Херберт Фрэнк. Ящик Пандоры (Пандора - 1)

   - Я.
   Голос поэта доносился через вживленный под кожу Оукса передатчик, губы же не двигались.
   - Тебе конец, Оукс.
   - Ты! Ты все погубил! Это из-за тебя мы с Льюисом...
   - Ничто не погибло, Оукс. Жизнь только начинается.
   Паниль не разжимал губ, но голос продолжал звучать.
   - Ты молчишь... но я тебя слышу.
   - Это дар Авааты.
   - Авааты?
   - Дирижаблики и келп едины: они - Аваата.
   - Значит, планета все же победила нас.
   - Не планета. И не Легата.
   - Тогда корабль. Наконец-то он загнал меня в угол!
   - И не Корабль.
   - Льюис! Это он виноват. Он и Легата.
   На глаза Оуксу навернулись слезы. "Льюис и Легата". Он не мог встретиться взглядом с Панилем. "Льюис и Легата!" Одинокий плоскокрыл отполз от поэта, вскарабкался Оуксу на башмак и заснул, примостив шипастую башку на застежке. Оукс в ужасе взирал на тварь, не в силах даже пошевельнуться.
   - Скажи мне, - вскрикнул он в отчаянии, - кто же виноват?!
   - Ты сам знаешь, кто.
   Из глотки Оукса вырвался вопль:
   - Не-е-ет!
   - Ты виноват, Морган. Ты и Томас.
   - Это не я!
   Паниль только глянул на него грустно.
   - Тогда прикажи своим демонам убить меня! - бросил Оукс ему в лицо.
   - Они не мои демоны.
   - Тогда почему они не нападают?
   - Потому что я показываю им мир, который иные назвали бы иллюзорным. Любое существо нападает не на то, что видит, а на то, что, как ему кажется, оно видит.
   Оукс в ужасе воззрился на Паниля.
   "Миражи? Этот стихоплет может отвести мне глаза как захочет?"
   - Это корабль научил тебя!
   - Меня научила Аваата.
   - И твоей Аваате конец... - Оукс понял, что у него начинается истерика. - Всем им конец!
   - Но прежде она научила нас входить в мир инореальности. И Аваата живет в нас.
   Оукс не мог отвести взгляда от смертоносного плоскокрыла на своем ботинке.
   - Что эта тварь видит? - спросил он, тыкая в демона трясущимся пальцем.
   - Что-нибудь знакомое.
   Содрогнулась от грохота земля, и плоскокрыл с недовольным видом шлепнулся на песок. Оглянувшись, Оукс увидал, как соскальзывает в бездну еще одна секция Редута. Огромные валы бились о берег, расплескивая белую пену, а узкая бухта еще усиливала их напор. В безмолвном ужасе Оукс наблюдал, как здание за зданием рушится в подгрызающие их волны.
   - Можешь болтать что тебе вздумается, - пробормотал он, - но планета нас победила.
   - Как хочешь.
   - Я хочу?!
   Оукс едва не набросился на Паниля, но замер, увидав, что двое спецклонов волокут к ним носилки. Рядом с раненым шла Хали Экель, колечко в ее носу сверкало в ослепительном свете. Пациента опутывали датчики прибокса. И человека на носилках Оукс тоже узнал - то был Раджа Томас.
   Носильщики недоуменно воззрились на бывшего босса, опуская на песок свою ношу.
   - Он очень плох? - поинтересовался Оукс у Хали.
   Ответил поэт.
   - Он умирает. Сквозная рана груди и лучевой ожог.
   Оукс подавил смешок.
   - Значит, меня он не переживет! Наконец-то проклятый корабль останется без кэпа!
   Хали опустилась на колени рядом с носилками, глядя на Керро.
   - Мы бы не дотащили его живым в лазарет. Он просил принести его к тебе.
   - Знаю.
   Керро смотрел на умирающего, и мысли Томаса были открыты ему - как и Ваате, и Ваэле, и большинству спецклонов, в чьих генах таилась Аваата, открыты полностью, до последней капли. Сколь проникновенным был замысел Корабля - из породившего Его Раджи Флэттери сделать воплощение возмездия!
   Губы Томаса дрогнули. Голос его был не громче шепота, но даже Оукс услышал его ясно:
   - Я так долго искал ответа... что забыл вопрос.
   - О чем он болтает? - осведомился Оукс.
   - Он говорит с Кораблем, - ответил Паниль, на сей раз вслух, и речь его была речью поэта, полной всепроникающей мудрости.
   Уста умирающего исторгли прерывистый вздох.
   - Я так долго играл... так долго... Паниль знает. Это скала... дитя... Да! Я знаю! Дитя!
   Оукс фыркнул.
   - Да он просто бредит.
   - А ты все отказываешься встать вровень со своей человечностью, промолвил Паниль, глядя на бывшего босса.
   - Что... О чем ты толкуешь?
   - Только этого и требовал от нас Корабль, - вздохнул Паниль. - Это и значит богоТворить: найти в себе человечность и подняться с ней вровень.
   - Слова! Пустые слова! - Оуксу казалось, что его загоняют в угол. Нет, все это просто мираж!
   - Тогда отбрось слова и спроси себя: что ты делаешь здесь? - проговорил Паниль.
   - Я выжить пытаюсь, что же еще?
   - Но ты никогда не был по-настоящему жив.
   - Я... я...
   Паниль поднял руку, и Оукс замолк.
   Демоны чередой двинулись в сторону утесов. Первый из них успел добраться до скал, поднимаясь на плоскогорье, прежде чем поэт заговорил вновь:
   - Я отпустил их, как отпускает Аваата. И все же они делают что должны.
   - И что они станут делать? - Оукс смотрел вслед уходящим чудовищам.
   - Когда они проголодаются, то станут есть.
   Оукс не выдержал:
   - Да чего ты хочешь от меня?!
   - Ты врач, - ответил Керро. - А здесь раненые.
   - Ты хочешь, чтобы я спас его? - Оукс ткнул пальцем в сторону Томаса.
   - Его может спасти только Корабль или все мы вместе, - ответил Паниль.
   - Ага, Корабль!
   - Или мы все вместе. Это одно и то же.
   - Ложь! Все ложь!
   - Спасение - слово многозначное, - напомнил Паниль. - Есть утешение и в разуме, и в потенциальном бессмертии наших сородичей.
   Оукс отступил на шаг.
   - Все - лживые слова! Эта планета всех нас убьет!
   - Для чего тебе глаза, когда ты им не веришь? - спросил поэт. Он обвел рукой кровавую равнину, встретился взглядом с завороженной его словами Хали. - Мы выживем. Мы исцелим планету. Аваата, поддерживавшая равновесие мира, погибла. Но Ваата - ее дочь не менее, чем моя.
   - Ваата? - выплюнул Оукс. - Это еще что за чушь?
   - Родилась дочь Ваэлы. Ее зовут Ваата, и она несет истинное семя Авааты, заложенное в нее при зачатии.
   - Еще одно чудовище. - Оукс покачал головой.
   - Ничуть. Прелестное дитя, столь же человек с виду, как и ее мать. Я покажу тебе.
   Образы хлынули в сознание Оукса, влекомые несущей волной вживленного приемника. Оукс отшатнулся от Паниля, пытаясь одной рукой заслониться от поэта, а другой царапая шею, словно хотел вырвать радиокапсулу с мясом.
   - Не-ет!.. Нет... нет!..
   Но поток не прерывался. Под напором его Оукс рухнул на песок и, падая, услыхал голос Корабля.
   Ошибиться было невозможно. Неотвратимое могущественное присутствие разворачивалось в нем, не нуждаясь в передатчиках и приборах. - Теперь ты видишь, босс? Тебе не нужен был высеченный в камне завет. Только самоуважение, богоТворение себя, всего человечества и всего, что имеет значение для вашего родового бессмертия.
   Оукс перекатился на живот и закрыл голову руками, глядя в мокрый от его слез песок.
   Корабль покинул его рассудок - точно медленно вытянули раскаленный нож, оставивший по себе зияющую рану. Оукс медленно опустил руки, поднял голову. Песок скрипел под множеством подошв. Со стороны Редута тянулась длинная колонна - природники и спецклоны вперемешку. Вели их Льюис и Легата. За их спинами ветер разносил клубы дыма, поднимающиеся над горящими развалинами. Его драгоценное убежище - разрушено! Все погибло!
   Гнев вновь захлестнул Оукса.
   "Будь ты проклят, Корабль! Ты меня обманул!"
   Вскочив, он погрозил кулаком Легате:
   - Ах ты, сука!
   Льюис с Легатой остановились шагах в десяти, и беженцы тоже замерли. Только одна рослая женщина-спецклон с раздутым черепом и тонкими чертами лица вышла вперед, заслонив собою Легату.
   - Не вздумай больше к ней так обращаться! - рявкнула она. - Мы избрали ее кэпом! Никто не смеет оскорблять нашего кэпа!
   - Да это безумие! - взвыл Оукс. - Как могут чудовищные уродцы выбирать себе кэпа?
   Женщина-клон шагнула к нему.
   - Ты кого назвал уродцем? Что, если наше племя умножится, а вы станете уродами среди нас?
   Оукс в ужасе воззрился на нее.
   - Ты и сам не больно красив, - продолжала она. - Каждый день я смотрюсь в зеркало и каждый день думаю, что не так я и страшна. А ты с каждым часом становишься все уродливей. А если я решу, что среди нас уродам не место?
   Легата придержала ее за руку.
   - Довольно.
   В этот миг равнину накрыла тень. Все разом подняли головы. Между землей и Регой плыл Корабль - куда ниже, чем он спускался когда-либо. Ясно виднелись странные выступы, крылья аграриумов. Громада в небесах двигалась с ошеломительной неспешностью, словно сама вечность. И когда тень ее накрыла Льюиса, тот расхохотался. Почти все, кто обернулся на его смех, успели заметить, как он пропадает. Тело его превратилось в белый силуэт, растаявший без следа.
   - Но почему, Корабль? - спросил вслух изумленный этим исчезновением Керро.
   Ответ услышали все.
   "Вам нужен был истинный дьявол, Хесус Льюис, Моя вторая половинка, заполнил мысли радостный гром. - Настоящий дьявол всегда со Мной. А Томас оставался собственным бесом, стрекалом в собственной руке. Но теперь он знает. Люди, вы заслужили отсрочку. Вы знаете, как богоТворить".
   И в тот же миг каждый ощутил, что уготовил Корабль Томасу и на какой тонкой нити висит судьба умирающего.
   Томас приподнялся на локте, как ни пыталась Хали уложить его.
   - Нет, Корабль, - выдавил он. - Не надо... в гибербак. Я уже дома.
   - Отпусти его, Корабль, - вмешалась Легата.
   - Спасите его, и он ваш! - прозвучал вызов.
   Вцепившись в ускользающее сознание Томаса, Керро воззвал к Ваате, дремлющей в лазаретной палатке под скалой:
   - Ваата! Помоги нам!
   Разума его коснулась прежняя Аваата - ослабевшая, но не утерявшая ничего. Ваата впитала ее целиком... и сверх того. Собственная дочь виделась Керро Панилю вместилищем бессчетных эпох памяти и мудрости Авааты, но слитых с памятью человечества. Ваата потянулась к тем, кто оставался на борту Корабля, даже спящим в гибербаках, даруя им новое богоТворение, сплетая в единое целое. Сознания их вливались в общий поток... даже Оукс. И, слитые воедино, тончайшими нитями они проникли в тело Томаса, заживляя раны, восстанавливая клетки.
   А потом дело было сделано, и мирно спящий Томас распростерся на носилках.
   Керро судорожно вздохнул, окидывая равнину взглядом. Вместе с Томасом исцелились и все раненые. Валялись вокруг тела погибших, но среди живых не осталось ни одного увечного. И вся эта толпа молча стояла в накрывшей равнину глубокой тени.
   "Легата!" - воззвал Корабль.
   - Да, Господи? - откликнулась та дрожащим голосом, еще не оправившись от потрясения.
   "Ты отняла Моего лучшего друга, Легата. Теперь Оукс Мой. Это справедливый обмен. Там, куда Я направлюсь, он будет нужен Мне больше, чем тебе".
   Легата подняла глаза на окаймленный лучами Реги силуэт.
   - Ты улетаешь?
   "Я ухожу вратами Быка, Легата. Врата Быка - Мое рождение и Моя вечность".
   Ей вспомнился Бычок Бикеля, это хранилище зашифрованных данных, где она нашла разгадку происхождения Оукса, полумистический компьютер, где рождалось неведомое. Сознание ее слилось с архивами Корабля, и слияние это разделили, при посредстве Вааты, все, кто стоял на кровавом поле.
   А слова Корабля все лились:
   - Безграничность фантазии таит в себе бесконечность ужасов. Поэты облекают свои кошмары в слова. Но сны богов обретают плоть и собственную жизнь. Их уже не сотрешь с листа. Врата Быка - моя совесть. Каждый символ в моем сознании должен пройти ими, чтобы воплотиться. Иные мои символы живут и дышат, как Хесус Льюис. Другие - поют строфами стихов.
   Оукс пал на колени.
   - Не забирай меня, Корабль! - взмолился он. - Я не хочу!
   - Но ты нужен Мне, Морган Оукс. Я лишился Томаса, Моего любимого беса, и ты Мне нужен.
   Тень Корабля начала соскальзывать с равнины в сторону утесов. И когда солнечный луч коснулся Оукса, тот сгинул - только белый силуэт мелькнул над песком.
   Легата смотрела на вмятины, оставленные коленями Моргана Оукса, и по щекам ее, непрошенные, катились слезы.
   Хали поднялась, не отходя от носилок, где спал ее пациент. Она чувствовала себя опустошенной и озлобленной, лишенной привычной роли.
   "Так это я должна была объяснить им?" - вопросила она мысленно у проплывающей в вышине громады.
   - Покажи им, Экель!
   Хали гневно бросила в поток всеобщего сознания образ распятия.
   - Корабль! - вскричала она. - Так было и с Иешуа? Неужели он всего лишь пылинка одного из Твоих снов?
   - А какая разница, Экель? Разве оттого, что сказка - ложь, преподанный ею урок менее ценен? Случай, которому ты стала свидетелем, слишком важен, чтобы обсуждать его на уровне "было - не было". Иешуа жил. Он был воплощением совершенного добра. А как можно познать подобное добро, не испытав его противоположности?
   Тень уплыла в сторону скал, а с ней уплывали вдаль последние осколки прежнего человечества - натали, сторожа гибернаторов, рабочие гидропонных садов...
   - Корабль уходит, - проговорила Легата, становясь рядом с Панилем.
   И при этих словах она, как и все на равнине, ощутила полыхнувшее в мозгу знание. Последний дар Корабля - его архивы, все прошлое человечества, спрессованное в одну долгую мысль, в одну живую клетку.
   - Мы вышли из колыбели, - проговорил Керро. - Теперь нам идти самим.
   - И сосцы более не напоят нас, - присоединилась к ним Хали.
   - Но слово "одиночество" устарело навек, - заметил Керро.
   - Может, так и расширяется Вселенная? - спросила Легата. - Может, это боги бегут, оставив позади дело рук своих?
   - Боги задают иные вопросы, - ответил Керро. Он посмотрел Хали в глаза. - Ты стала повитухой для всех нас, когда принесла в мир Ваату и место лобное.
   - Ваата пришла сама, - поправила поэта Хали, беря его за руку. - Есть силы, которым ни к чему повитуха.
   - Или кэп, - добавила Легата и улыбнулась. - Но эту роль мы уже знаем, верно? - Она покачала головой. - У меня только один вопрос остался: что сделает Корабль с теми, кто остался там, на борту?
   Она ткнула пальцем в исчезающую в вышине махину.
   И тогда голос Корабля в последний раз наполнил мысли всех стоящих на равнине, чтобы, стихнув, навеки остаться в памяти:
   "Порази меня, Святая Бездна!"