Херберт Джеймс. Копье

   Осознание того, что он может быть запуган, прибавило ему сил, и он поднялся с пола. Когда он, спотыкаясь, продвигался по каменному полу, он уже знал, что комната являет собой своеобразное кладбище, склеп. Чувствуя как иссякает его внутренняя сила, отбрасываемая от него потусторонними силами, он все равно заставлял себя идти вперед, чтобы добраться до Копья, пока полностью не обессилит, и сопротивлялся импульсивному желанию лечь и отдохнуть, хотя бы на одну секунду.
   Он упал от слабости и теперь начал осторожно ползти, выдвигая вперед попеременно то руку, то колено, то колено, то руку...
   Кристина поджидала его. Ее тело охватывала дрожь, которая нарастала, переходя в конвульсивные сотрясения, от которых даже размывались очертания ее фигуры. Ее рот был все еще широко открыт, и черный дым от слабого пламени в металлических тиглях попадал в ее горло, в легкие, наполняя все ее тело.
   Стедмен был уже рядом с наконечником, его рука была вытянута, и он уже ощущал энергию, которая отбрасывала его пальцы назад. Он взглянул на Кристину. Ее глаза стали вылезать из орбит, когда она посмотрела на него, а зрачки остекленели, но тем не менее все еще были наполнены жизнью. Ее тело несколько раз дернулось, потом вновь стало неподвижным, спина согнулась, но ее взгляд был по-прежнему направлен на него. Еще одна, на этот раз самая яростная конвульсия охватила ее, искажая все ее черты, и с последним протяжным и громким выдохом, она упала на спину. Жизнь наконец покинула ее тело.
   Стедмен на мгновенье прикрыл свои глаза и опустил голову на холодный пол, испытывая непреодолимое желание остаться здесь, уснуть и таким образом уберечь себя от злобных сил, сконцентрировавшихся в этой комнате. Но он сопротивлялся этому желанию, все еще осознавая, что отступление будет означать смерть. Превозмогая слабость, он снова открыл глаза и увидел лежащего гермафродита, с искаженным лицом, повернутым в противоположную от него сторону. Он повернул голову, не желая смотреть на лежащий перед ним труп, и в этот момент его глаза натолкнулись на нечто еще более отвратительное. Он оказался перед остатками человеческой оболочки, сидящей на стуле с высокой спинкой.
   Разложившийся труп был одет в выгоревшую форму нацистского образца: коричневая рубашка, черный галстук, черный китель с серебряной отделкой в виде дубовых листьев на отворотах, повязка со знаком свастики на рукаве, парадная портупея с тремя аксельбантами, проходящая под серебряным погоном на правом плече, и бриджи, заправленные в высокие сапоги. На голове была фуражка с серебряным кантом и с серебряной же эмблемой Мертвой Головы над козырьком. Форма была покрыта слоем пыли и свободно болталась, как будто тело, когда-то находившееся под ней, полностью усохло.
   Труп сидел прямо, как будто был навсегда закреплен в этом положении. Содрогающийся взгляд Стедмена перемежался вверх от сапог к сморщенной голове, которая бессмысленно застыла, слепо уставившись в тесное пространство комнаты. Кожа на лице трупа была плотно натянута, и серые кости проступали через многочисленные прогнившие трещины, заполненные белой копошащейся массой. Желтая кожа на воротнике рубашки образовала большую складку и напоминала лопнувший резиновый баллон. Нижняя губа была полностью отъедена, обнажая неровный ряд зубов, а пространство над верхней губой было занято хаотично налипшими к ней белыми тонкими волосами. Казалось, что на лице вообще отсутствует подбородок, поскольку нижняя челюсть была сильно вдавлена в горло. Одно ухо полностью отсутствовало, а второе напоминало ссохшийся гриб. Из-под фуражки спускались длинные пряди редких белых волос.
   И совсем уж необычно выглядело пенсне, одно из стекол которого было плотно залеплено вывалившимся глазным яблоком. Большая часть носа была уже потеряна и прямо на глазах Стедмена что-то черное проскользнуло из остатков ноздрей и скрылось в расщелине на месте нижней губы.
   Детектив больше был не в силах контролировать свое состояние. Тошнота подступала к горлу, и он, выбиваясь из последних сил и преодолевая собственную слабость, направился к выходу из этого подземелья, подальше от этого отвратительного зловредного созданья, которое они пытались держать набальзамированным в этом подземном склепе.
   Он знал, без всяких сомнений, чей это был труп: нацистская форма, пенсне, остатки усов – это было все, что осталось от их рейхсфюрера Генриха Гиммлера. Сумасшедшие грязные ублюдки держали его тело здесь все эти годы!
   Он содрогнулся от охватившего его ужаса. Они продолжали почитать и поклоняться не только его памяти, но и его физическим останкам, пряча их здесь, как вонючий ком ссохшейся мерзости, которую они превратили в идола, который должен был продолжать вести их за собой!
   Он смотрел на руки скелета, которые когда-то подписывали приказы, обрекающие на смерть миллионы людей, на руки клерка, на руки грязного мясника, и вдруг увидел, что пальцы на руках трупа пришли в легкое движение.
   – О, Боже мой, – почти простонал он в тот момент, когда и остатки головы разложившегося призрака начали медленно поворачиваться, будто на шарнире, чтобы взглянуть на непрошеного посетителя, лежащего внизу у его ног.

Глава 23

   А диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков.

Откровение Иоанна Богослова, 20:10

 
   – Быстро, объясни мне в каком месте... где стоит эта установка?
   Барух сумел напрячь голос, чтобы его можно было слышать сквозь шум винта вертолета.
   – Слишком поздно, Барух. Мы уже потеряли около двадцати секунд, – прокричала в ответ Холли.
   Она сидела рядом с ним в тесной кабине, и отчаянно жестикулировала рукой, чтобы до него быстрее дошел смысл сказанного ею.
   – Покажи мне это место, – продолжал командовать он, и ей пришлось оставить эмоции.
   – Держи прямо на скалу... если будет луна, то ты отчетливо увидишь на склоне этот заросший кустарником пятачок!
   Барух слегка дотронулся до ручек управления, и вертолет начал подниматься. Подъем происходил неустойчиво и сопровождался периодическими рывками. Поэтому он сосредоточил все внимание на приборной доске, стараясь думать только о полете и не вспоминать тот кошмар, который сопровождал его все эти дни. Наконец ощущение привычной обстановки вернулось к нему, и он уже без затруднений управлял работой винтов, выравнивая машину в воздухе и отслеживая направление, которое показывала девушка.
   – Я потеряла скалу в этой темноте! – кричала Холли, склоняясь головой к прозрачной облицовке кабины и пытаясь что-то разглядеть внизу. – Я ничего не вижу там!
   Барух почувствовал головокружение и понял, что его сил едва хватит на этот полет.
   – Это... это должно быть где-то здесь... в этом районе... прямо под нами. Я старался точно выдерживать курс.
   – Все равно, ничего хорошего не выйдет, Барух, если мы даже и найдем это место, что мы сможем сделать? Они хорошо укрыты в подземном бункере, и этим автоматом их не остановить.
   Израильтянин замолчал, опустив голову, глядя вниз, и вертолет начал резко крениться, устремляясь к земле. Неожиданно из-за разорвавшихся облаков вновь появилась луна, и поросший травой склон четко проступил внизу, залитый ее серебристым светом.
   Холли схватила израильтянина за плечо.
   – Вон там! Видишь маленький флигель?! Это как раз рядом с ним! Да, да. Я даже различаю окружающий это место подлесок.
   Барух вздернул голову и посмотрел в направлении, куда показывала девушка. Вертолет сделал крутой вираж и теперь летел прямо к указанной точке. Они достигли шахты за несколько секунд, и Барух «повесил» вертолет прямо перед ней.
   Не поворачивая головы, он крикнул:
   – Прыгай!
   Холли посмотрела на него с удивлением.
   – Что ты собираешься?..
   – Прыгай!
   Его голос перешел на пронзительный крик, и он подтолкнул ее к двери кабины. Наконец она догадалась о его намерениях и поняла, что это был единственный возможный путь.
   – Быстро выходи! Прямо сейчас!
   Он подтолкнул ее еще, и на этот раз Холли без раздумья взялась за ручку и открыла узкую дверь. Она упала на мягкую землю практически без повреждений с высоты около восьми футов и некоторое время лежала, приходя в себя и пережидая воздушные вихри, поднятые винтом, и прижимавшие ее к земле. Она лишь на мгновенье подняла голову, чтобы увидеть, как вертолет взмыл вверх, на некоторое время завис над землей, а потом рванулся к заросшему кустарником входу в искусственную пещеру на покрытом травой склоне.

 
   Майор Брениган терпеливо ждал, когда секундная стрелка подойдет к точке отсчета. Все его существо было наполнено обостренным чувством предвкушения военной операции, которая может изменить ход истории. Он вместе со своим небольшим штабом был укрыт в маленьком бункере, расположенном сбоку от основного ствола шахты, вход в который был прикрыт тонким металлическим экраном, который должен был защитить людей от огня и газовых потоков при пуске ракеты. Звуки разбивающихся под напором ветра о скалистый берег волн наполняли глубокий тоннель, и запах моря приятно щекотал ноздри майора.
   Он еще раз взглянул поверх металлического экрана в сторону ракеты, желая убедиться визуально, что там все в порядке, и на ступенях винтовой лестницы уже нет никого из обслуживающего персонала. Ракета, окутанная слабым красноватым светом сигнальных фонарей, ожидала момента, когда ей разрешат сделать рывок в небо. Она была небольшая, всего около десяти футов длиной, и напоминала советскую ракету класса земля-воздух, но была изготовлена на предприятиях Ганта по принятой там технологии.
   – Бортовая противорадарная система готова? – спросил он через плечо у находившегося здесь же оператора. Сидящий к нему спиной офицер поднял большой палец.
   – Все в порядке, сэр, – быстро ответил он. – Ни одна из ближайших к нам станций слежения за воздушным пространством над всем северо-западным побережьем Англии не сможет обнаружить траекторию ее полета.
   – На экране уже есть цель?
   – Да, сэр. Цель уже на экране, и наши средства наведения все время следят за ней.
   Брениган с удовлетворением улыбнулся. Их ракета помчится к самолету американского госсекретаря как иголка к магниту. Они знали время и точный маршрут его полета благодаря стараниям генерала Катбуша. Майор еще раз взглянул приглядывающе через выходное отверстие шахты ночное небо с серебряными отблесками лунного света и прислушался. Ему показалось, что совсем недалеко был слышен звук летящего вертолета, но шум прибоя, резонирующий в пространстве достаточно длинного подземного сооружения, не давал ему полной уверенности в этом. Он взглянул на часы. До пуска оставалось около пяти секунд, и время на размышления уже не оставалось.
   – Хорошо, – наконец ответил он, опускаясь на стул.
   Оператор имел свой собственный секундомер и наблюдал за ним, готовый нажать пусковую кнопку не дожидаясь приказаний майора. Двое людей из личной охраны Ганта сидели за его спиной. Им не нравилось времяпровождение в этом неуютном тесном помещении, рядом с ракетной установкой, хотя их и уверили в том, что никакой опасности для них это место не представляет.
   – Три. Два... – Майор Брениган постукивал пальцем по колену в такт с бегущими секундами.
   Наконец палец оператора, одновременно с голосом майора, подтверждающим нулевую готовность, опустился на пусковую кнопку, и в то же мгновение по другую сторону металлического экрана ожила ракета, наполняя все пространство шахты струями огня и газа.
   В этот момент, когда была нажата кнопка и ракета только начала свой стремительный разбег, Брениган смотрел через узкую щель между потолком бункера и верхним краем металлического экрана. У него был лишь один миг, чтобы с удивлением нахмурить брови, недоумевая, что за странный громоздкий предмет мог блокировать привычный круг лунного света, который он постоянно наблюдал с этого места, перед тем, как вертолет врезался в шахту, столкнувшись с начинавшей свой разбег ракетой.
   У людей, которые находились внутри этого огненного колодца, не было времени даже на то, чтобы вскрикнуть, выражая весь охвативший их ужас, когда мощный взрыв, выбрасывая вверх огромный огненный шар, разорвал шахту, обращая в уголь и пепел их тела.

 
   Стедмен неподвижно смотрел на омерзительное существо, находящееся на стуле, и чувствовал, как у него начинают шевелиться волосы, а по спине бежит неприятный холодок, набрасывая на шею спазматическую петлю. По коже ползли мурашки, заставляя его непроизвольно вздрагивать всем телом. Он делал безнадежные попытки отползти назад, оборвать эти потусторонние невидимые силы, которые удерживали его рядом с этим призраком, но чувствовал, что его энергия иссякает и его тело больше не может сопротивляться. Внутренняя энергия Кристины была полностью поглощена этим мертвым чудовищем, и у нее просто не хватило сил управлять его дьявольской прожорливостью. Полностью поглотив ее дух, оно стало превращаться почти в реальный образ, который теперь принимался за его дух, вытягивая из него жизнь, так же как это было с Кристиной.
   Голова наклонилась вперед, и Стедмен содрогнулся, когда увидел, как крошечные белые копошащиеся формы вывалились из трещин на лопнувшей коже лица. Он видел, как подрагивающая рука скелета двинулась вниз, теряя по пути куски ссохшейся кожи, и он даже чуть не задохнулся от мысли, что она вот-вот может коснуться его. Но рука направилась дальше к каменному полу, и детектив понял, что она тянется к античному копью, лежащему рядом с ногой, обутой в высокий сапог. Стедмен знал, и теперь уже без всяких сомнений, что если этот человекообразный монстр схватит Копье, он будет питать свою сатанинскую силу его загадочной энергией, и оружие вновь будет направлено против детектива, чтобы отнять у него его собственную жизнь.
   С криком отчаяния, Стедмен рванулся вперед и схватил наконечник в тот момент, когда пальцы скелета чуть было ни сомкнулись на нем с другой стороны, и с усилием потянул в свою сторону, сдирая куски кожи вместе с обломками пальцев, которые были не в силах противостоять этому резкому движению.
   Теперь он двумя руками направлял Копье вперед, на приведение, сидевшее перед ним, целясь в его грудь и ощущая внутри себя прилив новых сил. Он чувствовал, что уже может противостоять тому непомерному давлению, которое только что вдавливало его в каменный пол, лишая движений и затуманивая сознание. И хотя его мозг был еще в значительной мере подавлен, он уже мог противостоять ощущениям и даже встать с пола, а также, с трудом передвигая ноги, отойти подальше от этого двигающегося скелета. Он споткнулся о тело Кристины, еле удерживая слабыми руками древний талисман и, вновь чувствуя приступы слабости, оказался на полу. Повернувшись, Стедмен увидел, что разложившийся мертвец поднимается со стула, направляясь за ним, с поднятой вверх рукой и открытым ртом, как бы требуя вернуть Копье и пытаясь схватить свою ускользающую жертву.
   Детектив закричал и, пошатываясь, поднялся. Он разглядел лестницу, ведущую к двери, расположенной прямо напротив задернутого занавесом входа, где произошел его поединок с Гантом, и, с трудом передвигая ноги, направился к ней. Добравшись наконец до двери, он опустился на колени в поисках ручки, ощущая, как преследующее его существо уже подбирается к ступням.
   Он несколько раз повернул ручку, но дверь не открывалась. Согнувшись, он начал разглядывать замок, в котором торчал железный ключ, и несколько раз попытался повернуть его, но, видимо, его сил на это было недостаточно. Тень надвигалась на него, но он не находил в себе сил посмотреть в ту сторону, боясь увидеть вновь ту же самую ужасающую картину.
   Он опустил Копье на ступени лестницы и ухватился за ключ обеими руками, моля Бога о том, чтобы поворотный механизм замка оказался цел. Силы уже оставляли его, когда он почувствовал, что ключ начинает поддаваться, поворачиваясь сначала на четверть оборота, потом на половину и наконец полностью. Он распахнул дверь в тот момент, когда рука опустилась на его плечо, и ему пришлось рвануться от смертельного прикосновения, подхватив древнее оружие, спотыкаясь и падая, перебежать за порог.
   Там не было света, но там был свежий воздух, который поступал из другого мира, из мира живых. Стедмен не имел никакого представления насколько может быть длинен этот новый проход, поскольку впереди по-прежнему был сплошной мрак, сплошная первозданная темнота. Его лицо задевала плотная паутина, и он иногда даже чувствовал лапы пауков на шее и на щеках. Пол был сырой и скользкий, и ему приходилось несколько раз падать на колени, подниматься, опираясь о скользкие поросшие мхом стены, снова падать и снова вставать...
   Когда он в очередной раз повернул голову назад, то увидел на слабом светящемся фоне дверного проема черную фигуру призрака, которая увеличивалась в размерах по мере приближения. Наконец дверь, подталкиваемая сквозняком, захлопнулась, и он понял, что остался в густой темноте один на один с остатками человеческой оболочки, которая с неумолимым упорством преследовала его.
   Неожиданно до него донесся странный приглушенный звук, напоминающий отдаленный взрыв, и он почувствовал, как дрогнула земля под его ногами. От неожиданности он упал, и, с трудом поднявшись, прислушался, даже задерживая на всякий случай дыхание.
   Шаркающий звук слева заставил детектива стремительно броситься вперед, насколько ему позволяли силы. На самом деле он шел очень медленно, выставляя впереди себя руки, как единственное средство избежать прямого столкновения с неожиданной преградой. Его и самого раздражала эта медлительность, но он ничего не мог поделать с собой: ни руки, ни ноги не слушались его. Когда же наконец он все-таки споткнулся о каменные ступени, то благодаря именно своей слабости избежал серьезных ушибов при неожиданном падении. Свежесть, которая сейчас еще сильнее стала ощущаться в воздухе, подтверждая его мысль о том, что эта лестница вела наружу. Стедмен начал медленно взбираться по ней, тяжело дыша и издавая хрипы.
   По мере подъема он ощущал как каждая очередная ступенька дается ему все труднее и труднее, а по приближающимся звукам сзади себя он мог догадаться, что преследующее его существо обладает гораздо большим запасом сил. Он упал прямо на ступенях, вконец обессиленный, лишенный воли к любому движению, и только внезапный шок от прикосновения к ноге холодных остатков пальцев скелета вызвал очередное усиление кровотока и последовавший за этим всплеск энергии. Он закричал и начал карабкаться вверх по ступеням, подгоняемый страхом очередного прикосновения.
   Оболочка, странным образом когда-то обретшая жизнь, продолжала преследовать его.
   Неожиданно ступени кончились, и Стедмен понял, что он добрался до уровня земли. Впереди, прямо перед собой, он заметил расположенный горизонтально серебристый барьер и уже собирался остановиться, когда понял, что это всего лишь лунный свет, хорошо знакомый серебристый лунный свет, проникающий в щель вдоль нижней стороны двери. С возгласом надежды он устремился было вперед, но его стремление вырваться из мрака подземелья вновь натолкнулось на преграду: он лишь с силой врезался в деревянную дверную панель. Эта дверь тоже была заперта, и на этот раз в замке не было оставлено ключа.
   Он оглядел комнату, в которой находился, стараясь отыскать хоть что-нибудь, что помогло бы ему справиться с замком, но единственный источник света, которым был пробивающийся снаружи лунный свет, внезапно исчез, скорее всего из-за набежавших облаков. Он тяжело вздохнул от тщетности собственных попыток, и вновь услышал приближающиеся шаги. Если бы он был абсолютно слепым, он все равно бы понял, что преследующий его труп поднялся почти уже на самый верх лестницы, и теперь его голова находится на уровне пола. Он повернулся к двери и в отчаянии ударил по ней наконечником. Звук от столкновения дерева с металлом вернул его к ощущению реальности: он мгновенно понял, что до сих пор держит в руках средство для собственного освобождения.
   Он вновь опустился около замка и, исследуя руками пространство вокруг него, нашел справа щель, как раз в том месте, где дверная панель соприкасается с рамой. Вставив туда острие наконечника, детектив осторожно, стараясь убедится в прочности металла, навалился на другой его конец всем своим весом и начал выворачивать дверное полотно. К счастью, дерево быстро треснуло, а замок тоже оказался не слишком крепким.
   Дверь отскочила с сухим треском, и свежий ночной воздух ворвался в помещение, как будто хотел затеять небольшое сражение с вызывающим тошноту и отвращение зловонием, которое поднималось снизу. Стедмен выбежал за порог, и сильный ветер качнул его, выводя из равновесия его ослабленное тело. Он опустился на землю и некоторое время оглядывался, пока его глаза бессознательно не остановились на одном, пожалуй самом странном ночном видении, которое они выбрали из множества других: в ночной темноте в небо поднимался яркий столб пламени, который, казалось, вырывался из самой земли. Его свет был для него как маяк в море сплошного мрака.
   Как только труп появился в дверях склепа, Стедмен направил копье прямо в его грудь, покрытую черной униформой, которая в отблесках огня принимала кроваво-красный оттенок. Детектив чувствовал, что эта двигающаяся мерзость охотится не только за его жизнью, но и за Копьем. Оно необходимо ему для того, чтобы продолжать свое, теперь уже вторичное, бытие.
   Стедмен, покачиваясь, поднялся на ноги, его голова слегка кружилась от тяжелого давления на мозг, которое он испытывал в подземном склепе. Он направился в сторону пламени, а за ним по пятам следовал труп рейхсфюрера, теряя на сильном ветру куски кожи, обнажавшие серые разрушающиеся кости.
   Трава мягко пружинила под ногами Стедмена, придавая его телу новые силы, как будто сама земля помогала ему скрыться от преследовавшего его столь неестественного для живого мира существа. Огонь уже был близко, и он, покачиваясь как пьяный, шел к нему, ощущая тепло, которое постепенно наступало на догонявший его неестественный холод. Его ноги чувствовали себя так, будто передвигались по зыбучему песку, но он упорно переставлял их, с каждым шагом выигрывая очередную битву за расстояние, отмечая с каждым шагом новую победу. Он наконец добрался до горящей шахты, и остановился, опасно балансируя на ее краю. Его волосы и брови слегка потрескивали от жары, кожа приняла красноватый оттенок и вот-вот должна была начать обгорать. Он повернулся спиной к этому аду и его взгляд наткнулся на приближающегося демона. Стедмен понимал, что отступать дальше некуда, и он скорее утащит это существо вместе с собой в огненные глубины, назад к дьяволу, откуда он когда-то вышел, чем будет отступать дальше.
   Тем временем порождение ада остановилось перед ним, а он вглядывался в его единственный глаз, тогда как второй был размазан по оголенной щеке сорванным ветром пенсне. Рот чудовища был широко открыт, как будто оно продолжало беззвучно кричать. Обрывки кожи свисали и болтались на ветру, срываясь и шелестя как прошлогодние листья и взметая пыль при столкновении с землей.
   Труп Генриха Гиммлера поднял вытянутые руки, пытаясь заключить Стедмена в объятья. Костлявые руки скелета сомкнулись на шее детектива, вновь увлекая его назад, в подземелье, и Стедмен снова начал терять силы, так нужные ему для сопротивления, загипнотизированный ужасом, он лишь с трудом отворачивал голову, чтобы не смотреть на стоящее перед ним мерзкое существо, издавая при этом лишь слабый крик. Это было все, что он мог сделать.
   Он ощущал, что его чувства окончательно притупились, и хотя он все-таки и повернул голову с сторону, но при этом не мог оторвать своих глаз от стоящего перед ним этого ужасающего лица. В какой-то момент ему показалось, что он видит образы Эдварда Ганта и Кристины, которые оба слились в этих ужасающих чертах и что-то кричат ему, довольные тем, что и после смерти нашли для него новый источник мучений. Казалось, что череп, нависающий над ним, увеличивается, заслоняя от его глаз все остальное. Он понимал, что это созданье хочет вернуть его назад, в склеп, чтобы там окончательно лишить его воли и таким образом продлить свое существование. Оно продолжало тянуть его, и Стедмен не мог ему сопротивляться.
   Неожиданно пустая голова разлетелась на мелкие куски от града пуль, на глазах превращаясь в порошок, а содержимое трупа вывалилось из срезанной как ножом шеи прямо к ногам в высоких сапогах. Стедмен отпрянул назад и почувствовал, что его силы возвращаются к нему, наполняя нормальными ощущениями все нервные окончания. Он увидел Холли, стоявшую на коленях не далее чем в четырех ярдах от него, и автомат, направленный в их сторону, который она держала обеими руками.