Джеймс Херберт
Копье
Предсмертные крики! Я быстро бежал...
Но Клинасор, смеясь, уж во тьме исчезал,
Святое копье унося...Рихард Вагнер. «Парсифаль»
Что касается меня, то я чувствую свою глубокую близость с духовным наследием Вагнера. На каждом этапе жизни я вновь и вновь обращаюсь к нему. Я уверен, что только новые порывы благородства и величия ума могут создать новую цивилизацию. Если мы очистим «Парсифаль» от всех явных поэтических элементов, то обнаружим там неумолимую логику развития мира, указывающую, что обновление общества возможно лишь через постоянную и решительную борьбу. Процессы разделения мира уже происходят на наших глазах. И те, кто видит в борьбе радикальное средство продолжения жизни, потенциально делают шаг к сторонникам новой благородной идеи. Те же, кто хочет только мира и покоя, становятся на путь зависимости от собственных масс. Массы, однако, обречены на обман и саморазрушение. Поэтому, находясь в точке революционного поворота мира, массы являются общей суммой разрушающейся цивилизации и ее отмирающих представителей. Мы должны позволить им погибнуть вместе с их королями, подобными Амфортасу.Адольф Гитлер
Теперь вы понимаете, какие тревоги одолевают меня. Мир принимает Адольфа Гитлера как сильную личность, и именно таким он и должен войти в историю. Великий Германский Рейх после войны будет простираться от Урала до Северного моря. И это будет великий подвиг нашего фюрера. Он – один из величайших людей, когда-либо бывших на земле, и без него это было бы недостижимо. Поэтому самым важным вопросом сейчас является вопрос о его здоровье, когда его работа почти полностью завершена.Генрих Гиммлер
33 год нашей эры
...Итак пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним. Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода.Евангелие от Иоанна (19.32)
23 мая 1945 года
Старший сержант Эдвин Остин едва сдерживал мрачную улыбку, глядя со странным чувством сострадания на жалкую фигуру, сидевшую в неудобной позе на кушетке. Человек, если уместно было использовать это слово, был закутан в потертое одеяло, и его поминутно трясло. Однако такое его состояние нисколько не трогало сержанта, поскольку он уже знал, что этот безобидный маленький человечек был причиной гибели миллионов людей в этой ужасной только что закончившейся войне. В особенности он проявил свою жестокость по отношению к евреям, как в своей собственной стране, так и на других, захваченных территориях. Это всколыхнуло волну протестов во всем мире, но масштабы и весь ужас содеянного им только сейчас начали появляться на свет. Могло ли это существо, принесшее в мир подобное зло, это жалкое созданье, одетое сейчас только в рубашку, носки и подштанники, прикрытое армейским одеялом, считаться человеком? Могло ли оно претендовать на это? Глядя на него и не видя перед собой ни усов, ни военной формы, ни надменного высокомерия, а лишь безвольный подбородок и жирную заросшую щетиной шею, утверждать это было бы трудно. Когда этот немец был захвачен в плен, на нем была военная форма без знаков различия, а глаз прикрывала черная повязка. Он объяснил, что входит в состав секретной службы полевой жандармерии, однако следующий допросе выявил другую, более зловещую идентификацию.
Когда с него сняли черную повязку, а вместо нее водрузили пенсне, сходство с известным оригиналом стало очевидным, несмотря на его одежду и нервное поведение. Полковник Мэрфи, начальник разведки при штабе Монтгомери, подтвердил личность пленного немца, и поэтому теперь никаких сомнений относительно этого пленника у сержанта Остина не было и быть не могло. Начальство из штаба настаивало, чтобы с пленника не спускали глаз ни днем, ни ночью, – настолько серьезным было все, связанное с ним. Сержант однажды уже потерял одного из своих подопечных: генерал СС Прутцман сумел выбрать момент и разгрызть ампулу с цианидом. На этот раз такой ошибки быть не должно.
Через переводчика сержант объяснил пленному, что кушетка, на которой он сидит, является его постелью, и он должен лечь на нее, предварительно раздевшись. Немец начал было протестовать, но увидев выражение лица англичанина, затих, сбросил одеяло и начал раздеваться.
Именно в этот момент в помещение вошел полковник Мэрфи в сопровождении офицера, которого он представил как капитана Велса, военного врача.
Сержант знал, что должно последовать за этим. Двумя днями раньше в верхней одежде немца была найдена маленькая ампула, и оставались подозрения, что другую он прячет где-то на себе. Никто не хотел неприятностей с этим пленником. Они приступили к обыску, начав с головы: проверили волосы, уши, затем последовательно продвинулись вниз и закончили поисками ампулы между пальцами ног. Нигде ничего не было обнаружено. Оставалось однако, еще одно место, которое они пока обходили своим вниманием. Это было обычное место для сокрытия вещей, подобных той, которую они искали: ими не был обследован рот немца, и врач приказал ему его открыть.
Капитан Велс сразу увидел маленький темный предмет в щели между зубами на правой стороне нижней челюсти. С возгласом удовлетворения он сунул пальцы в открытый рот пленника. Однако тот оказался проворнее, резко повернул голову в сторону, одновременно наклоняя ее вниз, отстраняя пальцы врача от зубов. Полковник Мэрфи и сержант Остин бросились на помощь капитану и повалили немца на пол, а врач не переставая сжимал руками его горло, принуждая выплюнуть ампулу наружу. Но было поздно. Ампула треснула, и яд нашел свой путь внутрь организма. Безусловно, каждый из присутствующих понимал, что смерть этого человека стала теперь неизбежной, но в их задачу входило оттянуть ее.
Полковник Мэрфи приказал сержанту как можно скорее отыскать иголку и нитки. Однако именно в этот момент и были потеряны драгоценные минуты, так как при этих поисках пришлось перевернуть вверх дном весь следственный отдел, прежде чем удалось найти эти простые предметы. Врач продолжал сжимать горло самоубийцы, но яд брал свое, и были уже отчетливо заметны смертельные спазмы. Вскоре вернулся сержант. Теперь он с силой разжимал рот умирающего немца, а полковник схватил скользкий неподатливый язык, пытаясь проткнуть его иглой, чтобы с помощью нитки вытянуть вверх и предотвратить блокирование дыхательных путей. Кроме того, в течение пятнадцати минут они использовали рвотное средство и пытались применять искусственное дыхание. Все было напрасно. Они уже были не в состоянии освободить тело от цианида, а всего лишь продлевали агонию.
Тело пленника скорчилось в последних судорогах, лицо страшно исказилось в предсмертных муках, а затем неподвижно замерло. А еще через два дня сержант Остин завернул труп в армейское потертое одеяло, обмотал обрывками телефонного провода и зарыл в безымянной могиле недалеко от Люнебурга. Теперь это было последнее место, где наконец мог отдохнуть бывший рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Никаких записей об этом факте оставлено не было.
Когда с него сняли черную повязку, а вместо нее водрузили пенсне, сходство с известным оригиналом стало очевидным, несмотря на его одежду и нервное поведение. Полковник Мэрфи, начальник разведки при штабе Монтгомери, подтвердил личность пленного немца, и поэтому теперь никаких сомнений относительно этого пленника у сержанта Остина не было и быть не могло. Начальство из штаба настаивало, чтобы с пленника не спускали глаз ни днем, ни ночью, – настолько серьезным было все, связанное с ним. Сержант однажды уже потерял одного из своих подопечных: генерал СС Прутцман сумел выбрать момент и разгрызть ампулу с цианидом. На этот раз такой ошибки быть не должно.
Через переводчика сержант объяснил пленному, что кушетка, на которой он сидит, является его постелью, и он должен лечь на нее, предварительно раздевшись. Немец начал было протестовать, но увидев выражение лица англичанина, затих, сбросил одеяло и начал раздеваться.
Именно в этот момент в помещение вошел полковник Мэрфи в сопровождении офицера, которого он представил как капитана Велса, военного врача.
Сержант знал, что должно последовать за этим. Двумя днями раньше в верхней одежде немца была найдена маленькая ампула, и оставались подозрения, что другую он прячет где-то на себе. Никто не хотел неприятностей с этим пленником. Они приступили к обыску, начав с головы: проверили волосы, уши, затем последовательно продвинулись вниз и закончили поисками ампулы между пальцами ног. Нигде ничего не было обнаружено. Оставалось однако, еще одно место, которое они пока обходили своим вниманием. Это было обычное место для сокрытия вещей, подобных той, которую они искали: ими не был обследован рот немца, и врач приказал ему его открыть.
Капитан Велс сразу увидел маленький темный предмет в щели между зубами на правой стороне нижней челюсти. С возгласом удовлетворения он сунул пальцы в открытый рот пленника. Однако тот оказался проворнее, резко повернул голову в сторону, одновременно наклоняя ее вниз, отстраняя пальцы врача от зубов. Полковник Мэрфи и сержант Остин бросились на помощь капитану и повалили немца на пол, а врач не переставая сжимал руками его горло, принуждая выплюнуть ампулу наружу. Но было поздно. Ампула треснула, и яд нашел свой путь внутрь организма. Безусловно, каждый из присутствующих понимал, что смерть этого человека стала теперь неизбежной, но в их задачу входило оттянуть ее.
Полковник Мэрфи приказал сержанту как можно скорее отыскать иголку и нитки. Однако именно в этот момент и были потеряны драгоценные минуты, так как при этих поисках пришлось перевернуть вверх дном весь следственный отдел, прежде чем удалось найти эти простые предметы. Врач продолжал сжимать горло самоубийцы, но яд брал свое, и были уже отчетливо заметны смертельные спазмы. Вскоре вернулся сержант. Теперь он с силой разжимал рот умирающего немца, а полковник схватил скользкий неподатливый язык, пытаясь проткнуть его иглой, чтобы с помощью нитки вытянуть вверх и предотвратить блокирование дыхательных путей. Кроме того, в течение пятнадцати минут они использовали рвотное средство и пытались применять искусственное дыхание. Все было напрасно. Они уже были не в состоянии освободить тело от цианида, а всего лишь продлевали агонию.
Тело пленника скорчилось в последних судорогах, лицо страшно исказилось в предсмертных муках, а затем неподвижно замерло. А еще через два дня сержант Остин завернул труп в армейское потертое одеяло, обмотал обрывками телефонного провода и зарыл в безымянной могиле недалеко от Люнебурга. Теперь это было последнее место, где наконец мог отдохнуть бывший рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Никаких записей об этом факте оставлено не было.
Глава 1
Борьба за господство в мире будет происходить всецело между нами, я имею в виду, между немцами и евреями. Все остальное лишь видимость и иллюзия. Евреи стоят за всеми, за Англией, Францией и Америкой. Даже когда мы полностью очистим от них Германию, они останутся нашими самыми главными врагами во всем мире .Адольф Гитлер
Гарри Стедмен закрыл дверь своего автомобиля и привычно оглядел широкую, покрытую зеленью площадь Грейс-Инн. В этот час на площади почти не было свободных мест для стоянки, а вокруг поросших травой зеленых островков расцвел пестрый узор из разноцветных машин. Большинство расположенных вокруг площади офисов занимали адвокаты, маклеры или бухгалтеры, которые в это раннее утро понедельника уже заняли свои рабочие места, чтобы включиться в деловую жизнь Лондона.
Он заметил явно незнакомую ему парочку, сидящую в автомобиле марки «Кортина», еще тогда, когда только подъезжал к месту своей обычной парковки. Его насторожила нарочитая невнимательность с их стороны к его появлению. Они не могли обмануть детектива. Мужчина явно заметил его и узнал, хотя Стедмен не смог припомнить ни его, ни его спутницу, сидевшую рядом с ним в машине, в числе своих знакомых или клиентов.
Они делали вид, что были захвачены оживленной беседой, пока он смотрел через крышу автомобиля в их сторону. Сам по себе этот факт был весьма незначительным, поскольку ничего необычного в клиентах, ожидающих в машине своей очереди попасть на прием к адвокату или даже частному детективу, вообще говоря, не было. Но Стедмен, тем не менее, почувствовал беспокойство, которого он не ощущал уже долгое время. Он миновал проезжую часть и вошел в мрачноватое внутренне пространство красно-кирпичного домика, являющегося частью одного длинного, на всю длинну улицы, здания, что так характерного для старых районов Лондона, в котором находилось его скромное агентство, в котором кроме него было еще три сотрудника. Это было очень удобное место для размещения детективной службы, так как здесь находилось своего рода юридическое «гетто»: по числу адвокатских контор, судебных палат и прочих служб, относящихся к соблюдению законности, район занимал одно из первых мест. Адрес придавал определенную респектабельность его профессии, которая часто отрицательно воспринималась обществом.
Гарри Стедмен вместе со своей компаньонкой Мегги Уэт долго и упорно работал над тем, чтобы у агентства была прочная репутация. Основным принципом он считал борьбу с нарушениями закона, а размер дела не имел в данном случае большого значения. К их счастью, за последние пару лет, возможно благодаря росту репутации агентства, они вели большей частью дела больших компаний, связанные с промышленным шпионажем, внутренними хищениями и растратами, хотя по-прежнему не отказывались от бракоразводных дел, розыску пропавших лиц и сопровождению в суде дел, связанных с привлечением к ответственности должников. В штат агентства входило еще трое: отставной полицейский офицер по имени Блейк, которого они в обиходе называли Секстон, молодой и достаточно образованный детектив по имени Стив, который собирался вот-вот оставить их и открыть собственное бюро, и наконец Сью, их секретарь-машинистка и главный осведомитель обо всем происходящем в округе, двадцати девяти лет, энергичная и добросовестная, сущая находка для них.
Стедмен не стал пользоваться маленьким и вечно ломающимся лифтом, а преодолел лестницу на ногах. Поэтому когда он преодолел три лестничных пролета до самой конторы его дыхание стало более глубоким, а шаги более быстрыми, так что в свои тридцать восемь лет он выглядел человеком, который честно выполнил свой долг и немного устал.
Треск пишущей машинки встретил его еще в коридоре, и Сью поприветствовала его улыбкой, как только он открыл дверь в офис.
– Привет, Сью, – произнес он, улыбаясь в ответ.
– Доброе утро, мистер Стедмен. Поездка была удачной?
– Да, вполне. Правда, мне еще, придется съездить туда еще раз.
Всю предыдущую неделю он провел на севере, в Шотландии, устанавливая систему безопасности для компании, производящей электрооборудование.
– А что, Мегги уже здесь? – спросил он, перебирая письма, которые Сью протянула ему.
– Да, сейчас она ведет переговоры с кем-то из клиентов. Я сообщу ей о вашем возвращении, как только она освободится.
– Хорошо. Скорее всего, я снова уеду где-то около одиннадцати, поэтому мне надо успеть поговорить с ней до этого времени. – Он проследовал в свой кабинет, помахав рукой Стиву, который с хмурым видом перелистывал Свод законов о свидетельских показаниях и следственных процедурах.
– Я вижу, ты надолго застрял с этим, Стив, – улыбаясь произнес Стедмен. – Уверяю тебя, что полная ясность наступит только лет через десять.
Стив ответил ему слабой улыбкой.
Стедмен задержался на пороге своей комнаты.
– А Секстон где-то поблизости? – спросил он, обращаясь к Сью. – Он может понадобиться мне на этой неделе, чтобы помочь подобрать несколько подходящих людей для обслуживания той системы безопасности, которую я как раз сейчас и ставлю в Шотландии.
Как бывший полицейский, Секстон был незаменим в таких делах, поскольку имел добрые отношения с полицией и всегда знал, кто из персонала собирается в отставку или подыскивает себе новую работу. Эти люди, как правило, и пополняли персонал для соответствующих служб разных фирм и компаний.
– Сегодня утром он занят на процессе Сервера против Коллинза и Таллиса, – воскликнула Сью.
– Хорошо, тогда я позвоню ему уже прямо из Сэлфорда, если не встречусь с ним раньше. – Но прежде чем он успел закрыть дверь, Сью остановила его, помахивая рукой, в которой она держала сложенный листок бумаги.
– Один джентльмен хочет встретиться с вами, и как раз именно с утра, мистер Стедмен, – проговорила она извиняющимся тоном.
– Ты ведь знаешь, Сью, у меня сейчас очень мало времени, – заговорил Стедмен немного раздраженным тоном. – Разве он не мог поговорить с Мегги?
– Я пыталась направить его к ней, но он настаивал на встрече с вами. Он звонил еще на прошлой неделе, как раз перед вашим отъездом на север, но я сказала ему, что вас уже нет. Разумеется, я не говорила ему, куда именно вы уезжаете. Он утверждал, что эта встреча чрезвычайно важна для него, и рассчитывал повидать вас сразу, как только вы появитесь здесь. Он не захотел даже разговаривать с миссис Уэт.
Стедмен вернулся к столу секретарши и взял сложенный листок бумаги из ее теплой руки. Он явно не ошибся в своих утренних инстинктивных предчувствиях.
– Это был брюнет, достаточно плотного сложения? На вид ему около тридцати? – спросил он, все еще разглядывая написанную от руки записку.
– Да, – растерянно подтвердила Сью, озадаченная реакцией своего шефа. – Он представился как Гольдблат. Я могу выпроводить его, когда он появится, если вы этого, конечно, хотите. Он очень настаивал на этом свидании, поэтому я подумала, что вы сможете его принять до отъезда в Сэлфорд.
– Нет, нет. Все правильно, Сью. Этот человек находится уже внизу, сидит в своей машине. Я уделю ему десять минут.
И как только Стедмен вернулся к дверям своего кабинета, Сью уже пробежала к выходу мимо Стива, который с интересом прислушивался к их разговору, будто ожидая каких-то новых событий, потом пожал плечами и вновь уткнулся в изучение законов.
Стедмен сидел за столом и перечитывал написанные от руки слова: «Цви передает свои наилучшие пожелания». Это было все, что заключал в себе небольшой листок бумаги, но эта короткая фраза подтолкнула его к воспоминаниям, за которыми стояли чувства и поступки, управляемые вспышкой мести.
– Цви Замир, – тихо проговорил он, смяв записку в небольшой бумажный шарик, который он, медленно разжав пальцы, бросил на стол. Он передвинул свое кресло и, усевшись поудобней, неподвижно уставился на серое осеннее небо за окном, и образ Цви Замира, бывшего шефа одного из крупных отделов Моссад, отчетливо возник в его воображении.
Десять минут спустя Сью вывела его из воспоминаний вызовом по внутренней связи:
– К вам мистер Гольдблат, мистер Стедмен.
Со слабым вздохом он ответил ей:
– Пусть войдет. Он успел только смахнуть со стола бумажный комочек, который очень удачно попал в корзину, как дверь открылась, и Сью ввела в его кабинет человека, которого он заметил еще на автомобильной стоянке на площади. На этот раз Гольдблат был один, его компаньонка видимо осталась ждать внизу. Стедмен встал и протянул руку для приветствия прямо через стол, почувствовав в ответ крепкое и бесстрастное пожатие руки своего неожиданного посетителя. Теперь он мог лучше рассмотреть человека, которого утром увидел в машине. Он был невысокий, плотный, его черные слегка вьющиеся волосы были коротко подстрижены, а цвет лица был явно светлее, чем это показалось Стедмену на площади. Возможно, там повлияла темнота автомобильного салона.
– Меня зовут Давид Гольдблат, мистер Стедмен. Благодарю вас за то, что вы нашли время для встречи со мной. – В его голосе почти не чувствовался акцент, за исключением некоторых слов, которые он произносил явно с американскими окончаниями, при этом его глаза пытались все время отыскать глаза детектива, как бы желая увидеть в них знак одобрения их встречи.
Но глаза Стедмена оставались холодными.
– Я принесу вам кофе. – Эти слова, произнесенные Сью, прервали неловкость затянувшейся паузы. Секретарша вышла и закрыла за собой дверь. Она слегка переживала за ту холодность, которая, как она почувствовала, исходила от ее патрона. Казалось, что он был очень недоволен визитом этого маленького еврея.
– Вы прочли записку? – спросил Гольдблат, усаживаясь в предложенное кресло.
Стедмен кивнул и тоже сел, откинувшись на спинку и продолжая внимательно изучать своего гостя.
– Ну, как там поживает Цви?
Гольдблат улыбнулся.
– Сейчас с ним все в порядке. Ведь, как вы знаете, он ушел со службы и сейчас является президентом большой строительной компании. Его интересы, таким образом, по-прежнему связаны с интересами нашей страны, так же как и интересы каждого из нас. Я полагаю, что и ваши тоже, хотя вы и не еврей.
Стедмен перевел свой взгляд на окно.
– Все меняется, – коротко заметил он.
И вновь возникла пауза, которую разорвал Гольдблат, стараясь говорить как можно мягче:
– Мы вновь нуждаемся в вашей помощи.
– Забудьте это, – резко произнес Стедмен. – Я уже сказал вам, и времена и обстоятельства изменились. Изменился и Моссад. Идеалы уступили место ненависти и мести.
– Только путем мщения мы сможем утвердить свои идеалы! – Голос Гольдблата теперь звучал с гневом и раздражением. – Мы должны мстить за все акты насилия над нашими людьми. Каждого террориста, повинного в смерти наших людей, должно ждать немедленное возмездие! Только таким путем они научатся уважать нашу силу. Только тогда они начнут понимать, что нас нельзя победить. Вы знаете это не хуже меня!
– И еще я знаю, что и на вашей совести много невинных жертв. – Гнев Стедмена был сравним с гневом его гостя, только голос детектива был более спокойным и более уравновешенным.
– Невинные жертвы? А кровавая бойня в аэропорту Лод? А Мюнхен? Элтиб? Каждый раз, когда палестинцы бросают на нас свои отряды партизан или террористов, гибнут невинные люди. Но разве это дает вам право действовать теми же методами?
Бывает, что мы совершали ошибки, мистер Стедмен. Но не забывайте, что это были ошибки, а не заранее спланированные акты насилия против неповинных людей! Мы никогда не взрывали самолеты и никогда не бросали бомбы в аэропортах! И как вы можете сравнивать нас с этими дикими животными?
На этот раз в голосе Стедмена не было заметно прежнего раздражения.
– Я и не пытаюсь вас сравнивать, мистер Гольдблат, – почти обессиленный ответил детектив. – Но я очень устал от той работы, которую мы проводили в Институте. Я должен был рано или поздно бросить эту работу, в противном случае она бы уничтожила меня. Как вы уже сказали, мы делали ошибки.
Осторожный стук в дверь прервал на какой-то момент их беседу. В кабинет вошла Сью, держа в руках поднос. Она нервно улыбнулась, взглянув на Гольдблата, и поставила чашки и сахар на стол между ними. Мужчины молчали, пока она не покинула комнату. Гольдблат попробовал кофе и, после некоторого раздумья, положил в чашку сахар. Стедмен обошелся без него.
– Я прошу меня извинить, мистер Стедмен, – вновь заговорил Гольдблат, – но я пришел сюда не для того, чтобы выяснять наши взгляды по ряду вопросов. Интересы Израиля идут гораздо дальше этого, и вы должны это прекрасно понимать. Моссад вновь нуждается в вашей помощи, а я только отвлекаю вас и вывожу из равновесия. Пожалуйста, извините меня.
– Я тоже приношу свои извинения, мистер Гольдблат. У меня нет по отношению к вам никаких предубеждений, но разве Цви Замир не объяснил вам, почему я оставил работу в вашей секретной службе?
Гольдблат утвердительно кивнул.
– Да, он конечно объяснил. И он предполагал, что, скорее всего, вы не захотите вновь сотрудничать с нами. Но ведь однажды вы уже делали это. Вы оставили службу в Британской Армии, чтобы помочь нам. Могу я надеяться, что вы окажете нам такую услугу и еще раз?
– Нет, я так не думаю. В то время у меня были очень веские причины, чтобы помогать вам.
– Лилла Канаан?
Это имя, даже через столько лет, все еще вызывало в нем волнение и тоску. Он промолчал.
– Прежде всего, вы должны выслушать меня, и если после этого ваше решение будет неизменным, мы будем искать другие пути.
Гольдблат принял молчание Стедмена как приглашение к продолжению.
– Сейчас каждый очень хорошо ощущает эскалацию терроризма во всех уголках мира, и в первую очередь это касается нас, граждан Израиля, которые борются с врагами именно внутри страны, и вам это хорошо известно. Но теперь мы вынуждены это делать и за пределами наших границ. Мы не хотели этого, но у нас не оставалось выбора...
А мысли Стедмена в этот момент беззвучно уносились назад, в ту кровавую ночь вторника 30 мая 1972 года. Международный аэропорт города Лод в Израиле. Он и Лилла ожидали самолет, на котором Стедмен должен был вернуться в Англию. Он завершил свое задание на ближнем востоке и теперь получил соответствующий приказ. Неожиданно раздавшиеся выстрелы и взрыв гранаты заставил его инстинктивно толкнуть Лиллу на пол и укрыть между рядами сидений. Когда же он увидел трех японцев, каждый из которых был вооружен автоматом Калашникова и ручной гранатой, он и сам бросился вниз, стараясь прикрыть ее своим телом. Он подтянул брошенный кем-то чемодан, стараясь пристроить его впереди как слабую защиту от пуль и осколков шрапнели. Вокруг стоял сущий ад, в котором метались обезумевшие от страха люди. Некоторые лежали на полу, боясь сделать неосторожное движение. Стедмен огляделся, пытаясь отыскать хоть какую-то малейшую возможность подобраться к нападающим, и в этот момент на его глазах, прямо в руках одного из террористов разорвалась граната, разнося на куски его голову.
Второй японец неосторожно попал под автоматную очередь своего напарника, который, потеряв над собой контроль, бросился бежать к выходу.
Стедмен поднял Лиллу с пола, и они присели рядом с тем местом, где их застал кровавый кошмар. Постепенно, крики стали стихать, и холл аэропорта начал оживать от ледяного дуновения смерти.
Было убито двадцать восемь человек, большую часть которых составляли пилигримы из Пуэрто-Рико, и около семидесяти получили ранения. Оставшийся в живых террорист по имени Козо Окамото позже признался, что был членом японской Красной Армии и проходил подготовку по проведению террористических актов в группе «Черный Сентябрь».
Три месяца спустя Стедмен вернулся в Израиль, в Центральный Институт Информации и Разведки, но уже не как советник английской военной разведки, а как штатный сотрудник...
– ...Потребовалось не так много времени, чтобы мы поняли, что против нас выступает сразу несколько террористических группировок. – Постепенно внимание Стедмена вновь стало возвращаться к тому, что продолжал говорить Гольдблат. – В Ирландии была ИРА, в Испании – баски, в Северной Америке – Тапамарос, в Турции – Турецкая Освободительная Армия, в Японии – Красная Армия, в Западной Германии – Баадер Мейнгоф. Теперь все эти отряды помогают друг другу, образуя террористический альянс под управлением КГБ. Но людьми, от которых мы меньше всего ожидали, что они встанут на сторону наших врагов, оказались англичане.
Стедмен удивленно поднял брови.
– Англичане? И как же, по-вашему, мы им помогаем? – спросил он.
– Продавая оружие, новое наступательное оружие. Сюда же входит и подготовка террористов по его эффективному применению.
– Но этого не может быть! Средний Восток и Иран действительно являются крупными заказчиками английского правительства, но ведь оно при этом не имеет никаких дел ни с подпольным бизнесом, ни с террористами, и это же относится к частным компаниям, производящим вооружение. Все их лицензии на торговлю жестко контролируются.
Гольдблат улыбался, но в его улыбке не было обычного юмора.
– Послушайте, мистер Стедмен. Как бывший военный и один из тех, кто сам принимал участие в поставках оружия для Израиля, вы сейчас говорите только лишь об официальной стороне этой проблемы. Да, так должно быть: бизнес, связанный с вооружениями, должен быть «жестко контролируемым». – Последние слова он произнес с нескрываемым презрением. – Но с некоторых пор мы находим в руках наших врагов не только русское оружие. Есть несколько видов технически сложных вооружений, которые при проверке источников их поступления, привели нас в вашу страну.
– Но они могли быть здесь только оплачены, а поступили к ним через другой источник.
– Проработав столько лет в израильской разведке, имеете ли вы хоть какие-то сомнения в недостатке у нас опыта для решения подобной задачи?