Страница:
– Дорогая моя, все прошло успешно для первого знакомства, гораздо лучше, чем я рассчитывала, – радовалась Люси. – Что он говорил тебе?
– О, он расспрашивал про Йоркшир, а потом мы немного побеседовали о лошадях, – рассеянно ответила Аннунсиата, не в силах оторвать глаз от удаляющейся спины короля. Сверкая улыбкой, Люси оглядывала придворных.
– Ты произвела настоящую сенсацию! Только взгляни, как они наблюдают за тобой. Дорогая, они будут говорить только о тебе, пока ты не получишь место придворной дамы.
– Им не придется долго ждать, мадам, – произнес Хьюго, очнувшийся от своей задумчивости. – Король сказал, что хочет видеть мисс Морлэнд на верховой прогулке в парке Сент-Джеймс.
Аннунсиата взглянула на него, и неожиданная мысль, пронзившая ее, заставила девушку густо покраснеть.
– О, он не это имел в виду, – поспешно возразила она, – это была просто любезность.
– Мадам, хотя мне и неприятно противоречить вам, – ответил Хьюго насмешливо-официальным тоном, скрывающим подлинные чувства, – король часто говорит не то, что имеет в виду – он действительно славится таким умением, – но если он в самом деле говорит то, что думает, в этом невозможно усомниться. И если только я не ошибаюсь, вскоре вы получите официальное приглашение.
Люси улыбнулась и пожала ему руку.
– Думаю, вы не ошиблись, милорд. Смотрите, что там происходит.
Посмотрев туда, куда указывала Люси, Хьюго увидел, как низенький, аккуратный черноволосый мужчина отвлек Ричарда от его оживленной беседы.
– Да, в самом деле – вот и Генри Беннет с вашим приглашением.
Им не пришлось долго томиться в неизвестности – не успели они пройти и нескольких шагов, когда Ричард оставил своих спутников и вернулся к жене и кузине.
– Дорогие мои, Люси, Аннунсиата, Генри Беннет только что принес приглашение от его величества на маленький ужин и танцы сегодня вечером. Надеюсь, я правильно поступил, приняв приглашение от своего и от вашего имени.
Улыбки подтвердили его правоту.
– А теперь, – продолжал Ричард, – мастер Гайд и их высочества ждут меня в старом дворце. Вы не возражаете, если вам придется отправиться домой одним? С Беном вы будете в безопасности.
Люси не успела ответить, когда ее перебил Хьюго:
– Сэр, на это утро мои дела закончены. С вашего позволения, я мог бы отвезти дам домой.
– Мы будем вам так признательны, Хьюго, – сразу же ответила Люси. – У вас хватит времени пообедать с нами?
– Конечно, с удовольствием приму ваше приглашение, – откликнулся Хьюго.
– Не ждите меня к обеду, – напомнил Ричард, – я останусь у мастера Гайда.
– Только не забудь вернуться домой пораньше, чтобы успеть переодеться к ужину, – напомнила Люси.
– Конечно, дорогая. Мы сможем увидеться с вами на ужине, милорд? Или, может быть, вы поедете во дворец с нами?
Хьюго слегка пожал плечами и криво усмехнулся:
– Меня не пригласили, – ответил он.
По совету Люси Аннунсиата отдохнула днем, чтобы выглядеть свежей на ужине и танцах вечером, а также желая немного побыть одной и разобраться в утренних событиях. Большая часть ее мыслей была посвящена королю: если он был настолько любезен, что сразу пригласил ее на маленький ужин, попасть на который считают неслыханной удачей все знатные девушки и их родители, значит, это можно считать редкостным благоволением. Вероятно, отчасти такое благоволение было вызвано роялистскими приверженностями ее семьи, но Аннунсиата слишком хорошо осознавала собственное очарование и слишком много слышала о личной жизни короля, чтобы не найти более вероятную причину подобной любезности.
Но если ее догадка верна, что тогда? Аннунсиата вздрогнула, подумав об этом. Барбара Палмер – возлюбленная короля, однако никто при дворе не думает о ней дурно. «Неправда, – возразил Аннунсиате ее внутренний голос, – Люси считает ее скверной женщиной». Девушка напомнила себе, что во Франции любовниц короля чтили наравне с королевой – им оказывали уважение, дарили титулы и земли. «Но здесь не Франция», – вновь возразил внутренний голос. Аннунсиата решительно запретила себе думать об этом, поняв, что зашла слишком далеко: король оказал ей простую любезность, и ничего более. Однако Хьюго был уверен, что король имеет в виду нечто большее, вспомнила она, размышляя над словами виконта. Что бы сказала мать? Но тогда зачем она вообще послала ее сюда?
Заставив себя оторваться от этих мыслей, Аннунсиата задумалась о другом: внезапно она вспомнила, как приближенные короля прореагировали на сообщение, что она прибыла из Шоуза. Роясь в памяти, девушка вновь увидела, как принц Руперт вскинул голову при этих словах. Среди слуг ходили рассказы о том, как во время войны принц останавливался в Шоузе – этим и объяснялось его удивление. Герцог Йоркский тоже вежливо кивнул ей, припомнила Аннунсиата; все прочие глядели на нее во все глаза, гадая, откуда она взялась. В памяти девушки всплыли слова Люси: «Ты произвела настоящую сенсацию!». Как приятно, когда о тебе так говорят, сонно подумала она и пожелала знать, что ждет ее вечером, когда внезапно ее охватила дремота, воспоминания перепутались в памяти, оставив только взгляд больших темных глаз и протянутую белую руку.
Она проснулась от шума, доносящегося снизу, и только приподнялась на локте, потирая заспанные глаза, как в комнату вошла Пэл с удивленным и озабоченным лицом.
– Что там? – сонно спросила Аннунсиата. – Что случилось?
– Хозяин вернулся домой, мисс, и привез такую; новость! О, мисс! Но боюсь, вам новость покажется плохой – из-за нее отменили ужин, на который вы были приглашены.
– Да что случилось?
– Вы узнаете обо всем в гостиной, – ответила Пэл, суетливо расправляя платье. – Миссис послала меня сказать, что она устраивает ужин дома, и уже пригласила несколько человек, так что вам пора одеваться. Вставайте, мисс, сейчас принесут горячую воду.
Поняв, что от Пэл ей ничего не добиться, Аннунсиата послушно встала, позволив умыть и одеть себя. Должно быть, Пэл умышленно не стала ничего рассказывать, чтобы догадки отвлекли Аннунсиату от разочарования из-за отложенного первого визита во дворец. Пэл одела девушку в милое и скромное платье из струящегося шелка цвета зеленого яблока и кружевную накидку, переплела ее волосы темно-зелеными лентами и отошла, чтобы полюбоваться на собственное творение.
– Теперь, мисс, вы выглядите, как картинка. Можете идти вниз.
Новость действительно оказалась достойной поднятого ею шума. Аннунсиата обнаружила, что Ричард стоит у окна с печальным и озабоченным видом, а на лице Люси, сидящей в кресле, меняются выражения изумления, оскорбления, разочарования и беспокойства.
– О, Аннунсиата, какая жалость! – сразу же произнесла она. – Подумать только, твой первый визит во дворец! Но не печалься, дорогая, – скоро ты побываешь там. О, бедная женщина! Мне она всегда так нравилась! Как она могла решиться на такое? Помню, когда мы встретили ее в Пассаже, она выглядела озабоченной – ты не заметила, Аннунсиата? Я рассказывала Ричарду, что мы встретились с ней...
Вскоре новость открылась: Анна Гайд, дочь канцлера, вступила в тайную связь с герцогом Йоркским уже несколько месяцев назад. Теперь Анна обнаружила, что беременна, поэтому секрет скрывать дольше стало невозможно, и она настояла, чтобы герцог рассказал обо всем. И вот сегодня, в старом дворце, герцог в присутствии мастера Гайда, Ричарда и принца признался в случившемся.
Реакция Гайда была обычной для него, хотя и неожиданной для тех, кто не был близко знаком с ним. Он пришел в бешенство и поклялся, что предпочел бы видеть собственную дочь в заведении мадам Беннет, чем в недостойной связи, порочащей королевскую кровь.
– Конечно, ему никто не поверит, – отозвалась Люси, – все решили, что он нашел остроумный способ избежать позора.
– Но он в самом деле так считает, – печально возразил Ричард. – Может быть, он упрям, глуп и раздражителен, но его преданность королю никогда не вызывала сомнений. Хуже всего то, что ярость Гайда поколебала решимость герцога. Он уже сожалеет о своем поспешном признании и стремится все отрицать.
– Вероятно, лучше всего будет, если он откажется от своих слов, – с сомнением проговорила Люси, – хотя, конечно, Жаль бедняжку – по сравнению с герцогом она почти простолюдинка...
– Теперь слишком поздно говорить об этом. При дворе уже все известно, и даже если сама Анна Гайд подтвердит слова герцога – в чем я сильно сомневаюсь, ибо она упряма, как коза, упрямее, чем ее отец, – после рождения ребенка, если он окажется мальчиком, найдутся люди, которые будут считать его достойным королевского титула. Господи, ну к чему герцогу понадобилось делать такую глупость! Из всех женщин, годящихся ему в любовницы, он выбрал Анну Гайд! Ведь она даже дурна собой!
– Нет, она хорошенькая, – возразила Люси. – Только не понимаю, как она могла допустить такую ошибку. Я всегда считала ее добродетельной дамой.
– Каждой добродетели есть цена, – сухо заменил Ричард. – Для нее ценой был брак.
Аннунсиата в молчании выслушала все это, наконец супруги вспомнили о ее присутствии и смущенно переглянулись.
Ричард обратился к ней:
– Боюсь, твое пребывание в Лондоне началось не слишком удачно. Должно быть, ты думаешь, что попала в ужасное место.
Аннунсиата улыбнулась и покачала головой:
– Вы забываете, что в Йоркшире мы сразу узнавали обо всем, что случалось в Лондоне. Я ничуть не заблуждаюсь относительно репутации изгнанного двора.
Ричард кивнул.
– Конечно, в этом причина всех неприятностей – всему двору слишком долго пришлось скитаться по Европе без гроша в кармане и без приюта. Так они и потеряли стыд и способность рассуждать.
– Король, наверное, очень обеспокоен этим происшествием, если он отменил сегодняшний вечер, – предположила Аннунсиата.
– Ему сразу сообщили обо всем, – ответил Ричард. – Он долго был наедине с герцогом, а затем вызвал Гайда, и к этому времени новость стала известна всему двору. Когда я уходил, король готовился к разговору с Анной Гайд. Думаю, больше всего короля тревожит то, что герцог не смог предвидеть последствия.
– Даже если он любит Анну Гайд – а я уверена в этом, – рассудительно произнесла Люси, – ему не слишком улыбается перспектива видеть ее в качестве сестры. Она была фрейлиной его сестры Мэри.
– Король мыслит правильно, даже если и поступает не всегда должным образом, – отозвался Ричард. – Еще до моего ухода Беркли и Джермин явились с заявлением, что Анна не честна, что она была в связи с ними, и Киллигрю поторопился с таким же признанием и настаивал, что ребенок от него.
Люси бросила на мужа предупреждающий взгляд и кивнула в сторону Аннунсиаты, но Ричард покачал головой.
– Нет, она должна знать, что творится при дворе. Я не хочу, чтобы она столкнулась с такими же трудностями. Герцог уверял, что Киллигрю говорит правду, но король выгнал его.
– Может быть, это наилучший выход, – задумчиво произнесла Люси, – если ее станут преследовать...
– Все равно этому никто не поверит, – возразил Ричард. – Все трое – известные шалопаи и закадычные приятели герцога. Быстрота, с которой они сочинили свои басни, доказывает это. Нет, я уверен, что король заставит герцога выполнить свои обязательства, но это будет скверное дело... – он продолжал, улыбнувшись Аннунсиате: – Жаль, твое вечернее развлечение пропало. Но мы решили устроить дома маленький ужин и пригласить наших знакомых. Придет твой кузен Фрэнк, Уильям Моррис, друг генерала Монка и второй министр, Уильям Ковентри – секретарь лорда-адмирала, и еще один капитан армии, Роберт Феррерс, так что мы сможем неплохо провести вечер. О, забыл: Люси пригласила своего любимца, лорда Баллинкри, он сможет рассказать нам, что творится сейчас во дворце.
– К счастью, я смогла заказать три связки диких уток и бочонок устриц – от голода мы страдать не будем, – добавила Люси, – хотя во дворце ужин был бы гораздо лучше. Но у Ричарда хранится хорошее вино, а молодые люди захотят потанцевать с тобой, – говоря, она не спускала глаз с Аннунсиаты и, как ожидала, заметила легкий румянец удовольствия на лице девушки, вспыхнувший при упоминании имени Хьюго. В такой ситуации Люси решила быть настороже, ибо Хьюго был очаровательным шалопаем, а Аннунсиата, при всей своей смелости, оказалась более чем невинной.
В доме на Норт-стрит, выходящем углом к церкви Всех Святых, протекала крыша. Вступив во владение домом, Кит почувствовал, что долг домовладельца требует, чтобы он починил крышу до наступления зимы. Работа предстояла искусная, и Кит нанял Дикона, плотника, который руководил работниками Ральфа, но даже в этом случае считал необходимым лично приглядывать за тем, как продвигается дело. Однажды днем Кит балансировал на верхней ступеньке лестницы, беседуя с Диконом, когда тот воскликнул, указывая через плечо Кита:
– Глядите-ка, разве это не мисс Кэти вон там, внизу? Что это она здесь делает?
Кит взглянул вниз и увидел свою кузину в сопровождении Одри; обе женщины сидели верхом, и, натягивая поводья, смотрели на Кита, запрокинув головы. Он поспешил спуститься, и уже через минуту стоял рядом с Кэти, придерживая под уздцы ее пони.
– Я приехала, чтобы сделать покупки для завтрашнего праздника, – объяснила Кэти. На следующий день исполнялось шесть лет Ральфу-младшему: предполагалось торжественно одеть именинника в мужскую одежду и устроить праздничный ужин. – Вы придете?
– Конечно, – кивнул Кит, – но разве вы не могли послать за покупками слуг?
– Мне хотелось поехать самой, чтобы выбрать все лучшее, – торопливо пояснила Кэти, – а по дороге домой я заметила вас и остановилась поговорить.
Сказав это, девушка густо покраснела, и если бы Кит задумался над ее словами, он бы понял, что ей пришлось сделать большой крюк, чтобы проехать через Норт-стрит. Однако Кит не был так сообразителен. Он даже не заметил, как на то надеялась Кэти, что она одета в новое бордовое платье, которое ей шло больше, чем вся ее прежняя одежда.
– Вы ждете этого праздника? – вежливо поинтересовался Кит.
– Конечно, правда, для меня праздник означает хлопоты, а не развлечение. Каждый день я обнаруживаю, как много Лия успевала делать по дому. Однако я не прочь потанцевать – если кто-нибудь пригласит меня.
– Разве Ральф не пригласил вас на первый танец? – удивленно спросил Кит. На правах хозяйки дома Кэти была обязана открыть танцы, если только на них не присутствовала какая-нибудь почетная гостья.
– О да, первый танец я танцую с Ральфом, – ответила Кэти и остановилась, а Кит, наконец, вспомнил о правилах хорошего тона.
– Я почту за честь, если вы оставите следующий танец для меня, – сказал он, – если только вам не будет скучно танцевать с близким родственником.
– Я не думаю о вас как о родственнике, – заметила Кэти, но Кит, похоже, не обратил внимания на ее намек, и она продолжала: – Благодарю вас. Я с радостью потанцую с вами. Как идут дела с ремонтом? – спросила она, глядя на плотников, работающих на по крыше.
– Медленно, – вздохнул Кит. – Вот в чем неудобство быть владельцем недвижимости.
– Тогда, вероятно, вам не следует больше приобретать недвижимость, – улыбнулась Кэти. – Почему бы вам не отказаться от мысли вернуть шотландские владения?
Кит удивленно приподнял бровь.
– Неужели вы хотите видеть меня бедняком?
– Вы можете жить в достатке, – возразила Кэти. – К тому же счастье в жизни не зависит от богатства.
– Тогда от чего же оно зависит? – улыбнулся Кит.
– От добродетельной жизни, от хороших друзей. Если у человека верная жена...
– Да, если она есть, – ответил Кит и нахмурился. Кэти подавила вздох и сменила тему:
– Вы не видели Ральфа сегодня утром? Он уехал в город.
– Нет, мы не встречались. Опять неприятности с Макторпом?
Кэти кивнула.
– Ему удалось отложить заседание суда по вопросу о земле. Ральф разозлился, но ничего не смог сделать. У. Макторпа больше денег, чем у Ральфа, и поскольку он был мировым судьей, у него остались влиятельные друзья. Макторп хвалился перед Ральфом, что он способен откладывать суд месяц за месяцем до самой своей смерти. Как я ненавижу этого человека! Позавчера он снова явился к нам, чтобы позлорадствовать. Он так уставился на меня, что у меня от страха по спине прошли мурашки.
– Если бы только Эдуард был дома, – вздохнул Кит, – Эдуард бы что-нибудь придумал. Но сейчас он недалеко – в Хаддерсфилде, верно? Разве Ральф не может послать за ним, попросить у него совета?
– С Макторпом никому не справиться, – покачала головой Кэти. – Пока мой отец не приобретет значительное влияние при дворе, или... – с затаенной досадой добавила она, – пока Аннунсиата не станет возлюбленной короля.
На задумчивом лице Кита одновременно отразилось страдание и удивление. Кэти еще раз подавила вздох и добавила:
– Я пошутила. Ну, мне пора домой. Удачи вам, Кит. Увидимся завтра.
– Счастливо, кузина, – ответил Кит, заставляя себя быть любезным: – Не забудьте, что вы обещали мне танец.
– Нет, нет – такое я вряд ли забуду, – с грустью сказала Кэти и поехала прочь.
Аннунсиата пришпорила Голдени по дорожке парка Сент-Джеймс, наслаждаясь свободой. Поскольку ни у Люси, ни у Ральфа не было верховой лошади, они не могли сопровождать Аннунсиату, поэтому было решено, что она подъедет к парку в карете со служанкой, а грум поведет Голдени. Затем карета будет ждать, пока Аннунсиата прогуляется, и тем же образом отправится домой. Но как только Аннунсиата уселась верхом и ускакала, оставив позади карету и слуг, она порадовалась одиночеству, которого ей так не хватало в Лондоне.
Начинался солнечный день; воздух был еще прохладным, хотя роса, мерцающая в траве, не замерзла; ясное бледно-голубое небо озарилось золотистыми отблесками восходящего солнца. В парке не было видно ни души, только щебетали птицы. Голдени горячилась, застоявшись в конюшне, и по ее поведению девушка поняла, что лошадь ждет предлога подняться на дыбы, изображая испуг, или понестись галопом. Голдени постоянно плясала, останавливаясь на месте и пытаясь сбросить всадницу, и Аннунсиата довольно улыбалась, когда ей удавалось заранее предугадать движение лошади, рот которой стал сильным, но еще податливым для крепких рук Аннунсиаты. Когда лошадь мотала головой, испытывая свою наездницу, коралловые подвески плясали на узде, позвякивали и сияли под солнцем.
Подъехав к берегу пруда и остановив Голдени, Аннунсиата залюбовалась странными водоплавающими птицами, которых король разводил здесь. Пока она стояла, сам король появился у дальнего конца пруда – высокий, с непокрытой головой, в полном одиночестве, если не считать своры тявкающих спаниелей. Сразу же заметив девушку, король улыбнулся и направился в ее сторону. Голдени вздернула голову и ударила в землю передним копытом; она прядала ушами, предчувствуя, что собаки могут броситься к ней и успеть ухватить за ногу. Низкорослые пятнистые спаниели тоже заметили лошадь и ринулись вперед, подергивая куцыми хвостами, и как только первые из них достигли передних ног лошади и залаяли, Голдени метнулась в сторону и попыталась встать на дыбы. Это движение не застало Аннунсиату врасплох, ибо она наблюдала за ушами лошади и знала, чего можно от нее ожидать. Тем не менее неожиданный мятеж лошади дал Аннунсиате возможность продемонстрировать свое искусство наездницы, ибо пока она осаживала лошадь и умело поворачивала ее боком к стае беспокойных собак, девушка чувствовала, что показывает себя в самом выгодном свете.
Король отозвал собак и подошел поближе, чтобы взять поводья Голдени.
– Тысяча извинений, мадам, мои собаки более неуправляемы, чем придворные. Надеюсь, вы здесь не одна? – и король огляделся в поисках сопровождающих Аннунсиаты.
– Карета ждет меня у ворот, ваше величество. Видите ли, у моих родственников нет верховых лошадей.
– Среди придворных дам очень мало кто умеет ездить верхом, – заметил король. – Вы выглядите такой красивой и грациозной, на ваших щеках играет такой здоровый румянец – не ошибусь, если скажу, что вы введете новую моду.
Аннунсиата склонила голову в ответ на этот комплимент и отозвалась:
– А вы, ваше величество, – вы здесь одни? Король в ответ усмехнулся совсем по-мальчишески.
– Я опередил всех прочих только на несколько минут. Вскоре они вновь настигнут меня. Вам нравится жить в Лондоне, мисс Морлэнд? Вероятно, здесь у вас нет такой свободы, как дома?
– Здесь великолепно, ваше величество, хотя мне жаль, что не удается ездить верхом подолгу, как я делала в Шоузе.
– Да, понимаю вас, – ответил король, задумчиво прищурив глаза. – Мне бы хотелось отправиться с вами в Виндзор, мисс Морлэнд, – там есть замечательный парк, где можно неплохо поохотиться. На следующее лето, когда мы переселимся в летний дворец, я надеюсь, вы присоединитесь к нам, дабы я мог показать вам лучшие места для верховых прогулок.
Чувствуя, как пылают от изысканного приглашения ее щеки, Аннунсиата смогла только улыбнуться. Король задумчиво разглядывал ее, подолгу останавливаясь глазами на ее лице. Казалось, весь мир замер вокруг них. Даже Голдени перестала кивать головой, покусывая рукав короля, и собаки прекратили возню, рассевшись у ног своего хозяина. Глядя на короля, Аннунсиата понимала, что их могут потревожить в любой момент, когда неожиданно появятся остальные любители ранних прогулок.
Как будто угадав ее мысли, король произнес:
– Как спокойно здесь, и как бы мне хотелось, чтобы этот покой продолжался как можно дольше! Я мечтаю проехаться верхом вместе с вами рано утром, видеть прелестный здоровый румянец на ваших щеках... У вас типичный для англичанки цвет лица, мисс Морлэнд, – вы знаете об этом? У француженок кожа совсем другая. – Две пары темных глаз на мгновение встретились. – Нам могут помешать в любой момент. Я хочу снова увидеться с вами. Сейчас вы слишком далеко от меня, поскольку живете в городе. Хотелось бы вам жить при дворе? При дворе должны быть все красавицы Англии. Вы позволите подыскать вам место при дворе? Вам нравится мое предложение?
– Да, ваше величество, – ответила Аннунсиата, чувствуя, что король ждет от нее именно такого ответа. Ее удивило: как может король спрашивать об этом, неужели кому-нибудь не хочется жить при дворе?
– Мои сестры и мать вскоре прибудут в Англию, и я хочу, чтобы вы познакомились с моей сестрой Генриеттой. Вы очень напоминаете мне ее – в вас есть что-то похожее, особенно когда вы вот так смотрите на меня, и я... – он резко оборвал фразу, повернул голову и сразу же заметил нескольких придворных, огибающих пруд. – Черт! – еле слышно пробормотал он, сразу принимая решительный и деловитый вид, еще продолжая улыбаться, но уже другой улыбкой – более официальной, холодной. – Молодой герцогине Йоркской понадобятся фрейлины, – добавил он. – Я знаю, что она подруга вашей кузины и опекунши. Я собираюсь назначить вас ее фрейлиной в самое ближайшее время. И конечно, – заключил король, еще раз взглянув в глаза Аннунсиаты, – я прикажу Элбермарлу оставить в конюшне место для вашей лошади. Когда-нибудь мы с вами еще отправимся на верховую прогулку.
Король коротко поклонился и пошел прочь, сперва медленно, однако не пытаясь отдалить время каждодневных хлопот. Аннунсиата минуту смотрела ему вслед; ее глаза сияли от удовольствия и восхищения, а затем, почувствовав, что сейчас она больше не хочет ни с кем говорить, девушка повернула Голдени и галопом поехала в противоположную сторону от короля и его приближенных.
Она напомнила королю его любимую сестру. Король хочет, чтобы она жила при дворе. Он назвал ее красивой. Эти слова крутились в голове Аннунсиаты, пока она пыталась разобраться со своими мыслями, чтобы не забыть ни единого слова из своей беседы с королем. Она должна прибыть ко двору и взять с собой лошадь – редкая привилегия, неужели она не ослышалась? Птица вспорхнула из-под копыт Голдени, и лошадь резко метнулась в сторону, чуть не сбросив свою всадницу и одновременно заставляя ее вернуться к реальности. Самое важное, с радостью думала Аннунсиата, что я сделала первый важный шаг в своей карьере, и гораздо скорее, чем можно было ожидать. Люси и Ричард будут так рады, а мать станет гордиться ею!
Аннунсиата свернула на главную аллею и направилась к ждущей карете. Но почему именно в этот момент она внезапно вспомнила о лорде Баллинкри? И почему она представила себе неодобрительное выражение на его лице?
Глава 14
– О, он расспрашивал про Йоркшир, а потом мы немного побеседовали о лошадях, – рассеянно ответила Аннунсиата, не в силах оторвать глаз от удаляющейся спины короля. Сверкая улыбкой, Люси оглядывала придворных.
– Ты произвела настоящую сенсацию! Только взгляни, как они наблюдают за тобой. Дорогая, они будут говорить только о тебе, пока ты не получишь место придворной дамы.
– Им не придется долго ждать, мадам, – произнес Хьюго, очнувшийся от своей задумчивости. – Король сказал, что хочет видеть мисс Морлэнд на верховой прогулке в парке Сент-Джеймс.
Аннунсиата взглянула на него, и неожиданная мысль, пронзившая ее, заставила девушку густо покраснеть.
– О, он не это имел в виду, – поспешно возразила она, – это была просто любезность.
– Мадам, хотя мне и неприятно противоречить вам, – ответил Хьюго насмешливо-официальным тоном, скрывающим подлинные чувства, – король часто говорит не то, что имеет в виду – он действительно славится таким умением, – но если он в самом деле говорит то, что думает, в этом невозможно усомниться. И если только я не ошибаюсь, вскоре вы получите официальное приглашение.
Люси улыбнулась и пожала ему руку.
– Думаю, вы не ошиблись, милорд. Смотрите, что там происходит.
Посмотрев туда, куда указывала Люси, Хьюго увидел, как низенький, аккуратный черноволосый мужчина отвлек Ричарда от его оживленной беседы.
– Да, в самом деле – вот и Генри Беннет с вашим приглашением.
Им не пришлось долго томиться в неизвестности – не успели они пройти и нескольких шагов, когда Ричард оставил своих спутников и вернулся к жене и кузине.
– Дорогие мои, Люси, Аннунсиата, Генри Беннет только что принес приглашение от его величества на маленький ужин и танцы сегодня вечером. Надеюсь, я правильно поступил, приняв приглашение от своего и от вашего имени.
Улыбки подтвердили его правоту.
– А теперь, – продолжал Ричард, – мастер Гайд и их высочества ждут меня в старом дворце. Вы не возражаете, если вам придется отправиться домой одним? С Беном вы будете в безопасности.
Люси не успела ответить, когда ее перебил Хьюго:
– Сэр, на это утро мои дела закончены. С вашего позволения, я мог бы отвезти дам домой.
– Мы будем вам так признательны, Хьюго, – сразу же ответила Люси. – У вас хватит времени пообедать с нами?
– Конечно, с удовольствием приму ваше приглашение, – откликнулся Хьюго.
– Не ждите меня к обеду, – напомнил Ричард, – я останусь у мастера Гайда.
– Только не забудь вернуться домой пораньше, чтобы успеть переодеться к ужину, – напомнила Люси.
– Конечно, дорогая. Мы сможем увидеться с вами на ужине, милорд? Или, может быть, вы поедете во дворец с нами?
Хьюго слегка пожал плечами и криво усмехнулся:
– Меня не пригласили, – ответил он.
По совету Люси Аннунсиата отдохнула днем, чтобы выглядеть свежей на ужине и танцах вечером, а также желая немного побыть одной и разобраться в утренних событиях. Большая часть ее мыслей была посвящена королю: если он был настолько любезен, что сразу пригласил ее на маленький ужин, попасть на который считают неслыханной удачей все знатные девушки и их родители, значит, это можно считать редкостным благоволением. Вероятно, отчасти такое благоволение было вызвано роялистскими приверженностями ее семьи, но Аннунсиата слишком хорошо осознавала собственное очарование и слишком много слышала о личной жизни короля, чтобы не найти более вероятную причину подобной любезности.
Но если ее догадка верна, что тогда? Аннунсиата вздрогнула, подумав об этом. Барбара Палмер – возлюбленная короля, однако никто при дворе не думает о ней дурно. «Неправда, – возразил Аннунсиате ее внутренний голос, – Люси считает ее скверной женщиной». Девушка напомнила себе, что во Франции любовниц короля чтили наравне с королевой – им оказывали уважение, дарили титулы и земли. «Но здесь не Франция», – вновь возразил внутренний голос. Аннунсиата решительно запретила себе думать об этом, поняв, что зашла слишком далеко: король оказал ей простую любезность, и ничего более. Однако Хьюго был уверен, что король имеет в виду нечто большее, вспомнила она, размышляя над словами виконта. Что бы сказала мать? Но тогда зачем она вообще послала ее сюда?
Заставив себя оторваться от этих мыслей, Аннунсиата задумалась о другом: внезапно она вспомнила, как приближенные короля прореагировали на сообщение, что она прибыла из Шоуза. Роясь в памяти, девушка вновь увидела, как принц Руперт вскинул голову при этих словах. Среди слуг ходили рассказы о том, как во время войны принц останавливался в Шоузе – этим и объяснялось его удивление. Герцог Йоркский тоже вежливо кивнул ей, припомнила Аннунсиата; все прочие глядели на нее во все глаза, гадая, откуда она взялась. В памяти девушки всплыли слова Люси: «Ты произвела настоящую сенсацию!». Как приятно, когда о тебе так говорят, сонно подумала она и пожелала знать, что ждет ее вечером, когда внезапно ее охватила дремота, воспоминания перепутались в памяти, оставив только взгляд больших темных глаз и протянутую белую руку.
Она проснулась от шума, доносящегося снизу, и только приподнялась на локте, потирая заспанные глаза, как в комнату вошла Пэл с удивленным и озабоченным лицом.
– Что там? – сонно спросила Аннунсиата. – Что случилось?
– Хозяин вернулся домой, мисс, и привез такую; новость! О, мисс! Но боюсь, вам новость покажется плохой – из-за нее отменили ужин, на который вы были приглашены.
– Да что случилось?
– Вы узнаете обо всем в гостиной, – ответила Пэл, суетливо расправляя платье. – Миссис послала меня сказать, что она устраивает ужин дома, и уже пригласила несколько человек, так что вам пора одеваться. Вставайте, мисс, сейчас принесут горячую воду.
Поняв, что от Пэл ей ничего не добиться, Аннунсиата послушно встала, позволив умыть и одеть себя. Должно быть, Пэл умышленно не стала ничего рассказывать, чтобы догадки отвлекли Аннунсиату от разочарования из-за отложенного первого визита во дворец. Пэл одела девушку в милое и скромное платье из струящегося шелка цвета зеленого яблока и кружевную накидку, переплела ее волосы темно-зелеными лентами и отошла, чтобы полюбоваться на собственное творение.
– Теперь, мисс, вы выглядите, как картинка. Можете идти вниз.
Новость действительно оказалась достойной поднятого ею шума. Аннунсиата обнаружила, что Ричард стоит у окна с печальным и озабоченным видом, а на лице Люси, сидящей в кресле, меняются выражения изумления, оскорбления, разочарования и беспокойства.
– О, Аннунсиата, какая жалость! – сразу же произнесла она. – Подумать только, твой первый визит во дворец! Но не печалься, дорогая, – скоро ты побываешь там. О, бедная женщина! Мне она всегда так нравилась! Как она могла решиться на такое? Помню, когда мы встретили ее в Пассаже, она выглядела озабоченной – ты не заметила, Аннунсиата? Я рассказывала Ричарду, что мы встретились с ней...
Вскоре новость открылась: Анна Гайд, дочь канцлера, вступила в тайную связь с герцогом Йоркским уже несколько месяцев назад. Теперь Анна обнаружила, что беременна, поэтому секрет скрывать дольше стало невозможно, и она настояла, чтобы герцог рассказал обо всем. И вот сегодня, в старом дворце, герцог в присутствии мастера Гайда, Ричарда и принца признался в случившемся.
Реакция Гайда была обычной для него, хотя и неожиданной для тех, кто не был близко знаком с ним. Он пришел в бешенство и поклялся, что предпочел бы видеть собственную дочь в заведении мадам Беннет, чем в недостойной связи, порочащей королевскую кровь.
– Конечно, ему никто не поверит, – отозвалась Люси, – все решили, что он нашел остроумный способ избежать позора.
– Но он в самом деле так считает, – печально возразил Ричард. – Может быть, он упрям, глуп и раздражителен, но его преданность королю никогда не вызывала сомнений. Хуже всего то, что ярость Гайда поколебала решимость герцога. Он уже сожалеет о своем поспешном признании и стремится все отрицать.
– Вероятно, лучше всего будет, если он откажется от своих слов, – с сомнением проговорила Люси, – хотя, конечно, Жаль бедняжку – по сравнению с герцогом она почти простолюдинка...
– Теперь слишком поздно говорить об этом. При дворе уже все известно, и даже если сама Анна Гайд подтвердит слова герцога – в чем я сильно сомневаюсь, ибо она упряма, как коза, упрямее, чем ее отец, – после рождения ребенка, если он окажется мальчиком, найдутся люди, которые будут считать его достойным королевского титула. Господи, ну к чему герцогу понадобилось делать такую глупость! Из всех женщин, годящихся ему в любовницы, он выбрал Анну Гайд! Ведь она даже дурна собой!
– Нет, она хорошенькая, – возразила Люси. – Только не понимаю, как она могла допустить такую ошибку. Я всегда считала ее добродетельной дамой.
– Каждой добродетели есть цена, – сухо заменил Ричард. – Для нее ценой был брак.
Аннунсиата в молчании выслушала все это, наконец супруги вспомнили о ее присутствии и смущенно переглянулись.
Ричард обратился к ней:
– Боюсь, твое пребывание в Лондоне началось не слишком удачно. Должно быть, ты думаешь, что попала в ужасное место.
Аннунсиата улыбнулась и покачала головой:
– Вы забываете, что в Йоркшире мы сразу узнавали обо всем, что случалось в Лондоне. Я ничуть не заблуждаюсь относительно репутации изгнанного двора.
Ричард кивнул.
– Конечно, в этом причина всех неприятностей – всему двору слишком долго пришлось скитаться по Европе без гроша в кармане и без приюта. Так они и потеряли стыд и способность рассуждать.
– Король, наверное, очень обеспокоен этим происшествием, если он отменил сегодняшний вечер, – предположила Аннунсиата.
– Ему сразу сообщили обо всем, – ответил Ричард. – Он долго был наедине с герцогом, а затем вызвал Гайда, и к этому времени новость стала известна всему двору. Когда я уходил, король готовился к разговору с Анной Гайд. Думаю, больше всего короля тревожит то, что герцог не смог предвидеть последствия.
– Даже если он любит Анну Гайд – а я уверена в этом, – рассудительно произнесла Люси, – ему не слишком улыбается перспектива видеть ее в качестве сестры. Она была фрейлиной его сестры Мэри.
– Король мыслит правильно, даже если и поступает не всегда должным образом, – отозвался Ричард. – Еще до моего ухода Беркли и Джермин явились с заявлением, что Анна не честна, что она была в связи с ними, и Киллигрю поторопился с таким же признанием и настаивал, что ребенок от него.
Люси бросила на мужа предупреждающий взгляд и кивнула в сторону Аннунсиаты, но Ричард покачал головой.
– Нет, она должна знать, что творится при дворе. Я не хочу, чтобы она столкнулась с такими же трудностями. Герцог уверял, что Киллигрю говорит правду, но король выгнал его.
– Может быть, это наилучший выход, – задумчиво произнесла Люси, – если ее станут преследовать...
– Все равно этому никто не поверит, – возразил Ричард. – Все трое – известные шалопаи и закадычные приятели герцога. Быстрота, с которой они сочинили свои басни, доказывает это. Нет, я уверен, что король заставит герцога выполнить свои обязательства, но это будет скверное дело... – он продолжал, улыбнувшись Аннунсиате: – Жаль, твое вечернее развлечение пропало. Но мы решили устроить дома маленький ужин и пригласить наших знакомых. Придет твой кузен Фрэнк, Уильям Моррис, друг генерала Монка и второй министр, Уильям Ковентри – секретарь лорда-адмирала, и еще один капитан армии, Роберт Феррерс, так что мы сможем неплохо провести вечер. О, забыл: Люси пригласила своего любимца, лорда Баллинкри, он сможет рассказать нам, что творится сейчас во дворце.
– К счастью, я смогла заказать три связки диких уток и бочонок устриц – от голода мы страдать не будем, – добавила Люси, – хотя во дворце ужин был бы гораздо лучше. Но у Ричарда хранится хорошее вино, а молодые люди захотят потанцевать с тобой, – говоря, она не спускала глаз с Аннунсиаты и, как ожидала, заметила легкий румянец удовольствия на лице девушки, вспыхнувший при упоминании имени Хьюго. В такой ситуации Люси решила быть настороже, ибо Хьюго был очаровательным шалопаем, а Аннунсиата, при всей своей смелости, оказалась более чем невинной.
В доме на Норт-стрит, выходящем углом к церкви Всех Святых, протекала крыша. Вступив во владение домом, Кит почувствовал, что долг домовладельца требует, чтобы он починил крышу до наступления зимы. Работа предстояла искусная, и Кит нанял Дикона, плотника, который руководил работниками Ральфа, но даже в этом случае считал необходимым лично приглядывать за тем, как продвигается дело. Однажды днем Кит балансировал на верхней ступеньке лестницы, беседуя с Диконом, когда тот воскликнул, указывая через плечо Кита:
– Глядите-ка, разве это не мисс Кэти вон там, внизу? Что это она здесь делает?
Кит взглянул вниз и увидел свою кузину в сопровождении Одри; обе женщины сидели верхом, и, натягивая поводья, смотрели на Кита, запрокинув головы. Он поспешил спуститься, и уже через минуту стоял рядом с Кэти, придерживая под уздцы ее пони.
– Я приехала, чтобы сделать покупки для завтрашнего праздника, – объяснила Кэти. На следующий день исполнялось шесть лет Ральфу-младшему: предполагалось торжественно одеть именинника в мужскую одежду и устроить праздничный ужин. – Вы придете?
– Конечно, – кивнул Кит, – но разве вы не могли послать за покупками слуг?
– Мне хотелось поехать самой, чтобы выбрать все лучшее, – торопливо пояснила Кэти, – а по дороге домой я заметила вас и остановилась поговорить.
Сказав это, девушка густо покраснела, и если бы Кит задумался над ее словами, он бы понял, что ей пришлось сделать большой крюк, чтобы проехать через Норт-стрит. Однако Кит не был так сообразителен. Он даже не заметил, как на то надеялась Кэти, что она одета в новое бордовое платье, которое ей шло больше, чем вся ее прежняя одежда.
– Вы ждете этого праздника? – вежливо поинтересовался Кит.
– Конечно, правда, для меня праздник означает хлопоты, а не развлечение. Каждый день я обнаруживаю, как много Лия успевала делать по дому. Однако я не прочь потанцевать – если кто-нибудь пригласит меня.
– Разве Ральф не пригласил вас на первый танец? – удивленно спросил Кит. На правах хозяйки дома Кэти была обязана открыть танцы, если только на них не присутствовала какая-нибудь почетная гостья.
– О да, первый танец я танцую с Ральфом, – ответила Кэти и остановилась, а Кит, наконец, вспомнил о правилах хорошего тона.
– Я почту за честь, если вы оставите следующий танец для меня, – сказал он, – если только вам не будет скучно танцевать с близким родственником.
– Я не думаю о вас как о родственнике, – заметила Кэти, но Кит, похоже, не обратил внимания на ее намек, и она продолжала: – Благодарю вас. Я с радостью потанцую с вами. Как идут дела с ремонтом? – спросила она, глядя на плотников, работающих на по крыше.
– Медленно, – вздохнул Кит. – Вот в чем неудобство быть владельцем недвижимости.
– Тогда, вероятно, вам не следует больше приобретать недвижимость, – улыбнулась Кэти. – Почему бы вам не отказаться от мысли вернуть шотландские владения?
Кит удивленно приподнял бровь.
– Неужели вы хотите видеть меня бедняком?
– Вы можете жить в достатке, – возразила Кэти. – К тому же счастье в жизни не зависит от богатства.
– Тогда от чего же оно зависит? – улыбнулся Кит.
– От добродетельной жизни, от хороших друзей. Если у человека верная жена...
– Да, если она есть, – ответил Кит и нахмурился. Кэти подавила вздох и сменила тему:
– Вы не видели Ральфа сегодня утром? Он уехал в город.
– Нет, мы не встречались. Опять неприятности с Макторпом?
Кэти кивнула.
– Ему удалось отложить заседание суда по вопросу о земле. Ральф разозлился, но ничего не смог сделать. У. Макторпа больше денег, чем у Ральфа, и поскольку он был мировым судьей, у него остались влиятельные друзья. Макторп хвалился перед Ральфом, что он способен откладывать суд месяц за месяцем до самой своей смерти. Как я ненавижу этого человека! Позавчера он снова явился к нам, чтобы позлорадствовать. Он так уставился на меня, что у меня от страха по спине прошли мурашки.
– Если бы только Эдуард был дома, – вздохнул Кит, – Эдуард бы что-нибудь придумал. Но сейчас он недалеко – в Хаддерсфилде, верно? Разве Ральф не может послать за ним, попросить у него совета?
– С Макторпом никому не справиться, – покачала головой Кэти. – Пока мой отец не приобретет значительное влияние при дворе, или... – с затаенной досадой добавила она, – пока Аннунсиата не станет возлюбленной короля.
На задумчивом лице Кита одновременно отразилось страдание и удивление. Кэти еще раз подавила вздох и добавила:
– Я пошутила. Ну, мне пора домой. Удачи вам, Кит. Увидимся завтра.
– Счастливо, кузина, – ответил Кит, заставляя себя быть любезным: – Не забудьте, что вы обещали мне танец.
– Нет, нет – такое я вряд ли забуду, – с грустью сказала Кэти и поехала прочь.
Аннунсиата пришпорила Голдени по дорожке парка Сент-Джеймс, наслаждаясь свободой. Поскольку ни у Люси, ни у Ральфа не было верховой лошади, они не могли сопровождать Аннунсиату, поэтому было решено, что она подъедет к парку в карете со служанкой, а грум поведет Голдени. Затем карета будет ждать, пока Аннунсиата прогуляется, и тем же образом отправится домой. Но как только Аннунсиата уселась верхом и ускакала, оставив позади карету и слуг, она порадовалась одиночеству, которого ей так не хватало в Лондоне.
Начинался солнечный день; воздух был еще прохладным, хотя роса, мерцающая в траве, не замерзла; ясное бледно-голубое небо озарилось золотистыми отблесками восходящего солнца. В парке не было видно ни души, только щебетали птицы. Голдени горячилась, застоявшись в конюшне, и по ее поведению девушка поняла, что лошадь ждет предлога подняться на дыбы, изображая испуг, или понестись галопом. Голдени постоянно плясала, останавливаясь на месте и пытаясь сбросить всадницу, и Аннунсиата довольно улыбалась, когда ей удавалось заранее предугадать движение лошади, рот которой стал сильным, но еще податливым для крепких рук Аннунсиаты. Когда лошадь мотала головой, испытывая свою наездницу, коралловые подвески плясали на узде, позвякивали и сияли под солнцем.
Подъехав к берегу пруда и остановив Голдени, Аннунсиата залюбовалась странными водоплавающими птицами, которых король разводил здесь. Пока она стояла, сам король появился у дальнего конца пруда – высокий, с непокрытой головой, в полном одиночестве, если не считать своры тявкающих спаниелей. Сразу же заметив девушку, король улыбнулся и направился в ее сторону. Голдени вздернула голову и ударила в землю передним копытом; она прядала ушами, предчувствуя, что собаки могут броситься к ней и успеть ухватить за ногу. Низкорослые пятнистые спаниели тоже заметили лошадь и ринулись вперед, подергивая куцыми хвостами, и как только первые из них достигли передних ног лошади и залаяли, Голдени метнулась в сторону и попыталась встать на дыбы. Это движение не застало Аннунсиату врасплох, ибо она наблюдала за ушами лошади и знала, чего можно от нее ожидать. Тем не менее неожиданный мятеж лошади дал Аннунсиате возможность продемонстрировать свое искусство наездницы, ибо пока она осаживала лошадь и умело поворачивала ее боком к стае беспокойных собак, девушка чувствовала, что показывает себя в самом выгодном свете.
Король отозвал собак и подошел поближе, чтобы взять поводья Голдени.
– Тысяча извинений, мадам, мои собаки более неуправляемы, чем придворные. Надеюсь, вы здесь не одна? – и король огляделся в поисках сопровождающих Аннунсиаты.
– Карета ждет меня у ворот, ваше величество. Видите ли, у моих родственников нет верховых лошадей.
– Среди придворных дам очень мало кто умеет ездить верхом, – заметил король. – Вы выглядите такой красивой и грациозной, на ваших щеках играет такой здоровый румянец – не ошибусь, если скажу, что вы введете новую моду.
Аннунсиата склонила голову в ответ на этот комплимент и отозвалась:
– А вы, ваше величество, – вы здесь одни? Король в ответ усмехнулся совсем по-мальчишески.
– Я опередил всех прочих только на несколько минут. Вскоре они вновь настигнут меня. Вам нравится жить в Лондоне, мисс Морлэнд? Вероятно, здесь у вас нет такой свободы, как дома?
– Здесь великолепно, ваше величество, хотя мне жаль, что не удается ездить верхом подолгу, как я делала в Шоузе.
– Да, понимаю вас, – ответил король, задумчиво прищурив глаза. – Мне бы хотелось отправиться с вами в Виндзор, мисс Морлэнд, – там есть замечательный парк, где можно неплохо поохотиться. На следующее лето, когда мы переселимся в летний дворец, я надеюсь, вы присоединитесь к нам, дабы я мог показать вам лучшие места для верховых прогулок.
Чувствуя, как пылают от изысканного приглашения ее щеки, Аннунсиата смогла только улыбнуться. Король задумчиво разглядывал ее, подолгу останавливаясь глазами на ее лице. Казалось, весь мир замер вокруг них. Даже Голдени перестала кивать головой, покусывая рукав короля, и собаки прекратили возню, рассевшись у ног своего хозяина. Глядя на короля, Аннунсиата понимала, что их могут потревожить в любой момент, когда неожиданно появятся остальные любители ранних прогулок.
Как будто угадав ее мысли, король произнес:
– Как спокойно здесь, и как бы мне хотелось, чтобы этот покой продолжался как можно дольше! Я мечтаю проехаться верхом вместе с вами рано утром, видеть прелестный здоровый румянец на ваших щеках... У вас типичный для англичанки цвет лица, мисс Морлэнд, – вы знаете об этом? У француженок кожа совсем другая. – Две пары темных глаз на мгновение встретились. – Нам могут помешать в любой момент. Я хочу снова увидеться с вами. Сейчас вы слишком далеко от меня, поскольку живете в городе. Хотелось бы вам жить при дворе? При дворе должны быть все красавицы Англии. Вы позволите подыскать вам место при дворе? Вам нравится мое предложение?
– Да, ваше величество, – ответила Аннунсиата, чувствуя, что король ждет от нее именно такого ответа. Ее удивило: как может король спрашивать об этом, неужели кому-нибудь не хочется жить при дворе?
– Мои сестры и мать вскоре прибудут в Англию, и я хочу, чтобы вы познакомились с моей сестрой Генриеттой. Вы очень напоминаете мне ее – в вас есть что-то похожее, особенно когда вы вот так смотрите на меня, и я... – он резко оборвал фразу, повернул голову и сразу же заметил нескольких придворных, огибающих пруд. – Черт! – еле слышно пробормотал он, сразу принимая решительный и деловитый вид, еще продолжая улыбаться, но уже другой улыбкой – более официальной, холодной. – Молодой герцогине Йоркской понадобятся фрейлины, – добавил он. – Я знаю, что она подруга вашей кузины и опекунши. Я собираюсь назначить вас ее фрейлиной в самое ближайшее время. И конечно, – заключил король, еще раз взглянув в глаза Аннунсиаты, – я прикажу Элбермарлу оставить в конюшне место для вашей лошади. Когда-нибудь мы с вами еще отправимся на верховую прогулку.
Король коротко поклонился и пошел прочь, сперва медленно, однако не пытаясь отдалить время каждодневных хлопот. Аннунсиата минуту смотрела ему вслед; ее глаза сияли от удовольствия и восхищения, а затем, почувствовав, что сейчас она больше не хочет ни с кем говорить, девушка повернула Голдени и галопом поехала в противоположную сторону от короля и его приближенных.
Она напомнила королю его любимую сестру. Король хочет, чтобы она жила при дворе. Он назвал ее красивой. Эти слова крутились в голове Аннунсиаты, пока она пыталась разобраться со своими мыслями, чтобы не забыть ни единого слова из своей беседы с королем. Она должна прибыть ко двору и взять с собой лошадь – редкая привилегия, неужели она не ослышалась? Птица вспорхнула из-под копыт Голдени, и лошадь резко метнулась в сторону, чуть не сбросив свою всадницу и одновременно заставляя ее вернуться к реальности. Самое важное, с радостью думала Аннунсиата, что я сделала первый важный шаг в своей карьере, и гораздо скорее, чем можно было ожидать. Люси и Ричард будут так рады, а мать станет гордиться ею!
Аннунсиата свернула на главную аллею и направилась к ждущей карете. Но почему именно в этот момент она внезапно вспомнила о лорде Баллинкри? И почему она представила себе неодобрительное выражение на его лице?
Глава 14
– Фрейлина герцогини Йоркской, – проговорила Люси, разглаживая плотную бумагу в пальцах. – Но это же...
– Это только начало, – ответила Аннунсиата. – В конце концов, чьей еще фрейлиной он мог бы назначить меня?
– Верно. Когда король женится, он, вероятно, изменит твое назначение. То, что он разрешил тебе взять с собой лошадь – великая честь, – Люси с любопытством взглянула на Аннунсиату. – Твоя мать будет очень рада, и Ральф, конечно, тоже – особенно если ты замолвишь за него словечко перед королем.
Аннунсиата слегка прищурила глаза, и целую минуту они с Люси понимающе смотрели друг на друга. Наконец Люси произнесла:
– Твоя мать уверена, как и я, что ты всегда будешь поступать по совести, как тебя воспитали. Но, конечно, только ты можешь решить, в каких случаях и как следует себя вести.
– Это только начало, – ответила Аннунсиата. – В конце концов, чьей еще фрейлиной он мог бы назначить меня?
– Верно. Когда король женится, он, вероятно, изменит твое назначение. То, что он разрешил тебе взять с собой лошадь – великая честь, – Люси с любопытством взглянула на Аннунсиату. – Твоя мать будет очень рада, и Ральф, конечно, тоже – особенно если ты замолвишь за него словечко перед королем.
Аннунсиата слегка прищурила глаза, и целую минуту они с Люси понимающе смотрели друг на друга. Наконец Люси произнесла:
– Твоя мать уверена, как и я, что ты всегда будешь поступать по совести, как тебя воспитали. Но, конечно, только ты можешь решить, в каких случаях и как следует себя вести.