Херберт Фрэнк. Досадийский эксперимент

венах. Тогда танец смерти будет завершен и она сможет убрать жвалы. Но
ненависть останется.
Когда за красным халатом закрылась дверь, Маккай вернул на место, в
ящичек, книгу и нож и снова обратил свое внимание к Аритчу. Теперь в его
словах слышался тон настоящего Легума, обращающегося к своему клиенту, без
всякой софистики, и оба они понимали это.
- Что же склонило Верховного Магистра, прославленного Филума Бегущих
разрушить Свод Цивилизации?
Маккай обращался тоном собеседника, ведущего беседу между равными.
Аритчу трудно было приспособиться к новому статусу. Его ход мыслей был
понятен. Если Маккай был свидетелем Ритуала Очищения, то его надо
воспринимать как Говачина. Но Маккай не Говачин. Тем не менее, он был
принят говачинской коллегией Легумов... и если он видел этот самый
священный ритуал...
Наконец Аритч начал говорить.
- Где ты видел ритуал?
- Он исполнялся в Филуме, предоставившем мне кров на Тандалуре.
- Сухие Головы?
- Да.
- Они знали, что ты наблюдаешь за ритуалом?
- Они пригласили меня.
- Каким образом ты сбросил свою кожу?
- Они выскоблили меня до крови и сохранили соскоб.
Аритчу потребовалось некоторое время, чтобы переварить эти сведения.
Сухие Головы сыграли свою собственную секретную игру в говачинской
политике, и теперь их секрет вышел наружу. Аритч должен был обдумать
последствия. Чего они хотели этим добиться? Он сказал:
- У тебя нет татуировки.
- Я никогда не подавал формальной просьбы о приеме в Филум Сухих Голов.
- Почему?
- Моя главная принадлежность - Бюсаб.
- Знают ли об этом Сухие Головы?
- Они одобряют это.
- Но что же их заставило...
Маккай улыбнулся.
Аритч бросил взгляд на задернутую полупрозрачной занавеской нишу в
дальнем конце святилища, за спиной у Маккая. Внешнее сходство с
Богом-Лягушкой?
- Нужно что-то большее, чем просто это.
Маккай пожал плечами.
Аритч начал размышлять вслух:
- Сухие Головы поддерживали Клодика в его преступлении, когда ты...
- Это не было преступлением.
- Пусть так. Ты выиграл свободу Клодику. И после твоей победы Сухие
Головы пригласили тебя на Ритуал Очищения.
- Говачин, сотрудник Бюсаба не может служить нескольким сторонам.
- Но Легум служит только Закону!
- Бюсаб и говачинский Закон не конфликтуют друг с другом.
- Сухие Головы хотят, чтобы мы в это верили.
- Многие Говачины верят этому.
- Однако дело Клодика не было настоящим испытанием.
В сознании Маккая вспыхнуло понимание: Аритч сожалел не просто о
потерянной ставке. Он вложил в то пари вместе с деньгами и свои надежды.
Наступило время направить разговор в другое русло.
- Я - твой Легум.
- Да, ты - мой Легум.
- Твой Легум желает слышать о досадийской проблеме.
- Ничто не является проблемой, пока не вызывает достаточную
озабоченность. - Аритч взглянул на ящичек, лежащий на коленях у Маккая. -
Мы имеем дело с разной оценкой величин, с переоценкой этих величин.
Маккай на мгновение не поверил, что слышит в его голосе тенор,
означающий у Говачинов оправдывающийся тон, но слова Аритча позволили ему
перевести дыхание. Говачины обладали какой-то странной смесью уважения и
неуважения к своему Закону и ко всякому правительству. В основе такого
отношения лежали их неизменяющиеся ритуалы, но над ними все было текучим,
как море, из которого возникли сами Говачины. Постоянная текучесть была
целью, стоящей за их ритуалами. Никогда нельзя было вести разговор с
Говачином на твердой основе. Каждый раз они делали нечто другое... и эта
изменчивость имела религиозный характер. Это было их натурой. "Все твердое
временно. Закон создан изменяемым". Это было катехизисом Говачинов. "Быть
Легумом - это значит научиться выбирать место, на которое можно
опереться".
- Сухие Головы сделали нечто другое, - сказал Маккай.
Эти слова заставили Аритча помрачнеть. Его грудные дыхательные
отверстия захрипели, указывая, что он говорит "от чистого желудка".
- Люди Консента имеют столько разных форм: Вревы (быстрый взгляд в
сторону двери), Собарипы, Лаклаки, Калебанцы, Пан Спечи, Паленки, Хитеры,
Тапризиоты, Люди и мы, Говачины... так много разных форм. Неизвестное
среди нас невозможно перечислить.
- Как и пересчитать капли в море.
Аритч утвердительно хмыкнул и продолжал:
- Некоторые болезни пересекают барьеры между формами сенсов.
Маккай пристально посмотрел на него. Неужели Досади - это станция для
медицинских экспериментов? Это невозможно! Тогда ни к чему была бы вся эта
секретность. Секретность сводила на нет попытки изучать общие проблемы, и
Говачины знали это.
- Вы изучаете не болезни, поражающие Говачинов и людей.
- Некоторые болезни поражают душу, и их нельзя связать ни с какими
физическими носителями.
Маккай обдумал эту мысль. Хотя определения Говачинов были часто трудны
для понимания, они не позволяли отклонений в поведении. Иное поведение -
да; отклонения в поведении - нет. Можно действовать против закона, но не
против ритуала. В этом плане Говачины очень обязательны. Они убивают
нарушителей ритуала на месте. Поэтому при общении с другими видами
чувствующих существ от Говачинов требовалась большая сдержанность.
Аритч продолжал:
- Ужасающие психологические трения возникают, когда дивергентные виды
сталкиваются друг с другом и вынуждены адаптироваться к новым
обстоятельствам. Мы ищем новое знание в этой области поведения.
Маккай кивнул.
Один из наставников Филума Сухих Голов выразился так: "Как бы это ни
было болезненно, все живое должно адаптироваться или умереть".
Трудно было усвоить, каким образом Говачины применяли свои взгляды к
себе самим. Закон изменялся, но он модифицировался на основе, которой не
было позволено ни малейшей перемены. "Иначе, как бы мы знали, где мы
находимся и где мы были?" Однако столкновения с другими видами изменили
основу. Жизнь адаптировалась... по своей воле или под нажимом
обстоятельств.
Маккай осторожно заговорил.
- Психологические эксперименты с людьми, которые не дали своего
осведомленного согласия, являются незаконными... даже среди Говачинов.
Аритч не принял этого аргумента.
- Консент, во всех своих частях, сохранил долгую историю научных
исследований бихевиоральных и медицинских вопросов, в которых люди
являлись заключительной опытной средой.
Маккай дополнил:
- И первый вопрос, возникающий, когда вы предлагаете такой эксперимент,
звучит: "Насколько велик риск для его участников?".
- Но, дорогой мой Легум, осведомленное согласие подразумевает, что
экспериментатор знает возможные последствия и может описать их тестируемым
субъектам. Я спрашиваю тебя: как это может быть, если эксперимент заходит
за границы уже известного? Как можно описать последствия, которые нельзя
предвидеть?
- Вы предоставляете на рассмотрение ваше предложение нескольким
экспертам в данной области, - сказал Маккай. - Они взвешивают предлагаемый
эксперимент относительно ценности, которую будет иметь новое знание.
- Да. Мы отдаем наше предложение в руки коллег - исследователей, в руки
людей, у которых смысл жизни, сама личность пронизана верой, что они могут
улучшить большинство чувствующих существ. Скажи мне, Легум: много ли
предложений об экспериментах отвергли комиссии, составленные из таких
людей?
Маккай заметил, к чему склоняется их спор. Он ответил, тщательно
взвесив свои слова.
- Они отклоняют очень немногие предложения, это правда. Тем не менее,
вы не представили свой досадийский протокол для внешнего рассмотрения. Что
же заставило вас сохранять его в секрете от своих собственных людей и от
чужаков?
- Мы боялись за судьбу нашего предложения, если оно подвергнется резкой
критике других сенсов.
- А говачинская общественность одобрила ваш проект?
- Нет. Но мы знали, что одобрение общественности не дает гарантии
против опасности эксперимента.
- Оказался ли досадийский эксперимент опасным?
Аритч молчал, и, наконец, сделав несколько глубоких вдохов, ответил:
- Он оказался опасным.
- Для кого?
- Для всех.
Это был неожиданный ответ, и он добавлял новое измерение к поведению
Аритча. Маккай решил удостовериться в этом и проверить это открытие.
- Значит, досадийский проект был одобрен меньшинством Говачинов,
меньшинством, которое согласно было с опасным соотношением риска и
полезности.
- Маккай, ты обладаешь манерой излагать факты, предполагающей
определенную степень вины.
- Однако большинство Консента может согласиться с моим изложением
фактов?
- Если они узнают об этом.
- Я понимаю. Допустим пойдя на определенный риск, какую же будущую
пользу вы надеялись получить?
Аритч издал грудной звук.
- Легум, уверяю тебя, что мы работали только с добровольцами, и
набирали их только среди людей и Говачинов.
- Ты уклоняешься от ответа на мой вопрос.
- Я просто откладываю ответ на него.
- Тогда скажи мне, объяснили ли вы своим добровольцам, что у них есть
выбор, что они могут сказать "нет"? Объяснили ли вы им, что они могут
подвергнуться опасности?
- Мы старались не отпугнуть их... нет.
- Кто-нибудь из вас позаботился о свободе воли ваших "добровольцев"?
- Суди нас с осторожностью, Маккай. Между наукой и свободой существует
базовое несогласие - независимо от того, как наука выглядит в глазах
практиков и как свобода ощущается теми, кто в нее верит.
Маккаю вспомнился циничный говачинский афоризм "Верить в то, что ты
свободен, важнее, чем быть свободным". Он сказал:
- Вы заманили добровольцев в свой проект.
- Некоторые могут рассматривать ситуацию с этой точки зрения.
Маккай обдумал эту мысль. Он все еще не знал точно, что Говачины
сделали на Досади, но у него возникли подозрения, что это было нечто
отвратительное. И он не смог скрыть этого в своем голосе.
- Мы возвращаемся к вопросу о выгоде эксперимента.
- Легум, мы давно восхищаемся твоим биологическим видом. Вы дали нам
одну из самых верных истин: "Ни одному из видов живых существ нельзя
доверять далее границ его собственных интересов".
- Это теперь недостаточное оправдание для...
- Мы вывели из вашей истины другое правило: "Разумно строить свои
действия таким образом, чтобы интересы других видов совпадали с интересами
твоего вида".
Маккай пристально посмотрел на Высшего Магистра. Может быть, старый
искушенный Говачин хочет заключить сговор между людьми и Говачинами, чтобы
замять то, что было сделано на Досади? Посмеет ли он разыграть такой
гамбит? Насколько плохо обстоят дела на Досади?
Чтобы проверить свою мысль, Маккай задал вопрос:
- Какие выгоды от этого вы надеялись получить? Я настаиваю на своем
вопросе.
Аритч тяжело осел. Его собакокресло приспособилось к его новому
положению.
Высший Магистр долго смотрел на Маккая взглядом из-под тяжелых век,
затем сказал:
- Ты играешь эту игру лучше, чем мы ожидали.
- С тобой, представителем Закона и Правительства, все является игрой. Я
действую на другой арене.
- Твое Бюро.
- И меня обучили быть Легумом.
- Являешься ли ты моим Легумом?
- Клятва связывает меня. Или ты не доверяешь...
Маккай прервал свои слова, охваченный неожиданной мыслью. Конечно!
Говачины давно знали, что досадийская проблема будет рассматриваться в
суде.
- Доверяю чему? - спросил Аритч.
- Хватит этих уверток! - крикнул Маккай. - Когда вы обучали меня, вы
уже тогда имели в виду свою досадийскую проблему. А теперь ты ведешь себя
так, как будто не веришь своему собственному плану.
Губы Аритча шевельнулись.
- Как странно. Ты выглядишь бОльшим Говачином, чем настоящий Говачин.
- Какую выгоду вы рассчитывали получить, когда шли на риск?
Пальцы Аритча раздвинулись веером, расправив перепонки.
- Мы надеялись получить быстрые решения и выгоды, если сможем притушить
естественную враждебность, которая наверняка должна была возникнуть. Но
теперь прошло более двадцати наших поколений, а не двенадцать или
пятнадцать, с тех пор как мы заложили семя. Выгоды? Да, некоторые выгоды
есть, но мы не смеем использовать их, и мы не смеем освободить Досади из
заключения, если мы не сможем ответить на вопросы, на которые ответить
невозможно без обнаружения нашего... источника.
- Выгоды! - сказал Маккай. - Твой Легум настаивает.
Аритч сделал глубокий вдох сквозь дыхательные отверстия.
- Только Калебанец, который охраняет Досади, знает местоположение, а
она должна обеспечивать доступ к планете, не выдавая ее месторасположение.
Досади населена Людьми и Говачинами. Они живут в единственном городе,
который называется Чу. Там проживают около девяноста миллионов людей,
примерно поровну обоих видов. Может быть, втрое больше живет вне Чу, на
Ободе, но они находятся вне эксперимента. Чу занимает около восьмисот
квадратных километров.
Плотность населения шокировала Маккая. Миллион на квадратный километр.
Ему было трудно представить это. Даже если допустить, что город развит по
вертикали... и если использовать... Конечно, будут некоторые, своей
властью занявшие пространство, но остальные... Боже! Такой город должен
кишеть людьми, и этого давления нельзя избежать нигде, за исключением как
на этом непонятном Ободе. Маккай объяснил это Аритчу.
Верховный Магистр подтвердил это.
- В некоторых районах плотность населения очень высока. Люди на Досади
называют эти области "Кроличьими Клетками", и вполне справедливо.
- Но почему? Если свободна целая планета...
- Досади ядовита для наших форм жизни. Все продукты питания выпускаются
на тщательно управляемых гидропонных фабриках, размещенных в сердце города
Чу. Пищевые фабрики и распределение продуктов управляется диктаторами. Все
находится под квазивоенной формой правления. Однако, средняя
продолжительность жизни в городе в четыре раза превышает продолжительность
жизни вне города.
- Ты сказал, что население вне пределов города намного больше, чем...
- Они размножаются, как дикие животные.
- И какие же возможные выгоды вы ожидали от...
- В трудных ситуациях жизнь обнажает свои базовые элементы.
Маккай обдумал то, что сообщил Верховный Магистр. Он представлял себе
Досади копошащимся клубком тел... Он видел стены, и некоторые люди жили и
работали в относительно щедром пространстве, в то время как другие...
Боже! Во вселенной, где некоторые обитаемые планеты имели не более чем
несколько тысяч человек населения, это было безумием. Маккай обратился к
Высшему Магистру резким тоном.
- Эти базовые элементы, эти выгоды, которых вы ожидали... Я желаю
слышать об этом.
Аритч склонился вперед.
- Мы обнаружили новый вид связи между существами, новые побудительные
мотивы, неожиданные течения, которые могут накладываться на все население.
- Я требую подробностей и полного изложения этих открытий.
- Сейчас, Легум... один момент.
Почему Аритч откладывает? Может быть, так называемые выгоды
незначительны рядом с отвратительным ужасом этого эксперимента? Маккай
сделал еще один заход.
- Ты сказал, что планета отравлена. Почему не перенести обитателей
постепенно, подвергнуть их стиранию памяти, если необходимо, и ввести их в
Консент, как новых...
- Мы не смеем! Во-первых, обитатели планеты выработали иммунитет к
стиранию памяти, это было побочным продуктом ядов, которые попали в их
питание. Во-вторых, глядя на то, чем они стали на Досади... Как я могу это
объяснить тебе?
- Почему люди не могут просто покинуть Досади? Полагаю, что вы
перекрыли им доступ к прыжковым дверям, но ракеты и другие механические
устройства...
- Мы не позволяем им покинуть планету. Наш Калебанец заключил планету в
"темпокинетический барьер", который объекты нашего эксперимента не могут
преодолеть.
- Почему?
- Мы скорее уничтожим всю планету со всем живым на ней, чем выпустим ее
население в Консент.
Чем же таким являются досадийские люди, что вам пришла в голову такая
возможность?
Аритч содрогнулся.
- Мы создали чудовище.


Каждое правительство состоит из лжецов, и ничему из
того, что они говорят, нельзя верить.
Приписывается древнему журналисту - человеку


Торопливо шагая через крышу прилегающего к зданию высотного паркинга в
разгаре последнего дня, который Джедрик провела Лиэйтором, она не могла
выбросить из головы сознание того, что подобно старой коже вот-вот скинет
с себя еще одну должность. В здании под ней теснились один на другом
автомобили торговцев властью и их любимцев, каждая из машин была подвешена
к конвейерной дорожке верхними захватами. Машины были самые разные - от
гигантских "джайгеров", отягощенных броней и оружием, с усиленными
двигательными системами - эти принадлежали правящему меньшинству - и до
миниатюрных черных скиттеров, предназначенных для таких, как она сама.
Бывший любимец Джедрик знала, что сейчас она в последний раз воспользуется
машиной, которая до сих пор избавляла ее от утренней и вечерней толкучки
подземных пешеходных дорожек.
Она тщательно выбрала момент ухода с работы. Те, кто ездят
"джайгерами", еще не успели отобрать у нее ее скиттер и водителя. Этот
водитель, Хевви, требовал ее особого внимания в этой последней поездке, в
том небольшом промежутке времени, который она выделила специально для
улаживания с ним дел.
Джедрик ощущала, что теперь события понеслись со своей собственной
ужасающей скоростью. Только что, утром, она обрекла на смерть пятьдесят
человек, и вот теперь эта лавина набрала силу.
Поверхность тротуара на крыше высотного паркинга была кое-как залатана
после недавнего взрыва трех боевиков с Обода. Спеша через открытое
пространство грубо заделанной площадки к выходному лифту, Кейла старалась
внимательно ставить ноги. Добравшись до шахты лифта, она остановилась и
взглянула на запад, за скалистые склоны города. Солнце уже почти дошло до
послеполуденной линии скал и казалось просто золотистым сиянием за
молочно-белесым барьером Стены Бога. В ощущаемых ею по-новому страхах это
было не солнце, а злобный глаз, смотрящий на нее сверху вниз.
К этому моменту картотечные шкафы уже должны загореться от неуклюжей
попытки полицейских жаб влезть в них. Пока они доложат об этом, пока их
рапорт пробьется через иерархические препоны наверх, туда, где кто-нибудь
осмелится принять решение, будет некоторая задержка.
Джедрик усилием воли сдерживала свои мысли, стараясь, чтобы они не
сорвались в дрожащую тень. После картотечных шкафов, станут накапливаться
и другие данные. Люди Электора все более наберутся подозрений. Но это тоже
было частью ее плана, одним из многих его плоскостей.
Она стремительно шагнула в лифт, опустилась на свой уровень паркинга и
взглянула через узкие дорожки с перилами на свой скиттер, висящий среди
остальных машин. Хевви сидел на покатом капоте, характерно ссутулив плечи.
Хорошо. Он ведет себя так, как она и ожидала. Теперь необходима была
некоторая хитрость, но Джедрик не ожидала никаких настоящих неприятностей
от такого мелкого и прозрачного существа, как Хевви. Тем не менее, она
держала руку в кармане, где у нее скрывалось небольшое, но эффективное
оружие. Теперь ее ничто не должно остановить. Джедрик отбирала и
тренировала своих заместителей, но ни один из них не мог сравниться
способностями с ней самой. Военной силе, подготовленной к этому моменту,
все равно нужна была Джедрик, как еще одно преимущество, которое может
решить победный спор в один из лежащих перед ними дней.
"Теперь я должна плыть, как сорванный лист в урагане".
Хевви читал книгу, одну из тех псевдоглубоких вещей, которыми он
регулярно наслаждался, книгу, которую, как знала Джедрик, он все равно не
поймет. Зачитавшись, он дергал себя за нижнюю губу большим и указательным
пальцем - картина абсолютной интеллектуальной углубленности в важные
мысли. Но это была только видимость. Он не подал и виду, что слышит, как
Джедрик спешит к нему. Легкий ветерок заворачивал ему страницы, и он
придерживал их одним пальцем. Кейла еще не видела названия книги, но
догадалась, что она из контрабандного списка, как и большая часть его
чтива. Это был максимум риска, на который мог пойти Хевви, риск небольшой,
но насыщенный определенным фальшивым блеском. Еще одна видимость.
Теперь Джедрик видела его во всех отчетливых деталях. Он должен бы был
уже поднять глаза, но сидел, погрузившись в свою книгу. У Хевви были
большие карие глаза, которые, как он явно считал, имеют невинный вид. Но
действительная его невинность простиралась значительно дальше, чем его
слабые попытки эту невинность изобразить. Джедрик легко могла представить
себе сцену, которая произойдет, если один из людей Броя обнаружит Хевви в
этой позе.
"Контрабандная книга? - спросит Хевви, придавая выражению своих глаз
всю их бесценную невинность. - Я думал, что они больше не встречаются. Я
думал, что вы сожгли их все. Приятель дал ее мне на улице, когда я
спросил, что он читает".
А шпион Электора, скрывая усмешку, спросит: "И тебе не показался
странным такой подарок?"
Если дойдет до этого, события для Хевви станут все более и более
неприятными и примут оборот, о котором он и не подозревает. Его "невинные"
карие глаза обманут людей Электора не больше, чем они обманули ее. Ввиду
этого, Джедрик заметила и другие аспекты того факта, что Хевви дал ей ключ
к Стене Бога - этого Джорджа Х.Маккая. Хевви пришел к ней и сообщил
театральным конспиративным шепотом: "Обод хочет переправить в город нового
агента. Мы подумали, что вы можете..."
И каждая подробность, которую он выдал, этого странного происшествия,
каждый вопрос, на который он ответил со своей прозрачно-деланной
искренностью, усиливали ее напряжение, удивление и приподнятое настроение.
Джедрик вспомнила все это, приближаясь к Хевви.
Он почувствовал ее присутствие и поднял глаза. В них мелькнуло
узнавание и что-то еще, неожиданное - наполовину скрытая настороженность.
Он закрыл книгу.
- Вы сегодня рано.
- Я предупреждала, что так и будет.
Новый оттенок в поведении Хевви вызвал в ней всплеск нервного
напряжения, пробудил прежние опасения. Кроме атаки, у нее не оставалось
никаких вариантов поведения.
- Только жабы не могут прервать рутинную работу, - сказала она.
Взгляд Хевви быстро скользнул вправо и влево, потом вернулся к ее лицу.
Он не ожидал этого. В этом был несколько больший риск, чем допускал себе
Хевви. Повсюду стоят электронные подслушивающие устройства Электора. Тем
не менее, реакция Хевви сказала ей все, что она хотела знать. Джедрик
указала на скиттер.
- Поехали.
Он вложил книгу в карман, соскользнул с капота и открыл для нее дверь.
Его движения были слишком резкими. Петелька от пуговицы на одном из
рукавов его рубашки в зеленую полоску зацепилась за ручку двери. Со
смущенной торопливостью он отцепил ее.
Джедрик скользнула в пассажирские ремни безопасности. Хевви захлопнул
дверь, тоже слишком громко. Он нервничает. Хорошо. Он уселся слева от нее
за панель управления и обратился к ней с вопросом.
- Куда?
- Двигайся в направлении квартиры.
Легкое колебание, потом он включил привод подвески. Скиттер пришел в
движение, его бросило в сторону, и он плавно заскользил вниз по спуску на
улицу.
Когда они вынырнули из тени высотного паркинга еще до того, как
отцепились захваты на крыше и Хевви включил собственный привод скиттера,
Джедрик утвердилась в своем решении не оглядываться назад. Здание Лиэйтора
стало частью ее прошлого, просто горой серо-зеленого кирпича, окаймленной
здесь и там другими высотными постройками, среди просветов между которыми
проглядывали скалы и притоки реки. Теперь эта часть ее жизни исчерпана.
Лучше всего расстаться с ней просто, без сожалений. Ее мозг должен быть
свободен для того, что наступит дальше. А дальше должна была наступить
война.
Нечасто случалось так, чтобы вооруженная сила поднималась из
досадийских масс, чтобы найти свое место в структуре власти. И сила,
которую Джедрик выпестовала, вселит страх в миллионы людей. Но сейчас ее
заботил только страх в нескольких людях, и первым из этих людей был Хевви.
Он вел машину с обычной уверенностью, не слишком умело, но достаточно
компетентно. Однако, руки его сжимали рукояти управления так, что побелели
костяшки пальцев. Этими мышцами двигал все еще тот самый Хевви, которого
она знала, а не одно из тех мерзких существ, которые могут сыграть свою
шутку, нацепив себе досадийскую плоть. В этом заключалась для нее польза
от Хевви и от его ошибок. Он обладал всеми досадийскими недостатками, был
испорчен ими. С Маккаем такое нельзя себе позволить.
У Хевви было, по-видимому, достаточно здравого смысла, чтобы в данный
момент ее бояться. Джедрик позволила этому чувству дозреть в нем, наблюдая
за проплывающей мимо обстановкой. Движение было слабым, все встречающиеся
машины были бронированными. Редкие туннели, в полумраке которых
чувствовалось наведенное оружие и глаза, нацеленные в смотровые щели, -
все казалось нормальным. Еще слишком рано для того, чтобы начались крики и
суматоха из-за одного заблудшего Старшего Лиэйтора.
Они проехали через первый контрольно-пропускной пункт без всякой
задержки. Охранники действовали эффективно и небрежно, бросив на скиттер и
идентифицирующие нарукавные повязки пассажиров только один взгляд. Все это
было косностью.
Рутинные обязанности, отметила про себя Джедрик, опасны тем, что они
слишком быстро становятся скучными. Скука притупляет органы чувств. Именно
против скуки она и ее инструкторы постоянно боролись среди своих бойцов.