Херберт Фрэнк. Ящик Пандоры (Пандора - 1)

   - Келп, - бесстрастно проговорил Томас, - это не бесчувственный овощ.
   - Я с самого начала говорила, что мы должны попытаться вступить в контакт.
   - Так и будет.
   - Тогда какая разница, уроним мы лодку с высоты или спустим с берега? Мы все равно среди келпа.
   - Мы попадем в лагуну.
   Томас подошел поближе к месту работ, нагнулся, разглядывая едва заметные швы в толще плаза. "Отлично сработано", - пробормотал он. Когда замена завершится, сидящие внутри будут иметь практически круговой обзор.
   - В лагуну? - переспросила Ваэла, когда он отошел.
   - Да. У вас, кажется, так называют эти участки чистой воды?
   - Разумеется, но...
   - Мы будем окружены келпом и, в сущности, беспомощны, если тот решит напасть. Но мы не станем к нему прикасаться. На субмарину навесят систему прожекторов, способную записывать и воспроизводить узоры келповых огней.
   Все у него так разумно выходит...
   - Мы сможем подойти к краю водорослевого леса, - продолжал Томас, наблюдая за работой, - не входя в него. Как ты могла заметить, при спуске с берега это невозможно - слишком тесно растут стебли.
   Ваэла медленно кивнула. План все еще вызывал у нее множество вопросов, но общие его контуры уже были ясны.
   - Подводные лодки - штуки чертовски неуклюжие, - говорил Томас, - но ничего лучше у нас нет. Найти достаточно широкий участок чистой воды и в нем заякориться. Потом нырнуть и изучать келп.
   Опасная затея, но осуществление ее вполне реально. Да еще идея передавать келпу его же световые сигналы - Ваэла сама видела, как они повторяются сериями, следуя неким правилам. Что, если келп так общается сам с собой?
   "Может, этот Томас и правда ниспослан нам Кораблем?"
   Он что-то пробормотал. Томас был единственным из знакомых Ваэлы, который постоянно разговаривал сам с собой, иной раз совершенно отключаясь от внешнего мира. Никогда нельзя было понять, тебе он что-то говорит или просто размышляет вслух.
   - Что?
   - Плаз. Пласталь все-таки крепче... нужно поставить внутри распорки. Там будет еще теснее, чем можно представить.
   Он отошел, чтобы поговорить с бригадиром, и до Ваэлы долетали только обрывки фраз: "А если накрест...", "И я хочу...", "Тогда..."
   - Получилось не так хорошо, как могло бы, - сообщил Раджа, вернувшись, - но сойдет.
   "Значит, он тоже делает ошибки, но скрывать их не боится".
   Она слышала порой, что говорят о нем рабочие, - Томас внушал им страх. В любом ремесле он обнаруживал необыкновенные способности, будь то сварка плаза или расчеты по сопромату. Просто мастер на все руки...
   "И ни в одном деле?"
   Она ощущала, что повлиять на этого человека будет трудно, - "страшный враг или друг, который не служит твоим отражением, но выжигает насмешкой все лишнее".
   Осознание это усугубило ее тревогу. Как мужчина Раджа Томас мог бы ей понравиться... но команда, которую он создавал, заранее внушала ей недобрые предчувствия.
   "И даже для трех человек в лодке будет очень тесно".
   Она закрыла глаза.
   "Может быть, сказать ему?"
   Она никогда и никому ни в отчетах, ни в дружеских беседах не упоминала об этом, но келп обладал над ней странною властью. Стоило субмарине скользнуть в водную толщу, пронизанную великанскими стеблями и щупальцами, как Ваэлу охватывало почти неудержимое сексуальное возбуждение. Нелепость, конечно. Девушка добивалась относительного спокойствия при помощи глубокого и частого дыхания, насыщая кислородом кровь, но это было неудобно и подчас отвлекало от дела. Впрочем, когда случалось такое, самый шок осознания помогал Ваэле очнуться.
   Все ее товарищи думали, что такое частое дыхание - признак страха, способ одолеть сдерживаемый всеми трепет. А теперь они мертвы, и выслушать ее исповедь некому.
   Теснота, странная чувственная атмосфера, пронизывавшая, казалось, все детали проекта, непредсказуемость начальника - все это выводило Ваэлу из себя. Она было решила принять анти-С, чтобы снять хотя бы сексуальное напряжение, но от таблеток ее клонило в сон. Замедленные рефлексы опасны.
   Томас молча стоял рядом, наблюдая за работой, и Ваэла ощущала, как он мысленно делает пометки, как вертятся шестеренки в его голове.
   - Ну почему я? - пробормотала она.
   - Что? - Он обернулся к ней.
   - Почему я? С какой стати именно я должна уломать этого поэта?
   - Я уже сказал, что...
   - Есть женщины, которым за это платят...
   - Платить не стану. Это часть проекта, важнейшая часть. Твои же слова. Ты это сделаешь.
   Она повернулась к нему спиной.
   Раджа вздохнул. Удивительная особа эта Ваэла таоЛини. Он ненавидел себя за свой приказ, но никому, кроме нее, он не мог доверять. Для нее проект тоже был жизненно важен. А появление Паниля ставило слишком много вопросов. Слова Корабля были просты и ясны: "Там будет поэт...". Не "Я назначил поэта..." или "Я послал поэта..."
   "Там будет..."
   На кого работает Паниль? Сомнения... сомнения... неверие...
   "Я должен знать".
   В венах бурлила кровь. Раджа уже знал, что Ваэла выполнит приказ, а сам он сейчас погрузится в депрессию, каких не помнил уже давным-давно.
   - Старый дурак, - пробормотал он.
   - Что? - Ваэла снова обернулась, и Раджа прочитал на ее лице согласие и твердую решимость.
   - Ничего.
   Несколько секунд девушка смотрела ему в глаза. Потом бросила:
   - Посмотрим, насколько мне понравится этот... поэт.
   Развернулась на каблуках и выбежала из эллинга - торопливо, как все на Пандоре.
   Религия рождается, когда человек
   пытается подчинить своей воле Бога.
   Библейский козел отпущения и Спаситель
   христиан отлиты в одной изложнице - человек,
   подчиненный капризам непредсказуемой
   вселенной (или непредсказуемого властителя),
   пытается сбросить с себя груз вины,
   навлекающей гнев Всемогущего.
   Раджа Флэттери, из "Книги Корабля".
   Вживленный под кожу Оукса приемник все еще не получил от Льюиса ни одного сигнала. Помехи или мертвое молчание, перебивающее любые мысли, - и все. Оуксу хотелось вырвать из шеи проклятую штуковину.
   Почему Льюис приказал прервать все физические контакты с Редутом? Оукса раздражала невозможность хотя бы поднять шум. Истинные цели создания Редута оставались тайной для большинства корабельников - для них это была всего лишь попытка исследовать Черный Дракон. И Оукс не осмеливался отменить приказ об изоляции Редута. Слишком многие смогут тогда увидеть, что там понастроили за это время.
   "Не может Льюис так поступить со мной!"
   Оукс расхаживал по каюте, думая, что не мешало бы ей быть попросторнее. Хотелось выйти, прогуляться, снять напряжение, но корабль находился на деньстороне, и стоит ему высунуть нос из своего святилища, как на босса накинутся желающие получить указания. По кораблю расползались слухи. Народ уже заметил тревогу кэпа. Дальше так продолжаться не могло.
   "Я бы спустился на нижсторону сам... если бы... Нет. Без Льюиса, который мог бы подготовить почву, слишком опасно". Оукс покачал головой. Нет, он слишком важная персона, чтобы рисковать внизу своей головой.
   "Черт бы тебя побрал, Льюис! Хоть бы весточку..."
   Оукс все больше подозревал, что неведомая авария коснулась самого Льюиса. Или это, или предательство... Нет. Все же несчастный случай. Льюис не был вожаком. Значит, виной сама планета.
   "Пандора".
   Планета во многих смыслах была более опасным и близким противником, чем корабль.
   Оукс глянул в мерцающую мглу пустой голопроекции. Стоит коснуться кнопки, и перед ним появится изображение планеты в реальном времени. Ну и что толку? Он попытался высмотреть с орбиты Черный Дракон. Слишком густая облачность... ничего не разобрать. Он, правда, нашел неглубокий залив, на берегу которого построен Редут. Поблескивал океан при очередном прохождении не то Алки, не то Реги.
   Оукс сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Этой планете его не одолеть.
   "Ты моя, Пандора!"
   Как он говорил Легате - там, внизу, все возможно. Может исполниться любая мечта.
   Оукс глянул на свои руки, погладил выступающий живот. Он твердо решил для себя, что никогда, ни при каких обстоятельствах не станет потом зарабатывать себе на хлеб на поверхности планеты. Особенно той, которой владеет. Это было так естественно.
   "Корабль сделал меня таким, какой я есть".
   Более чем кто-либо из всех встреченных им людей Оукс понимал природу процессов, лепивших психику корабельников, их отличие от сил, правивших людьми, когда те были еще вольны блуждать по земной тверди.
   "Все дело в тесноте... слишком много людей жмется друг к другу".
   Бортовая давка переехала и на нижсторону. Подобный образ жизни требовал особого приспосабливания. И корабельники приспосабливались - все одним способом. Они накачивались наркотиками или забывались в азарте, рисковали всем - даже своими жизнями. Обегали Колонию по периметру нагишом, в одних обмотках. И ради чего? На спор! На пари! Чтобы спрятаться от самих себя! В своих долгих прогулках по коридорам Оукс отмечал, что машинально не обращает внимания на других прохожих. Почти как все корабельники, он уходил в себя до самого дна души, находя там уединение, веселье и саму жизнь.
   В нынешние голодные времена эта привычка была ему особенно полезна. Оукс был самым... внушительным человеком на борту. Он знал, что ему завидуют, что его появление вызывает гневные вопросы, и все же никто не осмелился открыто бросить взгляд на его выдающееся брюхо.
   "Да, я знаю свой народ. Я нужен ему".
   Под руководством Эдмонда Кингстона он внимательно изучал свое ремесло, профессию психиатра - в его распоряжении были данные, накопленные в архивах за многие поколения... может, за эпохи. Корабль то погружал своих насельников в сон, то выводил из гибернации, так что счет реального времени был давно утерян.
   Эта неизмеримость сроков тревожила Оукса. А переводы доступных источников обнаруживали слишком много нестыковок. По общему мнению, путаница возникла из-за попыток Корабля спасти как можно больше людей. Оукс не верил в это ни на минуту. Переводы указывали на возможность тысяч других объяснений. Переводы? Даже тут корабль приложил свою руку! Ты просишь компьютер сделать нечитаемое понятным. Но лингвисты на борту указывали, что среди языков, на которых велись архивы, есть такие, что существовали в собственном микрокосме, лишенные предков и потомков.
   Что случилось с теми, кто говорил на этих языках?
   "Черт, я не знаю даже, что случилось с нами".
   Но воспоминания детства напоминали ему о многом. По сравнению с землянами корабельники - будь то клоны или природники - были уродами. Все до последнего уроды. Разум их, раздираемый между богоТворением и отчаянием, приспособился к короткой жизни, к тесноте, к отсутствию личного пространства и личных вещей. Корабельники взращивали умение переделывать даримые кораблем безликие вещи. Функциональная простота не несет в себе того бремени многозначительности, какое присуще добровольному аскетизму. И каждый инструмент, каждая чашка, ложка, пара палочек, каждая каюта на корабле несла на себе отпечаток личности нынешнего владельца.
   "Моя каюта - всего лишь проявление того же эффекта в большем масштабе".
   И внутренний мир оставался последним форпостом уединения, единственным местом, где можно было остановиться и выдавить каплю смысла из безумия вселенной.
   Только капеллан-психиатр был выше этого психоза. Даже затронутый им, он сохранял способность анализировать. Подчас Оуксу казалось, что люди вокруг него пишут свои потаенные мысли на лицах.
   "А что этот Раджа Томас? Еще один кэп. И он вглядывался в меня... как я порой вглядываюсь в лица других".
   Оуксу пришло в голову, что он стал беспечен. Со дня смерти Кингстона он привык к мысли, что уж его-то никто не сможет раскусить, что он одинок в своем умении распластать психику любого корабельника. Такое оружие нельзя давать в руки сопернику - вот еще одна причина, чтобы убрать этого Томаса. Оукс только теперь сообразил, что прохаживается по каюте - к мандале, развернуться, обратно к комконсоли и снова к мандале... Его осенило у самого пульта. Протянув руку, он набрал код, выводивший в фокус голопроекции изображение камер в аграриуме Д-9, что на самом отшибе.
   Оукс вгляделся в лилово-синее сияние ламп, под которыми гнули спины рабочие в своем замкнутом мирке.
   Да... если независимость от корабля вообще возможна, то путь к ней лежит через пищу, через урожай. Аксолотль-баки, лаборатории клонирования, сам биокомпьютер - все это лишь сложные игрушки для сытых, одетых, пригретых.
   "Сначала накорми людей, а потом требуй от них добродетели".
   Так сказал старческий голос в одной из учебных записей. Мудрые слова и очень практичные. Слова того, кто умеет жить.
   Оукс не сводил взгляда с рабочих. Те ухаживали за своими посадками с полнейшим самозабвением. Труд был для них во всех смыслах слова заботой, к ней следовало относиться с почтением, равное которому Оукс видывал только среди старших корабельников во время богоТворений.
   Эти сельхозрабочие богоТворили.
   "Боготворили!"
   Оукс хихикнул, позабавленный этой мыслью. Свести творение Бога к окучиванию посадок! Что за зрелище, наверное, представляют они в глазах Бога! Толпа нищих духом. Что за Бог держит своих приспешников в духовной нищете ради того, чтобы слышать их мольбы? Оукс мог понять насилие ради власти, но это? Это нечто иное.
   "Кто-то должен быть боссом, а остальным полезно напоминать об этом время от времени. Как иначе можно организовать работу?"
   Нет... он понял смысл этой вести. Программы корабля начинали сдавать. Все проблемы ложатся на плечи кэпа.
   "Посмотрите только на этих трудяг!"
   У них ведь нет времени решать даже каким будет их собственное будущее. Когда? После работы? Когда усталое тело вгоняет разум в сонное забытье и вдумчивое решение ради всеобщего блага принять никак невозможно?
   "Всеобщее благо - это моя работа".
   Он освобождает этих несчастных от муки принимать решения, требующие непосильного напряжения сил, памяти, ума. А взамен кэп дает им дар более сладостный - безделье, растворение в безмысленном покое.
   "Растворение.... рас-творение..."
   Ассоциация потревожила мысли. Рас-творение... творение заново, творение всего, ради чего они живы... творение, где они живы...
   Глядя на копошение рабочих в голопроекции, Оукс ощутил себя дирижером нескончаемого музыкального произведения и подумал, как бы не забыть на следующем общем собрании ввернуть это сравнение в речь.
   "Дирижер... симфонии".
   Мысль ему понравилась. Плодотворная мысль. Интересно, а у корабля такие бывают? Внезапно он ощутил глубинное сродство со своим металлическим врагом.
   "Что мы за плод, что требуем такого почтения и заботы? Что за манна? Может ли корабль..."
   Раздумья его прервало шипение раскупоренных герметиков.
   "Кто осмелился?.."
   Грохнула о раму крышка, и в каюту влетел Льюис, торопливо затворяя люк за собой. Он тяжело дышал. Оукс заметил, что вместо обычной подчеркнуто скромной бурой рабочей формы его помощник натянул новенький отглаженный зеленый комбинезон.
   - Льюис!
   В первый миг Оукс обрадовался, увидав этого человека... но когда Льюис повернулся к нему, это чувство мгновенно сменилось страхом. Все старания медиков не могли скрыть полностью многочисленные ссадины и синяки на его лице... и он хромал.
   Суждение готовит тебя к вступлению в
   поток случая, где ведет лишь воля. Суждение
   суть способ направления воли. Мысль
   мимолетна, суждение же - это место, где
   смешиваются течения, которыми прошлое
   определяет будущее, это акт взвешивания.
   Керро Паниль, "Спор Авааты".
   С обычной своей уверенной легкостью Хали Экель подпрыгнула, ухватив одной рукой рычаг, открывающий люк в потолке, откуда можно было попасть в программное хранилище архивов. Болтающийся на ремне прибокс больно стукнул ее по бедру.
   Меньше часа назад она узнала, что Керро Паниль отправился на нижсторону. Не попрощавшись, не оставив даже записки... или строфы.
   "Хотя его ко мне ничто и не привязывает".
   Открыв люк, она подтянулась и вползла в служебный проход.
   "Он не пошел со мной на расплод, он..."
   Хали отбросила эту мысль. И все равно было обидно. Они выросли в одном интернатском секторе, родились почти в один день и оставались друзьями. Она слушала его рассказы о Земстороне, а он - ее байки. По поводу собственных чувств Хали не питала иллюзий. Она давно считала Керро самым привлекательным мужчиной на борту.
   Только почему он всегда такой отстраненный?
   Протискиваться по кривой трубе пришлось скорчившись - в высоту она была на ладонь меньше, чем нужно. Впрочем, Хали уже привыкла передвигаться по кораблю такими вот незаметными переходами.
   "И ведь не то чтобы я была страшная!"
   Хали знала, что ее комбинезон из корабельной ткани обтягивает очень привлекательную фигурку. Смуглая кожа, карие глаза, коротко стриженные, как у всех техников, черные волосы. Каждый медтехник понимал, насколько выгоднее с точки зрения антисептики оставить от своей шевелюры нечто вроде густой щетины. Конечно, она не хотела бы, чтобы Керро состриг косу или бороду - ей нравился его стиль. Но ему в медсекторе не работать.
   Люк, выводивший из служебного прохода в архивы, оказался закрыт, но Хали заучила код наизусть, и, чтобы открыть замок, ей не потребовалось и пары секунд. Нагнувшись, она проскользнула в хранилище. С потолка тревожно прожужжал что-то внутренний сенсор.
   - Хали, что ты делаешь?
   Девушка замерла, потрясенная. "Голосовая связь!" Всем был знаком безжизненный, отдающий металлом рабочий голос Корабля, необходимое средство общения, но сейчас она слышала нечто иное... звучный голос, полный сдержанного чувства. И Корабль назвал ее по имени!
   - Я... я хотела найти терминал доступа к архивам. Тут всегда есть свободные.
   - Ты весьма необычная женщина, Хали.
   - Я чем-то нагрешила?
   Ее сильные пальцы машинально защелкивали задвижки, в то время как тело замерло в ужасе. Что, если она оскорбила Корабль?
   Но он говорил с ней! Взаправду говорил!
   - Иные сочли бы, что ты поступаешь дурно.
   - Я просто торопилась. Никто не сказал мне, почему Керро отправился на нижсторону.
   - Почему ты не обратилась ко Мне?
   - Я...
   Хали бросила отчаянный взгляд на терминал-читальню, к которой вел узкий проход между вращающимися стойками софтверных дисков. Экран был пуст, за клавиатурой - никого, как она и ожидала.
   Но Корабль не унимался.
   - Я всегда рядом с тобой, не дальше, чем ближайший монитор или комконсоль.
   Хали подняла глаза на оранжевый пузырь сенсора - злобное око циклопа, зеница, торчащая из металлической решетки, откуда доносился голос Корабля. Может, Корабль сердится на нее? Размеренность этого жуткого голоса нагоняла на Хали трепет.
   - Я не злюсь. Я лишь предлагаю тебе больше доверять Мне. Я о тебе забочусь.
   - Я... верую в Тебя, Корабль. Я богоТворю. Ты это знаешь. Я просто никогда не думала, что Ты заговоришь со мною.
   - Как говорю с Керро Панилем? Ты ревнуешь, Хали.
   Честность не позволила Хали возразить, да и слова не шли на язык. Девушка помотала головой.
   - Хали, подойди к клавиатуре в конце прохода. Отожми красную клавишу в правом верхнем углу, и Я отворю проход за этим терминалом.
   - Проход?
   - Он приведет тебя в потайную комнату, где находится другой терминал. Им часто пользуется Керро Паниль. Теперь им можешь воспользоваться ты.
   Терзаясь одновременно страхом и восторгом, Хали повиновалась.
   Терминал вместе со столом откинулся на петлях, открывая взгляду низкий проход. Скорчившись в три погибели, Хали проползла в тесную комнатку. Тускло-зеленые лучики скрытых по углам ламп освещали желтоватое ложе. Рядом с ним стояла большая комконсоль с пультом и экраном, в полу виднелся знакомый диск голографического проектора. Обстановка была знакома девушке небольшая учебная комната, - но она не знала, что они бывают настолько маленькими... и что здесь вообще есть такая.
   За ее спиной с еле слышным щелчком затворился люк. Странно, но в этой берлоге она ощущала себя в полной безопасности. Здесь обретался Керро. Корабль заботился о ней, лично о ней. Острое ее обоняние безошибочно улавливало запах тела любимого. Она рассеянно потерла золотое колечко в носу и опустилась в привинченное к полу кресло у консоли.
   - Нет, Хали. Вытянись на ложе. Здесь тебе не понадобится клавиатура.
   Голос Корабля исходил отовсюду. Хали оглянулась в поисках источника этого пугающе сдержанного голоса. Но в комнате не было ни сенсоров, ни глаз-мониторов.
   - Не бойся, Хали. Эта комната находится внутри Моей защитной оболочки. Ляг на кушетку.
   Девушка нерешительно подчинилась. Ложе было устлано чем-то гладким, прохладно скользившим по коже.
   - Почему ты решила поискать свободный терминал, Хали?
   - Я хотела сделать что-нибудь... конкретное.
   - Ты любишь Керро?
   - Ты сам знаешь.
   - Ты вправе добиваться его любви, Хали, но не обманом.
   - Я... я хочу его.
   - И ты обратилась за помощью ко Мне?
   - Я приму любую помощь.
   - Ты имеешь свободу доступа к информации, Хали, а уж что ты с ней сделаешь - тебе одной решать. Ты проживаешь жизнь, понимаешь?
   - Проживаю? - Она вся взмокла, и потная кожа липла к покрытию ложа.
   - Свою жизнь. Она дана тебе... в дар. Тебе следовало бы получше с ней обходиться. Наполнить ее счастьем.
   - Ты сведешь нас с Керро снова?
   - Только если это действительно нужно вам обоим.
   - Я была бы счастлива с Керро. А он отправился на нижсторону, - едва не всхлипнула Хали, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
   - Разве ты не можешь улететь за ним?
   - Тебе же ведомо, что у меня на борту работа!
   - Да. Корабельники должны быть здоровы, чтобы кормить Колонию. Но Мой вопрос относился к тебе.
   - Я нужна здесь!
   - Хали, я прошу тебя довериться Мне.
   Девушка сморгнула, уставившись в пустой экран. Что за странные слова! Как можно не верить в Корабль? Все люди - его создания. Всю жизнь их сопровождали ритуалы богоТворения Корабля. Но Хали поняла, что от нее ждут ответа.
   - Конечно, я Тебе верю, - выдавила она.
   - Меня сие радует. И потому Я сделаю тебе подарок. Ты узнаешь о человеке, которого звали Иешуа. Имя это происходит из древнего языка, называемого арамейским, и позднее стало произноситься как Иисус. От него происходит также имя Иисуса Льюиса.
   Больше всего Хали почему-то потрясло, как Корабль произнес имя Льюиса. Все на корабле называли его Хесус. Но в дикции Корабля трудно было усомниться - Иисус.
   Она не сводила глаз с экрана. Светильники внезапно разгорелись ярко, заблестел полированный металл, и девушка прищурилась, чихнув. "Может, это не Корабль со мной говорит? - пришло ей в голову. - Может, это чья-то шутка? Эта мысль ее испугала. - Да кто осмелится на подобный розыгрыш?"
   - Я здесь, Хали Экель. С тобой говорит Корабль.
   - Ты... читаешь мои мысли?
   - Оставим этот вопрос пока, Хали, но знай, что Я могу читать твои реакции. Разве ты не видишь по лицу, что чувствует твой собеседник?
   - Да, но...
   - Не бойся. Я не желаю тебе зла.
   Девушка попыталась сглотнуть, перебирая в памяти только что услышанные слова. "Иешуа?"
   - Кем был этот... Иешуа?
   - Чтобы узнать это, ты должна отправиться туда.
   - Отправиться? Ч-что?.. - Она откашлялась, попыталась успокоиться. Керро часто бывал в этой комнате, а он никогда не выказывал страха перед Кораблем. - Где это место?
   - Не "где", а "когда". Ты пересечешь пространство, которое вы, люди, называете временем.
   Хали решила, что Корабль просто собирается показать ей голографическую запись.
   - Проекция? Чего Ты хочешь...
   - Нет, Хали. В этот раз ты сама будешь проекцией.
   - Я...
   - Крайне важно, чтобы корабельники узнали об Иешуа, называемом также Иисусом. В этот путь Я отправляю тебя.
   Страх сдавил сердце.
   - Как?..
   - Я знаю, как, Хали Экель, да и ты знаешь. Ответь Мне: как действует нейрон?
   Это было известно любому медтехнику.
   - В синаптическую щель, - выпалила она, не раздумывая, - выделяется определенное количество ацетилхолина...
   - Отмеренное, да. Образуется мостик. Проход. Твой разум образован мостами.
   - Но я...
   - Я суть вселенная, Хали Экель. Всякая часть Меня - всякая часть в целости своей - суть вселенная. Вся она суть Я - включая все ее мосты.
   - Но мое тело... что с...
   Девушка смолкла, парализованная внезапно страхом за свою драгоценную плоть.
   - Я буду с тобой, Хали Экель. Та матрица, что определяет тебя, тоже суть часть вселенной, Моя часть. Ты желала знать, читаю ли Я твои мысли?
   Сама мысль об этом казалась Хали жутковатой - вторжение в последний бастион ее уединения.
   - И?..
   - Экель, Экель... - Как печально произнес Корабль ее имя! - Наши силы принадлежат одной вселенной. Твои мысли и есть Мои мысли. Как могу Я не знать, о чем ты думаешь?
   Девушка попыталась вздохнуть. Корабль говорил о вещах, едва доступных ее пониманию... но опыт богоТворения учил ее принимать непонятное на веру.
   - Хорошо.
   - Итак, ты готова отправляться?
   Хали попыталась сглотнуть, но в горле пересохло. Рассудок ее лихорадочно искал доводы против этой безумной затеи Корабля. "Проекция?" Такое бесплотное слово - а Корабль сказал, что она станет проекцией. И как угрожающе это прозвучало!
   - Почему... почему я должна пройти... сквозь время?
   - Сквозь? - В одно это слово Корабль вложил безмерную укоризну. - Ты продолжаешь считать время линейной преградой. К истине это не имеет даже отдаленного отношения, но ради твоего спокойствия Я приму твое упрощение.