ну. А как они выглядели?
Я описал обоих.
— Шор и Райордан, — сказал он. — Так я и знал. Ну, а это что такое? — Он указал жирным подбородком на Олбури.
Я быстро объяснил, пока тот продолжал диктовать свое признание. Шеф хмыкнул и сказал:
— Ну-ну. Зря я обидел Шепота. Надо найти его и уладить дело. Так это вы раскололи парня? Замечательно. Поздравляю и благодарю. — Он снова стал трясти мне руку. — Вы от нас еще не уезжаете?
— Пока нет.
— Это замечательно, — заверил он меня.
Я отправился завтракать. Потом позволил себе роскошь побриться и постричься, послал в агентство телеграмму с просьбой прислать Дика Фоли и Мики Лайнена в Отервилл, зашел к себе переодеться и направился к дому своего клиента.
Старик Илайхью, закутанный в одеяло, сидел в кресле у окна. Он подал мне пухлую руку и поблагодарил за то, что я поймал убийцу его сына.
Я ответил что-то приличествующее случаю. Я не спросил его, откуда он узнал эту новость.
— Чек, который я дал вам вчера, — сказал он, — считайте платой за свою работу.
— За эту работу я получил чек от вашего сына. Суммы хватит с лихвой.
— Тогда пусть мой будет премией.
— У «Континентал» есть правило — не принимать премий и вознаграждений, — сказал я.
Его лицо начало краснеть.
— Черт бы вас…
— Вы не забыли, что выписали свой чек на расследование преступности и коррупции в Отервилле? — спросил я.
— Это была глупость, — фыркнул он. — Мы вчера разволновались. Все отменяется.
— Для меня — нет.
Он изверг из себя множество неприличных выражений, закончив словами:
— Это мои деньги и я не собираюсь выбрасывать их на всякую чушь. Если не хотите брать за работу, отдайте деньги обратно.
— Хватит на меня орать, — сказал я. — По уговору я должен почистить ваш город как следует, и я это сделаю. Теперь вы знаете, что вашего сына убил Олбури, а не ваши дружки. Они, в свою очередь, знают, что Талер не хотел вместе с вами их обжулить. Ваш сын в могиле, а дружкам вы уже пообещали, что газеты больше не будут выносить сор из избы. Все снова тихо и мирно. Да только я предвидел, что так оно и случится. Поэтому я вас повязал. Вы повязаны. Чек заверен, приостановить выплату вам не удастся. Ваше письмо, конечно, не имеет силы договора, но, чтобы это доказать, придется обратиться в суд. Вам нужна такая реклама? Пожалуйста, я обеспечу ее в избытке. И еще. Вчера ночью ваш толстый шеф полиции пытался меня убить. Мне это не нравится. Я человек нервный, могу и рассердиться. Теперь моя очередь развлекаться. На развлечения у меня есть ваши десять тысяч. Они пойдут на то, чтобы распотрошить Отравилл от адамова яблока до пяток. Я позабочусь, чтобы вы получали мои отчеты регулярно. Надеюсь, они доставят вам удовольствие.
И я вышел из дома, окутанный его проклятиями.
8. Ставка на Малыша Êупера
Чуть ли не весь день я посвятил составлению отчетов за трое суток по делу Дональда Уилсона. Потом посидел просто так, покуривая сигареты и размышляя насчет Илайхью Уилсона. Настало время ужина.
Я спустился в ресторан при гостинице и только-только принял решение в пользу бифштекса с грибами, как меня позвали к телефону.
Посыльный провел меня к будке в вестибюле. Из трубки раздался ленивый голос Дины Бранд:
— Макс хочет вас видеть. Можете заскочить вечером?
— К вам?
— Да.
Я обещал заскочить и вернулся к столу и своему ужину. Потом поднялся к себе на пятый этаж. Отпер дверь, вошел, щелкнул выключателем.
Пуля поцеловала дверной косяк рядом с моей башкой.
Следующая серия пуль пробила много дырочек в двери, косяке и стене, но к тому времени я уже унес свою башку в безопасный угол, сбоку от окна.
Я знал, что напротив гостиницы стоит четырехэтажное конторское здание, крыша которого чуть выше моего окна. На крыше сейчас было темно, у меня — светло. Выглядывать при таких условиях прямого смысла не имело.
Я огляделся, соображая, чем швырнуть в плафон. Нашел Библию и запустил ею. Лампочка разлетелась вдребезги, даровав мне темноту.
Стрельба прекратилась.
Я подполз к подоконнику и, стоя на коленях, глянул одним глазом в нижний угол окна. В темноте на крыше напротив ничего нельзя было рассмотреть, к тому же снизу я не мог заглянуть за парапет. Десять минут этого одноглазого наблюдения не дали мне ничего, кроме затекшей шеи.
Я добрался до телефона и попросил девушку на коммутаторе прислать ко мне гостиничного детектива.
Явился статный седоусый человек с выпуклым недоразвитым лбом младенца. Чтобы лоб был хорошо виден, он носил на затылке шляпу на несколько размеров меньше, чем надо. Звали его Кивер. Он сразу слишком уж заволновался насчет стрельбы.
Пришел управляющий, полный человек, безукоризненно владеющий своим лицом, голосом и поведением. Этот совсем не заволновался. Он отнесся к происшествию как уличный факир, у которого во время фокуса полетела вся механика («Это невероятно, но, я уверен, ничего серьезного»).
Мы рискнули дать свет, ввернув новую лампочку, и пересчитали дырки от пуль. Их было десять.
Полиция пришла, ушла и вернулась, чтобы доложить: никаких следов обнаружить не удалось. Позвонил Нунан. Он поговорил с сержантом, начальником полицейского патруля, и, наконец, со мной.
— Мне только что доложили о стрельбе, — сказал шеф. — Кто же это, по-вашему, за вами охотится?
— Ума не приложу, — соврал я.
— Вас совсем не задело?
— Нет.
— Вот это замечательно, — сердечно сказал он. — Голову даю на отсечение, мы прищучим этого умника, кто бы он ни был. Хотите, я оставлю у вас пару своих ребят, чтобы больше не было происшествий?
— Нет, спасибо.
— А то оставлю, если хотите, — поднажал он.
— Нет, спасибо.
Он заставил меня пообещать, что я навещу его, как только смогу; заявил, что полиция Отервилла в моем распоряжении; дал понять, что, если со мной что-то случится, вся его жизнь будет разбита… в конце концов я от него отделался.
Полиция удалилась. Мои вещи перенесли в другую комнату, куда пулям залететь было труднее. Я переоделся и двинулся на Харрикейн-стрит, на встречу с безголосым игроком.
Дверь мне открыла Дина Бранд. На этот раз ее большой сочный рот был намазан ровно, но каштановые волосы по-прежнему нуждались в стрижке, пробор шел зигзагом, а на подоле оранжевого шелкового платья виднелись пятна.
— Значит, вы еще живы, — сказала она. — Похоже, это надолго. Заходите.
Мы вошли в ее захламленную гостиную. Дэн Ролф с Максом Талером играли в карты. Ролф кивнул. Талер встал, пожал мне руку и сказал хриплым шепотом:
— Говорят, ты объявил Отравиллу войну.
— Я не виноват. У меня есть клиент, который хочет, чтобы городок проветрили.
— Хотел, а не хочет, — поправил он, когда мы сели. — Может, плюнешь на это дело?
Я произнес речь:
— Нет. Мне не нравится, как Отравилл со мной обошелся. Теперь у меня есть шанс, и я собираюсь сквитаться. Я так понял, что ваш клуб опять в полном сборе, все друг другу братья и кто старое помянет, тому… В общем, ясно. Вы хотите, чтобы вас оставили в покое. Было время, когда я хотел того же. Если бы мое желание исполнилось, я бы сейчас, возможно, был уже на пути к Сан-Франциско. Но оно не исполнилось. Особенно ему помешал исполниться этот жирный Нунан. За два дня он дважды покушался на мой скальп. Это многовато. Теперь моя очередь его пощипать. Отравилл созрел для жатвы. Эта работа мне по душе, и я ею займусь.
— Занимайся, пока жив, — заметил игрок.
— Верно, — согласился я. — Сегодня утром я читал в газете, как человек подавился и умер, когда ел в постели эклер.
— Хорошая смерть, — сказала Дина Бранд, раскинув в кресле свое крупное тело. — Только в сегодняшних газетах этого не было.
Она закурила и швырнула спичку с глаз подальше, под кушетку. Чахоточный собрал карты и бесцельно тасовал их.
Талер хмуро взглянул на меня и сказал:
— Уилсон оставляет тебе в подарок десять косых. Унялся бы ты на этом.
— У меня плохой характер. Покушения на мою жизнь меня раздражают.
— Сыграешь в ящик, вот и все. Я против тебя ничего не имею, ты не дал Нунану меня накрыть. Поэтому я тебе и говорю — брось все и возвращайся во Фриско.
— И я против тебя ничего не имею, — сказал я. — Поэтому я тебе и говорю — отколись от них. Они продали тебя однажды, и рано или поздно это повторится. Кроме того, их карта бита. Так что смывайся, пока не поздно.
— Я слишком крепко с ними повязан, — ответил он. — И я могу за себя постоять.
— Возможно. Но ты знаешь, что здешняя кормушка скоро прикроется. Вы уже сняли сливки, теперь пора отчаливать.
Он покачал головой и сказал:
— Ты, на мой взгляд, крепкий малый. Но будь я проклят, если тебя хватит на то, чтобы развалить эту шарагу. Они слишком крепко держатся друг за друга. Если бы я верил, что ты их прихлопнешь, я поставил бы на тебя. Ты знаешь, как я люблю Нунана. Но у тебя ничего не выйдет. Плюнь на это.
— Нет, я буду держаться до последнего цента уилсоновых десяти тысяч.
— Я тебе говорил, что он упрям, как черт, и ничего не слушает, — сказала зевнув Дина Бранд. — Дэн, поройся там в мусоре, найди что-нибудь выпить.
Чахоточный встал из-за стола и вышел. Талер пожал плечами:
— Ну, как хочешь. Тебе виднее, что делать. Пойдешь завтра вечером на бокс?
Я сказал, что, наверное, пойду. Вошел Дэн Ролф с джином и всем, что к нему полагается. Мы выпили по паре стаканчиков на брата. Заговорили о боксе. На тему «агентство „Континентал“ против Отравилла» больше разговоров не было. Игрок, по-видимому, умыл руки, но и не злился на мое упрямство. Он даже дал мне честный, судя по всему, совет насчет бокса.
— Уж если заключать пари на главный бой, — сказал он, — то неплохо помнить, что Малыш Купер скорее всего нокаутирует Айка Буша в шестом раунде.
Казалось, он знал, что говорит, да и для остальных его сообщение вроде бы не было новостью.
Я ушел вскоре после одиннадцати и без происшествий прибыл в гостиницу.
Я спустился в ресторан при гостинице и только-только принял решение в пользу бифштекса с грибами, как меня позвали к телефону.
Посыльный провел меня к будке в вестибюле. Из трубки раздался ленивый голос Дины Бранд:
— Макс хочет вас видеть. Можете заскочить вечером?
— К вам?
— Да.
Я обещал заскочить и вернулся к столу и своему ужину. Потом поднялся к себе на пятый этаж. Отпер дверь, вошел, щелкнул выключателем.
Пуля поцеловала дверной косяк рядом с моей башкой.
Следующая серия пуль пробила много дырочек в двери, косяке и стене, но к тому времени я уже унес свою башку в безопасный угол, сбоку от окна.
Я знал, что напротив гостиницы стоит четырехэтажное конторское здание, крыша которого чуть выше моего окна. На крыше сейчас было темно, у меня — светло. Выглядывать при таких условиях прямого смысла не имело.
Я огляделся, соображая, чем швырнуть в плафон. Нашел Библию и запустил ею. Лампочка разлетелась вдребезги, даровав мне темноту.
Стрельба прекратилась.
Я подполз к подоконнику и, стоя на коленях, глянул одним глазом в нижний угол окна. В темноте на крыше напротив ничего нельзя было рассмотреть, к тому же снизу я не мог заглянуть за парапет. Десять минут этого одноглазого наблюдения не дали мне ничего, кроме затекшей шеи.
Я добрался до телефона и попросил девушку на коммутаторе прислать ко мне гостиничного детектива.
Явился статный седоусый человек с выпуклым недоразвитым лбом младенца. Чтобы лоб был хорошо виден, он носил на затылке шляпу на несколько размеров меньше, чем надо. Звали его Кивер. Он сразу слишком уж заволновался насчет стрельбы.
Пришел управляющий, полный человек, безукоризненно владеющий своим лицом, голосом и поведением. Этот совсем не заволновался. Он отнесся к происшествию как уличный факир, у которого во время фокуса полетела вся механика («Это невероятно, но, я уверен, ничего серьезного»).
Мы рискнули дать свет, ввернув новую лампочку, и пересчитали дырки от пуль. Их было десять.
Полиция пришла, ушла и вернулась, чтобы доложить: никаких следов обнаружить не удалось. Позвонил Нунан. Он поговорил с сержантом, начальником полицейского патруля, и, наконец, со мной.
— Мне только что доложили о стрельбе, — сказал шеф. — Кто же это, по-вашему, за вами охотится?
— Ума не приложу, — соврал я.
— Вас совсем не задело?
— Нет.
— Вот это замечательно, — сердечно сказал он. — Голову даю на отсечение, мы прищучим этого умника, кто бы он ни был. Хотите, я оставлю у вас пару своих ребят, чтобы больше не было происшествий?
— Нет, спасибо.
— А то оставлю, если хотите, — поднажал он.
— Нет, спасибо.
Он заставил меня пообещать, что я навещу его, как только смогу; заявил, что полиция Отервилла в моем распоряжении; дал понять, что, если со мной что-то случится, вся его жизнь будет разбита… в конце концов я от него отделался.
Полиция удалилась. Мои вещи перенесли в другую комнату, куда пулям залететь было труднее. Я переоделся и двинулся на Харрикейн-стрит, на встречу с безголосым игроком.
Дверь мне открыла Дина Бранд. На этот раз ее большой сочный рот был намазан ровно, но каштановые волосы по-прежнему нуждались в стрижке, пробор шел зигзагом, а на подоле оранжевого шелкового платья виднелись пятна.
— Значит, вы еще живы, — сказала она. — Похоже, это надолго. Заходите.
Мы вошли в ее захламленную гостиную. Дэн Ролф с Максом Талером играли в карты. Ролф кивнул. Талер встал, пожал мне руку и сказал хриплым шепотом:
— Говорят, ты объявил Отравиллу войну.
— Я не виноват. У меня есть клиент, который хочет, чтобы городок проветрили.
— Хотел, а не хочет, — поправил он, когда мы сели. — Может, плюнешь на это дело?
Я произнес речь:
— Нет. Мне не нравится, как Отравилл со мной обошелся. Теперь у меня есть шанс, и я собираюсь сквитаться. Я так понял, что ваш клуб опять в полном сборе, все друг другу братья и кто старое помянет, тому… В общем, ясно. Вы хотите, чтобы вас оставили в покое. Было время, когда я хотел того же. Если бы мое желание исполнилось, я бы сейчас, возможно, был уже на пути к Сан-Франциско. Но оно не исполнилось. Особенно ему помешал исполниться этот жирный Нунан. За два дня он дважды покушался на мой скальп. Это многовато. Теперь моя очередь его пощипать. Отравилл созрел для жатвы. Эта работа мне по душе, и я ею займусь.
— Занимайся, пока жив, — заметил игрок.
— Верно, — согласился я. — Сегодня утром я читал в газете, как человек подавился и умер, когда ел в постели эклер.
— Хорошая смерть, — сказала Дина Бранд, раскинув в кресле свое крупное тело. — Только в сегодняшних газетах этого не было.
Она закурила и швырнула спичку с глаз подальше, под кушетку. Чахоточный собрал карты и бесцельно тасовал их.
Талер хмуро взглянул на меня и сказал:
— Уилсон оставляет тебе в подарок десять косых. Унялся бы ты на этом.
— У меня плохой характер. Покушения на мою жизнь меня раздражают.
— Сыграешь в ящик, вот и все. Я против тебя ничего не имею, ты не дал Нунану меня накрыть. Поэтому я тебе и говорю — брось все и возвращайся во Фриско.
— И я против тебя ничего не имею, — сказал я. — Поэтому я тебе и говорю — отколись от них. Они продали тебя однажды, и рано или поздно это повторится. Кроме того, их карта бита. Так что смывайся, пока не поздно.
— Я слишком крепко с ними повязан, — ответил он. — И я могу за себя постоять.
— Возможно. Но ты знаешь, что здешняя кормушка скоро прикроется. Вы уже сняли сливки, теперь пора отчаливать.
Он покачал головой и сказал:
— Ты, на мой взгляд, крепкий малый. Но будь я проклят, если тебя хватит на то, чтобы развалить эту шарагу. Они слишком крепко держатся друг за друга. Если бы я верил, что ты их прихлопнешь, я поставил бы на тебя. Ты знаешь, как я люблю Нунана. Но у тебя ничего не выйдет. Плюнь на это.
— Нет, я буду держаться до последнего цента уилсоновых десяти тысяч.
— Я тебе говорил, что он упрям, как черт, и ничего не слушает, — сказала зевнув Дина Бранд. — Дэн, поройся там в мусоре, найди что-нибудь выпить.
Чахоточный встал из-за стола и вышел. Талер пожал плечами:
— Ну, как хочешь. Тебе виднее, что делать. Пойдешь завтра вечером на бокс?
Я сказал, что, наверное, пойду. Вошел Дэн Ролф с джином и всем, что к нему полагается. Мы выпили по паре стаканчиков на брата. Заговорили о боксе. На тему «агентство „Континентал“ против Отравилла» больше разговоров не было. Игрок, по-видимому, умыл руки, но и не злился на мое упрямство. Он даже дал мне честный, судя по всему, совет насчет бокса.
— Уж если заключать пари на главный бой, — сказал он, — то неплохо помнить, что Малыш Купер скорее всего нокаутирует Айка Буша в шестом раунде.
Казалось, он знал, что говорит, да и для остальных его сообщение вроде бы не было новостью.
Я ушел вскоре после одиннадцати и без происшествий прибыл в гостиницу.
9. Черный нож
На следующее утро я проснулся с идеей. В Отервилле всего около сорока тысяч обитателей. Пустить здесь слух нетрудно. В десять часов я приступил к этой работе.
Я занимался этим в бильярдных, табачных лавках, подпольных кабаках, барах и прямо на улице — всюду, где обнаруживал хотя бы одного-двух праздношатающихся. Техника распространения была примерно такая:
— Спички не найдется? Спасибо… Идете сегодня на бокс? Я слышал, Айк Буш кувыркнется в шестом… Дело вроде верное: мне Шепот сказал. Да уж, все они такие…
Я занимался этим в бильярдных, табачных лавках, подпольных кабаках, барах и прямо на улице — всюду, где обнаруживал хотя бы одного-двух праздношатающихся. Техника распространения была примерно такая:
— Спички не найдется? Спасибо… Идете сегодня на бокс? Я слышал, Айк Буш кувыркнется в шестом… Дело вроде верное: мне Шепот сказал. Да уж, все они такие…