Она скорчила гримасу и поставила стакан туда, где по ее расчетам, был стол. Ошиблась она сантиметров на двадцать. Не помню, разбился ли стакан, долетев до пола, не могу сказать, что с ним было дальше. Но эта ее ошибка придала мне сил.
— И вообще, — зашел я с новой стороны, — я не уверен, что мне так уж нужны ваши воспоминания. Обойдусь и без них.
— Прекрасно, но не забывайте, что я последняя, кто видел Дона в живых, если не считать убийцы.
— Вот и нет, — сказал я. — Его жена видела, как он вышел, сделал несколько шагов и упал.
— Его жена!
— Угу. Она сидела в машине поблизости.
— Как она узнала, что Дон здесь?
— Говорит, что ей позвонил Талер и сказал, будто бы ее муж повез сюда чек.
— Разыгрываете, — сказала девушка. — Макс этого знать не мог.
— Я только передаю, что миссис Уилсон сказала нам с Нунаном.
Дина выплюнула на пол остатки лимонной корочки, пригладила рукой волосы, от чего они еще больше взлохматились, вытерла пальцами рот и хлопнула по столу.
— Ладно, мистер Всезнайка, — сказала она. — Начинаю игру на вашей стороне. Можете считать пока, что это вам обошлось даром, но я свое еще возьму. Думаете, не возьму? — Она вызывающе прищурилась и поглядела на меня так, словно я был на другом конце улицы.
Снова заводить дискуссию о деньгах не было времени, и я сказал:
— Надеюсь, что возьмете.
Кажется, я повторил это несколько раз, горячо и убежденно.
— Еще бы. Теперь слушайте. Вы пьяны, и я пьяна, и как раз настолько, чтобы все вам выложить. Такая уж я девушка. Если мне кто понравился, я все расскажу. Стоит только спросить. Ну, давайте, спрашивайте.
Что я и сделал:
— За что Уилсон дал вам пять тысяч долларов?
— Не «за что», а «отчего». От хорошего настроения. — Она откинулась назад, чтобы всласть посмеяться. Потом продолжила:
— Ну слушайте. Он выискивал какой-нибудь скандал, а у меня были факты. Заверенные заявления, свидетельства и всякое прочее, что я приберегла для обмена на живую монету. Уж я такая — выкраиваю мелочишку где только можно. В общем, у меня все это было припрятано. Когда Дональд начал охотиться за скальпами, я дала ему знать, что у меня есть кое-что на продажу, и позволила ему взглянуть на бумажки одним глазком, чтобы он понял — товар стоящий. Товар и правда был стоящий. Потом пошел разговор насчет цены. Он был не таким скрягой, как вы, — таких я в жизни еще не видала, — но сперва немножко заупрямился. Так что дело застопорилось. А вчера я решила поднажать. Позвонила ему и сказала, что у меня есть другой покупатель и, если товар ему нужен, пусть является вечером либо с пятью тысячами наличными, либо с заверенным чеком. Я ему, конечно, баки забивала, но он в таких делах плохо разбирался и заглотнул крючок.
— Почему в десять вечера? — спросил я.
— А почему нет? Нормальное время, не хуже любого другого. В таких переговорах главное — назначить точный час. Ах, да, вы хотите знать, почему наличными или заверенным чеком? Ладно, скажу. Все вам скажу, что хотите. Уж я такая. И всегда была такая.
Тут она задержалась минут на пять, объясняя мне в подробностях, какая она, и как она всегда была такая, и почему. Я поддакивал, пока не сумел вставить:
— Ладно, так зачем было заверять чек?
Она прикрыла один глаз, помахала пальцами у меня перед носом и ответила:
— Чтобы он не мог приостановить выплату. Потому что товар, который я продала, ему не годился. Хороший был товар. Слишком хороший. Если бы он опубликовал эти бумажки — его старик сел бы в кутузку со всеми остальными. Папаша Илайхью увяз бы глубже всех.
Я посмеялся с ней, пытаясь разогнать пары джина, клубившиеся у меня в голове.
— А кто бы еще погорел? — спросил я.
— Да все, будь они прокляты. — Она небрежно отмахнулась. — Макс, Лу Ярд, Пит, Нунан и Илайхью Уилсон — все, пропади они пропадом.
— Макс Талер знал, что происходит?
— Конечно нет. Знал только Дональд Уилсон.
— Это точно?
— Точнее некуда. Вы что думаете, я звонила на всех углах?
— А как вы считаете, кто теперь про это знает?
— Не интересуюсь, — сказала она. — Я просто хотела сыграть с ним шутку. Он не стал бы пускать в ход этот товар.
— А вам не кажется, что ребятки, секреты которых вы продали, не поймут ваших шуток? Нунан пытается пришить это убийство вам и Талеру. Значит, шеф полиции нашел ваши бумаги в кармане Дональда Уилсона. Эта компания и без того думала, что старик Илайхью при помощи сына хочет со всеми разделаться, верно?
— Так точно, сэр, — сказала она, — и тут я с ними согласна.
— Скорее всего, вы ошибаетесь, но это неважно. Если Нунан нашел в кармане у Дональда Уилсона ваш товар и узнал, что вы продавец, он, ясно, решил, что вы с дружком Талером переметнулись на сторону старика Илайхью.
— Он же понимает, что старик Илайхью на этом горит не меньше других.
— А что же все-таки вы продали Дональду?
— Три года назад они тут строили новое здание муниципалитета, — сказала она, — и никто из них при этом не обеднел. Если бумаги у Нунана, он сразу сообразит, что старик Илайхью на этом замазан, как все, а то и посерьезнее.
— Это не имеет значения. Он сразу решит, что старик задумал выпутаться в одиночку. Уж поверьте, сестренка, — Нунан и его дружки считают, что вы, Талер и Илайхью сговорились их утопить.
— Мне плевать, что они там считают, — упрямо заявила она. — Это была просто шутка. Я так задумала. Так оно и было.
— Вот и славно, — согласился я. — Значит, пойдете на виселицу с чистой совестью. Вы видели Талера после убийства?
— Нет. Но Макс не убивал Дональда, хотя и был поблизости.
— Почему?
— Много есть причин. Во-первых, Макс не стал бы делать этого своими руками. Он нашел бы кого-нибудь, а сам был бы далеко отсюда и с железным алиби. Во-вторых, у Макса револьвер калибра 9, 65 и тот, кому он поручил бы эту работу, стрелял бы из пушки не слабее. Что это за профессионал с калибром 8, 13?
— Тогда кто стрелял?
— Я вам рассказала все, что знаю, — пробормотала она. — И то слишком много.
Я встал:
— Нет, вы мне рассказали ровно столько, сколько надо.
— Вы что, уже знаете, кто его убил?
— Угу. Хотя надо уточнить еще кое-что, прежде чем я буду его брать.
— Кто это? Кто? — Она вскочила, внезапно почти протрезвев, и вцепилась мне в лацканы. — Скажите, кто.
— Потом.
Она отпустила лацканы, заложила руки за спину и расхохоталась мне в лицо.
— Ладно. Не хотите — не надо. А на досуге погадайте, сколько правды было в моей истории.
Я сказал:
— Сколько бы ни было — спасибо. За джин тоже. И если Макс Талер для вас что-нибудь значит, вы бы шепнули ему, что Нунан пытается его зацапать.
5. Старик Илайхью согласен поговорить толково
6. Заведение Шепота
— И вообще, — зашел я с новой стороны, — я не уверен, что мне так уж нужны ваши воспоминания. Обойдусь и без них.
— Прекрасно, но не забывайте, что я последняя, кто видел Дона в живых, если не считать убийцы.
— Вот и нет, — сказал я. — Его жена видела, как он вышел, сделал несколько шагов и упал.
— Его жена!
— Угу. Она сидела в машине поблизости.
— Как она узнала, что Дон здесь?
— Говорит, что ей позвонил Талер и сказал, будто бы ее муж повез сюда чек.
— Разыгрываете, — сказала девушка. — Макс этого знать не мог.
— Я только передаю, что миссис Уилсон сказала нам с Нунаном.
Дина выплюнула на пол остатки лимонной корочки, пригладила рукой волосы, от чего они еще больше взлохматились, вытерла пальцами рот и хлопнула по столу.
— Ладно, мистер Всезнайка, — сказала она. — Начинаю игру на вашей стороне. Можете считать пока, что это вам обошлось даром, но я свое еще возьму. Думаете, не возьму? — Она вызывающе прищурилась и поглядела на меня так, словно я был на другом конце улицы.
Снова заводить дискуссию о деньгах не было времени, и я сказал:
— Надеюсь, что возьмете.
Кажется, я повторил это несколько раз, горячо и убежденно.
— Еще бы. Теперь слушайте. Вы пьяны, и я пьяна, и как раз настолько, чтобы все вам выложить. Такая уж я девушка. Если мне кто понравился, я все расскажу. Стоит только спросить. Ну, давайте, спрашивайте.
Что я и сделал:
— За что Уилсон дал вам пять тысяч долларов?
— Не «за что», а «отчего». От хорошего настроения. — Она откинулась назад, чтобы всласть посмеяться. Потом продолжила:
— Ну слушайте. Он выискивал какой-нибудь скандал, а у меня были факты. Заверенные заявления, свидетельства и всякое прочее, что я приберегла для обмена на живую монету. Уж я такая — выкраиваю мелочишку где только можно. В общем, у меня все это было припрятано. Когда Дональд начал охотиться за скальпами, я дала ему знать, что у меня есть кое-что на продажу, и позволила ему взглянуть на бумажки одним глазком, чтобы он понял — товар стоящий. Товар и правда был стоящий. Потом пошел разговор насчет цены. Он был не таким скрягой, как вы, — таких я в жизни еще не видала, — но сперва немножко заупрямился. Так что дело застопорилось. А вчера я решила поднажать. Позвонила ему и сказала, что у меня есть другой покупатель и, если товар ему нужен, пусть является вечером либо с пятью тысячами наличными, либо с заверенным чеком. Я ему, конечно, баки забивала, но он в таких делах плохо разбирался и заглотнул крючок.
— Почему в десять вечера? — спросил я.
— А почему нет? Нормальное время, не хуже любого другого. В таких переговорах главное — назначить точный час. Ах, да, вы хотите знать, почему наличными или заверенным чеком? Ладно, скажу. Все вам скажу, что хотите. Уж я такая. И всегда была такая.
Тут она задержалась минут на пять, объясняя мне в подробностях, какая она, и как она всегда была такая, и почему. Я поддакивал, пока не сумел вставить:
— Ладно, так зачем было заверять чек?
Она прикрыла один глаз, помахала пальцами у меня перед носом и ответила:
— Чтобы он не мог приостановить выплату. Потому что товар, который я продала, ему не годился. Хороший был товар. Слишком хороший. Если бы он опубликовал эти бумажки — его старик сел бы в кутузку со всеми остальными. Папаша Илайхью увяз бы глубже всех.
Я посмеялся с ней, пытаясь разогнать пары джина, клубившиеся у меня в голове.
— А кто бы еще погорел? — спросил я.
— Да все, будь они прокляты. — Она небрежно отмахнулась. — Макс, Лу Ярд, Пит, Нунан и Илайхью Уилсон — все, пропади они пропадом.
— Макс Талер знал, что происходит?
— Конечно нет. Знал только Дональд Уилсон.
— Это точно?
— Точнее некуда. Вы что думаете, я звонила на всех углах?
— А как вы считаете, кто теперь про это знает?
— Не интересуюсь, — сказала она. — Я просто хотела сыграть с ним шутку. Он не стал бы пускать в ход этот товар.
— А вам не кажется, что ребятки, секреты которых вы продали, не поймут ваших шуток? Нунан пытается пришить это убийство вам и Талеру. Значит, шеф полиции нашел ваши бумаги в кармане Дональда Уилсона. Эта компания и без того думала, что старик Илайхью при помощи сына хочет со всеми разделаться, верно?
— Так точно, сэр, — сказала она, — и тут я с ними согласна.
— Скорее всего, вы ошибаетесь, но это неважно. Если Нунан нашел в кармане у Дональда Уилсона ваш товар и узнал, что вы продавец, он, ясно, решил, что вы с дружком Талером переметнулись на сторону старика Илайхью.
— Он же понимает, что старик Илайхью на этом горит не меньше других.
— А что же все-таки вы продали Дональду?
— Три года назад они тут строили новое здание муниципалитета, — сказала она, — и никто из них при этом не обеднел. Если бумаги у Нунана, он сразу сообразит, что старик Илайхью на этом замазан, как все, а то и посерьезнее.
— Это не имеет значения. Он сразу решит, что старик задумал выпутаться в одиночку. Уж поверьте, сестренка, — Нунан и его дружки считают, что вы, Талер и Илайхью сговорились их утопить.
— Мне плевать, что они там считают, — упрямо заявила она. — Это была просто шутка. Я так задумала. Так оно и было.
— Вот и славно, — согласился я. — Значит, пойдете на виселицу с чистой совестью. Вы видели Талера после убийства?
— Нет. Но Макс не убивал Дональда, хотя и был поблизости.
— Почему?
— Много есть причин. Во-первых, Макс не стал бы делать этого своими руками. Он нашел бы кого-нибудь, а сам был бы далеко отсюда и с железным алиби. Во-вторых, у Макса револьвер калибра 9, 65 и тот, кому он поручил бы эту работу, стрелял бы из пушки не слабее. Что это за профессионал с калибром 8, 13?
— Тогда кто стрелял?
— Я вам рассказала все, что знаю, — пробормотала она. — И то слишком много.
Я встал:
— Нет, вы мне рассказали ровно столько, сколько надо.
— Вы что, уже знаете, кто его убил?
— Угу. Хотя надо уточнить еще кое-что, прежде чем я буду его брать.
— Кто это? Кто? — Она вскочила, внезапно почти протрезвев, и вцепилась мне в лацканы. — Скажите, кто.
— Потом.
Она отпустила лацканы, заложила руки за спину и расхохоталась мне в лицо.
— Ладно. Не хотите — не надо. А на досуге погадайте, сколько правды было в моей истории.
Я сказал:
— Сколько бы ни было — спасибо. За джин тоже. И если Макс Талер для вас что-нибудь значит, вы бы шепнули ему, что Нунан пытается его зацапать.
5. Старик Илайхью согласен поговорить толково
Было почти полтретьего ночи, когда я добрался до гостиницы. Вместе, с ключом ночной дежурный передал мне записку с просьбой позвонить по номеру Тополь 605. Я знал этот номер. Это был телефон Илайхью Уилсона.
— Когда звонили? — спросил я дежурного.
— Около часу ночи.
Похоже было, что дело срочное. Я вошел в будку и набрал номер. Секретарь старика попросил меня немедленно приехать. Я обещал поторопиться, сказал дежурному, чтобы он вызвал мне такси, и поднялся к себе глотнуть виски.
Лучше было бы, конечно, ехать трезвым, но это все равно было исключено. Раз уж меня ожидала новая работа, я не хотел бы приступать к ней, если спиртное у меня в желудке при последнем издыхании. Стаканчик меня взбодрил. Я налил про запас во фляжку, сунул ее в карман и спустился в такси.
Дом Илайхью Уилсона был освещен сверху донизу. Не успел я притронуться к звонку, как секретарь открыл дверь. Он трясся всем тощим телом под голубой пижамой и синим халатом. Худое лицо его пылало от возбуждения.
— Скорее! — сказал он. — Мистер Уилсон вас ждет. И, пожалуйста, уговорите его, чтобы он разрешил убрать тело.
Я пообещал уговорить и пошел за секретарем в спальню к старику.
Старик Илайхью был по-прежнему в постели, но теперь на одеяле, возле его пухлой руки, лежал черный автоматический пистолет.
Едва я появился, старик оторвал голову от подушек, выпрямился и гаркнул на меня:
— Есть у вас храбрость или одно только нахальство?
Лицо его было нездорового багрового цвета. Пленка с глаз исчезла. Они были жесткие и злобные.
Я подождал с ответом, разглядывая труп, распростертый на полу, между дверью и кроватью.
Невысокий коренастый человек в коричневом костюме лежал на спине, уставив в потолок мертвые глаза из-под козырька серой кепки. Выстрелом у него снесло кусок челюсти. Под задранным подбородком виднелся след второй пули, которая пробила галстук, воротничок и продырявила шею. Одна рука была подвернута, другая сжимала дубинку величиной с молочную бутылку. Вокруг было много крови.
Я перевел взгляд с этой некрасивой картинки на старика. Он глупо и злобно ухмылялся.
— Болтать вы мастер, — сказал он. — Это мне известно. На словах все вы горазды кулаками махать. А что у вас за душой? Храбрость или одно нахальство? Или все в болтовню ушло?
Урезонивать его не было смысла. Я нахмурился и напомнил:
— Я ведь просил меня не беспокоить, пока вы не захотите для разнообразия поговорить толково.
— Вот именно, мой мальчик. — В его голосе звучало дурацкое торжество. — Будем говорить толково. Мне нужен человек, который смог бы очистить отравиллский свинарник, выкурить отсюда крыс, больших и малых. Это мужская работа. Вы мужчина?
— Не стоит ударяться в поэзию, — проворчал я. — Если у вас есть честная работенка по моей специальности и вы согласны прилично заплатить, может, я и возьмусь. Но все эти глупые слова насчет выкуривания крыс и очистки свинарников для меня пустой звук.
— Ладно. Я хочу, чтобы Отервилл был очищен от мошенников и взяточников. Так вам понятно?
— Сегодня утром вы этого не хотели, — заметил я. — Почему захотели теперь?
Он объяснил мне — громко, бурно и пространно, большей частью в непечатных выражениях. Общий смысл сводился к тому, что он построил Отервилл буквально по кирпичу, собственными руками, и намеревался оставить его в своем полном владении, а в противном случае — стереть с горного склона. Как ему посмели угрожать в его собственном городе?! Он их не трогал, но когда некоторые стали указывать ему, Илайхью Уилсону, что ему можно, а чего нельзя, он решил показать, кто есть кто. К концу речи он указал на труп и хвастливо произнес:
— Теперь увидят, что старик еще не совсем выдохся.
Шутовство Уилсона сбивало меня с толку. Мне не удавалось нащупать, что за этим скрывалось.
— Это ваши дружки его подослали? — спросил я, кивнув на мертвеца.
— Я с ним говорил только на этом языке, — сказал он, похлопывая по пистолету. — Но думаю, что они.
— Как это случилось?
— Как, как — очень просто. Я услышал, как открылась дверь, зажег свет, увидел его, выстрелил, и вот он, любуйтесь.
— Когда?
— Около часу ночи.
— И с тех пор он тут валяется?
— Вот именно. — Старик свирепо захохотал и снова принялся за свое: — Вам что, вид мертвеца действует на нервы? Или вы призраков боитесь?
Я засмеялся. Наконец-то я понял. Старый черт был смертельно напуган. За его кривлянием скрывался страх. Поэтому он и шумел, поэтому и не давал убрать тело. Ему нужно было все время видеть покойника, чтобы отогнать ужас — это было наглядное доказательство, что он сумеет за себя постоять. Теперь я имел точку опоры.
— Вы действительно хотите очистить город? — спросил я.
— Сказал — хочу, значит — хочу.
— Мне нужна полная свобода, никому никаких поблажек, и я веду дело, как считаю нужным. И задаток в десять тысяч.
— Десять тысяч долларов! Какого черта я стану давать столько денег человеку, которого вижу впервые? И который пока что только болтает!
— Не дурите! Когда я говорю «мне», это значит агентству «Континентал». Их-то вы знаете.
— Знаю. И они знают меня. И пора бы понять, что я могу…
— Не в том дело. Люди, которых вы хотите отдать в химчистку еще вчера были вашими друзьями. Может быть, завтра вы опять подружитесь. Мне на это плевать. Но в ваших политических играх я не участвую. Меня нельзя нанять, чтобы я их только припугнул, а потом дать мне отставку. Если вы хотите, чтобы дело было сделано, то заплатите за все целиком. Что останется, вам вернут. Или делать работу с начала до конца, или не делать ее вовсе. Вот так. Да или нет?
— Какого черта, конечно нет! — взревел он.
Уилсон подождал, пока я спущусь по лестнице, и потребовал меня обратно.
— Я старый человек, — проворчал он. — Будь я лет на десять помоложе… — Он насупился и пожевал губами. — Я дам вам этот паршивый чек.
— И разрешение действовать до конца, как я сочту нужным.
— Хорошо.
— Тогда перейдем к делу. Где ваш секретарь?
Уилсон нажал кнопку у кровати, и бесшумный секретарь явился из какого-то тайного убежища. Я сказал ему:
— Мистер Уилсон хочет выписать чек на десять тысяч долларов сыскному агентству «Континентал» и послать агентству в Сан-Франциско письмо с разрешением использовать эту сумму для расследования преступности и политической коррупции в Отервилле. В письме должно быть ясно указано, что агентство может вести расследование по своему усмотрению.
Секретарь вопросительно взглянул на старика. Тот набычился и кивнул круглой седой головой.
— Но сперва, — сказал я, когда секретарь заскользил к двери, — позвоните-ка в полицию, что у нас здесь убитый грабитель. И вызовите врача мистера Уилсона.
Старик объявил, что ему не нужны никакие чертовы доктора.
— Сейчас получите хороший укол в руку и заснете, — пообещал я, перешагивая через труп, чтобы забрать с постели черный пистолет. — Я останусь у вас, и завтра начнем разбираться в отравиллских делишках.
Старик явно устал. Когда он принялся нецензурно и довольно длинно объяснять, что думает о моей наглости и как никому не позволит тут распоряжаться, от его голоса почти не вздрагивали стекла.
Я снял с мертвеца кепку, чтобы получше его разглядеть. Лицо его ничего мне не говорило. Я водрузил кепку на место.
Когда я разогнулся, старик, несколько умерив пыл, осведомился:
— Получается у вас что-нибудь с поимкой убийцы Дональда?
— По-моему, да. Через день все будет кончено.
— Кто он? — спросил старик.
Вошел секретарь с чеком и письмом. Я передал их старику вместо ответа на его вопрос. Он поставил на обоих документах волнистую подпись, и, когда явилась полиция, бумаги, сложенные вчетверо, уже лежали у меня в кармане.
Первым из блюстителей закона в комнате оказался сам шеф, жирный Нунан. Он дружески кивнул Уилсону, пожал руку мне и взглянул искрящимися зеленоватыми глазами на мертвеца.
— Ну и ну, — заметил он. — На совесть сработано. Это Коротышка Якима. Глядите, какую мотыгу притаранил. — Он вышиб ногой дубинку из руки убитого. — Такой можно линкор потопить. Это вы его прихлопнули? — спросил он меня.
— Мистер Уилсон.
— Просто замечательно, — поздравил он старика. — Сколько народу избавили от хлопот, меня в том числе. Приберите тут, ребята, — велел он четверым полицейским, топтавшимся сзади.
Двое в мундирах подхватили Коротышку Якиму за ноги и плечи и удалились, а один из оставшихся подобрал дубинку и фонарик, лежавший под трупом.
— Вот здорово было бы, если бы все так разделывались с грабителями, — продолжал без остановки шеф. Он извлек из кармана три сигары, одну бросил на постель, другую сунул мне, а третью себе в зубы. — А я как раз интересовался, куда вы подевались, — сообщил он мне, прикуривая. — Тут намечается одна работенка, и я подумал, что вам будет интересно поучаствовать. Поэтому я здесь и оказался. — Он приблизил губы к моему уху и прошептал: — Едем брать Шепота. Хотите с нами?
— Угу.
— Я так и думал. Привет, док!
Он пожал руку новоприбывшему — круглому человечку с серыми глазами, из которых еще не выветрился сон.
Врач подошел к постели. Один из людей Нунана расспрашивал Уилсона насчет стрельбы. Я вышел вслед за секретарем в коридор и осведомился:
— В доме есть еще кто-нибудь, кроме вас?
— Да, шофер и повар-китаец.
— Пусть шофер побудет сегодня в спальне у старика. Я уезжаю с Нунаном. Вернусь, как только смогу. Не думаю, что здесь еще что-нибудь произойдет, но ни за что не бросайте старика без присмотра. И не оставляйте его наедине с Нунаном или с кем-нибудь из его команды.
У секретаря отвисла челюсть.
— В котором часу вы расстались вчера с Дональдом Уилсоном? — спросил я.
— Вы хотите сказать, позавчера, когда он был убит? Ровно в половине десятого вечера.
— Вы с ним были все время с пяти часов?
— С четверти шестого? Мы работали у него в редакции почти до восьми. Потом поехали в ресторан к Байярду и за ужином закончили дела. Он уехал в половине десятого, пояснив, что у него назначена встреча.
— Что еще он говорил об этой встрече?
— Больше ничего.
— Не намекнул, куда едет, с кем встреча?
— Нет, просто сказал, что назначена встреча.
— И вы не догадывались, в чем дело?
— Нет. А что? Вы думаете, что я что-то знаю?
— Я думал, что он что-нибудь сказал. — Я переключился на последние события. — Кто из посетителей был сегодня у Уилсона, не считая того, которого он застрелил?
— Вам придется меня извинить, — сказал секретарь, умоляюще улыбаясь. — Этого я не могу вам сказать без разрешения мистера Уилсона. Мне очень жаль.
— Не приходил кто-нибудь из местных заправил? Скажем, Лу Ярд или…
Секретарь покачал головой и повторил:
— Мне очень жаль.
— Не будем из-за этого ссориться, — сказал я и направился к двери спальни.
Вышел доктор, застегивая пальто.
— Сейчас заснет, — торопливо сообщил он. — Пусть кто-нибудь с ним побудет. Я заеду утром. — Он пустился бегом вниз по лестнице.
Я вошел в спальню. Шеф и полицейский, который допрашивал Уилсона, стояли у кровати. Шеф расплылся в улыбке, словно мой приход доставил ему большую радость. Полисмен нахмурился. Уилсон лежал на спине и глядел в потолок.
— Здесь, пожалуй, все, — сказал Нунан. — Поплелись дальше?
Я не возражал и сказал старику: «Спокойной ночи». Он не глядя ответил: «И вам того же». Вошел секретарь с шофером — рослым, загорелым молодцом.
Шеф, второй блюститель порядка — лейтенант по имени Магро — и я спустились и сели в машину шефа. Магро рядом с водителем, мы позади.
— Будем брать на рассвете, — объяснил по пути Нунан. — У Шепота есть заведение на Кинг-стрит. Он обычно оттуда уходит, когда светает. Можно было бы разнести это местечко в пух и прах, но зачем нам лишние хлопоты? Возьмем его, когда будет уходить.
Я размышлял, собирается ли он брать Шепота или убрать. И спросил:
— А хватит у вас материала для ареста?
— У меня-то? — Он добродушно рассмеялся. — Если того, что дала нам эта дамочка Уилсон, не хватит, тогда я не я, а карманник.
Мне пришло в голову несколько остроумных ответов. Я оставил их при себе.
— Когда звонили? — спросил я дежурного.
— Около часу ночи.
Похоже было, что дело срочное. Я вошел в будку и набрал номер. Секретарь старика попросил меня немедленно приехать. Я обещал поторопиться, сказал дежурному, чтобы он вызвал мне такси, и поднялся к себе глотнуть виски.
Лучше было бы, конечно, ехать трезвым, но это все равно было исключено. Раз уж меня ожидала новая работа, я не хотел бы приступать к ней, если спиртное у меня в желудке при последнем издыхании. Стаканчик меня взбодрил. Я налил про запас во фляжку, сунул ее в карман и спустился в такси.
Дом Илайхью Уилсона был освещен сверху донизу. Не успел я притронуться к звонку, как секретарь открыл дверь. Он трясся всем тощим телом под голубой пижамой и синим халатом. Худое лицо его пылало от возбуждения.
— Скорее! — сказал он. — Мистер Уилсон вас ждет. И, пожалуйста, уговорите его, чтобы он разрешил убрать тело.
Я пообещал уговорить и пошел за секретарем в спальню к старику.
Старик Илайхью был по-прежнему в постели, но теперь на одеяле, возле его пухлой руки, лежал черный автоматический пистолет.
Едва я появился, старик оторвал голову от подушек, выпрямился и гаркнул на меня:
— Есть у вас храбрость или одно только нахальство?
Лицо его было нездорового багрового цвета. Пленка с глаз исчезла. Они были жесткие и злобные.
Я подождал с ответом, разглядывая труп, распростертый на полу, между дверью и кроватью.
Невысокий коренастый человек в коричневом костюме лежал на спине, уставив в потолок мертвые глаза из-под козырька серой кепки. Выстрелом у него снесло кусок челюсти. Под задранным подбородком виднелся след второй пули, которая пробила галстук, воротничок и продырявила шею. Одна рука была подвернута, другая сжимала дубинку величиной с молочную бутылку. Вокруг было много крови.
Я перевел взгляд с этой некрасивой картинки на старика. Он глупо и злобно ухмылялся.
— Болтать вы мастер, — сказал он. — Это мне известно. На словах все вы горазды кулаками махать. А что у вас за душой? Храбрость или одно нахальство? Или все в болтовню ушло?
Урезонивать его не было смысла. Я нахмурился и напомнил:
— Я ведь просил меня не беспокоить, пока вы не захотите для разнообразия поговорить толково.
— Вот именно, мой мальчик. — В его голосе звучало дурацкое торжество. — Будем говорить толково. Мне нужен человек, который смог бы очистить отравиллский свинарник, выкурить отсюда крыс, больших и малых. Это мужская работа. Вы мужчина?
— Не стоит ударяться в поэзию, — проворчал я. — Если у вас есть честная работенка по моей специальности и вы согласны прилично заплатить, может, я и возьмусь. Но все эти глупые слова насчет выкуривания крыс и очистки свинарников для меня пустой звук.
— Ладно. Я хочу, чтобы Отервилл был очищен от мошенников и взяточников. Так вам понятно?
— Сегодня утром вы этого не хотели, — заметил я. — Почему захотели теперь?
Он объяснил мне — громко, бурно и пространно, большей частью в непечатных выражениях. Общий смысл сводился к тому, что он построил Отервилл буквально по кирпичу, собственными руками, и намеревался оставить его в своем полном владении, а в противном случае — стереть с горного склона. Как ему посмели угрожать в его собственном городе?! Он их не трогал, но когда некоторые стали указывать ему, Илайхью Уилсону, что ему можно, а чего нельзя, он решил показать, кто есть кто. К концу речи он указал на труп и хвастливо произнес:
— Теперь увидят, что старик еще не совсем выдохся.
Шутовство Уилсона сбивало меня с толку. Мне не удавалось нащупать, что за этим скрывалось.
— Это ваши дружки его подослали? — спросил я, кивнув на мертвеца.
— Я с ним говорил только на этом языке, — сказал он, похлопывая по пистолету. — Но думаю, что они.
— Как это случилось?
— Как, как — очень просто. Я услышал, как открылась дверь, зажег свет, увидел его, выстрелил, и вот он, любуйтесь.
— Когда?
— Около часу ночи.
— И с тех пор он тут валяется?
— Вот именно. — Старик свирепо захохотал и снова принялся за свое: — Вам что, вид мертвеца действует на нервы? Или вы призраков боитесь?
Я засмеялся. Наконец-то я понял. Старый черт был смертельно напуган. За его кривлянием скрывался страх. Поэтому он и шумел, поэтому и не давал убрать тело. Ему нужно было все время видеть покойника, чтобы отогнать ужас — это было наглядное доказательство, что он сумеет за себя постоять. Теперь я имел точку опоры.
— Вы действительно хотите очистить город? — спросил я.
— Сказал — хочу, значит — хочу.
— Мне нужна полная свобода, никому никаких поблажек, и я веду дело, как считаю нужным. И задаток в десять тысяч.
— Десять тысяч долларов! Какого черта я стану давать столько денег человеку, которого вижу впервые? И который пока что только болтает!
— Не дурите! Когда я говорю «мне», это значит агентству «Континентал». Их-то вы знаете.
— Знаю. И они знают меня. И пора бы понять, что я могу…
— Не в том дело. Люди, которых вы хотите отдать в химчистку еще вчера были вашими друзьями. Может быть, завтра вы опять подружитесь. Мне на это плевать. Но в ваших политических играх я не участвую. Меня нельзя нанять, чтобы я их только припугнул, а потом дать мне отставку. Если вы хотите, чтобы дело было сделано, то заплатите за все целиком. Что останется, вам вернут. Или делать работу с начала до конца, или не делать ее вовсе. Вот так. Да или нет?
— Какого черта, конечно нет! — взревел он.
Уилсон подождал, пока я спущусь по лестнице, и потребовал меня обратно.
— Я старый человек, — проворчал он. — Будь я лет на десять помоложе… — Он насупился и пожевал губами. — Я дам вам этот паршивый чек.
— И разрешение действовать до конца, как я сочту нужным.
— Хорошо.
— Тогда перейдем к делу. Где ваш секретарь?
Уилсон нажал кнопку у кровати, и бесшумный секретарь явился из какого-то тайного убежища. Я сказал ему:
— Мистер Уилсон хочет выписать чек на десять тысяч долларов сыскному агентству «Континентал» и послать агентству в Сан-Франциско письмо с разрешением использовать эту сумму для расследования преступности и политической коррупции в Отервилле. В письме должно быть ясно указано, что агентство может вести расследование по своему усмотрению.
Секретарь вопросительно взглянул на старика. Тот набычился и кивнул круглой седой головой.
— Но сперва, — сказал я, когда секретарь заскользил к двери, — позвоните-ка в полицию, что у нас здесь убитый грабитель. И вызовите врача мистера Уилсона.
Старик объявил, что ему не нужны никакие чертовы доктора.
— Сейчас получите хороший укол в руку и заснете, — пообещал я, перешагивая через труп, чтобы забрать с постели черный пистолет. — Я останусь у вас, и завтра начнем разбираться в отравиллских делишках.
Старик явно устал. Когда он принялся нецензурно и довольно длинно объяснять, что думает о моей наглости и как никому не позволит тут распоряжаться, от его голоса почти не вздрагивали стекла.
Я снял с мертвеца кепку, чтобы получше его разглядеть. Лицо его ничего мне не говорило. Я водрузил кепку на место.
Когда я разогнулся, старик, несколько умерив пыл, осведомился:
— Получается у вас что-нибудь с поимкой убийцы Дональда?
— По-моему, да. Через день все будет кончено.
— Кто он? — спросил старик.
Вошел секретарь с чеком и письмом. Я передал их старику вместо ответа на его вопрос. Он поставил на обоих документах волнистую подпись, и, когда явилась полиция, бумаги, сложенные вчетверо, уже лежали у меня в кармане.
Первым из блюстителей закона в комнате оказался сам шеф, жирный Нунан. Он дружески кивнул Уилсону, пожал руку мне и взглянул искрящимися зеленоватыми глазами на мертвеца.
— Ну и ну, — заметил он. — На совесть сработано. Это Коротышка Якима. Глядите, какую мотыгу притаранил. — Он вышиб ногой дубинку из руки убитого. — Такой можно линкор потопить. Это вы его прихлопнули? — спросил он меня.
— Мистер Уилсон.
— Просто замечательно, — поздравил он старика. — Сколько народу избавили от хлопот, меня в том числе. Приберите тут, ребята, — велел он четверым полицейским, топтавшимся сзади.
Двое в мундирах подхватили Коротышку Якиму за ноги и плечи и удалились, а один из оставшихся подобрал дубинку и фонарик, лежавший под трупом.
— Вот здорово было бы, если бы все так разделывались с грабителями, — продолжал без остановки шеф. Он извлек из кармана три сигары, одну бросил на постель, другую сунул мне, а третью себе в зубы. — А я как раз интересовался, куда вы подевались, — сообщил он мне, прикуривая. — Тут намечается одна работенка, и я подумал, что вам будет интересно поучаствовать. Поэтому я здесь и оказался. — Он приблизил губы к моему уху и прошептал: — Едем брать Шепота. Хотите с нами?
— Угу.
— Я так и думал. Привет, док!
Он пожал руку новоприбывшему — круглому человечку с серыми глазами, из которых еще не выветрился сон.
Врач подошел к постели. Один из людей Нунана расспрашивал Уилсона насчет стрельбы. Я вышел вслед за секретарем в коридор и осведомился:
— В доме есть еще кто-нибудь, кроме вас?
— Да, шофер и повар-китаец.
— Пусть шофер побудет сегодня в спальне у старика. Я уезжаю с Нунаном. Вернусь, как только смогу. Не думаю, что здесь еще что-нибудь произойдет, но ни за что не бросайте старика без присмотра. И не оставляйте его наедине с Нунаном или с кем-нибудь из его команды.
У секретаря отвисла челюсть.
— В котором часу вы расстались вчера с Дональдом Уилсоном? — спросил я.
— Вы хотите сказать, позавчера, когда он был убит? Ровно в половине десятого вечера.
— Вы с ним были все время с пяти часов?
— С четверти шестого? Мы работали у него в редакции почти до восьми. Потом поехали в ресторан к Байярду и за ужином закончили дела. Он уехал в половине десятого, пояснив, что у него назначена встреча.
— Что еще он говорил об этой встрече?
— Больше ничего.
— Не намекнул, куда едет, с кем встреча?
— Нет, просто сказал, что назначена встреча.
— И вы не догадывались, в чем дело?
— Нет. А что? Вы думаете, что я что-то знаю?
— Я думал, что он что-нибудь сказал. — Я переключился на последние события. — Кто из посетителей был сегодня у Уилсона, не считая того, которого он застрелил?
— Вам придется меня извинить, — сказал секретарь, умоляюще улыбаясь. — Этого я не могу вам сказать без разрешения мистера Уилсона. Мне очень жаль.
— Не приходил кто-нибудь из местных заправил? Скажем, Лу Ярд или…
Секретарь покачал головой и повторил:
— Мне очень жаль.
— Не будем из-за этого ссориться, — сказал я и направился к двери спальни.
Вышел доктор, застегивая пальто.
— Сейчас заснет, — торопливо сообщил он. — Пусть кто-нибудь с ним побудет. Я заеду утром. — Он пустился бегом вниз по лестнице.
Я вошел в спальню. Шеф и полицейский, который допрашивал Уилсона, стояли у кровати. Шеф расплылся в улыбке, словно мой приход доставил ему большую радость. Полисмен нахмурился. Уилсон лежал на спине и глядел в потолок.
— Здесь, пожалуй, все, — сказал Нунан. — Поплелись дальше?
Я не возражал и сказал старику: «Спокойной ночи». Он не глядя ответил: «И вам того же». Вошел секретарь с шофером — рослым, загорелым молодцом.
Шеф, второй блюститель порядка — лейтенант по имени Магро — и я спустились и сели в машину шефа. Магро рядом с водителем, мы позади.
— Будем брать на рассвете, — объяснил по пути Нунан. — У Шепота есть заведение на Кинг-стрит. Он обычно оттуда уходит, когда светает. Можно было бы разнести это местечко в пух и прах, но зачем нам лишние хлопоты? Возьмем его, когда будет уходить.
Я размышлял, собирается ли он брать Шепота или убрать. И спросил:
— А хватит у вас материала для ареста?
— У меня-то? — Он добродушно рассмеялся. — Если того, что дала нам эта дамочка Уилсон, не хватит, тогда я не я, а карманник.
Мне пришло в голову несколько остроумных ответов. Я оставил их при себе.
6. Заведение Шепота
Наша поездка закончилась на темной, обсаженной деревьями улице недалеко от центра. Мы вылезли из машины и направились к перекрестку.
Появился плотный человек в сером пальто и надвинутой на глаза серой шляпе.
— С Шепотом все накрылось, — сообщил плотный человек шефу. — Он позвонил по телефону и сказал, что решил засесть у себя в лавке. Говорит, попробуйте-ка меня отсюда выкурить, если сможете.
Нунан хихикнул, почесал ухо и весело осведомился:
— Сколько там с ним народу, по-твоему?
— Полсотни есть.
— Брось! Откуда столько в такое время?
— Все оттуда же, — огрызнулся плотный человек. — Они туда с полуночи перли без остановки.
— Да? Значит, кто-то ему стукнул. Может, не надо было тебе их туда пропускать.
— Может быть. — Плотный рассердился. — Но я делал, как вы велели. Вы сказали, впускать и выпускать всех, кто пожелает, а когда покажется Шепот…
— Взять его, — сказал шеф.
— Вот именно, — согласился плотный, свирепо взглянув на меня.
К нам подошли еще несколько человек и принялись молоть языками. Все были в плохом настроении, кроме шефа. Он как будто наслаждался всем этим. Я не понимал, что его так радовало.
Заведение Шепота размещалось в трехэтажном кирпичном здании посреди квартала. Первый этаж занимала табачная лавочка, служившая прикрытием для игорного зала наверху. В доме, если можно было доверять информации плотного, Шепот собрал полсотни друзей, настроенных на битву. Силы Нунана были рассредоточены вокруг здания — на улице перед входом и на соседних крышах.
— Ну, ребята, — дружелюбно заявил шеф, когда все высказались, — по-моему, Шепот так же хочет неприятностей, как и мы. Иначе он давно уже попытался бы прорваться, если там у него столько народу, хотя лично я не думаю, что они все в доме. Вряд ли их так много.
Плотный сказал:
— Черта с два их не много.
— А если он не хочет неприятностей, — продолжал Нунан, — может быть, имеет смысл с ним поговорить. Сходи, Ник, попробуй настроить его на мирный лад.
Плотный сказал:
— Черта с два я пойду.
— Тогда позвони ему, — предложил шеф.
Плотный проворчал:
— Ну, это еще туда-сюда, — и удалился.
Вернулся он абсолютно счастливый.
— Он говорит, — доложил плотный, — «пошли вы знаете куда».
— Вызывайте сюда всех ребят, — радостно приказал Нунан. — Как рассветет, так сразу и ударим.
Плотный Ник и я сопровождали шефа, пока он лично не удостоверился, что его люди расставлены правильно. Они не произвели на меня особого впечатления — потрепанная компания, глаза бегают, никакого интереса к предстоящей работе.
Небо из черного стало серым. Шеф, Ник и я встали в дверях мастерской водопроводчика — напротив нашей цели, чуть наискосок.
У Шепота свет не включали. Окна верхнего этажа пустые, на дверях и окнах табачной лавочки — плотные жалюзи.
— Душа не лежит начинать, пока я не дал Шепоту последний шанс, — сказал Нунан. — Он парень ничего. Но меня к себе не подпустит. Он всегда меня недолюбливал.
Шеф посмотрел на меня. Я ничего не сказал.
— Не хотите рискнуть? — предложил он.
— Ладно, попробую.
— Очень красиво с вашей стороны. Буду премного благодарен. Попробуйте уговорить Шепота выйти без шума. Вы знаете, что сказать, — мол, для его собственного блага, и все такое, в общем, правду скажите.
— Угу, — сказал я и пошел к табачной лавочке, особенно следя за тем, чтобы оттуда было видно, как болтаются на ходу мои пустые руки.
До рассвета оставалась самая малость. Улица была цвета дыма. Мои ноги звучно шаркали по мостовой.
Я остановился у двери и костяшками пальцев негромко постучал по стеклу. Зеленая штора за дверью превратила стекло в зеркало. В нем я увидел, как на той стороне улицы задвигались две фигуры.
Изнутри не слышалось ни звука. Я постучал сильнее, потом опустил руку, чтобы подергать дверную ручку.
Из лавочки донесся совет:
— Иди отсюда, пока можешь.
Голос был приглушенный, но он принадлежал не Шепоту. Наверное, кто-то из помощников.
— Я хочу поговорить с Талером, — сказал я.
— Иди поговори с бочкой сала, которая тебя послала.
— Я не от Нунана. Талер меня слышит?
Пауза. Потом приглушенный голос сказал:
— Да.
— Я тот оперативник из «Континентал», который шепнул Дине Бранд, что Нунан шьет тебе дело, — сказал я. — Мне надо поговорить с тобой пять минут. С Нунаном у меня никаких дел — и я не прочь вывести его на чистую воду. Я один. Если велишь, брошу свою пушку на мостовую. Впусти меня.
Я подождал. Все зависело от того, успела ли Дина довести до его сведения нашу беседу. Мне показалось, что я жду долго.
Приглушенный голос сказал:
— Когда откроем, входи быстро. И без фокусов.
— Договорились.
Звякнула щеколда. Я нырнул внутрь, словно привязанный к двери.
На той стороне бабахнул десяток револьверных выстрелов. Вокруг нас зазвенело стекло, выбитое пулями из двери и окон.
Кто-то подставил мне ногу. От страха у меня словно утроились мозги и глаза. Я попал в переплет. Нунан подсидел меня как надо — эти ребята, конечно, теперь думают, что я веду его игру.
Я полетел на пол, извернувшись так, чтобы оказаться лицом к двери. К моменту приземления револьвер был у меня уже в руке.
На той стороне улицы из дверного проема выступал плотный Ник, поливая нас огнем с обеих рук. Я поудобнее уткнул в пол правый локоть. Плечи Ника появились у меня над мушкой. Я нажал на спусковой крючок. Ник перестал стрелять. Он скрестил на груди руки с пистолетами и мешком свалился на тротуар.
Кто-то схватил меня за щиколотки и поволок назад. Пол обдирал мне подбородок. Дверь захлопнулась. Какой-то остряк сказал:
— М-да, никто тебя, бедного, не любит.
Я сел и заорал, перекрикивая весь этот тарарам:
— Я тут ни при чем!
Стрельба поутихла, потом прекратилась. Жалюзи на двери и окнах были в серых дырочках. В темноте глухим шепотом сказали:
— Тощий, вы с Лисой присмотрите тут. Остальным можно наверх.
Мы пересекли комнату за лавчонкой, прошли коридором, поднялись по лестнице, покрытой ковром, и очутились в комнате на втором этаже, где стоял зеленый стол для игры в кости. Комната была маленькая, без окон, в ней горел свет.
Нас собралось там пятеро. Талер сел и закурил сигарету — невысокий, смуглый молодой человек с красивым лицом, будто созданным для варьете — но это лишь на первый взгляд, пока не разглядишь его тонкогубый жесткий рот. Угловатый светловолосый парнишка, не старше двадцати, валялся на диване в твидовом костюме и пускал к потолку сигаретный дым. Другой паренек, такой же молодой и такой же светловолосый, но не столь угловатый, занимался тем, что то и дело поправлял свой алый галстук и приглаживал соломенную шевелюру. Худой человек лет тридцати, у которого под широким расхлябанным ртом почти не было подбородка, со скучающим видом слонялся по комнате, напевая под нос «Румяные щечки».
Появился плотный человек в сером пальто и надвинутой на глаза серой шляпе.
— С Шепотом все накрылось, — сообщил плотный человек шефу. — Он позвонил по телефону и сказал, что решил засесть у себя в лавке. Говорит, попробуйте-ка меня отсюда выкурить, если сможете.
Нунан хихикнул, почесал ухо и весело осведомился:
— Сколько там с ним народу, по-твоему?
— Полсотни есть.
— Брось! Откуда столько в такое время?
— Все оттуда же, — огрызнулся плотный человек. — Они туда с полуночи перли без остановки.
— Да? Значит, кто-то ему стукнул. Может, не надо было тебе их туда пропускать.
— Может быть. — Плотный рассердился. — Но я делал, как вы велели. Вы сказали, впускать и выпускать всех, кто пожелает, а когда покажется Шепот…
— Взять его, — сказал шеф.
— Вот именно, — согласился плотный, свирепо взглянув на меня.
К нам подошли еще несколько человек и принялись молоть языками. Все были в плохом настроении, кроме шефа. Он как будто наслаждался всем этим. Я не понимал, что его так радовало.
Заведение Шепота размещалось в трехэтажном кирпичном здании посреди квартала. Первый этаж занимала табачная лавочка, служившая прикрытием для игорного зала наверху. В доме, если можно было доверять информации плотного, Шепот собрал полсотни друзей, настроенных на битву. Силы Нунана были рассредоточены вокруг здания — на улице перед входом и на соседних крышах.
— Ну, ребята, — дружелюбно заявил шеф, когда все высказались, — по-моему, Шепот так же хочет неприятностей, как и мы. Иначе он давно уже попытался бы прорваться, если там у него столько народу, хотя лично я не думаю, что они все в доме. Вряд ли их так много.
Плотный сказал:
— Черта с два их не много.
— А если он не хочет неприятностей, — продолжал Нунан, — может быть, имеет смысл с ним поговорить. Сходи, Ник, попробуй настроить его на мирный лад.
Плотный сказал:
— Черта с два я пойду.
— Тогда позвони ему, — предложил шеф.
Плотный проворчал:
— Ну, это еще туда-сюда, — и удалился.
Вернулся он абсолютно счастливый.
— Он говорит, — доложил плотный, — «пошли вы знаете куда».
— Вызывайте сюда всех ребят, — радостно приказал Нунан. — Как рассветет, так сразу и ударим.
Плотный Ник и я сопровождали шефа, пока он лично не удостоверился, что его люди расставлены правильно. Они не произвели на меня особого впечатления — потрепанная компания, глаза бегают, никакого интереса к предстоящей работе.
Небо из черного стало серым. Шеф, Ник и я встали в дверях мастерской водопроводчика — напротив нашей цели, чуть наискосок.
У Шепота свет не включали. Окна верхнего этажа пустые, на дверях и окнах табачной лавочки — плотные жалюзи.
— Душа не лежит начинать, пока я не дал Шепоту последний шанс, — сказал Нунан. — Он парень ничего. Но меня к себе не подпустит. Он всегда меня недолюбливал.
Шеф посмотрел на меня. Я ничего не сказал.
— Не хотите рискнуть? — предложил он.
— Ладно, попробую.
— Очень красиво с вашей стороны. Буду премного благодарен. Попробуйте уговорить Шепота выйти без шума. Вы знаете, что сказать, — мол, для его собственного блага, и все такое, в общем, правду скажите.
— Угу, — сказал я и пошел к табачной лавочке, особенно следя за тем, чтобы оттуда было видно, как болтаются на ходу мои пустые руки.
До рассвета оставалась самая малость. Улица была цвета дыма. Мои ноги звучно шаркали по мостовой.
Я остановился у двери и костяшками пальцев негромко постучал по стеклу. Зеленая штора за дверью превратила стекло в зеркало. В нем я увидел, как на той стороне улицы задвигались две фигуры.
Изнутри не слышалось ни звука. Я постучал сильнее, потом опустил руку, чтобы подергать дверную ручку.
Из лавочки донесся совет:
— Иди отсюда, пока можешь.
Голос был приглушенный, но он принадлежал не Шепоту. Наверное, кто-то из помощников.
— Я хочу поговорить с Талером, — сказал я.
— Иди поговори с бочкой сала, которая тебя послала.
— Я не от Нунана. Талер меня слышит?
Пауза. Потом приглушенный голос сказал:
— Да.
— Я тот оперативник из «Континентал», который шепнул Дине Бранд, что Нунан шьет тебе дело, — сказал я. — Мне надо поговорить с тобой пять минут. С Нунаном у меня никаких дел — и я не прочь вывести его на чистую воду. Я один. Если велишь, брошу свою пушку на мостовую. Впусти меня.
Я подождал. Все зависело от того, успела ли Дина довести до его сведения нашу беседу. Мне показалось, что я жду долго.
Приглушенный голос сказал:
— Когда откроем, входи быстро. И без фокусов.
— Договорились.
Звякнула щеколда. Я нырнул внутрь, словно привязанный к двери.
На той стороне бабахнул десяток револьверных выстрелов. Вокруг нас зазвенело стекло, выбитое пулями из двери и окон.
Кто-то подставил мне ногу. От страха у меня словно утроились мозги и глаза. Я попал в переплет. Нунан подсидел меня как надо — эти ребята, конечно, теперь думают, что я веду его игру.
Я полетел на пол, извернувшись так, чтобы оказаться лицом к двери. К моменту приземления револьвер был у меня уже в руке.
На той стороне улицы из дверного проема выступал плотный Ник, поливая нас огнем с обеих рук. Я поудобнее уткнул в пол правый локоть. Плечи Ника появились у меня над мушкой. Я нажал на спусковой крючок. Ник перестал стрелять. Он скрестил на груди руки с пистолетами и мешком свалился на тротуар.
Кто-то схватил меня за щиколотки и поволок назад. Пол обдирал мне подбородок. Дверь захлопнулась. Какой-то остряк сказал:
— М-да, никто тебя, бедного, не любит.
Я сел и заорал, перекрикивая весь этот тарарам:
— Я тут ни при чем!
Стрельба поутихла, потом прекратилась. Жалюзи на двери и окнах были в серых дырочках. В темноте глухим шепотом сказали:
— Тощий, вы с Лисой присмотрите тут. Остальным можно наверх.
Мы пересекли комнату за лавчонкой, прошли коридором, поднялись по лестнице, покрытой ковром, и очутились в комнате на втором этаже, где стоял зеленый стол для игры в кости. Комната была маленькая, без окон, в ней горел свет.
Нас собралось там пятеро. Талер сел и закурил сигарету — невысокий, смуглый молодой человек с красивым лицом, будто созданным для варьете — но это лишь на первый взгляд, пока не разглядишь его тонкогубый жесткий рот. Угловатый светловолосый парнишка, не старше двадцати, валялся на диване в твидовом костюме и пускал к потолку сигаретный дым. Другой паренек, такой же молодой и такой же светловолосый, но не столь угловатый, занимался тем, что то и дело поправлял свой алый галстук и приглаживал соломенную шевелюру. Худой человек лет тридцати, у которого под широким расхлябанным ртом почти не было подбородка, со скучающим видом слонялся по комнате, напевая под нос «Румяные щечки».