Страница:
Он рассказал им все, что они хотели знать, когда в конце концов им удалось сломать его волю, особенно после «свиданий» с Кюнером, который был законченным садистом, специализирующимся на анатомии человеческого тела. Но еще более ужасными были ночи, проведенные в этой комнате, где его посещал он, чья гипертрофированная ненависть к евреям была всем известна еще при жизни, а теперь, и после смерти, он продолжал издеваться над ним, паразитически эксплуатируя его волю и дух для продления собственного существования. Но может быть это была лишь игра его больного воображения? Иногда казалось, что предел мучений уже наступил, но он ошибался. Кошмар, от которого стыла кровь, еще ожидал его. Это бывало тогда, когда они водили его в помещение, расположенное под главным зданием, которое они называли склепом.
Именно там все, перенесенное им, уже казалось просто пустой забавой.
Неожиданно он почувствовал, что девушка трясет его за плечо. Он открыл глаза, взглянул на ее сосредоточенное лицо и понял, что он должен верить ей, поскольку ничего другого ему просто не оставалось.
– Ты будешь мне помогать? – спрашивала она, не переставая трясти его за плечо. Он кивнул, и она осторожно взяла автомат из его ослабевших рук.
– Тогда скажи мне, – продолжала она. – Кто ты? Скажи мне твое имя?
– Барух Канаан, – ответил он. – Меня зовут Барух Канаан.
Комиссар молча вглядывался в окружавшие его напряженные лица. Он знал, что его люди всегда были нетерпеливы, когда дело касалось активных действий, а задержки, подобные этой, всегда казались им потерей времени, и разделял их чувства. Но годы научили его быть терпеливым.
Среди присутствующих он узнал человека по имени Блейк, отставного полицейского, который работал в детективном агентстве Стедмена. Тот с беспокойством смотрел на комиссара, как бы раздумывая, подойти к нему или нет. Шеф полиции кивнул, и Блейк рванулся вперед, как щенок, увидевший хозяина.
– Мы готовы приступить к операции в любой момент, мистер Блейк, так что, пожалуйста, не вмешивайтесь.
– Извините, сэр. Я не думаю, что похож на сварливую старуху, сэр. Но мистер Стедмен находится там уже достаточно долго, чтобы не начать опасаться за его жизнь.
Комиссар понимающе кивнул ему.
– Я знаю об этом, но если мы двинемся туда прямо сейчас, то можем испортить кое-какие тщательно разработанные планы.
– Я не вполне понимаю вас, сэр, – ответил в замешательстве Секстон.
– Мы ждем, пока не появится еще один, очень важный гость. Все остальные, которых мы уже знаем, были прослежены заранее. За их передвижениями наблюдали уже в течение нескольких недель, и теперь мы уверены, что они все находятся здесь, вместе с Эдвардом Гантом. Они составляют опасную группу, достаточно хорошо прикрытую, и потому мы не можем просто так войти и произвести аресты. Их нужно арестовывать отдельно друг от друга. Большую часть сегодняшнего дня я провел с нашими американскими коллегами из ЦРУ, которые убедили нашего премьер-министра, что мы должны действовать именно так.
Секстон чуть не задохнулся. Это было что-то необычное.
– Мы уже получили несколько «горячих» фактов по этой группе, но большая часть из них носит случайный характер, – продолжал комиссар. – А нам нужно поймать их прямо за руку, а затем, как я уже сказал, изолировать всех друг от друга, чтобы получить от каждого его собственную версию происходящего. И благодаря именно вашему мистеру Стедмену наша задача значительно упрощается. Кажется, что он поджег фитиль у главного заряда.
– Так значит, вы все время знали, что Гарри, я хочу сказать мистер Стедмен, был вовлечен в это дело? И, следовательно, вы знаете и о человеке по имени Поуп?
Комиссар поднял руку, чтобы остановить поток вопросов, которые был готов задать Секстон.
– Мы уже относительно давно знаем о делах, к которым причастен Найгель Поуп. Но при этом надо учитывать, что он сам являет собой доказательство преступной деятельности Ганта, и мы не могли до сих пор арестовать его, не уничтожив все результаты большой скрытно проделанной работы. Всему должно быть, как я уже говорил, свое время. Гарри Стедмен в данный момент является тем самым инструментом, с помощью которого мы пытаемся откачать яд из змеи.
– Но вы хотя бы предупредили его...
– Нет, мистер Блейк. На самом деле мы не знаем его истинной роли во всем этом деле. А все, что нам известно, говорит о том, что и сам он – один из них.
– Но вы забываете о миссис Уэт?..
Комиссар сделал вид, что внимательно рассматривает свои ботинки.
– Боюсь, что мы сейчас просто не в состоянии иметь полное представление о всех трудностях, с которым столкнулось ваше агентство. Это была большая трагедия. – Он вновь поднял глаза на отставного полицейского и пристально посмотрел ему в глаза. – Единственно, когда мы были уверены в его добрых намерениях, это когда он передал через вас свое предупреждение.
Секстон покачал головой, явно не согласный с такими выводами.
– Я не претендую на полное понимание всего происходящего, но одно мне ясно с полной очевидностью: судьба Гарри никого не интересует. Более того, как я теперь вижу, он подвергается ударам со всех сторон.
– Не совсем, мистер Блейк, – заметил американец, который только что вернулся из дома викария, где разговаривал по телефону. – Мы просто некоторое время разрешили ему погулять на свободе, пока у нас не появилась уверенность в нем.
– И даже в том случае, если ваши представления о нем были бы полностью положительными, он все равно должен был бы служить в качестве приманки, чтобы спровоцировать их. Я правильно понимаю ситуацию?
Американец улыбнулся, но несмотря на дружеское выражение лица его взгляд оставался холодным и жестким.
– Но вы уже только что сами ответили на этот вопрос. Позвольте мне лишь добавить, что наши люди следили за ним некоторое время. – Не делая никаких дополнительных комментариев к сказанному, он с некоторой бесцеремонностью неожиданно повернулся к комиссару. – Мы только что получили сообщение по телефону от вашего человека, комиссар. Я говорю об этом, чтобы вы были в курсе происходящего. Только что приземлился последний вертолет. Наконец-то генерал прибыл.
– Хорошо. Тогда я отдаю приказ, чтобы наши люди немедленно начинали.
– К тому же, вдоль всей границы поместья наблюдается определенная активность. Как я понимаю, армия Ганта двинулась на свои позиции. – Американец нахмурился и взглянул на часы. – Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы я определенно знал, что их сегодняшняя ночная активность связана именно с прибытием госсекретаря Соединенных Штатов.
– Я думаю, что они сами расскажут нам об этом.
– Я бы поостерегся рассчитывать на это.
Комиссар не пытался возражать. Вместо этого он начал отдавать приказы окружавшим его офицерам. И только когда его люди отправились выполнять их, он повернулся к американцу.
– Я отправляюсь туда немедленно, прямо с началом штурма. Вы пойдете со мной?
– Непременно, – ответил, широко улыбаясь, американец. – Я не могу упустить такой случай.
– А вам, боюсь, придется остаться здесь, мистер Блейк, – заметил комиссар, исчезая в дверях храма. Американец, поглубже засунув руки в карманы пальто, направился за ним. В этот момент Секстон поймал его за рукав.
– Вы только что сказали, сэр, что кто-то из ваших людей следил за ним некоторое время? Вы не могли бы сказать, кто это был.
Американец рассмеялся.
– Это была девушка, Холли Майлс. Один из наших агентов. Мы отыскали ее в управлении внутренней службы, когда узнали, что она является дальней родственницей последней жены Ганта. Сейчас, я думаю, она там вместе со Стедменом.
Блейк остался одиноко стоять в опустевшем храме.
Тело Стедмена было напряжено, а мускулы почти парализованы. Его рассудок безнадежно пытался отвергнуть видение, стоявшее в его глазах, и которое он так отчетливо видел. Но Генрих Гиммлер был мертв! Даже если он не совершил самоубийство в конце войны, как это было известно до сих пор, а умер от рака в возрасте шестидесяти семи лет, как утверждал бизнесмен.
Но тем не менее, он был в этой комнате, и в его глазах светилась жизнь!
Стедмен мог объяснить это только гипнозом, а уж ни в коем случае не мог воспринимать, как объективную реальность.
– Это и есть легендарный Парсифаль? – произнес тонкий, похожий на птичий щебет голос, который никак не был похож на голос доктора Шеера, и исходил явно от призрака, который непонятным образом накладывался на облик старика, замещая его.
– Да, мой рейсхфюрер. – Это говорил Гант, лицо которого выражало необъяснимый исступленный восторг.
Мужчины, окружавшие стол, неподвижно смотрели на видение, одни с восторгом, другие со страхом, но все выглядели одинаково ослабевшими, как будто потеряли часть жизненных сил. Двое или трое даже не могли поднять свесившиеся над столом головы. Кристина сидела на стуле в состоянии апатии.
Когда Гант заговорил снова, то Стедмен вздрогнул. Его потрясла реальность происходящего и, конечно, реальность самого видения: небольшое толстое лицо, с маленькими глазами, похожими на глаза свиньи, коротко подстриженные усы и коротко же, почти до самых ушей, подстриженная голова, тонкие губы, форма которых искажалась коротким подбородком, который терялся в вялой полной шее. Но, может быть, это всего лишь сон? И долго ли он будет продолжаться?
Фигура, загадочным образом замещавшая доктора Шеера, начала увеличиваться, пока не заполнила всего пространства в границах фигуры доктора. Ее глаза постоянно искали глаза Стедмена, а на лице застыла злобная улыбка.
– Ты чувствуешь слабость, Парсифаль?
На этот раз вопрос был задан по-английски, а за ним последовал короткий смех призрака, словно звоном наполнивший комнату.
– Они тоже чувствуют слабость. Но, однако, они отдают свою силу по собственному желанию, в то время как ты постоянно сопротивляешься.
Детектив попытался подвигать руками, но обнаружил, что он не в состоянии этого сделать. Единственное, что он еще мог, это прямо держать свою голову. Ему хотелось что-то сказать, закричать, наконец даже завопить, но он смог издать лишь слабый дребезжащий звук.
– Сопротивление бесполезно, – произнес Эдгар Грант, как только видение рядом с ним издало короткий смех. – Вы не можете противостоять его воле. Теперь вы видите, каким образом рейсхфюрер продолжает жить. Он поглощает внутреннюю энергию от живущих, получая таким образом необходимые силы. Адольф Гитлер делал подобное при жизни. Генрих Гиммлер постиг это искусство с помощью доктора Шерра уже после смерти.
Фигура начала колебаться, как бы реагируя на слова бизнесмена, и на поверхность стола появилась рука. При этом голова склонилась на какой-то момент, и, казалось, что изображение лица Гимлера покачивается, становясь менее отчетливым. Но через мгновение голова поднялась вновь, и маленькие глаза по-прежнему впивались в глаза Стедмена, пронзая его насквозь.
– Наконец это время пришло, герр Гантцер. Теперь он должен умереть, и его смерть будет означать наше возрождение.
– Да, мой рейсхфюрер. Оно должно наступить. – Гант наклонился вперед, к лежащей на столе античной реликвии. – С этим копьем охранялся Святой Грааль, рейсхфюрер. Теперь вы сами можете ощутить его могущество. Пусть его энергия пройдет через вас. Используйте его мощь и силу!
Мерцающая в слабых отблесках фигура приняла копье Лонгинуса из рук Ганта, подхватив его двумя руками. Оружие древнего римского воина подрагивало в руках призрака, и Стедмен почувствовал, а может быть лишь увидел, тот же самый слабый свет, стекающий с его граней, как и некоторое время назад. Казалось, что эта неземная голубизна исходит с поверхности потертого металла, и поток энергии, излучаемый вместе с ней, растет и перетекает в кривые желтоватые пальцы и руки старика, наполняя хрупкое тело.
Неожиданно фигура стала выпрямляться, и Стедмен услышал странный пронзительный звук, пронизывающий все пространство зала, похожий скорее на нечеловеческий крик, как будто в комнату ворвались неведомые демоны. Тем временем холод усиливался, так что Стедмен буквально ощущал прикосновение льда к своей коже и неуемную дрожь в конечностях. Он хотел закричать, чтобы попытаться криком разорвать непрерывную какофонию странных звуков, издаваемых невидимым источником, но с его губ соскользнул один лишь морозный воздух. А звуки продолжали рваться от стены к стене, словно птицы, ударяющиеся о невидимую преграду, проносясь над столом, а иногда и под ним, заставляя сидящих пугливо отклоняться в сторону, как будто их тело в этот момент испытывало ощущения от соприкосновения с непонятной дьявольской силой. Уровень звука нарастал, его высота увеличивалась, переходя на крещендо.
Стедмен заметил, что фигура уже не выглядит согнутой и хрупкой. Она стоит прямо, мощно вибрируя в такт звукового сопровождения, окружаемая легким свечением, и держит копье обеими руками на уровне груди твердо и уверенно. Лицо этой фигуры, несущей облик Гиммлера, было поднято к потолку, глаза закрыты, но по движению век было заметно, что зрачки ведут себя очень активно. Медленно, словно с неохотой, веки начали подниматься, и Стедмен мог пока лишь видеть белые щели между ними. Но вот голова начала опускаться, и звуки, наполнявшие комнату, казалось, стали еще более пронзительными. Детектив инстинктивно рванулся со стула, пытаясь освободиться от невидимых цепей, которые опутали его тело и сознание. Но попытка была бесполезной: у него больше не было сил.
Он по-прежнему не мог оторвать свои глаза от лица, обращенного к нему, даже если бы и мог управлять поворотом головы. Независимо от ее положения его глаза все время замыкались на видении, находившемся перед ним.
И хотя это лицо было постоянно направленно на него, щели между приоткрытыми веками все еще оставались белыми, подтверждая тот факт, что зрачки еще были повернуты вверх, внутрь головы. Призрак громко рассмеялся, и этот смех тут же смешался с вибрирующим звуком, наполнявшим комнату. Неожиданно зрачки заняли их привычное положение, и Стедмен попытался закрыть свои глаза, чтобы защититься от преследующего его взгляда.
Он должен заставить себя двигаться! Он должен заставить себя бежать!
Фигура перед ним пришла в движение, разворачивая копье вперед, и медленно направилась вокруг стола, приближаясь к детективу, выбираю нужное направление удара, готовясь безошибочно поразить его прямо в сердце.
Теперь и Гант встал из-за стола, лицо его сияло от восхищения. Наконец-то их час настал! Настал час, когда Парсифаль умрет, но не от руки Клингсора, а от руки истинного Господина-Антихриста! Копье Лонгинуса поразит их врага точно так же, как оно поразило Назаретянина две тысячи лет назад!
Тем временем Копье поднялось выше, но направление сходящихся граней лезвия не изменилось, а было по-прежнему направлено в сердце Стедмена. Фигура очень медленно приближалась, обходя огромный стол, продолжая удерживать жертву прикованной к своему месту взглядом глаз, и наконец выросла прямо над ним, двумя руками поднимая Копье над головой и нацеливая его черный наконечник прямо в сердце своей жертвы.
Он осознал, что вот-вот воздух взорвется от возрастающего демонического звука, продолжавшего усиливаться, а его смерть наступит от руки этого призрачного расплывающегося демона, который принял облик человека, отверженного всем миром. А главное, он понимал то, что ничего не может сделать для своего спасения.
Но в тот момент, когда древнее оружие достигло своей верхней точки, готовое рвануться вниз и разорвать его незащищенную грудь, вся поверхность стола неожиданно окуталась тучей мелких осколков дерева, вырывающихся из поверхности стола и взвивающихся вверх подобно сотням маленьких вулканов. Пули глубоко врезались в старое дерево, а затем выбрасывались из него в мягкое, почти невесомое тело призрака, несущее Копье Лонгинуса.
Мелкие куски дуба с острыми, рванными краями, вырванные из поверхности стола, подобные осколкам снаряда, летели в лицо Стедмена, и шок, вызванный этим неожиданным вторжением, вернул его к жизни. Он почувствовал, как силы возвращаются к нему, а вместе с ними и все прежние инстинкты. Детектив бросился на пол и неподвижно лежал, оглушенный какофонией слившихся звуков: крики тех, кто попал под смертный град, свист и дробные удары пуль, врезающихся в стол, в тела сидящих и рикошетом срывающихся с каменной отделки стен и пола, предсмертные стоны доктора Шеера, тело которого, почти разорванное на клочки, покрытое кровью, льющейся изо рта мощным фонтаном, билось в последней агонии.
Со своего места Стедмен мог видеть, что старик все еще держал в поднятой вверх руке Копье, которое неожиданно исчезло из вида, как только сжимавшая его кисть безвольно разжалась. Доктор Шеер опустился сначала на колени, а потом медленно опрокинулся вперед головой, которая рухнула на пол рядом с детективом, предоставляя ему первую и последнюю возможность заглянуть в глаза старца, которые были теперь широко открыты, но уже не излучали разрушительной силы, а отражали безжизненный взгляд смерти, несмотря на то, что тело еще билось в конвульсиях.
Град пуль не прекращался. Зал находился под смертоносным беспорядочным обстрелом. Стедмен повернул голову в сторону балкона и почувствовал внутреннюю дрожь от ощущения, что ему знакома фигура с автоматом, которую он увидел там. Но этого не могло быть! Там, наверху, он видел только пожилого человека с седой головой и покрытым морщинами лицом. Его рот был слегка приоткрыт, и казалось, что он что-то кричит, но его голоса не слышно из-за окружающего шума. Но вторая фигура, появившаяся рядом с первой, уже не вызывала у него никаких сомнений: это была Холли. Он видел, что она пытается вырвать автомат из рук странного человека, но ее попытка остается тщетной: человек отстранил ее одной рукой, продолжая держать в другой руке автомат, изрыгающий смертельный дождь мщения.
Стедмен видел, что девушка быстро оглядывает комнату. Когда же их взгляды встретились, он понял, что ее губы произносили его имя, а ужас, наполнявший ее глаза, говорил о том, что она беспокоилась за него.
Шальная пуля неожиданно ударилась в пол рядом с ним, едва не содрав кожу с руки. Это заставило его перебраться под стол, где, как оказалось, он уже был не один. Отсюда он мог наблюдать картину кровавой бойни в зале: перевернутые стулья, мертвые тела, лежащие неподвижно там, где их застал смертельный дождь, и еще живые, пытающиеся найти убежище. Среди них он увидел одного из своих «телохранителей». Бут полз под стол, плотно прижимаясь к полу, держа в руке пистолет и глядя только вперед. Когда он достиг линии стола, его голова неожиданно резко дернулась, а на лице застыло выражение крайнего недоумения. Веер пуль плавно прошелся по его спине, перерезая позвоночник. Он еще пытался развернуться и выстрелить назад, но его тело неожиданно обмякло, и он, перевернувшись, свалился на спину, направив уже бесполезное оружие в потолок. Так он и лежал, глядя в темноту и ожидая приступа нестерпимой боли.
Стедмен начал перемещаться к другой части стола и увидел, что там в темноте, прижавшись к полу, укрывается еще, по крайней мере, трое. Огромные формы без ошибки подсказали ему, что по крайней мере одного он знает.
Но и Поуп, несмотря на слабое освещение, сумел разглядеть, что именно Стедмен двигается в его направлении. Толстяк не был испуган, его лишь охватывала злость от того, что все пошло таким ужасным образом. У него было достаточно времени, чтобы разглядеть нападавшего: это был их пленник, израильский агент, который и устроил им этот сюрприз, прежде чем исчезнуть отсюда. Они давно должны были бы убить его, лучше бы сразу же вскоре после того, как задержали. Он проклинал Ганта за его садизм, который тот скрывал за ритуальной символикой. А в результате на его глазах, прямо на месте, был убит прямо на месте генерал-майор Катбуш, в тот момент, когда он поднялся из-за стола и тут же рухнул на него, широко раскинув руки, срезанный автоматной очередью, а вместе с ним и многие другие. Тальгольм, Оукс и Ивен тоже оказались рядом с генералом. Некоторые, кого он мог видеть, корчились на полу, сворачиваясь клубком, пытаясь избежать новых попаданий. Григс был убит одним из первых, а Бут так и не смог добраться до укрытия. Так что он, Поуп, остался один. Остальные те, кто еще был жив или только ранен, даже не пошевельнут пальцем, чтобы помогать ему. Но где, черт возьми, Гант? Что случилось с ним? Ведь прошло всего несколько секунд, как началась стрельба, но сейчас каждое мгновение превращалось в кровавую вечность. Они сделали большую ошибку, когда убрали охрану из зала. Это сделал именно Гант, которому не хотелось посвящать посторонних в дела Ордена. Теперь же пришло время поплатиться за это.
Поуп сунул руку во внутренний карман, где у него всегда находился небольшой пистолет, который сейчас мог помочь ему осуществить хотя бы небольшую месть.
Стедмен ускорил свои движения, когда увидел, что великан явно ищет оружие. К несчастью, он был очень ограничен в движении, и поэтому, когда Поуп направил пистолет в его голову, детектив понимал, что ему не удастся остановить его. Именно в этот момент еще одна фигура энергично бросилась под стол в поисках убежища и оказалась прямо между Стедменом и представителем МИ-5. Поуп отвел пистолет, но фигура продолжала стоять на четвереньках, не позволяя великану использовать слабое оружие в таких условиях, даже несмотря на близкое расстояние.
Детектив же продолжал медленно двигаться, удерживая недовольного такой встречей мужчину между собой и Поупом. Он ударил его плечом под ребра и изо всех сил толкнул в сторону великана. Тому ничего не оставалось делать, как всадить несколько пуль в своего коллегу и дожидаться, пока он упадет, чтобы проделать то же самое с детективом. Но это ему не удалось: уже испускающее дух тело вновь навалилось на него, выбрасывая его из-под стола.
Толстяк сопротивлялся, не желая расставаться с защитным убежищем, и когда наконец тело упало на пол, он с удовольствием рассмеялся и в очередной раз поднял пистолет. Но Стедмен неожиданно изменил тактику. Как только тело, которое он толкал в сторону Поупа, упало на пол, он стал переворачиваться и работать ногами. И теперь, лежа спиной на каменном полу, он изо всех сил наносил удары ногами по своему противнику.
Поуп, несмотря на свой вес, все-таки был вынужден откатиться из-под стола на открытое пространство. Он, видимо, решил использовать и эту ситуацию, так как стал на колени и направил пистолет в фигуру под столом.
Но в этот момент стрельба возобновилась с новой силой, и пули с визгом застучали по каменному полу вокруг Поупа. Он повернулся, целясь теперь в сторону балкона, но пули, как пчелиный рой, накрыли его, разрывая еще до того, как он попытался выстрелить. Великан опрокинулся на спину, а удары пуль все еще продолжали разрывать его огромное тело.
Именно в этот момент Стедмен заметил похожую на тень фигуру, появившуюся сзади импровизированного алтаря, который отгораживал от остальной комнаты камин, в котором горел огонь. Движение было едва заметным, и было похоже, что кто-то нырнул в пространство перед камином, напоминавшее пещеру. Стедмен подумал, что автоматные очереди теперь будут только короткими, и, возможно, тот, кто прячется в камине, за алтарем, понимает это, рассчитывая на побег. В этот момент тень появилась снова, направляясь к ступеням, ведущим к боковой двери в стене. Но прежде чем эта тень исчезла за ней, Стедмен смог узнать в ней очертания, принадлежавшие Эдварду Ганту.
Детектив выскочил из-под стола и побежал, перепрыгивая через лежащую фигуру Поупа. Он споткнулся, переворачиваясь в падении, и прыгнул на круто уходящие вниз лестничные ступени, с грохотом падая в открытый дверной проем.
Именно там все, перенесенное им, уже казалось просто пустой забавой.
Неожиданно он почувствовал, что девушка трясет его за плечо. Он открыл глаза, взглянул на ее сосредоточенное лицо и понял, что он должен верить ей, поскольку ничего другого ему просто не оставалось.
– Ты будешь мне помогать? – спрашивала она, не переставая трясти его за плечо. Он кивнул, и она осторожно взяла автомат из его ослабевших рук.
– Тогда скажи мне, – продолжала она. – Кто ты? Скажи мне твое имя?
– Барух Канаан, – ответил он. – Меня зовут Барух Канаан.
Комиссар молча вглядывался в окружавшие его напряженные лица. Он знал, что его люди всегда были нетерпеливы, когда дело касалось активных действий, а задержки, подобные этой, всегда казались им потерей времени, и разделял их чувства. Но годы научили его быть терпеливым.
Среди присутствующих он узнал человека по имени Блейк, отставного полицейского, который работал в детективном агентстве Стедмена. Тот с беспокойством смотрел на комиссара, как бы раздумывая, подойти к нему или нет. Шеф полиции кивнул, и Блейк рванулся вперед, как щенок, увидевший хозяина.
– Мы готовы приступить к операции в любой момент, мистер Блейк, так что, пожалуйста, не вмешивайтесь.
– Извините, сэр. Я не думаю, что похож на сварливую старуху, сэр. Но мистер Стедмен находится там уже достаточно долго, чтобы не начать опасаться за его жизнь.
Комиссар понимающе кивнул ему.
– Я знаю об этом, но если мы двинемся туда прямо сейчас, то можем испортить кое-какие тщательно разработанные планы.
– Я не вполне понимаю вас, сэр, – ответил в замешательстве Секстон.
– Мы ждем, пока не появится еще один, очень важный гость. Все остальные, которых мы уже знаем, были прослежены заранее. За их передвижениями наблюдали уже в течение нескольких недель, и теперь мы уверены, что они все находятся здесь, вместе с Эдвардом Гантом. Они составляют опасную группу, достаточно хорошо прикрытую, и потому мы не можем просто так войти и произвести аресты. Их нужно арестовывать отдельно друг от друга. Большую часть сегодняшнего дня я провел с нашими американскими коллегами из ЦРУ, которые убедили нашего премьер-министра, что мы должны действовать именно так.
Секстон чуть не задохнулся. Это было что-то необычное.
– Мы уже получили несколько «горячих» фактов по этой группе, но большая часть из них носит случайный характер, – продолжал комиссар. – А нам нужно поймать их прямо за руку, а затем, как я уже сказал, изолировать всех друг от друга, чтобы получить от каждого его собственную версию происходящего. И благодаря именно вашему мистеру Стедмену наша задача значительно упрощается. Кажется, что он поджег фитиль у главного заряда.
– Так значит, вы все время знали, что Гарри, я хочу сказать мистер Стедмен, был вовлечен в это дело? И, следовательно, вы знаете и о человеке по имени Поуп?
Комиссар поднял руку, чтобы остановить поток вопросов, которые был готов задать Секстон.
– Мы уже относительно давно знаем о делах, к которым причастен Найгель Поуп. Но при этом надо учитывать, что он сам являет собой доказательство преступной деятельности Ганта, и мы не могли до сих пор арестовать его, не уничтожив все результаты большой скрытно проделанной работы. Всему должно быть, как я уже говорил, свое время. Гарри Стедмен в данный момент является тем самым инструментом, с помощью которого мы пытаемся откачать яд из змеи.
– Но вы хотя бы предупредили его...
– Нет, мистер Блейк. На самом деле мы не знаем его истинной роли во всем этом деле. А все, что нам известно, говорит о том, что и сам он – один из них.
– Но вы забываете о миссис Уэт?..
Комиссар сделал вид, что внимательно рассматривает свои ботинки.
– Боюсь, что мы сейчас просто не в состоянии иметь полное представление о всех трудностях, с которым столкнулось ваше агентство. Это была большая трагедия. – Он вновь поднял глаза на отставного полицейского и пристально посмотрел ему в глаза. – Единственно, когда мы были уверены в его добрых намерениях, это когда он передал через вас свое предупреждение.
Секстон покачал головой, явно не согласный с такими выводами.
– Я не претендую на полное понимание всего происходящего, но одно мне ясно с полной очевидностью: судьба Гарри никого не интересует. Более того, как я теперь вижу, он подвергается ударам со всех сторон.
– Не совсем, мистер Блейк, – заметил американец, который только что вернулся из дома викария, где разговаривал по телефону. – Мы просто некоторое время разрешили ему погулять на свободе, пока у нас не появилась уверенность в нем.
– И даже в том случае, если ваши представления о нем были бы полностью положительными, он все равно должен был бы служить в качестве приманки, чтобы спровоцировать их. Я правильно понимаю ситуацию?
Американец улыбнулся, но несмотря на дружеское выражение лица его взгляд оставался холодным и жестким.
– Но вы уже только что сами ответили на этот вопрос. Позвольте мне лишь добавить, что наши люди следили за ним некоторое время. – Не делая никаких дополнительных комментариев к сказанному, он с некоторой бесцеремонностью неожиданно повернулся к комиссару. – Мы только что получили сообщение по телефону от вашего человека, комиссар. Я говорю об этом, чтобы вы были в курсе происходящего. Только что приземлился последний вертолет. Наконец-то генерал прибыл.
– Хорошо. Тогда я отдаю приказ, чтобы наши люди немедленно начинали.
– К тому же, вдоль всей границы поместья наблюдается определенная активность. Как я понимаю, армия Ганта двинулась на свои позиции. – Американец нахмурился и взглянул на часы. – Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы я определенно знал, что их сегодняшняя ночная активность связана именно с прибытием госсекретаря Соединенных Штатов.
– Я думаю, что они сами расскажут нам об этом.
– Я бы поостерегся рассчитывать на это.
Комиссар не пытался возражать. Вместо этого он начал отдавать приказы окружавшим его офицерам. И только когда его люди отправились выполнять их, он повернулся к американцу.
– Я отправляюсь туда немедленно, прямо с началом штурма. Вы пойдете со мной?
– Непременно, – ответил, широко улыбаясь, американец. – Я не могу упустить такой случай.
– А вам, боюсь, придется остаться здесь, мистер Блейк, – заметил комиссар, исчезая в дверях храма. Американец, поглубже засунув руки в карманы пальто, направился за ним. В этот момент Секстон поймал его за рукав.
– Вы только что сказали, сэр, что кто-то из ваших людей следил за ним некоторое время? Вы не могли бы сказать, кто это был.
Американец рассмеялся.
– Это была девушка, Холли Майлс. Один из наших агентов. Мы отыскали ее в управлении внутренней службы, когда узнали, что она является дальней родственницей последней жены Ганта. Сейчас, я думаю, она там вместе со Стедменом.
Блейк остался одиноко стоять в опустевшем храме.
Глава 20
Я был свидетелем более чем странной склонности Гиммлера к мистицизму. Однажды он собрал двенадцать более чем преданных ему офицеров СС в комнате, соседней с той, где допрашивали фон Фрича, и приказал им сконцентрировать свой разум, чтобы таким образом оказывать влияние на генерала и заставить его говорить правду. Я случайно вошел в эту комнату и увидел там всех двенадцать высших чинов СС, сидящих в глубокой молчаливой задумчивости, что само по себе было удивительным зрелищем.Вальтер Шелленберг
Зверь выглядит не так, каков он есть на самом деле. Иногда он может даже нацепить комические усы.Соловьев. «Антихрист»
Тело Стедмена было напряжено, а мускулы почти парализованы. Его рассудок безнадежно пытался отвергнуть видение, стоявшее в его глазах, и которое он так отчетливо видел. Но Генрих Гиммлер был мертв! Даже если он не совершил самоубийство в конце войны, как это было известно до сих пор, а умер от рака в возрасте шестидесяти семи лет, как утверждал бизнесмен.
Но тем не менее, он был в этой комнате, и в его глазах светилась жизнь!
Стедмен мог объяснить это только гипнозом, а уж ни в коем случае не мог воспринимать, как объективную реальность.
– Это и есть легендарный Парсифаль? – произнес тонкий, похожий на птичий щебет голос, который никак не был похож на голос доктора Шеера, и исходил явно от призрака, который непонятным образом накладывался на облик старика, замещая его.
– Да, мой рейсхфюрер. – Это говорил Гант, лицо которого выражало необъяснимый исступленный восторг.
Мужчины, окружавшие стол, неподвижно смотрели на видение, одни с восторгом, другие со страхом, но все выглядели одинаково ослабевшими, как будто потеряли часть жизненных сил. Двое или трое даже не могли поднять свесившиеся над столом головы. Кристина сидела на стуле в состоянии апатии.
Когда Гант заговорил снова, то Стедмен вздрогнул. Его потрясла реальность происходящего и, конечно, реальность самого видения: небольшое толстое лицо, с маленькими глазами, похожими на глаза свиньи, коротко подстриженные усы и коротко же, почти до самых ушей, подстриженная голова, тонкие губы, форма которых искажалась коротким подбородком, который терялся в вялой полной шее. Но, может быть, это всего лишь сон? И долго ли он будет продолжаться?
Фигура, загадочным образом замещавшая доктора Шеера, начала увеличиваться, пока не заполнила всего пространства в границах фигуры доктора. Ее глаза постоянно искали глаза Стедмена, а на лице застыла злобная улыбка.
– Ты чувствуешь слабость, Парсифаль?
На этот раз вопрос был задан по-английски, а за ним последовал короткий смех призрака, словно звоном наполнивший комнату.
– Они тоже чувствуют слабость. Но, однако, они отдают свою силу по собственному желанию, в то время как ты постоянно сопротивляешься.
Детектив попытался подвигать руками, но обнаружил, что он не в состоянии этого сделать. Единственное, что он еще мог, это прямо держать свою голову. Ему хотелось что-то сказать, закричать, наконец даже завопить, но он смог издать лишь слабый дребезжащий звук.
– Сопротивление бесполезно, – произнес Эдгар Грант, как только видение рядом с ним издало короткий смех. – Вы не можете противостоять его воле. Теперь вы видите, каким образом рейсхфюрер продолжает жить. Он поглощает внутреннюю энергию от живущих, получая таким образом необходимые силы. Адольф Гитлер делал подобное при жизни. Генрих Гиммлер постиг это искусство с помощью доктора Шерра уже после смерти.
Фигура начала колебаться, как бы реагируя на слова бизнесмена, и на поверхность стола появилась рука. При этом голова склонилась на какой-то момент, и, казалось, что изображение лица Гимлера покачивается, становясь менее отчетливым. Но через мгновение голова поднялась вновь, и маленькие глаза по-прежнему впивались в глаза Стедмена, пронзая его насквозь.
– Наконец это время пришло, герр Гантцер. Теперь он должен умереть, и его смерть будет означать наше возрождение.
– Да, мой рейсхфюрер. Оно должно наступить. – Гант наклонился вперед, к лежащей на столе античной реликвии. – С этим копьем охранялся Святой Грааль, рейсхфюрер. Теперь вы сами можете ощутить его могущество. Пусть его энергия пройдет через вас. Используйте его мощь и силу!
Мерцающая в слабых отблесках фигура приняла копье Лонгинуса из рук Ганта, подхватив его двумя руками. Оружие древнего римского воина подрагивало в руках призрака, и Стедмен почувствовал, а может быть лишь увидел, тот же самый слабый свет, стекающий с его граней, как и некоторое время назад. Казалось, что эта неземная голубизна исходит с поверхности потертого металла, и поток энергии, излучаемый вместе с ней, растет и перетекает в кривые желтоватые пальцы и руки старика, наполняя хрупкое тело.
Неожиданно фигура стала выпрямляться, и Стедмен услышал странный пронзительный звук, пронизывающий все пространство зала, похожий скорее на нечеловеческий крик, как будто в комнату ворвались неведомые демоны. Тем временем холод усиливался, так что Стедмен буквально ощущал прикосновение льда к своей коже и неуемную дрожь в конечностях. Он хотел закричать, чтобы попытаться криком разорвать непрерывную какофонию странных звуков, издаваемых невидимым источником, но с его губ соскользнул один лишь морозный воздух. А звуки продолжали рваться от стены к стене, словно птицы, ударяющиеся о невидимую преграду, проносясь над столом, а иногда и под ним, заставляя сидящих пугливо отклоняться в сторону, как будто их тело в этот момент испытывало ощущения от соприкосновения с непонятной дьявольской силой. Уровень звука нарастал, его высота увеличивалась, переходя на крещендо.
Стедмен заметил, что фигура уже не выглядит согнутой и хрупкой. Она стоит прямо, мощно вибрируя в такт звукового сопровождения, окружаемая легким свечением, и держит копье обеими руками на уровне груди твердо и уверенно. Лицо этой фигуры, несущей облик Гиммлера, было поднято к потолку, глаза закрыты, но по движению век было заметно, что зрачки ведут себя очень активно. Медленно, словно с неохотой, веки начали подниматься, и Стедмен мог пока лишь видеть белые щели между ними. Но вот голова начала опускаться, и звуки, наполнявшие комнату, казалось, стали еще более пронзительными. Детектив инстинктивно рванулся со стула, пытаясь освободиться от невидимых цепей, которые опутали его тело и сознание. Но попытка была бесполезной: у него больше не было сил.
Он по-прежнему не мог оторвать свои глаза от лица, обращенного к нему, даже если бы и мог управлять поворотом головы. Независимо от ее положения его глаза все время замыкались на видении, находившемся перед ним.
И хотя это лицо было постоянно направленно на него, щели между приоткрытыми веками все еще оставались белыми, подтверждая тот факт, что зрачки еще были повернуты вверх, внутрь головы. Призрак громко рассмеялся, и этот смех тут же смешался с вибрирующим звуком, наполнявшим комнату. Неожиданно зрачки заняли их привычное положение, и Стедмен попытался закрыть свои глаза, чтобы защититься от преследующего его взгляда.
Он должен заставить себя двигаться! Он должен заставить себя бежать!
Фигура перед ним пришла в движение, разворачивая копье вперед, и медленно направилась вокруг стола, приближаясь к детективу, выбираю нужное направление удара, готовясь безошибочно поразить его прямо в сердце.
Теперь и Гант встал из-за стола, лицо его сияло от восхищения. Наконец-то их час настал! Настал час, когда Парсифаль умрет, но не от руки Клингсора, а от руки истинного Господина-Антихриста! Копье Лонгинуса поразит их врага точно так же, как оно поразило Назаретянина две тысячи лет назад!
Тем временем Копье поднялось выше, но направление сходящихся граней лезвия не изменилось, а было по-прежнему направлено в сердце Стедмена. Фигура очень медленно приближалась, обходя огромный стол, продолжая удерживать жертву прикованной к своему месту взглядом глаз, и наконец выросла прямо над ним, двумя руками поднимая Копье над головой и нацеливая его черный наконечник прямо в сердце своей жертвы.
Он осознал, что вот-вот воздух взорвется от возрастающего демонического звука, продолжавшего усиливаться, а его смерть наступит от руки этого призрачного расплывающегося демона, который принял облик человека, отверженного всем миром. А главное, он понимал то, что ничего не может сделать для своего спасения.
Но в тот момент, когда древнее оружие достигло своей верхней точки, готовое рвануться вниз и разорвать его незащищенную грудь, вся поверхность стола неожиданно окуталась тучей мелких осколков дерева, вырывающихся из поверхности стола и взвивающихся вверх подобно сотням маленьких вулканов. Пули глубоко врезались в старое дерево, а затем выбрасывались из него в мягкое, почти невесомое тело призрака, несущее Копье Лонгинуса.
Глава 21
Мы никогда не сдадимся. Никогда. Нас можно только уничтожить, но пока мы существуем, мы будем вести мир за собой, погружая его в огонь.Адольф Гитлер
У меня есть глубокая убежденность, что на самом деле только полноценная кровь может гарантировать проведение самых великих и самых глубоких преобразований в мире.Генрих Гиммлер
Мелкие куски дуба с острыми, рванными краями, вырванные из поверхности стола, подобные осколкам снаряда, летели в лицо Стедмена, и шок, вызванный этим неожиданным вторжением, вернул его к жизни. Он почувствовал, как силы возвращаются к нему, а вместе с ними и все прежние инстинкты. Детектив бросился на пол и неподвижно лежал, оглушенный какофонией слившихся звуков: крики тех, кто попал под смертный град, свист и дробные удары пуль, врезающихся в стол, в тела сидящих и рикошетом срывающихся с каменной отделки стен и пола, предсмертные стоны доктора Шеера, тело которого, почти разорванное на клочки, покрытое кровью, льющейся изо рта мощным фонтаном, билось в последней агонии.
Со своего места Стедмен мог видеть, что старик все еще держал в поднятой вверх руке Копье, которое неожиданно исчезло из вида, как только сжимавшая его кисть безвольно разжалась. Доктор Шеер опустился сначала на колени, а потом медленно опрокинулся вперед головой, которая рухнула на пол рядом с детективом, предоставляя ему первую и последнюю возможность заглянуть в глаза старца, которые были теперь широко открыты, но уже не излучали разрушительной силы, а отражали безжизненный взгляд смерти, несмотря на то, что тело еще билось в конвульсиях.
Град пуль не прекращался. Зал находился под смертоносным беспорядочным обстрелом. Стедмен повернул голову в сторону балкона и почувствовал внутреннюю дрожь от ощущения, что ему знакома фигура с автоматом, которую он увидел там. Но этого не могло быть! Там, наверху, он видел только пожилого человека с седой головой и покрытым морщинами лицом. Его рот был слегка приоткрыт, и казалось, что он что-то кричит, но его голоса не слышно из-за окружающего шума. Но вторая фигура, появившаяся рядом с первой, уже не вызывала у него никаких сомнений: это была Холли. Он видел, что она пытается вырвать автомат из рук странного человека, но ее попытка остается тщетной: человек отстранил ее одной рукой, продолжая держать в другой руке автомат, изрыгающий смертельный дождь мщения.
Стедмен видел, что девушка быстро оглядывает комнату. Когда же их взгляды встретились, он понял, что ее губы произносили его имя, а ужас, наполнявший ее глаза, говорил о том, что она беспокоилась за него.
Шальная пуля неожиданно ударилась в пол рядом с ним, едва не содрав кожу с руки. Это заставило его перебраться под стол, где, как оказалось, он уже был не один. Отсюда он мог наблюдать картину кровавой бойни в зале: перевернутые стулья, мертвые тела, лежащие неподвижно там, где их застал смертельный дождь, и еще живые, пытающиеся найти убежище. Среди них он увидел одного из своих «телохранителей». Бут полз под стол, плотно прижимаясь к полу, держа в руке пистолет и глядя только вперед. Когда он достиг линии стола, его голова неожиданно резко дернулась, а на лице застыло выражение крайнего недоумения. Веер пуль плавно прошелся по его спине, перерезая позвоночник. Он еще пытался развернуться и выстрелить назад, но его тело неожиданно обмякло, и он, перевернувшись, свалился на спину, направив уже бесполезное оружие в потолок. Так он и лежал, глядя в темноту и ожидая приступа нестерпимой боли.
Стедмен начал перемещаться к другой части стола и увидел, что там в темноте, прижавшись к полу, укрывается еще, по крайней мере, трое. Огромные формы без ошибки подсказали ему, что по крайней мере одного он знает.
Но и Поуп, несмотря на слабое освещение, сумел разглядеть, что именно Стедмен двигается в его направлении. Толстяк не был испуган, его лишь охватывала злость от того, что все пошло таким ужасным образом. У него было достаточно времени, чтобы разглядеть нападавшего: это был их пленник, израильский агент, который и устроил им этот сюрприз, прежде чем исчезнуть отсюда. Они давно должны были бы убить его, лучше бы сразу же вскоре после того, как задержали. Он проклинал Ганта за его садизм, который тот скрывал за ритуальной символикой. А в результате на его глазах, прямо на месте, был убит прямо на месте генерал-майор Катбуш, в тот момент, когда он поднялся из-за стола и тут же рухнул на него, широко раскинув руки, срезанный автоматной очередью, а вместе с ним и многие другие. Тальгольм, Оукс и Ивен тоже оказались рядом с генералом. Некоторые, кого он мог видеть, корчились на полу, сворачиваясь клубком, пытаясь избежать новых попаданий. Григс был убит одним из первых, а Бут так и не смог добраться до укрытия. Так что он, Поуп, остался один. Остальные те, кто еще был жив или только ранен, даже не пошевельнут пальцем, чтобы помогать ему. Но где, черт возьми, Гант? Что случилось с ним? Ведь прошло всего несколько секунд, как началась стрельба, но сейчас каждое мгновение превращалось в кровавую вечность. Они сделали большую ошибку, когда убрали охрану из зала. Это сделал именно Гант, которому не хотелось посвящать посторонних в дела Ордена. Теперь же пришло время поплатиться за это.
Поуп сунул руку во внутренний карман, где у него всегда находился небольшой пистолет, который сейчас мог помочь ему осуществить хотя бы небольшую месть.
Стедмен ускорил свои движения, когда увидел, что великан явно ищет оружие. К несчастью, он был очень ограничен в движении, и поэтому, когда Поуп направил пистолет в его голову, детектив понимал, что ему не удастся остановить его. Именно в этот момент еще одна фигура энергично бросилась под стол в поисках убежища и оказалась прямо между Стедменом и представителем МИ-5. Поуп отвел пистолет, но фигура продолжала стоять на четвереньках, не позволяя великану использовать слабое оружие в таких условиях, даже несмотря на близкое расстояние.
Детектив же продолжал медленно двигаться, удерживая недовольного такой встречей мужчину между собой и Поупом. Он ударил его плечом под ребра и изо всех сил толкнул в сторону великана. Тому ничего не оставалось делать, как всадить несколько пуль в своего коллегу и дожидаться, пока он упадет, чтобы проделать то же самое с детективом. Но это ему не удалось: уже испускающее дух тело вновь навалилось на него, выбрасывая его из-под стола.
Толстяк сопротивлялся, не желая расставаться с защитным убежищем, и когда наконец тело упало на пол, он с удовольствием рассмеялся и в очередной раз поднял пистолет. Но Стедмен неожиданно изменил тактику. Как только тело, которое он толкал в сторону Поупа, упало на пол, он стал переворачиваться и работать ногами. И теперь, лежа спиной на каменном полу, он изо всех сил наносил удары ногами по своему противнику.
Поуп, несмотря на свой вес, все-таки был вынужден откатиться из-под стола на открытое пространство. Он, видимо, решил использовать и эту ситуацию, так как стал на колени и направил пистолет в фигуру под столом.
Но в этот момент стрельба возобновилась с новой силой, и пули с визгом застучали по каменному полу вокруг Поупа. Он повернулся, целясь теперь в сторону балкона, но пули, как пчелиный рой, накрыли его, разрывая еще до того, как он попытался выстрелить. Великан опрокинулся на спину, а удары пуль все еще продолжали разрывать его огромное тело.
Именно в этот момент Стедмен заметил похожую на тень фигуру, появившуюся сзади импровизированного алтаря, который отгораживал от остальной комнаты камин, в котором горел огонь. Движение было едва заметным, и было похоже, что кто-то нырнул в пространство перед камином, напоминавшее пещеру. Стедмен подумал, что автоматные очереди теперь будут только короткими, и, возможно, тот, кто прячется в камине, за алтарем, понимает это, рассчитывая на побег. В этот момент тень появилась снова, направляясь к ступеням, ведущим к боковой двери в стене. Но прежде чем эта тень исчезла за ней, Стедмен смог узнать в ней очертания, принадлежавшие Эдварду Ганту.
Детектив выскочил из-под стола и побежал, перепрыгивая через лежащую фигуру Поупа. Он споткнулся, переворачиваясь в падении, и прыгнул на круто уходящие вниз лестничные ступени, с грохотом падая в открытый дверной проем.